«Невский проспект» Гоголя

Мир — сновидение

В написанной по методике “медленного чтения” статье молодой исследовательницы основное внимание обращено на особенности организации мира «Невского проспекта».

“Герои у Гоголя, как правило, обитают сразу в нескольких измерениях, а значит, в нескольких временах — потому события, произошедшие с двумя приятелями, для них могут занимать больше двух недель, а для нас укладываются в одну таинственную петербургскую ночь. Здесь всё как раз по законам сновидения. Гоголевское пространство, опирающееся на многомерную неевклидову геометрию, использует время как дополнительное, четвёртое измерение. И существование Невского проспекта в «сновидческом состоянии» как раз и есть его пребывание в этом «четвёртом измерении», позволяющем героям одномоментно действовать и свободно перемещаться в пространстве”.

“Герои повести, Пирогов и Пискарёв могут быть условно противопоставлены на основании «освещения». Безусловно, ни одного из них нельзя написать одной краской — у Гоголя не может быть примитивного деления на «чёрное» и «белое», он художник полутона. Тем не менее, можно обозначить Пирогова как героя «дневного», а Пискарёва — как «вечернего». Отметим, что «дневное» здесь не употребляется в значении «положительное», напротив, имеется в виду обыденность, будничность. Таких, как Пирогов, много, это тип людей, живущих «как все» изо дня в день. Не стоит забывать, что у Гоголя всё перевёрнуто, и «дневное» в любом случае пришлось бы воспринимать «в кавычках». Тогда и «вечернее» означает скорее «неяркое» (как краска тем более применимо к Пискарёву — он художник), «неброское», но одновременно и нечто «загадочное», «необычное», равно как и «робкое», «нерешительное», подобно вечернему освещению”.

“Цветосветовое противопоставление Пирогова—Пискарёва как типов отражено и в выборе ими предмета обожания: Пирогов выбирает для себя «дневной» тип — блондинку, а Пискарёв отдаёт предпочтение «той, что с тёмными волосами»”.

“Всё, что касается Пискарёва наяву, кажется кошмаром. С ним появляется и сама тема сна. <…> Тема эта, нарастая, преследует Пискарёва, оборачиваясь то полусном-полуявью, то кошмарным видением, то опиумным бредом, и в конце концов, «поглощает» его — смерть метафорически определяется как «вечный сон»”.

“Что до истории с Пироговым, то у него всё как-то более явно, обыденно и чётко («дневной» тип персонажа)”.