Что может пропить словесник?

Школьная жизнь в разные времена обнаруживает раз­ные грани. Был когда-то упор и на трудовое воспитание, и на коллективизм, и на воспитание разносторонне развитой личности... Намечается очередной поворот в “сторону” патриотизма. А сегодняшняя школа вся в науке: инновации, эксперименты, одарённые дети, НОУ, исследования, олимпиады, информатизация... Но почему-то после чтения книги А. Иванова «Географ глобус пропил» появилось тревожное чувство, что в привычном для нас школьном королевстве что-то не так.

Может быть, из-за всё более углубляющегося “распада” школы на отдельные предметы? И “конечная” цель школьной жизни, упирающаяся в предметный ЕГЭ, и аттестация учителя (категория зависит не в последнюю очередь от того, как сдадут ученики твой предмет), и россыпь газет ИД «Первое сентября», и даже «Живая (!) жизнь» учителя литературы Д. Николаевой — это опять же по преимуществу взгляд на школу и детей через предмет «Литература». “Углублённо углубившись” каждый в свою область знаний, мы не теряем ли некую целостность видения мира, цельность картины жизни? Не нарушаем ли некую гармонию?

«Географ глобус пропил». Бац! Ничего себе заглавие! Ну никак не вписывается этот роман в сегодняшнюю систему школьных ценностей! Да и нет никакого стремления вписаться ни у автора, ни у героя. Понимаете, мы со своими инновациями и технологиями им неинтересны!

Я восприняла роман как брошенную школе перчатку, как вызов. И, честно говоря, в замешательстве: что ответить?

В книге всё правда и всё неправда. Ни науки, ни педагогических технологий, ни методики. Ни привычного по другим книгам розово-рассветного чистого мира детства и отрочества. Ни закономерной в конце победы в виде всеобщей любви к предмету. Ни противостояния прогрессивного учителя-донкихота и замшелого педагогического коллектива.

Тогда — что?

Страшный своей будничностью и безалаберностью мир взрослых: пьют, развлекаются, считают деньги, изменяют... Хотя какая там измена? В этом мире и некому, и нечему, и не с кем изменять. Да и сам этот мир неизменен: он и сложный, и примитивный, и страшный, и смешной...

Школа достойна этого мира. Учителя — невидимая безропотная масса, руководит которой завуч “Угроза Борисовна”. А дети... Они разные: умные, глупые, наглые, подлые, чистые... Обыкновенные, одним словом. И в целом всё очень настоящее! Но постоянно, что страш­но: мы так живём? это наши школьники, которых мы видим на уроке совсем иными? так они общаются? так пьют? так говорят?

“Автор отразил эпоху...” — так, кажется, писали в наших учебниках. Тогда что отразил А. Иванов? Истинное лицо школы? Увидел её не зашоренным, не узким, “однобоко-одногранным” взглядом, а взглядом живого и, между прочим, совестливого и честного человека?

Мне мешает ответить “да” алкогольная “волна”, накрывшая в этой книге всех, за исключением, пожалуй, только четырёхлетней дочери главного героя и завуча “Угрозы Борисовны”. И хотя мотив не новый, но раньше все эти “пенные кубки”, “где же кружка? // Сердцу будет веселей” были своего рода символом или даже декоративным украшением. А в книге А. Иванова это уже “другая стадия”, это образ жизни нормального (!) человека.

Главный герой Служкин — “не­удачник”, именно потому и решивший работать в школе. Так и слышится в фамилии героя эхо от мощного сегодняшнего словосочетания — “образовательные услуги”, от принятого сегодня в СМИ отношения к “обиженным жизнью училкам”.

Его ученики — “зондеркоманда”, “красная профессура” и “отцы”. Его педагогическая технология: “конечно, я откачаю, если кто утонет, но вот захлёбываться он будет по-настоящему”. Его душа оживает лишь в “отрыве от школы” — в походе, куда отправляется с десятиклассниками. Его место на церемонии Последнего звонка — за забором школы. Его финал — “светлая и лучезарная пустыня одиночества”.

Всё закономерно? Может быть... Но царапает и царапает меня изнутри ощущение, что писатель если и перегнул палку в описании школы, то это в ответ на наш, с другой стороны, перегиб.

Мы, учителя, старательно соответствуем новому времени, выдаём “продукт”, который требует государство, раскрашиваем рисунок, который нам предложен свыше, поставляем победителей, абитуриентов, призёров... А вот А. Иванов видит школьный мир совсем не таким. “Его” ученики тоже учатся, тоже взрослеют, но глобус-то географу не понадобился... Может быть, он здесь символ нашей шкрабовской мертвечины?

Зато мир “рыжих склонов, где валялся ржавый хлам — тросы, мятые бакены, какие-то гнутые и рваные конструкции, содранные с кораблей”, мир “врытых в землю и обросших кустами цистерн”, “заводских корпусов с длинными закопчёнными трубами” герою А. Иванова необходим. Он есть, и “сердцебиение Земли — в норме”.

“Какая древняя земля, какая дремучая история, какая неиссякаемая сила...” Что-то такое мощное, величественное слышится в этой книге. А ещё беззащитное, щемяще-печальное и настоящее.

Мне было бы интересно определить своё место в школе “географа”. Я где и с кем? Каким было бы моё отношение ко всему происходящему в тот учебный год с теми детьми и взрослыми? И такой географ школе нужен?

Впрочем, он ушёл из школы. А мы остались...

Ирина Кучинская