Для милых дам
Из истории женских журналов в России
В круге чтения наших современников — уточним: современниц, они-то читают больше! — значительное место занимает так называемый “глянец” — журналы для женщин (не забыты и девочки-подростки, и студентки и многие другие). Таких журналов множество, и здесь нет нужды их перечислять: они хорошо известны. Известна также их генетическая особенность: большинство пришло к нам из-за рубежа и худо-бедно приспособлено к российским условиям.
Вместе с тем у нас есть своя традиция таких изданий, которая не прерывалась, пусть в специфическом воплощении, и в советские времена: вспомним «Работницу», «Крестьянку», удивительную «Службу быта», отчасти «Здоровье»; были ещё ежеквартальные «Модели сезона» (если правильно вспомнилось название)...
Сегодня наш постоянный автор, журналист Валерий Ярхо рассказывает о том, как это начиналось. Многие занимательные факты, напоминаемые им, пригодятся словесникам при проведении классных и внеклассных мероприятий, при обсуждении содержания современных женских и девичьих журналов — от чего не уйти, да и не надо! В статье даны иллюстрации из «Дамского журнала».
Князь Пётр Иванович Шаликов (1768–1852) имеет репутацию поэта, эпигона Карамзина. Его журнальная деятельность менее известна, а между тем она весьма любопытна.
Известный московский франт, Шаликов был ревностным служителем “нежных читательниц” его чувствительных стихотворений. Дамы отвечали князю взаимностью, и за ним волочился хвост сплетен, слухов и пикантных историй о его похождениях.
Пётр Иванович имел на Пресне небольшой домик, в котором собирались молодые литераторы-дилетанты. Все они считали себя рыцарями прекрасных дам, и не мудрено, что на этих собраниях возникла смелая идея об издании первого в России журнала для женщин. Среди “отцов-основателей” были переводчик Московского архива иностранных дел М. Н. Макаров (1785–1847), “переводчик многих книг” С. И. Крюков (1784–1804), студент Славяно-греко-латинской академии И. В. Смирнов…
Эта компания поместила в разделе платных объявлений 71-го нумера газеты «Московские ведомости» от 5 сентября 1803 года следующее извещение:
“«Журнал для милых», издаваемый молодыми людьми.
С ревностною охотой, желая угодить нашим любезным соотечественницам, предпринимаем издавать журнал «Для милых». Уже давно, как в России завелись журналисты, издавали и издают журналы для учёных, политиков, стихотворцев, модников. Но никто ещё не предпринимал (попыток) выдавать журнал для прекрасного пола. Всякий обожает, хвалит женщин, и никто не хочет повергнуть особенного цветка к ногам их, мы же, желая оказать признательность нежному полу, почли долгом выдать книжки под именем «Журнал для милых». В нём не будет ничего мудрого, политического, но будут романсы, стишки, занимательные песенки. Всякая книжка будет с цветком, приличным этому месяцу. Мы будем с удовольствием помещать приличные нашему журналу пьески и надеемся, что на первые наши книжки нежные господа авторы кинут по цветку своих произведений”. Там же помещался и адрес редакции: “В первом квартале Арбатской части, идучи от Арбатских ворот по Поварской улице, в переулке налево, против церкви Бориса и Глеба, в доме № 66-м. Подписная цена: 5 рублей за 12-ть книжек на год”.
“Молодые люди” не спешили назвать себя, укрываясь за вымышленными именами и инициалами. Так же в тайне держалось, на чьи деньги издаётся новый журнал — молодые люди утверждали, что средства предоставил некий греческий дворянин “князь Элос”, но такового в Москве никто не знал. Новизна дела, наверное, пугала самих издателей, и они заранее “подстелили соломки”, поместив на титульном листе своего журнала девиз: “Прелести наших милых читательниц защитят от злых насмешек критики”, а на второй странице эпиграф, взятый из сочинений Буало: “Всякий имеет свой разум, свой вкус, и редкий не в состоянии чего-либо критиковать. Но, что-либо сочинить — О! Это мудрено”.
Первые номера издатели редактировали по очереди, а затем доверили это дело одному Михаилу Николаевичу Макарову. Ему в ту пору шёл лишь девятнадцатый год, но “на все литературные подвиги был самым решительным из них”.
Макаров отдался новому делу и душой и сердцем, внеся в него особую галантность. При его редакторстве в 5-м и 6-м номерах «Журнала для милых» было опубликовано следующее воззвание:
“Имея лестные одобрения от некоторых наших читательниц, мы будем стараться доставить всё самое приятное их сердцам и льстящее их самолюбию. Каждая пьеса, присланная для помещения в сей журнал какой-либо любезной соотечественницей, непременно будет помещена, не взирая на её несовершенство”.
Произведения, присылаемые дамами, действительно стали появляться на страницах журнала, вместе с резкими отповедями читательниц на нападки мужчин, обвинявших «Журнал для милых» в излишней сентиментальности. Однако фигуры наиболее ярких писательниц, сестёр Анны и Елизаветы Безниных, сотрудничавших с изданием, многие полагают фантомами, порождением фантазии “молодых людей”: якобы укрывшись под этим псевдонимом, авторы-издатели отбивались от наскоков критики и атаковали сами, рекламируя своё издание.
Следующей новинкой редактора Макарова стало такое предложение читателям:
“Всякий из соотечественников, сделав похвалу кому-нибудь из любезных его сердцу, написав кому именно, имеет право требовать от издателя помещения её”.
Для начала XIX века это было на грани приличий, а вернее, даже чуточку за гранью. Прежде эту границу издатели пересекали, лишь маскируясь благовидными видами и предлогами, но с того момента, как Макаров утвердился в должности редактора, журнал стал заметно “сползать в эротику”, что и предрешило его судьбу. На него ополчилась могущественная персона: редактор «Северного вестника» И. И. Мартынов, занимавший к тому же должность директора департамента Министерства народного просвещения, в ведение которого с 1804 года передали цензуру. Его душу изранила публикация повести «Аннушка» (№ 3, 5), выпорхнувшей из-под шаловливого пера Михаила Макарова. В ней главная героиня, Страстно сказать, читала «Фоблаза» и «Терезу-философку», а главное, она, вообразите только себе: “…С чувством пламенным рассматривала виньетки и картинки своей любимой книжки!!!”. Также не понравился Мартынову перевод фривольной французской поэмы «Победа над нимфами», помещённый в № 8.
В итоге Иван Иванович посоветовал дамам и девицам не брать этот журнал в руки: “ибо он оскорбляет стыдливость и целомудрие — первейшие украшения милых”. Его выступления нашли большой отклик в сердцах многих, и в редакцию «Северного вестника» посыпались благодарности от весьма, надо сказать, видных деятелей русской литературы, выражавших одобрение Мартынову за обличение “пачкунов из «Журнала для милых»”.
“Молодые люди” попытались схитрить, опубликовав на страницах своего журнала такой пассаж: “В Российской империи неблагопристойность совсем истреблена, особливо в литературе. На это учреждена московская цензура” — но это помогло мало, и после выхода двенадцатого номера журнал прекратил своё существование.
В последнем номере, после объявления о прекращении публикаций, издатели подписались коллективным псевдонимом “М. — К. — кн. Ш. и С.”, что и позволило впоследствии по мемуарам и косвенным источникам, вычислить их имена.
Закрыв один журнал, молодые люди немедленно начали новое дело: от имени загадочного “статского советника и кавалера Сергея Матвеевича Львова”, на деньги книжного комиссионера И. Переплётчикова они стали издавать еженедельник «Московский курьер».
На его страницы перекочевали реальные и вымышленные авторы журнала «Для милых», кроме разве что сестёр Безниных, которые “скоропостижно скончались” — вместо них стал публиковать свои стихи Рафаил Безнин, якобы их младший брат из Мурома, “имевший только восемь лет от роду”.
Но своих планов по изданию журнала для дам компания галантных литераторов из «Московского курьера» не оставила. Новому изданию изрядно досталось от критиков: в журнале был явный перебор со стихами о пастуRшках и пастушкаRх, резвящихся на полянах, плетущих венки, в то время как их овечки пасутся по берегам ручейков, и он прекратился после выхода третьего номера. Кроме того, и особого интереса к нему не было: на журнал подписались лишь 48 человек в разных городах. Известно также, что кто-то из этих неуёмных журналистов попробовал в 1806 году начать издание «Дамского журнала»…
Тогда же, в 1806 году, случилась ещё одна загадочная история с попыткой издания журнала «Амур», редактором-издателем которого намеревалась стать некая княжна Елизавета Трубецкая. У историков литературы есть предположения, что это была очередная “несуществующая личность”, фантом, личина, за которой скрывался Михаил Макаров, задумавший «Амур» как первый русский эротический журнал. Этим он едва не убил свою карьеру — в своих мемуарах Михаил Николаевич пишет: “Узнав об этом, все Трубецкие восстали, и начальство архивное едва смогло это дело утишить”.
Осенью всё того же 1806 года князь Шаликов начал издание журнала «Московский зритель», заказал рекламные листовки, которые раздавал всюду, где бывал.
В них сообщалось, что в журнале будут публиковать словесность русскую и иностранную, басни, критику, анекдоты и смесь разных сообщений, а также господин издатель сулил, что “хороший вкус и чистота слога, тонкая разборчивость литераторов и нежное чувство женщины будут одним из главных предметов внимания издателя”.
Круг авторов, сплотившихся вокруг Шаликова, пополнился Борисом Карловичем Бланком (1769–1825). Он был таким же, как Шаликов, салонным поэтом-дилетантом, переводил французскую “лёгкую” поэзию и слыл недурным баснописцем — войдя в окружение Шаликова, потом активно печатался во всех его изданиях, снабжая их своими баснями, шарадами и прочими занимательными литературными “штучками”.
«Зритель» продержался недолго, но князь не унывал, рассудив, что “не всем надобно важное и учёное. Многие желают приятного — и только”, в 1808 году он выпустил журнала «Аглая», имевший девиз “Приятность с пользой” и предназначавшийся для часов отдохновения “в тишине сельской, после трудов по хозяйству” и от “городского шума, при успокоении от забот светских”.
Издатель выступил новатором — на страницах «Аглаи» впервые в России стали публиковать музыкальные ноты: в каждом номере обязательно помещался романс или песня с нотными страничками. Журнал имел большой успех, и регулярно выходил до лета 1812 года, когда началась война. Пожар и разорение Москвы уничтожили не только «Аглаю», но и многие другие московские журналы. Но вскоре Шаликов стал редактором газеты «Московские ведомости», оставаясь на этом посту четверть века.
В конце 1822 года князь Шаликов стал готовить к изданию «Дамский журнал». На этот раз он должен был стать русскоязычной версией европейских женских изданий: “с тем, чтобы заменить их дорогостоящую выписку из-за границы”. В качестве образца избрали лучшие парижские журналы и франкфуртский «Journal des dames et des modes»: каждый номер открывался частью романа или повести, печатавшегося “с продолжением” (часто это была переводная вещица), далее шли стихи, эссе, шарады и басни, в завершение непременно “описания мод — женских, мужских, мебели и прочего”.
Не прошло и полугода после выхода первых книжек, как «Дамский журнал» едва не постигла судьба «Журнала для милых»: министр духовных дел и народного просвещения князь А. Н. Голицын углядел “дух эпикуреизма” в описаниях модных “дамских неглиже с кружевами”, помещённых в разделе мод. Также недовольство министра вызвали анекдоты, “лишённые всякой хорошей цели”, а главное-то, что в «Дамском журнале» “целью настоящей жизни и счастия поставляют чувственные наслаждения”.
Попечителю московского учебного округа, которому была подведомственна цензура в Москве, князю Оболенскому, приказано было вызвать издателя и строго поставить ему на вид замеченные недостатки, объявив, что “хоть в «Дамском журнале» и можно говорить о модах и тому подобном, но, во всяком случае, следует избегать предосудительно эпикуреизма”. Приказ был исполнен, о чём князь Оболенский рапортовал в Петербург, сообщая, что издатель, князь Шаликов, приносит свои извинения и оправдывается тем, что всё замеченное господином министром попало на страницы исключительно по неосмотрительности, и что впредь “он того всячески остерегаться будет”.
В 1825 году соиздателем «Дамского журнала» стал Михаил Николаевич Макаров. И журнал после этого выходил ещё восемь лет, до 1833 года.
Шаликов покорял всех своей сердечной добротою, которая оказалась гораздо важнее его литературного дара. “Он именно поэт прекрасного пола” — так о Шаликове писал А. С. Пушкин Вяземскому, а В. Л. Пушкин не раз публиковался в шаликовских журналах.
Так или иначе, для общества идея женского журнала перестала быть курьёзом и шалостью салонных рифмоплётов. А Шаликов, оставаясь верен тем принципам, на которых основывался журнал, с благодарностью принимая сочинения авторов-мужчин, приглашал к сотрудничеству дам, пробующих себя в качестве переводчиц, поэтесс...
Журналы эти ныне сделались библиографической редкостью. За два прошедших века изменилось многое, и нельзя не признать в этих переменах участия князя Шаликова и его сподвижников. Когда-то, несмотря на насмешки и укоризны, они “затеяли небывалое”, то, с чего началась настоящая литературная работа русских женщин, давшая Городу и миру Ростопчину, Гиппиус, Ахматову, Цветаеву, Тэффи и иные таланты “не мужеска пола”.