Зачем тревожился-сочинял?
Когда-то Виктор Шкловский объяснял, почему трудно написать комедию: прежде чем её увидит зритель, надо рассмешить десять инстанций. Учебники трудно писать по сходной причине. Прежде чем текст дойдёт до “конечного потребителя” — учителя и школьника, он должен пройти министерский экспертный совет, удовлетворить рецензентов в академиях наук (теперь их, кажется, два), привлечь областных и городских руководителей отделов образования, принимающих решения о закупках книг для своих регионов.
Есть, однако, и трудности объективные. С одной стороны, новый учебник должен отличаться от существующих. Иначе как ответить на вопросы героини булгаковского романа: “Разве уже пьес (учебников. — И. С.) Не стало? Какие хорошие пьесы есть. И сколько их! <…> Зачем же вам тревожиться сочинять?”
С другой стороны, учебник — не место для слишком резких экспериментов. Хочешь перевернуть привычные представления о «Грозе» или «Вишнёвом саде» — пиши статью или монографию. Стандарт (пусть пока не утверждённый) и примерная программа — опора, якорь, почва для сравнения.
Уже закончив работу над своей книгой (И. Н. Сухих. Литература. Учебник для 10-го класса. Базовый уровень), я прочёл статью Натальи Борисенко из г. Королёва (спасибо ей!), которая провела анкетирование по поводу учебника своих одиннадцати-классников и пришла к печальному выводу: “Первый вывод: учебник литературы старшеклассники не читают. Можно почти с уверенностью сказать, что ученика, который бы прочитал учебник 11-го класса, очевидно, не существует в природе”.
Когда я принял предложение издательства «Academia», в полной мере не подозревал о подобных трудностях. Но первоначально сформулировал для себя главный тезис, который был ответом на этот диагноз учительницы.
Учебник литературы — это книга, которую не только обязаны изучать, но которую хотелось бы прочитать. В идеале — не только по главам, параграфам и разделам, но целиком, как нормальную, интересную книгу о русской литературе ХIХ века, со своим сюжетом, композицией, стилем. Причём увлекательность надо не привносить в предмет со стороны (придумывая, как в младших классах, путешествия в страну сказки и на острова баллады), а найти в самой проблематике великих текстов и способах её подачи.
Оглавление — визитная карточка книги. Конечно, можно, как в примерной программе, десять раз подряд повторить формулировку «Жизнь и творчество…». Можно так, но можно и по-иному. В результате долгих проб появилась моя любимая (пока) диалектическая “формулировка с двоеточием”, задача которой — обозначить тему очередного параграфа и в то же время до поры до времени скрыть её; смысл должен проясниться только после чтения.
Вот как, к примеру, выглядит оглавление биографического раздела «И. С. Тургенев»: Усадьба и университет: проза и поэзия. Светский лев: роковая любовь. Писатель-скиталец: западник — о России. Трезвый среди пьяных: ссоры и разрывы. Хранитель предания: культура как родина.
Аналогично структурируются и аналитические разделы.
«Отцы и дети»: Летописец эпохи: культурно-героический роман. Герой времени: нигилист как философ. Отцы и дети: оригиналы и пародии. Три испытания: дуэль, любовь, смерть.
«Преступление и наказание»: Жанр: идеологический роман. Петербург: город странный, город страшный. Униженные и оскорблённые: “некуда пойти”. Теория Раскольникова: арифметика и алгебра. Герой и теория: проверка жизнью. Эпилог: “их воскресила любовь…”.
Каждый практикующий учитель, надеюсь, заметит здесь привычную проблематику, сформулированную, однако, в чуть сдвинутом, эксцентричном ключе. Таким образом я пытался поймать читателя-школьника (и не только его) на крючок интереса.
В сходной манере написан и основной текст книги. Я специально старался, чтобы “замечательные” формулировки — “ярко и образно”, “мировое значение творчества…” и т. п. — даже случайно не прокрались в текст.
Материал любого учебника включает четыре главных уровня: общие историко-литературные главы — биография автора — анализ отдельного произведения или художественного мира — методический аппарат, вопросы и задания. Каждый из них я стремился выстроить наиболее удобно и логично для возможного читателя.
Девятнадцатый век — уже позапрошлый. Возможно, в том числе и на школьном уровне, посмотреть на него в его цельности и завершённости. Поэтому вместо глав, освещающих отдельные периоды, учебник начинается с двух больших разделов: «Девятнадцатый век: кровь, железо и золото» и «Новая русская литература: направления и поколения», дающих основную историческую и литературную информацию.
Первая общая идея, на которой строится учебник, вполне привычна: русская литература ХIХ века развивалась в реалистических параметрах, пережила три основные эпохи реализма. Вторая (позаимствованная у С. Залыгина) не совсем тривиальна: классики от Пушкина до Толстого — словно одна большая семья, их могла родить одна женщина. Этим тоже объясняется сходство проблематики и эстетических принципов.
Филология — не только серьёзная, но и весёлая наука. Эти два самых серьёзных и абстрактных раздела завершались главкой «Другая история литературы: весёлые ребята», в которой, под защитой любившего анекдоты Пушкина, из достаточно известных «Анекдотов о русских писателях» выстраивалась любовно-пародийная история коллективного сочинения романа «Герой нашего времени». После авторских сокращений и издательской редактуры она, увы, исчезла.
Биографические главы о каждом авторе, кроме “треугольника «золотого века»” (о жизни Пушкина, Лермонтова и Гоголя идёт речь в 9-м классе) строятся однородно. В каждой из них предпринимается попытка дать не хронологическую канву, а психологический портрет писателя, представить драму его судьбы (ведь у каждого русского классика есть своя драма, свой “роман жизни”, который можно поставить на полку как ещё один том собрания сочинений). Но для удобства чтения и возможного контроля каждая такая глава сопровождается хронологической табличкой (10–12 ключевых дат). В приложении даются и ещё несколько таблиц, систематизирующих в удобной для запоминания форме исторические и биографические даты.
В аналитических главах даётся либо целостный анализ включённого в стандарт ключевого произведения (от «Медного Всадника» до «Вишнёвого сада»), либо, когда речь идёт о лирике, описание художественного мира (тогда в главу не обязательно включаются все рекомендованные в программе стихи; речь идёт о принципах, которые можно дедуцировать, использовать при анализе и других текстов).
Методический раздел, помимо привычных репродуктивных вопросов, содержит творчески-контекстуальные задания: здесь на какую-то проблему предлагается посмотреть глазами другого, более позднего, художника, увидевшего больше, чем может заметить нетренированный и незаинтересованный взгляд.
Подобных заданий в первоначальном варианте было довольно много. Через них в учебнике литературы ХIХ века как критики-интепретаторы появлялись Цветаева, Булгаков, Набоков, Солженицын, Д. Самойлов, Ю. Трифонов. Но поскольку такие задания требовали больших цитат-иллюстраций, большинство из них исчезло при сокращении. Возможно, они пригодятся в методическом пособии.
Цитированная уже Н. Борисенко, как и многие другие, жалуется на перегрузку учебника лишним материалом. Способом борьбы с ней я выбрал строгое ограничение. Во-первых, в учебнике резко сокращён персонажный фон. В нём нет главок ни о современниках Пушкина, ни о шестидесятниках. Тем, кому нужен материал о Баратынском или А. Толстом, придётся обращаться к другим книгам.
Во-вторых, у меня практически нет разговора о произведениях, которые не изучаются монографически. «Обыкновенная история», «Идиот» или «Анна Каренина» упоминаются в биографических главах, но не анализируются, даже кратко. Обычно таких полупересказов-полуанализов в существующих пособиях набегает десятки страниц, но не очень понятно, чем эти рефераты отличаются от брошюр с “кратким содержанием” и зачем они нужны, если программа не предполагает самостоятельного чтения этих текстов.
Зато анализ программных текстов в моём учебнике отвечает обычным филологическим критериям: каждая цитата сопровождается ссылкой на источник (часть, глава, действие и явление, заглавие статьи). Все свои разборы и размышления я старался не декларировать, а аргументировать, предполагая самостоятельное обращение ученика к тексту, проверку, возможность иной точки зрения.
Как бы ни сложилась судьба моего учебника (“хороших книг много, зачем же писали, старались”), одной вещью могу гордиться уже сейчас. Школьный учебник уже целый год (правда, без заданий) печатает — не по моей, а по собственной инициативе — литературный журнал «Звезда» в специально для этого созданном разделе «Школьный балл». Такого в истории нашей журналистики я не припомню. Интересующиеся могут обратиться в библиотеку, интернетовский «Журнальный зал» (znamia) или на сайт журнала. Кстати, там есть разделы, в издательстве попавшие под сокращение.
От редакции. Примеры заданий из учебника И. Н. Сухих вы найдёте на последней полосе в нашей традиционной рубрике «Задание со звёздочкой».