…Напоминает гоголевское «Муму»

Мы продолжаем учить детей литературе и, видимо, никогда от этого не откажемся. Хотя бы потому, что боимся, что наши дети не засмеются, когда мы скажем: “Что, с Пушкиным на дружеской ноге?”, и не кивнут с пониманием, когда в качестве аргумента в споре мы воскликнем: “Кто меня судьей поставил?” Мы хотим, чтобы и дети наши, и внуки сохранили общий с нами язык и общие с нашими нравственные понятия, которые крепко настояны на великой русской литературе. И потому нам очень трудно смириться с выпадением из программ по литературе произведений, которые так многое сказали когда-то своим первым читателям и так много значат для нас. Конечно, кто же спорит, замечательно было бы, если бы дети всё хорошее прочитали, поняли и полюбили. И эстетическое воспитание осуществилось бы, и патриотическое, и научная картина мира закрепилась бы в сознании — ведь мы хотим историко-литературный курс изучать, чтобы все писатели и книги укладывались в уме и сердце в хронологическом порядке.

Да только люди, которые имеют дело с детьми, знают, что мечта эта недостижима. Чем же тогда поступиться? Научностью? Нравственностью? Полнотой? И действительно ли, избавившись от лишнего груза, литературное образование сможет понравиться обществу? Учёные, педагоги и чиновники спорят, какую задачу записать в Стандарте как главную при изучении литературы в школе. Люди постарше рассказывают о том, что времена пришли в умаление и теперь с литературой всё плохо, а раньше было хорошо. А тем временем, не дожидаясь момента, когда новая Дума примет-таки Стандарт или министр добьётся права принять его самолично, без Думы (отчего-то на ум приходит, неясно, кстати или нет, очередная цитата: “Без думы, полноте смущаться” — это Софье говорит, напомню на всякий случай), учителя учат и ученики учатся литературе. Ежедневно.

Мне представилась любопытная возможность ознакомиться с результатами этого процесса во многих школах нашей страны. Дело в том, что уже двадцать шесть раз в Москве и некоторых других городах России проводится Ломоносовский турнир — многопредметные соревнования для школьников. Свои аудитории для турнира ежегодно предоставляют МГУ и ещё несколько московских вузов и школ, некоторые школы Оренбурга, Самары, Санкт-Петербурга. Участие в этих соревнованиях не требует никаких предварительных действий; любой школьник может прийти в одно из мест проведения турнира, решить, в каких конкурсах он хочет участвовать, взять задание по избранному предмету и сидеть над ним сколько захочется, хоть до закрытия — или, если покажется скучно или слишком трудно, уйти и попытать счастья в соревнованиях по другим предметам. Турнир этот — мероприятие довольно демократичное ещё и по качеству заданий — они по возможности должны быть забавными и не слишком трудоёмкими, гораздо проще олимпиадного уровня, и по количеству раздаваемых наград — “за успешное выступление на конкурсе по предмету” или “за успешное выступление на конкурсе по многоборью”. Три года я составляла задания для конкурса по литературе, а потом вместе с помощниками-студентами проверяла работы. В этом году в конкурсе по литературе приняло участие чуть больше 1800 человек. Понятно, что среди них могло не оказаться самых литературных детей страны — всё-таки турнир традиционно привлекает прежде всего конкурсами по математике и естественным наукам, а литература появилась в его программе недавно. Однако задания выполняли далеко не самые слабые ученики не худших городских школ. И писали они в надежде на приз и без всякого страха плохой отметки — писали, как, думали они, нужно писать о литературе.

Рассмотрим лишь один пример. В качестве первого задания было предложено два стихотворения, о которых сообщалось, что оба написаны в середине XIX века и одно из них сочинено знаменитым русским поэтом, а другое — пародия на него. Называть авторов желательно, но необязательно, главное — определить, какое из стихотворений пародия, аргументировать своё решение, а также написать, что такое пародия вообще и какие пародии известны конкурсанту.

Так вот — в 1600 ответах настоящим, серьёзным стихотворением знаменитого русского поэта были признаны восемь строчек Козьмы Пруткова:

Осень. Скучно. Ветер воет.

Мелкий дождь по окнам льёт.

Ум тоскует; сердце ноет;

И душа чего-то ждёт.

И в бездейственном покое

Нечем скуку мне отвесть...

Я не знаю: что такое?

Хоть бы книжку мне прочесть!

А стихотворение А. Фета «Непогода — осень — куришь…», соответственно, было сочтено пародией.

Самые распространённые аргументы такие:

Во втором стихотворении меньше слов высокого стиля, поэтому я полагаю, что оно является пародией.

Или: В первом стихотворении используются более поэтичные, возвышенные слова, а во втором к высоким качествам приплетаются бытовые дела.

Или даже: Во втором стихотворении автор использует гастрономические детали, унижающие чувства автора 1-го ст. (Видимо, это “дымящийся стакан остывающего чаю” — больше ни в каких словах стихотворения Фета невозможно усмотреть “гастрономическую деталь”.)

Есть и более цветистые доказательства.

От первого стихотворения у меня возникли ассоциации с Пушкиным. Мне кажется, что оно возникло более художественным выражением своих мыслей, автор мог быть человеком, привыкнувшим вращаться в высшем свете, и он соответственно изъясняется. Мне кажется, автором первого стихотворения является А. С. Пушкин, и называется оно «Осень». Я считаю, что первое стихотворение создал Пушкин во время ссылки, так как он только и делал, что читал (так как был изолирован от общества). Пародий на известных авторов я не знаю, потому что я читаю в основном только оригиналы. Стихотворение «Непогода — осень — куришь…» является пародией, так как в этом произведении автор пытается показать свою нелюбовь к осени; ему скучно в это время года, любое занятие кажется неинтересным. И написано оно с усмешкой.

Сделав выбор, конкурсанты считают необходимым похвалить “настоящее” стихотворение по всем правилам — и за содержание, и за форму (демонстрируя успехи и этического, и эстетического воспитания).

Первое стихотворение кажется мне более лаконичным и правильно построенным. Оно передаёт гораздо больше информации и несёт в себе гораздо больше мыслей, чувств, желаний. Оно оставляет след в душе, заставляет задуматься, в то время как второе лишь создаёт отблеск того, что могло бы быть.

Автор стихотворения использует красочные олицетворения — “ум тоскует, сердце ноет”, — создающие картину печального, томного, скучного настроения.

А некоторые школьники проявили и готовность искать общественно-политический подтекст в стихотворении Фета, на таких условиях они согласны признать его “настоящим”.

Если учесть время, в которое оно было написано (середина XIX века), то есть где-то после восстания декабристов, то в строках этого произведения можно увидеть некоторые аллегории, представляющие состояние людей того времени. “Над дымящимся стаканом остывающего чаю...” — то есть точка кипения (восстание) уже пройдена и настроения и возмущения постепенно успокаиваются и наблюдаются уже с холодной головой.

Итак, мы вправе предположить, что 7/8 нехудших наших учеников преставляют себе поэзию как “один ненужный ком”, набор непонятных строчек, состоящих из штампов, написанных высоким стилем и без живых интонаций; но её положено хвалить — таким же высоким стилем, штампами — и искать в ней общественно-политическое содержание.

Можно подумать, что я отобрала самые курьёзные высказывания, а смешные нелепости неизбежны при любом качестве преподавания — мы не боги. Но в том-то всё и дело, что это не самые курьёзные, а самые массовые суждения. Курьёзы другие (тоже, к сожалению, достаточно массовые): второе стихотворение — пародия, потому что там встречается ненормативная лексика (чертовщина лезет в голову, часы болтают нестерпимо), потому что там идёт речь о курении — вредной привычке, потому что оно написано позже, чем оригинал, а в XIX веке не курили; оригинал написал Блок, а пародию — Пушкин. Смешно? Грустно? Но и обнадёживающе.

Дети наши отлично обучаемы. Они усвоили, пусть и в нелепом виде, то, чему мы их научили. Напирали на художественные средства — получаем “красочные олицетворения” и даже одну “синекдотическую метонимию” (Душа чего-то ждёт!). Поощряли словоблудие — читаем по поводу и без повода:

Иногда, прочитав очередное стихотворение, например Марины Цветаевой, так и тянет сесть за стол, расчеркать несчастный листок бумаги по данному поводу. Под впечатлением уже чего-то написанного ранее в нас возникают мысли, разбуженные прочитанным, и, несомненно, хочется тоже высказаться по этому поводу, излить всё, что встало с ног на голову внутри, на единственного, безмолвного и терпеливого слушателя — бумагу.

Ставили во главу угла патриотизм — и вот отклики:

Точно я не знаю авторов (пародий на «Гарри Поттера» и «Властелина колец». — Н. Ш.), но подобные мысли витают в головах русских патриотов с дальних времён.

Или: Так, например, пародией является иностранная сказка «Белоснежка и семь гномов» на сказку Пушкина «Спящая красавица и семь богатырей».

Приучаем искать в литературе мораль и обличение пороков — и можем гордиться результатом: наши ученики найдут всё это и там, где нам не снилось. Попробуйте угадать, о каком произведении, фрагменты которого приводились в одном из заданий Ломоносовского турнира, идёт речь в следующих высказываниях:

Детей эти переклички могут научить жить лучше, уметь ценить не только материальное благо, но и духовные, моральные ценности. Взрослые же, прочитав эти переклички, поймут, что жили неправильно, поступали не всегда честно и справедливо. Возможно, в виде сторожей представлены чиновники, правительство, собственники, а в виде зверей, угнетаемых ими, представлены крепостные крестьяне, беднота городов. Детям они дают те самые основы правильного поведения и честности. Взрослым людям взгляд на происходящее в их мире. Функции этих перекличек: а) доказательство неизменности жизненных устоев, правил и ценностей; б) воспевание произведений русских классиков, которым удалось обличить общественные пороки и воспеть положительные стороны жизни общества. Таким образом, К. И. Чуковский приучает детей мыслить по-взрослому, а взрослых — мыслить масштабнее, уметь ассоциировать одно событие с другим и тому подобное. Перекличка с пушкинской «Сказкой о рыбаке и рыбке» (неограниченные амбиции, стремление получить то, чего нет и не может быть у других). Я считаю, что эти словесные и ритмические переклички с “взрослой” русской поэзией, а ещё лучше, с реальной жизнью некоторых взрослых, показывают взрослым перспективы такого образа жизни, а детей предостерегают от этой ужасной дорожки, причём автор не называет какого-то конкретного человека, он как бы подразумевает его в образе рептилии, крокодила. А так как рептилии ещё жили задолго до появления человека на земле, то я думаю, что автор хочет показать нам, как долго человечество борется со своими пороками, и до сих пор никак оно не может их изгнать из своей жизни.

(Правда же, даже упоминание о рептилии не поможет догадаться, что это ответы на вопрос о сказке К. Чуковского «Крокодил»: какие Ритмические переклички с “взрослой” поэзией можно заметить в приведённых отрывках и что они могут дать детям и взрослым читателям?)

Один из проверявших работы, студент-историк, сначала ужасался, потом смеялся и наконец сказал: “А вообще-то ничего удивительного. Нормальный школьник, не отпетый хулиган и двоечник, а благополучный, так понимает про литературу в школе: надо всё время писать и говорить, что ты знаешь, что такое хорошо и что такое плохо, ругать эгоистов и угнетателей, хвалить добрых и героев. А если учитель умный и ты хочешь ему понравиться, надо умничать и оригинальничать, сочинять своё небанальное мнение. И то и другое, понятное дело, никакого отношения к литературе не имеет. Я сам такой был, пока не поучился в гуманитарном классе”.

Обидно, но, кажется, недалеко от истины. Дети научаются говорить и писать слова, которых мы от них ждём, а для этого совершенно не нужно и даже вредно читать то, о чём им предстоит высказываться, и размышлять над изучаемыми книжками, хотя мы и требуем “знания текста”.

А вот читать мы их не учим или плохо, недостаточно учим. Даже нехудожественный текст нашим ученикам с трудом даётся, поэтому они пропускают ключевые слова в заданиях и на вопрос о ритмических перекличках с взрослой поэзией отвечают:

Первый отрывок — «Евгений Онегин», второй — «Вишнёвый сад», четвёртый — «Война и мир». Или даже: Напоминает гоголевское «Муму».

Может быть, если разрешить детям включать при разговоре про литературу здравый смысл, они и без наших усилий смогут больше понять, как тот пятиклассник (то есть человек, ещё не обременённый литературным образованием), что дал на первый вопрос такой лаконичный, но правильный ответ:

Мне кажется, что пародия стихотворение № 1, а оригинал — № 2. Потому что № 1 более скучное и маленькое.

А если ещё и учить — честно читать, видеть и понимать слова, слышать интонацию (Последняя строка как бы всё перечёркивает и внезапно делает ситуацию комичной — так написала о пародии московская десятиклассница), ритм и стилистическую окраску (Это своеобразная головоломка, сложная задачка с красивым решением... такие намёки расширяют круг читателей книги, поскольку она становится интересна не только детям, но и взрослым, которые, понимая эти намёки, получают от чтения огромное удовольствие — из ответа другой московской школьницы на второй вопрос) — какие перспективы открываются перед нами…