Системный политический кризис в начал ХХ века: власть и оппозиция
Системный политический кризис в начал ХХ века: власть и оппозиция
- Левый радикализм в России:
неонародники и социал-демократы
Реформы 60-70-х годов ХХ годов ХIХ века стимулировали процесс формирования направлений и течений, составивших в своей совокупности общественное движение в России и ставших основой общенациональной оппозиции в начале ХХ века. В ее сложной структуре нашлось место всем: самобытникам и националистам, славянофилам и западникам, консерваторам и либералам, эсерам и социал-демократам. И если в некоторой части оппозиции (либеральной) присутствовало осознание недопустимости перехода от идейно-политической конфронтации к решению проблем насильственными методами, то в ее радикальных кругах, наоборот, тяготение к выше обозначенным методам и в целом революционной практике усиливалось.
Если социал-демократия воспроизвела народническую и революционную
методологию в превращенной форме, то эсе ровские организации были прямыми наследниками классичес кого народничества. Последнее возникло в 60-е годы прошло го века и достигло кульминации в 70-е годы. Массовое движе ние разночинской интеллигенции к «народу» в буквальном смысле слова принимало различные формы (устная пропаган да, переселение в деревню, индивидуальный террор), отлича лась высокой степенью организованности. Строгая дисципли на, искусная конспирация были свойственны народническим организациям «Земля и воля» (1876 г.), «Народная воля», «Черный передел» (1878 г.). Кульминацией и одновременно крахом классического народничества стало убийство царя Алек сандра II членами «Народной воли». Достоинством советской историографии постсталинского периода (т. е. с сер. 50-х го дов) является обстоятельное изучение фактической истории народнического движения. Труднее согласиться с оценками места и роли классического народничества в революционной истории. В новейшей литературе высказываются порой по лярные точки зрения на этот счет. Одни полагают, что «аль тернативой марксизму могло быть лишь учение о социализме, выработанное народническими теоретиками — федералиста ми» [1]. Другие подчеркивают, что большевистский волюнта ризм, теоретическое обоснование особо важной роли созна тельного меньшинства, модель «казарменного социализма» за имствованы из народничества, прежде всего у ткачевского, заговорщического его варианта [2]. Очевидно, что оценка столь грандиозного явления, каким было народничество, не может быть однозначной. К историческим заслугам классического народничества мы относим поиск почвенного, самобытного пути развития России; стремление сделать народ субъектом исторического творчества; создание прочных политических организаций и формирование особого типа личности, ориентированной на приоритет общественных ценностей. Идею особого исторического пути страны в наиболее развернутом виде сформулировал теоретический гений народничества Александр Герцен. Осмысливая опыт европейских революций середины XIX века, крайне негативно квалифицируя его, он сформулировал концепцию иного варианты развития России: «Нам нечего заимствовать у мещанской Европы…[3]». «Я чую умом и сердцем, что история толкается именно в наши ворота»[4]. При этом Герцен избежал примитивного отрицания позитивного опыта, накопленного европейскими странами: «наука Запада и его трагическая судьба» по-прежнему дают «богатые средства», чтобы теоретически осмыслить пути русского развития [5]. Главным гарантом истинно национального, почвенного варианта он, как и все народники, считал мощную общинную традицию. В общине может произойти освобождение личности «без фаз европейского развития». Поэтому задачу духовной элиты он видел в том, «чтоб на основаниях науки сознательно развить элемент нашего общинного самоуправления до полной свободы лица, минуя те промежуточные формы, которыми по необходимости шло, плутая по неизвестным путям, развитие Запада. В естественной непосредственности нашего сельского быта, в шатких и неустоявшихся экономических и политических понятиях, в смутном праве собственности, в отсутствии мещанства (т.е. собственности – Л.С.) и необычайной усвояемости чужого мы имеем шаг перед народами, вполне сложившимися и усталыми [6]. Таким образом, народники продолжили начатой славянофилами поиск варианты развития, отвечающего особенностям России, опирающегося на национальную традицию.
Следующим прогрессивным моментом в деятельности народничества было стремление сделать сам народ субъектом преобразовательского творчества. Это стремление в 60-е и 70-е годы приобрело наивные формы «хождения в народ», т.е. создания крестьянских поселений. Известные успехи были достигнуты Я.В.Стефановичем и Л.Г.Дейчем в 1877 г., В.Н.Фигнер и Е.Н.Фигнер, А.И.Ованчиным-Писаревым в 1878 г. Но они были временными. Несмотря на наивность и утопизм, одно уже великое, массовое, почти повсеместное (в 43 губерниях) хождение в народ возвышает его участников. Различными тактическими средствами, пропагандой (П. Лавров), немедленным бунтом (М. Бакунин), народники пытались решить главную задачу – вовлечь в активную деятельность саму «почву», пробудить ее. И даже столь характерный для классических народников террор рассматривался ими как средство, порою последнее, крайнее, к которому приходилось прибегать в результате краха других, более «мирных» способов поднять мужика. А.К. Соловьев пришел у мысли о цареубийстве только тогда, когда «потерял веру в пропаганду среди крестьян» [7].
Народники смогли создать прочные организации, способные в сложнейших политических условиях противостоять царским спецслужбам. Это были «Земля и воля» 1863 и 1875 годов, «Народная воля» 1878 года. Последняя благодаря высокой дисциплине, конспиративному мастерству смогла осуществлять свою опасную деятельность около трех лет.
Наконец, классическое народничество обессмертило себя плеядой ярких человеческих натур, ставших по сути нашим национальным достоянием. Можно обвинить их в наивности, утопизме, теоретической и политической бесплодности, но нельзя не восхищаться самоотверженностью, готовностью к самопожертвованию, целеустремленностью. Собственная жизнь в их менталитете была далеко не самой дорогой ценой за великое дело социального освобождения трудящихся.
Вместе с тем, классическое народничество несет значительную долю исторической ответственности за столь отчетливо проявившиеся в XIX, а еще более в ХХ веке «родимые пятна» преобразовательского процесса в России – элементы утопизма, волюнтаризма, терроризма.
Утопизм народнической доктрины заключался, на наш взгляд, в абсолютизации архаичных форм экономической и духовной жизни русского народа. Подчеркнем существеннейший акцент. Сам факт внимания к традиционным и наиболее распространенным формам жизни, их учет составляет как раз сильную сторону народничества. Более того, Герцен, Чернышевский и их сторонники видели в этих формах, прежде всего, в общие, основную ячейку будущего справедливого социального устройства в России. Возможно, что в этой гипотезе содержалась значительная доля истины. Можно с известными оговорками согласиться с точкой зрения известного специалиста по истории народнического движения В.Ф.Антонова, что многие элементы народнической модели обустройства страны были реальны, обоснованы [8]. Однако абсолютизация, т.е. преувеличение роли старых форм, и, с другой стороны, надежды на возможность избежать, изолироваться от рыночных форм хозяйствования, элементов капиталистического способа производства и уклада жизни превращала здравые народнические идеи в неосуществимые утопии. «…В избе русского крестьянина, - писал Герцен, - мы обрели зародыш экономических и административных установлений, основанных на общинном землевладении, на аграрном и инстинктивном коммунизме» [9]. Может быть, и в избе, но не одной только крестьянской избе даже тогда, в XIX веке можно было изме рить уклад, труда и жизни русского человека.
Волюнтаризм заключался в допущении навязывания воли мизерного меньшинства нации ее основной массе, хотя бы и во имя самой благородной цели. Ярче всего волюнтаризм про явился в ткачевском, или «заговорщическом», направлении на родничества. Петр Ткачев, по справедливому мнению иссле дователей его деятельности, соединил социализм и бланкизм. В его доктрине особо важное значение придавалось деятель ности партии интеллигентов-заговорщиков, которые, захва тив власть, сверху же декретировали бы социализм. Это — ориентация на волю меньшинства, хотя бы и «лучшего». Та ким образом, отказ от действий по вовлечению самих масс в общественное творчество был отказом от наиболее сильных сторон народничества, взрывал его идеологию изнутри. Тра диция русского, ткачевского бланкизма была объективно од ним из непосредственных источников идеологии ленинизма. Важно при этом помнить, что речь идет об известном влия нии, а не об отождествлении.
Непросто характеризовать и народнический терроризм. В нем причудливо смешались черты антигуманные и проявле ния высшего гуманизма. Террор действительно занимал весь ма значительное место в деятельности народников на всех эта пах данного движения. Кульминацией же террористической активности стала деятельность «Народной воли». Ее акции приобрели, громкую известность, а «успешное» цареубийство 1 марта 1881 г. вообще стало рубежом в российской истории. Однако они не считали террор единственным или главным тактическим средством. Считая в принципе аморальным всякое насилие над челове ком, народовольцы отрицательно относились к нападению на президента США Дж. Гартфилда: «В стране, где свобода личности дает возможность честной идейной борьбе, где сво бодная народная воля определяет не только закон, но и лич ность правителей, в такой стране политическое убийство как средство борьбы есть проявление того же духа деспотизма, уничтожение которого в России мы ставим своей задачей.
Деспотизм личности и деспотизм партии одинаково предосу дительны, и насилие имеет оправдание только тогда, когда оно направляется против насилия» [5].
Последняя фраза вышеприведенного высказывания как раз многое объясняет в отношении классических народников к террору. Двумя главными обстоятельствами усиливавшегося увлечения данным видом политической активности стали, во-первых, неудачные попытки пробуждения общества иными, ненасильственными способами (крах хождения в народ). Во-вторых, репрессивная, достаточно жестокая политика са модержавия. С августа 1878 г. по 1 марта 1881 г. 48 (из 63) процессов были проведены военным судом. В зиму 1878/79 гг. в Петербурге было арестовано свыше 2 тыс. человек. Одес ский генерал-губернатор Э.И.Тотлебен отправлял в ссылку вагонами; киевский — М.И.Чертков, в апреле-мае 1879 г. ежемесячно подписывал по несколько смертных приговоров. За 1879—1882 г. было казнено 30 революционеров.
Отдавая себе отчет в мощи конкретно-исторических обсто ятельств, которые вызвали тяготение к террору, довольно интенсивное его использование на всех этапах народническо го движения, подчеркнем, что абсолютизация политического насилия «Народной волей» была, по сути, изменой сути народ ничества и привела движение в его классической форме к историческому краху. Об этом хорошо писал в свое время Г.В.Плеханов: «Народничество стояло в резко отрицательном отношении ко всякой государственной идее; народовольцы рассчитывали осуществить свои социально-реформаторские планы с помощью государственной машины. Народничество открещивалось от всякой «политики»; народовольцы видели в «демократическом перевороте» самое надежное средство соци альной реформы. Народничество основывало свою программу на так называемых «идеалах» и требованиях крестьянского населения; народовольцы должны были обращаться главным образом к городскому и промышленному населению, а, следо вательно, и отвести интересам этого населения несравненно более широкое место в своей программе. Ставом, в действи тельности «народничество» было полным и всесторонним отри цанием народничества» [6]. Дав образцы высочайшей духов ности, народничество романтизировало террористическую тра дицию и, тем самым, значительно укрепило ее, за что, таким образом, и несет серьезную историческую ответственность.
Цареубийство 1 марта 1881 года стало кульминацией клас сического народничества и одновременно началом его политической смерти, поскольку с этого момента оно потеряло при оритет в освободительном движении. Но народнические орга низации время от времени возникали и в 80-е годы. В 90-е годы народнические организации принимают название социа листов-революционеров. Крупнейшими из них в конце XX ве ка были «Союз социалистов-революционеров», «Партия соци алистов-революционеров» и «Рабочая партия политического освобождения России» (РППОР). «Союз социалистов-рево люционеров» (1896 г.) во главе с А.А. Аргуновым возник в Саратове. Затем его организации появились в Москве, Петер бурге, Казани, Орле. «Союз» прямо заявлял о своем родстве с «Народной волей», был сторонником индивидуального терро ра и начал издавать газету «Революционная Россия», которая впоследствии стала главным печатным органом партии эсе ров. Зародыш «Партии социалистов-революционеров» или «Южной партии» возник в 1894 г. в Киеве (И.А. Дьяконов, Н.Н. Соколов, И.П. Дидровский). В 1897 году было заявлено о создании Партии, в программном Манифесте которой (1900 г.) отсутствовало упоминание о народничестве и терро ре. Достаточно многочисленная для своего времени «Рабочая партия политического освобождения России» образовалась в 1899 г. в Минске, ставила в качестве первоочередной задачи борьбу за политическую свободу посредством террора. Имен но здесь появился и стал благодаря своей кипучей энергии и организаторским способностям известен Григорий Гершуни, «завербованный» «бабушкой» русской революции Екатериной Брешко-Брешковской.
Эсеровские организации возникли и в эмиграции: «Союз русских социалистов-революционеров» (1894 г.) в Берне и «Аграрно-социалистическая лига» (1900 г.) (В.М. Чернов и М.Р. Гоц). В самом начале XX века значительно активизиро вался процесс консолидации эсеровских организаций. В 1901 году заявили о слиянии и создании единого Центрально го Комитета «Союз социалистов-революционеров» и Южная Партия. Позднее к ним присоединились бернский «Союз» и «Аграрно-социалистическая лига». Датой провозглашения партии социалистов-революционеров стал январь 1902 года. В третьем номере газеты «Революционная Россия» было по мещено извещение о создании партии.
У истоков ПСР стояла плеяда исключительно энергичных, деятельных, самоотверженных людей.
Живой и осязаемой связью между народниками 70-х и новым поколением была Екатерина Брешковская. Она роди лась в 1844 году в семье черниговского помещика. В юности оставила семью и погрузилась в революционную деятельность.
Хождение «в народ», арест, суд и пять лет каторжных работ, выход на поселение, побег, новый арест, новый суд и опять четыре года каторжных работ. В 1896 году, когда, наконец, закончились сроки всех ее каторг и ссылок, она оказалась среди совершенно новых людей, но не растерялась, энергично принялась собирать эсеровские силы. «За границу шли вести: Бабушка витает по всей России, как святой дух революции, зовет молодёжь к служению народу, крестьян и рабочих — к борьбе за свои трудовые интересы, ветеранов прошлых дви жений — к возврату на тернистый путь революции» [7], — писал в своих мемуарах В.Чернов.
Илья Рубанович был членом одесской народовольческой организации, был арестован, выслан за пределы Российской империи. Одним из основателей «Аграрно-социалистической лиги» был Леонид Шишко, выходец из дворянской среды, офицер, оставивший военную карьеру. Вместе со своим това рищем предложил свои услуги земству в качестве народных учителей. Затем активно участвовал в деятельности кружка Н.В. Чайковского. Л. Шишко стал одним из ведущих авторов «Революционной России». Феликс Волховский, как и Брешковская, начинал с «хождения в народ». После трех лет тю ремного заключения и одиннадцати лет Сибири в 1889 году он бежал сначала в Америку, потом в Англию, где сблизился с местными социалистами. Вместе с другими эмигрантами он издавал «Летучие листки» «Фонда вольной русской прессы». С образованием Аграрно-социалистической лиги он становится ее членом. Бесспорно, ярчайшей «звездой» на эсеровском не босклоне был лидер и теоретик партии Виктор Михайлович Чернов (1873—1952 гг.). Эмигрировав из России после окон чания ссылки в 1900 году, он активно занялся организацией партии. К тому времени он был уже известен как теоретик неонародничества. Будучи глубоким и оригинальным мысли телем, В.Чернов в то же время продолжил теоретическую традицию народничества, представленную такими яркими именами, как В. Воронцов, Н. Даниельсон, С. Южаков и Н. Михайловский.
Сергей Николаевич Южаков (1849—1910) вдохнул новую жизнь в ведущую ипостась народнической теории — кресть янскую. Россия, но его мнению, «только как мужицкая стра на» «может явиться на верховный культурный совет нации и потребовать себе места по праву». Объяснял он это специфи кой социальной структуры населения. Суть крестьянской, т. е. собственно русской идеи Южаков видел в том, что крестьянство здесь сохранило идею труда, не дифференцированного от жизни, «... истинно крес тьянский труд есть, прежде всего, труд на себя». У нас нет начала приобретенного права, на котором строится вся жизнь на Западе». Общинная идея есть лишь частное выражение основного принципа мужицкой идеи. Тезис о крестьянском характере страны и отказ отождествлять крестьянскую идею с об щинной можно считать драгоценным вкладом Южакова в рус скую общественную мысль.
Выдающимся мыслителем был Николай Константинович Михайловский (1842—1904 гг.). Он развил в новых истори ческих реалиях, в условиях, когда «островки» капитализма уже были в России фактом — идею А. Герцена о преимуще ственно некапиталистическом развитии страны. «Положение России, — писал Н. Михайловский, — представляет пока дей ствительно громадные выгоды: но, между прочим, потому, что мы позже других вышли на работу цивилизации и, как кар лик на плечах великана, можем следить за причинами и ре зультатами настоящего положения старой, многострадальной Европы, черпая из нее для себя уроки. Эти уроки, быть мо жет, ценнее тех положительных благ, которые мы получаем из рук европейской цивилизации» [8].
В.М. Чернов считал себя учеником Н. Михайловского и продолжателем народнической идеи. Уже в ранней, гимнази ческой юности «народ» был нашей религией», — писал он в воспоминаниях. Окончив гимназию, он по ступил в Московский университет. Активная общественная деятельность, аресты, заключения, наконец, ссылка не позво лили ему закончить образование. Но большой я неустанной работой над собой В. Чернов сформировался в человека большой эрудиции и оригинального мышления, который сумел пойти дальше своего учителя, много занимался философией. Его работы были отмечены вниманием солидных ученых. О его интеллектуальной самостоятельности свидетельствует от ношение к марксизму. В. Чернов принадлежал к той генера ции, которая почти поголовно «прошла» через марксизм. Он тоже испытал его влияние, но в отличие от многих своих ровесников никогда не считал себя сторонником марксизма, да и не был им. «Мы, не марксисты, прилежнее всего занима лись именно Марксом. Мы считали тогда «вопросом чести» знать Маркса лучше, чем его сторонники. Это порой превра щалось у нас в какой-то спорт. Мы должны были наизусть знать все самые «существенные» боевые цитаты, на которые приходилось опираться в спорах. Те, кто, как я, обладали хорошей памятью, порой «откатывали» Маркса по памяти целыми страницами. Молодые же марксисты все остальное отвергали» [9].
Во время тамбовской ссылки (1895—1899 гг.) В.Чернов активно участвовал в создании крестьянских организаций, первых в России. Именно он написал устав «Братства для защиты народных прав», в котором говорилось о необходимо сти наделения крестьян землей за счёт помещиков. Тогда началась его публицистическая деятельность. Публицистичес кие и теоретические статьи В. Чернова все чаще появлялись в журналах «Новое слово», «Начало», «Русское богатство». Не случайно по окончании ссылки он оказался центром эсеров ской эмиграции, стал бессменным редактором «Революцион ной России» (1902—1906 гг.). На страницах этой газеты и в своих программных работах «Характер современного кресть янского движения» и «Социализация земли и кооперация в сельском хозяйстве» он теоретически обосновал основные про граммные идеи неонародничества. В. Чернов как теоретик воплотил в себя все сильные и слабые стороны эсеровского движения. Его творчество производит впечатление поразитель ной смеси гениальных и утопических идей. Думается, что это не просто эмоциональное впечатление. Мысль Чернова пыта лась «схватить» сложнейшую российскую действительность во всех се ипостасях. Теоретические противоречия Чернова — это отражение реальной и глубокой противоречивости самого развития России.
Две группы противоречий доминируют в его теоретичес ких произведениях и политических документах. Между ярко выраженной гуманистической направленностью и апологети кой террора, во-первых; между достаточно глубоким понима нием специфики экономического и общественного развития России — и весьма уязвимой программой социализации зем ли, во-вторых. Остановимся на данных противоречиях более подробно.
Гуманизм В.Чернова мы видим в ярко выраженной ори ентации на интересы личности. Это тем более важно подчер кнуть, что неонародники были убежденными социалистами. Их теоретическая модель социализма во многом совпадала с представлениями социал-демократов: централизованное обще ство, планомерная организация экономики. Однако модель Чернова в гораздо большей мере была ориентирована на ин тересы личности, гармонию между ней и обществом: «ценою принижения личности мы придем, в конце концов, к вырож дению, а не расцвету личности»; «общество и личность могут и должны так размежеваться, чтобы выиграли оба»; «творчес кая мощь социального целого окажется не обратно, а прямо пропорциональна развитию творческих потенций всех отдель ных личностей» [10].
Гуманизм неонародничества выражался и в принципиаль ном отказе от односторонне классового подхода марксистов, от градации различных социальных групп по степени созна тельности, революционности и т. п. Чернов с первых шагов своей деятельности подчеркивал, что крестьянство не уступа ет рабочим в организованности, интеллекте и является «не менее социалистическим», чем пролетариат. Ведущим полити ческим термином эсеров был термин «трудовой класс», в кото рый они включали рабочих, крестьян и демократическую ин теллигенцию. Позднее В. Чернов образно писал о необ ходимости единства серпа, молота и книги. Парадокс заключался в том, что, никогда не участвуя в боевой деятель ности эсеров, лидер партии обосновал необходимость и целе сообразность политического террора: «Вопрос в средствах борь бы... есть не принципиальный вопрос, а вопрос удобства, воп рос обстоятельств целесообразности». «Кровь есть ужас; ведь и революция — кровь. Если террор роковым образом неизбе жен, то значит он целесообразен». «Террор в революции соот ветствует артиллерийской подготовке в бою» [11]. В одной из статей, посвященных террористическому элементу в «нашей программе», В. Чернов обосновал необходимость и роль тер рора: террор необходим и неизбежен; он является средством агитации, способным заставить людей политически мыслить, хотя бы против их воли; террор также является сред ством самообороны. В статье под названием «Как отве чать на правительственные зверства?» читатели «Революци онной России» информировались о том, что во время Батумской рабочей демонстрации перебито около 30 человек из безоружной толпы. «Наш ответ таков: нельзя ограничиваться пассивными протестами, нужна вооруженная борьба, воору женная самозащита, вооруженный отпор, вооруженное воз мездие» [12].
Одна из сторон второго противоречия составляет, возмож но, «изюминку» неонародничества и может быть поставлена в заслугу Виктору Чернову. Он отмежевался от классического народничества в отношении к российскому капитализму и об щине, признавал факт капитализма в России и разложения общины. «Мы не сомневались, что капитализм в России раз вивается; мы искали только типические национальные осо бенности в характере этого развития». Не «быть или не быть капитализму, а как его встретить (курсив В. Чернова) — вот как для нас ставился в согласии с Михайловским вопрос». «Мы ведь не хотели ни в коем случае походить на сенти ментальных народников, дорожащих консервативными фор мами патриархальной общины». Но в отличие от либера лов и марксистов, сосредоточившихся преимущественно на апологетике российского капитализма, В. Чернов одним из первых в России поставил вопрос о типе капитализма в Рос сии и, более широко, о типе капитализма в преимущественно аграрных странах. В поисках ответа Чернов выявил некото рые существенные особенности капиталистической эволюции в России. Важнейшую он видел в преобладании негативных последствий (анархия производства, кризисы, обнищание тру дящихся) этого способа производства над позитивными (эко номический прогресс, концентрация, высокая организован ность). «Мы сказали себе, что основная особенность русского капитализма — переразвитие, гипертрофия его «шуйцы» над его «десницей», его отрицательных, разрушительных, дезорга низующих сторон над сторонами положительными, созидатель ными, организующими. Но, вместо того, чтобы базировать что-то на олицетворении этого дефицита, — городском босяке и интеллигентской богеме — мы сделали другой вывод: не только есть света, что в капиталистическом окошке; надо в некапиталистическом мире, т. с., прежде всего, в мире крес тьянского труда, искать самостоятельных ростков объедине ния, обобществления труда и собственности, надо естествен ную программу требований борьбы настоящего, коренного, индустриального пролетария объединить, гармонически слить с такой же естественной программой требований и борьбы настоящего, коренного трудового крестьянства» [13]. Таким образом, признавая капитализм в России, Чернов не абсолю тизировал его, видя в экономическом и общественном укладе страны смесь капиталистических и некапиталистических элементов. В этом состояла суть теоретической парадигмы нео народничества и его сильнейшая сторона. Чернов как бы взял у классического народничества идею некапиталистического раз вития, но опять же отказался от одностороннего подхода пред шественников, отказавшихся признавать возможность, неиз бежность развития капитализма на российской почве. Подход Чернова интересен и тем, что он обратил внимание на значи тельную разницу в темпах развития и типах промышленного и аграрного развития страны в начале XX века. Признавая победу капитализма в промышленности и городе, он отстаи вал способность крестьянского хозяйства успешно сопротив ляться капитализму, к некапиталистической эволюции. Та ким образом, Чернов воспроизвел формулу классического на родничества — некапиталистический путь, но в усеченном ва рианте — лишь применительно к аграрному сектору. Это было много реалистичнее, чем абсолютный отказ видеть элементы нового способа производства в России. Постановка вопроса о т и п е капиталистичес кой эволюции России, отказ от абсолютизации как капитали стического, так и некапиталистического уклада и ряд других идей должны найти место в сокровищнице российской обще ственной мысли.
Этого нельзя сказать без оговорок о центральной программ ной идее эсеровского народничества, автором которой опять же был В.Чернов — социализация земли. Ее суть заключа лась в переходе земли не в частную собственность, а «в соб ственность всего общества и в пользование трудящихся» [14]. Мелкое крестьянское трудовое хозяйство способно победить крупнее, потому что оно идет к развитию коллективизма че рез общину и кооперацию. В кооперации В.Чернов увидел возможность сохранить «общинный дух» уже без общины в ее архаическом виде. Необходимым условием реализации этой возможности должны были быть ликвидация помещичьего зем левладения, переход земли в общенародное достояние, унич тожение частной собственности на землю и ее уравнительное перераспределение. Несомненно, что аграрная теория Черно ва содержала здравые идеи, была демократически ориентиро вана, но не давала сколько-нибудь удовлетворительного реше ния главной проблемы России — крестьянской. Более того, она сеяла иллюзии о возможности простого и полного ее раз решения.
Аграрный проект составлял сердцевину всей программы партии эсеров. Хотя официально она была принята на I съезде, состоявшемся в конце 1905 — начале 1906 гг., ее основ ные положения были тщательно обсуждены на страницах «Ре волюционной России», начиная с 1902 года. Конечную цель эсеры видели в организации социалистического общества. Но ее реализация невозможна без определенных переходных эта пов. Социализация земли рассматривалась ими как раз как мера демократического, а не собственно социалистического характера. В области политической требования программы-минимум заключались в «полной демократизации всего госу дарственного и юридического строя на началах свободы и рав ноправия» [15], что означало реализацию основных прав че ловека: свободы совести, слова, печати, собраний и союзов, свободы передвижения, выбора занятий, свободы стачек, не прикосновенности личности и жилища; всеобщее равное из бирательное право. На смену самодержавию должна была прийти демократическая республика с развитым местным са моуправлением. Эсеры были весьма прогрессивны для своего времени в решении национального вопроса, они предлагали федеративное устройство государства и безусловное право национальностей на самоопределение. Радикальной и обстоя тельно разработанной была и собственно «пролетарская» часть программы.
Задолго до конституирования партии эсеры развернули активную деятельность, прежде всего террористическую. Ещё в 1901 году для этой цели была создана Боевая организация, которую возглавил Григорий Гсршуни. В тс предреволюцион ные годы деятельность Боевой организации была сосредоточе на на подготовке покушений на крупнейших сановников: мини стров, членов царской семьи. Поскольку это было чрезвычайно опасно и в то же время исключительно важно для неонародни ков, Боевая организация была тщательно законспирирована, была автономна даже по отношению к руководящим органам партии. Стать ее членом было весьма непросто и считалось большой честью. В предреволюционные годы эсеры совершили серию круп ных покушений. В 1901 году Карповичем был убит министр просвещения Боголепов. Через год Балмашев совершил поку шение на министра внутренних дел Сипягина. Его преемник Плеве был застрелен в 1904 году, великий князь Сергей Алек сандрович — в феврале 1905 г. Требуя в 1905 году от царя издания Манифеста, эсеровский террор использовался в качестве одного из веских аргументов: «Давайте Манифест, иначе эсеры стрелять будут» [16]. Произвол царской бюрок ратии был так силен, что практически всё общественные и политические силы, в том числе и принципиальные противни ки террора отнеслись к данной деятельности неонародников весьма сочувственно.
Организационное оформление партии эсеров оказалось довольно длительным процессом. В 1903 году они провели Заграничный съезд, на котором приняли Обращение. В этом документе в основу построения партии был положен принцип централизма [35]. В 46 номере «Революционной России» от 5 мая 1904 года был опубликован проект программы, написанный Черновым [17]. В данном проекте Чернов обосновал теоретико-методологические основы неонародничества, что свелось к следующему: был определен научно тип капитализма в России, сочетающий капитализм в промышленности и некапитализм, эволюцию в аграрном секторе; крестьянское трудовое хозяйство не должно восприниматься только через его сопряжение с капиталистическими отношениями, а как продукт и результат собственной инициативы; крестьян нельзя насильственно загонять в коллективистские формы, необходимо поощрять их инициативу; крестьянское хозяйство не является мелкобуржуазным, а трудовым [тем самым была заложена историографическая традиция теории некапиталистической эволюции крестьянских хозяйств и аграрного социализма]; крестьяне не являются социалистами по природе, но общинно-корпоративный мир деревни вырабатывает трудовое самосознание, на которое мог наложиться социалистический идеал.
К 1905 году партия имела 25 комитетов и 37 групп в России, сосредоточенных в основном в губерниях Юга, Запада, Поволжья.
Таким образом, возрождение неонародничества в иной форме на рубеже XIX—XX веков было выражением стремле ния русского народа, т. е. самой почвы идейно самоопреде литься. Поэтому возникновение партии социалистов-револю ционеров, одной из первых политических организаций в стра не, представляется глубоко закономерным. Исторической зас лугой эсеров можно считать преимущественную ориентацию на крестьянство и первоочередное решение аграрного вопро са. Неонародники, прежде всего В. Чернов, напряженно ос мысливали характер исторического развития России и в неко торых существенных моментах (особый тип капитализма в России) на пути к созданию оптимальной «почвенной» модели социально-экономического развития. Однако успешно завер шить решение этой проблемы они не смогли. Партия эсеров воспроизвела не только силу, но и слабость «почвы», что про явилось в определенной противоречивости теории, программы и тактики партии, склонности к экстремизму. Эсеры возродили террористическую традицию в российском освободительном движении и несут за это историческую ответственность. Тер рористическая традиция сняла обильную кровавую жатву в России XX века и бумерангом нанесла смертельный удар са мой Партии социалистов-революционеров. В теории и поли тической платформе неонародничество соединило элементы и социалистической и крестьянской утопии. Поэтому эсеровс кие иллюзии были, быть может, наиболее почвенными из всех политических иллюзий, которыми столь богата была Россия начала нынешнего столетия.
90-е годы XIX века можно смело назвать началом утроб ного периода российских политических партий. Значительное оживление всей общественной жизни выражалось, в частно сти, в происходившем параллельно вызревании их политичес ких программ и элементов организации. С некоторым опере жением эти процессы разворачивались в российском социал-демократическом движении.
К 80-м годам XIX века социалистическое движение, исчерпав ресурсы классического народничества, обрело новое - «теоретическое» - дыхание в марксизме. Возникнув как интел лектуальное отражение раннего промышленного капитализма [37] в англосаксонских странах, марксизм в последней чет верти века, едва миновав зенит популярности, находился в преддверии коренной внутренней метаморфозы, названной позднее бернштейнианской ревизией. Российские радикалы восприняли данную идеологию почти в ее первозданной чистоте.
Этот исторический феномен российского марксизма — дис куссионная историографическая проблема наших дней. Поче му идеологический продукт индустриального развития запад ноевропейских стран столь прочно укоренился в архаической стране и оказал столь сильное воздействие на всю ее истори ческую судьбу?
Как минимум две причины популярности марксизма оче видны:
— высокие темпы развития капиталистических явлений в экономической и социальной жизни России в 90-е годы XIX, значительный численный рост промышленных предприятий и занятых на них рабочих;
— значительная часть российской молодежи, оказавшаяся в европейских странах в результате вынужденной эмиграции или с целью получения образования, стала очевидцем утверж дения западного пролетариата как самостоятельной полити ческой силы. Во многом решению этой исторически прогрес сивной задачи способствовал марксизм. Не поддаться его ин теллектуальному «обаянию» было чрезвычайно трудно.
Существенная же причина заключалась в сопряжении (со впадении) марксизма и большинства почвенных идеологичес ких систем в одном чрезвычайно важном моменте. Марксова идея особой роли рабочего класса как освободителя всего че ловечества легко воспринималась в России людьми различных мировоззрений, поскольку в основе многих из них находилась идея русского мессианства.
Наиболее яркой фигурой среди русских революционных эмигрантов был Георгий Валентинович Плеханов (1856— 1918 гг.). Оказавшись в Европе в свои 24 года, этот молодой человек уже был к тому времени довольно популярен среди молодых российских радикалов. Его знали как оратора, выс тупившего на первой в России политической демонстрации у Казанского собора (1876 г.), как многообещающего лидера одной из последних народнических организаций «Черный пе редел», ориентировавшегося в своей тактике на пропаганду социалистических идей в противоположность террористичес кой тактике «Народной воли».
Происходивший из семьи средних по достатку тамбовских помещиков, получивший хорошее образование (гимназия в Воронеже, юнкерское училище, Горный институт в Петербур ге), Плеханов стал одним из самых эрудированных и интелли гентных русских революционеров конца XIX — начала XX ве ка. Его отличали огромные личные способности, большое тру долюбие, высокая дисциплинированность, целеустремленность. Эти качества в соединении с безупречной честностью, искрен ним сочувствием к страданиям обездоленных людей не могли не породить крупную, хотя и весьма противоречивую фигуру российского освободительного движения. В эмиграции он на чал интенсивно изучать марксистскую литературу, а в 1883 году вместе со своими единомышленниками, бывшими активными народниками — П. Аксельродом, известной на всю страну Ве рой Засулич, стрелявшей в петербургского генерал-губерна тора и, тем не менее, оправданной судом присяжных, Львом Дейчем и Н. Игнатьевым — организовал группу «Освобожде ние труда». Свою цель члены группы видели в переводе марк систских произведений на русский язык и пропаганде их сре ди русской мыслящей общественности. За 20 лет своего суще ствования группа вполне реализовала свою задачу, вне сла существенный вклад в превращение марксизма в существенный элемент развития всей общественной мысли в России на рубеже веков. Плеханов, Засулич и Аксельрод пе ревели на русский язык около 20 марксистских работ, в том числе «Манифест коммунистической партии», «Нищету фило софии» и др.
Г.В. Плеханов в своих работах «Социализм и политичес кая борьба» (1883) и «Наши разногласия» (1885) предпринял одну из первых в истории российской общественной мысли попытку анализа происходивших в стране процессов с марк систских позиций. И на основе новейших для того времени статистических данных, экономических исследований убеди тельно доказал факт существования капиталистического уклада в стране: «Если... мы... спросим себя, пройдет ли Россия через школу капитализма, то, не колеблясь, можем ответить новым вопросом — почему же бы ей и не окончить той школы, в которую она уже поступила? Все наиболее новые, а потому наиболее влиятельные течения нашей общественной жизни, все наиболее знаменательные факты в области произ водства и обмена имеют один несомненный и бесспорный смысл: они не только расчищают дорогу капитализму, но и сами яв ляются необходимыми и в высшей степени важными момен тами его развития. За капитализмом вся динамика нашей общественной жизни, все те силы, которые развиваются при движении социального механизма... Главный поток русского капитализма пока ещё невелик ... но в этот поток со всех сторон направляется такое множество великих и крупных ручейков, ручьев и речек, что общая масса направляющейся к нему воды огромна, и быстрый, сильный рост потока не под лежит сомнению. Его уже нельзя остановить, еще менее его можно высушить...» [18]. Не одно поколение русских радика лов училось марксизму по Плеханову. С уважением относились к Плеханову и сторонники других идейных течений. В частно сти лидеры российского либерализма — П. Струве, П. Милю ков, не соглашаясь с ним по ряду ключевых позиций, тем не менее позитивно оценивали как плехановскую критику на родничества, так и его философские работы, прежде всего «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю».
Н. Бердяев, не считая Плеханова глубоким философом, признавал, однако, за ним право быть «теоретиком марксиз ма» [19]. Словом, бесспорно, что Георгий Валентинович Пле ханов был далеко не случайной фигурой в истории обществен ной мысли и общественного движения в России. За ним — некая существенная грань всей нашей истории. Реальная и очень непростая научная проблема заключается как раз в том, чтобы выяснить, что это за грань.
В последние годы существенно изменились акценты историографических оценок теоретической и практической дея тельности Г.В. Плеханова. Противоречия подходов Г.В. Плеханова по ряду ключевых для отечествен ного освободительного движения проблем объяснялись обстоятельно Р.В. Филипповым: во-первых, некоторыми специфическими чертами его личности и характера теоретической деятельности: априорностью, абстрактностью, известным схематизмом мышления, а, во-вторых, уровнем социально-экономического развития страны. Нельзя было «требовать от Плеханова и его группы безошибочных решений» в то время, когда налицо были неразвитость эконо мики и «неразвитость классовых противоречий», когда в стра не не было сколько-нибудь широкого и самостоятельного ра бочего движения, а крестьянская масса в политическом отно шении еще спала глубоким сном [20]. Рядом работ 90-х годов был раскрыт потенциал объек тивного знания, который содержался в марксистско-ленин ской схеме истории социалистической борьбы в России в ее интерпретации Плехановым.
Прежде всего, марксизм Плеханова — это действительно ортодоксальный, перворожденный марксизм. Наиболее сильные моменты всей деятельности Плеханова связаны с тем, что он был последовательным рево люционным марксистом. С одной стороны, именно марксизм позволил ему одним из первых и наиболее адекватно описать и объяснить новые явления в экономической и социальной жизни России второй половины XIX века — поразительно быстро развивающийся капиталистический уклад. Именно марксизм позволил ему обнажить и дать достаточно убеди тельную критику наиболее слабых, утопических элементов доктрины классического .народничества, в частности их иллю зорных надежд, что Россия окажется невосприимчивой к ка питалистической «прививке». Капитализм стал в России ре альностью, а точнее, еще одной стороной ее действительнос ти. И одним из первых в полный голос, веско аргументировав заявление, сказал об этом Плеханов.
Одним из существенных социально-политических послед ствий развития капитализма является образование класса про мышленных рабочих. И Россия в этом смысле не была исклю чением: с невероятной исторической скоростью ворвался в жизнь громадной страны новый класс — пролетариат. И в данном случае Плеханов возвестил о рождении российского пролетариата и сформулировал его первую историческую за дачу — сформироваться в самостоятельную политическую силу и создать собственную партию. И, наконец, чрезвычайно важно, что, оставаясь убежденным социалистом и видя в социалисти ческом обществе высший идеал человеческого общежития, он рассматривал построение такого общества в России как отда ленную потенциальную задачу российских рабочих. Уже в первых, и быть может, самых лучших своих произведениях Плеханов отчетливо разделил социалистические и демократи ческие задачи рабочего движения в России, подчеркнув пер воочередную историческую необходимость последних; «...борьба за политическую свободу, с одной стороны, и подготовка ра бочего класса к его будущей самостоятельной и наступатель ной роли, с другой стороны, — такова, по нашему мнению, «постановка партийных задач», единственно возможная в на стоящее время. Связывать в одно два таких существенно раз личных дела, как низвержение абсолютизма и социалистичес кая революция, вести революционную борьбу с расчетом на то, что эти моменты общественного развития совпадут в исто рии нашего отечества, — значит, отдалять наступление того и другого» [22].
Парадокс заключается в том, что советская историогра фия в лучшие свои времена тоже ставила в заслугу Плехано ву фиксацию быстро прогрессирующего российского капита лизма и рабочего класса и решительный отказ от народничес кого смешения демократических и социалистических целей освободительного движения. При внешнем сходстве наше пред ставление о месте Плеханова иное.
Еще в начале нашего века ведущие представители иных политических течений, например, П. Милюков и Струве, пы таясь разгадать феномен социалистического движения в России, обращали внимание на то, что по своему объективному содержанию и направленности оно родилось и развивалось как демократическое. «Социализм в России больше, чем где-либо еще, представляет демократию в целом (курсив наш — Л.С.). Это делает его политическую роль много более важной, чем в странах с большей и ранее развитой демократией» [23]. Аналогичную оценку этому явлению дал и Струве, подчеркнув, что российский социализм далеко не слу чайно утвердился на марксистском теоретическом фундамен те, т.к. «классовая борьба — популярнейшая идея русской рево люции, потому и пришлась ей так ко двору, что русские люди менее, чем кто-либо, воспитаны в компромиссе и к компро миссу, а с другой стороны, учение о классовой борьбе, как готовая теоретическая формула, облекла и оформила то чув ство ненависти и возмездия, которое воспитал в русском чело веке старый порядок» [24]. По мнению другого писателя либерала А.С. Изгоева, марксизм нашел в Рос сии много жизненных корней, сыграв роль выкованного интеллигенцией орудия борь бы за освобождение [25]. Словом, в маркcистcко-социалистической оболочке бился демократический пульс гигантской, раздираемой противоречиями архаической страны. Потому достаточно было стать «отцом русского марксизма», кем по праву называли Плеханова, что бы навсегда остаться уникальной фигурой в истории отече ственной общественной мысли и общественного движения. Но Георгий Валентинович смог сделать на один шаг больше. Опи сывая зарождающееся российское рабочее движение в катего риях ортодоксального, революционного марксизма, он сделал акцент на его демократическом потенциале и демократичес кой миссии. Он рассматривал российский рабочий класс, преж де всего, как главную силу в борьбе против самодержавия, а его формировавшуюся партию как один из элементов буду щей политической демократии в стране. Собственно социали стические задачи он с самого начала своей марксистской дея тельности рассматривал как перспективные. При этом с годами он отодвигал решение этой задачи во все более отдаленное будущее, произнеся в конечном итоге в критическом 1917 году знаменитые слова о том, что Россия еще не смолола той муки, из которой можно испечь социалистический пирог [24]. Сде ланное незадолго до смерти, это заявление стало по сути его политическим завещанием.
Вместе с тем, в одном существенном моменте Г.В. Плеха нов был слишком типичным представителем отечественной революционной интеллигенции: и в теоретической деятельно сти и в политическом поведении он был весьма догматичен и нетерпим. В какой-то степени это объяснимо его личностны ми характеристиками: развитым самолюбием, стремлением к лидерству. Ближайшая соратница, порою обожествлявшая Плеханова, В. Засулич, тем не менее, писала о нем: «непо мерно самолюбив и задирчив Жорж был всегда». В тео ретической деятельности это выразилось в ярко выраженном догматизме, в стремлении интерпретировать в высшей степе ни специфичную и стремительно изменявшуюся российскую действительность с позиций исключительно ортодоксального, «чистого» марксизма. Так, в 1910г. (!), т.е. спустя почти тридцать лет после создания своего детища, он заявлял в письме Н.А. Рубакину: «Я стою на точке зрения идей группы «Осво бождения труда». И в каждое данное время я ближе к той из нынешних фракций социал-демократии, которая ближе к этим идеям. Я считаю, что прогресс нашей партии именно состоит в лучшем и лучшем усвоении ею группы «Освобождения тру да» [27]. Сказанное вовсе не означает, что взгляды Георгия Валентиновича не претерпевали эволюции. Искренне болея за судьбу страны, он постоянно анализировал ее историческое развитие и размышлял о ее судьбе. Но все подвижки в интер претации экономических, социальных, политических явлений он пытался «втиснуть» в становившиеся все более узкими рам ки ортодоксального марксизма. Незадолго до смерти, в 1917 году, он подчеркивал свою приверженность последнему: «Раз ница между Лениным и мной, это не разница между левыми и правыми, это разница в фазисах развития социализма. Ленин — это утопический социализм, а не научный» [28]. Поэтому в новейшей отечественной историографии А.П. Логуновым пле хановская разновидность марксизма правомерно и удачно ква лифицируется как «охранительный марксизм». А можно ли было его (марксизм) вообще адаптировать, т. с. можно ли считать его в полном смысле научным (с точки зрения оценок перспектив и путей развития мировой цивилизации)?
Г.В.Плеханов не сумел в полной мере адаптировать марксизм и к «обстоятельствам времени», и к «обстоятельствам места». К его заслугам можно отнести четкую и одну из наиболее ранних в истории отечественной общественной мысли поста новку вопроса о специфике российского капитализма и про гноз необычайной траектории его развития: «Политическое сознание в рус ском рабочем классе пробудилось раньше, чем в русской бур жуазии. Наша буржуазия требует только субсидий, гарантий, покровительственного тарифа и вывозных пошлин; русские рабочие требуют политических прав» [29]. «Наш капитализм отцветет, не успевши окончательно расцвести». Однако в решении этой проблемы Плеханов все больше склонялся, что она пойдет по европейскому пути, что именно Европа демонстрирует закономерности общественно-истори ческого процесса, а все особенности России не больше, чем следствие ее отсталости».
Следует отметить, что деятели и деятельность группы «Ос вобождение труда» не были, особенно в первой половине сво его существования, широко известны в России. Их влияние на общественное движение последней четверти XIX века в позднейшей советской историографии было сильно преувели чено. В истории же общественной мысли место Г.В.Плехано ва и его соратников уникально: они положили начало россий скому марксизму как интеллектуальному течению, без кото рого, каковы бы ни были дальнейшие судьбы, Россию конца прошлого столетия, видимо, понять было невозможно. Об этом вполне адекватно писал Павел Борисович Аксельрод: «Главное значение нашей теоретической и публицистической пропаган ды не столько в экстенсивном ее воздействии на массу интел лигенции, сколько в интенсивном влиянии ее на мысль и дей ствия наиболее передовых единиц этой интеллигенции».
В самой России марксизм стал широко популярен в 90-е годы благодаря активной деятельности так называемых «ле гальных» марксистов. Один из парадоксов российской исто рии заключается в том, что это были главным образом буду щие лидеры формировавшегося либерального движения: Петр Бернгардович Струве, Николай Александрович Бердяев, Ми хаил Иванович Туган-Барановский, Сергей Булгаков и др. По остроумному замечанию Ричарда Пайпса, «если Плеханов может быть назван первым российским социал-демократом, то Струве — первым социал-демократом в России» [30]. С 1890 года на квартире известной либеральной издательницы А. Калмыковой, где жил Струве, регулярно собирался кружок молодых интеллигентных людей, в котором активно обсужда лись теоретические проблемы марксизма и исторические судь бы страны. Здесь были Водовозов, Боден, Павлов-Сильванский, Оболенский, Туган-Барановский. Они, как и члены мно гих других марксистских кружков, таких как возникшие еще в 80-е годы группы М. Бруснева, Точисского, студентов тех нологического института, занимались пропагандистской деятельностью. Но наиболее значительное влияние на всю общественную жизнь России прошлого века оказала теорети ческая модель Струве. В 1894 году легально была опубликова на его знаменитая работа «Критические заметки по вопросу о хозяйственном развитии России», где, используя экономичес кую концепцию марксизма, Струве вескими аргументами, кон кретным анализом обосновывает несостоятельность народни ческих идей о некапиталистическом пути развития России. Народники, по мнению Струве, неправомерно противопостав ляли национальное богатство, экономический прогресс и на родное благосостояние. Социальный прогресс невозмо жен без экономического, а капиталистический способ произ водства как раз обеспечивает необходимый экономический прогресс. «Россия из бедной капиталистической страны долж на стать богатой капиталистической же страной». Бед ность масс русского населения есть в гораздо большей мере историческое наследие натурального хозяйства, чем продукт капиталистического развития»[31].
Обоснование быстро развивающегося капиталистического уклада было объективно прогрессивной задачей, и Струве выполнил ее на высоком уровне. Вместе с тем, его критика народнической концепции носила односторонний характер, вместе с народническими иллюзия ми он отбросил весьма здравые их идеи, например, постанов ку вопроса о типе экономического развития страны, основы ваясь на логическом постулате о тождестве типа со степенью. Еще важнее для опровержения историографического стереотипа о последующем ренегатстве бывшего правоверно го марксиста Струве, отдавать отчет в том, что в этот краткий по меркам его политической биографии период расцвета со циал-демократической деятельности, как, впрочем, никогда, Струве не принимал марксизм полностью. В «Критических заметках...» он недвусмысленно отмежевывается от двух клю чевых постулатов марксизма: абсолютизации революции как способа исторического прогресса и исключительно классового характера государства: «Этот взгляд на государство... пред ставляется нам односторонним. Государство есть, прежде вcего, организация порядка». Струве одним из первых обратил внимание на эволюцию взглядов Маркса и Энгельса по сравнению с 40—50-ми годами XIX века, подчеркнув, «что вместо пропасти, отделяющей капитализм от строя, должен ствующего его сменить, и теория, и практика должны были признать целый ряд переходов. В данном случае теория сле довала за жизнью и ее развитием».
Именно с выходом книги Струве начался период расцвета «легального марксизма», сделавший это западноевропейское учение одним из наиболее существенных явлений общественно го движения в России. Большой резонанс имел сборник «Мате риалы о хозяйственном развитии России», где были впервые легально опубликованы статьи Г.В. Плеханова и В.И. Ленина (1895 г.). В 1898 году увидел свет на русском языке первый том «Капитала».
Струве внес довольно весомый вклад и в дело создания общероссийской социал-демократической организации. Как известно, именно он был автором Манифеста РСДРП, про возгласившего образование в России самостоятельной партии рабочего класса и как бы теоретически оформившего резуль таты работы I съезда РСДРП (1898 г., г. Минск).
Однако вскоре, а именно на рубеже XIX—XX веков пути Струве с его единомышленниками и рабочим движением в России разошлись. Последнее все более и более принимало социалистический характер. Струве же стал одним из основа телей российского либерализма.
Таким образом, ни Плеханов, ни Струве не решили задачу адаптации марксизма ко всей совокупности социально-эконо мических условий России: Плеханов до конца дней сохранял верность ортодоксальному марксизму, Струве использовал для описания новых явлений лишь экономическую концепцию марксизма, а вскоре и вовсе отказался от марксизма. Две глав ные задачи стояли перед рабочим движением России на рубе же XIX—XX веков: создание своей политической организации и теоретическое обоснование его целей и методов с учетом российской специфики, что в конкретной ситуации конца века означало либо полный отказ от марксизма, либо создание почвенного, российского варианта. Эти задачи со всеми вытекающими из этого последствия ми для исторических судеб России были решены другим лиде ром российской социал-демократии. Мы имеем в виду Влади мира Ильича Ульянова (1870—1924 гг.), вошедшего во все мирную историю под псевдонимом «Ленин».
Его деятельность продолжает оставаться и сегодня в центре научных и общественных дискуссий. Гиперидеализация ленин ских идей в советской историографии в 70—80-е годы была другой крайностью. В последнее время конъюнктурные подходы все более уступают место серьезным размышлениям о корнях россий ского коммунизма в целом и той роли, которую в отечественной истории сыграли социал-демократия и Ленин. В этом не на одно десятилетие растянувшемся споре о том, в чем же эта роль заключается, мы пытаемся высказать свое мнение о его моральных характеристиках, теоретической и политической деятельности.
Прежде всего, неверным и слишком поверхностным пред ставляется нам популистское представление о Ленине как «ге нии злодейства». Будущий Ленин был типичным представите лем своего времени, в котором с юношеских лет горел свя щенный огонь ненависти к социальной несправедливости, к страданиям громадного числа простых российских обывате лей. Он происходил из среднезажиточной дворянской семьи, в которой все 6 детей воспитывались в демократических тра дициях. Закончил гимназию в Симбирске и юридический фа культет Санкт-Петербургского университета, словом, получил хорошее образование. По своей специальности, т. е. адвока том, работал несколько месяцев, а затем его единственной профессией стала подготовка социалистической революции в России. Словом, Ленин не обладал врожденным, патологичес ким человеконенавистничеством и жаждой власти. Вместе с тем, для него были характерны типичные для молодых рос сийских революционеров нетерпимость, бескомпромиссность, подчинение личных отношений интересам политической дея тельности. Более того, эти качества были у него очень ярко выражены. Многие современники отмечают, что он не был особенно приятен в общении с людьми, в его политической деятельности практически на всем протяжении присутствова ли элементы макиавеллизма. При этом они особенно уси лились после октября 1917 года, когда он стал главой совет ского государства. Мы считаем убедительным то объяснение моральной эволюции Ленина, которое дал Н. Бердяев, подчеркнувший, что рево люционность Ленина имела моральный источник, он не мог вынести несправедливости, угнетения, эксплуатации; но, став одержимым максималистической революционной идеей, он, в конце концов, потерял непосредственное отношение к живым людям, допуская обман, ложь, насилие, жестокость. «Ленин не был дурным человеком, в нем было много хорошего. Он был бескорыстный человек, абсолютно преданный идее, он даже не был особенно честолюбивым и властолюбивым человеком, он мало думал о себе. Но исключительная одержимость одной идеей привела к страшному сужению сознания и к нравственному перерождению, к допущению совершенно безнравствен ных средств в борьбе» [32].
Быть может, еще сложнее квалифицировать теоретичес кую деятельность Ленина. Она началась в 1893 году, когда была опубликована его первая статья «Новые вопросы хозяй ственной жизни». Более обстоятельными были книги «Что та кое «друзья народа» и как они воюют против социал-демокра тов?» (1894 г.), посвященная критике народнической доктри ны, и «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве» (1895 г.). В 1898 г. он закончил боль шую работу «Развитие капитализма в России». Совершенно определенно можно говорить о том, что Ленин не был выдаю щимся теоретиком, а уж тем более «гением» философской или экономической мысли. В его теоретических работах мы нахо дим много искажений, непоследовательностей, а главное, односторонностей. Тем не менее, и политические противники это подчеркивали, что «Ленин вовсе не дурак» [33]. Именно он сумел определенным образом приспособить марксизм к конкретно-историческим условиям России начала XX века и создать особый культурно-исторический феномен.
Субъективно он претендовал на то, чтобы быть ортодок сальным марксистом. Собственно, он им и является постоль ку, поскольку основой его теоретических и политических ре шений был именно первоначальный марксизм, марксизм «Ма нифеста Коммунистической партии», а еще точнее наиболее экстремистская, наиболее ррреволюционная (это не опечат ка — Л.С.) его часть; отсюда: триада — классовая борьба — социалистическая революция — диктатура пролетариата. Од нако в начале века Ленин дополнил эту «якобинскую» часть марксизма рядом собственных идей, отражавших в опреде ленной мере специфику России. Результатом их соединения с постулатами классического марксизма стал ленинизм.
Главным из «собственно» ленинских идей являются две: во-первых, это союз рабочего класса с крестьянством и с дру гими демократическими слоями населения. Бесспорно, что Ленин решал эту проблему, руководствуясь прямолинейным классовым подходом, разделяя российских рабочих и кресть ян на революционных «овец» и «козлищ»: самый революцион ный, менее революционный класс: русский рабочий — единственный и естественный представитель всего трудящегося и эксплуати руемого населения России.
Но «изюминкой» ленинизма концепция пролетарской партии в России. С самого начала своей политической дея тельности он уделял вопросам организации первостепенное внимание. Несколько позднее в эмиграции в двух своих про изведениях «Что делать?» (1902 г.) и «Шаг вперед, два шага назад» (1904 г.) он обстоятельно обосновал свое представле ние о пролетарской партии в России.
Так называемое «ленинское учение о партии» было в со ветское время одним из главных объектов внимания. История КПСС нерушимо покоилась на постулате о том, что Ленин разработал теорию пролетарской партии, отличной от евро пейской социал-демократии. Главной чертой партии «нового типа» безоговорочно считались бескомпромиссность, «нетер пимость к любым проявлениям оппортунизма».
Сегодня исследователи, независимо от их оценок феномена Ленина и большевизма, практически единогласны в том, что одна из главных причин победы боль шевиков в 1917 году как раз и заключалась в том, что удалось создать такую политическую организацию, равной которой не было ни в России, ни в Европе. При этом ее основными ха рактеристиками были: высокая степень организованности и централизации, строгая дисциплина, тактическая и организационная гибкость. На это обращает внимание А. Ахиезер, считающий, что, в сущности, партия нового типа — это не партия в обычном понимании. Это особый социальный феномен медиационного типа»[34].
Cам же Ленин считал, что партия должна была быть крепкой, боевой организацией, сравнимой по мощ ности с военной: «Я выражаю... совершенно точно и ясно свое пожелание, свое требование, чтобы партия, как передовой отряд класса, представляла собой нечто возможно более организованное, чтобы партия воспринимала в себя лишь та кие элементы, которые допускают хоть минимум организо ванности» [35]. Необходимыми атрибутами такой организа ции в России выступают строгая дисциплина, приоритет про фессиональных революционеров. Важнейшую же, первоочередную задачу создания партии и, более того, закон ее функционирования Ленин видел в беспощадной идейной борьбе, в непримиримости к любым проявлениям оппортунизма. Известен его знаменитый призыв прежде идейно размежеваться, а затем объединяться. Таким образом, все, что впоследствии дало столь «бога тые» плоды, что соcтавило как силу, так и слабость рабочей партии в России, было заложено Лениным в начале XX века. В архаичной и, что быть может еще важнее, анархичной стране, где на протяжении столетий единственной организующей си лой было государство, противостоять ему могла лишь очень мощная организация, в какую Ленин и предлагал превратить политическую организацию пролетариата.
Очевидно, что значение ленинской концепции в отечествен ной истории XX века далеко не однозначно. В идеях о «желез ной» партийной дисциплине, ядре руководящих элементов, занимающих особое положение в партии и др., можно не без основания увидеть основы того военно-государственного об разования, в который превратилась большевистская партия в условиях тоталитарного режима. Этому способствовали два обстоятельства: а) кардинальное изменение положения партии, превращение ее в правящую; деятельность правящей партии должна отвечать другим требованиям, чем решающая в спе цифических исторических обстоятельствах отрицательную, разрушительную задачу политическая организация; б) одно сторонняя, принимающая все более догматический и узкий характер трактовка первоначальных принципов, достигшая апогея в сталинской идее отождествления партии со средневе ковым орденом меченосцев. Таким образом, Владимир Ленин, прежде всего как идеолог, несет ответственность за воз никновение тоталитарной системы советского общества. При этом мы полагаем, что его ответственность не является пря мой, а имеет более сложную конфигурацию.
Итак, если Ленина можно считать теоретиком, то с целым рядом оговорок. В сфере же практической политики он, не сомненно, представлял собой фигуру выдающуюся. Его глав ный талант заключался в поразительной интуиции, способно сти улавливать господствующие в массах настроения, иллю зии, определять политические каналы их использования, сло вом все то, что в современном политическом лексиконе называется популизмом. Развитая интуиция в сочетании с незаурядной политической волей постепенно пре вратили Ленина в лидера социал-демократического движения в стране. Его деятельность на рубеже XIX—XX веков была ориентирована на создание марксистской политической партии и в конечном итоге была реализована: Российская социал-демократическая рабочая партия была провозглашена и кон ституирована одной из первых в стране, еще до начала пер вой русской революции.
Не менее значительный вклад в процесс образования соци алистической партии в России внесли Ю.О. Мартов (Цедербаум), А. Потресов, В. Засулич, Г. Плеханов. Существенным этапом на этом пути было создание петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса»(1895), в деятель ности которого удалось соединить централизованное и конс пиративное начало с регулярными связями с массовым рабо чим движением в городе. Возникшие в ряде других городов России аналогичные организации стремились к координации своей деятельности. Результатом стало провозглашение Рос сийской социал-демократической рабочей партии на ее пер вом съезде в Минске (1898 г.), принятие первого программного доку мента — Манифеста. Съезд был подготовлен киевскими соци ал-демократами при участии С. Радченко от столичной орга низации. Решающий этап начался с конца 1900 года, когда стала регулярно выходить задуманная Ю. Мартовым, А. Потресовым и В. Лениным социал-демократическая газета «Ис кра». Наконец, состоявшийся летом (июль-август) 1903 года II съезд конституировал партию. На нем была принята Про грамма партии, Устав, избраны ее руководящие органы. Про грамма была выдержана в духе ортодоксального марксизма и предусматривала в качестве главной цели — осуществление социалистической революции и установление диктатуры про летариата. Ближайшей задачей было свержение царского са модержавия и установление демократической республики в России. В программу входили также специальные требования для рабочих и аграрный раздел. Последний не был радикаль ным и ограничивался требованием возвращения крестьянам «отрезков», т. е. части земли, отобранной у них во время осу ществления реформы 1861 года.
Устав основывался на централизме как главном принципе строения партии. Известно, однако, что наибольшие дебаты на съезде разгорелись именно по организационным вопросам и, в частности, были связаны с определением членства. Это разно гласие положило начало формированию двух течений внутри российской социал-демократии, которая уже никогда более не была единой. Речь идет о меньшевизме, лидером которого стал Ю.О. Мартов, и большевизме во главе с Лениным.
Накануне революции 1905—1907 гг. различия между тече ниями только наметились. На уровне II съезда РСДРП «боль шевизм» и «меньшевизм» оказывались малооформленными вариантами эволюции социал-демократизма»[36].
Прежде всего, необходимо отойти от того примитивного деления на революционеров и оппортунистов, которое было одним из «китов» советской историографии. Меньшевизм, как в момент своего рождения, так и спустя еще многие годы, был разновидностью ортодоксального марк сизма. На теоретическом уровне в этот период становления российской социал-демократии разница прослеживалась толь ко в отношении к политической демократии, точнее, к соотношению демократических и социалистических задач. Сделать определенные выводы позволил сравни тельный анализ работ В.Ленина и Ю.Мартова. Раннее пуб лицистическое творчество последнего довольно обширно (по нашим подсчетам около 150 произведений за период с середи ны 90-х годов по 1905 год включительно) и содержательно. Все вопросы политической деятельности Мартов, как Ленин и Плеханов, решал в рамках марксистской парадигмы с ее три адой: классовая борьба — социалистическая революция — диктатура пролетариата. Но в отличие от Ленина, который на протяжении всей своей деятельности рассматривал полити ческую демократию исключительно с классовых позиций, Мартов видел в буржуазной демократии, несмотря на всю ее ограниченность и недостатки, значительный шаг в общецивилизационном развитии человечества. Отсюда вытекала и раз ница в постановке ими задач освободительного движения в России. Если Ленин стремился подчеркнуть взаимосвязь и переплетение демократических и социалистических задач в политической борьбе рабочего класса, то Мартов акцентиро вал внимание на четкой последовательности, очередности ре шения этих задач и уже тогда дал ту формулу их сочетания, которой и он сам, и меньшевизм в целом сохранили верность до конца их существования: «...демократический строй для нее (партии пролетариата — Л.С.) не конечная цель, а толь ко средство к цели, но средство не зависимое, которое должно быть завоевано прежде всего».
Мы полагаем, что именно из данной теоретической «ку колки» развились впоследствии стратегические и тактические, т. е. главные различия между большевизмом и меньшевизмом. Решающими пунктами разногласий были различия в оценке социально-экономической и политической ситуации в России; разногласия в определении степени готовности России к соци альной революции; акценты на различных тактических сред ствах, значительно большая ориентация меньшевиков на ле гальные способы политической деятельности.
Меньшевизм и большевизм воплощали различные ипоста си как борьбы рабочих, так и основного потока всего освобо дительного движения в России, они были связаны как поло сы одного и того же движения, в котором неразрывно сочета лись друг с другом марксистский европеизм и стихия полуази атской деревенщины, растущая способность к организованной самодеятельности и традиционные навыки к деспотическому командованию и слепому повиновению. Парадокс зак лючался в том, что их названия, вызванные случайными об стоятельствами, отражали весьма существенные моменты об щественного движения в стране. Истина, данность заключа лась в том, что элементы европейского типа как в рабочем движении, так и в российской жизни в целом составляли не значительное меньшинство, а стихия традиционализма — по давляющее, затопляющее большинство. Крайнее крыло рос сийской социал-демократии, по утверждению крупнейшего русского мыслителя и идеологического противника большеви ков Г.П. Федотова, было «несомненно, самое почвенное из русских революционных движений» [37].
Таким образом, в начале XX века в России возникла соци ал-демократическая партия, для которой были наиболее ха рактерны типичные для всех российских политических объе динений черты: утопизм политической программы, проявившийся в отчетливо декларированной социалистической ориен тации, в страстном субъективном стремлении воплотить мар ксистский социализм в России.
Субъективно ориентируясь на определенный социальный слой рабочий класс, фактически они выражали интересы боль шой социальной группы, находившейся в маргинальном, пе реходном состоянии, подавляющее большинство которой не имело сколько-нибудь отчетливо выраженных социальных признаков и границ.
Крайне негативное отношение к существовавшему само державному российскому государству, стремление к его пол ному разрушению сочеталось с признанием государства в ка честве главного средства построения социализма как справед ливой общественной формации. Выразилось это, прежде все го, в программном требовании диктатуры пролетариата.
Марксистская формула классовой борьбы была идеологи ческим оправданием крайней политической нетерпимости, которая могла быть объяснима в период возникновения партии стремлением занять свое самостоятельное место на политичес кой сцене, но по мере развития ее гипертрофировалась.
Вместе с типическими характеристиками, российская со циал-демократия с момента своего зарождения обрела неко торые существенные отличия. Главными из них были: много более высокая по сравнению с другими политическими обра зованиями в России степень организованности, наличие лиде ра, сочетавшего мощную политическую волю с мастерством популизма. Во многом благодаря этим факторам российская социал-демократия сыграла столь большую, сложную и про тиворечивую роль в историческом развитии страны в XX веке.
2. ЛИБЕРАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ В конце XIX – начале ХХ вв. «НОВЫЙ» ЛИБЕРАЛИЗМ
В качестве идеологического течения либерализм заявил о себе ещё в дореформенное время. И славянофилы, и западники в той классической форме, в какой они оформились в 40-е годы XIX века, были в основном либералами. Время возник новения либерализма как общественного движения - 60-е годы. Правительственные реформы — освобождение кресть янства и, особенно, создание земств, этих мизерных «кусоч ков» конституции — создали определенную основу для консо лидации сторонников либерального мировоззрения. С земством была связана общественная деятельность центральной фигу ры российского либерализма XIX века. Борис Николаевич Чичерин (1828—1904 гг.) был прямым наследником великих западников Т.Грановского, К.Д.Кавелина и др.: они были его преподавателями в Московском университете. Юрист, фило соф, историк, автор фундаментальных трудов «Курс государ ственной науки» и «История политических учений» Б.Чиче рин сформулировал теоретические основы российского либе рализма в его классическом виде. Как истинный либерал, он считал необходимым условием цивилизационного развития свободу личности. Но при этом речь шла об утверждении сво боды «ограниченной» и её постепенном развертывании по та ким основным пунктам как свобода совести, свобода от рабс кого состояния, свобода общественного мнения, свобода сло ва, преподавания, публичность правительственных действий, прежде всего бюджета, публичность и гласность судопроиз водства. Изложенная им ещё в 50-х годах программа практи ческих действий состояла в ликвидации феодальных пережит ков в экономике, отмене крепостного права, невмешательстве государства в экономическую сферу, свободе, частного пред принимательства, формировании частной собственности.
Единственной силой, способной реализовать эту програм му, Б.Н.Чичерин считал государство и правительство. Идея государства как основного двигателя и творца истории состав ляла ядро его политического мировоззрения, сформировавше гося под громадным влиянием Г.Гегеля. При этом весь ход российской истории только подтверждает эту всеобщую зако номерность. Специфика России — громадность государства, малочисленность населения на обширных территориях, одно образие условий, земледельческий быт и др. — обусловила особенно важную и большую роль государства в развитии на ции. И модернизацию России, по мнению Чичерина, должно было осуществить самодержавие, самопревращающееся в кон ституционную монархию. С этой целью правительство должно было опираться не на реакционеров и не на радикалов, а на сторонников умеренных, осторожных, постепенных, но неук лонных преобразований. Это была программа «охранительно го», «консервативного» либерализма для общества или «либе рального консерватизма» для правительства.
При этом Б.Чичерин никогда не был апологетом абсолю тизма. Идеальным политическим строем для России он считал конституционную монархию и поддерживал самодержавие лишь в той мере, в какой оно способствовало проведению реформ. Теоретически он не отрицал в определенных исключительных обстоятельствах неизбежности революции, но считал её од ним из наименее эффективных способов исторического дей ствия и, безусловно, предпочитал эволюционный путь общественного развития. Его политическую программу сегодня ква лифицируют как русский вариант движения к правовому го сударству, учитывающий социально-политические реалии Рос сии XIX века и национально-государственные традиции рус ской истории [38]. При этом в 60—70-е годы прошлого века осуществление чичеринской формулы было отнюдь не утопич ным. Между его идеями и реформаторскими установками вре мен Александра II существует значительное совпадение. Но история 80-х годов пошла по другому пути, и идеи Чичерина остались чисто теоретическим явлением. Идея эволюционного развития России была бескомпромиссно отвергнута на обоих политических полюсах общества.
Чичеринский либерализм совпадал с классическим евро пейским и в отношении к социалистическим идеям и социали стическому движению. Данное отношение можно охарактери зовать коротко — абсолютное, категорическое отрицание. Сама идея социальных реформ, по мнению Чичерина, противоре чила свободе личности, а потому была несостоятельна. «Соци ализм вечно колеблется между самым безумным деспотизмом и полной анархией» [39]. «Представительное правление мо жет держаться только, пока эта партия слаба и не в состоя нии прочно влиять на государственное управление», «социал-демократия есть гибель демократии», социализм — это ложная демократия.
Несмотря на связь с земством Б.Чичерин явился предста вителем академического, интеллигентского либерализма. Па раллельно складывался несколько иной вид, получивший в литературе название земского либерализма. Его социальную основу составляли те слои русской демократической интелли генции, которые непосредственно участвовали в координировавшейся земствами деятельности по организации народного просвещения, здравоохранения и т. п. Это были учителя, вра чи, агрономы, статистики. Земцы значительно активизирова лись в конце 70 — начале 80-х годов. Импульсом для их активности стала правительственная политика урезания прав земств, даже тех ограниченных, которые первоначально были даны им. В противном случае, по справедливому мнению из вестного дореволюционного исследователя земств Белоконского, земские деятели вполне могли на многие годы сосредоточить ся на мирной культурнической работе. Правительственное же наступление на земства, особенно в период контрреформ, под талкивало земцев к политической активности. Черниговское, Полтавское, Самарское, Харьковское земства вступили в от крытую конфронтацию с петербургскими властями, потребо вав созыва представителей всех сословий — Земского собора. За это выступление лидер тверского земства Иван Петрункевич был выслан из Твери под надзор полиции, заслужив тем самым славу «земского революционера».
Земское движение к концу 70-х годов отработало основ ные требования своей политической программы: политичес кие свободы, (свободы слова, печати и гарантии личности) и созыв Учредительного собрания. Для достижения этих целей в 1880 году была создана «Лига оппозиционных элементов» или «Земский союз». Это была первая либеральная организа ция в России. В 1883 году в Женеве профессор Киевского университета Михаил Драгоманов издавал журнал «Вольное слово» в качестве официального органа «Земского союза». И организация, и журнал возникли явочным порядком, неле гально, вопреки принципиальным установкам земского либе рализма. Последний всегда отмежевывался от радикализма. Существование и «Земского союза» и «Вольного слова» было непродолжительным. Следующий этап земского движения на чался в середине 90-х годов. Его кульминацией стало образо вание в январе 1904 года Союза земцев-конституционалистов и проведение своего съезда осенью того же года. На съезде они потребовали введения политических свобод, уничтоже ния сословных, религиозных и иных ограничений, развития местного самоуправления, участия народного представитель ства как особого выборного учреждения в осуществлении за конодательной власти, и в установлении росписи доходов и расходов и в контроле за законностью действий администра ции. Лидерами направления были Д.Шипов, Н.Стахович, А.Гучков и др. Земский либерализм в некотором отно шении был приземленнее, реалистичнее и почвеннее, чем «Ака демический». Сторонники же последнего в новых условиях начала XX века, отдавая дань заслугам земцев, считали их в политическом отношении недостаточно радикальными.
В середине 90-х годов XIX века возникла новая генерация либералов, развившая активную де ятельность. И сам российский либерализм вместе с ним вступил в новый этап своего существования. М.Туган-Барановский и П.Новгород цев, Д.Шаховский и кн. Е. и С.Трубецкие, М.Ковалевский и П.Виноградов, П.Милюков и Н.Бердяев. Цвет отечествен ной интеллигенции тяготел к либеральному движению. Но особенно большую роль в развитии либерализма на этом этапе сыграл Петр Бернгардович Струве (1870—1944). Он происхо дил из семьи крупного царского сановника. Отец был губер натором Перми и Астрахани. Он учился в Петербургском уни верситете и за границей: в Германии и в Австрии. Струве считал себя экономистом, его магистерская (1913 г.) и док торская (1917 г.) диссертации были посвящены проблеме цены и стоимости. С 1906 по 1917 гг. он преподавал политэконо мию в Петербургском технологическом институте. Вместе с тем, он был и юристом, историком, философом, глубоким политическим мыслителем. Свою безмерную эрудицию и не ординарные интеллектуальные способности он направлял на поиск исторического пути своей родины — России. Струве не был прост и легок в межличностном общении, но зато порази тельно последователен в определении главной жизненной цели. Превращению России в свободную страну он посвятил всю трудную и долгую жизнь. Он практически никогда не был состоятельным человеком, зачастую не хватало элементарно го достатка. Буквально за несколько дней до смерти он пришел в ярость, увидев в своем доме русского эмигранта, который пошел на службу к нацистам: «Они (фашисты — Л.С.) — враги всего человечества... Они убили самую драгоценную вещь на свете: свободу... Я живу как нищий. У меня ничего нет и никогда не было. Я умру нищим. Я пожертвовал всем ради свободы».
За полвека своей активной деятельности П. Струве пере жил значительную идейную эволюцию. Одна из наиболее за метных подвижек произошла как раз на рубеже XIX—XX ве ков. Это был окончательный разрыв с марксизмом, который в социалистической прессе, а затем и в советской историогра фии неизменно квалифицировался как «ренегатство». Между тем, это далеко не так. Стремясь понять изменяющуюся действительность, П. Струве, не будучи догматиком, действительно эволюционировал в вопросах мировоззрения, программы и политической такти ки, но по сути он никогда не изменял себе. Он никогда не изменял тем ключевым идеям, которые составляли основу его мировоззрения, сложившегося в юности, еще до его «маркси стского» периода. Это были либерализм, государственность, «национализм» и западничество. Либера лизм означал признание свободы личности как главной чело веческой ценности, которая позволяет человеку самореализо ваться. Струве видел смысл жизни человека в самоусовершен ствовании, необходимым условием для чего является духов ная и политическая свобода.
Государство является одним из главных культурных дости жений мирового развития. Оно — организатор. В соответствии с чичеринской традицией Струве видел в государстве гаранта свободы личности. Поэтому идеи государственности и человеческой свободы нисколько не противоречили друг другу, а наоборот, органично дополняли друг друга.
«Национализм» Струве тождественен понятию «патриотизм» в современном русском лексиконе. Струве любил русский на род и Россию, свою Родину и был убежден в огромных спо собностях и возможностях русской нации. Историческую за дачу он как раз и видел в том, чтобы снять препятствие для их полного развития. Национальный патриотизм Струве со единялся с западничеством, столь типичным практически для подавляющего большинства отечественных либералов. Их за падничество заключалось отнюдь не в стремлении к слепому копированию государственного устройства или образа жизни «передовых» европейских стран и Америки, «...самому ценно му, что было в содержании европейской культуры, вообще нельзя «научиться» так просто, а надо это нажить самим, вос питать в себе...» [40]. «Единственная область, где народы дей ствительно сплошь подражают друг другу, — это область на уки и техники; во всем остальном они, худо ли, хорошо, толь ко приспособляют свои собственные учреждения к новым тре бованиям, которые по временам, если не постоянно возникают в их собственной среде. Они приспособляют их, видоизменяя. Эти изменения часто вызываются иностранными образцами, но они только в том случае пускают в стране корни, когда не противоречат прямо всему тому наследию прошлого, которое слагается из верований, нравов, обычаев и учреждений изве стного народа» [41]. Но в то же время они полагали, что именно западные страны демонстрируют магистральный путь развития человеческой цивилизации, путь прогресса. Россия может раскрыть свои необозримые потенциальные возможно сти, только вступив на эту общечеловеческую дорогу.
Таким образом, в идейной эволюции П. Струве либерализм был первичен, а марксизм — вторичен; либера лизм был константой, а марксизм и социализм — переменны ми. Политическая свобода в России была главной жизненной целью; рабочее же движение, идеологией которого стал марк сизм и социализм — главной общественной силой, способной добиться ее в России. В 90-е годы XIX века Струве, как и многие будущие либералы, был искренне в этом убежден. Российская социал-демократия была для них, прежде всего, демократией. Отход сторонников либерального мировоззре ния от российского рабочего движения рано или поздно, но был неизбежен. Персональная эволюция Струве в этом смысле была сигналом окончания «марксистского» периода и вступ ления в новый, более адекватный сути либерализм. В фило софии это был отказ от позитивизма и переход к неоканти анству, что нашло отражение в известном сборнике «Про блемы идеализма». В области программы и тактики — «но вый» либерализм.
Возникновение «нового» либерализма на рубеже XIX—XX вв. было напрямую связано со значительной активизацией всего либерального движения в это время. Отказ нового царя Ни колая II пойти навстречу их требованиям побудил либералов к изданию собственного нелегального печатного органа. Им стал выходивший с 1902 по октябрь 1905 гг. журнал «Осво бождение». Его бессменным редактором, автором многих прин ципиальных статей был Струве. К осени 1903 года в Петер бурге, Москве, Киеве, Одессе и других городах действовали местные кружки сторонников «Освобождения», которые ста ли зародышами первой политической либеральной организа ции в России. Официально начало «Союзу освобождения» было положено летом 1903 года, когда в Швейцарии сторонники журнала решили приступить к формированию общероссийс кой организации. В этом совещании принимали участие кн. Долгоруков, кн. Шаховской, И. Петрункевич, С. Булгаков, Н. Бердяев, С. Прокопович, Е. Кускова. В январе 1904 года в Петербурге состоялся I съезд представителей местных орга низаций. На нем были приняты программа и устав «Союза освобождения», избран совет организации во главе с патриар хом земского либерализма И. Петрункевичем. II съезд «Со юза», проведенный в октябре 1904 года в Петербурге, обсуж дал вопрос о проведении банкетной кампании в ноябре 1904 года в связи с 40-летием судебной реформы. «Союз освобождения» был наиболее радикальной либеральной организацией из возникших в пореформенное время. Радикализм «новых» либе ралов был далеко не случайным, а глубоко осознанным.
Пониманию сути «нового» либерализма способствует клас сификация видов либерализма, которую накануне революции дал другой его видный деятель Павел Николаевич Милюков (1859—1943 г.). Профессиональный историк, защитивший в 1892 году блестящую диссертацию, посвященную оценке ре форматорской деятельности Петра I, он получил «пропуск» в политику именно благодаря своей научной и преподаватель ской деятельности. За отдельные «прогрессивные» намеки в лек циях он был уволен из Московского университета, отправлен в ссылку и получил репутацию опального общественного деяте ля. Широко известен он стал после выхода первого издания его знаменитых «Очерков по истории русской культуры» (1896 г.), которые были его авторской концепцией истории государства российского. В результате тщательной и многолетней разра ботки таковой сложилось политическое мировоззрение и прин ципы политического поведения, на основе которых строилась вся деятельность бессменного лидера Партии конституцион ных демократов, каковым П. Милюков стал с 1905 года.
В частности, в бесцензурной, изданной для западного чи тателя книге «Russia and its crisis», последнюю строчку кото рой П. Милюков дописывал в день убийства великого князя Сергея Александровича, т. е. 4 февраля 1905 года, он сделал вывод о том, что роль либерального движения в становлении политических демократий разных западных стран не была одинаковой. В зрелых, вполне развитых англосаксонских де мократиях (США, Англия) главным двигателем прогресса был либерализм. В Германии же, которую Милюков относил к странам с новой и гораздо менее развитой политической жиз нью, либерализм был политически немощным. К этой же группе стран Милюков относил и Россию, но полагал, что особенно сти расстановки общественных и политических сил здесь вы ражены еще рельефнее, чем в Германии. Если для этой стра ны понятие «либерализм» устарело, то в России умеренное течение политической жизни (в терминологии Милюкова — одно из двух в России; второе — радикальное — Л.С.) только очень условно можно назвать этим западным термином. «Сей час в России (т. с. в 1904 году — Л.С.), — писал Милюков, значение термина «либерализм» одновременно и расширено и превзойдено. Он включает в себя гораздо более радикальные группировки по той простой причине, что любая более или менее передовая мысль в прессе может вызвать гонение. Тер мин «либерализм» в России устарел не потому, что его программа реализовала. Программа классического либерализма представляет собой только первый шаг, который должен быть совершен. Но политическая и индивидуальная свобода не мо гут быть абсолютными ценностями, как это считалось в нача ле эры свободы во Франции... Люди, называющие себя либе ралами в России, придерживаются гораздо более передовых взглядов.
Таким образом, важнейший урок, извлеченный из евро пейского и, прежде всего, немецкого политического опыта, заключался в том, что для сохранения своих позиций в поли тической жизни России либерализм здесь должен быть более радикальным, чем классическая теория свободы. И это вовсе не был призыв к измене старому, доброму либерализму ново го времени. В концепции Милюкова имело место попытка со хранить сущность либерализма, расширив его содержание и изменив форму. При этом краеугольный камень классическо го либерализма — индивидуальная и политическая свобода — ни в коем случае не исключался из программы отечественных свободомыслящих. Он признавался первым, необходимым, но недостаточным для существования либерализма в качестве значительного политического течения в сложных историчес ких реалиях начала XX века. Немецкий либерализм не сумел модифицироваться таким образом, а потому не сумел сыграть в политической жизни своей страны достаточно заметной роли. В период активной выработки своей политической физионо мии российские, либералы видели одну из главных задач в том, чтобы не повторить печальной участи своих германских идеологических собратьев. Выход ведущие идеологи дорево люционного периода П.Б. Струве и П.Н. Милюков видели в радикализации программы и тактики. Продискутированная на страницах «Освобождения» и нашедшая воплощение в так называемой Парижской конституции, т. е. проекте «Основ ных государственных законов Российской империи», приня той группой членов «Союза освобождения» в марте 1905 года, программа включала ряд основополагающих позиций класси ческого либерализма — требование прав человека и народно го представительства. Перечисление прав человека выполня ло, в представлении идеологов российского либерализма, фун кцию, аналогичную французской «Декларации прав человека и гражданина». Такие декларации на рубеже XIX—XX веков уже не было принято включать в программы политических партий. Но специфика России — политический произвол — требовала зафиксировать на этом внимание.
Необходимость политического представительства была сфор мулирована уже в первой программной статье «От русских конституционалистов»: «Бессословное народное представитель ство, постоянно действующее и ежегодно созываемое верхов ное учреждение с правами высшего контроля, законодатель ства и утверждения бюджета» [42]. По вопросу о форме госу дарственного устройства, структуре народного представитель ства не было ни единодушия, ни определенных официальных формулировок, хотя большинство либералов, конечно же, скло нялось к признанию конституционной монархии как наиболее отвечающей историческим условиям развития российского народа. Разные точки зрения высказывались и по поводу внут реннего устройства законодательного органа. По мнению Ми люкова, Россия могла бы перенять опыт Болгарии, с ее однопалатным народным собранием. Авторы парижской конституции детально разработали механизм функционирова ния двухпалатного парламента, позаимствовав многое из аме риканской конституции [43].
Радикализм программных требований проявлялся, прежде всего, в идее бессословного народного представительства, во всеобщем избирательном праве и в признании «государствен ного социализма», т. е. активной социальной политики госу дарства в интересах широких масс трудящихся.
В то время всеобщее избирательное право не стало нормой жизни «передовых» политических наций. По мнению либера лов, в России альтернативы «четырехчленке» (всеобщее, рав ное, прямое избирательное право и тайное голосование) не было. Его необходимость они обосновали как раз специфичес кими условиями политического развития своей страны. В объяс нительной записке к парижской конституции Струве писал: «При наличии крепкой революционной традиции в русской интеллигенции, при существовании крепко организованных социалистических партий, при давнем и глубоком культурном отчуждении народных масс от образованного общества, — вся кое разрешение вопроса о народном представительстве, кроме всеобщего голосования, будет роковой политичес кой ошибкой, за которой последует тяжелая расплата» [44].
Разработав серьезную программу решения двух острейших социальных вопросов России — аграрного и рабочего, рос сийские свободомыслящие тем самым извлекли урок из опыта своих немецких собратьев по идее. Содержание аграрной и рабочей программы не приняли в данный период определенных очертаний, но сам факт убежденности в необходимости таких требований в про грамме либеральной партии очень показателен.
Особенно отчетливо радикализм либералов начала XX века, именно предреволюционного периода проявился в политичес ком поведении, в отношении к революции и к российскому социалистическому движению. Нет со мнений в том, что отечественные либералы были эволюцио нистами, справедливо полагая, что любая революция чревата колоссальными историческими издержками. В этом их убеж дал, прежде всего, опыт Великой французской революции, но они были слишком умны и наблюдательны, чтобы абсолюти зировать эволюцию как способ решения общественных про блем. Даже Б.Чичерин допускал при определенных истори ческих условиях неизбежность революции. В обстановке же революционного кризиса в России начала XX века, край не недальновидной политики царской бюрократии не призна вать необходимости радикальных изменений могли только очень недалекие «человеки в футлярах». В новейшей историографии справедливо утверждается, что российские либералы признава ли политическую, но не социальную революцию [45], хотя до последнего старались использовать и надеялись на любой шанс предотвратить ее. «Гражданский мир и самодержавие несовме стимы в современной России»... «Активную, революционную тактику в современной стадии русской смуты я считаю един ственно разумной для русских конституционалистов», — писал Струве. При этом он всегда оговаривал, что революцию нельзя понимать узко, т.е. сводить ее к использованию физического насилия: «С революцией умные, истинно государственные люди вообще не борются. Или иначе: единственный способ борьбы с революцией заключается в том, чтобы стать на ее почву и, признав ее цели, стремиться изменить только ее методы» [46].
Наконец, важнейшей отличительной особенностью утроб ного периода либеральных партий в России было в высшей степени лояльное отношение к рабочему движению и социа листическим организациям. Социализм в России рассматри вался как самое крупное и значительное политическое движе ние. «Социализм в России, — писал П.Милюков, — более чем где-либо еще, представляет интересы демократии в це лом. Это делает его роль более важной, чем в странах с более и ранее развитой демократией». Российское рабочее движе ние, по мнению Струве, с 90-х годов прошлого века стало главной демократической силой и подготовило то широкое и всестороннее общественное движение, которым обозначилось в России начало XX века [47]. Отсюда следовал чрезвычайно важный тактический вывод: конфронтация с такой крупной политической силой опасна и чревата политической смертью, что произошло с немецкими либералами «Русскому либера лизму не поздно еще занять правильную политическую пози цию — не против социальной демократии, а рядом и в союзе с ней. Таковы уроки, даваемые нам всей новейшей историей великой соседней страны» [48].
И это стремление к политическому союзу прежде всего с социал-демократией («Самая влиятельная русская революци онная группа» (социал-демократия) и ее орган («Искра»), во главе которого стоят люди серьезно образованные, с солидны ми знаниями и недюжинными дарованиями»), не было благим пожеланием или теоретическим рассуждением. Попытки создать коалицию с социал-демократами предпринимались неоднократно. Большие надежды внушал позитивный с этой точки зрения опыт сотрудничества различных общественных сил в середине 90-х годов, получивший название «легального марксизма». И кое-что накануне событий 1905 года удалось сделать. В 1904 году в Париже либералам удалось созвать беспрецедентную в отечественной истории конференцию оп позиционных сил, в которой принимали участие представите ли различных либеральных организаций, эсеры, национальные социал-демократии (большевики и меньшевики отказались). Это был шаг к созданию своеобразного народного фронта. Идея объединения всех оппозиционных сил в борьбе против самодержавия была заветной целью «Освобождения» и самого Струве. Не переоценивая значение Пражской конференции, все-таки следует признать, что нечто существенное в этом направлении удалось сделать. Политический же союз в пол ном объеме не удалось осуществить главным образом из-за непримиримой позиции социалистов. Либералы явно переоце нили способность революционных партий к политическим компромиссам, к конструктивной демократической деятельности. «Возможно, что у нас образуется рабочая партия нового типа, средняя между английским рабочим либерализмом и доктринальной социал-демократией Германии» [49].
Таким образом, российские либералы вели интенсивный поиск формулы либеральной партии в не совсем типичной европейской стране начала XX века. В процессе этого поиска либерализм стал менее академическим, более почвенным, чем это было во второй половине XIX века. Они своевременно поняли, что как в западных странах, так и в России время классического либерализма миновало. Принципиальными эле ментами созданной либералами модели политической демок ратии в России был радикальный (социальный) либерализм, ориентиро ванный на активную социальную политику государства и ло яльный по отношению к организациям трудящихся. Стерж нем российской демократии должен был стать союз «нового» либерализма и социалистических сил.
Однако отойдя от ортодоксального вида, либерализм в Рос сии стал «новым» на более европейский, а не на русский ма нер. Его идеи были в большей мере теоретическим синтезом достижений мировой либеральной мысли, чем почвенным ва риантом. В его поиске в этот, предшествующий событиям 1905—1907 гг., период либералы остановились посредине. С одной стороны, они оказались чересчур радикальными новы ми в сравнении с классическим либерализмом — в оппозици онности самодержавию, в иллюзорных надеждах на конст руктивный потенциал социалистического движения. И, види мо, проскочили первую почвенную отметку, к которой часть либералов вернулась после и под влиянием революционных событий 1905—1907 гг. С другой, их либерализм оказался не достаточно радикальным в части социальных программ. При чем дело здесь не столько в недостаточной решительности к осуществлению: в стремлении соединить элементы либерализ ма и социализма они, пожалуй, уловили всемирную прогрес сивную, антитоталитарную тенденцию. Но они не пошли по этому пути до конца, не поняли неотложности и, особенно, приоритетности социальных проблем в России.
- Правые радикалы: идеология консерватизма и первые объединения
Термин «правые» исторически, со времен Французской революции 1789 года, означал приверженность консервативно-христианским ценностям, являясь антитезой «левых» - различных версий либерализма и социализма. Консерватизм или его синоним правая – антипрогрессисткая идеология, основанная не на рационалистической философии эпохи Просвещения и, глубже, Ренессанса, а на религиозном мировоззрении Средневековья. Он нацелен не на реализацию проектов модернизации, а на сохранение (от лат. Conservare – сохранять, охранять) универсальной Традиции. Консерватизм не является антитезой изменений, однако эти изменения должны носить осторожный характер, а главное, - соответствовать духу национальной и религиозной традиции. Правая (консервативная) идеология является одной из трех основных идеологий современности.
В советской историографии применительно к носителям данной идеологии применялся термин «черносотенцы», носивший исключительно негативное и уничижительное звучание. В этой связи трудно не согласиться с мнением исследователя, Ю.И.Кирьянова, который предложил использовать более нейтральные и научные определения – правомонархические или правые партии, традиционалисты-монархисты, консерваторы[50].
Правомонархическое движение в России в начале ХХ века являлось частью истории русского консерватизма, который в пореформенный период прошел сложный этап развития, оказав существенное идейное влияние на выработку политических программ правых партий. В русском пореформенном консерватизме можно выделить три направления, в рамках которых были даны различные варианты социально-политического развития страны. Первое направление Р. Пайпс определяет как «государственнический» или «бюрократический консерватизм»[51]. Главными идеологами данного направления являлись главный редактор «Московских ведомостей» М.Н. Катков (1818-1878) и обер-прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев (1827-1907). Основные положения «государственнического» консерватизма сводились к признанию ведущей роли государственного аппарата в жизни страны и категоричному неприятию демократизации ее общественной и политической жизни, недоверием к общественной инициативе. Консерваторы-государственники были принципиальными противниками народного представительства, в том числе, патриархального Земского собора, полагая, что последний трансформируется в парламент западноевропейского типа.
На противоположных позициях стояли «общественники» - славянофилы. С момента своего возникновения на рубеже 30-х – 40-х гг. XIX столетия это течение последовательно отстаивало идеи дебюрократизации и эмансипации общественной жизни России, являлись поборниками сельской общины, ратовало за возрождение совещательных Земских соборов, которые считались русской исторической формой общения царя и народа, противоположной парламентаризму. Славянофильское учение так и не доразвилось в целостную социально-политическую доктрину. Тем не менее, славянофильская идея широкого развития местного самоуправления на началах общинности и их традиционный постулат о возрождении Земских соборов оказали глубокое влияние на становление русской консервативной доктрины в начале ХХ века. Кроме того, в работах идеологов «позднего славянофильства», таких как С.Ф. Шарапов и Д.А. Хомяков, была дана критика капитализма в финансово-экономической и социально-экономической сферах, оказавшей существенное воздействие на идеологию и программы правых партий.
Разработка теоретической доктрины русского консерватизма была осуществлена в начале ХХ века выдающимся представителем русской монархической мысли Львом Александровичем Тихомировым (1852-1923). Человек легендарной судьбы, бывший член Исполкома «Народной воли», заочно приговоренный к смертной казни после убийства Александра II, затем революционный эмигрант и, наконец, ведущий публицист и теоретик правого лагеря[52] Л.А. Тихомиров привнес много нового в методологию консервативной мысли и тактику политической борьбы рубежа XIX-XX веков. Во многом под влиянием идей родоначальника сословно-корпоративного консерватизма К.Н. Леонтьева (1831-1891), он разработал доктрину монархического корпоративного государства. Как и его предшественники-консерваторы, Тихомиров, ссылаясь на опыт западных стран и мнения авторитетных зарубежных ученых, считал либеральный парламентаризм фикцией народного представительства. Реальным носителем политической власти в демократических странах, как следует из его работ, являлся не народ, а класс так называемых политиканов, - профессиональных представителей интересов народа. Не менее значим и следующий вывод Тихомирова: классическое либеральное («общегражданское») государство, устраняясь от социальной сферы, по сути, легализовало угнетение классом имущих неимущих. Поэтому либеральное государство, делал вывод Л.А.Тихомиров, являлось государством классовым, а именно, буржуазным. Тогда как, продолжал автор, государство обязано выступать в качестве силы надклассовой, играя роль арбитра социальных интересов и отождествляя свои интересы не с интересами отдельного класса, а с интересами всей нации. Народ в тихомировской концепции представлялся в виде сложного конгломерата социальных групп, - сословий, корпораций и др., - каждое из которых имело свои определенные интересы, зачастую противоположные интересам прочих сословий или корпораций (социальная группа, определяемая принадлежностью к той или иной сфере профессиональной деятельности). В связи с этим особая роль отводилась монархической верховной власти, не зависевшей от отдельных классов или сословий, а потому способной проводить независимую от них внутреннюю политику. Теоретик разработал систему местного самоуправления и народного представительства, основные положения которой были изложены в его фундаментальном труде «Монархическая государственность» (1905) и в ряде последующих работ. Тихомиров предложил создать орган народного представительства, совещательный по характеру и корпоративный по принципу формирования. По мнению теоретика, интересы того или иного социального слоя (корпорации) должны представлять исключительно представители данной корпорации, а не политиканствующая интеллигенция, как в парламенте.
Итак, русский консерватизм в конце XIX – начале XX века представлял собой самостоятельное социально-политическое учение, которое в работах Л.А.Тихомирова было развито в доктрину. В корне неверно господствовавшее до недавнего времени представление о консерватизме как реакционной идеологии. В консервативной мысли рубежа XIX-XX века становилось преобладающим направление, которое выступало за широкое участие народа в местном самоуправлении и центральном управлении при сохранении верховной монархической власти.
В отличие от либерализма и различных версий социализма, консерватизм, преуспев в теоретической разработке своих положений, существенно отставал в организационном плане, что объясняется целым рядом причин. Прежде всего, сама власть не нуждалась в поддержке со стороны организованного общества. Поэтому процесс организационного оформления русского консерватизма был вялотекущим. Первой правой организацией в России традиционно называют Русское собрание [53], возникшее в конце 1900 г. Эта организация, в состав которой вошли представители аристократии и правой интеллектуальной элиты, являла собой элитарный политический клуб националистической направленности. В руководство Русского собрания вошли князь Д.П.Голицын, князь М.В.Волконский, известный литератор В.Л.Величко, художники И.Е.Репин и Н.К.Рерих. Элитарный характер организации и ограниченная социальная база не позволили ей распространить свое влияние и превратиться в массовое объединение. Однако Русское собрание стало своего рода кузницей кадров и центром по разработке идеологии для будущих правомонархических партий.
В какой-то мере предшественниками правых партий и движений можно считать так называемые зубатовские организации. В отличие от Русского собрания, созданные под патронажем Департамента полиции легальные рабочие профсоюзы были достаточно массовыми, а в социальном плане – демократическими образованиями. Их создатели ставили перед ними не только решение определенных политических задач: борьба с революционной пропагандой, воспитание рабочих в монархическом духе, структурирование мощной политической силы уличного действия и т.д [54]. Хотелось бы обратить внимание на следующий факт, отчасти подтверждающий высказанную гипотезу: один из центров «полицейского социализма» - петербургский Путиловский завод – во время революции 1905 года станет одним из центров правомонархического движения.
Первые правомонархические партии возникали в ходе Первой русской революции. Весной 1905 г. на базе редакций основанных М.Н.Катковым ведущих монархических изданий - газеты “Московские ведомости” (редактором которой в впоследствии станет Л.А.Тихомиров) и журнала «Русский вестник» была образована Русская монархическая партия (впоследствии – Русский монархический союз), руководителем которой стал редактор этой газеты В.А.Грингмут. В том же году в Москве возник Союз русских людей. Социальный состав данной организации также был элитарным. Во главе организации стояли братья Павел и Петр Шереметевы, в состав Союза вошли видные представители правой интеллектуальной элиты, в том числе, Д.А.Хомяков.
Революционные события активизировали процесс структурирования правомонархических сил. За несколько месяцев по всей России были зарегистрированы десятки партий и союзов: Союз законности и порядка (Орел), Партия народного порядка (Курск), Царско-народное общество (Казань), Самодержавно-монархическая партия (Иваново-Вознесенск), Белое знамя (Нижний Новгород), Двуглавый орел (Киев), Союз русских православных людей (Шуя) и другие.
В ноябре 1905 г. в Санкт-Петербурге была создана самая мощная правая партия - Союз русского народа. Руководителями Союза являлись члены Русского собрания: детский врач А.И.Дубровин, доселе малоизвестный в правых кругах, и бессарабский помещик В.М.Пуришкевич. В отличие от вышеупомянутых политических организаций он быстро перерос региональные рамки и стал общероссийской партией. В течение полутора лет была создана сеть провинциальных отделов почти по всей России [55]. К Союзу присоединился ряд ранее самостоятельных черносотенных организаций: Иваново-Вознесенская самодержавно-монархическая партия, Курская партия народного порядка, Орловский союз законности и порядка, Петербургское общество активной борьбы с революцией и др. Программа Союза русского народа на одном из монархических съездов была признана наиболее удачной и рекомендована для распространения среди других правых партий [56].
Руководящим органом Союза русского народа (СРН) являлся Главный совет. Следующим звеном были губернские отделы со своими советами, далее городские и уездные – и так до сельских подотделов. Союз русского народа, по сути, объединял под своим контролем все правомонархические организации страны. Из 2229 отделов монархических партий и организаций 2124 входили в состав Союза русского народа. Во взаимоотношениях с другими правыми партиями и организациями Союз русского народа проявлял тенденцию к навязыванию им своих принципов. Многие провинциальные монархические организации были включены в Союз русского народа на правах отделов. Однако, как отмечает С.А. Степанов, «самым уязвимым местом была их слабая организованность»[57], поскольку так и не был создан единый координирующий центр правых. Это мнение находит подтверждение в мемуарах ряда лидеров Союза (Н.Е. Маркова и др.), в которых отмечалось, что потенциально СРН «с его 3-4 тысячами местных советов представлял великолепное ядро для образования… государственной организации всенародного монархизма». Однако этот же источник подчеркивает нежелание власти опереться на эту силу: «Если бы тогдашнее правительство… поддержало бы и осуществило бы правильную спасительную мысль о необходимости опереть верховную власть на организованную в мощные монархические Союзы лучшую часть народа, - история России была бы совсем иная»[58].
Центрами правомонархического движения являлись, прежде всего, западные и юго-западные губернии Российской империи (так называемая черта оседлости, где особенно остро стоял национальный вопрос), столицы, Центрально-черноземный район Европейской России, Поволжье. Черносотенцы создали ряд рабочих организаций, например, созданный по образцу зубатовских организаций киевский Союз русских рабочих, который, в свою очередь, имел отделения в других регионах страны[59]. Как отмечалось выше, одним из центров правомонарического движения являлся Путиловский завод.
В программе СРН отмечалось, что их организации, в отличие от других партий, выражают интересы всей нации. Действительно, в рядах Союза были представлены все слои русского общества: представители аристократии, интеллигенции, духовенства, средние городские слои населения, рабочие, крестьяне. Последние составляли подавляющее большинство правых партий. Зачастую в Союз вступали целыми селами и деревнями. К концу 1907 – началу 1908 гг. в 2229 местных организациях числилось, согласно данным МВД, более 400 тыс. человек. Таким образом, крайне правые опередили по численности все политические партии России вместе взятые.
Буквально в первые дни существования правых партий за ними утвердилось название «революционеры справа», которое сами монархисты отвергали. При Главном совете Союза русского народа была образована боевая дружина; были созданы аналогичные отряды и при других правых партиях на местах. Однако количество жертв, которые приписывают «революционерам справа», не идет ни в какое сравнение с данными террора настоящих революционеров. Как считали исследователи, можно говорить о прямом или косвенном участии некоторых рядовых членов Союзов в убийствах кадета Г.Б. Иоллоса. Убийство одного из лидеров кадетов, М.Я. Герценштейна, которое традиционно приписывали правым, Ю.И. Кирьянов считает инспирированным петербургским градоначальником В.Ф. фон Лауницем, который, являясь в свое время губернатором Тамбовской губернии, отомстил за «герценштейновские иллюминации» - поджоги помещичьих имений. Этот же исследователь отмечает, что основу тактики правых (по крайней мере, в рассматриваемый период) составляла посылка телеграмм и верноподданнических адресов; осуждался террор и погромы осуждались. [60]
В период между двумя революциями правые активизировали свою деятельность в учебных заведениях России. Они участвовали в преобразовании начальной, средней и высшей школы. Правые намеревались, по их словам, создать "здоровую русскую национальную школу" под руководством и надзором церкви и правительства. Местные отделы Союза русского народа следили за благонадежностью учителей и учащихся, вмешивались в деятельность родительских комитетов. Строгий контроль монархисты gsnfkbcm установили за содержанием учебной литературы.
Важным направлением деятельности правых стало инициирование и организация трезвенного движения. В 1909 г. вопрос о борьбе с пьянством был вынесен на обсуждение монархического съезда русских людей. Была создана весьма представительная специальная комиссия по борьбе с пьянством и выработана программа, направленная на сокращение потребления алкогольных напитков населением. Понимая, что одних запретительных мер для борьбы с пьянством недостаточно, монархисты развернули активную просветительную деятельность. Чтобы отвлечь народ от кабаков и винных лавок, правые открывали библиотеки, читальни, народные дома, организовывали благотворительные театральные представления, литературные вечера, концерты.
Отношение монархистов к Манифесту 17 октября и последующей трансформации русского государственного строя было крайне неоднозначным. С одной стороны, у многих из них оно вызвало чувство растерянности. С другой, являясь лояльными и законопослушными подданными, они были вынуждены подчиниться решению своего монарха.
Монархисты на выборах в I Думу потерпели жестокое поражение, отказавшись блокироваться с октябристами. На выборах во II Думу они несколько изменили свою тактику на местах, избрав более гибкие правила игры. Депутатами II Думы стали Пуришкевич и Крушеван. В ходе работы Государственной думы первых двух созывов правые избрали тактику, направленную на их разгон, поскольку считали, что они не выражают народного мнения, так как в них не представлены правые партии[61]. По этой причине они приветствовали разгон сначала первой, а затем второй Государственных дум.
Программные документы правомонархических партий строились на принципах сохранения "единой и неделимой России" при ведущей роли русского народа – единственного строителя великой державы. При этом в число русских включались малороссы (украинцы) и белорусы. Черносотенцы требовали предоставления только русским "права государственного строения и управления", русскому языку отводилась роль единственного государственного и "обязательного для всех подданных", придание Русской православной церкви прав господствующей. Вопреки распространенному мнению, еврейский вопрос не занимал центрального положения в программах правых партий. Более важное значение правые придавали борьбе с всесильной бюрократией и космополитичностью русской интеллигенции[67].
Гарантом сохранения целостности и державного могущества страны выступала самодержавная власть. Правые, например, русская монархическая партия, ратовали за сохранение незыблемости самодержавия, против попыток превратить Россию в конституционную монархию или, тем паче, в республику. При этом в рядах правых не было единства в вопросе определения «идеального» самодержавия. Некоторые из них (Русская монархическая партия в период руководства ею В.А. Грингмута, часть Союза русского народа будущие дубровинцы и др.) выступали за возврат к дореформенным порядкам (то есть до Манифеста 17 октября 1905 г.), тогда как другая влиятельная группа монархистов (Н.Е. Марков, В.М. Пуришкевич и др.) считала необходимым принять новые «узаконения», исходящие от монарха. Наконец, существовала третья группа, слабо представленная в руководстве правых партий, но авторитетная в кругах монархистов, которая выступала за «народное участие» в управлении, но была противницей Государственной Думы, которую считала органом власти политиканствующего сословия, а не народным представительством. К этой группе, помимо Л.А. Тихомирова и Д.А. Хомякова, следует отнести также главу Астраханской народно-монархической партии Н.Н. Тихановича-Савицкого. По мнению последнего, "Самодержавие сошло со своего истинного пути! Охваченное со всех сторон цепкими когтями бюрократизма, оно разобщилось с народом, замкнулось и само себя упразднило, превратившись в абсолютизм". Исходя из этой установки, Тиханович-Савицкий подчеркивал необходимость поиска такой оптимальной формы государства, которая сочетала бы полноту власти монарха с институтом "верных советников от земли".
В своем стремлении защитить самодержавие от посягновений либеральной оппозиции правые не останавливались перед критикой постановлений правительства. Так, Л.А. Тихомиров посвятил целую серию статей в «Московских ведомостях» критике новых Основных законов Российской империи от 23 апреля 1906 г.[63] Тихомиров требовал отмены или редактирования ряда законов нового свода, ограничивающих права монарха и ставящих его законодательные прерогативы в зависимость от Государственной Думы.
Выступая против идей федерализма, не соответствующим историческим и политическим особенностям России, правые, в то же время, постоянно подчеркивали необходимость развития системы местного самоуправления. Сказанному не противоречит враждебному отношению правых к земствам, которые они считали рассадником либеральной смуты. В программных документах правых партий и правой публицистике предлагались проекты реформирования системы местного самоуправления, но с тем, чтобы «общественная самодеятельность» не противоречила «общей Государственной политике»[64]. Предполагалось реформировать эту систему в духе тихомировских предложений: включить органы местного самоуправлению в административную систему Российской империи и формировать их не по «общегражданскому», а по сословно-корпративному принципу. Важно подчеркнуть, что правые выступали либо за отмену имущественного ценза («которым от выборов отстраняются огромные массы русского народа и повсюду даются преимущества нерусским элементам, вообще более богатым»)[65], либо за его снижение. Взамен имущественного и образовательного ограничений правые настаивали на введении национального ценза, в частности, на ограничении числа еврейских депутатов Государственной думы[66].
Важное место в партийных программах и идеологии правых занимали экономическая и социальная проблематика. В финансово-экономической сфере монархисты выступали с резкой критикой финансовой реформы С.Ю. Витте, которая привела, по мнению их лидеров, к установлению в России режима финансово-экономической зависимости от Запада[67]. Их экономическую программу можно охарактеризовать как экономическую автаркию. Россия, по их мнению, должна опираться на собственные силы, не должна являться сырьевым придатком развитого капиталистического Запада. Иностранные инвестиции они считали формой закабаления российской промышленности, усиливающей, вместе с тем, и политическую зависимость страны.
Правые выступали за активную социальную политику государства, направленную на профилактику социальных конфликтов. Именно правые (не только в России, но и в Европе) первыми, до социалистов, подняли рабочий вопрос. Государство в их программах должно было выполнять патерналистские функции в отношении рабочих и, вообще, подданных. Автор проекта «зубатовских» организаций, Л.А. Тихомиров, предлагал перенести опыт социальной самоорганизации русского крестьянства в условия урбанизированной среды и, тем самым, адаптировать русский пролетариат к новым социокультурным условиям существования. В этом случае, был убежден теоретик, рабочие будут видеть, что государство выполняет возложенную на него функцию защиты от классовой эксплуатации[68]. В чем-то сходные рецепты предлагал Н.Н. Тиханович-Савицкий, который утверждал: "Народу нужен Царь самодержавный, богачам нужны - конституция и парламент... Государь, поддерживаемый трудящимся народом, всегда станет защищать его интересы от засилия капиталистов, которые стремятся захватить его власть и даже лишить его престола".
В своих программных документах правые требовали сокращения рабочего дня на производстве, улучшения условий труда, государственного страхования и т.д.[69] Однако наиболее болезненным для правых был аграрный вопрос. Здесь столкнулись экономически интересы дворянства, занимавшего руководящие посты в правых партиях, и крестьянства, из которых состояла их рядовая масса. Исходя из принципов незыблемости частной собственности и отрицательно относясь к требованиям отчуждения помещичьей земли, Союз русского народа выдвинул требования продажи по низким ценам казенных земель, организации государственной переселенческой политики, развития мелкого кредита, повышения земледельческой культуры и т.д.
В большинстве своем правые осознавали экономические недостатки, связанные с сохранением общинной формой землевладения. Вместе с тем, у сельской общины, подчеркивали идеологи правых, помимо экономической имеется важнейшая социальная функция. Община препятствует обнищанию сельского населения, служит механизмом, обеспечивающим защиту интересов крестьянина. К тому же община являлась средой воспроизводства партиархально-монархического сознания русского крестьянства. Консерваторы справедливо полагали, что проекты чиновников-«прогрессистов», направленные на модернизацию русской деревни, не учитывали отмеченные выше факторы и вели к глубинным социокультурным сдвигам, что в итоге могло привести к крушению всей русской государственности. Поэтому в вопросе выбора социальной стабильности и социокультурной самобытности, с одной стороны, и экономической эффективности, с другой, большинство монархистов выбрало первое. Представляется, что этот выбор отвечал тогдашним социальным и культурным условиям страны и позволял несколько замедлить пролетаризацию русской деревни и рост революционных настроений.
Наряду с поборниками общинного землевладения в рядах правых присутствовали поборники столыпинской аграрной политики, в частности, курский помещик Н.Е. Марков, прозванный в Думе Марков-второй. Эта часть монархистов поддерживала курс на капитализацию сельского хозяйства, считала общину тормозом экономического развития России.
После принятия нового закона о выборах от 3 июня 1907 г. выборы в III Государственную думу для правых прошли удачно. Думское правое крыло составляло не менее трети всего думского состава (140 депутатов). Правые депутаты Думы проявляли большую активность в разработке новых законопроектов. За пять лет (1907-1912 гг.) с участием правых были разработаны и утверждены 2197 законопроектов, ставших законами. С думской трибуны правые поднимали вопрос о состоянии русской армии и флота, их боеспособности и вооружении. В думской деятельности правых большое место отводилось вопросам просвещения народа. Предложения, разработанные на съездах и частных совещаниях правых партий и организаций в 1908-1909 гг., легли в основу правительственного курса в области образования.
Однако в конце 1908 г. в стане правых произошел первый раскол: из Союза русского народа вышел В.М. Пуришкевич и ряд его сторонников, которые в создали Русский народный союз имени Михаила Архангела (СМА). Фактически этот раскол был инспирирован правительством П.А. Столыпина, которое считало необходимым не допустить единства монархических сил, к которым относилось как к оппозиции справа. К тому же, дубровинцы выступили с резкой критикой столыпинской аграрной реформы, защищая общину, возврат к дореформенным порядкам. В тактическом плане дубровинцам (которыми не ограничивался спектр крайне правых) соответствовали непарламентарные методы политической борьбы, вплоть до применения насилия, хотя в возможностях его применения они не могли конкурировать ни с одной революционной партией. Сторонники же Пуришкевича в СМА и Маркова в СРН использовали легальные способы борьбы: от думской трибуны до газет и листовок, лояльно относились к правительству Столыпина. Департаментом полиции был инспирирован и ряд последующих расколов внутри Союза. На сей раз конфликт происходил между А.И. Дубровиным и Н.Е. Марковым. В результате 1911–1912 гг. Союз русского народа распался на две партии – Всероссийский дубровинский Союз русского народа (ВДСРН) и обновленческий Союз русского народа. СМА и «обновленцы» опирались в основном на имущие слои населения, их поддерживало (по крайней мере, в конфликтах с дубровинцами) правительство.
Однако говорить о том, что СРН-обновленческий во главе с Марковым-вторым или СМА во главе с Пуришкевичем являлись той политической силой, на которую опиралось и которую поддерживало правительство, было бы в корне неверно. То, что именно правительство препятствовало объединению в правых в единую монархическую партию, подчеркивал в своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, а затем в своих мемуарах Н.Е. Марков[70]. К подобному выводу пришел и ряд современных исследователей[71].
Выборы в IY Государственную думу прошли для правых относительно удачно, хотя им удалось приблизиться к результату предшествующих выборов. Однако инициативу в IV Думе перехватили либералы. Правые перешли в оборону.
В целом правомонархическое движение накануне Первой мировой войны переживало тяжелый кризис. Череда расколов не могла не сказаться на состоянии дел на правом фланге. У многих лидеров правых наступило разочарование в той политической силе, которую они защищали. Некоторые авторитетные деятели правых (тот же Л.А. Тихомиров) отошли от активной политики. Сходная ситуация наблюдалась и на местах. Большинство местных отделов различных правых партий либо перестало существовать, либо вело пассивную деятельность. Падает влияние правых в рабочей и крестьянской среди и даже в дворянских кругах. По данным Департамента полиции, в конце 1915 г. правые перестали быть серьезной политической силой, их лидеры на местах либо были заняты вопросами организации помощи фронту, либо находились в распрях друг с другом.
Начало войны и общий патриотический подъем в стране на время активизировали работу правых. Из области культурно-просветительной работы в защиту самодержавия они перешли к практической помощи в тылу и на фронте. Часть активистов записалась добровольцами на фронт. Другие (В.М. Пуришкевич) занялись работой по организации помощи фронту, начали сбор пожертвований и т.д.
Военные неудачи весны – лета 1915 г. привели к резкому изменению политической обстановки. Создание Прогрессивного блока, в который вошла часть националистов и часть умеренно-правых, было воспринято монархистами как сплочение врагов самодержавия. В противовес Прогрессивному блоку была предпринята неудачная попытка создать «Консервативный» или «Черный» блок. В то же время правые активно выступали против деятельности Всероссийских земских и городских союзов, военно-промышленных комитетов, которые, по их мнению, занимались не столько оказанием помощи фронту, сколько подготовкой дворцового переворота[72].
Однако начинания правых в Государственной думе в борьбе с политическими противниками потерпели неудачу. Более того: один из лидеров крайне правых, В.М. Пуришкевич, включился в развязанную Прогрессивным блоком кампанию по дискредитации царской династии, произнеся в Думе нашумевшую речь о “темных силах” вокруг трона. Попытки Маркова-второго выступить на думской трибуне в защиту династии были остановлены свистом «прогрессивных» думцев.
После начала беспорядков в столице правые не смогли организовать действенной помощи правительству. Как оказалось, те черные миллионы, о которых говорил Дубровин, существовали только в воображении правых. Одними из первых актов Временного правительства стало запрещение правых партий, арест их лидеров и закрытие газет.
В качестве выводов сформулируем причины, обусловившие политическое поражение правого движения.
Во-первых, правомонархическое движение в России начала XIX века являлось составной частью истории русского консерватизма, который развивался преимущественно как направление политической мысли. Русские консерваторы, разумеется, вели и политическую борьбу: пытались пропагандировать свои идеи посредством печати, салонных диспутов и т.д. Но главным средством борьбы являлась, все же, борьба за умы правящей элиты и, прежде всего, самого императора. Воспитание наследника престола в консервативном духе, донесение до него мнения преданных монархии и России людей посредством непосредственного убеждения, писем или верноподданнических адресов, - эти приемы из арсенала консерваторов XIX века были в полной мере унаследованы и русскими монархистами ХХ века. Последние, несмотря на прикрепленный к ним ярлык «революционеры справа», являлись в подавляющем большинстве своем лояльными и законопослушными гражданами Империи. Монархисты были ограничены в применении арсенала средств политической борьбы, в отличие от своих политических противников, - не только революционеров-террористов, но даже либералов, которые использовали не менее опасное, чем террор, оружие – безответственные, по мнению правых, выступления с думской трибуны и страниц печати.
Во-вторых, консерватизм, являясь наследником мировоззрения и социальной структуры традиционного общества, априори не мог полноценно существовать и развиваться в рамках политической партии, феномена новейшего времени. Он же оказался не способным решать задачи нормального функционирования в рамках политической системы, которая начала формироваться в России после Манифеста 17 октября 1905 года. Попав в иную, чуждую ему социокультурную среду мировоззренческой и политической конкуренции, консерватизм фактически был обречен на поражение. Представляется, что так называемое черносотенство начала ХХ века представляло собой стихийное, более или менее организованное движение, а не политическую партию. В этом коренится та организационная слабость монархического движения, на которую постоянно ссылались и монархисты, и их противники.
В-третьих, как ни парадоксально, самые ощутимые удары по правым были нанесены «своими»: сначала инспирированными П.А. Столыпиным расколами в Союзе русского народа и целенаправленной политикой, направленной на недопущение консолидации монархических сил в одну партию, затем «министерской чехардой» и непоследовательной политикой двора и правительства, которые привели к катастрофичесокму падению престижа власти. Монархисты были вынуждены защищать непопулярное правительство, что, разумеется, сказывалось и на их популярности.
В-четвертых, социальная база русского консерватизма постоянно размывалась: поместное дворянство, купечество, духовенство, крестьянство в начале ХХ века переживали процесс социальных мутаций, сословия трансформировались в классы и корпорации. Многие представители этих «феодальных» и монархических слоев населения уже не придерживалась консервативных убеждений. Так, значительная часть крестьянства приоритетной задачей считало не отстаивание религиозных и национальных святынь, а решение социально-экономических задач. Программы же правых партий, нацеленные на долгосрочное решение аграрного вопроса, уже не могли удовлетворить завышенных ожиданий крестьянства. К тому же крестьяне, даже оставаясь инстинктивными монархистами, не могли вести политическую борьбу. Тем самым монархисты на социологическом уровне проиграли борьбу «прогрессистам» - либералам и социалистам, разделившим между собою симпатии русской интеллигенции, о чем свидетельствует, хотя бы, реакция на сборник «Вехи».
И, наконец, в-пятых, власть в пореформенный период повела Россию по пути «догоняющей цивилизации», фактически отказавшись от культурно-исторической идентичности. Модернизационные процессы протекали одновременно в политической, экономической, духовной и культурной жизни страны. Большинство русского образованного общества подпало под влияние прогрессистских идеологий и эрзац-идеологий. Еще задолго до политического поражения русской национальной власти монархисты проиграли мировоззренческую войну за интеллигенцию. Правые призывали к сохранению «мрачного» прошлого и «проклятого» настоящего с его бесконечной и непонятной войной, голодом и несправедливостью. Тогда как их противники предлагали заманчивые проекты будущего. В аудитории, не отличавшейся сколь-нибудь высоким уровнем политической и иной культуры ответ на вопрос, на чьей стороне будут симпатии большинства, был предрешен заранее.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Анотопов В. Народничество в России: утопия или отвергнутые возможности. // Вопросы истории. - 1991. №1. - С. 18.
2. Рудницкая Е.Л. Петр Ткачев: русский бланкизм // История СССР.- 1991. -№3
3. Герцен Л.И. Собр. соч. в 30-ти томах. - М.,1954-65. - Т. XII. - С. 309, 310, 433; - Т. XIV – С. 183
4. Герцен А.И. Собр. соч. - Т. XIII. - С. 179.
5. Литература партии «Народная Воля». - М., 1930. - С. 127.
6. Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. - М., 1956. - Т. 1.- С. 66.
7. Чернов В. Перед бурей. - М.,1993. - С. 129.
8. Михайловский Н.К. Полн. собр. соч. Т. X. - С. 558—559.
9. Чернов В. Записки социалиста-революционера. Кн. 1. Берлин-Петербург-Москва. - 1922. - С. 15, 25-26.
10. Чернов В. Записки социалиста-революционера. - С. 238, 239, 240.
11. Чернов В. Записки социалиста-революционера...- С.131—132, 143, 185.
12. Революционная Россия. - 1902. - №11.
13. Чернов В. Записки социалиста-революционера... - С. 163—164.
14. Революционная Россия. - 1902. - №8. - С. 11-12.
15. Революционная Россия. - 1904. - №43. - С.З.
16. Еремин А.И., Леонов М.М. Эсеры в революции 1905—1907 го дов // Отечественная история. 1994. - №6. - С. 243; Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905-1907 гг. - М.: РОССВПЭН, 1997.
17. Проект программы партии социалистов-революционеров, разработанный редакцией «Революционной России»// Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 1. – М.: РОССПЭН, 1996. – С. 119-123.
18. Плеханов Г.В. Наши разногласия // Избранные философские произведения. - М.,1956. - T.I. - C.288-289.
19. Бердяев И.А. Истоки и смысл русского коммунизма. - М., 1990. - С.89.
20. Филиппов Р.В. Пионеры марксизма в России. - М., 1989. - С.45.
21. Тютюкин С.В., Плеханов Г.В. Судьба русского марксиста. - М.: РОССПЭН, 1997; Тютюкин С.В. Шелохаев В.В., Марксисты и русская революция. – М.: РОССПЭН, 1995.
22. Плеханов Г. Социализм и политическая борьба // Избранные философские произведения. - М., 1956. - Т. 1. - С. 110.
23. Milikov P. Russia and its crisis. - London, 1969. - S.246.
24. Струве П. Из размышлении о русской революции // Русская мысль. 1907. - №1.
25. Изгоев А. С. Общественное движение в России // Русская мысль. 1907. - №1. - С. 131.
26. Плеханов Г. Год на Родине. - Париж. 1921. - Т. 1. - С. 218.
27. Философско-литературное наследие Плеханова. - М., 1973. - Т. 1. - С. 248.
28. Плеханов Г.В. Год на Родине. - 1921. - Т. 1. - С. 188-189.
29. Плеханов Г.В. Год на Родине. - 1921. - Т. 3. - С. 208.
30. Pipes Я. Slruve: Liberal on the Left. 1870-1905. - Can.-Mass., 1970. - P. 449.
31. Струве П. Критические заметки по вопросу об экономическом развитии России. - Вып. 2. - СПб., 1894. - С. 132.
32. Бердяев II. Истоки и смысл русского коммунизма. - М., 1990. - С. 97.
33. Плеханов Г. Год на Родине. - 1921. - Т. 2. - С. 178.
34. Ахиезер А. Указ. соч. - Т. 2. - С. 29, 30-31.
35. Ленин В.И. Поли. собр. соч. - Т. 8. - С. 242.
36. Тютюкин С.В. Меньшевизм: страницы истории. – М.: РОССПЭН, 2002.
37. Федотов Г.П. Россия и свобода. - Нью-Йорк, 1981. - С. 53.
38. Б.Н. Чичерин и традиции русской социологии. - Тамбов, 1993. СП.
39. Чичерин Б.Н. Курс государственной науки. Часть 3. - М.,1898. - С. 515; Часть 2.- С.41.
40. Милюков П.П. Очерки но истории русской культуры. Часть 3.. - М., 1896. - С. 120, 131.
41. Ковалевский М.М. Теория заимствования Тарда. - М.,1903. - С. 12-13.
42. Освобождение. - 1902. - №1.
43. Основной государственный закон Российской империи. Проект русской конституции, выработанный группой членов «Союза Ос вобождения». - Paris. 1905. - С.53—54.
44. Там же. – С. 9-11.
45. Шелохаев В. Идеология и политическая организация российско го либерализма. - М., 1991; Его же. Русский либерализм как историческая и историософская проблема// Исторические судьбы и перспективы. – М.: РОССПЭН, 1999 – С. 43.
46. «Освобождение». - 1905. Февр. - №66; 1905. Март. - № 67.
47. «Освобождение». - 1904. Март. - №19 (43).
48. «Освобождение». - 1902. - № 4.
49. Струве П. Как найти себя? // «Освобождение». 31 мая 1905. - №71.
50. См., напр.: Кирьянов Ю.И. Правые партии России. 1911-1917. -М., 2001. - С. 14-25.
- Пайпс Р. Русский консерватизм во второй половине XIX в. Доклад на XIII Международном конгрессе исторических наук. – М., 1970.
- См.подробнее: Милевский О.А. Тихомиров: две стороны одной жизни. - Барнаул, 2004.
- Более подробно о Русском собрании см.: Рылов В.Ю. Деятельность правонсервативной организации «Русское собрание» (1900-1917)// Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее. - Воронеж, 2005., - Т.1.
54.См.: Спиридович А.И. Записки жандарма. – М., 1991 – С.96-106.
55.Степанов С.А. Черная сотня. – М., 2005.
56.Правые партии. Документы и материалы. 1905-1917 гг. в 2-х томах. – М., 1998 – Т.1.
57.Степанов С.А. Указ.соч. – С. 125.
58.Марков Н.Е. Войны темных сил. – М., 1993 – С.118.
59.См.напр.: Стрелков С.Т. Черная сотня в Центральном Черноземье. - Курс., 2003.
60.Кирьянов Ю.И. Правые партии в России. 1911-1917. – М., 2001.
61.Правые партии. Документы и материалы. – Т.1.
62.Программа Союза Русского народа// Программы политических партий и организаций России конца XIX-ХХ вв. – Ростов-на-Дону, 1992 – С. 105-108, 109.
63.Тихомиров Л.А. Церковный собор, единоличная власть и рабочий вопрос. – М., 2003. – С. 450-457.
64.Программа Русской монархической партии. – С. 111.
65.Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. – М., 1998 – С. 392.
66.Программа Союза русского народа. – С. 107.
67.«Перед нами неизбежное государственное банкротство». Записка С.Ф. Шарапова о финансовом в России // Источник. – 1995 - № 5 – С.4-13.
68.См.подробнее: Попов Э.А. Разработка теоретической доктрины русского монархизма в конце XIX - начале ХХ вв. Дисс.канд.историч.наук. – Ростов-на-Дону, 2000 – С. 123-126.
69.Программа Русской монархической партии// Программы политических партий и организаций России конца XIX-XX века. – Ростов-на-Дону, 1992 – С. 111-112.
70.Марков Н.Е. Указ.соч. – С. 16.
71.См.напр.: Кирьянов Ю.И. Указ.соч. – С.394-396; Богоявленский Д.Д. Николай Евгеньевич Марков и Совет министров: «Союз русского народа» и самодержавная власть// Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее. – Воронеж.2005.
72.См.: Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. – М. 2003.
Системный политический кризис в начал ХХ века: власть и оппозиция