Цивилизация острова Линкольн

Жюль Габриэль Верн в науке XIX и XX веков был всепроникающей невидимой силой, о присутствии, влиянии которой говорили геолог Обручев, инженер Маркони, полярник Нансен, аэродинамик Жуковский, химик Менделеев, Циолковский, создатель подводных и воздушных аппаратов Пикар, космонавты и писатели, поэты и футурологи...

1828 год. Уже ушли в историю французская революция и Наполеон, уже установилась почти спокойная жизнь при Бурбонах, уже только в детских воспоминаниях отцов и матерей и в памяти о молодой зрелости дедов и бабушек остался XVIII век.

Но нового века ещё не видно. Ещё не сменились одежды, ещё остаются диковинками паровая машина, подзорная труба и громоотвод, только ещё слухи (мало кто видел) о сухопутном чудище паровозе и морском огнедышащем драконе пароходе.

Восьмого февраля в мире парусников, тёмных улиц, масляных фонарей, конских выездов, бронзовых канделябров, гладкоствольных пушек, вечных бретонских виноградников, распространяющихся сомнений в существовании Бога, в мире уже круглой Земли, в мире заморских товаров, недавно открытой планеты Уран и только открываемых первых астероидов родился мальчик, сказавший впоследствии, уже будучи немолодым человеком: “Моя любовь — музыка, море и свобода. Мой любимый герой — Робинзон”.

Рассказывая школьникам о Жюле Верне, надо не забыть рассказать про чуть-чуть не состоявшийся побег отрока из дома на шхуне, про бестолковое пятнадцатилетие пребывания в Париже, писание пьес, которые почти не ставили, водевилей, одобряемых в узких дружеских кругах, поэм и рассказов, не замечаемых читателями... Убегая от Фемиды (ради служения которой отец направил Жюля в Париж) в поисках Урании, Верн женится на состоятельной вдове и пытается делать деньги на бирже.

Есть только одна странность, особенность в этой нормальной биографии молодого более-менее обеспеченного француза — её величество КАРТОТЕКА: тысячи и тысячи карточек с описанием морей, зверей, растений, путешествий, изобретений и открытий.

Но на пороге 60-е годы, и в них какой-то великий всемирный запас энергетики: Дарвин уже написал об эволюции видов, Маркс приближается к «Капиталу», Менделееву вот-вот приснится Периодическая система, Лев Толстой любуется Наташей и переживает за Андрея Болконского, Флобер пишет «Саламбо». Уже появились спички и марки, газовое освещение и телеграф, железная дорога, лайнер «Грейт Истерн», почти открыт закон сохранения энергии, а физики и физиологи начинают докапываться до душевных проявлений человека, сводя их к нервам и рефлексам.

1862 год. Случай и закономерность соединяют тридцатичетырёхлетнего Верна и издателя и редактора Пьера Жюля Этцеля. Из этой встречи высекается искра “романа о науке”, разгораясь многолетним то ослепительным, то ослабевающим, но не гаснущим более полувека огнём, пережившим на двадцать семь лет Этцеля и на девять лет самого Жюля Верна (новые, дописанные сыном Мишелем романы выходили и после его смерти).

1905 год. Почти ослепший, слабый (диабет), седой Жюль Габриэль Верн уходил, оставив мир, который он выдумал, описал и в именовании которого участвовал: мир фонографа и телефона, электрических машин и электрического освещения, самолёта и радиотелеграфа, рентгена и трамвая, автомобиля и печатной машинки Ремингтон.

Собственно, мы ещё три четверти столетия жили в мире, из которого ушёл Жюль Верн. Мир начал переворачиваться заново только в 80–90-е годы ХХ века усилиями компьютера, Интернета и мобильного телефона.

Рассказывать о Жюле Верне — это рассказывать о «L’ile mysterieuse» — «Таинственном острове».

1874 год. Новый роман Жюля Верна по частям поступает в хозяйство Этцеля и печатается из номера в номер в «Журнале воспитания и развлечения». В начале 1875 года «Остров» становится книгой и в этом же году переводится на русский язык.

Кто они, герои «Таинственного острова»?

Инженер Сайрес Смит. Учёный-воитель, 45 лет. Классический американец своего века: высокий, жилистый, целеустремлённый, упорный. Даже если его цель уничтожена, долг — работать! Работать и наблюдать! Наблюдать и работать! Его девиз: “Упорствуя в делах, не нуждаюсь в успехе”. Вера инженера Смита — вера в рациональное устройство мира, доверие к науке и изобретательство. Знание имеет смысл, если оно нужно для дела. Дело рождает мысль. Знание, воплощённое в дело, и есть миссия человека.

Журналист Гедеон Спилет Во многом похож на Сайреса Смита. Но чуть меньше годами, с чуть меньшими умениями, немного не дотягивает до самоактуализации — стремление победить Пенкрофа, стремление первым сказать “А!” (где можно подождать и сказать “Б!”) занимает не меньше места в его душе, чем порыв проявить себя. Его роднит с Сайресом наблюдательность, энергия, физическая закалённость, смелость. Но наблюдательность Спилета и его любознательность менее деятельны: не столько понять и сделать, сколько узнать и сообщить, поведать миру. На острове Линкольн он единственный, для кого острова мало, — единственный, кого хоть иногда гложет тоска по своей профессии.

Наб, Нахвудоносор. Нет, конечно, просто Наб. Из того же теста, что Смит и Спилет. Сила, энергия, смелость, сообразительность. Но тесто выпечено в другой социальной печи. Поэтому непосредственен, проворен, предан хорошим людям и первому из хороших, инженеру Смиту. Его бойкость и умелость соединены в редко удачном сплаве с кротостью и услужливостью. Источник — неколебимая вера в справедливого, доброго хозяина. Энергия и общительность Наба чуть подкрашена красками сентиментальности и скрываемой верой в чудесность и справедливость устройства мира.

Моряк Пенкроф. Рослый, крепкий, зоркий (“глаза — телескопы”), не совсем понятного возраста (35? 40? Скорее верна вторая цифра: не столько по судьбе, сколько по его отношению к Герберту, Спилету, Смиту). Плотник, портной, садовник, землепашец, животновод, кораблестроитель и кораблеводитель. Его вера, его кредо — жизненный опыт. Для Пенкрофа в мире существует только то, что было в его опыте, или, в крайнем случае, то, что есть предмет теперешнего его делания. Всё иное — повод для невероятного удивления, недо­умения и серьёзного сомнения.

Герберт Браун. В начале романа ему пятнадцать, в конце — девятнадцать. Остров Линкольн — его университеты. Смелость, поддержанная верой в Пенкрофа и в образ отца-капитана. Ум, прилежность, великодушие, приличный кругозор и жажда знаний. Поиск жизненных образцов. Здесь везенье — на его пути оказался инженер Смит, символ всего и вся: знания, ума, смелости, заботы... Что ещё нужно тинейджеру для того, чтобы взрастилась в нём разумная смелость, любознательность и гордость успехами?

И ещё бывший беглый каторжник и отшельник Айртон — как воплощение пробуждающейся совести.

Но никто из них не станет героем романа. Герой романа — их сообщество, общность, КОМАНДА ОСТРОВА ЛИНКОЛЬН.

Для рассказа о команде недостаточно представить её состав. Надо назвать те черты, ценности, особенности, которые скрепляют, соединяют людей в новую надличностную силу.

Каков же стиль, какой же психологический склад, какие ценности и особенности команды острова Линкольн? Базовые общие ценности: Свобода! Уважение! Доверие! Ценности-дополнения: Действенное знание, Смелость — Храбрость, Неуныние. А каковы качества команды? Доверие, воплощённое во взаимной заботе. Направленность не столько на людей, сколько на задачу (исключений немного: поиски Смита, болезнь Герберта, “пробуждение” Айртона). Взаимодополнительность как стиль действия. Деликатность как стиль общения (замечательно это проявляется в обращениях: “спасибо, друг мой”, “дружище”, “голубчик”, “дитя моё”, “ну что, милейший”, “дорогой мой”, “дорогой Сайрес”, “друзья мои”…).

Но кроме команды острова Линкольн в романе ещё три особенных персонажа: Айртон, капитан Немо и Автор.

Айртон — наиболее меняющийся герой «Таинственного острова». Его путь — путь от животного, через появление ещё не совсем человеческого чувства доверия (доверчивы и звери) к воспоминаниям, открывающим дверцу к переживаниям, к пробуждению совести и только из этого (из памяти, чувств, совести) — возвращение сознания, осознанности происходящего, возможности понять и адекватно оценить отношение и действия сотоварищей, и только поэтому появление открытости и укрепление чувства достоинства.

Капитан Немо И колонисты, точнее, отношение колонистов к нему — вторая эволюционная тема романа. Пунктиры этой эволюции: от осознания наличия тайны острова — к восприятию таинственной силы как блага — к поиску простых объяснений тайны — к преувеличению её значимости для жизни колонии — к жажде понять “благодетеля”. Встреча с носителем тайны, с острым чувством совпадения ожидаемого (чудесного) и несовпадения (немощь Немо), чувство благодарности и жалости, отказ судить, ощущение потери защищённости и боязнь разрушения мира.

Теперь об Авторе, точнее его образе в романе. Рассказчик, несомненно, романтик, но особый тип романтика — не столько переживающий, сколько действующий ради возвышенных целей. Роман (бессмертное произведение)тичность Автора наиболее выпукло отражается в использовании “повышающих” эпитетов. В романе “превосходные” дичь, канаты, суп, обезьяны, здоровье, вооружение, деревья…; “великолепные” дерево, гончая, картина, звери…; “чудесные” пейзажи, действия, опушка леса…; “прекраснейшие” орудия, и снова деревья, и опять опушка… (деревья, судя по всему, особая симпатия автора — они и превосходные, и прекрасные, и великолепные, и славные). А ещё есть “отменный” аппетит и обед, “невероятное” мужество и “невероятная” жара, “славные” труженики, “безбрежное” море, “необозримое” лесное царство, “необыкновенная” бухта...

Второй лик автора — лик практика, техника, деятеля. Об этой особенности романа много писали, начиная с самого Жюля Верна. И всё-таки… Герои романа учатся. Роман (бессмертное произведение) — школа деланья и деяния.

Мы узнаём, как сделать кирпич, цемент, горшок, железо, мыло, свечи, порох (знаменитый обманный пример), сахар, лодку, стекло, сукно, проволоку, фото, электрическую батарею… Нам становится известен способ определения географической долготы и широты, обработки раны, сохранения тепла и даже эскимосский приём ловли волков.

Но, пожалуй, достаточно про роман как технологическую вещь. Не забудем, что «Таинственный остров» — ФАНТАСТИЧЕСКОЕ произведение. И его фантастичность не сводится к теме «Наутилуса» и капитана Немо.

Начнём с того, что «Таинственный остров» — роман альтернативной геобиологии. Об этом тоже немало говорилось читателями и критиками. Совместное существование таких и этаких животных, тех и этих растений не просто невозможно на острове Тихого океана, но нигде на Земле. Конечно, экология с её биоценозами, популяциями и прочими описанными в ХХ столетии феноменами в ХIХ веке почти не существует, но эрудиция, ум и КАРТОТЕКА Верна подтверждают сознательное построение автором альтернативной геобиологии.

Наиболее прозрачна в романе научно-техниче­ская фантазия. Фантастичен не только «Наутилус» — это само собой, но и телеграф (созданный на острове колонистами вид телеграфа в 1867 году нигде на Земле не существовал). В романе найдётся несколько вполне футуристических страниц. В рассуждении Сайреса Смита о будущей технологии отсутствует кровь ХХ века — нефть! Но зато фактически прогнозируются водородные двигатели — то, над чем работают инженеры ХХI века.

Несомненно фантастична психология героев. Дело не в их идеальности — какие есть, такие и есть — дело в отсутствии в них значительного пласта душевного мира: мира близких, мира любви, семьи, детей. В колонии только три штриха, относящиеся к этим мирам: квазиродственные отношения Пенкрофа и Герберта, упоминание семьи наряду с родиной в идеологической, так сказать, речи Сайреса Смита и воспоминания Немо. Для Наба, Смита, Спилета этот пласт души не существует — и в этом большая фантастика романа.

Наконец, самая таинственная фантастическая черта романа — знаменитые временные сдвиги. Профессор Аронакс попадает на «Наутилус» в 1863 году («20 тысяч лье под водой»), колонисты встретятся с Немо в 1868 году и из его рассказа узнают, что с той истории с Аронаксом прошло не пять лет, а двадцать четыре года! Айртона высаживают на остров Табор в 1865 году, а находят его колонисты через двенадцать лет — в 1867 году (!?). Как совместить бедному читателю в своём сознании эти несоответствия, не ступив на путь шизофрении? Говоря психологическим языком двадцатого века, как читателю справиться с когнитивным диссонансом (противоречиями между личностно значимой информацией из разных источников)? Разумеется, автор прекрасно знал эти несуразности и нашёл ответ, к которому не придерёшься: “Так решил сочинитель из художественных соображений”.

Подведём итоги. О чём же роман «Таинственный остров»?

— Это история о превосходных людях.

— Это рассказ о силе изобретательства и трудолюбии как силе.

— Это повествование о создании цивилизации людьми, несущими в себе культуру (ценность знания, деятельности, нравственности).

В романе есть три замечательных символа истории “цивилизации острова Линкольн”: посадка зерна, из которого вырастает хлеб; строительство корабля, который может расширить мир; разрушение острова как символ исчезающего смысла существования, который герои вернули, построив заново мир колонии Линкольна на просторах (тоже слегка фантастических) Соединённых Штатов.

Сергей Данилович Поляков,

Доктор педагогических наук, профессор кафедры психологии Ульяновского госпедуниверситета.