Кораблик совести


О судьбе и книгах Виталия Коржикова

Он был из тех людей, которые живут словно с обнажёнными нервами, обострённо воспринимая чужую боль. Роман (бессмертное произведение)тик, максималист, всю жизнь ведущий бой за справедливость, — делами, книгами, стихами. Писатель, Моряк и настоящий Мужчина — всё с большой буквы. Каждая строчка его стихов проверена честной и чистой жизнью, в которой было столько трагического и возвышенного, что хватит на десятки судеб и книг. В нём переплелось мужественное и беззащитно-детское, он излучал мощное поле доброты — как Солнышкин, герой самой знаменитой его книжки.

Я столько ветров приучил

Бродить по палубе за мною!

Виталий Коржиков

В июле 2006-го, вскоре после своего 75-летия, Виталий Коржиков попал в больницу: напомнили о себе старые раны, полученные на суше и на море. Незадолго до операции позвонил: “Хочешь, прочту тебе одно стихотворение?” Конечно, я хотела. И с первых же строк, крылатых и звонких, поняла: Коржиков написал песню о своём поколении — поколении шестидесятников. “В начале давнего пути, в начале повести ты подхватил меня: «Лети!» — кораблик совести. Ты подхватил… А век дрожал, а век неиствовал! Но ты на совесть курс держал, своё насвистывал”. На долю ровесников Коржикова досталось с лихвой. Его отец, видный большевик, искренне веривший в идеалы революции, был расстрелян в 1937 году. Репрессировали и маму — она вышла из лагерей, когда сын был уже совсем взрослым. Его воспитали родственники на Украине, и всю жизнь он хранил благодарную память о людях, которые не побоялись взять в семью сына “врагов народа”. “Нам рано выпало мужать в сплошной бедовости. Зато мы знали: так держать, кораблик совести!”

Он помнил начало войны, бомбёжки и наши отступающие войска, промозглый холод теплушки, в которой его, обморозившего ноги, везли в эвакуацию в Алма-Ату. Там Коржиков написал первые стихи, полные уверенности в нашей победе, и отправил дядьке на фронт. После войны вернулся на Украину, окончил школу, мечтал учиться в Москве. В МГУ его, сына репрессированных, не приняли. Тогда он отправился в Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина, пристанище многих отверженных, так же, как Коржиков, носящих горькое клеймо детей изменников Родины. Тогда, в 50-е, МГПИ собрал под свои своды блистательную компанию: будущие барды Юрий Визбор, Юлий Ким, Ада Якушева, Борис Вахнюк, будущие писатели и поэты Юрий Ряшенцев, Юрий Коваль, Марк Харитонов, будущий режиссёр Пётр Фоменко, будущий правозащитник Владимир Лукин… Да, их всенародная известность была в будущем, но уже в институте они жили полнокровной творческой жизнью: сочиняли песни и стихи, ставили капустники-обозрения, на которые стремилось попасть пол-Москвы… Коржиков, по словам его однокашников, был среди них первым профессиональным поэтом. Он первым начал печататься не только в институтской многотиражке «Ленинец», но и в солидных газетах и журналах.

После окончания МГПИ Виталий Коржиков работал учителем на Сахалине и во Владивостоке, был корреспондентом дальневосточных газет. А в один прекрасный день ушёл в море. О море Коржиков мечтал с детства. В седьмом классе даже хотел убежать в Ялту, в мореходную школу, да болезнь вырастившей его тётки помешала. Потом, во Владивостоке, Коржиков вёл уроки и всё смотрел в окно на бухту и корабли: “Там шла та жизнь, которая меня тянула давно-давно… «И я решил к исходу дня, переступив порог: всё, ставлю точку, из меня не вышел педагог!»” — написал Коржиков и отправился в пароходство проситься в загранфлот. Но опять преградой стало родство с “врагом народа”. И тогда Виталий Титович попросился матросом второго класса на судно «Игарка», которое шло по маршруту бухта Провидения — Чукотка — побережье Северного Ледовитого океана. В Арктике он принял морское крещение.

“Всю Арктику прошли, — вспоминал Виталий Коржиков. — Работали мы на погрузке, таскали стокилограммовые мешки: четыре часа грузим, четыре отдыхаем — только пообедали и опять: четыре через четыре, четыре через четыре... Много увидел я там интересного: весёлого, трагического. И люди были замечательные: раскованные, свободные... И спасали друг друга, из-подо льда вытаскивали, и на необитаемом острове трое суток сидели во время шторма. Есть нечего, пить нечего. Вдруг шаги — пацан с ружьём, такой мужичок-с-ноготок: «Кушать хочешь? Пойдём!» Приводит на другую сторону острова, где лежит десяток распотрошённых огромных моржей. Мы спрашиваем: «Твои? Для себя, небось, набил?» А он в ответ с достоинством: «Зачем для себя? Для всех!» У нас это в поговорку вошло. Вот для того, чтобы увидеть этого человечка и услышать от него эти добрые слова, стоило попасть на шапку мира... Проходя через моря, я прошёл всё. И это дарило мне стержень человеческий”.

Арктические впечатления легли в основу первой повести Коржикова «Первое плавание», адресованной, как и большинство его книг, младшим школьникам. А четырьмя годами раньше, в 1957 году, вышел первый поэтический сборник В. Коржикова «Крылья» (всего их семь, хотя стихов — сотни, их хватит ещё на двадцать сборников!). В 1958-м — сборник стихов для детей «Морской конёк». О стихах Коржикова тепло отзывались С. Маршак и К. Чуковский, М. Светлов и И. Андроников, А. Твардовский и Я. Смеляков, Е. Долматовский и М. Алигер, А. Фатьянов и А. Барто… Стихи молодого поэта-моряка, крепкие, свежие, непосредственные, запоминались с лёту. М. Светлов, прочитав их, сказал Коржикову: “Так держать! Хрусти дальше, Коржичек! Хорошо хрустишь!”

В 1971 году выходит сборник стихов и рассказов «Морской сундучок», переизданный в 1999-м. В 1974-м — повесть «Волны словно кенгуру», где впервые в отечественной детской литературе была с симпатией и объективностью описана Америка — тогдашний враг Советского Союза номер один! В 1979-м — повесть «Коготь динозавра» — о поездке Коржикова в качестве корреспондента «Пионерской правды» и по совместительству руководителя детской делегации в Монголию, в пустыню Гоби. В 2005 году «Коготь динозавра», одна из любимейших книг моего детства, переиздана. И ещё много хороших книг вышло за эти годы. Книгу рассказов «Жил человек у океана» С. Баруздин назвал “энциклопедией о Дальнем Востоке”. Валентин Берестов однажды заметил: “Без стихов Виталия Коржикова современная детская поэзия немыслима”.

Но самая известная и любимая многими поколениями читателей книга В. Коржикова — это, конечно, «Мореплавания Солнышкина». Она родилась из весёлых полуреальных-полуфантастических морских историй, которые писатель рассказал, вернувшись из очередного плавания, двум своим сыновьям. Первую книгу, увидевшую свет в 1965 году, «Весёлое мореплавание Солнышкина», сначала печатать не хотели: что за намёки, что за капитан такой деспотичный и глупый Плавали-Знаем? Советские капитаны так не поступают. Что за матросы, попадающие в дурацкие истории? Тогдашний замредактора «Пионерской правды» Станислав Фурин всё-таки опубликовал в отсутствие начальства несколько отрывков из «Солнышкина». Читатели приняли книгу с восторгом. Были, правда, и такие письма: “Моему внуку подарили книжку, а там советские моряки выставлены дураками!”

Прошло время, и «Солнышкин» вошёл в золотой фонд отечественной детской книги. А Виталий Титович был однажды приятно удивлён, когда на одном судне к нему подошёл солидный адмирал и признался, что «Солнышкин» — любимая книга его детства...

Чудесная полубыль-полусказка о приключениях судна «Даёшь!» за годы выросла в тетралогию. Последняя, четвёртая книга — «Там, далеко, под динозавром» рассказывает уже о событиях 80–90-х годов. Коржиков вообще остросоциален. В 2007 году вышла его последняя повесть-сказка «Девочка в тельняшке», Где отразился наш сегодняшний день со всеми его бедами и радостями.

Писательское кредо Коржикова таково: “Детям надо рассказывать очень интересное и светлое. Чтобы они от жизни взяли светлое, а уж грязь им потом лопатами придётся разгребать. Надо воспитывать их так, чтобы был стержень. Детский писатель, по моему убеждению, должен быть прежде всего хорошим человеком, имеющим добрые задачи. Не заданность, а добрую человеческую задачу. Тогда при таланте у него будут получаться хорошие и нужные книги”.

Проходя через страны и моря, Виталий Коржиков всегда хранил память о тех, кто прошёл здесь до него. Есть у него этот чудесный дар: объять сердцем весь мир и сохранять благодарную память о всех хороших людях, с кем был знаком и с кем знаком никогда не был. “Все мы ходим по вспаханному полю, — говорил Виталий Титович. — Только не замечаем — и в этом наша колоссальная потеря — что по этому вспаханному полю прошёл до тебя капитан Немо… Что это пути, освоенные человеческим сердцем, умом и человеческим кровным трудом. В Кочине, в Индии, мы пришли в церковь, где был похоронен Васко да Гама. У входа из стены поднимался кусок древней глыбы, и на ней были выбиты имена матросов с его судна. И разбередило душу ощущение, что и ты пришёл после них сюда. И вот перед тобой осколок их великого пути и колоссального мира. И ты ощущаешь свою причастность к этому”.

Он любил этот мир, любил землю, которую дважды обошёл по морям и океанам. “Я видел Землю”, — написал Виталий Коржиков в одном из своих стихотворений. И это сущая правда. Сколько удивительного, прекрасного, захватывающего видели его глаза. Но главным для него всегда была не пряная экзотика тропических островов, не роскошь заморской жизни, а люди. Он любил людей. Он в каждом, даже совсем пропащем человеке, видел что-то светлое и хорошее…

Судьба писателя Коржикова сама может быть сюжетом для захватывающей книги. Чего в ней только не было! Видел совсем близко Сталина (отец Коржикова тогда работал в Кремле). Брал интервью у Фиделя Кастро (я сама держала в руках красный потрёпанный блокнот, в котором летящим почерком кубинский лидер исписал по-испански несколько листочков — привет и благодарность советскому народу). С ним дружили, его ценили многие наши замечательные писатели: Чуковский, Маршак, Катаев, Полевой, Смеляков. Однажды в перерыве писательского совещания Виталий Коржиков поднимался по лестнице, а навстречу шла царственная Анна Ахматова. Остановилась, посмотрела оценивающе (только что Виталий Титович с трибуны читал свои стихи), благосклонно кивнула головой и улыбнулась. Эту улыбку Коржиков хранил как почётную грамоту! Да и как было не симпатизировать этому молодому плечистому красавцу, поэту, моряку с такой доброй обезоруживающей улыбкой и таким добрыми и честными стихами…

А встречу с этим человеком Виталий Титович даже описал в одном из своих рассказов. Зимней порой в начале 30-х годов Виталий Коржиков вместе с мамой ехал к отцу, который тогда был начальником жилого строительства на “стройке века” — в Магнитогор­ске. “Ночью я выскользнул из купе и пошёл по своим мужским делам, — рассказывал Виталий Титович. — Вернулся — смотрю: вместо матери какая-то усатая морда. Ну, я заорал, сверху спрыгнул человек в галифе и шерстяных носках: «Чего орёшь?» Взял со столика апельсин, сунул мне в руку, потом отвёл к моей матери в купе… Когда мы приехали на Магнитку, было ветрено, холодно. На перроне нас встречал отец, подхватил меня на руки. Подошёл тот военный, к которому я попал в купе, поздоровался с отцом и взял меня на руки. Увидел, что я без рукавиц, достал из заднего кармана свои и дал мне. Только потом я узнал, что это был Гайдар, который приезжал на Магнитострой”.

Вот такое благословение получил Коржиков от Гайдара. Как будто вместе с рукавицами замечательный детский писатель передал другому — будущему — писателю основные заповеди: любить и беречь этот мир, учить ребят добру и справедливости. Гайдаровские рукавицы в войну пропали. Но их тепло Коржиков сохранил на всю жизнь. Оно, это тепло, в его книгах и согревает теперь нас, читателей.

Много раз Виталий Коржиков бывал на волосок от гибели. “И там, где в ярости крепчал заряд свинцовости, и ты под рёбра получал, кораблик совести”.

“Однажды во Владивостоке, — рассказывал Виталий Титович, — я возвращался поздно вечером после выступления перед читателями и увидел, как толпа, двенадцать человек, избивает ногами парня. Попробовал вмешаться — ничего слушать не хотят, тащат его на трамвайный круг, бросают на рельсы: трамвай из депо пойдёт и наверняка перережет. Я снова попытался их остановить, тогда они всей толпой набросились на меня. Один полоснул ножом по бушлату, по щеке, другой пытался впиться ногтями в глаза. Я его отчётливо запомнил: плюгавый, вёрткий. Тут из кинотеатра, что был неподалёку, народ показался — ночной сеанс закончился. Девушка и молодой парнишка из «бригадмильцев» (так назывались добровольные помощники милиции) бросились мне на помощь. Через несколько дней я того плюгавого случайно встретил в бане. Иду с полной шайкой кипятка, а он навстречу. Увидел — затрясся: «Прости, я рыбак, завтра в море ухожу — не держи зла!» Потом оказалось, что никакой он не рыбак, а вор. Целая банда занималась уже тогда, тридцать лет назад, тайно в сопках каратэ. Они много попортили мне крови, прямо на допросе грозились отомстить, детей убить...

В другой раз провожал жену и сыновей в пионерлагерь на одном из островов под Владивостоком. Команда катера перепилась, и, когда пришли на остров, матросы стали неправильно подавать корму к причалу. Я уже выпрыгнул на берег, смотрю: трос вот-вот лопнет. Хотел отскочить назад: этот трос человека пополам может перерубить, а обратно дороги нет — сзади старуха с двумя пацанами. Успел только лицо руками прикрыть. Страшный удар, крики: «Убило! Убило!» Открыл глаза, посмотрел под ноги — лежит моя половина или нет. Перебило мне обе руки, ключицу и позвонок. Решил: если дойду до конца причала — выживу. Увезли в больницу, загипсовали, дело до милиции дошло. Команда этого катера боролась за звание «Бригады коммунистического труда». Вот они и начали все вместе говорить, что это я был пьян, сам, дескать, покалечился, а они ни при чём. Но вступилась за меня та старуха: «Он меня спас и мальчишек моих!»”

Весь мир обошёл Виталий Коржиков матросом на судах, но вот в Австралию и Новую Зеландию так и не попал. Всё не складывалось. И вот наконец, когда он плыл в Японию, на судно пришла радиограмма из пароходства, что есть подходящий рейс в Новую Зеландию. Коржикову нужно будет в Иокогаме пересесть на судно «Тикси». Что он и сделал, перенеся матросские свои пожитки на «Тикси» и уже предвкушая встречу с кенгуру. И тут радиограмма от жены: “Заболел младший сын Алёшка, срочно вылетай”. Не мог Виталий Титович ради давней мечты забыть о близких. И отправился в Москву. “И ушло «Тикси» на Новую Зеландию без меня, — вспоминал Коржиков. — А через какое-то время я поймал ночью «Голос Америки» и услышал, что на траверзе японского порта Иокогама затонуло советское судно «Тикси». Никто из экипажа не спасся… Счастье, что я случайно уцелел. Но всю жизнь меня потом будет преследовать мысль: а Володи нет. И Вани нет. И Доры нет... Счастье — величина, существующая во времени. Сегодня счастье, а завтра оно несчастьем оборачивается. И сколько вокруг человеческих несчастий! Можно ли быть полностью счастливым, зная это? И если ты вырастишь в себе душу, способную жить любовью к другим людям, то, когда придёт счастье, ты поймёшь это без всяких определений. Для меня счастье — знать, что ты приносишь радость своим близким...”

Мы часто говорили с ним о том, что такое счастье и в чём смысл жизни.

На вопрос, зачем живёт человек, Виталий Коржиков ответил в повести «Коготь динозавра» словами своего героя-моряка, в котором угадывается сам писатель: “Бывало, и он спрашивал: «Зачем жить?» Но после того как упал однажды за борт и тонул в море, а потом погибал среди льдов и выбрался — понял, как это хорошо — жить! Чтобы нести среди звёзд вахту, чтобы приплыть к родному берегу, сойти на родную землю и увидеть, как рады твои друзья тому, что ты вернулся и поёшь с ними песню… Нужно жить друг для друга. Чтобы было хорошо тебе и хорошо людям, с которыми вместе ты живёшь. А если сможешь, то жить так, чтобы даже потом, даже отыскав следы твоей жизни, человек тоже захотел бы совершить что-то прекрасное и прожить как следует”.

А на встрече со студентами сказал так:

“Однажды мы с моим дядькой шагали по степной дороге, и я спросил его: если так трудно жить, то для чего мы живём? Он посмотрел на меня и сказал: «Для победы!» Пусть и для вас это станет лозунгом и сутью жизни. Как бы нам трудно не было, жить надо для победы. Над трудностями. Над пошлостью, над дрянью. Над неправедным богат­ством. Пусть звучат для вас эти слова солдата, который отдал Родине всё, что мог”.

Помните коржиковские покаянные строчки: “Из меня не вышел педагог”? Но в том-то и дело, что педагог из него вышел, да ещё какой! Правильно написал В. Берестов на подаренной Коржикову книжке своих стихов: “Закончивши пединститут, в матросы поэты идут. Пройдут голубые дороги — и снова они педагоги!” Потому что книги Виталия Коржикова учат ребят и взрослых добру и справедливости. И читатели платят ему благодарностью и любовью. А уж студенты его родного вуза, у которых он был частым гостем, — и подавно. Когда Виталий Титович лежал в больнице, мои ребята написали ему письма поддерж­ки. И какие сердечные, неизбитые нашли слова!

Варя Жилевич. Виталий Титович! Поражалась вашей интересной жизни! Восхищалась творчеством и добротой! В жизни бывают чёрные и белые полосы, они часто меняются, но не меняются люди, которые всегда будут любить вас и ваше творчество! Спасибо за душевную теплоту! Здоровья вам!

Ирина К. Виталий Титович! Хочу пожелать вам в трудный момент быть таким же отважным, смелым, как герои ваших книг. Желаю вам удачи, счастья, всё у вас будет хорошо! Надеюсь, поддержка нашей группы вам как-нибудь поможет и подбодрит вас. Я верю в вас и в вашу семью!

Катя Попова. Уважаемый Виталий Титович! Выздоравливайте скорей и больше никогда не болейте. Вы замечательный! И мы ждём от вас ещё немало интересных произведений. Я вам обещаю, что буду читать ваши детские повести и рассказы своему сыночку, лишь бы вы выздоровели и были счастливы! Крепитесь! Мы вас любим!

Виталий Коржиков — счастливый человек. Любимый друзьями, читателями, а главное — своей семьёй. А семье его можно по-хорошему позавидовать. Красавица и умница жена — Тамара Сергеевна, с которой они прожили 54 года, всю жизнь проработала учителем математики. Два богатыря сына — Андрей и Алексей. Андрей, хирург-онколог по основной специальности, тоже, кстати, пишет очень неплохие стихи и песни…

За что я люблю Виталия Титовича? За то, что от его книг, от его слов душа наполняется радостью и светом, уверенностью в том, что счастье есть. За его чудесные и правдивые истории — о человеческом благородстве и доброте. За то, что с ним можно было говорить об Афанасии Никитине, Туре Хейердале — о том, что в наш прагматичный и циничный век говорить неприлично. За то, что, когда мне бывало совсем худо, я знала, что позвоню ему и услышу: “Не сдавайся! А мне знаешь сколько раз хотелось броситься за борт? Пусть это будет твоя личная альпийская ступенька!” И находились силы двигаться дальше.

Он очень понятный и земной. И когда измучишься, плутая в экзистенциальных дебрях и пытаясь найти ответ на вопрос, как жить дальше среди несправедливости и беды, иди к Коржикову, к его ясным и чистым книгам. И жизнь снова станет просторной и радостной.

Виталий Коржиков

1931–2007

Кораблик совести

В начале давнего пути,

В начале повести

Ты подхватил меня: “Лети!” —

Кораблик совести!

Ты подхватил. А век дрожал,

А век неиствовал.

Но ты на совесть курс держал,

Своё насвистывал.

Нам рано выпало мужать

В сплошной бедовости.

Зато мы знали: так держать,

Кораблик совести!

И там, где в ярости крепчал

Заряд свинцовости,

И ты под рёбра получал,

Кораблик совести!

И нам под вызов: “Не скули!” —

Неуспокоенный,

Не раз случалось на мели

Хлебать пробоиной.

Но сколько б в жизни ни хлебал,

Дитя рисковости,

Ты выплывал, ты выгребал,

Кораблик совести!

Ты не был служкой воротил

При густопсовости,

Хоть часто мачтами платил,

Кораблик совести.

Ты выносил не раз меня,

Чтоб с жизнью встретиться.

Три ходовых твоих огня

Повсюду светятся.

Быть может, я в конце пути,

Не лучшей повести,

А ты плыви! А ты лети,

Кораблик совести!

Кто б нам ни прочил укорот

В лихой суровости,

Живёт народ, пока живёт

Кораблик совести!