Уроки по «Житию протопопа Аввакума, им самим написанному»

Несколько лет назад на уроке в 11-м классе по роману М. Булгакова «Мастер и Маргарита», когда мой вопрос коснулся эпизода, в котором “показалось смутно прокуратору, что он чего-то не договорил с осуждённым, а может быть, чего-то не дослушал”, я вдруг услышала: “Как Алексей Михайлович и Аввакум”.

И совестно и сладко. Не скрою, что сердце в такие редкие минуты на уроках замирает, и несколько секунд требуется, чтобы “подхватить” реплику, — сладко, что сказанное когда-то нашло отклик; совестно оттого, что и сама могла бы протянуть ниточку. Уже тогда решила для себя, что на любом занятии, начиная с 5-го класса, надо не скупиться и говорить больше, чем планируешь на урок. Так в ученических тетрадях пяти - восьмиклассников на полях стали появляться пометки: Гоголь. «Мёртвые души» — 9-й класс; Достоевский. «Преступление и наказание» — 10-й класс и т. д. Эпизоды или детали не называю — только авторов и названия произведений. Впоследствии не один, а несколько учеников в нужный момент, который сама жду, откликались и откликаются — “узнают”, радуются, с удовольствием анализируют и делают для себя открытия.

Что касается первого случая (“А как на Угреше был, тамо и царь приходил и посмотря, около палатки вздыхая, а ко мне не вошёл... Кажется, и жаль ему меня, да видиш, Богу уш-то надобно так”), то он подтолкнул к переосмыслению своих уроков по произведению Аввакума и разработке новых.

У Юрия Нагибина есть повесть «Огненный протопоп», заканчивающаяся эпизодом «После казни протопопа», в котором есть следующие строки: “...Узрел он тех, кто через века подхватит его слово и его подвиг” и “С этого пустозерского пламени возжёгся костёр великой русской прозы”. Подумала: особенности жанра жития уже рассматривались при изучении «Жития Бориса и Глеба» и «Жития Сергия Радонежского» — не сложно ученикам будет найти отличительные черты в произведении Аввакума, да и не удаётся впоследствии на уроках глубоко с этим жанром работать. А вот личность автора, его Cлово И Дело, оказывается, не безразличны тринадцати-четырнадцатилетним подросткам. Так родилась тема двухчасового урока «Слово и дело протопопа огненного».

В учебниках и хрестоматиях для 8-го класса предлагаются разные эпизоды из «Жития протопопа Аввакума», и для задуманного урока материал, рекомендуемый Государственным стандартом, недостаточен. В связи с этим необходимые для работы на уроках эпизоды из жития распечатываю сама, сопровождая их словариком устаревших слов, поэтому предлагаемый мною материал, думаю, можно использовать в любой программе. Не хочется представлять и полный конспект уроков, так как учитель литературы — творческая личность и любой конспект всегда переосмыслит, поэтому представляю только фрагменты уроков, надеясь на сотворчество коллег.

В центре уроков — слово Аввакума: как оно действовало на слушателей, на сподвижников, родных и недругов, как проявлялись языковые особенности его речи в той или иной ситуации, как сам он к слову относился. А через то, какую силу слово протопопа имело, ученики должны осмыслить Дело Аввакума, дело, оценённое как подвиг. Для достижения поставленной цели на уроках привлекался дополнительный материал: повесть Ю. М. Нагибина «Огненный протопоп», мнения русских писателей о стиле протопопа, картина В. Сурикова «Боярыня Морозова». К первому уроку никакого задания не даю. Учитывая стилистическую сложность текста жития, работу в классе организую в малых группах, по три человека, что ещё даёт возможность поработать всем.

Урок первый начинаю с чтения заключительных фрагментов повести Ю. Нагибина «Огненный протопоп», не сообщая ни названия, ни автора произведения, но формулирую вопросы: какой образ вы себе представляете и какие ключевые слова, выражающие авторскую оценку образа, вы бы отметили?

“Протопоп горел с ног, на низком вялом пламени. Он стонал, ревел, закидывал косматую пегую голову с жёлто обгорелыми от искр кончиками длинных волос. И стрелецкий десятник... томительно ждал, чтоб страдалец запросил пощады... И когда терявший себя от боли протопоп заходился волчьим воем, десятнику мерещились седой ковыль, серые гладкие валуны на южном пределе Руси и золотисто вскипающая даль под копытами вражеской конницы...

— Ластовица, помощница ко спасению!.. — взывал из чёрного дыма протопоп. — О вы, скрижали света, жезл Ааронов прозябший... две херувимы одушевленные. Не обижайте Фёдора... блаженны нищие духом!.. Дочь духовная, не уйдёшь от меня ни на небо, ни в бездну!.. Грядет Господь грешников мучити, праведников спасати!..

Много ещё выкрикивал задыхающийся протопоп, вроде бы бессвязно, но всё имело прочную связь в нём самом. И всё-таки, многажды думая об уготованном ему конце, рисуя в сильном своём воображении ждущие его муки, Аввакум не ждал, что ему будет так больно. А говорили, что смерть на костре не страшнее любой другой казни, даже легче. Человек вроде бы ещё жив, и корчится, и даже глас подаёт, а уж сердце стало угольком и не живёт, не болит. Да кто это мог знать?.. Когда же наконец обуглится его сердце? Нет сил терпеть... Господи, неужто ты оставил меня?.. Нет!.. Нет!.. Я всё вынесу, только будь со мной!.. Господи, боля твоя!..

Он хотел сказать «воля», но оговорился «боля». Господь принял смиренную его оговорку и послал ему остужение. Опахнуло протопопа, рассеяло дым на мгновение, и в тонком золотом лучике, пронизавшем тьму грядущего, узрел он тех, кто через века подхватит его слово и подвиг. И сразу радостно затосковал о них Аввакум... С этого пустозерского пламени возжёгся костёр великой русской прозы”.

Уже дважды проводила урок, и оба раза после прочтения — тишина в классе и потрясённые лица учеников. Вопросы не повторяю, никого не тороплю — жду. Жду, когда пройдёт волнение и кто-нибудь заговорит первый. Голос первого подхватывается моментально.

Ученики “рисуют” образ, отвечая на вопрос, и верно определяют ключевые авторские слова. Горит, но не сломлен — отмечают в заключение ученики, и только после этого кратко рассказываю о Ю. Нагибине, называю тему урока и прошу учеников сформулировать вопросы к теме. Развитию этого навыка придаю большое значение. Ещё в 5-м классе провожу урок по моделированию вопросов, на котором вводятся понятия репродуктивного и продуктивного вопроса, на примере конкретного текста (сказка) ученики составляют и записывают модели вопросов, при этом обращается внимание на грамматику и синтаксис.

В 6–7-м классах ученики учатся моделировать проблемные вопросы, выстраивая вместе с учителем алгоритм мыслительных этапов. Составляя самостоятельно вопросы к теме, то есть прогнозируя свои дальнейшие действия в работе над темой, ученики мыслят вслух, отмечая свои ошибки и тут же их исправляя. В тетрадь записываются вопросы, которые требуют глубокого осмысления и пристальной работы с текстом, внимательного отношения к слову.

— Когда слово становится делом и может расцениваться как подвиг?

— Какие особенности слова протопопа разожгли “костёр великой русской прозы”?

(Эти вопросы соответствуют тем, которые сформулировала сама, поэтому они будут в центре уроков.)

Задание первого блока связано с вопросом о Деле Протопопа. Ученики, читая предложенные эпизоды из жития, должны понять характер, мироощущение, мировоззрение протопопа, в результате — осознать его религиозный и “мирской” подвиг. Чтобы у учеников сложилось целостное представление об образе, учитель между эпизодами кратко рассказывает об исторических событиях, комментируя их. Таким образом, в рассказ учителя “вставляются” аналитические рассуждения учеников, и поскольку групп много, успевают поучаствовать все. Учитель при таком распределении материала выступает лишь информатором, ученики же — аналитиками, вместе они создают целостное повествование о деле протопопа.

Листы с заданием и эпизодами раздаются всем одинаковые, но указываются номера эпизодов и групп. Во время устной работы все видят отрывки из текста, что облегчает восприятие анализа. Готовятся все одновременно, и обычно на выполнение задания тратится около пяти минут.

Задание. Прочтите эпизод и определите, какие черты личности Аввакума раскрываются в представленной ситуации. Выразите своё отношение к тому, как поступает протопоп, каковы его мысли.

“Народу много приходило к Казанской, так мне любо — поучение чол безпрестанно. Лишо о братьях родных духовнику поговорил, и он их в Верху, у царевны, а инова при себе, жить устроил попом в церкве. А я сам, идиже людие снемлются, там слово Божие проповедовал да при духовникове благословении и Неронова Иванна тешил над книгами свою грешную душу о Христе Исусе”.

“На утро архимарит з братьею вывели меня, журят мне: «Что патриарху не покорисся?» А я от Писания ево браню. Сняли большую чепь и малую наложили. Отдали чернцу под начал, велели в церковь волочить. У церкви за волосы дерут, и под бока толкают, и за чеп торгают, и в глаза плюют. Бог их простит в сий век и в будущий: не их то дело, но дьявольское”.

“Отдали меня Афанасию Пашкову: он туды [в Енисейск] воеводою послан, и грех ради моих суров и бесчеловечен человек, бьёт безпрестанно людей, и мучит, и жжёт... Он же и стоит, и дрожит, шпагою потпершись. Начал мне говорить: «Поп ли ты или распоп?» И я отвещал: «Аз есм Аввакум, протопоп; что тебе дело до меня?» Он же, рыкнув яко дивий зверь, и ударил меня по щоке, и паки по другой, и в голову ещё; и збил меня с ног... Палач бьёт, а я говорю: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помогай мне!» Да тож да тож говорю. Так ему горько, что не говорю: «Пощади!»”

“Доехали до Игреня-озера... У людей и собаки в подпряшках, а у меня не было, одинова лишо двух сыновей, маленьки ещё были, Иван и Прокопей, тащили со мною, что кобельки, за волок нарту. Волок — вёрст во сто: насилу, бедные, и перебрели. А протопопица муку и младенца за плечами на себе тащила; а дочь Огрофена брела, брела, да на нарту и взвалилась, и братья ея со мною помаленьку тащили. И смех и горе, как помянутся дни оные: робята — те изнемогут и на снег повалятся, а мать по кусочку пряничка им даст, и оне, съедши, опять лямку потянут”.

“Потом к Москве приехал. В царевнины именины... мне сказано: «Аль-де и ты по толиких бедах и напастех соединяесся с ними [никонианцами]? Блюдися, да не полма растесан будешь»... Видят оне, что я не соединяюся с ними. Приказал государь уговаривать меня Стрешневу Родиону, окольничему. И я потешил ево: царь то есть, от Бога учинен. Помолчал маленько, так меня поманивают: денег мне десять рублёв от царя милостыни... от Лукьяна-духовника — 10 же рублёв, а старой друг — Фёдором зовут Михайловичь Ртищев — тот и 60 рублёв, горькая сиротина, дал... Да мне же сказано было — с Симеонова дни на Печатный двор хотели посадить. Тут было моя душа возжелала, да дьявол не пустил. Помолчал я немного, да вижу, что неладно колесница течёт, одержал ея...”

“...Многажды водили в Чюдов, грызлися, что собаки, со мною власти. Таж перед вселенских привели меня патриархов, и наши все тут же сидят, что лисы. Много от Писания говорил с патриархами: Бог отверз уста мои грешные, и посрамил их Христос устами моими... Да толкать и бить меня стали; и патриархи сами на меня бросились грудою, человек их с сорок, чаю, было. Все кричат, что татаровя. Ухватил дьяк Иван Уваров, да и потащил меня. И я закричал: «Постой, не бейте!» Так все отскочили. И я толмачю архимариту Денису стал говорить: «...Вы, убившие человека неповинна, как литоргисать станете?» Так оне сели. И я отошед ко дверям да на бок повалился, а сам говорю: «Посидите вы, а я полежу». Так оне смеются: «Дурак-де протопоп-от: и патриархов не почитает». И я говорю: «Мы уроди Христа ради! Вы славни, мы же безчестни! Вы сильни. Мы же немощни»”.

“Также тот Пилат — полуголова Ива Елагин — был у нас в Пустозерье и взял у нас скаску, сице речено «Год и месяц», и паки: «Мы святых отец предание держим неизменно, а Паисея Александрскаго патриарха с товарыщи еретическое соборище проклинаем», и иное там говорено многонько, и Никону-еретику досталось. Посем привели нас к плахе и прочитали наказ: «Изволил-де государь и бояре приговорили, тебя, Аввакума, вместо смертные казни учинить сруб и в землю и, зделав окошко, давать хлеба и воду, а прочим товарищам резать без милости языки и сечь руки». И я, плюнув на землю, говорил: «Я, реку, плюю на ево кормлю; не едше умру, а не предам благоверия». И потом повели меня в темницу, и не ел дней з десяток, да братья велели”.

После обсуждения последнего эпизода можно включить дополнительный материал из жития о сподвижниках Аввакума и перейти к картине В. И. Сурикова «Боярыня Морозова» и личности самой Морозовой. Вопрос ученикам: как художник средствами и приёмами живописи передал мотив раскола?

Получив в ходе обсуждения эпизодов представление о церковной реформе патриарха Никона, об изменениях в церковных обрядах, об общественном резонансе на нововведения, ученики осмысляют новый материал на ином уровне: чем привлёк Сурикова в конце XIX века сюжет о боярыне, ведь реформа, остро воспринятая народом в XVII веке, наверняка в конце позапрошлого столетия уже не волновала общество?

Ученики отмечают композиционные решения: дровни будто рассекают толпу пополам, двоеперстие юродивого как бы соединяется в одну линию с двоеперстием боярыни; цветовые: чёрная фигура Морозовой решена в цветовом контрасте с пёстрыми одеждами народа, скорбящие и плачущие в толпе, сочувствующие изображены в светлых одеждах, озлобленные — в тёмных... замечают и маковку церкви в конце линии дровней (“как будто к заветному уносят её дровни”) и другие детали. Однако в центре внимания — образ самой Морозовой. После краткого сообщения учителя о действиях царя против “непокорной боярыни” ученики отметят напряжённый взгляд героини Сурикова, решительность её жеста, силу и волю, которые чувствуются в позе (если позволит время урока, можно включить эпизод о том, как работал художник над образом: “А то раз ворону на снегу увидел. Сидит ворона на снегу и крыло одно отставила, чёрным пятном на снегу сидит. Так вот этого пятна я много лет забыть не мог. Потом боярыню Морозову написал”), обратят внимание на то, как по-разному смотрят на боярыню из толпы и что толпа эта социально многолика. В результате выделенных художественных деталей и образов, пусть и не многочисленных, без глубокого анализа, ученики всё же понимают, что главное на картине — не раскол, а идея жертвенности. История Морозовой дала художнику возможность выразить то, ради чего человек в различные переломные исторические моменты способен жертвовать собой, и то, как к нему относятся в обществе: как к подвижнику или как к безумцу.

Анализ картины позволяет заключить урок обобщением о стезе Аввакума и его сподвижников. Осознавая их жизнь как подвиг, ученики отмечают, что ни Аввакум, ни его сподвижники своё дело подвигом не считали, тем более высокую оценку получив от потомков.

Задания второго блока направлены на доказательство словесного мастерства Аввакума. Они — Основа второго урока.

Выполнение заданий предваряется высказываниями русских писателей об оценке языка Аввакума и самого Аввакума об отношении к языку.

Аввакум “писал таким языком, что каждому писателю следует изучать его”).

“Вот она <...> живая речь московская” (И. С. Тургенев).

“Язык, а также стиль протопопа Аввакума и «Жития» его остаётся непревзойдённым образцом пламенной и страстной речи борца” (М. Горький). “Аввакум обнаруживает поразительный талант стилиста. Он владеет «русским природным языком» с какой-то особенной свободой и гибкостью” (Д. С. Лихачёв). “...Вы <...> чтущие и слышащие, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русский природный язык, виршами философскими не обык речи красить, понеже не словес красных Бог слушает, но дел наших хощет <...> того ради я и не брегу о красноречии, и не уничижаю своего языка русскаго...” (Аввакум).

Задание распределяется по рядам, ученики работают парами с тремя эпизодами, но с одним вопросом, и в устном обсуждении задания многие успевают высказаться.

Задание. Прочтите эпизоды из «Жития протопопа Аввакума» и определите:

— Благодаря каким особенностям язык Аввакума кажется живым?

— Какие особенности языка использует протопоп, чтобы описываемое предстало в виде картины?

— Что делает язык автора эмоциональным?

Эпизод № 1. “Таже с Нерчи-реки назад возвратилися к Русе. Пять недель по льду голому ехали на нартах. Мне под робят и под рухлишко дал две клячи, а сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошадей не смеем, а за лошедми итти не поспеем, голодные и томные люди. В ыную пору протопопица, бедная, брела, брела, да и повалилась, и встать не сможет. А иной томной тут же взвалился: оба карамкаются, а встать не могут. Опосле на меня, бедная, пеняет: «Долго ль-де, протопоп, сего мучения будет?» И я ей сказал: «Марковна, до самыя до смерти». Она же против тово: «Добро, Петрович, ино ещё побредём»”.

Эпизод № 2. “Курочка у нас чёрненькая была, по два яичка на день приносила робяти на пищу Божиим повелением, нужде нашей помогая, Бог так строил. На нарте везучи в то время удавили по грехом. А нынеча мне жаль курочки той, как на разум приидет. Ни курочка, ни што чюдо была: во весь год по два яичка на день давала, сто рублёв при ней плюново дело, железо! А та птичка одушевлена, Божие творение, нас кормила, а сама с нами кашку соснову ис котла тут же клевала, или и рыбки прилучится, и рыбку клевала, а нам против тово по два яичка на день давала. Слава Богу, вся строившему благая! А не просто нам она и досталася. У боярыни куры все переспели и мереть стали, так она, собравше в короб, ко мне прислала, чтоб-де батко пожаловал, помолился о курах. И я-су подумал: кормилица то есть наша, детки у нея, надобно ей курки. Молебен пел, воду святил, куров кропил и кадил, потом в лес збродил — корыто им зделал, ис чево есть, и водою покропил, да к ней всё и отслал. Куры Божиим мановением исцелели и исправилися по вере ея. От тово-то племяни и наша курочка была”.

Эпизод № 3. “Окинула нас на море погода, и мы гребми перегреблися (не больно широко о том месте: или со сто, или с восмдесят вёрст), чем к берегу пристали. Востала буря ветренная, насилу и на берегу место обрели от волн восходящих. Около его горы высокия, утёсы каменныя, и зело высоки, — двадцеть тысящ вёрст и больши волочился, а не видал нигде таких гор. На верху их полатки и повалуши, врата и столпы, и ограда — всё благоделанное. Чеснок на них и лук ростёт больши романовскаго и слаток добре. Там же ростут и конопли богорасленные, а во дворах травы красны и цветны, и благовонны зело. Птиц зело много — гусей и лебедей, — по морю, яко снег, плавает. Рыба в нём — осётры и таймени, стерледи, омули и сиги, и прочих родов много. И зело жирна гораздо, на сковороде жарить нельзя осетрины: всё жир будет. Вода пресная, а нерпы и зайцы великие в нём, — во акиане, на Мезени живучи, таких не видал. А всё то у Христа наделано человека ради, чтоб упокояся хвалу Богу воздавал. А человек, суете которой уподобится, дние его, яко осень, преходят; скачет, яко козёл, раздувается, яко пузырь, гревается, яко рысь, съесть хощет, яко змия, ржёт зря на чюжую красоту, яко жребя, лукавует, яко бес; насыщался невоздержно, без правила спит, Бога не молит; покаяние отлагает на старость, и потом исчезает, и не вем, камо отходит: или во свет, или во тьму, — день судный явит кое-гождо. Прости мя, аз согрешил паче всех человек”.

Комментарии. Писатели прежде всего обращали внимание на живость языка Аввакума. Стиль его эмоционален, как отмечал выдающийся филолог В. В. Виноградов, выражается он в “бесхитростной импровизации” или, по утверждению самого Аввакума, представляет собой “беседу”, “вяканье”. Он не пишет своё житие, а разговаривает с нами о жизни своей и своих сподвижников, дословно передаёт многие разговоры, вводит в речь выражения, “приглашающие” нас к беседе, просторечные слова и выражения, а также добавление к словам различных частиц (“су”, “де”), которые тоже придают речи живость, помогают услышать особенности некоторых поволжских говоров.

Характер слова — проповеднический, а тон доверительный, задушевный. Особенность стиля выражается и в сочетании торжественных приподнятых интонаций, доходящих порой до обличительных, с искренними, проникнутыми юмором. Даже в трагические минуты жизни Аввакум сохраняет чувство юмора, что выражается в кратких эмоциональных диалогах. Комментируя эпизод с протопопицей, Д. С. Лихачёв отмечает:

“С одной стороны, это «ободрение смехом» в самую тяжёлую минуту, это смех исцеляющий, помогающий достойно выдержать любое испытание. С другой стороны, это кроткий смех, который предохраняет от самовозвеличения и самолюбования”. Порой рассказываемые Аввакумом истории носят притчевый характер (эпизод с курочкой), призывая нас подумать над поступками своими.

Исследователи отмечают безыскусность стиля протопопа, без риторических украшений, но между тем подчёркивают образность рисуемых им картин, портретов, деталей. Взгляд Аввакума внимателен к деталям: он не просто перечисляет увиденное, но сопровождает предметный ряд комментарием, или образным сравнением, или пословицей и поговоркой (эпизод 3). В результате мы представляем ярко описываемое, эмоционально переживая вместе с автором. Усиливают образность и эмоциональность речи и троекратные повторы (эпизод с курочкой).

Обсудив с учениками особенности стиля Аввакума и оформив в тетрадях краткие записи, предлагаю вернуться к формулировке темы уроков. Определив в течение двух уроков, в чём заключается значение Слова И Дела Протопопа Аввакума, ученики получают задание на осмысление эпитета Огненный.

— “Огненный потому, что умел словом народ зажечь”;

— “Огонь беспокойства и переживания за веру горел в душе его”;

— “Правдой опалял нечестивых”;

— “Дело его сродни огню Прометееву”;

— “Одних жжёт слово его, других греет” — быстро составляют цепочки ученики. Осмысляя образ протопопа огненного, в конце второго урока ученики без затруднений называют то новое, что внёс Аввакум в развитие жанра жития, основываясь в своих обобщениях на знании канонов житийной литературы на примере «Жития Сергия Радонежского».

Литература

Демкова Н. С. Житие протопопа Аввакума (творческая история произведения). Л., 1974. Житие Аввакума и другие его сочинения / Сост., вступ. ст. и коммент. А. Н. Робинсона. М., 1991. Лихачёв Д. С., Панченко А. М. “Смеховой мир” Древней Руси. Л., 1976. Нагибин Ю. Огненный протопоп (любое издание).