Устойчивость и изменчивость внегородского пространства России

Т.Г.Нефедова

Институт географии РАН

Москва

Для внегородского пространства России характерны:

1 – длительная и неравномерная по территории депопуляция населения;

2 – преобладающая монофункциональность, сопровождающаяся во многих районах кризисом основного предприятия;

3 – влияние глобализации, высветившей пространственные контрасты в уровне жизни городов, особенно крупных, и сельской местности;

5 – повышенная роль личного подсобного хозяйства и отхода на заработки в крупные города.

По этим параметрам к внегороскому пространству в России можно отнести не только сельскую местность, но и многие малые города. Во второй половине 1990-х – начале 2000-х гг. налицо возвращение к тенденции стягивания населения из периферийных районов, сельской местности и малых городов в крупные города и ареалы вокруг них. Это говорит о том, что урбанизация в России еще не завершена. Следовательно, разрежение внегородского пространства продолжается.

Неравномерность депопуляции привела к резким контрастам в плотности населения и качестве работников между севером и югом России, пригородами регионов и их периферией. Даже в пределах одного субъекта РФ по мере удаления от его центра плотность населения падает, а в Нечерноземье градиент достигает 10-12 раз. Кратковременное пополнение сельской местности в начале 1990-х за счет мигрантов из бывших республик СССР, из северных и восточных районов дало реальную прибавку жителей в районах их прежней концентрации, но не остановило депопуляцию на остальной территории.

Особенно тесная связь существует между судьбой провинции и сельским хозяйством, как основным работодателем. Вместе с лесным хозяйством – это около 90% поселений. Малые города, экономика которых держится на переработке локальной сельскохозяйственной продукции и деревообработке, также зависят от этих отраслей. Ввиду их землеемкости, состояние сельского и лесного хозяйства, в т.ч. пространственное сжатие их хозяйственной деятельности, ведет к формированию нового ландшафта России.

Тем не менее, в России, как и во многих полупериферийных странах, существует идеализация сельского хозяйства, как локомотива развития местной экономики. Причем это характерно как для регионов, обладающих реальными предпосылками сельскохозяйственной деятельности (благоприятными агроклиматическими и трудовыми ресурсами), так и Нечерноземных и восточных регионов с существенными природными и социальными ограничениями.

Вместе с тем современная жесткая экономическая среда приводит к усилению концентрации сельского хозяйства взамен деконцентрации, на которую была нацелена смена политической системы. Концентрация усиливается и в связи с тем, что сельское хозяйство не способно противостоять торговой сети с крупным капиталом и концентрирующейся пищевой промышленности. Это делает необходимой концентрацию производства, земель и капитала в сельской местности. Отсюда – усиление ее поляризации на разных масштабных уровнях: регионов, муниципальных районов, отдельных поселений и деревень.

Наиболее успешный выход в 2000-х гг. из кризиса сельского хозяйства был характерен для южных зерновых районов, а в любой нечерноземной области – для пригородов. Именно они формируют опорный каркас развития сельской местности. Продуктивность сельского хозяйства в пригородах и до 1990 г., и теперь при тех же природных предпосылках в 2-3 раза выше, чем на периферии регионов. В 2000-х гг. продуктивность сельского хозяйства росла, как и общий объем его продукции. Но росла она в южных районах и в пригородах больших городов, при усиливающейся депрессии и забрасывании пашни на остальной территории. Доля недееспособных предприятий в Нечерноземье возрастает от пригорода к периферии. При этом фактор доступности при современных технологиях не играет большой роли. Главным стала квалификация работников - современное состояние и продуктивность заметно коррелируют с качеством человеческого капитала, который отчасти отражают такие показатели, как степень депопуляции населения и его плотность. Возникает своеобразный парадокс, особенно явный в Нечерноземье: там, где сельское хозяйство важно для развития (на периферии регионов), оно в упадке и является скорее тормозом, чем авангардом развития, а там, где оно продуктивно, устойчиво и важно для страны и снабжения городов – оно не играет определяющей роли для развития локального района (например, в пригородах) и всячески вытесняется другими землепользователями.

Годы кризиса и реформ 1990-х гг. показали, что эндогенные факторы организации внегородского пространства России по осям "север-юг", "запад-восток" и "пригород-периферия" очень устойчивы и играют порой более важную роль, чем политические (капитализм или социализм), экономические (рынок или плановое хозяйство) и институциональные изменения. Пространственные "подвижки" связаны лишь с тем, что хозяйственная деятельность вне городов приходит в большее соответствие с наличием природного и человеческого потенциала, который в значительной степени игнорировался в советское время.

Внегородское пространство тесно связано с городами, прежде всего путем экспансии городских инвестиций, прежде всего, пищевых предприятий, нуждающихся в укреплении сырьевой базы, а также крупных агро-промышленных и лесопромышленных холдингов. Но капиталы идут туда, где есть либо быстрая отдача (то есть на юг, в пригороды и в лесосырьевые экспортные районы ближе к западной и восточной границам), либо надежда получить отложенную выгоду путем приватизации природных ресурсов – но с развитием местных сообществ это, как правило, не связывается. Формируются ареалы активного развития сельской местности, четко географически дифференцированные.

Каковы же перспективы внегородских территорий, оказавшихся вне зоны приоритетных инвестиционных интересов. Здесь следует говорить скорее о моделях экономики "хозяйственного сжатия", которые не остановят пространственного сжатия освоенных территорий, но, увеличив очаговость освоения, спасут их тотального забрасывания земель. Таких моделей может быть несколько, и они пересекаются.

Первая модель – традиционная сельскохозяйственная. Отдельные агропредприятия, вошедшие в цепочки локальных или региональных агропромышленных структур, имеют шансы выжить и в депрессивных районах, но они нуждаются в доступных кредитах и модернизации производства. Агропредприятия, даже убыточные, в таких районах сохраняют локальное значение как поставщики продукции на местные заводы по переработке сельскохозяйственного сырья в малых городах и тем самым, способствуя их выживанию. Наличие предприятия отчасти задерживает сжатие социальной инфраструктуры, а, следовательно, обеспечивает и иные рабочие места. Такие квази-предприятия нуждаются в помощи государства именно как социальные институты для поддержания местной жизни.

Вторая модель связана с мелким частным сельским хозяйством, с усилением его товарности при наличии или отсутствии агропредприятия, что возможно в районах не очень сильной сельской депопуляции или в районах, сумевших привлечь мигрантов. Главным фактором, помимо человеческого капитала, здесь оказывается степень включенности района в систему экономических связей (транспортная доступность, доступность рынков сбыта продукции) и снижение транзакционных издержек на региональном и районном уровне по сельскохозяйственному реосвоению мелкими собственниками или арендаторами части заброшенных колхозами земель.

Третья модель - уход от монофункционального развития малых городов и сельской местности, порой с заметным изменением специализации. Она предполагает специальные усилия для стимулирования видов деятельности, связанных как с переработкой агропродукции, так и с использованием природных ресурсов леса и воды. В зоне тайги – это чаще всего лесозаготовки и лесопереработка. Там, где население активно собирает грибы и ягоды, необходимо стимулирование их закупки и переработки даров леса. Весьма популярны рекреационно-туристические схемы развития. Здесь важна степень уникальности природного или культурно-исторического места, наличие территорий-конкурентов, ближе и удобнее расположенных к крупным городам, стоимость развития инфраструктуры, наличие трудового потенциала.

Четвертая модель – создание достопримечательных мест - работает для малых городов и деревень, расположенных в особо живописных местностях или имеющих ценные памятники истории и культуры. Они нуждаются в дополнительном финансировании для сохранения традиционного хозяйства населения и антропогенных ландшафтов хотя бы вокруг деревень и церквей.

Если же местного населения, кроме нетрудоспособных жителей, в сельской местности почти не остается, возможна реализация пятой модели специальной социальной поддержки местного населения: автолавок с продуктами, доступной медицинской помощи, регулярных автобусных маршрутов, доходящих до всех живых деревень. При создании подобных условий, дети будут реже забирать стариков в города и чаще приезжать в деревни, что продлит их существование.

Таким образом, если ареалы развития сельской местности сами реализуют преимущества рыночной среды, то депрессивные районы нуждаются в социальной поддержке, причем разные модели требуют разных подходов.

Но есть шестая модель, реализуемая спонтанно и связанная с дачным реосвоением сельской местности. Дачники - это горожане, имеющие собственность (землю, дом) в сельской местности или в малом городе и проводящие там какое-то время (от недели до целого года). При этом дачами обычно называют как классические старые пригородные дачи, так и садоводческие участки с небольшими домами, а также новорусские коттеджи и непритязательные деревенские дома, купленные в удаленных деревнях. Главное, что владелец дачи прописан в крупном городе, с которым он связан не только квартирой, но и работой, а на втором дачном жилье, как правило, отдыхает (порой занимаясь сельским хозяйством), хотя условия работы многих горожан позволяют осуществлять ее и далеко от основного офиса, в т.ч. на даче. Дача, по-существу, стала специфической формой российской субурбанизации, сочетающейся во второй половине ХХ - начале ХХ1 веков с классической урбанизацией. Дачники увеличивают население муниципалитетов в живописных местах в 2-4 раза, причем не только вблизи городов, но и в 400-600 км от Москвы. Горожане сохраняют дома и целые деревни, они создают спрос на услуги по ремонту и строительству, на продукцию индивидуальных хозяйств, тем самым, стимулируя местное население. Но влияние дачников на сельские сообщества сильно различается в пригородах и в глубинке.

Таким образом, при сильной поляризации внегородского пространства пути развития сельской местности в южных районах Европейской России, в Нечерноземье, в Сибири и на Дальнем Востоке будут различаться. Более того, контрасты в состоянии сельской местности, характере и динамике землепользования внутри субъектов РФ выше, чем между ними и связаны не столько с природным разнообразием, сколько со степенью удаленности от крупных городов, а также с различиями в этническом составе населения. Декларируемое в последние годы инновационное развитие России предполагает модернизацию экономики, которая всегда неравномерна в пространстве, поэтому ожидать уменьшения дифференциации пространства было бы преждевременно. Преемственность и «память пространства» оказываются очень мощными факторами развития или его тормозом.

Но изменения конфигурации внегородского пространства в рамках устойчивых структур все же есть: 1 – усиление территориального разделения труда между Севером и Югом, 2 - усиление экономической роли пригородов, 3 – возрастание этнических различий в уровне и направлении развития территорий, 4 – дифференциация роли дачников в реосвоении сельских территорий, 5 – усиление территориальных различий качества социальной среды и ее роли в развитии территорий.

Основной вопрос - будут ли в условиях глобальной конкуренции преимущества отдельных территорий устойчивыми? Специфика кризиса 2008-2009 гг. в том, что он бьет, прежде всего, по сильным, т.е. по товарному сельскому хозяйству (в т.ч. по экспортерам зерна и других продуктов), а также по лесопромышленным экспортным районам. Инвестиции при общем падении вновь перемещаются в верхние этажи (переработка, торговля), оголяя нижний сырьевой сектор. Уменьшение покупательной способности населения также сильнее затронет товарных производителей. В 2009 г. уже заметно увеличение доли поступлений с огородов, особенно в сельской местности. Так что возможно временное выравнивание контрастов внегородского пространства.

Однако влияние нового кризиса на сельскую глубинку и малые города также очень сильно, несмотря на то, что они, в отличие от успешных ареалов, так и не вышли из депрессии 1990-х гг. Понижение закупочных цен, в т.ч. на зерно и молоко в 2009 г. усилило недееспособность многих предприятий, там, где эти цены и так были на уровне или ниже себестоимости продукции. Новая ситуация делает их абсолютными банкротами. Положение ухудшается ужесточением налоговой политики во многих регионах и секвестрованием агропромышленных программ и программ развития села на национальном и региональном уровнях. Снижение региональных трансфертов, намечаемое в 2010 г. приведет к разрушению и без того слабой сельской инфраструктуры депрессивных районов (закрытию малокомплектных школ, ФАБов, объединению сельских поселений). Проблемы безработицы помимо высвобождения работников предприятий-банкротов и бюджетной сферы могут усилиться уменьшением спасительного для сельской местности и малых городов отходничества. Все это усугубит положение депрессивных районов. Тем самым основная структура поляризованного внегородского пространства сохраняется и при новом кризисе, только с общим ухудшением уровня жизни. А выход из него вновь выведет вперед, прежде всего рыночные ареалы.

PAGE 4

Устойчивость и изменчивость внегородского пространства России