Проблема эротизма как философский феномен

Могилевский государственный университет им. А.А. кулешова

Подготовила

Студентка 2 курса, группы «Х»

ф-та естествознания

Иванова Наталья

Проверил: доцент Костенич В.А.

Могилев-2012
Поясняя название темы, уточню, что под вожделением понимается сексуальное желание. Вожделение - это активное желание; желание, претворяемое в волевое действие. Сексуальность здесь трактуется широко: это - переживание и осуществление человеком своего либидо, т.е. сексуального влечения.

С этической точки зрения, сексуальность может реализовываться различным образом. Секс сам по себе является положительным моментом человеческой жизни. Но сексуальность может ассоциироваться с другими влечениями человека. Благодаря обобщенному в них историческому опыту древние китайские трактаты об «искусстве спальни», индийская «Камасутра» или «Наука любви» Овидия и сегодня представляют не только исторический интерес. Однако древняя эротология, т. е. теория и практическое искусство любви, не ставила своей целью исследовать сексуальность.

1. Принцип наслаждения.

В широком смысле слова под наслаждением понимают чувство или переживание, сопровождающее удовлетворение потребности или интереса. С точки зрения жизнедеятельности человека, наслаждение знаменует различные по характеру и смыслу переживания:

а) преодоления недостатка,

б) освобождения от давления,

в) личностно значимого самоосуществления,

г) самоутверждения.

Жизненное значение наслаждения определяется тем, что оно сопровождает уменьшение и угасание внутреннего напряжения (физического и психического), способствует восстановлению жизненных функций организма.

Уже в античности была выдвинута теория наслаждения как восполнения недостатка. В той мере, в какой тело рассматривалось как микрокосмос, стремящийся к внутренней упорядоченности, наслаждение может быть представлено как благо и, стало быть, добро. Из этого взгляда может вытекать определенная нормативная позиция, согласно которой внутренний баланс является идеальным состоянием организма, и человеку следует делать все то, чего желает его тело.

Эта нормативно-этическая позиция получила название гедонизм (этическое учение, согласно которому удовольствие является главной добродетелью, высшим благом и целью жизни). В основе гедонизма лежит представление, согласно которому стремление к наслаждению и отвращение от страдания является коренным смыслом человеческих действий, реальной основой счастья.

Небезосновательно принято считать, что в наиболее полной степени гедонизм проявляется в сексуальной ориентации и практике человека. Сексуальные наслаждения - наиболее интенсивные из чувственных наслаждений. Имея это в виду, можно считать, что сексуальность является своего рода "архетипом" гедонического мироотношения. Всю "мораль" гедонизма без хитростей можно было бы выразить в двух словах: наслаждение приятно.

Но одно дело приятность наслаждения как психологический, жизненный факт и другое - психологический и нравственный опыт, в рационально-критическом анализе которого и проясняются этические контроверсии гедонизма. На нормативном языке: Наслаждение составляет цель человеческой жизни, и добром является все, что доставляет наслаждение и ведет к нему.

Эту формулу можно преобразовать в императив поведения: Поступай всегда так, чтобы ты по возможности мог непосредственно удовлетворять свои потребности и испытывать как можно большее (по интенсивности и длительности) наслаждение.

В этих формулах выделено определяющее для гедонического сознания значение наслаждения, и тем самым задается принципиальная грань между обычной для каждого (свободного от обета аскетизма) человека склонностью к удовольствиям и образом жизни, в котором все подчинено получению и переживанию наслаждения. В гедонизме наслаждение - высшая ценность. Максимализированное наслаждение - абсолютная ценность.

Что характеризует такое наслаждение?

1) Безудержность. Гедонист безудержен в гонке за наслаждениями. В безудержности не столько наслаждение, сколько развлечение становится главным смыслом жизни. Не разрешение напряжения, не снятие возбуждения, но поиск напряжения, неистовства чувственности. Гедонист жаждет напряжения и неистовства; в уповании на неординарность самоосуществления - неординарности придается основное значение.

2) Наслаждение преходяще, - мимолетно. В устремленности к абсолютному наслаждению проявляются и упование на безвременность, и требование новизны, и наслаждение новизной. Как показывают психологические наблюдения, переживание нового воспринимается как более длительное, нежели переживание обычного. Есть свое время у наслаждения и свое - у страдания: страдание - протяженно; наслаждение - скоротечно.

3) Гедоническое умонастроение - потенциально антинормативно. Оно не желает знать никакой меры. Наслаждение и умеренность несовместимы, ибо всякая мера, всякий масштаб, накладывая ограничение на гедоническое стремление, обусловливает его, лишает его самоценности. Гедоник безудержен в гонке за наслаждениями.

Более того, в безудержности не столько наслаждение, сколько развлечение становится главным смыслом жизни. Ведь наслаждение знаменует разрешение потребности, снятие возбуждения, вызванного неудовлетворенной потребностью. Гедоник же жаждет напряжения, неистовства чувственности; в уповании на неординарность самоосуществления - неординарности придается основное значение.

Однако разнообразие развлечений чревато оскудением наслаждения, которое приносит развлечение - из-за пресыщенности и утраты интереса к тому, что познано и испытано. Состояние пресыщенности неизбежно для гедонической личности. Пресыщение не означает смерть желания. Глубокая психологическая коллизия связана с тем, что гедонист жаждет наслаждений. Стремясь осуществить универсальный принцип собственного бытия, он жаждет постоянных, нескончаемых наслаждений. Но как бы ни были благоприятны обстоятельства его жизни, он может реализовать свою страсть через преходящие развлечения. Поэтому упование на безвременность наслаждений выливается в требование новизны развлечений и, как следствие, наслаждение новизной. При этом освоение многочисленных нюансов гедонической практики не гарантирует усиления или обновления наслаждений.

4) При доминирующей установке на наслаждение последнее оказывается приоритетной и самодовлеющей целью. В достижении этой цели мыслится и усматривается смысл жизни. "Наслаждение любой ценой" - один из принципов гедонического сознания.

2. Сексуальность и самореализация.

Итак, наиболее полно принцип наслаждения реализуется в сексуальной ориентации и практике человека. Сексуальные наслаждения - наиболее интенсивные из чувственных наслаждений. Исходя из этого, рассмотрим, каким образом принцип наслаждения может трансформироваться в различные стратегии сексуального поведения.

Абсолютизация принципа наслаждения чревато попранием, каких бы то ни было норм. А можно ли говорить о норме в сексе?

Сексопатологи говорят о перверсиях, т.е. отклонениях в сексуальном поведении. Но что является правилом? - Ответ на этот вопрос неочевиден. Р.Соломон в полемике с Р. Тэйлором утверждал, что парадигмой сексуального поведения является ориентация на сношение как таковое.

Эта точка зрения неоднозначна: далее встает вопрос о парадигме самого сношения. Оно может быть значимым как:

(а) средство биологического воспроизводства только; такова "пуританская" т. зр.: согласно ей, воспроизводство - единственная и самоценная цель сексуального сношения;

(б) средство наслаждения, и многими именно тогда оно воспринимается как ценное само по себе; причем приоритетным в одном случае может быть собственное наслаждение только, а в другом - совместное наслаждение, частным случаем которого может быть сексуальное услаждение партнера при эстетическом собственном наслаждении;

(в) средство - кульминация или начальный пункт - сокровенного, интимного общения;

(г) знак раскрепощенности;

(д) знак определенного статуса;

(е) средство реализации корыстных целей: заработка, решение делового вопроса, способствование карьере (своей или чужой), - не имеющих к сношению как таковому непосредственного отношения.

Революция в контрацепции, как известно, стала одной из технических предпосылок и сексуальной революции в 50-60-х гг. как радикальной смены парадигмы массового сексуального поведения. Практика искусственного оплодотворения, не говоря уже о приближающейся эре клонирования, теоретически вообще дезавуирует изначальную парадигму сексуального поведения - на воспроизводство. Сексуальность, таким образом, все больше становится сферой именно индивидуального (а не родового) самоопределения человека.

3. Установка на абсолютность наслаждения. Садизм - деструктивный эротизм

В литературе, посвященной гедонизму, можно встретить понятие "парадокс наслаждение". Речь идет о том, что установка на наслаждение предполагает самореализацию человека исключительно в наслаждении. Между тем как получение наслаждения всегда требует отдельных усилий, которые самим своим фактом ограничивают действительные возможности наслаждения. Только в грезе наслаждение тотально. На практике его как правило недостаточно. Однако гедонистическое мироотношение парадоксально и в другом.

Как говорилось, "архетипом" гедонистического мироотношения является сексуальность. Однако установка радикального гедонизма на наслаждение, как только на «мое» наслаждение, потенциально разрушительна для сексуальности

Что значит максимализированное наслаждение - это абсолютная ценность? В крайней своей форме гедоническое мироотношение воплощено в сладострастном вожделении, посредством которого человек осознает себя существующим лишь в объекте своего вожделения, а сам объект, независимо от того, что он реально собой представляет, воспринимается исключительно в плане утоления страсти, то есть целиком обращенным к гедоническому лицу. Гедонист персонализирует себя в вожделении и в вожделении деперсонализирует другого.

Шиллеровская леди Мильфорд в "Коварстве и любви" с пониманием замечает: "Разрушать чужое блаженство - это тоже блаженство". Можно предположить, что в случае с леди Мильфорд здесь говорит всего лишь ее жизненный опыт: в ненасытном поиске наслаждений последовательный гедонист приходит к пониманию, что источники наслаждения - слишком разные. Но здесь уже и определенная точка зрения: предпочитать все, что доставляет наслаждение - здесь и теперь, и не обременять себя мыслями о последствиях, тем более для посторонних.

Если самое главное - наслаждение, то нет ничего другого, что стоило бы ему предпочесть. "Наслаждение любой ценой" имеет тенденцию оборачиваться развлечением за счет другого, счастьем за счет возможного страдания, несчастья другого. Последовательный и всепоглощающий гедонизм чреват, таким образом, садизмом, в котором все моменты гедонического жизнеощущения оказываются развернутыми до крайней точки, а "мораль" наслаждения органично срастается с "моралью" насилия, подавления, жестокости.

Такова "мораль" героев маркиза де Сада. Сад - философичен. Только философствование он перенес в будуар и трансформировал в практическое наставление. В театральной постановке Р. Виктюка по роману де Сада "Философия в будуаре" все действие разворачивается на сцене, передний план которой обставлен и декорирован под школьный класс, а задний - под альков. Только такой может быть "философия - в будуаре".

В будуаре рассуждение легко претворяется в действие - эксперимент и опыт. Садизм выстраивает дискурс как рассуждение, воплощающееся в действие. Рассуждение лишь по жанру выстраивается как просвещение. Но это всего лишь инструкция, призванная обеспечить эффективность действия; образование органично перетекает в тренинг. Эжени только заявляет, что хочет узнать и понять. Реально же она желает испытать. Для нее знание и есть испытание. Таково исключительно практическое знание в эротизме.

Если гедонист всего лишь противопоставляет свободное влечение и непосредственное чувство нравственности, догматизму, обязанности, то садиствующий гедонист любит бесчестное "как раз больше из-за того, что оно бесчестное". В садическом сознании дискредитируются любые нормы и ценности. Всякие запреты и предписания рассматриваются как торможение природы человека, ограничение его личной независимости.

По садистской логике, все, что имеет человек от природы, создано для его наслаждения. Другое дело, что не каждый найдет в себе мужество сполна отдаться природе и осуществить свое право на свободу и самостоятельность; не всякому хватит гордости признать, что существующая мораль - сплошная иллюзия, обман стыдливых простачков, и не всякому дано преодолеть "ложный стыд", "отбросить пошлые каноны для толпы", "отказаться от ханжеского целомудрия".

Платоновский Калликл, этот первый из известных нам ницшеанцев, настаивал на том, что общественные законы и представления о справедливости навязываются слабосильными, старающимися "запугать более сильных, тех, кто способен над ними возвыситься". Своеволие и заключается в низведении общественных установлений до ни к чему не обязывающей условности. При этом очевидно, что своеволие не выливается непременно в физическую жестокость, оно может таиться в различных формах психологического, нравственного давления, манипулирования сознанием и поведением другого человека, исподволь, в наслаждении разрушая человеческие взаимоотношения. Здесь Я всегда доминирует над Ты. Ты не просто лишается самоценности, права на уважение, но низводится до существа низшей породы, до ничтожества. Разнообразно изощренные по форме, но однообразные по своему характеру приемы такого низведения были со смаком расписаны в многочисленных романах де Сада.

Можно возразить, что из того, что последовательный и безудержный гедонизм в конечном счете чреват садизмом со всеми присущими последнему особенностями, вовсе не следует, что все наслаждения покупаются чужими страданиями, а в сведении гедонизма к садизму кроется определенная этическая программа, возможно, аскетического порядка, которая отражает определенную точку зрения на принцип наслаждения, но не факт, сам по себе достоверный и очевидный. Ведь даже исключительная установка на наслаждение может сочетаться и нередко сочетается с принципом не причинения страдания другому; так что хотя крайний гедонизм и сочетается иногда с садизмом или оказывается почвой садизма, садизм как таковой не является именно гедонической девиацией.

В самом деле, гедонический опыт говорит о том, что далеко не все чувственные наслаждения вообще предполагают отношение с другим индивидом или тем более страдание другого индивида. Таковы, например, наслаждения неги или гурманства и даже эротические, в случае аутоэротизма, не говоря уже о наслаждениях высшего рода, таких, например, которые дарят нам созерцание или творчество.

Но в то же время, давно замечено как теми, кто исповедует гедонизм, так и теми, кто критически относится к этике наслаждения, что любые удовольствия, как телесные, так и духовные, переживаются тем сильнее и интенсивнее, чем больше возможности опосредовать их общением с другими людьми. Дидро, вслед за Шефтсбери, усматривал различие между беспутством и распутством (развратом) в том, что беспутный человек предается страсти в одиночестве, распутник же не просто неумерен в сладострастных наслаждениях, но непременно вовлекает в свои наслаждения других, либо как партнеров, либо как совращенных.

К тому же, как разновидность эгоизма, гедонизм предполагает такую позицию, при которой другие воспринимаются как средство удовлетворения моих потребностей. Там и тогда, где и когда наслаждение принимается в качестве цели, ценной самой по себе, сладострастие уже по самой логике гедонической мотивации, может вести к тому, что только такие развлечения доставляют наслаждение, которые разрушают, подчас демонстративно, общественные нормы, за которые другие люди, вовлекаемые в развлечения платят свою цену.

При садистском отношении другой воспринимается лишь как тело - в своей безличностности; это может не осознаваться садистом, но объективно в его действиях утверждается именно такое отношение к другому. Другой оказывается инструментом или игрушкой наслаждения. В садизме, таким образом, - это тело, другое тело - это средство моего удовлетворения.

Объяснение "от игрушки" эмпирически достоверно, однако по существу недостаточно. Более проникновенное рассмотрение отношений, возникающих на основе садистского своеволия, указывает на то, что другой человек, шире другое живое существо, даже в качестве средства наслаждения - это не особая "игрушка"; любое живое существо является одновременно и биоэнергетической субстанцией. В садистском отношении к другому только как к биоэнергетическому источнику, помимо того, что оно является гипертрофированным выражением инфантилизма, другой совершенно отрицается в качестве Другого и низводится то биоэнергетического ресурса.

Э. Фромм увидел в садизме прежде всего "жажду власти, абсолютной и неограниченной власти над живым существом, будь то животное, ребенок, мужчина или женщина".

С этой точки зрения, сущность садизма - не в наслаждении за счет страдания другого, а в самой возможности причинять страдание, унижать, проявлять свое господство. Садист самореализуется во властвовании, в контроле за живым. Гедонизм в радикальной форме садизма десексуализируется. Отсюда понятно, почему Фромм, в противовес Фрейду настаивал на том, что садизм необязательно является сексуальным по своему характеру.

4. Полнота взаимных наслаждений. Эстетический эротизм.

Эстетический эротизм, одна из художественных версий которого представлена Эммануэль Арсан в скандально известном романе "Эммануэль".

В эстетико-эротическом мире Э. Арсан, названные выше гедонические ценности претерпевают существенные изменения:

а) наслаждение по-прежнему считается высшей ценностью, но оно отнюдь не обязательно должно быть немедленным и моим.

б) эстетствующий эротист варьирует и модулирует удовольствия. Он находит наслаждение не только в переживании удовольствий в собственном смысле слова, но и в отказе от удовольствия (даже без намерения просто отдалить его).

И тогда наслаждение открывается в томлении от воздержания или отказа, или от нерешимости на привычное и ожидаемое, наиболее подходящее в данный момент удовольствие. В эстетическом эротизме в полной мере проявляется различие между удовольствием и наслаждением: удовольствие - это всего лишь результат удовлетворения потребности, радость плоти; наслаждение же - это переживание души по поводу удовольствия и... боли.

Поэтому, например, мазохист именно наслаждается, но не удовлетворяется; и удовольствия пресыщенного человека не сладостны, не наслаждают. Эстетический эротизм, как это декларируется самими "эротософами" и практикуется эротистами, не допускает ни малейшего страдания - ни своего, ни чужого. Эстетический эротист даже как будто готов вовлечь в пространство наслаждения весь окружающий его мир и создать условия для наслаждения каждого.

В этом смысле эротизм представляет собой уже своего рода искусство. Однако именно отношение к эротизму как к искусству, как к культуре задает совершенно определенные и понятные для человека цивилизации рамки. Мы говорим, например, о мире поэзии, отличая его от мира обыденности. Когда "эротософ" Марио преподносит (преподает) эротизм в качестве высокого искусства, он предполагает и указывает на необходимость переключения на этот вид искусства, на необходимость наличия вкуса (а не только органа и соответствующих желаний!) для того, чтобы наслаждаться этим искусством.

Как любое искусство, эротичность нуждается в бережности, в защите от вторжений обыденности. Как и крайний гедонизм, эстетический эротизм предполагает отказ от рутинных норм "мещанского" мира. И в то же время, в отличие от садизма, эротизм принципиально либерален, ненасильствен, терпим, плюралистичен. И в этом смысле - реалистичен.

"Эротософ" понимает, что эротизм не доступен каждому не только потому, что "не каждому дано", "не каждый найдет в себе силы" и т.д., но и потому, что эротизм противоречит всему строю цивилизации и во всей своей полноте неприемлем ею.

Если садист отрывается от сексуальности к абсолютности личного наслаждения, то эстетический эротист - оставляет безусловность наслаждения ради гармоничности в наслаждении. Но можно ли сказать, что в отличие от стремящегося к властвованию садизма эстетический эротизм представляет собой воплощение заботы и "зова любви"?

Исходя из того материала, который дает роман Арсан, эротисты и эротистки, несомненно, вожделеют соединиться в наслаждении друг с другом. Они любвеобильны и в уверенности, что наслаждения хватит всем и столько, сколько каждый захочет, они снисходительны и великодушны и только изредка ревностны. Как искусство, как культура, т.е. как мера оформления и ограничения телесной и душевной жизни, как не-безудержность эстетический эротизм противоречит гедонизму, в том крайнем его выражении, при котором вожделение оборачивается агрессией.

Но до конца природа эстетического эротизма нам так и не была раскрыта: мы не знаем, как поведет себя эстетический эротист в ситуации, которая требует отказа от определенного наслаждения без перспективы получения иного наслаждения, как вообще поведет себя эстетический эротист в обстоятельствах, требующих исполнения обязательств - по ту сторону наслаждения.

5. Обобщения.

Сопоставление двух версий эротизма - садизма как деструктивного эротизма и "арсанизма" как эстетического эротизма - позволяет сделать некоторые выводы и о самом гедонизме.

1. Опыт эстетического эротизма подсказывает, что рационалистическая критика гедонизма, типа той, к которой подталкивал Сократ, предполагая, что принятие принципа наслаждения ведет непременно к разнузданности, или той, которую развивал Мур, прямо указывая, что гедонизм не терпит никакой меры, никакого рационального или благоразумного ограничения, представляется чрезмерно ригористичной: гедонист только из своих эгоистических мотивов может стремиться к утончению и тем самым к обогащению наслаждения. Другое дело, что речь здесь идет о культуре наслаждений. Разумеется, наслаждения человека сообразны его вкусу и мере его утонченности.

Понять это можно, только находясь в рамках логики эротизма, или гедонизма. Но не морали. С этической точки зрения, согласно которой мораль, по крайней мере, предполагает принятие принципа справедливости, что гедоник-эротист никогда не станет думать о справедливости. Так же никогда не станет он думать о милосердии. Так что, в самом деле, никакие предположения об утонченности и возвышенности наслаждений не переключат сознание гедоника на справедливость или милосердие.

2. Не следует, запутывая себя, усматривать в эстетическом эротизме проявление чувственной любви. Эротизм - это наслаждение телом; можно добавить: только наслаждение телом. Любовь же замешана на томлении и страдании души. В лекции Марио речь идет только о сладострастном переживании, об утонченности этого переживания. В представлении Марио, а это представление нет оснований не считать аутентичным, эротизм, не знает отношения к другому как к личности, неповторимой индивидуальности, как к дорогому лицу, но только как к сексапильному другому.

Гедонист уповает не просто на удовлетворение потребностей и интересов, но на получение наслаждения. Последнее же возможно двояким образом: либо в разнузданности разнообразных желаний, либо в их упорядоченности и утонченности.

Первый путь концентрированно выражен в "деструктивной этике" садизма, второй - в "эстетической этике" эротизма. Надо сказать, что вся этическая критика гедонизма в истории философии предполагала именно первый путь достижения наслаждений, видя за жаждой наслаждения только разнузданность и асоциальность, в то время, как второй оставался вне внимания. Отчасти это может быть объяснено тем, что первый путь, в общем, доступен каждому, решившемуся на него, между тем как второй, если не утопичен, то предполагает для своей реализации особенные духовные и материальные условия.

Тем не менее эти два пути эксплицированы по крайней мере в литературных опытах, в частности, таких писателей, как Сад и Арсан. И в садизме, и в арсанизме мы имеем более или менее развитые и рационально обоснованные нормативные системы, в существенных чертах отличающиеся друг от друга. Характерно, что философствующие апологеты и практики садизма апеллируют к природе, стремясь обосновать естественность, натуральность, как своих желаний, так и своих опытов. Они воинственно девиантны; их девиации непосредственно выливаются в преступления против невинных жертв, не посвященных в эту "деноминацию" насильственной и брутальной сексуальности.

Самые простые нормы общежития, не говоря уже о нравственности и праве, решительно отвергаются ими как враждебные самой природе, создавшей человека таким, каков он есть с его органами, потребностями и желаниями. Любые нормы воспринимаются садиствующим сознанием либо прямо как изобретение слабых, но властолюбивых, стремящихся с помощью табу, в первую очередь сексуальных, держать общество в повиновении, либо как нормы для ординарных и безликих индивидов, ничего другого не заслуживающих как быть порабощенными с помощью этих запретов.

Эстетический эротизм, в противоположность садизму, прямо противопоставляет себя природе. Эротизм рассматривается как своего рода искусство, поэзия. Поэтому он не приемлет простого исполнения чувственных желаний, удовлетворения похоти, но требует от человека тонкого вкуса и богатого воображения.

Гедонист уповает на непосредственное и максимальное наслаждение. Садист доводит это упование до крайности. Арсанист делает достижение наслаждения предметом своего предпочтения, в одном случае оттягивая наслаждение, а в другом - ускоряя его.

Арсанист весь посвящен наслаждению. Однако, в отличие от садиста, он получает удовольствие, разделяя наслаждение с другим и даря наслаждение другому. Поэтому в эстетическом эротизме, в отличие от садизма, нет требования непременности наслаждения, тем более наслаждения любой ценой. В эротизме проясняется тотальность наслаждения - как в психическом и телесном, так и в интерперсональном его переживании. «Я» может в эротизме доминировать над «Ты», как и в садизме. Однако доминирование здесь означает не более как доброжелательное покровительство, а не подавление и тем более не причинение страдания.

Арсанист также видит в запретах прописной морали (например, Моисеева закона) ложь и лицемерие. Однако в той мере, в какой эротизм - это эстетика и мораль, он предполагает закон. Это - новый закон, который "просто провозглашает, что заниматься любовью - добро и благо", а "часы, проведенные без объятий, - потерянные для жизни часы". Все это говорит о том, что арсанизм, по сравнению с садизмом, явно представляет собой смягченную версию гедонизма; и смягченность касается не ценностей и целей, вменяемых человеку, но той коммуникативной среды, в которой эти ценности утверждаются.

Проблема эротизма как философский феномен