- По мне они одной цены – что, скажем, свояк мой Митька Коршунов, что Михаил Кошевой… Хотя, чёрт его знает, такому, как молодой Листницкий или как наш Кошевой, я всегда завидовал. Им с самого начала всё было ясное, а мне и до се всё неясное.

Говорят,

… Нет, никакая война не спишет мародёрство и предательство, насилие и убийство. Как словами не жонглируй, а суть остаётся неизменной: сражаются на войне - с вооружёнными, а безоружных – убивают. Война проявляет и обостряет духовные болячки, которые тлеют подспудно в обыденном течении мирных дней. Митька Коршунов, ещё в той,

жизни, изнасиловав Лизу Мохову и получив

от её отца, когда пришёл свататься, ничего, кроме оскорбленного самолюбия и желания отомстить не чувствует.

Нельзя не согласиться с Валентином Курбатовым:

. Как созвучны эти слова гениальному замечанию Николая Бердяева, что

.

Раб, облечённый властью, - страшен. Нет особой разницы между рабством вынужденным и добровольным, рабом идеи и рабом чувства (ненависти, к примеру, которая ничуть не изменится оттого, что её назовут классовой).

Рабам неведомо чувство чести –

. Формулировку Даля отшлифует до афоризма его современник Шопенгауэр:

. Выходит, вся разница в том, что одни отказываются от жизни ради чести, другие – от чести ради жизни?

Благородству и чести изначально противостоит подлость. Podlec - слово, заимствованное из польского языка, буквально переводится как

, а затем уже –

. Если перевести из физического плана в духовный, то подлая душа

тёмных сил и страстей. В русском словаре подлый человек - это

. Но поговорку

можно понимать и в переносном смысле: не происхождение определяет нравственность человека. Бесчестный, то есть грязный, низкий, презренный поступок переводит того, кто его совершил, в

сословие, лишая чести и доброго имени всю семью, весь род…

Случайно ли многие страницы

и

посвящены старикам, старейшинам рода, хранителям вековых традиций? Все они разные: суровые и суетливые, краснобаи и молчуны, могутные, кряжистые и болезные, стыдящиеся собственной слабости. Но во всех шолоховских книгах красным тревожным светом пульсирует мысль о том, старость не должна быть одинокой и униженной. Старость, как и детство, необходимо беречь от страха и холода одиночества. Дети ещё помнят мир, из которого пришли, а старики всё явственней вспоминают его перед уходом. Поэтому уважительное, бережное отношение к детству и старости – это простое следовании заповеди Высшего начала: помни о вечном.

В Библии говорится о едином

. Макар Нагульнов тоже мечтает породнить всё человечество, сделать его единой семьёй, где

, маршируя под

. Ах, если бы можно было привести людей строем к счастью, наделив их поровну, как детишек пряниками, высокой сознательностью и несокрушимыми моральными принципами! Увы… Каждая душа вызревает в свой срок по неведомому Божьему плану, с каждым из нас Он беседует в наречённое время один на один. В полном одиночестве, лишённый всякой помощи и надежды на подсказку, сдаёт человек самый главный экзамен в жизни - на человечность.

Весь строй шолоховских произведений, в первую очередь,

, подводит к мысли, что небу всё равно, будет ли человечный поступок продиктован христианским милосердием, дворянским кодексом чести или революционной сознательностью. Ибо понятие человечности, гуманизма – наднационально, надрелигиозно и сверхъидейно. Как любовь. Как ребёнок…

Первый ребёнок Аксиньи умер, не дожив до года. Второго тоже не довелось выходить, спасти от

. Сама Аксинья, обесчещенная родным отцом, всё своё замужество терпит побои Степана, не простившего ей

.

- не щадит её и Шолохов, повествуя о победительной аксиньиной красоте. Но он же первый склоняет голову перед её любовью, когда мстительная сила внешней красоты уступает место вызревшей красоте духовной.

Вот Наталья –

. У неё –

,

,

- в восемнадцать-то лет! Вся она растворяется в любви к мужу и детям. Отчего же раздражает Григория её сдержанность и покорность?

. Чистота и цельность шолоховской Натальи трудно постигается людьми: таких, как она, считают гордячками.

Ей родственны ещё две шолоховских героини, хотя они и не наделены такой эпической мощью: Варюха из

да Ирина из

. Тоска Шолохова по женскому идеалу? Или простая констатация факта: были такие женщины на Руси. Были и есть: не они ли перешли на страницы повестей Валентина Распутина и других русских писателей?

В последней книге

слёзы все чаще будут выступать на глазах Григория и все реже – у Натальи. Она-то не раздваивается нигде, её верность любви непогрешима. А ещё в ней – сила неженская. И стыдливость (двойню родила подальше от дома, чтобы не только свёкор не присутствовал, но и женщины из мелеховской семьи). Чувствует она душевную муку Григория, но помочь ничем не может, разве только примером жизни своей? Но ни Григорий, ни Аксинья такой высокой нравственной планки не выдерживают, не говоря об остальных. Только один женский образ такой же силы и чистоты, образ русской Жены появится на шолоховских страницах: Ирина Соколова (не случайно, видимо, играть Ирину и Наталью будет одна актриса – Зинаида Кириенко). И можно было бы согласиться, что Наталья – идеал, рождённый авторским воображением, что в реальной жизни таких не встретишь. Если бы не гроза, не натальино проклятье, не Ильинична…

Долюшка женская: полюбить всем сердцем человека, который любит другую. Но другая-то замужем, а человек-то – родной законный муж. Как жить молодой, красивой, любящей женщине, когда супруг бросает её на растерзание станичным сплетникам, уходя с чужой женой в поместье Листницких? Наталья выбирает смерть. Грех? По меркам церковным – да. А по человеческим? Может, судьба – это не путь, а ответ неба на выбор пути, совершаемый человеком? В этом смысле от судьбы действительно не уйдешь…

Если бы Наталье не выпало немножко счастья, если бы она не увидела

в глазах Григория, приехавшего на побывку с бесконечной гражданской войны… Григория, который, глядя на свою жену, жалкую и некрасивую после перенесённой болезни, впервые поразился

и, молча притянув к себе, поцеловал её скорбные глаза. Нет, Наталья не торжествует, что, наконец, победила соперницу. Она просто нежится в нечаянном, нежданном своём счастье, боясь спугнуть его. Предчувствуя, что будет оно коротким. И впрямь: Дарья быстро развеет её иллюзии, а встреча с Аксиньей не оставит никакой надежды. Кто упрекнёт Наталью, что терпению настал предел?

Она кричит это, обратясь на восток, откуда ползёт чёрная клубящаяся туча и глухо рокочет гром. Ильинична с суеверным ужасом смотрит на сноху, которая

. Страшно, когда женщина призывает смерть на отца своих детей, на единственную любовь своей жизни. Страшно ещё и потому, что гроза идёт на неё, она первая станет жертвой своего проклятия. Убивая любовь в своей душе, убивая дитя под сердцем, Наталья убьёт себя: такие, как она, без любви не живут.

Ильинична по-матерински чувствует это и пытается спасти невестку. Смертельная бледность и слабость, страх и растерянность уходят вместе с крестным знамением, и в голосе старой женщины появляется сила и власть:

- Становись на колени! Проси у Бога прощения! Кому ты смерти просила? Родному отцу своих детей…

Ильинична любит сноху, пожалуй, больше, чем родную дочь: душа Натальи ей родная. Но мудрая и мужественная старуха, до времени состаренная загулами и побоями мужа, выговаривает невестке:

- Вон какую чуду сотворила: и бросать-то его собиралась, и омороком тебя шибало… Бога и то в ваши поганые дела путала. Я по месяцу вся синяя, как железо, ходила, а ить выжила же и детей воскормила и из дому ни разу не счиналась уходить. Я не охваливаю Гришку, но с таким ишо можно жить

.

Призыв к покорности? А, может, суровое напоминание о долге, голос сердца, вобравшего тысячелетний горький опыт женщин России? На последнем рубеже, когда рушатся державы, погребая под обломками вековые нравственные устои, когда мужской цвет гибнет в мировом пожаре, а на уцелевших мужчин надеяться не приходится, женщине не дозволено поддаваться отчаянию: за нею – дети.

Наталья не услышит свекровь: она уже приняла решение, и жить ей остаётся менее суток. Но просветление и прощение омоет её душу перед смертью, когда она призовёт к себе сынишку, так похожего на отца…

Два величайших русских эпических романа рождают иногда непредсказумые ассоциации. Вот и Наталья Мелехова вдруг напомнила… Андрея Болконского. Князя Андрея, безупречного в любых вопросах чести, высоконравственного, и, может, оттого безжалостного к человеческим слабостям и ошибкам молодости.

. Пьер не может передать эти слова Наташе Ростовой. Зато, неожиданно для себя, признаётся:

Князь Андрей увидит Наташу сердцем лишь после Бородина, после тяжёлого ранения, незадолго до смерти – и простит её. И скажет слова любви. Так же как Наталья Мелехова через сына Мишатку передаст Григорию свою любовь и прощение. И Григорий вернётся к Аксинье – земной, грешной, родной душе, доверив ей своих детей. А Пьера судьба соединит с Наташей.

Любопытно, что тема отцовства в семейном романе

почти не затронута. Запоминается далёкая от сантиментов суховато-сдержанная любовь старого князя Болконского к сыну, мучительный уход старого князя Безухова, к которому Пьер испытывает чувство жалости и неловкости, словно подсмотрев бессилие некогда всемогущего человека. Замечательна сцена показной любви Наполеона к наследнику, изображённому на портрете: современным имиджмейкерам и пиарщикам есть, что взять на вооружение. Но о простой отцовской любви к малышам, о повседневной заботе, душевной тревоге и ответственности речь не идёт нигде – даже в доме старого графа Ростова. Более того: в присутствии Пьера княгиня Трубецкая и графиня Ростова говорят о том, что у его отца много незаконных детей. Но Пьер, такой добрый и благородный, такой просвещённый и богатый, ни разу не поинтересуется, где же его братья и сёстры. Никто, на всём протяжении огромного романа, ни разу не поднимет это вопрос. В том числе и сам Лев Толстой.

Конечно, духовно-нравственных параллелей у Толстого и Шолохова больше, чем различий. Главных героев роднит умение спокойно принимать рок, превозмогать страдания и без страха смотреть в глаза смерти, что само по себе свидетельствует не только о силе духа, душевной зрелости, но и тайном необъяснимом знании, что смерти нет. Оно вырастает из преодоления посланных испытаний, из внезапного осознания победы над притяжением всего земного и суетного, победы над самим собой. Разве забудется хохот пленённого Пьера?

Не это ли сокровенное знание заставит Григория принять последнее бесповоротное решение вернуться?

Как его ждут! Ожидание сына Ильиничной передано всё с той же эпической глубиной и мощью, овеяно степным песенным дыханием. Ждёт она сына, как ждут все матери в мире, ждёт истово и отчаянно, чтобы

. Сердце её противится оставлять детишек с Михаилом Кошевым, нежеланным зятем. Вроде и хозяин он ретивый, и Дуняшку любит, а не тот человек, кому внуков своих доверила бы. Уж лучше Аксинье…

- всё это о ней, Ильиничне, истинной опоре большой мелеховской семьи.

Мужество –

. Оно выражается

.

Муж –

. Мужчина –

. Мужать – входить в возраст. Мужаться – крепиться духом, доблестно стоять за что-то, не робеть.

Как далеки порой мужественные черты, мужественный облик от истинного мужества! Мужества, которое одно - на мужчин и женщин. Как честь и гордость, мудрость и доброта.

Сколько утрат довелось пережить Ильиничне за несколько буреломных лет: гибель старшего сына, смерть любимой невестки, самоубийство Дарьи, арест и смерть мужа. Упрямая Дуняшка стала-таки женой убийцы Петра. Аксинья, косвенно виновная в смерти Натальи, приваживает её детей, особенно Мишатку. Обезлюдел мелеховский двор, сердце материнское – рана на ране. Григорий – последняя любовь и надежда, последняя ниточка, связующая с прежней мирной жизнью.

. Ильинична помнит своего младшенького с

. Эти воспоминания волнуют её до сердцебиения, до удушья, но, отдышавшись, она… снова думает о нём.

- Гришенька! Родненький мой! Кровинушка моя!..

Последние свои слова Ильинична, озарённая неживым лунным светом, произносит в степь

, смиряясь с тем, что сына уже никогда не увидит. И Аксинья, невольная свидетельница этого прощания, содрогается от тоски и страха, предчувствуя, видимо, и свою близкую гибель. Три женщины, любившие Григория больше жизни, уйдут одна за другой.

А он – вернётся.

Возвращение –

. Исход вращения по жизненному кругу. Возврат –

, вернуться на круги своя. Обернувшись вокруг себя или вокруг земли – не суть важно. Важно – вернуться, вспомнив о главном.

Возвращение Григория – это возврат к самому себе. К тому, что остаётся для человека, мужчины, смыслом жизни, пока он жив: земля, дом, ребёнок.

.

Последняя картина "Тихого Дона" важна ещё и потому, что опровергает мнение многих западных этнологов и социологов, считающих, что русский человек не знает чувство отцовства. У русских есть культ Матери-Земли, утверждают они, но отсутствует культ Отца-Неба.

А по свидетельству популярного русского историка и фольклориста А. Н. Афанасьева наши предки считали Землю и Небо не только живыми существами, но и супружеской парой. Именно их любовь и породила всё живое. Сварог – имя Бога Неба. Другое его имя – Стрибог, переводится на современный язык как Бог-Отец. Именно Сварог, по преданиям, установил первые законы на Земле, повелев каждому мужчине иметь одну жену, а женщине – одного мужа. Из

мы помним, что ветры –

, то есть – внуки Неба. Кстати, в

говорится и о

- русичах. Дажьбог или Даждьбог Сварожич – это Солнце, старший сын Неба. Его родные братья – Молния и Огонь. Дажьбог -

, создающий все блага земные. Он же – всевидящее Божье око, следящее за соблюдением законов и нравственностью людей.

называет русский народ

.

Между прочим, и великие русские реки - Амур, Енисей и, конечно же, Дон - испокон веков именовались

: эпиграфом к роману стали слова из старинной казачьей песни:

Насколько известно, Шолохов никогда не принимал участия в теоретических спорах об

в России, но финальные страницы

и

говорят сами за себя.

Кем вырастет Мишатка Мелехов? Убережёт ли судьба его, сына

, от тюремных нар, уцелеет ли он в Великую Отечественную войну? А если уцелеет, выдюжит ли судьбу Андрея Соколова, который по годам ему – старший брат?

В рассказе-романе

, Шолохов тоже возвращается – к главным вопросам

. Как выдержать человеку нечеловеческие испытания и остаться человеком? Чем ему жить, если он потерял всех, кого любил? Как жить на этой выжженной дотла земле с душой, обращённой в пепел?

Тяжелее всего даются Андрею воспоминания о прощании с женой:

. Осталась от семьи и дома только

. Сколько часов простоял Шолохов над воронкой, оставшейся от его дома в Вешенской? Дома, где погибла его мама, Анастасия Даниловна.

Нелегко смотреть в глаза Соколова, повествующего о своей жизни, которую

. В их глубине - такая запредельная боль, что даже собеседник, прошедший всю войну, невольно избегает встречи с ними. Но вопрос:

- звучит из уст главного героя без упрёка небу и обиды на судьбу. Да и весь его рассказ течёт ровно, почти отстранённо. Только два эмоциональных всплеска нарушат это течение: прощание с женой и встреча с Ванюшкой.

Ребёнок в произведениях Шолохова наделён особыми полномочиями: к нему стягиваются все сюжетные линии, с ним связаны почти все кульминационные сцены, он становится высшим судьёй в самых яростных спорах о будущем человечества и справедливости установленного миропорядка. В

Андрей и Ванюшка, по сути, оба – главные герои: две человеческие трагедии сливаются в одну судьбу. Что оставила жизнь Соколову, который потерял жену, детей и дом? Соколову, который рано стал сиротой и женился на сиротке, больше всего мечтая о своей семье? Мечта сбылась, но война её порушила. Андрей не может больше жить в Воронеже, где погибла Ирина с дочерьми, но не возвращается и на Кубань, где родился. Неизлечимая сердечная тоска делает его скитальцем. Даже в Урюпинске, где он встретит Ванюшку, задержаться не судьба: сбитая машиной корова, лишение прав – только повод сорваться с места:

- Тоска мне не даёт на одном месте долго засиживаться. Вот когда Ванюшка мой подрастёт и придётся определять его в школу, тогда, может, и я угомонюсь. А пока шагаем с ним по русской земле.

Для Соколова, потерявшего дом, вся русская земля становится домом. Для него, потерявшего родных детей, сыном становится Ванюшка, которого осиротила война. Видимо, это и есть единственный способ спасения: своё отчаяние и боль растворить во всенародном горе, жалея и спасая другого человечка, спастись самому. Мальчуган со

возвращает к жизни окаменевшую душу солдата:

Решение усыновить птенца, выброшенного из гнезда, разорённого войной, окрыляет Андрея. Все сомнения исчезают, когда он тихо говорит замершему ребёнку:

.

Отец –

. Помимо кровного, родного отца Владимир Даль называет отца приёмного, духовного, посаженного (на свадьбе) и крёстного – восприемника от купели, кума. Четыре ипостаси отцовства на Руси призваны были ограждать детей и юношество, как четыре стены дома, со всех сторон и от всех бед. А венчал эту цитадель Бог, Отец небесный. Первое лицо и первая ипостась Святой Троицы.

У слова

- множество определений: родоначальник, кормилец, заступник, покровитель, главный в семье и роду. А в переносном смысле – творец, создатель нового направления в науке, искусстве, ремесле. Отцовство – категория нравственная. Его сакральное значение в том, что пахать и сеять не только в буквальном, но и в переносном, духовном смысле, должен мужчина. Кормить и окормлять – тоже он. Быть кормчим…

Что самое-самое ищет в мужчине женщина, особенно юная? Надёжность, -

. Надёжу –

. Добавим: духовную опору и физический оберег. То есть, по сути, она ищет ОТЦА себе, а не только своим детям. Особенно, если без отца выросла. Она ищет такого мужа-отца, который, даже отсутствуя, наполняет сердце и дом чувством, что он рядом.

Обычай заворачивать новорождённого в отцовскую рубашку существовал у многих народов: младенцы, спелёнутые рубахой отца, мгновенно успокаивались, даже если его не было рядом.

Как тоскует ребёнок по отцовскому сильному плечу и надёжным рукам, лучше Шолохова едва ли кто сказал в мировой литературе:

,

,

,

,

…

Конечно, детей войны поднимали, в основном, матери. Но не случайно мужчина в религиозной философии Востока соединяет земное начало с небесным. Дети без отца, словно цветы без солнца: расти растут, но силы жизненной,

не хватает.

Мужское деятельное начало самая независимая и самодостаточная женщина сыну не передаст. Сознательно или бессознательно пытается она походить на мужчину, в любом случае - это подмена, временный аварийный вариант, а не достойная замена. И то, что у нас

, чем временные варианты жилья и жизни – не одна ли из главных причин нынешнего демографического и нравственного обвала?

Кто сказал, что матриархат придёт насильственным путём? Сегодня, когда мужчины абсолютно добровольно отрекаются от своей ведущей роли в семье и от семьи в целом? Когда в юношах культивируется женоподобность, а гомосексуализм вот-вот объявят не только альтернативой, но и нормой? Когда сексуальное насилие над детьми перестало быть сенсацией? Не слишком ли далеко отходят люди от Божьего замысла, чтобы надеяться на его терпение и прощение?

Наше время впору назвать эпохой Беслана, потому что взорвали не только школу в Северной Осетии. Взорвали веру в то, что беспределу есть какой-то предел, а беззащитным есть какая-то защита. Когда у воюющих мужчин отказывает древний инстинкт самосохранения, который запрещает поднимать оружие на женщин и детей, на что остается надеяться слабым? То, что случилось в Беслане и повторилось в Цхинвале – не только страшная трагедия, но и грозное предупреждение. Когда детей превращают в заложников взрослой распри и жизнями их расплачиваются за неумение и нежелание жить в мире – дни этого мира на небесных часах сочтены. Когда мотив колыбельной сливается с погребальным плачем – солнце гаснет и невольно вспоминаются библейские слова о конце света…

Наполнена волна в тихом Дону отцовским, материнскими слезами…

… И снова обжигает душу отчаянный крик Натальи:

. Чёрный солнечный диск над Россией, Русью-солнцепоклонницей – гнев Бога-отца или слёзы Природы-матери? Или предчувствие

над миром, забывшим отечество и отчество?

У слова отечество в

- два значения. Первое –

. Второе –

.

- сын и родовой наследник. Сын отца своего и сын Отчизны своей…

,- с гордостью подчёркивает Владимир Даль.

Отчество или отечье, отечье, -

. Фамилии брали исток, в первую очередь, от отчества: Иванов, Ильин, Владимирский. Принадлежность к земле и роду не только определяла во многом жизненный путь человека, но и укрепляла его духовную остойчивость в любых эпохальных штормах.

Михаил Шолохов, как все гении, прозревал не только глубь минувших времён, но и даль времён грядущих. Шире и глубже всех русских классиков раскрыл он тему отцовства, подчеркнул неразрывную связь отечества и отчества в судьбе страны и судьбе каждого человека. Ибо дети, лишенные отчества и выживающие на семи ветрах без отцовской защиты, едва ли назовут страну Отечеством, Родиной. Если именование Родины матерью восходит к древнеславянскому поклонению Матери Сырой Земле, то под Отечеством, видимо, изначально подразумевалось государство, которое по-отцовски должно оберегать своих граждан. Как же так случилось, что государство и Родина стали, фактически, антиподами в сознании русских людей?

Эти слова венчают фильм Сергея Бондарчука. Но рассказ Шолохова завершается иначе: Ванюшка, уходя с отцом и

, вдруг оборачивается и машет

автору и нам, читающим эти строки много десятилетий спустя. И

снова сжимает сердце. Страшно, когда плачут поседевшие на войне мужчины. Но не страшнее ли сухие глаза женщин, выплакавших свои слёзы на несколько жизней вперёд? Через века и пространства, от тихого Дона до Тихого океана летит над Русью-безотцовщиной горькое женское эхо: нет больше сил так жить!

Но даже не это главное.

Сердце, которое живёт верой в то, что сильный и мудрый человек – его отец - однажды обязательно вернётся:

…

РУССКИЙ СОЛДАТ НА

НАРОДНОЙ, СВЯЩЕННОЙ

ВОЙНЕ.(

Они сражались за Родину

Михаила Шолохова)

Светлана Семенова

60-летие великой победы в этом году совпадает со столетним юбилеем выдающегося классика русской литературы ХХ века Михаила Александровича Шолохова (24 мая 1905 — 21 февраля 1984), автора гениальной эпопеи

(1925—1939), вставшей в избранный ряд мировых литературных вершин. Собственно все судьбоносные периоды жизни страны, которые выпали на долю народа и его творца в XX веке (первая мировая война с последующей революцией и гражданским противостоянием, коллективизация, Отечественная война), глубинно отразились в том монументальном триптихе —

и

,

, военная проза, — какой явил нам художественный мир Шолохова. Да, последняя его створка, на которой рядом с рассказами

(1942) и

(1956) должен был явиться большой трехчастный роман

, осталась — в силу исторических и лично биографических причин — так и недоструганной и недорасписанной, но все же совершенно необходимой, завершающей творческий путь писателя.

История последнего незаконченного романа Шолохова трагична. Известно, что первым, кто предложил ответственный

на масштабное произведение о войне, был сам Сталин, еще в начале июля 1942 года сказавший в беседе с Шолоховым:

Толстого появилась значительно позже событий, надо Вам подумать и начать работать не торопясь над событиями Отеч<ественной> войны. У Вас это выйдет

. Похоже на то, что писатель не оправдал ожиданий вождя. В тех главах, которые публиковались

5–8 мая и 4, 14, 15 и 17 ноября 1943 года, 12–14 февраля и 3 июля 1944 года, 28–30 июля и 1 августа 1949 года, Сталина не мог удовлетворить исключительно низовой, воистину народный пласт войны, без всякого присутствия нового

и его генералов. Во всяком случае, как раз с 1943 года происходит явное отдаление вождя от писателя. (В промежутке между 1942 и 1953 годом в журнале записи посетителей Сталина в Кремле уже нет отметки ни об одной его встрече с Шолоховым.) Нежелание художника идти навстречу понятным пожеланиям Сталина было одной из причин, затягивавшей работу над романом. Писателем замышлялась трилогия — с широким охватом событий, осмыслением целой эпохи жизни страны, включавшей предвоенное время, в том числе войну в Испании и события на Халкин-Голе. По свидетельству Светланы Михайловны Шолоховой, многое из задуманного было написано отцом и сожжено им же перед поездкой на лечение в Москву в 1975 году после тяжелого инсульта, фактически лишившего его творческой работоспособности. До того его парализующе травмировала история с публикацией в

(12–15 марта 1969 г.) отрывков из первой части романа, которой предшествовали многомесячные мытарства с рукописью в редакции газеты, в аппарате ЦК, ее доработка. И в конце концов без согласования с автором и этот последний смягченный вариант появился в печати с существенными купюрами — касались они наиболее острых мест об аресте, тюрьме и пребывании в лагере генерала Александра Стрельцова, размышлений о своем поколении и о причинах массовых репрессий. Недаром дочь Шолохова, позднее хотя бы частично восстановившая эти изъятия, так объясняла отчаянный

жест отца:

страницы попали в чужие руки. А каково будет их истолкование и какие беды они могут принести близким — одному Богу известно

.

Тем не менее в том, что писатель оставил нам как

, своего последнего романа, он не уронил узнаваемого шолоховского художественного мастерства. Особый интерес именно в нынешний юбилейный победный год представляет военная его часть, создававшаяся Шолоховым, военным корреспондентом

и

в 1941–1942 годах, буквально по дымящимся следам событий. Из самой солдатской гущи защитников отечества Михаил Александрович вынес живые, выпукло схваченные портреты и голоса простого народа, русского воина в крестный час военных испытаний.

ТРУЖЕНИКИ ВОЙНЫ



Идет знойный июль 1942 года, родная земля и люди перешли из мира в войну, да такую страшную, так катастрофически оборачивающуюся, грозящую самому существованию страны и народа. Военные сцены открываются картиной эмблематической для первого периода войны — отступление: по пыльной степной дороге тяжко, устало движутся в глубь страны, к Дону остатки полка, в первых рядах — недавний агроном Николай Стрельцов, позади — изматывающие бои, впереди — такие же и все то же отступление, почти полное перемалывание людей. Мертвых товарищей уже в десятки раз больше, чем пока живых — к началу повествования от целого полка остается сто семнадцать бойцов, к концу прибывает на переформирование всего двадцать семь человек во главе со старшиной, в основном из второго батальона, откуда Николай и его товарищи (и такие потери всего за какую-нибудь неделю).

Война дана Шолоховым солдатская, пехотная, изнутри главных низовых тружеников противостояния. Даже боевые командиры разве что мелькают — при таких масштабах коврового истребления они первыми выкашиваются целиком и полностью. Нет в романе ни одного образа, так сказать, от идеологической инстанции — всего раз вспоминает один из солдат замечательного, уже убитого политрука и то прежде всего как великого мастера духоподъемного мата. Да, явлены основные площадки пехотной войны: бесконечная землеройная работа, мучительное закапывание в землю, обустройство в окопах, места сражений, передышек, разговоров после боя, в том числе рукопашного, передвижение по дорогам, остановки в лесах и хуторах..., как и разнообразные солдатские типы, их отношения между собой, взаимное подшучивание и подбадривание … Но выше временного блиндажа тут же погибающего лейтенанта нет ни одного штабного пункта и ни одного высшего командующего, из тех, кто разрабатывает большие операции, определяя в конечном итоге место и действие каждого подразделения, вплоть до воюющего в шолоховских сценах. Генералы здесь живут разве что в солдатских байках и шутках.

В центре повествования — три бойца, каждый из которых по очереди, на какое-то время становится главным фокусом, преломляющим происходящее: это и Николай Стрельцов, и бывший комбайнер, любитель техники, серьезный и основательный, с врожденным тактом

человека Иван Звягинцев, и Петр Лопахин, недавний шахтер, неиссякаемый шутник, заводила и дамский ухажер. Именно он в повествовании выходит на первый план, обнаружив в себе самый неожиданно широкий народный диапазон способностей, пониманий, чувств: он и настоящий словесный виртуоз, художник задиристой, по-своему замысловато-изысканной речи, народный терапевт шуткой и смехом, и бесстрашный, расчетливый, упорный боец, и трезвый, безжалостный к себе аналитик сложившегося положения. Точно, из себя, схватывает он, какую доминанту чувств необходимо в каждом раскалять для победы, он же философски-заглубленнее других переживает ситуацию перед лицом постоянной смерти, какую являет война...

Не отвлекая силы ума на бесплодно-обезволивающие размышление о чьих-то там — наверху или еще где — ошибках, просчетах, преступлениях, Лопахин сам готов и побуждает товарищей, как обычно экспрессивно-яркими, хлещущими внушениями, отвечать каждому за то, за что он лично ответственен: учиться воевать, накапливать главное горючее одоления, перелома и победы: ненависть к врагу, праведную ярость и злобу:

На горьком марше отступления к переправе через Дон по дороге, окутанной дымом и запахом гари от горящих хлебов, уже Звягинцев, борясь со сном, тихо говорит сам с собой. Перерабатывает мучительные впечатления от смерти товарищей и общего разора родины, аккумулирует это самое, эмоционально-психическое горючее ненависти и мести, грозя

,

,

,

будущей беспощадной расплатой:

. Ненависть берет такой мертвой невыносимой хваткой за сердце и горло, что находит хоть какой-то облегчающий выход только в бою, в смерти захватчика, в таких предвосхищениях будущей мести. Чрезмерно? Заходит за опасную черту? Но как иначе, при испытании страны и человека на смертный, унижающе-позорный предел? Не из таких ли последних исступленных печенок можно было остановить катастрофу, начать одолевать сильного, устрашающего, столь техничного и уверенного европейского врага, мнившего себя безусловно выше этого жалкого славянского населения и его армии? И та, действительно, вначале испытала явный шок, затрещала по швам, распадалась, усеивала миллионами трупов оставляемую родную землю, сдавалась теми же миллионами...

Вот, наконец — фиксируют писатель и его герои — подспудно наступает момент, когда пошел перелом, может быть, самый существенный, в душах бойцов: все — предел, дальше некуда, остановиться, вцепляясь в каждую пядь земли, скрипя зубами, на последней мобилизации, подъеме и исступлении... Основной признак и одновременно залог готовящегося перелома уже в самой войне — именно в этой внутренне-эмоциональной точке кипения чувств ненависти и мести, первой клеточке будущей победы. И постепенно начинает проходить позорное оцепенение от превосходящего напора методично-упорного врага.

— мстительно-удовлетворенно размышляет Звягинцев, отбивая с товарищами танковую атаку за атакой, прикрывая подступы к переправе.

Рисуя своих героев, особенно здесь на войне, где буквально любой миг может стать последним (и для многих таким и становится), Шолохов спешит найти для каждого такой момент, который раскрывает их для окружающих и для читателя с неожиданной стороны, расширяя и углубляя тем самым — для вечности, по крайней мере художественной — душевную, духовную перспективу их личности. Так один из самых впечатляющих эпизодов романа связан с финальной стадией героической обороны остатками полка одного из подступов к Дону, данной глазами и изнутри переживаний Ивана Звягинцева. Своего рода адской кульминацией эпизода становится на редкость интенсивная артиллерийская подготовка, обрушившая сотни мин и снарядов на их окопы. Описание следовавших

взрывов воющих, свистящих бомб, вздымавших

, вспарывавших землю, ходившую под Звягинцевым ходуном,

(как он сам), громовых ударов, сливавшихся в

, и состояния героя в этом нескончаемом кошмаре, когда тебе несет смерть неутомимый, дистанционный противник, которому невозможно ничем ответить, — одна из самых сильных страниц шолоховского творчества, зафиксировавшего здесь с редкой эмоциональной мощью характер невиданного прежде

новой технической войны.

А какую странную и дикую чреду физиологических ощущений, состояний и чувств проходит за это время, показавшееся ему кромешной вечностью, Иван! Это и охватившая его поначалу

, и громкие неистовые ругательства, и равнодушное оцепенение, и устало-отрешенная готовность —

, и даже к концу сумасшедшее, невероятным усилием покоренное желание выбежать навстречу огню, туда, к высотам, откуда действовал невидимый, недостижимый враг — навстречу смерти и судьбе, своего рода приступ

.

Позднее в знаменитой повести Валентина Распутина

(1972) в аналогичной во многом сцене затмилось для Андрея Гуськова вмещаемое, пусть и предельно жестокое лицо войны, обернувшись все сминающей бесчеловечной железной машиной. Тогда-то и зачалось внутри его то первое, вначале еще робкое, движение отсюда к дому, которое позднее привело его к позорному дезертирству и к трагедии его семьи. Шолоховский герой проходит это испытание, умея сразу же здраво отделить себя, свое трезвое, стойкое ядро от тех неожиданностей, которые выдавили из него адские обстоятельства, когда вылез

. Правда, ему неудобно и стыдно, что он, хоть и беспартийный, но распрощавшийся с Богом, вдруг стал молиться, вот и решает соблюсти об этом полный молчок, а то Лопахин засмеет,

. И тут же, как бы рассердившись на свою рабскую трусость перед вдолбленным отношением к религии как к пугалу,

.

Собственно каждый боец, поставленный перед самым лицом смерти, переживает ее по-своему, чаще всего вовсе отгоняя о ней мысли, следуя общему правилу не говорить вслух об этом, не поминать

, не надрывать сердце, не впускать в него страх и тоску, а разве что, копя внутри себя чувство ненависти к врагам-убийцам, разжигать импульс отмщения. Но тот же вечно зло шуткующий Лопахин, по первой оценке Звягинцева,

,

объясняет Николаю Стрельцову, как он понимает охватывающее всех перед боем особое напряженное волнение,

:

В этих словах — глубинно экзистенциальное выражение того внутреннего, сугубо личного сюжета со смертью, который так или иначе, осознанно или неосознанно, идет у каждого в жизни и в мирное время, но нависающе-остро, в преобладающей доле вероятности, ежеминутной реализации выступает на войне. И если ты пока жив, то материальные завершения этого сюжета для других, менее удачливых, буквально усеяны перед глазами. Трупная тема, та, что так бьюще по глазам, ноздрям и нервам вдвигается войной и в

, и в

, проходит и в последнем шолоховском романе, правда, щадяще-защитительно, главным образом, в отношении немецких солдат и офицеров — немецкие трупы воспринимаются и описываются с гадливостью и злорадством, настойчиво нагнетается вонь и смрад их разложения, все это как правильная им заслуга (черта фольклора Великой Отечественной войны). В такой же фольклорной поэтике, широко использованной и Андреем Платоновым в его военных рассказах, немцы уподобляются склизкой нечисти, ползучим гадам, сонму паразитарных насекомых:

. Немецкие захватчики, пришедшие на родную землю истреблять, издеваться, осуществлять чудовищные планы рабского устроения

, на время этого смертного противоборства выведены как

вообще за черту человечности.

При всей жесткой точности писателя в передаче военной действительности можно говорить об особом любовном реализме (не романтически-приподнятом, не приукрашивающем, а именно любовном) как методе его подачи здесь своих героев. Шолохов мыслил о них, говоря словами Василия Розанова, не мелкою, а крупною правдой. Не забудем, что это касается людей погибающих или в большинстве своем обреченных погибнуть сейчас или несколько позже, жертвенно умереть за всех, за то, чтобы жила их родина, ее настоящие и будущие дети. Именно отсюда, из этого подсвечивающего их фигуры, слова, поступки жертвенного света идет пронзительность авторской интонации, особая нежная, как бы прощальная ласковость его пера, запечатлевающего их на художественное бессмертие в пространстве своего романа.

Эта страшная и великая война, поставившая под вопрос существование народа и родины, поднявшая и подключившая к сердцу и сознанию мощные пласты родовой отечественной памяти, памяти о прошлых всенародных испытаниях и одолениях, о былых подвигах и славе, с неотразимой потребностью выдвинула перед литературой ту тему, которая так долго была в презрительной тени интернационально-пролетарских идеалов: тему русского национального характера, русской души в ее извечном строении, сокровенных измерениях. Это и прозвучало, может быть, насущнее и свежее всего в произведениях, создававшихся тут же, еще во время войны:

(1942–1944) Алексея Толстого, военные рассказы Андрея Платонова, пьеса Леонида Леонова

(1942), поэма Александра Твардовского

(1941–1956)… Как Андрей Платонов, Шолохов обнажил исконно крестьянскую основу русского народа в его несгибаемой терпеливости, органической привязанности к вечному корневому делу обеспечения и спасения жизни, в его способности, свято разозлившись, без лишней рефлексии, не считая своих жертв, отстоять родную землю. Большинство бойцов в

— это крестьяне, переодетые в военную форму; чуть передышка, отдых, короткий привал и пошли обстоятельные толки о хозяйстве, урожае, уборке, оставленной семье.

—

думает о них Николай Стрельцов, как какой-нибудь Пьер Безухов о простых солдатах другой Отечественной войны.

С этой же крестьянской основой связана и особенно проникновенно явленная Шолоховым глубинная черта национального характера, выражающаяся в особом его отношении к природе, к родным стихиям. И еще одно — стихия народного смеха, пожалуй, уникально широко (даже на фоне

, особенно тут близкого автору

) разлившаяся в произведении, отразившем самый бедственный и мрачный период войны.

КРАСОТА В ПРИРОДЕ И ХАОС ВОЙНЫ

Как мы уже хорошо знаем, роль картин природы у Шолохова ни в коем случае не ограничивается просто естественным элементом обстановки действия, его фоном, его декоративным задником. Писатель как будто чувствует какого-то невидимого, изнутри природы действующего Художника, устроителя ее бесчисленных форм и явлений в их соотнесенности и контрастах, входящих в общую эстетическую гармонию. Художника, дающего простор творчески-инстинктивному поиску самих тварей и как бы равно благоволящего и восценивающего их.

Мыслители и поэты не раз останавливались в восхищении и раздумье перед фактом удивительной красоты в природе, усматривая в ней откровение мировой души, Софии, как писал русский мыслитель С. Н. Булгаков,

.

. Шолохов обязательно добавил бы и постоянно добавлял к этой симфонии еще и запахи — кстати, ту составляющую, без которой человеческое сознание не мыслило себе преображенного состояния бытия: райское благоухание. Как часто у него природная благостыня несет в себе как бы всеми органами чувств ощущаемую возможность гармонии, смутное обетование какой-то другой, лучшей жизни, увы, нередко окрашенную грустью несвершения таких надежд в жестком и жестоком человеческом мире. И в безобразие и в ужас войны природа постоянно вдвигается такими же неистребимыми веяниями непостижимой, влекущей гармонии со своей зримой красотой растений и их ароматического излучения в мир, с живой игрой стихий (будь то ветер, дождь, гром, мерцание света...), с разнообразными голосами птиц.

. Георгий Федотов, изучавший народную космологию по русским духовным стихам, так выявлял религиозный символический подспуд некоторых избранных природных явлений:

. Интересно, что в точном соответствии с поэтикой изображения и символизации природы в народном поэтическом творчестве, и особенно в духовных стихах, ее светло-благодатная сторона выражает себя у Шолохова, как правило, именно через дуновение ветра и ароматное дыхание растений, этого прекрасного покрова, порожденного землей как бы для своего украшения.

Захватчик в своей все сминающей военной поступи покушается не только на человека, его жизнь, его достояние, материальное и духовное, но и на этот мирный, извечный, благостный лик природы, который превращается в какой-то апокалиптический пейзаж: багровое зарево пожарищ, пыльная мгла,

, лязг, скрежет, грохот танков, беженцы на подводах,

, в ужасе разбегающиеся по степи овцы, объятые огнем хлеба... Ничто из виденного за год войны, ни порушенные города, сожженные села,

не потрясают так, до нестерпимой смертной тоски, земледельца Ивана Звягинцева, как это зрелище

, священной для него жизнеподательной основы существования человека на земле.

Для народной крестьянской души в трепетно-сыновнем, религиозном средоточии природы и космоса всегда была мать-сыра-земля: она

-кормилица, она же исторгает из своего лона и хоронит в нем все твари, в том числе чреду человеческих поколений, как правило, уходящую в обихоженный, свой кусок земли, — и оттого облекается земля функцией хранения народившегося на ее лоне племени, становится инстанцией родового нравственного закона, родовой правды. К родной земле прижимается боец, инстинктивно надеясь получить на ее груди дополнительные силы, моральное подкрепление в кромешном аду боя. И особо горькое сострадание к общей матери-земле, боль за ее поругание испытывают шолоховские герои — топчут ее враги,

покрывают воронками, выжигают ее создания, саму жизнечреватую ее сырость, безмерно отягощают трупами... и расстилается

.

Рукотворный хаос войны характеризуется своим энтропийным набором черт, контрастных к тому упорядоченному природному космосу, который он дезорганизует, рушит, распыляет, безобразит. Эту оппозицию писатель проводит через все военные сцены, особенно ярко в картинах авианалетов, артиллерийского огня, боя с танками. Визуально это трясущаяся, вздыбленная земля,

на месте только недавно зеленевшего, наполненного птичьим гомоном сада. Звуки войны — острые, скрежещущие, невыносимо раздирающие уши; запахи — угарные, удушливые, прогорклые, смердящие, тошнотворные. В сцене порушенного сада у Шолохова через запахи как бы схлестнулись два лика мира — смерти и жизни:

.

В статье

Вл. Соловьев, рассматривавший красоту как чувственное, материальное воплощение всеединства, как духовную телесность, на высшее иерархическое место красоты в природе ставил небо, недаром изначально возглавившее порядок творения (

— Быт. 1:1). Этот образ неба как впечатляющее героев в самые крестные, на грани жизни и смерти, моменты

какой-то вышней правды над людским безумием, света над хаосом, явившись в

(под несомненным толстовским влиянием), вновь властно заявляет себя в последнем романе Шолохова. Здесь этот образ проходит лейтмотивом равнодушной к людским страстям и ужасам небесной выси, разворачивающей свою живую, величественную, таинственно-символическую красоту. После только что пережитого кошмара немецкой танковой атаки Николай Стрельцов

Герой — перед лицом почти неизбежной гибели (его, действительно, вскоре резко остановит и увлечет, прострелянного

,

взрыв бомбы), и

его взгляд, как ему кажется, в последний раз охватывает

. И этот краешек пронзает Звягинцева как расставание с миром, с его красотой и каким-то смутным обетованием, таящимся в самой этой светозарной красе, которая входит

.

Так, на фоне разгула темных, хаотических стихий войны, особенно остро обнажающей дисгармоничную превратность природы смертного человека, злую извращаемость его разума и воли, направляемых ложными, а то и преступными идеологией и политикой, особенно пронзительно и ярко встает у Шолохова красота и упорство жизнетворческой силы, разлитой в природе. В какой-нибудь

ромашке,

,

, в

, в каплях росы,

искрящихся

, в ласковом веянии ветра, в песне жаворонка и величии сияющего неба..., во всем этом, что не берет и кромешный ад войны, как бы таится свой природный аргумент за неизбежную победу жизни над смертью, зиждительных сил над разрушительными. И его чутко для себя прочитывают русские бойцы, складывая перед лицом возможной личной гибели как дополнительную надежду в свое сердце.

НАРОДНАЯ СМЕХОВАЯ ТЕРАПИЯ

Почти половину военного повествования в

писатель отдал сценам комическим, а это и потешные бранные диалоги, веселые розыгрыши, забавные истории, бытовые комические положения — такой диковинной пропорции не знает серьезная проза, посвященная войне. В народном коллективе смех — органическая, неотъемлемая часть общения, это мы знаем и по

, и по

, как знаем и то, что особенно взметывается он под невыносимым гнетом внешних, исторических, социальных, идеологических обстоятельств, в ситуациях внутренне, личностно драматических и трагических, являя собой и замечательную эмоциональную разрядку, защитительную терапию души от излишнего обессиливающего серьеза, от страха и отчаяния, и народный мировоззренческий ответ на торжество неправды и насилия (опознаваемого этим смехом как временное), на кажущуюся незыблемость любых догм и установлений... Великая Отечественная война и стала в XX веке, может быть, самой суровой площадкой испытания народа на стойкость, душевное здоровье, выживаемость, самопревосхождение и победоносность. Смех явился здесь и знаком наличия этих качеств, и катализатором их.

Герои Шолохова принесли и на войну тот народный стиль шутливо-поносящего словесного диалога, который так задиристо звучал в его предыдущих романах. (Впрочем, такая избыточная, с грубоватым изыском ругань, веселая словесная агрессия была зафиксирована Михаилом Бахтиным как исконная, устойчивая черта площадной карнавально-смеховой культуры.) Не только Лопахин, но и другие бойцы, и Копытовский, и Лисиченко, и промелькнувший молодой подносчик снарядов Утишев обнаруживают врожденный, можно сказать, художественный дар подковыривающего, язвительно-живописного слова. Разговор-перепалка-перебранка таких мастеров, виртуозов-соловьев, блистательных чечеточников разящих реплик превращается в настоящий словесный турнир (как бы имеющий цель в самом себе, в чистом искусстве отвлекающе-тонизирующего трепа, увлекательного пустословства): кто кого перелает-перебазарит, тоньше, до мозга костей, ужалит-ужучит. Вспомним те каскады взаимных обзываний, которые обрушивают друг на друга боевые товарищи, а то и друзья, нередко скрывая

: Звягинцев аттестует Лопахина

,

,

, а тот соответственно товарища —

,

,

, засыпающим на ходу,

, а уж как достается повару Лисиченко — он у Лопахина и

, и голова у него

, и

он,

,

...

А какой полный ушат

вылил едва пришедший в медсанбате в сознание, казалось бы, полумертвый Звягинцев на лысого очкастого санитара, отказавшегося, несмотря на уговоры и мольбы, стягивать с его распухших, окровавленных ног новые сапоги и ловко разрезавшего их по голенищу:

. Но любопытно, что на такую неожиданную эмоциональную мобилизацию, можно сказать, реанимацию Звягинцева, пусть и в потоке ругани, направленной лично против него, пожилой, не зачерствевший сердцем санитар реагировал добродушно и даже с некоторым удовлетворением: он предпочитал такое (жив курилка!)

, каких уже немало повидал за войну.

Откуда взялось столь широкое употребление ругательств в народном общении, в чем их смысл? Исследователи полагают, что корни их — в древних заклинательно-магических обрядах. В народной же смеховой культуре, как отмечал Бахтин в своей книге

, ругательства теряют свою генетически-исходную функцию, включавшую срамословия-славословия божества, приобретают

, вносят

. Интересно, как народный словесный поединок взаимного смехового поношения перешел и в господскую культуру, превратившись в свою противоположность: в знатно-рыцарских кругах он стал куртуазным восхвалением сюзерена, прекрасной дамы, позже — в свете, в цивилизованном, интеллигентном обществе обернулся соревнованием умов, острословия, блестящей болтовни... Народная же ругань, каскады поношений, сохраняя свою исконную амбивалентность, содержали в свернутом виде своего рода синкретический устный фамильярно-площадной жанр, где при частых животных обзываниях, иногда довольно развернутых, таился и эмбрион басни, а при неожиданном перевертывании ситуации и взгляда (что и здесь, в шолоховском романе, случается нередко) срамословие выходило в славословие… В

такая метаморфоза происходит в эпизоде встречи перед боем Лопахина с Лисиченко, когда язвительные подковырки, ругательные проклятия повару переходят сначала в укоряющий панегирик, правда, не ему, а идеальному, должному повару, главному ответственному за успех и победу, настоящему

, а к концу, когда подтверждается показавшаяся сначала злой шуткой кашевара весть о горячих щах с бараниной, обычный гневный поток ругани сменяется порывом обнять Лисиченко и неслыханно-нежными обращениями к нему:

Еще один момент, связанный с ругательствами, вылезает особенно очевидно здесь, на этой войне, — нет его в таком сугубом и жизненно важном преобладании ни в

, ни в

. Речь идет о разливанном море матерщины, правда, не буквально озвученной, зато весьма артистически описанной: так, мол, и так,

,

пройдется,

, фигурно пошлет, да

… Ведя поддразнивающе-шутливый диалог со Звягинцевым, Лопахин выделяет две руководящие военные фигуры: начальников штабов, что, по определению,

, и боевого командира, который и сейчас, и в прошедшие времена мог по уму звезд с неба не хватать, зато

И с такой браво-олеографической парсуной и Звягинцев, не больно чувствительный к юмору,

, кстати, и сам он весьма мастеровито владел этими самыми

, правда, уступая в этом пальму первенства все тому же Лопахину. А вот боец Некрасов тепло вспоминает по аналогии уже немолодого,

, но боевого ужасного младшего политрука Астахова, которого в роте

:

:

,

умел из грязи, под огнем поднять всех в атаку, да так, что от его

Здесь

большого его умельца обнаруживает огромную свою и облегчительную, а главное подъемную мощь в бою, занимая первое место в иерархии достоинств политрука, обеспечившее ему редкую всеобщую любовь и авторитет:

.

Почему именно сейчас, на войне, мат становится одной из составляющих подъема и одоления врага? Как-то бывший шахтер Лопахин, объясняя Звягинцеву, почему у него за каждым словом эта особая

, видел причину в той чрезвычайной мобилизации сил, в том числе и умственных, и нервных, без которой триста процентов суточной нормы под землей, в забое не дашь (как это, надо понимать, полагалось в обшей стахановской атмосфере эпохи) — вот и для взнуздывания этих сил, да и

. Мат на войне выражал еще более сильное энергическое исступление, как бы черпая для человека дополнительные силы в самом крутом касании к сфере принципиально энергоемкой, к гениталиям, полу, половому акту. Это как постоянная оттуда подпитка, из мощного резервуара, здесь, в экстремальных условиях, по прямому назначению выключенного. Недаром именно Лопахин, наиболее чувствительный к женским прелестям, самый эротически заряженный персонаж романа, столь часто как бы заместительно, суррогатно окунает свои соленые шуточки и сравнения в область самую специфически-низовую:

;

.

В мате — подъем, но и ярость... Возможно, ярость можно объяснить, частично прибегнув к анализам Фрейда, который в словесной непристойности, как и в агрессивных остротах усматривал отталкивание от всего установившегося, от закона, авторитета, правила, в бессознательном корне — от отца, освобождение от его запретительной узды. Да, в этой неистовой военной ругани было и поношение, не только осознанное — врага, но, может быть, не всегда осознанное и тех начальничков и порядков, которые довели страну, народ, и его лично до таких страшных ручек, поношение и отталкивание, и вызов — вопреки им всем и всему, туда-то их и туда... — выстоять, выдюжить, сделать свое дело. И уж, конечно, стоили того, чтобы их послали куда подальше (и посылали, конечно, капитально, с фиоритурами) те начальствующие умники, которые и на войну принесли свои нелепые организационные модели, плановый формализм, с каким они строили и мирную жизнь.

Байки разного рода с их особой заботой о слове забавном, живописном, разящем — одна из самых ярких форм фронтового фольклора, отвлекающего, утешающего, а то и наставляющего. Вот Звягинцев размахнулся на целую новеллу о своих отношениях с женой, чтобы утешить своей горестной историей Николая Стрельцова в его сердечной боли по порушенной семье. Вполне в вековечной народной смеховой традиции женщина предстает в его рассказе как

,

, часто несправедливо вздорное и скандальное, готовое к бесплатным домашним спектаклям, на ком вдруг сам сатана может верхом поехать... Правда, появляется здесь и особый смеховой акцент, который можно прозаически выразить как вред плохой художественной литературы, любовно-будуарной беллетристики для жизни: вот и семейная жизнь комбайнера пошла

, хозяйство и дети

, после того, как жена его, Настасья Филипповна (имя, как видим, тоже с литературным намеком!), можно сказать, наркотически пристрастилась к такой литературе, вся ушла в вымышленно-

,

мир страстей и стала требовать от мужа такого же романного к себе отношения — с объяснениями в любви и прочими тонкостями...

И пожилой, усталый боец Некрасов весьма виртуозно травит байку про настигшую его

апатию, тоску и особую

,

, живописно рисуя невольный, черноватенький юмор ситуаций, в которые он попадает: все-то ему чудится, когда ненароком проснется ночью по нужде, что будто бы он в окопе и надо по ступенькам подниматься вверх и ползет он лунатически куда попало, то на печку к престарелой бабке, то в протопленную печку, чуть там не задохся, еле вытащили, то по голове спящего соседа пройдется, напорется на ругань и оскорбления... Так через художественное усилие потешно рассказать о страшном и давящем по сути, через смех обживается кошмарная реальность войны, смерти, нечеловеческой усталости и, в конечном итоге, психически преодолевается.

Основные комические бытовые ситуации связаны в романе с фигурой все того же Лопахина, главного ротного балагура и пересмешника и крутятся вокруг его попыток подкормить боевых товарищей, используя свое хваленое искусство обольщения женских сердец. Но самая развернутая сценка, разработанная в лучших народно-смеховых традициях, упирается в самый финал

, когда остатки полка, двигаясь на переформирование, останавливаются за семь километров до штаба дивизии переночевать в соседнем хуторе, хоть как-то привести в порядок износившееся в боях и переходах обмундирование и подзаправиться. Председатель колхоза, инвалид войны, с правым пустым рукавом, встретил старшину с плохо скрываемым недоброжелательством и наотрез отказал в харчах за их неимением (не

), предложив лишь жалкую горстку, около трех килограмм, сорного пшена. И тогда Лопахин берет на себя сказочную задачу сварить на всех кашу из топора, используя свои особые таланты. По его просьбе поселить их у какой-нибудь зажиточной хозяйки, так чтобы

, до шестидесяти

, председатель и помещает их у солдатки лет тридцати при всяческой живности, но — предупреждает — больно строгой. Боевые действия, только что оставлявшие горы трупов, опустошение и яростное исступление, горе в душе, переходят здесь в пародийно-смеховой регистр.

Вся образность, лексика этого эпизода — военно-боевая. Перво-наперво в голове героя возникает план операции, обещающий сначала знакомство с обстановкой,

, потом уже — желанный результат. При виде своего противника — а это оказалась неправдоподобная по габаритам, настоящая баба-богатырь, — Лопахин, в отличие от изумленно испуганных товарищей, тут же весь подобрался,

, и

На полное насмешливое неверие старшины в победу над таким устрашающим

того, кто ему и до плеча не доставал, идет замечательный боевой разогрев героя, равнение на древние образцы, полководца Александра Македонского, с его

и на народную мудрость, которую

, а именно

. Действует Лопахин грамотно, с подходом, начинает с помощи хозяйке, рубки дров, поливки огорода, налаживания коммуникации... Старшина, как высший военачальник операции, находит себе

,

, с полным обзором места и действия сторон, откуда восхищенно комментирует первые успехи единоборца, делегированного всей командой. Пошло уже и радостное предвосхищение плодов победы: коллективное словесное творчество щей да с почками, с баранинкой, с молодой капусткой, морковкой, помидорками, старой картошкой и укропчиком...

И вот наступает решительный момент: из горницы, где легли девять,

бойцов во главе со старшиной, идет в кромешной тьме ночная вылазка

, идет через сени на кухню, где постелила себе хозяйка. Все не спят, нетерпеливо ждут начала последнего акта операции, обсуждают его этапы и возможный исход.

, грохот разбитой посуды, резкий стук дверью о стену, все звуковые приметы кухонной битвы, фиксируемые напряженным слухом

, знаменуют карнавальную кульминацию эпизода, вскоре зримо представленную самим пострадавшим смельчаком, ввалившимся задом в горницу, неся на физиономии явные боевые отметины:

. Как видим, все классические элементы смеховой битвы здесь налицо, вплоть до финального признания своего поражения героем-единоборцем и неожиданной счастливой концовки: узнав, что приютила она не трусов-

, а настоящих героев, наготовила хозяйка с раннего утра на всех замечательной густой куриной лапши — подкрепляющий пир венчает пародийное, отвлекающе-взбадривающее сражение.

В

Шолохов являет два эмоциональных полюса повествования, образности, интонации: смеховой, освобождающий от страха, облегчительно-терапевтический, гасящий пустой риторический пафос, и, напротив, проникновенно-патетический, сердечный. На этом взаимодополнительном контрасте построен и финал существующих глав из романа. Сразу же за только что рассмотренной большой комической сценой идет высокое, взволнованно-серьезное завершение. Командир дивизии Марченко встречает остатки тридцать восьмого полка, всего-то двадцать семь человек, но самоотверженно выполнивших боевую задачу и главное — сохранивших свое знамя, то самое, под которым бился их новорожденный красный полк еще с Деникиным и сам полковник

. Раненый в голову и плечо, смертельно бледный, с трудом держащийся на ногах командир сейчас у этой святыни обрел силу,

— Пусть враг временно торжествует, но победа будет за нами!.. Вы принесете ваше знамя в Германию! И горе будет проклятой стране, породившей полчища грабителей, насильников, убийц, когда в последних сражениях на немецкой земле развернутся алые знамена нашей... нашей великой Армии-освободительницы!.. Спасибо вам, солдаты!

Вновь концентрированно звучит этот сквозной библейский пафос беспощадного возмездия, греющий оскорбленные и ожесточенные сердца, поднимающий на жертву и сверхъусилие в одолении коварного, бесчеловечного захватчика.

Только что был смех, а сейчас слезы,

ефрейтора Поприщенко, бегущие

, сжатые челюсти Лопахина — отзыв бойцов на финальный жест командира: преклонив колено, прижался он

Таким стяженным залогом будущего справедливого отмщения и победы встает эта сохраненная святыня, символическая и вместе живая (приобретенная душа этого когда-то куска малиновой материи с золотой бахромой как раз и источается в пропитавших ее запахах) патетически венчает шолоховское художественное свидетельство о жертвенном народном подвиге.

Судьба русского война в рассказе Шолохова "Судьба человека"

В конце 56г. М. А.Шолохов опубликовал свой рассказ "Судьба человека". Это рассказ о простом человеке на большой войне, который ценой потери близких, товарищей, своим мужеством, героизмом дал право на жизнь и свободу родине. Андрей Соколов - скромный труженик, отец большого семейства жил, работал и был счастлив, но грянула война. Соколов, как и тысячи других, ушел на фронт. И тут все беды войны нахлынули на него: был контужен и попал в плен, кочевал из одного концлагеря в другой, пытался бежать, но был пойман. Не раз смерть смотрела ему в глаза, но русская гордость и человеческое достоинство помогали находить в себе мужества и всегда оставаться человеком. Когда комендант лагеря вызвал Андрея к себе и грозил, лично расстрелять его, не потерял человеческое лицо Андрей, не стал пить за победу Германии, а сказал, что думал.

И за это даже садист-комендант, лично бивший пленных каждое утро, зауважал его и отпустил, наградив хлебом и салом. Этот подарок был разделен поровну между всеми пленными. Позже Андрей все - таки находит возможность бежать, прихватив с собой инженера в чине майора, которого возил на машине. Но Шолохов нам показывает героизм русского человека не только в борьбе с врагом. Страшное горе постигло Андрея Соколова еще до конца войны - от бомбы, попавшей в дом, погибли жена и две дочери, а сына подстрелил снайпер уже в Берлине в самый день Победы, 9 мая 1945г.

Казалось, после всех испытаний, выпавших на долю одного человека, он мог озлобиться, сломаться, замкнуться в себе. Но этого не случилось: понимая, как тяжела утрата родных и безрадостно одиночество, он усыновляет мальчика Ванюшу 5 лет, у которого война отняла родителей. Андрей пригрел, осчастливил сиротскую душу, и благодаря теплу и благодарности ребенка, сам начал возвращаться к жизни. Соколов говорит: "Ночью - то погладишь его сонного, волосенки в вихрах понюхаешь, и сердце отходит, становиться легче, а то ведь оно у меня закаменело от горяЕ"Всей логикой своего рассказа Шолохов доказал, что его герой не может быть сломлен жизнью, потому что в нем есть то, что сломать нельзя: человеческое достоинство, любовь к жизни, родине, к людям, доброта, помогающие жить, бороться, трудиться.

Андрей Соколов прежде всего думает об обязанностях перед близкими, товарищами, Родиной, человечеством. Это для него не подвиг, а естественная потребность. И таких простых чудесных людей много. Именно они и выиграли войну, и восстановили разрушенную страну, чтобы жизнь продолжалась дальше и была лучше, счастливее. Поэтому Андрей Соколов близок, понятен и дорог нам всегда.

Тема русского характера в рассказе М. А. Шолохова "Судьба человека"

Каким характером должен был обладать русский человек, чтобы преодолеть нравственные испытания, посланные судьбой. Что смог сохранить в своей душе? Такие вопросы задает своим читателям Михаил Шолохов в рассказе

.

Испокон веку лучшими чертами человеческого характера считались стойкость, великодушие, честность, мужество, верность, умение любить, патриотизм, трудолюбие, самоотверженность. Такими чертами обладает главный герой рассказа Шолохова

Андрей Соколов. Доказательство тому - вся его жизнь.

Помыкавшись по белу свету, Андрей осел в Воронеже, нашел девушку

.

. Зажили Андрей и Ирина счастливо, радуя друг друга. Их любовь подарила им детей, которые, в свою очередь, радовали своих родителей. А

. Свое счастье герой видит в простых радостях жизни. Главное для него - дом, лад в семье, здоровье детей, уважение друг к другу.

- спрашивает Андрей Соколов. В его жизни все гармонично, будущее видится ясно. Но в мир, построенный так бережно и любовно, врывается война. Андрей Соколов начинает свой рассказ с воспоминаний о мирной жизни, потому что по прошествии лет то, что казалось обыкновенным, стало дороже.

Трогательная сцена прощания Андрея с семьей раскрывает нам его чуткую любящую душу. Детей своих он называет ласково

. Навсегда осталась в памяти героя его единственная и любимая жена.

. Свою верность любви Андрей доказал: ведь со дня смерти его жены прошло несколько лет, а он так и оставался один. Воспоминания Андрея полны горечи за то недовольство, какое он проявил по отношению к жене.

А оттолкнул он ее за слова:

Здесь невозможно не вспомнить плач Ярославны. Ирина прижалась к мужу,

,

. Да, сильный ветер обрушился на страну. И ушла мирная жизнь... И, может, не жену вовсе оттолкнул Андрей от себя, а ее пророческие слова, не желая в них верить, надеясь на скорое возвращение.

Военная судьба Андрея Соколова складывалась тяжело. Недолго пришлось ему повоевать. Попал в плен в мае 1942 года под Лоховеньками. Хотел стоя встретить свою смерть, да не расстреляли его, а взяли в плен. И здесь проявил свой характер Соколов.

В плену Соколов выказал высшие человеческие качества: искренность, бесстрашие, помощь ближним.

Как вспомнишь нелюдские муки, какие пришлось вынести там, в Германии, как вспомнишь всех друзей-товарищей, какие погибли, замученные там, в лагерях, сердце уже не в груди, а в глотке бьется, и трудно становится дышать...

Особенно ярко проявился характер Андрея в сцене допроса у Мюллера. Он не побоялся сказать безжалостному коменданту лагеря о невыносимых условиях труда. Несмотря на то, что полностью зависел от коменданта, вел себя с большим достоинством. Это-то достоинство и оценил комендант Мюллер, назвав Андрея Соколова

. А признание врага стоит многого. В этой сцене характер Андрея Соколова раскрывается с героической стороны. Голодный и смертельно уставший, стоя перед лицом смерти, он остался человеком, сохранил свою честь.

По возвращению от Мюллера Соколов разделил все, что дал ему комендант между всеми военнопленными:

. Таким образом, можно ответить такие качества характера героя, как щедрость и доброту.

Убежав из плена, Андрей Соколов стал думать об оставленной в Воронеже семье, о счастье в родном доме - о важных человеческих ценностях. Но судьба не пощадила его. Он узнает страшную новость о гибели своей семьи.

Потеря близких и дома принесла в жизнь героя пустоту. Он остался один на один со всеми превратностями судьбы. Лишь на миг

. И опять возникла надежда на возрождение семьи, появились

о будущем сына, внучатах. Но и этому не суждено было сбыться. Сын погиб...

Попав в подобную ситуацию, человек может ожесточиться, возненавидеть всех, особенно детей, которые напоминали бы ему своих. В такие мгновения человек может лишить себя жизни, теряя веру в ее смысл. Но героя рассказа не сломили обстоятельства. Он продолжал жить. Скупо пишет Шолохов об этом периоде жизни своего героя. Работал, начал выпивать, пока не встретил мальчика, Ванюшу.

Сердце Андрея Соколова не зачерствело:

.

Андрей смог найти в себе силы подарить счастье и любовь другому человеку. Жизнь продолжается. Жизнь продолжается и в самом герое. В этом проявляется сильный характер человека.

Трагедия Григория Мелехова в романе "Тихий Дон"

План

Вступление

Создание романа

Трагедия Григория Мелехова в романе

Вывод

Список использованной литературы

Вступление

Михаил Александрович Шолохов родился на хуторе Кружилине Вешенской станицы (Ростовская область), в крестьянской семье. Он учился в гимназии; в 15 лет был делопроизводителем станичного революционного комитета.

В автобиографии писатель вспоминал о своих юных годах:

.

В юности Шолохов сочинял пьесы, помогал ставить их на школьной сцене. Уже в 1923 г. В газетах и журналах появляются его первые рассказы, которые в 1926 г. Были объединены в сборники

и

. В 1925 г. Шолохов начинает писать роман

, принесший ему мировую известность. Это - широкое полотно, охватывающее десятилетие русской жизни 1912 - 922 гг., в котором Шолохов поднялся до обобщений, позволивших читателю увидеть мир на переломе двух эпох. Первый том

вышел в 1928 г., последний (4-й) - в начале 1940 г.

В 1932 - 1960 гг. Шолоховым написан роман

, повествующий о периоде коллективизации в деревне.

Во время Великой Отечественной войны он пишет очерки и рассказы о подвигах советского народа.

В 1943 г. Шолохов приступает к созданию романа

. Отдельные его главы печатаются в

и во фронтовой прессе. Роман (бессмертное произведение) остался незавершенным.

После войны Шолохов, развивая опыт отечественной ботальной классики пишет рассказ

(1956), признанный образцом малого эпоса.

Создание романа

В 1925 Шолохов начал было произведение о казаках в тысяча девятисот семнадцатого, во время Корниловского мятежа, под названием

(а не

, согласно легенде). Однако этот замысел был оставлен, но уже через год писатель заново берется за

, широко разворачивая картины довоенной жизни казачества и событий Первой мировой войны. Две первых книги романа-эпопеи выходят в 1928 в журнале

. Почти сразу возникают сомнения в их авторстве, слишком больших знаний и опыта требовало произведение такого масштаба. Шолохов привозит в Москву на экспертизу рукописи (в 1990-е гг. московский журналист Л. Е. Колодный дал их описание, правда, не собственно научное, и комментарии к ним). Молодой писатель был полон энергии, обладал феноменальной памятью, много читал (в 1920-е гг. были доступны даже воспоминания белых генералов), расспрашивал казаков в донских хуторах о

и гражданской войнах, а быт и нравы родного Дона знал, как никто. Это прямо или косвенно помогло Шолохову продолжить работу над

, выход третьей книги (шестой части) которой был задержан из-за достаточно сочувственного изображения участников антибольшевистского Верхнедонского восстания 1919. Шолохов обратился к Горькому и с его помощью добился от Сталина разрешения на публикацию этой книги без купюр (1932), а в 1934 в основном завершил четвертую, последнюю, но стал заново ее переписывать, вероятно, не без ужесточившегося идеологического давления. В двух последних книгах

(седьмая часть четвертой книги вышла в свет в 1937-1938, восьмая -- в 1940) появилось множество публицистических, нередко дидактических, однозначно пробольшевистских деклараций, сплошь и рядом противоречащих сюжету и образному строю романа-эпопеи. Но это не добавляет аргументов теории

или

и

, выработанную скептиками, бесповоротно не верящими в авторство Шолохова (среди них А. И. Солженицын, И. Б. Томашевская). По всей видимости, Шолохов сам был своим

, сохраняя в основном художественный мир, созданный им в начале 1930-х гг., и пристегивая чисто внешним способом идеологическую направленность. В 1935 уже упоминавшаяся Левицкая восхищалась Шолоховым, находя, что он превратился

, шатающегося -- в твердого коммуниста, знающего, куда идет, ясно видящего и цель, и средства достичь ее

. Несомненно, писатель убеждал себя в этом и, хотя в 1938 чуть не пал жертвой ложного политического обвинения, нашел в себе мужество закончить

полным жизненным крахом своего любимого героя Григория Мелехова, раздавленного колесом жестокой истории.

Трагедия Григория Мелехова в романе

Большое искусство создавалось и создается как отклик на самые важные вопросы 20 века, его увлекают те проблемы, которые касаются миллионов людей, заставляют их задумываться, оценивать прошлое, анализировать настоящее и строить планы на будущее.

Творческая плодотворность социалистического реализма с небывалой силой проявилась в эпопее М. А. Шолохова

, в судьбе и характере его главного героя Григория Мелехова. Художественная реализация замысла романа связана с судьбой человека, поставленного перед лицом своего времени с его закономерностями и противоречиями, накладывающими определённую печать на общественно-политическую и нравственную жизнь эпохи. Судьба Григория Мелехова, его характер и духовный мир поставлены в прямую связь с главными вопросами революционной действительности.

Выбор Шолоховым героя в

был мотивирован многими причинами, обстоятельствами, среди которых, разумеется, надо учитывать и то, что донское казачество биографически было близким писателю. Однако надо иметь в виду и другие мотивы, определившие этот выбор: в свойствах характера Григория Мелехова, в закономерностях его становления художник увидел возможность рельефного раскрытия процессов, которые порождала революция в миллионах конкретных форм и разновидностей, в мощном движении крестьянских масс к новым историческим рубежам. Его индивидуальность выбрала многое от исторического, социального и нравственного опыта широких масс, их разум и предрассудки, социальный реализм и иллюзии, их силу и слабости.

Нелегко сложилась жизнь Григория Мелехова, трагически завершается его путь в

. Кто же он? Жертва ли заблуждений, испытавшая всю тяжесть исторического возмездия, или индивидуалист, порвавший с народом, ставший жалким отщепенцем? В критической литературе о Шолохове в настоящее время определились две точки зрения на Григория Мелехова, которые приблизительно сводятся к следующему:

Трагедия Григория Мелехова есть трагедия человека, оторвавшегося от народа, ставшего отщепенцем. Этот взгляд наиболее резко выражен в работе Л. Якименко

:

Трагедия Григория Мелехова есть трагедия исторического заблуждения. Данная точка зрения, восходя ещё к статье Б. Емельянова

и его критиках

, появившейся в 1940 году, впоследствии наиболее остро и последовательно проводилась А. Бритиковым и Н. Маслинным. Н. Маслин в своей книге

, в частности, писал:

), историческая ошибка, с другой (в финале романа) - отщепенство…

И продолжал:

.

Казалось бы, сочетание двух упомянутых концепций трагедии Григория Мелехова, прочно утвердившихся в критике, способно преодолеть односторонность трактовки, ибо действительно его судьба была связана с Верхне-Донским контрреволюционным мятежом, являющимся фактом исторического заблуждения казачества в годы гражданской войны, а в конце романа он порвал всякие связи с народом, стал отщепенцем.

Однако характер Григория Мелехова, его трагическая судьба по-прежнему остаются загадочными, ибо ни одна из существующих концепций не охватывает образ его в целостности.

Одни исследователи оценивают Григория Мелехова как человека лично положительного, но сыгравшего исторически отрицательную роль; другие видят в нём характер, в котором причудливо сочетается и положительное и отрицательное; третьи полагают, что Григорий Мелехов - положительный характер, судьба которого сложилась трагически. М. Маслин, например, писал:

.

Чем объяснить подобную разноречивость оценок? Когда задумываешься над этим вопросом, то невольно на память приходит одно шутливое наблюдение А. П. Чехова:

.

При анализе

часто упускали из виду, что Григорий Мелехов - не реальное лицо, а художественный образ, создание творческой фантазии, с которым непосредственно связаны определенные идейные, философские, нравственно-эстетические намерения писателя. Конечно, нельзя забывать об относительной самостоятельности образа героя, но надо помнить и о том, что это все же и объективированная мысль автора, материализованная идея, претворенная в образной системе произведения.

Григорию Мелехову исполнилось всего лишь восемнадцать лет, когда мы впервые встретились с ним. Уже портретная характеристика, соотнесенная с только что поведанной историей их предка Прокофия, создает впечатление о человеке ярком, по-юношески порывистом и неукротимом:

.

Заботы еще не бросили тени на его лицо. Он смотрит на мир доверчиво, его сердце открыто впечатлениям бытия. Писатель ищет все новые поводы, чтобы передать красоту юношеской непосредственности, прелесть естественно прекрасного человека. Рано утром пробуждается мелеховский курень, и Григорий вновь попадает в поле зрения автора:

.

Рисуется ли писатель картину косьбы, он не забывал обратить внимание на грацию его сильного тела, заметить, как остра и прекрасна его отзывчивость на очарование природы; идет ли речь о скачках, непременно отмечается, что Гришка взял первый приз; даже мимолетное упоминание в разговоре о лучших на хуторе песельниках (

) - многозначительно. Избытком сил, обаянием натуры богатой, эмоциально яркой и порывистой веет от образа Григория Мелехова. Художник часто избирает восприятие персонажа в качестве того

, через который открывается красота донской природы. Чист и незамутнен этот кристалл его души. Глазам отринувшего сон Григория открывается:

. Жизнь еще не потревожила Григория. Первым серьёзным испытанием стала его любовь к Аксинье. Пусть ещё спервоначала увлечение Григория и лишено глубины, пусть в нем больше молодой порывистости, нежели поэтической одухотворенности, однако писатель приоткрыл нам сердце, способное к сильным чувствам, страстным порывам.

Шолохов любуется неистовой силой страсти, охватившей Григория и Аксинью:

.

И то, что неизбежным оказалось их столкновение с косной и жестокой силой патриархальности, служит утверждению человечности их любви, сумевшей стряхнуть с себя оковы предрассудков и выступить в своей естественной красоте. Шолохов, поэтизируя прекрасное в нравственном облике Григория и Аксиньи, не прибегал к идеализации: истинная красота не боится соприкосновений с грубой повседневностью, прорывается сквозь коросту предрассудков. Женитьба вносит новое осложнение в нравственную биографию Григория. Однако это не разрушает цельности его образа. Хотя жестоким и грубым был удар, нанесенный им Аксинье, хотя нескрываемое осуждение звучит в авторских словах:

, мы все же помним его же простодушное признание в ответ на ревнивую реплику Аксиньи о красоте его невесты:

.

Григорий, познавший счастье настоящей любви, чувствует себя пленником в мире патриархальных отношений. Пройдет всего лишь несколько месяцев, и Григорий среди степного безмолвия с грубоватым прямодушием скажет Наталье:

Было бы опрометчиво осуждать Григория. Он не мог лгать ни в мыслях, ни в чувствах.

Писатель зорко следит, чтобы нравственный потенциал характера, его сокровенная сущность постоянно напоминали о себе, просвечивая сквозь грубоватую непосредственность простого человека. Сперва привычно резкими были слова Григория на стоны Аксиньи, терзающейся в родовых муках:

- но через мгновение прорвалось иное, то, что скрывалось в недрах его человеческой натуры:

.

В первых частях

дается как бы экспозиция образа, прочерчиваются контуры характера, намечаются те природные основы, которым еще предстоит развиться, обрести более четкие формы. Для Шолохова Григорий Мелехов не является олицетворением идеала отвлеченной человечности. Его характер воплощает те ценности, которые таятся в нравственном опыте и понятиях народа. Его живая восприимчивость и способность энергичного отклика на впечатления окружающего мира поставлены в непосредственную связь с деятельным началом в народном характере и мировоззрении. Не случайно так силен и действен фольклорный элемент в повествовании о Григории. Свет народнопоэтической традиции придает его образу, интонации повествования о нем особый колорит.

Григорий глубоко и органично воспринял народные понятия о чести и достоинстве, благородстве и великодушии. Кодекс рыцарской чести, предписывающий быть смелым и отважным в бою, великодушным к побежденному врагу, вошел в его сознание и сердце как священная заповедь и слился с природными свойствами его открытой, благородной, порывистой и правдивой натуры. В характере Григория повторилось многое, что было свойственно людям его среды, но формы проявления этих качеств носили у него резко индивидуальный характер. Однако острота индивидуального проявления лишь резче обозначала то, что связывало героя с его средой, с историческим бытием и миросозерцанием народа. То, что было растворено в массе и пребывало как возможность, не всегда получающая стимулы и находящая обстоятельства для своего проявления, составляло сущность его индивидуальности, получало глубокое выражение. В этом смысле его характер удивительно нормативен, несмотря на его подчеркнутое своеобразие, соотнесен с народом, несмотря на его неповторимую индивидуальность.

Находясь на военной службе, Григорий ревнивее других оберегал свое человеческое достоинство. Когда привыкший к мордобою вахмистр поднял на него руку,

. Григорий бурно протестует, сталкиваясь с фактами произвола, глумления над человеком. Вспомним его порыв при виде надругательства над горничной Франей.

Каким глубоким был его нравственный протест против кровавой бессмысленности войны! Есть нечто знаменательное в том, что Шолохов, рисуя эпизоды первого боевого крещения героя, анализируя состояние его души, смятой и подавленной ужасами бойни, не пожелал уклониться от прямых перекличек с аналогичными эпизодами и мотивами романа

Ремарка.

Григорий Мелехов мучительно переживает первую кровь, пролитую им на фронте. Петро едва узнал брата: так разительны были перемены, происшедшие в нем:

. Сам Григорий жалуется брату:

.

Процессы политического пробуждения масс своеобразно преломились и в духовной эволюции Григория Мелехова. Вернувшись на Дон, он оказался в рядах Красной гвардии. Семена большой правды, посеянные Гаранжой, не заглохли. Шолохов замечает:

.

Революция проложила рубеж в жизни народа, провела черту, размежевавшую людей. Многие выбирали свой путь, подчиняясь стихийному порыву, игре случайных обстоятельств. Примечательна в этом отношении эпизодическая фигура конокрада Максимки Грязнова, привлеченного к большевикам

.

Шолохов подчеркивает, что Григорием в эти дни управляли серьезные намерения и глубокие побуждения. Своеобразным экспозиционным предварением судьбы героя явились два эпизода: встречи с Извариным и Подтелковым. Именно автономист Изварин и большевик Подтелков стоят в преддверии эпического повествования о трагической судьбе Григория Мелехова. Разве мог Григорий со своей стихийной революционностью противостоять Изварину, изощренный ум и яркая речь которого действовали обезоруживающе.

- Ты этим не отделаешься! Жизнь заставит разобраться, и не только заставит, но и силком толкнет тебя на какую-нибудь сторону

.

Впервые вступает в повествование тема идейного и жизненного распутья. Спустя всего лишь несколько дней произошла его встреча с Подтелковым, а Григорий в споре с ним, по существу, повторил изваринские мысли о самостийности Дона. Не вняв суровым и простым словам большевика, он

. Примечательно, что горькое признание Григория в разговоре с Извариным (

) получает свое развитие и обобщение в пейзажном мотиве ветра как символа стихийных начал, завершающем главу:

.

Изварин чутко уловил смятение Григория и сурово предупредил его. Но хитроумный автономист был не в силах понять главного, когда заподозрил Григория, оставшегося у красных, в карьеризме, сравнив его с авантюристом Голубовым. Шолохов в этот момент не забывает подчеркнуть нравственное бескорыстие героя. В ответ на ироническую реплику Изварина, искренне ли Григорий принял

или же, как Голубов, делает ставку на популярность среди казаков, Григорий произносит:

.

Когда на Дону появились красные части и белогвардейская пропаганда посеяла слухи о чинимых ими насилиях, казаки встали на защиту своих куреней, влились в белогвардейское течение. Григорий тоже оказался в рядах Донской повстанческой армии. Однако давнишняя неприязнь к офицерам и усталость казаков скоро подорвали его боевой дух. Казаки покинули позиции, и красная Армия снова вошла на территорию Дона. Григорий одним из первых покинул свою часть и появился в Татарском. Когда вспыхнул Вешенский контрреволюционный мятеж, Григорий, увлеченный автономистскими идеями, оказался в центре событий. Он шел той же дорогой, на которую соскользнули тысячи казаков, ослепленных вражеской пропагандой. Даже контур внешней судьбы Григория Мелехова во время Вешенского восстания своеобразно отражает приливы и отливы в настроениях казачьих масс. Если в разгар мятежа, когда утопия

казалась реально достижимой, Григорий был душою и одним из руководителей повстанцев, то после соединения с белой армией, с которой их сосватала

, он уже не играет прежней роли, сдает дивизию и мечтает

, отсидеться в тылу. Разгром объединенной армии кадетов и повстанцев завершает важнейший период биографии героя. Новороссийск становится памятной вехой на его пути.

Но Шолохову важнее было показать, что не только внешняя судьба Григория совпадает с судьбами казачества в дни восстания, но и его мысли, настроения удивительно созвучны тем мысля и настроениям, которыми были охвачены казаки. Писатель последовательно передает эту

настроений героя и массы: то, что смутно нарождалось в казачестве, уже успело резко обозначиться в герое, или, наоборот, едва намечающиеся настроения Григория с видимой рельефностью проявляются в казацкой массе. Прием взаимного зеркального отражения получает широкое применение, и его эффективность усиливается по мере нарастания событий, связанных с Вешенским восстанием. Каждая мысль, движение чувств Григория обязательно получают своеобразный отзвук у казаков: то, что волновало и томило Григория, заставляло его страдать и радоваться, надеяться и впадать в уныние, - переживали и казаки. Григорий не является эгоистом, сосредоточенным лишь на собственном

. Он индивидуален, но не идивидуалист.

Как будто и нехотя Григорий Мелехов втянулся в борьбу с красными, но постепенно к нему пришло ожесточение. Однако этими же настроениями были охвачены и казаки, которые тоже, поддавшись ожесточению, все реже брали в плен, все чаще занимались грабежами. Мысль об идеологической и нравственной общности Григория Мелехова с казацкой массой получает свое художественное претворение в композиционном строе, в логике развития сюжета. В 21-й главе третьей книги рассказывается об усилившихся метаниях Григория, о вспыхнувшей неприязни к Советской власти. Неизбежным оказалось его столкновение с Котляровым и мишкой Кошевым, которым он в запальчивости высказал свое заветное:

.

А следующая глава начинается с упоминания о том, что Котляров, председатель ревкома,

.

Когда вспыхнуло Верхне-Донское восстание, Григорий Мелехов, по существу, был во власти тех же настроений, которые развязали язык Алешке Шамилю на памятном собрании, толкнули Аникушку и Христоню в ряды повстанцев. Шолохов рисует картину все нарастающего размаха событий, которые, как огонь во время пожара, перекидывались от хутора к хутору.

Григорий Мелехов с удивительной полнотой отражает малейшие колебания, по существу, определяют строй мыслей и чувств героя, линию его поведения. Он чутко улавливает настроение казаков, и казаки тоже платят ему доверием. Еще в начале восстания на совете командиров решали вопрос о том, развивать ли наступление или вести оборонительную войну у своих куреней. Казаки не желали уходить от своих станиц и хуторов:

- Фронт будем держать тут! Станет с нами Краснокутская - будем и ее оборонять! Идтить некуда

.

Недаром именно Григорию казаки готовы вверить свою судьбу, когда все явственней стала обозначаться неизбежность соединения с кадетами. Настроение казаков, действиями которых управляли стихийные чувства неприязни к старому и недоверия к новому, в пьяном откровении высказал Харлампий Ермаков:

.

Недоумение и горькую досаду оставила у казаков первая встреча с разъездом белого генерала Секретева:

- горестно вздохнул невзрачный казачишка в зипуне.

- А хрен редьки не слаже! - и смачно выругался

.

В следующей главе та же картина соединения повстанцев с белыми дается через восприятие Григория:

- с тревогой и неосознанной тоской подумал Григорий, глядя, как медленно, как бы нехотя, спускается колонна в суходол, а навстречу ей прямо по зеленям на рысях едет конная группа секретевцев

Когда Григорий, отстраненный от командования дивизией, прощается с казаками, они, высказывая ему преданность, по существу, выражают настроения неприятия власти генералов, демократического недоверия к барину, которые томили и его. И впервые возобладало в Григории желание уклониться от борьбы, отойти в сторону. Он не может служить делу, которое ему чуждо:

Лишь один казак, уроженец с хутора Наполовского, сотенный балагур и острослов, сказал:

- Ты, Григорий Пантелеевич, не верь им. Со своими ли работаешь, аль с чужими - одинаково тяжело, ежли работа не в совесть!

.

Григорию так же, как и казакам, было нелегко, ибо служба у белых - это работа

. Этот важный мотив, затрагивающий глубинную идею

, предстает во множестве вариантов. Исполненное горечи решение Григория

варьируется в комическом намерении Прохора Зыкова

и таким образом освободиться от строя. Глубоко спрятанное убеждение в неизбежности скорого разгрома восстания, высказанное Григорием в ответ на вопрос того же Прохора -

-

, - варьируется опять же в юмористически окрашенном рассказе о том, как казаки укоряли перебежчика от красных, который оказался переодетым белым офицером:

.

Даже по дороге в Новороссийск Прохор Зыков, потрясенный и несколько озадаченный разгромом белой армии и повстанцев, по-прежнему в Мелехове видит человека, намерения и действия которого полнее всего отражают устремления народа:

- А ты?

- Мое дело такое: куда ты - туда и я. Не оставаться же мне одному, ежели народ поедет

.

Григорий Мелехов кровно связан с казацкой массой, олицетворяя ее разум и предрассудки, те черты казачества, которые складывались исторически и проявились в накаленной обстановке гражданской войны. Путь исторического заблуждения, выпавший казачеству, социальные корни породившие

, своеобразно определили и судьбу Григория Мелехова: он оказался участником движения реакционного, исторически обреченного. Но это было движение масс, разбуженных революцией, поэтому неизбежен был процесс преодоления предрассудков, разрушения иллюзий, которые толкнули людей на неправый путь борьбы с революцией. То были тяжкие уроки, ставшие поворотным пунктом в движении казачества к новой жизни.

Григорий Мелехов в полной мере познал и горечь крушений иллюзий и мучительное чувство позора. Однако тяжкие опыты поисков правды и для него не прошли бесследно. Стихийные порывы сменяются способностью к размышлению. Намечаются нравственно-психологические предпосылки эволюции характера в том направлении, которое нелегкой ценой было выстрадано массами казачества.

Шолохов, освещая исторический путь и социальные стимулы действий казачества, интересовался не только тем, что порождало трагические заблуждения, но и теми началами народной жизни, которые предвещали исторически перспективное решение проблемы судеб крестьянства в социалистической революции. Такой подход к проблеме вытекал из самого жизненного материала, логики исторического процесса и соответствовал пафосу реализма как творческого метода, открывающего перспективу исследования и выявления скрытой сущности фактов.

Проводя грань между реализмом и ремеслом копировавщиков жизни, надо решительно подчеркнуть, что цели писателя-реалиста не ограничиваются сферой внешнего правдоподобия, что характер его интересует и в свойствах, еще не успевших проявиться, но пребывающих в нем как возможность, направление и формы осуществления которой будут зависеть от многих причин и обстоятельств. Выявить скрытые потенции человека, его внутреннюю сущность - такова, по мнению Л. Н. Толстого, цель истинного искусства. Известный критик Ф. Д. Батюшков в своих воспоминаниях о встрече с великим писателем привел примечательное рассуждение:

.

Как уже говорилось, Шолохов не ограничивается историко-социологическим раскрытием корней вешенского мятежа, стремясь углубиться в исследование проблемы

в условиях гражданской войны.

Григорий Мелехов, вступив в ряды вешенских мятежников, оказался как бы на изломе времени. Создалась острая ситуация, предоставляющая широкие возможности исследования характера героя.

Казалось бы, наконец определилась позиция Мелехова, сомнения и колебания позади:

.

Величайшее воодушевление испытывал Григорий в первые дни восстания, так как справедливыми и возвышенными ему казались его цели. Однако в тончайших оттенках колорита, в котором выдержано описание нравственного состояния героя, его действий в этот момент, затаено напоминание о том, что в выборе, сделанном им, решающую роль сыграли побуждения, не затрагивающие лучших сторон его характера, нравственных основ его личности. Злобное ликование, мстительная обида - таковы формы выражения эмоционального состояния героя в, казалось бы, кульминационный момент самораскрытия его характера:

.

Вешенское восстание становится важнейшей вехой в судьбе главного героя. Казалось бы, блистательно складывается его путь: Григорий - прославленный командир дивизии, по станицам и хуторам идет о нем молва как о верном сыне Тихого Дона. Горделивая радость старика Мелехова не знает границ.

Однако Шолохов, освещая путь Григория в дни мятежа, пристально вглядывается в его душевный мир, стремиться уловить ту сложную и противоречивую связь, которая существует между ходом событий и состоянием его души, характеризующимся причудливым переплетением тенденций, порожденных пробуждающимся сознанием и властью предрассудков, раскованностью чувств и силой привычки, органических начал, воспитанных трудовой жизнью, и собственнических инстинктов.

Если отвлечься от частностей, связанных с преходящими настроениями Григория Мелехова, то можно следующим образом определить смысл и содержание его внутренней жизни, направление его нравственных устремлений в дни Вешенского восстания. Несмотря на то, что Григорий оказался в самой гуще событий, как один из вожаков казацкой массы, поднявшейся против революции, его ни на минуту не покидало чувство неуверенности. Закрадывались сомнения, подкатывал страх, росло разочарование в избранном пути по мере нарастания и развития событии. Все лучшее, что таилось в его натуре, было исполнено готовности, томилось, рвалось

. История требовательно стучалась в каждое сердце, сердце Григория не было глухим к ее зову. Создавались предпосылки острых душевных коллизий, которые выступали как действенное средство психологического раскрытия характера и познания противоречий общественной жизни. Шолохов осуществляет психологический анализ в сложном взаимодействии мотивов, связанных с диалектикой сословно-классового и исторического, определяющей линию поведения и состояние внутреннего мира героя.

Сомнения и колебания не оставляют Григория на всем протяжении восстания. Они по мере нарастания событий усиливаются, приобретают все более драматические формы. Своеобразной кульминацией, отражающей глубину душевного смятения героя, является сцена, когда он, в порыве боевого азарта зарубив матросов, бьется в припадке:

.

Казалось бы, о каком раскаянии могла идти речь, если бы злоба и вражда к революционному народу безраздельно владели душой Григория? Билось, пульсировало, ни на минуту не затихало, как саднящая рана, ощущение ошибочности, а затем и преступности избранного пути. Вот почему шутливая интонация его слов, обращенных к Копылову:

, - не в силах скрыть серьезности настроений, которые томят, изнуряют душу, ищут выхода. Та же мысль звучит и в его пьяной реплике соратникам по дивизии:

. Недаром среди повстанческого командования распространилась о нем молва как о

.

.

Напряженная работа мысли, смутное сознание неправоты дела, с которым связал себя Григорий, порождают мучительные процессы нравственных метаний. Его характер по своим возможностям, потенциальным стремлениям не может широко и органично проявится в сфере, положенной целями и делами контрреволюционного мятежа. Поэтому есть глубочайшая закономерность, с точки зрения психологической правды характера, в таких поступках Григория, как попытка предотвратить расправу над Котляровым и Михаилом Кошевым (

) или исполненная презрения отповедь белогвардейскому полковнику Андреянову, поднявшему оружие на пленного красного командира:

.

По мере развития событий, когда все яснее и отчетливее начинали обозначаться истинные цели мятежа, усиливается интерес Григория к красным, все глубже становится его ненависть к генералам, презрение и неприязнь к господам. Эти два мотива в своем взаимодействии составляют чрезвычайно важный аспект психологического анализа характера Григория, выявления в нем подспудных, органических процессов, которые как бы напоминают о таящихся в нем силах человечности, достойных одной судьбы, иного предназначения. Он в смятении, с неосознанной симпатией вглядывается в лица плененных красноармейцев, не в силах возбудить в себе враждебного к ним чувства:

.

Мысли о красных не оставляли его ни на минуту. В воображении Григорий, вероятно, не один раз видел себя среди них - настолько жгучим и неугасимым был интерес к тем, чью кровь приходилось лить. Иначе невозможно понять его мыслей в ответ на ядовитое замечание Копылова:

.

Хотя Григорий и приходит к выводу о невозможности примирения с красными, знаменательно, что это признание окрашено горечью и тревогой. Недаром конец мятежа он связывает с победой красных:

. Следовательно, отношение Григория к революции даже в дни мятежа отмечено сомнениями, колебаниями, смутным тяготением к

, стихийными порывами, свидетельствующими о том, что твердой позиции не найдено, душевного равновесия не обретено.

Зато Григорий не знал колебаний, не ведал сомнений, когда дело касалось кадетов, белых генералов. Его неприязнь и презрение к ним были безграничны и бескомпромиссны. Отношение к кадетам носит у него иной качественный оттенок, хотя сам Григорий неоднократно утверждал, что кадеты и комиссары для него в одинаковой мере неприемлемы. То были оценки, навеянные моментом, но не отражающие истинных его чувств. Даже смутное подозрение, что восстание спровоцировано кадетами и служит их интересам, приводит Григория в смятение. Обнаружив в штабе повстанцев полковника генштаба Георгидзе, он решительно требует его убрать. Григорий с ненавистью слушает генерала Секретева, глумливо напоминающего об измене казаков:

.

А когда генерал Фицхалауров попытался его распекать, Григорий с угрозой бросил:

Уроки руководства массой пусть и в условиях контрреволюционного мятежа не прошли даром: гордость, от природы ему свойственная, обрела новое качество. Пробудилось чувство человеческого достоинства. Григорий с презрением говорит о тупом высокомерии генералов, которые не заметили,

. Хотя Григорий еще и не преодолел автономистских иллюзий, его до глубины души возмутило появление интервентов на донской земле:

.

Продажность и барское высокомерие, жестокость и моральное растление, которые он наблюдал в белогвардейской среде, порождали исключительную силу отталкивания, создавали предпосылки развития характера, расширения личности. В памятном разговоре во время попойки у английского лейтенанта Кэмпбела Мелехов, наблюдая саморазоблачающегося офицера Горчакова, который с пренебрежением высказался о России-мачехе, сурово заметил ему:

.

Характерно, что своем неприятии кадетов, в нравственном отрицании всего, что было связано с белогвардейским движением, Григорий апеллировал к ценностям, далеко выходящим за пределы целей и задач восстания. Его позиция определялась идеями, навеянными революционным пробуждением масс, патриотическими чувствами, обретшими исключительную напряженность в обстановке гражданской войны и иностранной интервенции. Все это заставляет вдумчивей отнестись к мотивам, которые побудили Григория остаться в Новороссийске.

Перед художником, освещающим

человека, встают задачи, решение которых требует не только учета

, но и анализа мотивов этих действий, нравственного состояния, в котором находиться человек, производя те или иные действия.

Шолохов глубоко и всесторонне осуществляет анализ души, охваченной сомнением и страхом, раскаянием и ожесточением, утратившей равновесие, поскольку мир находился в состоянии ломки, брожения. Неизбежным был процесс нравственного опустошения, возникающего как следствие конфликта между человеческими задатками и неправым делом, которое творит человек. Естественные свойства деформируются, начинается угасание личности. Шолохов замечает о Григорие:

, - а ведь он человек по природе гуманный. Не в силах обрести хотя бы временный душевный покой, Григорий ищет забвения в пьяном разгуле, в любовных похождениях, - а ведь он человек большой душевной стойкости и нравственной чистоты. Холодом отчаяния веет от его признания Наталье:

Необходимо, следовательно, внести уточнение в традиционное утверждение, что единственным источником терзаний, причиной нравственного кризиса Григория являлись его социальная двойственность, промежуточность позиций. Надо помнить, что, имея в виду двойственность своего положения, обозначая именами Лестницкого и Кошевого противоборствующие силы, Григорий единственно приемлемую для себя возможность преодоления этой промежуточности связывал с приходом в лагерь революции. Именно в этом направлении и лежала перспектива его развития. Поэтому не случайно даже его кратковременное пребывание у красных всегда ознаменовывалось обретением душевного равновесия, нравственной устойчивости.

Еще находясь в отряде Подтелкова, Григорий не только исправно служил, был умелым командиром, но и активно интересовался политической жизнью Дона. Фронтовой большевизм был ему явно по душе, несмотря на то, что в родном курене это не встретило ни сочувствия, ни одобрения. Нелегко Григорию далось решение, принятое в Новороссийске. Однако в данном случае важно заметить, что, приняв решение сдаться красным, Григорий преобразился, обрел бодрость:

.

- так Прохор Зыков по-своему рассказывает о душевном состоянии своего командира, когда тот сражался в коннице Буденного. Проступает определенная закономерность: служба неправому делу изнуряет Григория, приводит к опустошению, к ослаблению и угасанию тех высоких природных качеств, которые составляют источник его очарования; возникновение и углубление связи с революционным делом, служба в лагере красных неизменно приводит к нравственному подъему, восстанавливает душевное равновесие, пробуждает то лучшее, что коренилось в его характере. Данная закономерность получает сюжетное претворение в существенном различии мотивов, которые обуславливают появление Григория на стороне тех или иных противоборствующих сил.

Давно уже стало традиционным рассуждение о метаниях Григория, о его

из одного лагеря в другой. Однако не обращалось внимание на то, при каких обстоятельствах и из каких побуждений Григорий принимал всякий раз решение, связанное с выбором пути. Поэтому и создавалось впечатление, что он с одинаковой легкостью, по какой-то внутренней предрасположенности, изменял одним, предавал других, поклонялся сегодня идеалам, которые завтра оплевывал.

Лишь накануне Вешенского восстания была ситуация, предоставлявшая ему возможность свободного волеизъявления и выбора, но ведь тогда не только Григорий Мелехов, но даже Иван Алексеевич Котляров не сдал правильного шага, не ушел к красным.

Не покинь Григорий хутора татарского накануне восстания, его наверняка

, как выразился Штокман. Подчиняясь силе, вступает он в банду Фомина. Выбора не было, поэтому есть своя логика в реплике Григория, брошенной в ответ на обвинение Михаила Кошевого:

.

При иных обстоятельствах принималось решение о приходе в лагерь революции. Вспомним хотя бы драматические дни Новороссийска. У Григория была возможность выбора: ему гарантировали место на пароходе, друзья и соратники манили бегством в Грузию. Он сам сделал выбор - вступил в Красную Армию. На первый взгляд, это не столь значительный факт, если иметь в виду, что ситуация в Новороссийске была весьма напряженной. Однако необходимо и важно учесть, что в ответственную минуту, когда возникает возможность выбора, Григорий, как правило, подчиняется побуждениям, идущим от народных, трудовых основ его характера. Это и придает его образу, при всей его сложности и противоречивости, цельность и законченность.

Казалось бы, в Новороссийске и должна была фактически завершиться судьба Мелехова, наконец вступившего на твердый берег, получившего возможность

и обрести место в новой жизни.

Надо заметить, что в субъективных свойствах характера героя и в складывающихся обстоятельствах содержались предпосылки подобного решения. Уже было показано, что намерение Григория заслужить прощение народа носило серьезный характер. О том, что он сражался против белополяков и врангельцев не за страх, а за совесть, свидетельствует рассказ Прохора Зыкова, наблюдавшего Григория в бою:

.

Известно, что действовавшие в ту пору законы предоставляли возможность искупить преступление перед революцией, совершенное в обстановке гражданской войны. В приказе северокавказского краевого военного совещания от 26 июля1921 года о помиловании всех добровольно сдающихся бело-зеленых отрядов, в частности, говорилось:

Сам Шолохов в беседе с болгарскими писателями 12 июля 1951 года заметил, что люди типа Григория Мелехова после революции обрели прочное место в новой жизни:

.

Характерно, что сделанное писателем обобщение получило свою реализацию в судьбах людей, которые послужили прототипами Григория Мелехова.

Почему же, спрашивается, Шолохов не посчитался не только с фактами, связанными с судьбой прототипов Григория Мелехова, но и с тем, что, по словам самого писателя,

? Не ущемлялись ли интересы типичности решением, принятым писателем? До сих пор памятны настойчивые требования критики, полагавшей, что наиболее естественно и закономерно было писателю поставить точку в момент прихода Григория в Красную Армию…В подобных требованиях была своя логика. Чтобы убедиться в этом, достаточно, например, вспомнить образ Вадима Рощина из трилогии А. Толстого

, путь которого, отмеченный тяжкими преступлениями перед народом и революцией, завершился полным идейным и нравственным преображением, обретением большого человеческого счастья на обновленной революцией родной земле. Памятная встреча и беда Рощина с большевиком Чугаем явилась тем рубежом, который внес перелом в его судьбу. Разум и гуманизм революции получили в образе Чугая монументальное воплощение, проявились как бы в чистом, не осложненном виде.

В судьбе героев трилогии

отразилась закономерность прихода в революцию той части интеллигенции, которой были дороги демократические традиции русской культуры, идеалы человечности, добра и справедливости. Хотя их путь и был

, тяжкие испытания и суровее уроки этого пути ознаменовались духовным очищением Рощина и Телегина, Даши и Кати. Драматическая коллизия, составившая сюжетный нерв трилогии, оказалась преодоленной и снятой в победе революционного народа, в нравственном возрождении героев. Дух исторического оптимизма одерживает полную победу и получает выражение в заключительных словах трилогии, содержащих обобщение, отменяющее возможность каких-либо осложнений в судьбе героев трилогии в будущем:

- Ты понимаешь - какой смысл приобретают все наши усилия, пролитая кровь, все безвестные и молчаливые муки… Мир будет нами перестраиваться для добра…Все в этом зале готовы отдать за это жизнь…Это не вымысел, - они тебе покажут шрамы и синеватые пятна от пуль…И это - на моей родине, и это - Россия…

А. Толстой непосредственно соотнес путь своих героев с закономерностью эпохи, выражающейся в том, что большинство интеллигентов типа Телегина и Рощина действительно преодолели все временные заблуждения и

с Советской властью.

Шолохов не остановился у черты, обозначенной складывающейся литературной традицией, ибо его замысел обнимал более широкий круг проблем, сопрягал эпоху гражданской войны с последующими этапами революции. Примечательно, что грань, которой отмечены своеобразие и масштаб шолоховской концепции, с поразительной наглядностью проступает в композиционной структуре

по сравнению, например, с композицией трилогии А. Толстого

обрамляют картины-обобщения, которые в своей контрастности доносят ощущение глубины и масштаба изменений, происшедших в жизни страны. Открывается роман

картиной предвоенного Петербурга с его лихорадочным пульсом и предчувствием близящейся катастрофы. Завершается

словами, утверждающими мысль о том, что испытания, связанные с

- достояние былого, впереди широкие, светлые горизонты исторического творчества и личного счастья:

.

Панорама времени замкнулась, обрела свои границы, жесткие композиционные очертания.

Истоки

- у порога мелеховского куреня. На тропинке, ведущей от берега Дона к родному базу, происходит и последняя встреча с Григорием:

Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром

.

Чтобы понять глубокую художественную целесообразность и эффективность подобной структуры произведения, следует привести слова Ромена Роллана о композиции

Л. Толстого:

.

Не надо обладать особой наблюдательностью, чтобы заметить, что и в

(как же иначе определишь обрамляющие эпопею эпизоды) и в

(фабульного завершения судьба Григория не получила)… И при чтении романа Шолохова возникает ощущение непрекращающегося движения жизни, стирается грань между жизнью и ее художественным отражением.

Шолохов, освещая путь Григория, не поставил точку в тот момент, когда герой находится в рядах Красной Армии, хотя, как уже было сказано, на это имелись основания в действительности, в этом направлении его подталкивала критика и даже читатели, потому что концепция его романа не сводилась к судьбам казачества в годы гражданской войны, а обнимала широкий круг проблем социалистической революции. Писатель в освещении первого этапа революции имел возможность опереться на опыт последующих лет, что создавало предпосылку показа Григория Мелехова в широкой исторической перспективе.

Путь Григория в рядах Красной Армии не получил завершения, ибо писатель связывал с его образом проблемы, решение которых осуществлялось по мере дальнейшего развития и углубления социалистической революции.

Неоднократно высказывалось мнение, что Шолохов не показал подробно Григория в конной Буденного якобы потому, что служба у красных не затрагивала его сердца, не касалась нравственных основ его личности, была лишь способом замолить грехи, избежать справедливого возмездия за участие в мятеже. Подобное суждение возможно лишь при полном игнорировании индивидуального своеобразия характера, которому ни в малейшей мере не были свойственны ни лицемерие, ни приспособленничество. Высказанная им еще Копылову мысль о том, что главное в достижении победы - это

, идеально гармонировала с его прямой, благородной натурой. Поэтому рассуждения о том, что в Первой Конной Григорий сражался за чуждые ему интересы, неправоверны. Он сражался там за идеалы, не в полной мере осознанные им, не во всем объеме и полноте осмысленные, но приемлемые в главном, ибо то была борьба за свободу родины, против интервентов. То были давние его враги - генералы и офицеры, представители барства, неприязнь к которым была старинной и непреходящей.

Григорий Мелехов возвращался в хутор Татарский как демобилизованный красный командир нравственно очищенным, обретшим равновесие, преодолевшим душевный кризис, печать которого так резко обозначилась на его облике в дни мятежа.

Он возвращался домой с сознанием своего права на мирную жизнь, с честными намерениями и чистыми помыслами.

Ранним осенним утром вернулся Григорий Мелехов в родной курень - демобилизованный красный командир. Мать он уже не застал в живых. Безмерным было счастье Аксиньи, а дети…Их любовь, их тоска, их незащищенное сердце вносят в повествование мотив, с которым невозможно не считаться при решении проблем, связанных с образом Григория. Рождается желание благополучного сюжета. Такова логика непосредственного отклика на мысли и стремления героя

.

Это было сказано в августе 1938 года - именно в те дни и было, вероятно, найдено решение судьбы Григория и развязка

.

Посетив родные могилки, Григорий думал о детях:

.

Шолохов широко осуществляет нравственно-психологическое обоснование идеи желательности благополучного исхода, снятия трагической коллизии. Однако желаемое не может выступать универсальным принципом художественности. Когда желаемое ставится над сущим, разрушается правда искусства. Об этом писал еще Гегель, имея в виду, вероятно, те произведения буржуазного искусства, в которых интересы мещанского благонравия и благополучия торжествуют над объективной правдой действительности:

.

Шолохов сурово отбросил

, заметив:

.

На следующий день по прибытии Григория в родной хутор произошел разговор между ним и Михаилом Кошевым, внесший крутой перелом в течение сюжета.

Кошевой видит в Григории врага, Григорий же не понимает и не принимает его упреков и обвинений:

- Были.

- Да, видно, и будем.

- Не понимаю. Почему?

Кошевой прямо говорит о причинах своего недоверия:

- Это ты зря. Говоришь ты это зря!

.

Драматизм ситуации усиливается. Григорий фактически признал правоту Кошевого, когда,

:

Ответ был предельно ясен:

.

В глазах кошевого Григорий по-прежнему враг, ибо ему памятны дни восстания. Он судит Григория по его действиям, не вникая в их мотивы и обстоятельства. Поэтому, как ни оскорбительно это было для Григория. Кошевой все же напомнил ему о мародере и бандите Кирюшке Громове, который тоже вернулся в хутор из Красной армии, а теперь бежал в банду.

На Дону возникла угроза восстания. Михаил ведет разговор и оценивает Мелехова только с точки зрения складывающейся обстановки: в его представлении нет разницы между Григорием и Митькой Коршуновым:

.

Нетрудно заметить, что кошевой фактически повторил слова Штокмана о Григории, сказанные еще накануне Вешенского восстания. Штокман тогда укорял коммунистов Татарского за то, что они не взяли Мелехова

. Теперь Кошевой видит в Григории только одного из главарей мятежа и не желает замечать перемен, происшедших в нем, не хочет вникать в те индивидуальные мотивы и причины, которые обусловили его судьбу.

Григорий, напротив, стремится предать забвению прошлое. Примечательно, сто аргументы Кошевого не разрушают полностью суждений Григория. Доводы Мелехова тоже не опрокидывают аргументов Михаила. Как будто бы и прав Кошевой, напоминая:

. Но это не вся правда, ибо мы знаем, что Григорию принадлежала несколько иная роль в мятеже. Далеко не вся правда содержится и в словах Григория о причинах, толкнувших его на восстание.

Ни Григорий, ни Кошевой не способны охватить всей полноты мотивов и объективно взвесить все обстоятельства, ибо первый на все смотрел с точки зрения настроений человека, признавшего непреложность Советской власти и вернувшегося домой с желанием мирной жизни, другой - с точки зрения той роли, которая принадлежала Григорию в восстании, и напряженной обстановки на хуторе, на Дону.

Между тем диалог вновь приблизился к черте, за которой, казалось, уже невозможно было его продолжение. Григорий резонно замечает, что старого не переменишь, что поганую и длинную песню пережитого перепевать поздно. Но кошевой иного мнения, груз былого давит, слишком тяжкими были преступления Григория, чтобы их предавать забвению:

Григорий усмехнулся:

- Крепкая у тебя память!

- Диалог коснулся одной из самых острых проблем эпохи, проблемы революционного гуманизма, права на революционное возмездие и ответственности перед законами человечности.

Кошевой не может забыть кровь, пролитую Григорием во время восстания:

. Григорий придерживается иного взгляда:

Столкнулись два характера, два разных взгляда: кто же прав? Содержание диалога расширяется. Григорий роняет слова, придающие особую идеологическую и нравственную остроту всему разговору:

.

Но следует заметить, что реплики Григория начинают приобретать большую весомость, речь его звучит более уверенно и энергично, как только дело коснулось проблем нравственных. Теперь он мог опереться на свою субъективную честность, моральную непричастность к преступлениям, которые связывались с белогвардейцами. Высказывания кошевого, наоборот, несколько утратили энергичность, в них все явственнее и явственнее стало проскальзывать раздражение. Пора подводить черту. Резко меняется тон реплик Григория. Все его попытки пробудить в Кошевом хотя бы простую заинтересованность в своей судьбе ни к чему не привели. Григорий говорит резко и прямо:

.

Он убежден, что честная служба в Красной армии, ранения дают ему возможность отстаивать свое право перед Советской властью: он свои преступления искупил кровью.

Михаил Кошевой такого права за ним не признает. В Григории он видит побежденного врага и требует, чтобы он безоговорочно капитулировал перед революционным правосудием, которому и дано определять степень вины и меру наказания.

Ненависть становится взаимной, хотя ясно, что чувство Григория - это ответная реакция на резкость тона и даже глумливые нотки, проскользнувшие в речи Кошевого. Хотя Кошевой и возмутился, услышав от Григория:

- и напомнил ему:

, - объективно складывается впечатление, что осужденные им

проявились у него самого.

Так закончился диалог-поединок, и Кошевой в этом столкновении нравственной победы не одержал… А кто же победитель? Ведь Григорий тоже вынужден был временами отступать перед доводами Михаила.

Григорий, возвращаясь домой, начисто отрицал всякую возможность своего участия в каком-либо движении, направленном против Советской власти. Его позиция сводилась к нейтралитету смертельно уставшего человека, его стремления не шли дальше семьи и хозяйства. Кошевой, наоборот, начисто отрицал возможность его неучастия в движении, направленном против Советской власти, если такое движение возникнет. Но состоявшийся разговор повлиял ли на них, поколебал ли их позицию? Кошевой еще сильнее укрепился в неприязни и недоверии. Опрометчивая реплика Григория:

, - только обострила его подозрения. Григорий же понял, что ему предстоят серьезные испытания. Его надежды на жизнь мирного труженика и семьянина оказались поколеблены. Таковы уроки, вынесенные действующими лицами романа. Объективный же смысл приведенного диалога значительно шире и серьезнее. Здесь подведены итоги определенного этапа пути Григория и созданы сюжетные предпосылки дальнейшего развития действия. Реальная обстановка в стране была такова, что еще рано было говорить об окончательном разрешении проблем, связанных с людьми типа Григория Мелехова, а следовательно, о сюжетном завершении судьбы героя.

Практически выбывает из романа Михаил Кошевой. Григорий остается наедине со своими мыслями. Однако Шолохов не воспроизводит их непосредственно. Следует размышление в форме несобственно-прямой речи, в которой нелегко уловить грань, отделяющую мысли автора и персонажа:

…Григорий видел во сне широкую степь, развернутый, приготовившийся к атаке полк. Уже, откуда-то издалека, неслось протяжное:

- когда он вспомнил, что у седла отпущены подпруги. С силой ступил на левое стремя, - седло поползло под ним…Охваченный стыдом и ужасом, он спрыгнул с коня, чтобы затянуть подпруги, и в это время услышал мгновенно возникший и уже стремительно удалявшийся грохот конских копыт

Полк пошел в атаку без него…

.

Картина сна увенчивает всю сцену с Кошевым, предвещая трагическое будущее Григория. Мотив одиночества вновь вторгается в повествование о Григории. Шолохов не дает прямой оценки происходящему, а воспроизводит действительность во всей ее полноте, в сложной и противоречивой игре сил, полагая в ней найти ответы на вопросы, которые так мучительно и даже грозно вставали перед героем романа. А пока только лишь намек на то, что Григория ожидают тяжкие испытания:

.

Седьмая глава восьмой части

, непосредственно следующая за сценой разговора Григория с Кошевым, - по существу, развивает мотивы, связанные с этой сценой. Спор между ними продолжается

Григорий рано утром вышел на улицу:

.

На душе у него было тяжко и смутно, и он решил отправиться к Зыкову, чтобы в дружеском разговоре излить душу, попросить совета:

.

От образа Григория веет отрешенностью. Он, как призрак, движется в этот ранний час по безлюдному хутору. Повстречавшиеся старухи

.

Если вначале Григорий

, то теперь уже

. Он был погружен в себя, его мысли витали вокруг родных могил:

Скорбь и тихая грусть размышлений о дорогих покойниках, о быстротечности земного бытия, непосредственность ощущения могильного холода, неслышный шаг по мягкому снегу, среди утренней тишины - все это создает иллюзию призрачности, навевает мысль о слабеющих связях с этим миром. Многие, кто был дрог ему, ушли в могилу. Что же еще привязывает его к жизни?

.

Следуют один за другим эпизоды, постепенно вводящие Мелехова в курс действительной жизни. По мере того как расширялось его знакомство с обстановкой, все труднее было находить решения, в которых бы примирялись, сопрягались личные стремления и требования, диктуемые объективно складывающейся ситуацией. Именно взаимодействие субъективного и объективного создает источник развития характера.

Человек действует, подчиняясь не только влиянию внешней обстановки, но и внутренним побуждениям, в которых в снятом виде тоже таятся силы объективного мира. Диалектическое единство этих начал, а не прямолинейная связь между

как совокупностью конкретных обстоятельств и характером содержит мотивы, определяющие судьбу человека.

В задушевном разговоре с Прохором Григорий как бы продолжает свой спор с Кошевым, выдвигает все новые и новые доказательства своих заслуг перед Советской властью, говорит о неутихающей от времени ненависти к белым:

Казалось бы, Прохор Зыков, уверенно заявивший, что никакого восстания не будет и что казаки увлечены работой,

- внес ясность в ситуацию, наметил благоприятную перспективу перед Григорием. Однако это не снимает представления о неустойчивости обстановки на хуторе и внутренней неуравновешенности героя. Шолохов в совершенстве владеет мастерством динамического, сложного по своей структуре, полифонического диалога, который воспроизводит и движущуюся панораму жизни в единстве драматического и комического, патетического и бытового и внутренний мир человека в его развитии, в столкновении противоборствующих начал.

Григорий Мелехов не обладает способностью самоанализа. В нем нет склонности наблюдать за течением своих чувств. Григорию чужда рефлексия. Противоречия его сознания - это отражение противоречий жизни. Шолохову надо было искать приемы психологического анализа, отличные и от Достоевского и от Л. Толстого, объектом творчества которых был человек иного склада, иной нравственной структуры. Григорий не похож ни на рефлектирующего героя Достоевского, ни на героя Толстого, занятого проблемами нравственного самопознания и самоусовершенствования. Григорий Мелехов - натура активная, действенная, теснее и непосредственнее связанная с жизнью в ее исторических, социальных и бытовых проявлениях. Его практические действия активного участника событий, имеющих историческое значение, намного опережают процесс их осознания героем. Своеобразным лейтмотивом его характеристики являются слова, полные смятения, сомнений, неуверенности:

Григорий наделен способностью активного отклика на явления окружающего мира. Поэтому для психологического анализа такое большое значение приобретают постоянные взаимодействия между характером и обстановкой, связь между объективными фактами жизни и реакцией героя, получающей выражение то ли в речи, то ли в мыслях, настроениях, отраженных во внутреннем монологе или в форме несобственно-прямой речи.

Григорий глубоко возмущен тем, что Кошевой не доверяет ему. Однако, рассказывая

, который просил оружие, чтобы в село не пустить ни бандитов, ни красных, он простодушно роняет:

. Невольно возникает сомнение, рождаются мысли об основательности недоверия к нему.

Прохор Зыков сообщает, что в соседних округах поднялось восстание.

, - думает Григорий. Он крайне встревожен: ему предстоит сегодня же явиться в Вешенскую на регистрацию. Действительность властно напоминает о себе, побуждает к действиям, требует прямых ответов. Трагическая коллизия, выраженная в обобщенной формуле:

- не преодолена. Так же, как и в действительности, - борьба этих двух начал не прекратилась, только, может быть, несколько спала ее напряженность.

Григорий по-прежнему не выработал ясной позиции, не обрел твердой почвы, хотя по всему видно - насколько шире стал его взгляд на мир, трезвее и глубже самооценки:

Григорий понимает, что ему не следовало демобилизовываться из Красной Армии,

Другое дело - красные. Хотя Григорий и говорит, что потом и у красных так же вышло, но по существу - далеко не так. Недоверие белых его не обижало, зато как только он заметил, что комиссары не сводят с него глаз в бою, горькая обида охватила,

.

.

Шолохов внимательно вглядывается в течение чувств Григория, в оттенки настроений, чтобы безошибочно прочертить линию эволюции его характера в соотнесенности с обстановкой как движущимся историческим потоком, который несет героя. Разговор с Прохором уже многое прояснил, дальше события развертываются стремительно: Григорий отправляется в Вешки, проходит регистрацию в военкомате, где ему было предложено встать на учет в политбюро Чека, как бывшему командиру повстанцев. Он колеблется, его охватывают сомнения и страх. Встреча с Фоминым, сообщившим, что бывших офицеров арестовывают пачками и что в округе стало неспокойно, усугубила опасения Григория и привела к формально неожиданной, но глубоко психологически мотивированной развязке: пришло решение не уклоняться от явки в Чека.

Рассмотренная глава поражает стремительностью действий. Однако пафос главы - в глубоком раскрытии внутреннего мира героя: Как ни тяжело было Григорию, он не теряет самообладания, мужественно оценивает себя, трезво взвешивает шансы. Чувство суровой самокритики выступает как признак его духовного роста, благородной способности подняться над эгоистическим инстинктом. Он познал меру вещей в суровых испытаниях эпохи, и жизнь ему теперь дорога лишь своей возможностью выполнить долг отца перед детьми, труженика - перед землей. Мотив суровой самооценки и мужественного признания ответственности за свои преступления звучит все напряженнее, косвенно утверждая мысль о его социальной и нравственной ценности, о духовных возможностях, таящихся в его натуре. Насколько беспощаден был Григорий к себе, свидетельствуют исполненные иронии и трезвого реализма его размышления, своеобразно обрамляющие главу:

. И,

.

Правда, в первом случае в эмоциональной окраске есть оттенок, идущий и от автора, зато замыкающие главу слова, исполненные горечи и презрительной иронии, - это самооценка героя в ее чистом виде…

Создается целостное представление о нравственном состоянии Григория, о возможностях его характера, о наиболее вероятной перспективе, если исходить лишь из его внутренних побуждений. Но Шолохов закрепляет представление о нем и в портрете, скупом по внешним приметам, но чрезвычайно психологически емком. Таким увидел Григория Прохор:

.

Усиливается ощущение неразрешимости складывающейся трагической ситуации. Если схематично воспроизвести ход последующих событий, то впечатление предопределенности трагического исхода становится еще более отчетливым. Вернувшийся с регистрации из Вешенской Григорий окончательно убедился, что ареста ему не избежать. Созрело решение - на время скрыться, уйти. Сообщение о том, что Кошевой настаивает на его немедленном аресте перед приехавшими из станицы уполномоченными, ускоряет развязку: Григорий бежит из Татарского, скрывается по глухим углам.

По дороге в хутор Рубежный, место очередного его пристанища, Григория захватывают фоминовцы. Он попадает в банду

, не разделяя ее целей и методов борьбы. При первой же возможности покидает банду и вместе с Аксиньей бежит на Кубань. Шальная пуля убивает Аксинью. Григорий в землянке дезертиров. И, наконец, сломленный, расставшийся с намерением

, если Советская власть

, он появляется у порога родного куреня. Такова схема. Если следовать только этой схеме, то легко сделать два вывода, на первый взгляд противоречащие один другому: в трагическом исходе присутствует фатальная предопределенность, авторские намерения в основном сводятся к развенчанию, осуждению героя. Эти два вывода, по существу, в упущенном виде отражают суть противостоящих научных концепций:

и

как возмездия за индивидуализм, приведший героя к полному отрыву от народа. Простое логическое рассуждение, однако, показывает уязвимость того и другого взгляда. Если Григорий лишь

, то, собственно, в чем же тогда социальная

нравственно-философская поучительность его судьбы, каковы уроки, вытекающие из его пути? Костанция факта социальной двойственности крестьянства и сложности его пути в социалистической революции едва ли может составить цель художника.

Если же Григорий - это лишь индивидуалист, ставший отщепенцем, то непонятно, чем же порожден трагический пафос финала

? Крах отщепенца не может быть основой трагедии.

Шолохов в картине жизни

Григорий Мелехов, при всей неповторимости своей судьбы и характера, воплощает эту массу не только в ее возможностях и перспективах. Он оказался той призмой, которая своеобразно преломляла процессы, происходившие в глубинах крестьянской жизни, в сознании и психологии человека - труженика земли. Однако события, непосредственно затронувшие Григория, проявились в таком индивидуальном варианте, в таком соотношении борющихся тенденций, что наметилась опасность трагического исхода. Кризис, возникший в связи с разорением страны, усталостью и истощением крестьянства в условиях военного коммунизма, был разрешен. противоречие, связанное с трудностями осуществления революции, было преодолено. В этом состояла общая закономерность, которая в своем конкретном жизненном проявлении порождала тысячи и тысячи форм, разновидностей, модификаций.

Резко индивидуальная судьба и подчеркнуто своеобразный характер героя

лишь расширяли возможность более глубоко познания закономерностей эпохи с ее героикой и нечеловеческими трудностями, с ее трагическими конфликтами и исторической перспективой. Григорий вновь оказался на изломе времен. Шолохов ставит его лицом к событиям, которые приобретают все более угрожающий характер. Батареец Крамсков, с его призывом

, и настойчивое требование Кошевого немедленно арестовывать Григория, продиктованное не только обстановкой, но и неприязнью к нему - заставили оторваться от детей и от семьи, угасили на мгновение вспыхнувшее чувство ответственности и стыда

, который напрасно будет его ожидать на очередную явку. Григорий раздираем противоречивыми чувствами. Две возможности скрыты в субъективных свойствах его сознания, в положении, которое создалось. С одной стороны, он отчетливо понимает невозможность, нежелательность, безнадежность борьбы с Советской властью, поэтому такой резкой была его отповедь подгулявшему батарейцу (уроки Вешенского восстания не прошли даром); с другой - сам Григорий понял, насколько реальна опасность ареста и даже расстрела: напряженная обстановка в круге и непримиримая позиция Кошевого, представляющего революционную власть на местах, не оставляли ему почти никакой надежды на благополучный исход. Григорий бежит, покидая детей и Аксинью, расставаясь с последней гарантией своего гражданского права, которую предоставляла ему служба у Буденного, звание красного командира.

Приведя Григория Мелехова в банду Фомина, Шолохов с суровой трезвостью и сарказмом рисует картины бандитских налетов, кровавых расправ с коммисарами, морального растления и духовного убожества тех, с кем теперь свела Григория судьба. Драматизм положения усугубляется тем, что Мелехов понимает позор и преступность участия в банде.

Единственную мысль он лелеет: найти случай и сбежать. Иллюзия возможности нейтралитета была прочной и не позволяла увидеть всего трагизма пути, избранного им, и безнадежности попыток самообороны на этом пути. То были не дороги, а тупики, но Григорию это не дано было знать. В этом состояла не только его вина, но и беда.

Преодолеть состояние человека, вставшего

, когда эта борьба еще продолжается и непосредственно его затрагивает, требуя определенных ответов, Григорий не смог, не нашел ни внутренних сил, ни поддержки со стороны.

На последних страницах

- это сломленный, опустошенный человек. Крайне необходимо образ Мелехова на последних этапах его пути рассмотреть в более широком плане, имея в виду, что тот или иной исход его судьбы касается не только его самого, но затрагивает и других. Речь идет прежде всего об Аксинье и детях Григория - Мишатке и Полюшке.

Аксинья - олицетворение женственности, нравственного обаяния. Любовь была той единственной сферой, где проявились силы ее души, красота характера, поистине неисчерпаемая нравственная энергия. По своему психологическому складу, по гордой непокорности, силе и непосредственности эмоционального отклика на окружающий мир, по абсолютной нравственной чистоте и искренности Аксинья в какой-то степени повторяет нравственный облик Григория Мелехова. Но если Григорий богатство и силу своей необузданной натуры раскрывал, принимая участие в исторических событиях, то мир Аксиньи ограничен семьей, домом, хутором…

Те нравственные силы, которые веками копились и кристаллизовались в народе, получили свое воплощение в женских образах

. Если Ильинична олицетворяла неизбывную силу материнского чувства, а Наталья несла в себе трепет верного сердца, нежного и требовательного, то в Аксинье с небывалой мощью воплотилась любовь самоотверженная, не заботящаяся ни о чем, кроме своего утоления в ответном чувстве любимого, пренебрегающая всем: и властью традиций, и мнением окружающих, и тяготами жизни.

. Все, что некогда наполняло жизнь Григория, а совсем недавно манило к себе: нежное сердце любимой, дети, тепло родного очага, очарование природы, радость труда, - погибло для него. Порвались связи с миром, черным цветом оделся окружающий мир: богатые силы, которыми исполнен был недавно Григорий, горячее стремление пожить мирным семьянином и тружеником не получили осуществления… Сложная совокупность мотивов, связанных с темой трагической судьбы героя, не сводит эту трагедию лишь к историческому заблуждению и личной вине. Историческое заблуждение было казачеством преодолено, личная вина, как единственная причина трагедии, не согласуется с объективным художественным смыслом последних страниц романа. Иначе не понять скорбную тональность последних страниц

, где Григорий предстает сломленным, опустошенным, но еще сохранившим искру жизни, которая при последней вспышке, осветив страшное, бородатое лицо, все же напомнила о прежнем Мелехове.

Григорий остался верен себе, решив до амнистии вернуться в хутор ради того, чтобы

. Суровым приговором звучат авторские оценки героя на последних страницах

:

.

.

Однако в этих словах, подводящих горестные итоги пути, на котором было многое - подвиги славы и кровавые преступления, страстные поиски правды и заблуждения, просветляющая душу любовь и ожесточение, - не только выражена строгая авторская оценка, но улавливается и горькая мысль самого Григория, в котором еще теплится как напоминание о былом способность мужественной самооценки. Он вернулся в родной хутор разоруженным: не только винтовку и наган он бросил в воды Дона, но не все, что вставало на пути его к народу, революции, теперь развеялось в прах. То было развенчание идеалов, порожденных социальной двойственностью, крушение иллюзий, навеянных противоречиями мелкобуржуазного сознания. Тема преодоления и снятия трагического конфликта воплощается в характере Григория Мелехова как возможность, получившая свое историческое осуществление в судьбах крестьянства в социалистической революции. Вот почему в

полная нравственная гибель или физическая смерть героя не согласовались с идейно - философской концепцией и делали невозможной традиционную трагическую развязку.

Вывод

Шолохов, создавший восьмую часть

, овеянную трагизмом и проникнутую верой в победоносную силу дела революции, правды коммунизма, не мог не испытать влияния времени, не мог не учитывать состояния мира. Вот почему так всеобъемлюще и проникновенно звучит в

тема гуманизма, нетленной красоты человеческого сердца, охваченного любовным порывом и нежностью к ребенку, тоской по работе и трогательной привязанностью к родному очагу, очарованного поэзией родной природы. Недаром писатель одну из важнейших задач, предусмотренных замыслом

, видел в том, чтобы передать

, и героя, несущего в себе этот бесценный дар, наделил трагической судьбой. Потускнеют краски жизни, мраком оденется мир, если исчезнут вечные ценности человечности красоты. Так случилось с Григорием, похоронившим Аксинью…

Как будто перед нами лишь образ потрясенной души Григория. Но он вписан в эпическую картину эпохи и соотнесен с философской концепцией автора, предостерегающего, что ошибки и преступления, заблуждения и просчеты, затрагивающие законы исторического движения, оплачиваются дорогой ценой, таят опасность тяжких последствий.

Я полностью согласна с критиком А. Хватовым. За свою короткую жизнь я прочитала довольно много различных произведений, но, прочитав произведение Шолохова

, и посмотрев фильм, снятый по мотивам романа, сделала для себя вывод, что нет больше в русской литературе такого прекрасного, трогательного и в то же время трагического произведения, как это.

Список использованной литературы

1. А. В. Баранников; Русская литература XX века;

, Москва 1993 г.

2. В. Гура.; Как создавался

;

, 1980 г

3. С. Н. Семанов;

- литература и история ;

,1977г

4. А. Хватов; Писатель и его герои;

, Ленинград 1969 г.

5. Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия; Москва 2006 г.; CD

Шолохов Михаил Александрович (1905 - 1984), прозаик

Шолохов Михаил Александрович (1905 - 1984), прозаик. Родился 11 мая (24 н. с.) на хуторе Кружилинском станицы Вешенской в крестьянской семье. Учился в церковноприходской школе, затем в гимназии, окончив четыре класса. Начавшаяся революция и Гражданская война помешали продолжить образование. Шолохов служил в станичном ревкоме, добровольцем вступает в продовольственный отряд. В конце 1922, в семнадцать лет, приезжает в Москву, собираясь учиться. Встречается здесь с поэтами и писателями группы "Молодая гвардия". Помощи ждать было неоткуда, поэтому пришлось работать и грузчиком, и каменщиком, и счетоводом, и делопроизводителем. В 1923 в газете "Юношеская правда" был опубликован первый фельетон Испытание" за подписью "М. Шолохов". В следующем году увидел свет его первый рассказ "Родинка".

В 1925 состоялась встреча с А. Серафимовичем, который "сказал слова одобрения и признания". На всю жизнь сохранил писатель благодарность Серафимовичу, считая его одним из первых своих учителей. В газетах и журналах того времени появляются рассказы Шолохова, впоследствии объединенные в сборники "Донские рассказы" и "Лазоревая степь" (1926). В конце 1926 начинает писать роман "Тихий Дон", первая книга которого публикуется в начале 1928, сразу получив признание и восторженные отзывы М. Горького и А. Серафимовича. В 1929 отдельными изданиями выходит вторая книга "Тихого Дона". Работа над завершением третьей книги прерывается, так как он начинает работу над романом "Поднятая целина", вышедшим в 1932 и ставшим событием в литературной жизни страны.

В 1930-е продолжает работу над романом "Поднятая целина", завершает третью и четвертую книги "Тихого Дона", публикует статьи о литературе и культуре.

Во время Отечественной войны Шолохов был военным корреспондентом "Правды", "Красной звезды", часто выезжал на фронт. Его очерки "На Дону", "На Смоленском направлении", рассказ "Наука ненависти" публиковались в разных изданиях и имели большую популярность. Во время войны начал публикацию глав из нового романа "Они сражались за Родину" (доработанный вариант - 1969).

В послевоенные годы писатель отдает много времени общественной деятельности - принимает участие в работе Всемирного конгресса деятелей науки и культуры в защиту мира.

В 1950-е работает над продолжением романа "Они сражались за Родину", публикует рассказ "Судьба человека". В 1960 выходит вторая книга "Поднятой целины".

Событием стало присуждение Шолохову в 1965 году Нобелевской премии за роман "Тихий Дон".

Всю жизнь М. Шолохов прожил в своей родной станице, здесь же в 1984 скончался.

Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.