Творчество С.П. Залыгина и основные типы женских образов в повести «На Иртыше»

Содержание

Введение …………………………………………………………………... 3

Глава 1. Особенности создания женских образов в деревенской прозе ………………………………………………………………………………. 6

Глава 2. Творчество С. П. Залыгина и основные типы женских образов в повести «На Иртыше» ……………………………………………………. 13

2.1. Краткая биография С. П. Залыгина …………………………………. 13

2.2. Типология женских образов в повести «На Иртыше» ……………... 22

Заключение ……………………………………………………………….. 26

Список использованной литературы …………………………………. 29

ВВЕДЕНИЕ

Творчество Сергея Павловича Залыгина охватывает широкий круг таких проблем, как проблема гуманности, проблема отношения человека к природе, проблема мирного существования человека на земле. Отметим, что осмысление отношений человека и природы становится для С. П. Залыгина отправной точкой в постижении мира. Сам писатель ощущал глубинную связь с природой, умел ценить гармонию природы, красоту будничной жизни и подлинных чувств. В качестве общественного деятеля и писателя С.П. Залыгин внес значительный вклад в развитие экологического движения XX века (39, стр. 2).

В мировоззренческой системе писателя вопрос о природе, о месте человека в ней включает и отношение к женщине. Такое видение природы, включающей в себя женское начало, мы встречаем еще в славянской мифологии, где олицетворенная земля (т.е. природа) считалась материю всех живых существ и растений, средоточием плодородия (30, стр. 246) «С позиции своего художественного видения мира писатель создает собственную концепцию женственности, которая оказывается в ближайшем родстве с понятием природности. Поэтика женского мира С.П. Залыгина чрезвычайно сложна и интересна, заслуживает углубленного, всестороннего изучения» (39, стр. 2).

Обращаясь к исследованиям залыгиноведов, изучающих особенности женского мира писателя, мы пришли к выводу, что в некоторых работах о художественном творчестве С. П. Залыгина присутствует достаточно подробный анализ отдельных аспектов обозначенной темы. Однако заметим, что степень изученности данной темы в литературоведении все-таки недостаточна.

Так, в работе H.H. Яновского «Писатели Сибири: Избранные статьи» в очерке, посвященном С. Залыгину, даны краткие характеристики образов Доры Мещеряковой («Соленая Падь») и Зинаиды Панкратовой («Комиссия»).

В книге Г.А. Колесниковой «Сергей Залыгин: Творческая биография» охарактеризованы женские персонажи «Северных рассказов», повестей «Свидетели», «На Иртыше», романов «Тропы Алтая», «Солёная Падь». Интересным для нас показалось утверждение Г.А. Колесниковой о том, что Залыгину более удаются женские характеры.

JI.A. Теракопян в работе «Сергей Залыгин. Писатель и герои» анализирует образы Онежки и Риты («Тропы Алтая»), Клавдии Чаузовой («На Иртыше»), подробно останавливается на образе Ирины Викторовны Мансуровой («Южно-Американский вариант»). JI.A. Теракопян в своем исследовании подчеркивает тот факт, что С.П. Залыгин проблему осмысления новой судьбы женщины в изменившемся мире считал одной из центральных задач современного искусства. Этот тезис обсуждается и в данной диссертации.

В.А. Сурганов в исследовании «Человек на земле» ставит женские образы повестей и романов Залыгина (Клавдии Чаузовой, Таисии Черненко, Зинаиды Панкратовой) в один ряд с женскими характерами «прозы о деревне».

В докторской диссертации И. Рудзевич «Человек и природа в творчестве Сергея Залыгина» аргументированно и основательно проанализированы женские персонажи: Онежка («Тропы Алтая»), Клавдия Чаузова («На Иртыше»), Дора Мещерякова («Соленая Падь»), Зинаида Панкратова («Комиссия»). Близкой нам является интерпретация И. Рудзевич женских образов Залыгина в качестве вариантов образа «природного человека».

Н.Р. Скалон в диссертации «Становление философского романа в творчестве С. Залыгина (К типологии жанра)» обращается к философскому наполнению образов Онежки и Риты («Тропы Алтая»), а также образа Ирины Викторовны Мансуровой («Южно-Американский вариант»).

В диссертационном исследовании И.М. Куликовой «Сергей Залыгин в литературном процессе 70-х годов» даны характеристики Зинаиды Панкратовой («Комиссия»), Тонечки («Оська — смешной мальчик»), проанализирован рассказ «Мария и Мария», проведен подробный анализ образа Ирины Викторовны Мансуровой («Южно-Американский вариант»).

Е.В. Тихомирова в диссертации «Творчество С.П. Залыгина (философский аспект)» обращается лишь к беглому анализу образов Ирины Викторовны Мансуровой и Валерии Владимировны Поспитович («Южно-Американский вариант»).

Таким образом, каждая работа о творчестве С. П. Залыгина раскрывает те или иные черты художественного метода читателя: одни – исследуют философский аспект творчества С. П. Залыгина, другие – относят «женские характеры» его произведений к «прозе о деревне», третьи – лишь бегло говорят и женских образах в творчестве С. П. Залыгина.

ГЛАВА 1. ОСОБЕННОСТИ СОЗДАНИЯ ЖЕНСКИХ ОБРАЗОВ В ДЕРЕВЕНСКОЙ ПРОЗЕ

"Ни один писатель не может пройти

мимо деревенских проблем.

Это национальные проблемы,

если говорить честно".

Василий Белов

Обращаясь к произведениям деревенской прозы, можно утверждать, что она дала исчерпывающую картину жизни русского крестьянства в XX веке, указывая на те события, которые оказали прямое влияние на его (крестьянство): это и октябрьский переворот, и гражданская война, и военный коммунизм, и нэп, и коллективизация, и голод, и военные и послевоенные лишения.

Деревенская проза представила читателю самые разные уголки российской земли, подчас весьма несхожие по жизненному укладу: русский Север (Абрамов, Белов, Яшин), центральные районы страны (Можаев, Алексеев), южные районы и казацкие края (Носов, Лихоносов), Сибирь (Распутин, Шукшин, Акулов). И, наконец, она дала литературе ряд типов, раскрывающих секрет русского характера и “загадочной русской души".

Прежде чем обратится к особенностям создания женских образов в деревенской литературе, нужно уяснить, что же представляет собой деревенская проза и каковы ее особенности.

О. А. Гороховская в своей работе «Женские образы в деревенской прозе» считает деревенскую прозу целым направлением в русской советской литературе 1960-1980-х годов, связанным с обращением к традиционным ценностям в изображении современной деревенской жизни (17).

Однако укажем, что отдельные произведения, пытающиеся критически осмыслить колхозный опыт, начали появляться уже с начала 1950-х. Но только к середине 60-х "деревенская проза" достигает такого уровня художественности, чтобы оформиться в особое направление. Тогда же возник и сам термин» (17).

Первоначально термин "деревенская проза" объединял сельскую публицистику 1950-х В.Овечкина ("Районные будни", 1952 - 1956), Е.Дороша ("Деревенский дневник", 1956 - 1973), произведения В.Тендрякова ("Падение Ивана Чупрова", 1953), А.Калинина ("На среднем уровне", 1954), С.Воронина ("Ненужная слава", 1955), С.Антонова ("Дело было в Пенькове", 1956), А.Яшина ("Рычаги", 1956), предваряющие появление собственно деревенской прозы, началом которой считается "Матренин двор" А.И.Солженицына (1959, опубл. 1963), "Братья и сестры" Ф.Абрамова (1958), первые рассказы "Последнего поклона" В.Астафьева, "На Иртыше" С.Залыгина (1964), "Привычное дело" В.Белова (1966). В середине 60-х годов термин "деревенская проза" активно обсуждается, ему ищут синонимы и аналоги: "сельская тема", "памятливая литература", "литература прощания" (С.Залыгин), "традиционная литература" (Ю.Селезнев), "лирическая проза" (А.Клитко), "проза о деревне" (Ф. Кузнецов), "тема крестьянства и деревни в советской прозе" (Л.Теракопян, Г.Цветов), а в 80-е годы появляется название "русская советская социально - философская проза" (А.Лапченко), "экологическая проза" или "экологическая тема в современной литературе" (В.Сурганов), нашедшее свое отражение во многих учебниках и методических пособиях. Но все эти заменители мало что уточняли или улучшали. Термин закрепился, обозначая не только тему, но и проблематику, и художественно - стилевое явление (17).

В литературоведении начинает противопоставляться «городская» и «деревенская» проза. Так, "деревенское" приближено к вечному, спокойному, мудрому. Проблемы, "поднятые" в деревне, зачастую имеют более глубокий характер, нежели в рамках одной деревни. Они приравнены к национальным проблемам, потому они затрагивают проблему народа (17).

Отметим также, что деревенская проза не исчерпывается сугубо описанием сельской жизни. Писатели поднимают проблемы взаимоотношения людей города и деревни, изображаются подчас главные героев, которые по своему происхождению не сельчане и т.д. Однако по духу и идее эти произведения относятся к деревенской прозе.

Писатели, выходцы из деревни, помнили о своей родине, писали о ней и гордились ею: "Я есть сын крестьянина... Меня касается все, что делается на этой земле, на которой я не одну тропку босыми пятками выбил; на полях, которые еще плугом пахал, на пожнях, которые исходил с косой и где метал сено в стога". (Александр Яшин рассказ "Угощаю рябиной"). Деревенский быт, атмосфера места не исчезает из мыслей и дум писателей деревенской прозы. Они привязаны к тому месту, где родились, невидимыми крепкими узами.

Бытует мнение о том, что деревня – это нечто глупое и несуразное. Однако согласимся с тем, что – это самостоятельный, по своим законам развивающийся, исторически сложившийся организм. Именно поэтому, не должно быть никакого насилия (17).

Однако история показывает совсем обратное. Крестьяне выключены из самостоятельной жизни. Они не хозяева - всего лишь исполнители начертанной выше воли. Иными словами - рабы. Им даже не дают деревню устроить, так как им того хочется. Коренное крестьянство не способно ни на что - таков результат всех экспериментов устраиваемых в деревнях (17).

Упомянем также о неоднозначной тенденции, сложившейся в России: с одной стороны, происходит укрепление, развитие народных устоев, с другой - сознательное и планомерное разрушение всего русского. Именно эту проблему гибели деревни обнажали «деревенщики» в своих произведениях.

Как только начинает подниматься вопрос об исчезновении деревни как локуса с исконно русским укладом жизни, традициями и устоями, складывающимися веками, на первый план выходят женщины как хранительницы очага, как продолжательницы рода. Все ярче и четче вырисовывается их образ, их роль.

Л. Е. Улицкая указывает на тот факт, что «…женщины в России выполняют не только женские функции, но и вынуждены выполнять большую часть мужских …» (выступление в программе «Познер» от 23.12.12.).

Неслучайно главными героями «древенщиков» становятся женщины. Ведь в деревнях в тот период было достаточно много обиженных людей: раскулачиваньем, не хваткой, не имением. Один тип мужчин отдавал всего себя работе, пытаясь построить "светлое будущее", второй тип пьянствовал и дебоширил. Старухи, молодки, женщины "в самом соку" вот кто без устали работал на полях, лесах, в колхозах и совхозах (17).

Обратимся к рассказу А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича»: "...с войны самой ни одна живая душа в колхоз не добавилась: парни все и девки все, кто как ухитрится, но уходят повально или в город на завод, или на торфоразработки. Мужиков с войны половина вовсе не вернулась, а какие вернулись - колхоза не признают: живут дома, работают на стороне. (....) Тянут же колхоз те бабы, каких еще с тридцатого года загнали, а как они свалятся - и колхоз сдохнет" (27).

Поставленные в жесткие рамки деревенскими условиями, угнетенные и брошенные на произвол судьбы, женщины в произведениях деревенской прозы наделены сильным характером, физически развиты, умны, смелы. Такой, например, мы находим и Лукашину в романе Ф.Абрамова "Братья и сестры". Именно она говорит без боязни всю правду первому секретарю райкома Подрезову, тогда как даже ее муж - председатель колхоза, старается умолчать о трудностях, найти выход самостоятельно. Лукашина председательствовала в колхозе в годы войны. Именно она, вместе с бабами поднимала колхоз, выполняла всю работу, зачастую, первая шла в бой на поля, первая приходила в те дома, в которых сегодня получили "похоронку". Против сильного характера этой женщины проигрывал даже собственный муж, который стремился действовать в рамках закона, но не всегда мог найти общий язык с жителями деревни.

Женщинам глубинки свойственна основная черта русской души – самопожертвование. Такой, мы видим и старуху Катерину в повести В.Распутина "Прощание с Матерой". Ее отличает от Варвары лишь только то, что Катерина - не скандалит, не кричит, а лишь надеется, что сынок - Петруха - пьяница, бездельник и балагур найдет в себе силы, чтобы "стать человеком". Катерина и сама видит, что ее сын неисправим, толка из него никакого не будет, но она хватается за любую фразу, как за надежду, подаваемую чужими людьми (17).

О. А. Гороховская указывает, что женские характеры в центре внимания писателей "деревенщиков" безвестные, простые, но великие в своих деяниях, чувствах и мыслях. Отношения между матерью-детьми отражены во многих произведениях: "Весь день Милентьевна высидела у окошка, с минуты на минуту поджидая сына. В сапогах, в теплом шерстяном платке, с узелком под рукой - чтобы никакой задержки не было из-за нее" (1).

Обратимся к повести В. Белова «Привычное дело» (1966). Иван Африканович Дрынов, главный герой произведения, сразу был признан критиками в качестве героя нового типа; они нарекли этот тип «природным», или «естественным» героем. Есть в повести В. Белова и женский образ – Катерина, жена Ивана Африкановича. Семья Дрынова живет по универсальному деревенскому закону: человек должен жить в гармонии со своим народом и родной природой. Этот закон наказывает Ивана Африкановича, позволившего себе хотя бы на два-три дня уехать из родного села, причём из самых добрых побуждений – он собрался продать в городе лук и купить гостинцев жене и деткам. Катерина, недавно родившая очередного ребёнка, идёт со старшими детьми в лес косить траву для коровы (власти запретили косить на колхозных землях, чтобы уменьшить количество «единоличного» скота) и падает без сознания, а вскорости умирает.

Финал повести в поэтичной форме утверждает родство человека с природой и народом. Прекрасные зарисовки предстоящих времён года сопровождаются фразами «И нет конца этому круговороту», «Конца нет и не будет». Великий Круг жизни, времён года, смены поколений велит избегать каких-либо перемен. Не случайно в предсмертном бреду, обращаясь к мужу, Катерина молила: «Ветрено, Иван, ой ветрено, не езди никуда. Ветрено, ветрено…». Ветер – символ перемен – и если вся деревня, ячейка народа, живёт скудно – то живи скудно и ты, не отрывай свою судьбу от судьбы народной. Нарушителя великого закона ждёт страшное наказание.

Катерина Дрынова пытается уберечь мужа от неверного шага, предупреждает об опасности и сама же становится жертвой деревенского закона по вине мужа. Женщина в повести Белова сильна духом, мудра, верна устоям и традициям деревни.

Валентин Распутин в повести «Живи и помни» (1974) поднял проблему нравственного выбора: либо предать мужа-дезертира, либо предать народ. Андрей Гуськов, дезертировавший с фронта, также нарушает универсальный нравственный закон. Распутин в сердцах упрекнул недальновидных критиков: «Я писал не только и меньше всего о дезертире, о котором, не унимаясь, талдычат почему-то все, а о женщине…».

Истинная героиня глубоко философичной повести – Настёна, жена Андрея, взявшая на себя не только покрытие мужнина греха, дезертировавшего с фронта ВОв, но и сам грех, расплату за него. Именно она исполняет свой долг согласно закону народной жизни, но – на женщине таких долгов два, и трагизм её ситуации состоит в невозможности исполнить одновременно два долга – перед мужем, ставшим дезертиром, и перед народом, который её муж предал. Явившийся в родные места Гуськов скрывается ото всех, кроме жены, предупредив её: расскажешь кому-либо обо мне – погубишь меня.

Итак, представители деревенской прозы создают особый тип женщины – трудолюбивой, сильной, морально и физически, мудрой, верной, чистой, бескорыстной, готовой пожертвовать собой ради близких. Это – и мать, беззаветно любящая свое дитя (Катерина, «Прощание с Матерой»; Анна, «Последний срок»), и деятельная, смелая, сильная работница колхоза (Лукашина, «Братья и сестры»), и скромная, верная, покорная жена (Настена, «Живи и помни»; Катерина, «Привычное дело»).

ГЛАВА 2. ТВОРЧЕСТВО С. П. ЗАЛЫГИНА И ОСНОВНЫЕ ТИПЫ ЖЕНСКИХ ОБРАЗОВ В ПОВЕСТИ «НА ИРТЫШЕ»

2.1. Краткая биография С. П. Залыгина

Сергей Павлович Залыгин родился 23 ноября (6 декабря) 1913 в с.Дурасовка Стерлитамакского уезда Уфимской губернии в семье интеллигентов, в студенческие годы подвергавшихся политическим репрессиям. В 1939 окончил гидромелиоративный факультет Омского сельскохозяйственного института, заведовал кафедрой сельхозмелиорации (1946–1955); кандидат технических наук (1949). Во время Великой Отечественной войны являлся старшим гидрологом Гидрометеослужбы Сибирского военного округа (накопленный здесь материал лег в основу книги Залыгина «Северные рассказы», 1947); в 1955–1964 – старший научный сотрудник Западно-Сибирского филиала АН СССР.

В 1941 выпустил первую книгу «Рассказы». После войны активно выступал с беллетристическими и публицистическими работами, посвященными проблемам сельского хозяйства (книги рассказов и очерков «На Большую землю», 1953; «Весной нынешнего года», 1964; «Красный клевер», 1955). В «оттепельные» годы опубликовал повесть «Свидетели» (1956), где высмеивал равнодушие обывателей, «свидетелей», а не участников общественного бытия, предвосхитив тем самым одну из магистральных тем социально-психологической «антимещанской» прозы 1960–1970-х годов, в том числе – своей собственной, а также близкие ей по проблематике повести «Обыкновенные дни» (1957) и книгу рассказов «Блины» (1963). Заметными в общественной жизни страны стали выступления Залыгина (как и В.П.Астафьева, В.Г.Распутина и др.) в защиту сибирской природы, соблюдения законов экологического равновесия (главным образом в области гидростроительства), против рискованного проекта поворота русла сибирских рек с целью поддержания водного запаса Аральского моря, истощенного, в свою очередь, непродуманной системой ирригации. С обозначенными проблемами связаны книга Залыгина «О ненаписанных рассказах: Литературно-критические статьи», изданная в Новосибирске (1961), и роман «Тропы Алтая», посвященный исследователям труднодоступных районов. Роман привлек внимание А.Т.Твардовского и был опубликован в 1962 в журнале «Новый мир», где в 1964 увидела свет и принесшая Залыгину широкую известность повесть «На Иртыше (Из хроники села Крутые Луки)», в смелом для советской литературы тех лет критическом свете изображавшая процесс коллективизации в Сибири.

«Крестьянский», со свойственным ему трудолюбием, трезвой рассудительностью и реальной осмысленностью существования, взгляд на мир с еще большей силой проявился в основных произведениях Залыгина – романах «Соленая падь» (1967; Государственная премия СССР, 1968), «Комиссия» (1975) и «После бури» (кн. 1–2; 1980–1985), представляющих панорамную, многофигурную хронику жизни Сибири 1920-х годов. Здесь историческая достоверность, психологизм, социально-философская аналитичность породили концепцию противостояния народной правды (в «Соленой пади» – образ партизанского вожака Мещерякова, имевшего прототипом алтайского крестьянина Е.Мамонова, с помощью собранной им многотысячной армии пытавшегося создать настоящую «партизанскую республику»; в «Комиссии» – орган мужицкой власти Лесная Комиссия) и политического авантюризма (образ антагониста Мещерякова, Брусенкова, предтечи советской себялюбивой и жестокой номенклатуры, презирающей здоровую мораль естественного человека), ориентацию на отказ от контрастности идеологического мышления, способность к диалектически гибкой и всесторонней оценке событий (трактовка нэпа в романе «После бури»).

С середины 1960-х годов Залыгин жил в Москве, преподавал в Литературном институте им. А.М.Горького, занимал руководящие посты в Союзе писателей СССР и РСФСР. В 1986–1998 – главный редактор журнала «Новый мир», на страницах которого впервые на родине опубликован «Архипелаг ГУЛАГ» А.И.Солженицына, а также роман Б.Л.Пастернака «Доктор Живаго» и другие острокритические беллетристические и публицистические сочинения (в том числе самого Залыгина).

Острота нравственной коллизии, раскрытой в повествовании об интимной, камерной жизни, высветила незаурядные возможности Залыгина как писателя-психоаналитика, в поисках новой любви усматривающего типичные для современного городского интеллигента попытки выхода за рамки неизбежного одиночества (роман «Южноамериканский вариант», 1973). Документально-исторический (с элементами художественной условности) «роман без сюжета» «Свобода выбора» (1996) продолжил постоянную для писателя тему народа и власти на материале предреволюционных лет России 20 в. Философская повесть «Однофамильцы» (1995) посвящена проблемам преемственности в истории культуры; повести «Ирунчик» и «Уроки правнука Вовки» (обе 1997) – образцы современного бытописания, не лишенного моральной назидательности.

Залыгин оставил также путевые очерки (в т.ч. о Китае, который он посетил в 1958), повесть «Оська – смешной мальчик: Фантастическое повествование в двух периодах» (1973), многочисленные литературно-критические («Мой поэт. О творчестве Чехова», 1969; «Литературные заботы», 3-е изд., 1982; «Собеседование», 1982; статьи о Н.В.Гоголе, Л.Н.Толстом, П.Н.Васильеве, А.П.Платонове, Л.Н.Мартынове и др. писателях) и философско-публицистические статьи («Два провозвестника», 1995, в которой две концепции культурно-исторического миссионерства России – у Ф.М.Достоевского и В.И.Ленина – анализируются с явной симпатией к гуманистически-реальному наполнению первой; «Моя демократия», 1996, напоминающая о нравственных постулатах истинного народовластия; «Культура, демократия и тоталитаризм», 1997, в которой Залыгин высказывает мысль о необходимости утверждения демократии не «сверху», а «снизу», и именно с помощью культуры, т.е., в первую очередь, национального языка и воплощенного в нем образа мыслей).

Умер писатель в Москве 19 апреля 2000.

Александр Солженицын так отозвался о С. П. Залыгине: «Сергей Павлович Залыгин был замечательный душевный человек. И писатель вдумчивый, серьезный, с ответственностью перед читателями, не так, как современные литературные штукари, очень чуткий к народной боли. Поэтому ему было очень трудно за многие, многие годы его писательства, признанного в Советском Союзе. Он с большим трудом проходил через цензуру, и, конечно, его вещи страдали при этом... Сам Сергей Павлович, надо сказать, провел полжизни в Сибири, в разных ее местах, и очень с ней был связан. Он не был человек воинственный, но он был глубоко мужественный. И эта мужественность ему понадобилась в его состязании с властями в защиту русских рек от поворота.
Собственно говоря, он был одним из самых главных борцов, тех, которые отстояли русские реки - северные, сибирские - от безумного глупого поворота… Ему пришлось много чего вытерпеть. Так топали на него ногами, кричали, из кабинета выгоняли, он все это сделал. Он очень теплый, очень симпатичный человек» (выступление в программе «Вести»).

2.2. Типология женских образов в повести «На Иртыше»

И. М. Куликова, анализируя женские образы С. П. Залыгина, пришла к выводу, что Залыгин пишет «о женских характерах, судьбах, женском начале в жизни, об особой близости женщины природе и особом ее предназначении, о том, что женщины готовы этому предназначению служить, готовы на подвиг, на жертву, но плохо, когда жертву эту приносить некому». Отметим, что таким образом могут быть охарактеризованы все вместе взятые произведения писателя, в которых затронута судьба женщины (в том числе и современницы), и где писатель излагает свои взгляды на роль и значение женщины в жизни общества, свою концепцию «гения женщины». Заметим, что это утверждение не умаляет эстетической ценности мужских характеров, «мужского мира» творчества С. Залыгина, оно лишь призвано подчеркнуть специфику его художественного мира, мира, в котором женщина часто приобретает первенствующую роль (39).

Свое внимание Залыгин-художник обращает на осмысление констант и происходящих перемен в психологии женщины, которыми характеризуется XX столетие. Для писателя перемены эти значимы сами по себе, являясь знаком глобальных процессов, происходящих на наших глазах. Жена «добронравная» и «к семейственности склонная» — традиционная ценность русской культуры. Именно о такой женщине утверждается в «Домострое»: «Аще дарует Бог кому жену добру — дражаиши есть камени многоценнаго» (7).

О существовавшем различии полов еще в самом начале XX века писал В.В. Розанов: «Явно, что в противостоянии своем, наибольший самец и наибольшая самка суть: 1) герой, деятель; 2) семьянинка, домоводка. Один будет: 1) деятелен, предприимчив, изобретателен, смел, отважен <.>; другая же: 2) тиха, нежна, кротка, безмолвна или маломолвна. "Вечная женственность" — прообраз одной. "Творец миров" — прообраз другого». Но спустя неполных сто лет один из современных исследователей в области гендерологии с полным основанием констатирует: «На сегодняшний день можно говорить о развитии общей тенденции к ослаблению поляризации тендерных ролей. Наблюдается значительное изменение традиционной системы тендерных стереотипов. Половое разделение труда потеряло былую жесткость и нормативность, количество исключительно мужских и исключительно женских занятий заметно уменьшилось, многие социальные роли вообще не дифференцируются по половому признаку. Общая трудовая деятельность и совместное обучение в значительной мере нивелируют традиционные различия в нормах поведения и психологии мужчин и женщин» (39).

Творчество С.П. Залыгина, равно как и ряда других писателей XX века, является свидетельством неоднозначного отношения к подобному смещению «гендерных ролей». Залыгин видит в этом «смещении» прежде всего коррозию человечности (39).

Обращаясь в статье «Искусству много дела на земле» (1963) к вопросу о месте женщины, С.П. Залыгин весьма критично оценивает невнимание современной литературы к женской проблеме: «Ныне выход женщины с орбиты семейной на орбиту общественную переживается ею очень трудно. Она к этому мало подготовлена, несет много потерь. Она не освобождена еще обществом от целого ряда домашних обязанностей, но в то же время общество настойчиво требует ее к себе. Мужчина формируется как характер незаметно для себя, поддаваясь влиянию общества, а иногда и восставая против этого влияния. Женщина всю жизнь учится быть женщиной, всегда создает рисунок самой себя. Она никогда не хочет быть похожей на всех - и в то же время всегда дорожит судом всех. И вот - учиться на новый лад ей особенно трудно. Вот почему я думаю, <.> что современной литературе так не хватает «Анны Карениной» середины XX века со своими социальными противоречиями, с проблемой семьи, с задачей во что бы то ни стало помочь женщине распространить свой гений на все общество. Я представляю такое произведение не только как роман-судьбу, но и как роман, который отражал бы современные потребности людей» (4).

По мнению С.П. Залыгина, в глобальном человеческом бытии драматизм социального и технического прогресса, трагизм положения втянутых в него людей в большей степени сказывается на женщине, а поэтому именно она должна первой восстать против заблуждений цивилизации, принять функцию спасительницы человеческого рода. С.П. Залыгин, по точному замечанию И.М. Куликовой, «поднимает вопрос о нравственной цене прогресса, в отдельных проявлениях которого писатель заметил опасность для духовной гармонии человека» (39).

Кризис человеческого бытия повлек за собой необходимость переоценки ценностей, сделав актуальным вопрос о самой возможности существования человека в уничтожаемом им мире. Так, в статье «Разумный союз с природой» (1987) С.П. Залыгин пишет: «Во всяком случае мы, литераторы, остро чувствуем свой долг перед величайшей и всеобъемлющей проблемой современности — "быть или не быть?" - во всех его аспектах» . «Если литература имеет в виду влиять на современного человека, — развивает свою мысль публицист, — если мы сегодня ставим темой нашего обсуждения такую тему, как "литература в связи с НТР и экологией", то тем самым мы берем на себя именно эту задачу — соединить эти два сосуда — человечество и природу, - чтобы они были сообщающимися в двух направлениях, а не в одном.<.> И только будучи соединенными, будучи одной системой, эти сосуды смогут и дальше пополняться эликсиром о жизни». Таким образом, лекарство для современного общества С.П. Залыгин видит в утверждении принципиально нового экологического мышления, суть которого заключалось бы в осознании того, что благодаря слепому преклонению перед идеей технического прогресса человек способен не только к новым успехам в развитии, но и к самоуничтожению (39).

В русской культуре долгое время существовала традиция разумного, близкого к гармоническому, взаимодействия между человеком и природой. Д.С. Лихачев так определяет характер взаимоотношений русского крестьянина и природы: «Русский крестьянин своим многовековым трудом создавал красоту русской природы. Он пахал землю и тем задавал ей определенные габариты. Он клал меру своей пашне, проходя по ней с плугом. Рубежи в русской природе соразмерны труду человека и лошади, его способности пройти с лошадью за сохой или плугом, прежде чем повернуть назад, а потом снова вперед. Приглаживая землю, человек убирал в ней резкие грани, бугры, камни. Русская природа мягкая, она ухожена крестьянином по-своему. Хождения крестьянина за плугом, сохой, бороной не только создавали "полосыньки" ржи, но и равняли границы леса, формировали его опушки, создавали плавные переходы от леса к полю, от поля к реке или озеру» (22). В основе отношений крестьянина к земле лежат чувства ответственности, заботы и любви.

Идеалом существования человека, сосуществования человека и природы для С.П. Залыгина, как и для всех «деревенщиков», выступает гармония в самой природе, а также крестьянский быт, в котором природа мыслится как необходимая составляющая бытия. «В жизни любого общества, — по замечанию Л.Ф. Ершова, — решающее значение имеют сила и непрерывность традиций. Залыгин и сосредоточил внимание на том, что после коренных социальных изменений должно не отвергаться, а усваиваться». Ведь человек форму своего воплощения всегда находит в идее ценностей и традиций. Освоение человечеством природы должно предполагать не только рациональный, но особого рода эмоционально окрашенный подход к окружающей действительности, при котором ее явления непосредственно соотносятся с чувствами человека (39).

«Деревенская проза» стала реакцией на пагубные действия научно-технической революции. Она сделала, по замечанию Т.А. Никоновой, «первые шаги на пути возвращения к национальному чувству истории». Литература этого направления тонко уловила необходимость углубления этических поисков, исследования вопросов человеческого бытия. Размышляя над патриархальными традициями русского крестьянства, писатели-деревенщики видели их истоки в этических ценностях народной жизни, в ее связях с отечественной природой. Они не могли принять искажение естественного существования человека (39).

Писатели-«деревенщики», по убеждению П.А. Гончарова, «стали в русской литературе лидерами в разработке темы человека и природы. Ф. Абрамову, В. Солоухину, В. Белову, В. Астафьеву, С. Залыгину и некоторым другим удалось стать первопроходцами экологической темы в советской литературе уже после того, как они приобрели известность как писатели деревенской темы» (16).

Проблема отношений человека и природы в русской литературе, и это далеко не случайное совпадение, стала актуальной одновременно с проблемой русского национального характера. Русская литература XX века, по мнению Н.Ю. Желтовой, впервые серьезно обратилась к исследованию русского национального характера. «Классика XIX века, — пишет исследовательница, - изображала характеры дворянской, интеллигентской элиты, пытаясь приблизиться со своей просвещенной высоты к пониманию собственного народа» (19). Народный же характер в изображении русских писателей XX века прочно связан с деревней, с крестьянским образом жизни, с природой, её гармонией, а тесная связь с природой, «природность» мыслится в качестве одного из коренных свойств национального характера.

Герой «деревенской прозы» традиционен, это человек из народа, крестьянин. Но национальный характер и есть «порождение национальной культуры». Женский характер - одно (из двух) слагаемых национального характера (39).

Отметим, что понятие «природный человек» сформулировал П. А. Гончаров, который относил этот тип к ряду героев русской литературы XX века. «Мотив "бегства в природу", - пишет П.А. Гончаров, — послужил основой для создания в литературе XX века того типа героя, который ранее было принято называть "естественным человеком". В представлении писателей XX века — это персонаж, чувствующий, понимающий природу, лелеющий свою природную чистоту. Поэтому есть основания назвать его (вослед М. Пришвину и С. Залыгину) "природным человеком"» (16).

Свою позицию П. А. Гончаров объясняет следующим образом: «Типология героя русской литературы XX века - одна из актуальных проблем современного литературоведения. Естественно, что персонаж русской прозы XX века во многом близок своему предшественнику из литературы XIX столетия. Совестливый, неудовлетворенный собой, радеющий более не за себя, а за мир, державу, человечество, за правду. Эти качества главных героев роднят персонажей русской литературы двух последних столетий, ибо они восходят к единому национальному архетипу. Вместе с тем русская история XX века, и в этом ее отличие от истории предшествующего столетия, — во многом история социальных катастроф и военных катаклизмов. Это во многом отразилось и на ментальности русского человека, и - посредственно — на сущностных свойствах героев русской литературы» (16). «Природный человек» — это во многом реакция русской литературы и культуры в целом на безуспешные и трагические попытки обрести социальную гармонию в отрыве от накопленных традиций взаимодействия человека и природы. Для нас понятие «природный человек» в равной мере относится и к женским персонажам, поскольку «природное» в женщине, по мысли С.П. Залыгина, в наибольшей степени очеловечивает её.

В процессе анализа прозы С. П. Залыгина, мы пришли к выводу, что существует определенная «систематика» женских типов, женского пространства в авторской картине мира. Мир женщин в художественном воплощении С.П. Залыгина тяготеет к биполярности: в художественной прозе писателя имеют место «истинный» («природный») и «другой» («антиприродный») тип женщин (39).

Заметим здесь, что идея «истинной женщины» (как и «природного человека») для Залыгина является органической, она выстрадана писателем и его героями, а не сконструирована и привнесена исследователями его творчества. В повести «На Иртыше» автор, описывая Клашку Чаузову, не раз использует фразу: «Казалось, будто бабьим своим умом Клашка знает что-то, чего ему, мужику, и вовсе не известно…». С. П. Залыгин противопоставляет «бабий» ум и ум «мужицкий» и приходит к выводу, что «бабий» в отдельных случаях все-таки превосходит мужицкий. Однако вспомним фразу Павла Печуры относительно женской судьбы: «Отец-то хребтину ломит, дом поставил двухрядный, а для кого? Ить если б были вы не девки, а хлопцы – понятно. А на вас стараться? Взамуж – и вся отцова справа в чужие руки?! Девки вы, девки – неправдашный народ!». В противовес этим упрекам Залыгин приводит свое видение женской доли: «Бабья судьба всегда надвое делится; одна живет с мужиком, другая – за мужиком. Огромная это разница – с им живет либо за им. Который мужик бабу вою каждый божий день вот так-то за волосенки волочит, а думает: она за им живет. А она – только что с им, не более ого. Баба тогда только взаправдишная, душой привязанная, когда она себя за тобой чует. Тут, из-за спины твоей, она и то достанет, чего тебе самому в руки не дается. Тут-то она тебя мужиком и делает». Таким образом, в философии женщины С. П. Залыгина главную, первопричинную роль играет в семье не мужчина, а женщина.

Тип «истинной», «природной» женщины в творчестве С.П. Залыгина оказывается близким национальной системе ценностей. Традиционная русская культура - это этническая культура русских. В её основе лежит крестьянская культура. Русская Психея выступает в тесной связи с душой природы. Она перекликается с аксиологическим компонентом женского пространства (39). К константам русской ментальности, по замечанию Е.А. Николаевой, относятся: «всечеловечность, смирение, соборность, мистичность и интуитивность в познании, неоформленность, непостоянство, природность, милосердие и таинственность. Перечисленные ценности устойчиво маркируются как феминные в тендерной картине мира: и в мировой традиции, и в отечественных философских текстах, в их основе лежат отмеченные еще в первых попытках философского анализа характеристики женского начала, согласно которым оно воспринимается как проявление природного, беспредельного, бесформенного, иррационального и коллективного» (25).

Традиционными русскими феминными ипостасями являются мать и жена. При этом концепту материнства отводится главенствующая роль в определении специфики категории русской женственности. Концепт материнства, по утверждению современного исследователя в области гендерологии H.H. Колесниковой, в русской ментальности «обнаруживает себя как многогранный, включающий в свое концептуальное поле многочисленные и разнообразные аспекты. Материнство — это метафизический элемент факта рождения, вселенский архетип, свойственный как бытийным, так и ментальным формам — фактам и понятиям». Комплекс представлений об отечественном эталоне женщины-матери, по мнению исследовательницы, обязательно включает в себя альтруизм и любовь. Так, в повести «На Иртыше» Клашка Чаузова все беседы с мужем всегда заканчивала одними и теми же вопросами: «За ребятишек, Степа, болит у тебя сердце? У меня на ребятишек сроду обиды не было, завсегда, как покормлю их – сердце от счастья захолонется…». С. П. Залыгин изображает в повести женщину-мать, заботящуюся не только о своих детях, но и о чужих: Клашка привела в дом семью Ударцева, после того как ее муж разрушил их хату.

Вторая «феминная ипостась» в традиционной русской культуре — женщина-жена - выступает своего рода олицетворением «вечной женственности». По замечанию H.H. Колесниковой, эталон жены, согласно русской традиции, «вбирает в себя такие качества, как верность и покорность мужу, умение и желание выполнить все его требования, а также трудолюбие».

Олицетворением «вечной женственности» в повести С. П. Залыгина может считаться Клашка Чаузова. При этом отметим, что природной красоты в ней нет: раскосые коричневые глаза, две косы – толстые и прямые, то ли рыжие, то ли под цвет глаз, голосистая, тоненькая. Не по сердцу она была и родителям Степана Чаузова: «Бабу, Степа, выбирать надо с заду. В ее, как в кобылу, глядеть надо – в кость, в зубы. Ей работу работать, ребятишек носить-кормить…». Однако, эта худенькая, «косоглазая» Клашка смогла завлечь первого парня на деревне. Сам Степан так говорит про свою жену: «Тихая, бессловесная. Убивай ее сейчас – не заревет, не заголосит…Не сломилась в замужестве Клашка, как отец нарекал когда-то, совсем наоборот – вышла из нее баба справная, гладкая…».

Таким образом, категория женственности в картине мира С.Залыгина детерминирована спецификой русского концепта «природность». Отношение к природе задает угол зрения, под которым оценивается личность героини. Художественное воплощение женского мира в прозе С.Залыгина в себе два разнонаправленных вектора: природный и антиприродный. Первый характеризуется как «истинный», второй - как во многом противоположный, не равный «истинному».

С. П. Залыгин дает развернутую характеристику «природной» женщине, которая для него является идеалом. Прежде всего, главное назначение женщины – материнство («А Клашка-та ребятишек день-деньской, ровно клушка, обихаживает…»). Женщина С. П. Залыгина терпеливая, работящая («Весь-то день вертит Клашка чугунами своими, встает чуть свет…за стол ей присесть недосуг, и она уже потому сыта, что досыта накормит мужика и ребятишек»), гуманная («Поверь ты мне, Степа, не обманывай меня: я ведь за человека взамуж шла…За человека…»).

Шаталова А. В. в своей работе пишет: «Нравственно-философские идеалы С.Залыгина сводятся в фокус природного типа женщины. Константами «истинного» («природного») типа женщины в прозе С.Залыгина выступают органическая первозданность, музыкальность, нежность, тонкое ощущение своего естества, сознание собственного природного и социального предназначения, любовь и потребность в мужском авторитете. Квинтэссенцией образа «природной» женщины в художественном мире писателя является образ русской крестьянки, «бабы» (39).

С. Залыгин создает два типа женщин: женщина-жена и женщина-мать. При этом главное предназначение женщины С.Залыгин видит в материнстве. В повести «На Иртыше» женские образы представлены в синтезе языческой и христианской трактовок женственности, что эксплицирует мотивы вечности и современности в их характеристиках (39).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Женский мир представляет собой поэтически яркую, философски насыщенную, значимую часть художественной вселенной С.Залыгина. Олицетворяя в себе природное в человеке и человечестве, женщина в рассказах, повестях, романах, публицистике писателя оказывается наиболее адекватным объектом для художественного анализа и осмысления проблемы отношений человека и природы, соотношения природного и социального в характерах и судьбах (39).

Художественный мир С.П. Залыгина содержит в себе целую панораму самобытных женских характеров. Женщина в прозе Залыгина приобретает самые различные облики: от первозданной Евы до «механической женщины», «испорченной» цивилизацией; от плотской, земной «бабы» до мистической космической дамы, олицетворяющей «вечную женственность».

Женское» в героинях С.Залыгина — это многогранная характеристика, нередко включающая противоречивые качества. Художественное осмысление взаимодействия человека с природой является для Залыгина отправной точкой видения женского мира. В художественном творчестве С.П. Залыгина утверждается связь женского начала с природой. Писатель стремится максимально сблизить женщину с природными феноменами. Между природой и женщиной у Залыгина не просто доверительные отношения, а скорее даже материнские. Природа для залыгинской женщины (и в этом парадоксальность мысли писателя) - дитя, которое необходимо опекать. Гармония героинь с природной средой выступает у писателя необходимой составляющей их внутреннего лада (39). Концепция «гения женщины» С.Залыгина оказывается тождественной понятию природности. Образы из мира природы акцентируют идею непреходящей ценности материнства. Идею святости любви, материнства призваны воплощать и транслировать в том числе анималистические и зооморфные образы (Святка в «Комиссии», корова в «Коровьем веке» и т.п.).

Истинной женщиной», этическим и эстетическим идеалом С.П. Залыгина является «природная» женщина. Как и все «деревенщики», писатель видит смысл существования человека в целом, и женщины, как наиболее плодоносной части человечества, в следовании законам природы, в осуществлении природного предназначения. Русская баба в прозе писателя выступает своеобразным эталоном «истинной женщины». Близость женского персонажа «бабьему» началу является знаком авторской симпатии. «Бабье» в женщине (материнство, любовь, семейный лад, гармония с природным в самой себе и с природой в целом) писатель изображает как самое, что ни на есть прекрасное. Именно оно, по мысли писателя, является истинной природой русской женщины.

Истинная» («природная») женщина у С.Залыгина показана в двух ипостасях: женщина-жена и женщина-мать, что полностью соотносится с традиционными русскими феминными представлениями. Главное предназначение женщины Залыгин видит в материнстве. Материнство в произведениях Залыгина бесхитростное, кроткое, «негероическое». Но оно, по мысли писателя, способно преобразить женщину. Тайна начала новой жизни делает женщину прекрасной. Женщина, познавшая материнство, по Залыгину, оказывается близка к богородичным персонам русской классической литературы и культуры в целом.

Женщина в художественных произведениях С.Залыгина выступает символом жизни. Она оказывается причастной ко всей окружающей действительности. Таковы его Онежка («Тропы Алтая»), Клавдия Чаузова

На Иртыше»), Домна Устинова и Зинаида Панкратова («Комиссия»), Евгения Ковалевская («После бури»). Основными характеристиками «природной» женщины в прозе Залыгина являются органическая первозданность, чуткость, нежность, тонкое ощущение своего естества, потребность в мужском авторитете. Эти характеристики подчеркивают гармоничность отношений героинь с природным миром.

Героини писателя живут любовью, реализуются через любовь. Для природы залыгинской женщины жизненно необходимым является подчиненность в любви, добровольная покорность мужчине. У каждой женщины, по Залыгину, должна быть своя собственная «драма», без которой она перестает быть интересной, теряет свою индивидуальность. Обязательной составляющей женской природы у Залыгина выступает ощущение полноты жизни, счастья, которое, по мысли писателя, нередко оказывается тождественным любви (39).

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Абрамов Ф. Собрание сочинений. Т. 1., М.1987г
Залыгин, С.П. В пределах искусства: Размышления. Факты / С.П. Залыгин. М.: Сов. писатель, 1988. - 446 с.
Залыгин, С. Время больших забот / С. Залыгин // Вопросы лит. 1986. -№5. С. 3-14'.
Залыгин, С. Вода подвижная. Вода неподвижная / С. Залыгин // Лит. газета. 1984. - 25 сентября.
Залыгин, С.П. Литературные заботы / С.П.Залыгин. М.: Сов. Россия, 1982. - 464 с.22.3алыгин, С. Мафия остаётся на госбюджете / С. Залыгин // Комсомольская правда. -1991.-19 декабря.
Белов, В.И. Сельские повести / В.И. Белов. М.: Мол. гвардия, 1971. -336 с.
Домострой / Сост., вступ. ст., пер. и коммент. В.В. Колесова. — М.: Сов. Россия, 1990. 330 с.
Распутин, В.Г. Живи и помни: Повести / В.Г. Распутин. — М.: Голос, 1993.-494 с.
Распутин, В.Г. Последний срок; Прощание с Матерой; Пожар: Повести / В.Г. Распутин. М.: Сов. Россия, 1986. - 382 с.
Бахтин, М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук / М.М.Бахтин. СПб.: Азбука, 2000. - 332 с.
Бенедиктов, H.A. Русские святыни: Очерки рус. аксиологии / Н.А.Бенедиктов. Н. Новгород: Нижегор. гос. ун-т, 1998. — 193 с.
Бердяев, H.A. Судьба России: Опыты по психологии войны и национальности / Н. А. Бердяев. — М.: Филос. о-во СССР , 1990. 240 с.
Большакова, А.Ю. Русская деревенская проза XX века: Код прочтения / А.Ю. Большакова. Шумен: Аксиос, 2002. - 160 с.
Гачев, Г.Д. Национальные образы мира: Курс лекций / Г.Д. Гачев. М.: Академия, 1998. - 429 с.
Голубкова, O.A. Культура, личность, деятельность (аксиологический аспект). Монография / O.A. Голубкова. СПб.: ОМ-Пресс, 2007. - 87 с.
Гончаров, П.А. «Природный человек» в русской прозе XX века. Коллективная монография / П.А. Гончаров, П.П. Гончаров, A.A. Земляковская, Н.В. Кудрявкина, C.B. Хохлова. — Тамбов: Полиграфиздат, 2005. 204 с.
Гороховская, О. А. Женские образы в деревенской прозе / Журнал «Самиздат», 2010.
Дедков, И.А. Сергей Залыгин. Страницы жизни, страницы творчества / И.А. Дедков. М.: Современник, 1985.-431 с.
Желтова, Н.Ю. Проза первой половины XX века: поэтика русского национального характера. Монография / Н.Ю. Желтова. Тамбов: ТГУ, 2004.-307 с.
Колесникова, Г.А. Сергей Залыгин. Творческая биография / Г.А.Колесникова. — М.: Сов. писатель, 1969. — 256 с.
Кудряшов, И.В. Проблема духовной самоидентификации в русской литературе второй половины XIX века: аксиология национальной жизни. Монография / И.В. Кудряшов. Арзамас: Арз. ГПИ, 2007. - 211 с.
Лихачев, Д.С. Заметки о русском / Д.С. Лихачев. М.: Сов. Россия, 1984.-62 с.
Лихачев, Д.С. Русская культура / Д.С. Лихачев. — М.: Искусство, 2000.-438 с.
Лотман, Ю.М. О русской литературе: Статьи и исследования (19581993): История русской прозы. Теория литературы / Ю.М. Лотман. СПб.: Искусство, 1997. - 845 с.
Николаева, Е.А. Ментальные смыслы женского литературно-художественного творчества в России / Е.А. Николаева. Саранск: Мордов. ун-т, 2005. - 168 с.
Никонова, Т.А. «Новый человек» в русской литературе 1900 — 1930-х годов. Проективная модель и художественная практика / Т.А. Никонова. — Воронеж: ВГУ, 2003. 230 с.
Солженицын, А. И. Собрание сочинений. Т. 3., М. 1990.
Теракопян, JI.A. Сергей Залыгин: Писатель и герой / JI.A Теракопян.- М.: Сов. Россия, 1973.-196 с.
Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное / В.Н. Топоров. М.: Прогресс-Культура, 1995. - 624 с.
Топоров В. Н. К реконструкции балто-славянского мифологического образа Земли-Матери // Балто-славянские исследования 1998—1999. XIV. М.: Индрик, 2000. С. 239—371.; стр. 246
Шевляков, М.В. Русские писатели о русской женщине / М.В.Шевляков. СПб.: И.И. Иванов, 1899. - 183 с.
Нуйкин, A.A. Феномен Залыгина: Опыт культурологический портрет писателя С.П. Залыгина / A.A. Нуйкин // Вопросы философии. — 1986. — №4. — С.105 — 116.
Заглоба, В.Б. История и современность в прозе С. Залыгина и Е.Носова 60-х- 70-х г. Дисс. канд. филол. наук. 10.01.01. / В.Б Заглоба. -М., 1991.-213 с.
Ильяш, А.Е. Традиции русской литературной классики и творчество С.П. Залыгина. Дисс. канд. филол. наук. 10.01.01. / А.Е. Ильяш. Одесса, 1982.-202 с.
Куликова, И.М. Сергей Залыгин в литературном процессе 70-х годов. Дисс. канд. филол. наук. 10.01.01. / И.М. Куликова. Л., 1986. -206 с.
Рудзевич, И. Человек и природа в творчестве Сергея Залыгина Дисс. .док. филол. наук. 10.01.01. / И. Рудзевич. Олыитын, 2003. — 351 с.
Скалон, Н.Р. Становление философского романа в творчестве С.Залыгина (к типологии жанра). Дисс. канд. филол. наук. 10.01.01. / Н.Р.Скалон. Алма-Ата, 1983. - 180 с.
Тихомирова, E.B. Творчество С.П. Залыгина (философский аспект). Дисс. канд. филол. наук. 10.01.01. /Е.В. Тихомирова. — JL, 1988. — 201 с.
Шаталова А. В. Женский мир прозы С.П. Залыгина: поэтико-аксиологический аспект: диссертация кандидата филологических наук : 10.01.01 / Шаталова Алевтина Валерьевна.- Мичуринск, 2008.- 209 с.: ил. РГБ ОД, 61 09-10/201

PAGE 2

Творчество С.П. Залыгина и основные типы женских образов в повести «На Иртыше»