Как читает подросток?

Если окинуть взглядом то, что в последние годы говорится в связи с этой проблемой в разнообразных средствах массовой информации, с горечью приходится признать: общим местом стало утверждение, что в отторжении современными подростками чтения как такового виноваты не только изменившиеся жизненные приоритеты, телевизор и Интернет, но и школьное изучение литературы. Получается драматический парадокс. Педагоги-словесники не сомневаются, что творят благо: приобщают учеников к чтению прекрасных книг, традициям культуры, “сеют разумное, доброе, вечное” — а общественное сознание воспринимает это совершенно иначе: оказывается, школьные учителя литературы в массе своей преимущественно вредят. Произведения не те предлагают читать, и говорят о них не так, и пренебрежительное отношение, даже отвращение молодёжи к классической литературе, а то и к духовным ценностям — их рук дело. Цинична расхожая шутка: “Пушкина убили дважды — Дантес и моя учительница литературы Марья Петровна”.

Для многих из нас это звучит обидно, хочется откреститься, увернуться от упрёков, воскликнуть, что учителя бывают разные, “это не про меня!”. Но давайте признаемся себе — даже самые успешные из нас: так ли уж редко в процессе работы мы сталкиваемся с тем, что наши ожидания не оправдываются? Мы изо всех сил готовимся к уроку, всё тщательно продумываем — а он идёт совсем по иному руслу. Мы искренне верим, что вот этот великий, потрясающий, гениальный текст должен поразить наших учеников в самое сердце — а кто-то из них украдкой пытается делать алгебру или тоскующим взглядом смотрит в окно. Мы накануне ночью придумали невероятный новаторский ход, уникальную тему для письменной работы — а дома, прочитав ответы детей, испытали разочарование. Как избежать этих болезненных неудач? Как не переступить роковой черты запрета “Не навреди!”, не стать злополучной “Марьей Петровной”, уподобленной Дантесу? Очевидно, что искать ответы на эти вопросы можно, только осознав возможные причины негативного отношения немалого числа нынешних подростков сначала к школьному изучению литературной классики, а затем и к книге, чтению

в целом.

В 2008 году меня, как и других коллег, работавших в экспертной комиссии по проверке ЕГЭ по литературе в Новосибирской области, поразило количество не только привычных фактических ошибок, но примеров невероятной путаницы имён героев, названий произведений, фамилий авторов и просто известных людей, чьи имена на слуху, в ответах экзаменуемых. Евгений Онегин, например, стрелялся с Высоцким. При этом он не ответил на любовь Наташи Ростовой, но зато имел какие-то отношения с Татьяной Лазаревой (“его поведение было очень мутным, странным по отношению к Татьяне”). Дуня Раскольникова собиралась замуж за Грязницкого (Грушницкого?). Аркадий Свидригайлов ссорился с Павлом Кирсановым, при этом присутствовал ещё и Печорин. Кабаниха пере­ехала в «Мёртвые души», Максим Максимыч — в роман «», Базаров — в «Горе от ума», и в той же пьесе “сцена заворачивалась” между Софьей и Гончаровым, после чего Софья “накладывает на себя руки и умирает”. Учитывая, что каждый эксперт — в том числе и я — видит очень небольшую часть от общего числа работ, надо полагать, встречались подобные произвольные сочетания не в текстах одного-двух нерадивых учеников, а в десятках. Складывалось ощущение, что в коллективном сознании выпускников существует некая виртуальная реальность, где “все они” — “пушкины-онегины” — живут своей отдельной жизнью. И какая, в общем, разница: Высоцкий-Ленский, Пушкин-Лермонтов, Печорин-Базаров?.. Понятно, что в 2008 году ЕГЭ по литературе сдавали не только те, кому этот предмет нужен для поступления в вуз или просто интересен. Система оценивания “2+1” привлекла и тех, кто к экзамену не готовился вовсе. Но представшая перед нашими глазами картина наглядно продемонстрировала одну из самых болезненных сегодняшних проблем: разрыв, пропасть отчуждения между учеником и школьным “миром литературы”.

Что же необходимо делать учителю литературы сегодня, чтобы этот разрыв не усугублять? Прежде всего, быть подвижным, открытым, непрерывно отслеживать изменения, которые происходят с каждым новым поколением наших учеников (часто бывает, что ход, приём, ещё вчера казавшийся эффективным, сегодня уже не работает), осознавать индивидуальные особенности каждого класса, каждого ребёнка. Подчинение индивидуальности стандарту — неизбежность в школьном обучении, и разность интеллектуальных потенциалов, особенностей характера, темперамента учеников должен учитывать любой предметник. Но, как ни крути, урок литературы в гораздо большей степени, чем урок физики или географии, обращён к личности подростка, его внутреннему “я”. Однако и мы на практике всё равно вольно или невольно подвергаем эту “неповторимую личность” унификации, подчиняясь программе, учебному плану, стандартизированной системе критериев оценки на экзамене и т. п.

Конечно, современная методика преподавания литературы старается остроту этого противоречия компенсировать: много говорится о необходимости дифференциации обучения (см., например, курс лекций Н. Беляевой // Литература. 2008. №