Александр Иванович Герцен
Александр Иванович Герцен родился 25 марта (6 апреля) 1812 года в Москве, в семье богатого, родовитого, хотя и не титулованного дворянина Ивана Алексеевича Яковлева. Мать будущего писателя – Генриетта Луиза Гааг – была дочерью мелкого штутгартского чиновника. Юность и красота бедной девушки-немки обворожили сорокапятилетнего русского аристократа. Последовала романтическая история с бегством юной красавицы из родительского дома. В семнадцать лет она стала матерью и жительницей Москвы, однако, поменяв отчество, она не поменяла лютеранскую веру на православную и, став матерью сына Яковлева, не стала его «законной» женой.
Немецкое слово «Herz» (сердце) в русском варианте образовало новую фамилию «Герцен», которую и стал носить их сын Александр.После московского пожара семя Яковлева около года проживала в своих имениях в Ярославской и Тверской губерниях, затем вернулась в Москву. Здесь «Шуша» - так в детстве звали Александра Герцена домашние, - рос, как и многие сверстники его среды. Нянюшки, мамушки, гувернеры, домашние учителя…
Особым прилежанием Шуша не отличался, но все науки, которыми обременяли его каждый на свой лад многочисленные наставники, благодаря необыкновенным способностям давались ему легко. «Все видели в Шушке только баловня, - вспоминала потом Т. Пассек, - из которого не будет никакого толка, но никто не умел из-за баловства рассмотреть, сколько ума, добродушного юмора и нежности было в этом ребенке».Присутствие в доме двух религий: православной – отца и лютеранской – матери не делали ни одну из них для сына обязательной.
Однако он не рос атеистом, но вопросы религии никогда его не волновали, с детства он усвоил религиозную терпимость и черпал в религии лишь нравственные начала.«Мой отец, - писал Герцен, - считал религию в числе необходимых вещей благовоспитанного человека; он говорил, что надобно верить в Священное писание без рассуждений, потому что умом тут ничего не возьмешь, и все мудрования затемняют только предмет; что надобно исполнять обряды той религии, в которой родился, не вдаваясь, впрочем, в излишнюю набожность, которая идет старым женщинам, а мужчинам неприлична…» Сам же Иван Алексеевич дослужился при Екатерине II до звания гвардии капитана, со смертью императрицы вышел в отставку, а в 1801 году уехал за границу, где вел праздный образ жизни, пока не встретил в 1811 году Луизу Гааг.Когда сыну исполнилось пятнадцать лет, отец пригласил к нему священника давать уроки богословия, поскольку это было нужно для поступления в университет.
Русскую грамматику, словесность, историю, географию и арифметику преподавал Герцену студент-медик Иван Протопопов. Он ввел своего «питомца» в круг тех литературных интересов, которыми жило тогда передовое московское общество. Французскому языку обучал состарившийся уже якобинец – француз Бушо. Он недолюбливал своего ученика, видел в нем только русского барчонка и не раз говорил ему: «Из вас ничего не выйдет».Александр любил дворовых людей, много времени проводил в «людской» или в «девичьей», участвовал в их разговорах, знал их заботы и нравы, иногда даже помогал кому-то, заступался.
Демократизм привился ему с детства. Однако перелом в его душе произошел тогда, когда живым языком заговорила история. Как-то декабрьским зимним утром приехал брат отца, прозванный в доме «Сенатором», и привез известие о смерти императора Александра I. «На другой день вечером, - вспоминал Герцен, - был у нас жандармский генерал граф Комаровский; он рассказывал о кАРе на Исаакиевской площади, о конногвардейской атаке, о смерти графа Милорадовича.
И тут пошли аресты: «того-то взяли», «того-то схватили», «того-то привезли из деревни»; испуганные родители трепетали за детей. Мрачные тучи заволокли небо».Потом начнется следствие, потом будет объявлен приговор, поразивший общество своей жестокостью: 13 июля 1826 года П. И.
Пестеля, С. И.Муравьева-Апостола, К.
Ф. Рылеева, М. П.Бестужева-Рюмина и П. Г.
Каховского повесили. «Победу Николая над пятью торжествовали в Москве молебствием, - писал потом Герцен, - … Мальчиком четырнадцати лет, потерянным в толпе, я был на этом молебствии, и тут, перед алтарем, оскверненным кровавой молитвой, я клялся отмстить казненных и обрекал себя на борьбу с этим троном…
»После памятного молебствия по случаю расправы с декабристами в душе юного Герцена все перевернулось. «Разумеется, что и чтение мое переменилось. Политика вперед, а главное – история революции… »Теперь «русский барчонок» стал все чаще донимать своего учителя старика француза Бушо вопросами о «его» революции.
Бушо, почувствовав, что ученик проникается симпатией к идеям французской революции, как-то заметил ему: «Я, право, думал, что из вас ничего не выйдет, но ваши благородные чувства спасут вас».Вскоре Герцен познакомится со своим дальним родственником Николаем Огаревым («Ником»). Как-то летним днем 1827 года юные Герцен и Огарев, оказавшись на Воробьевых горах, дали свою знаменитую клятву. «Садилось солнце, купола блестели, город стлался на необозримое пространство под горой, свежий ветерок подувал на нас, постояли мы, постояли, оперлись друг на друга и, вдруг обнявшись, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать нашей жизнью на избранную нами борьбу…
»Будучи мальчиком, Герцен, движимый патриотическими чувствами, мечтал поступить в полк, и эта его мечта совпадала с желанием отца. Но теперь служба в армии стала скучной и одновременно опасной, опасной не ввиду предстоящих баталий, а ввиду деятельности вновь созданного и снискавшего себе мрачную славу III Отделения полиции. Богатые и родовитые родители теперь предпочитали приписыватьсвоих сыновей к различным канцеляриям или определять в университет. Сначала Герцена отец приписал к канцелярии, именуемой Кремлевской экспедицией, а осенью 1829 года Герцен поступает в Московский университет, правда, к удивлению близких, не на гуманитарное отделение, а на физико-математическое. «Число воспитывающихся было мало, - писал Герцен о Московском университете той поры, - но и те получали не то, чтобы объемистое воспитание, а довольно общее и гуманное: оно очеловечивало учеников всякий раз, когда принималось.
А человека-то именно было не нужно. Приходилось или снова расчеловечиваться – так толпа и делала, - или приостановиться и спросить себя: «Да надобно ли непременно служить? » Для большинства настало время праздного существования в отставке, деревенской лени, халата, странностей, карт, вина.
Для других время внутренней работы. Жить в нравственном разладе с собой они не могли. Возбужденная мысль требовала выхода. Разрешение разных вопросов мучило молодое поколение и обусловливало распадение его на разные круги».В Московском университете тогда почти безраздельно царствовала немецкая философия, а Шеллинг и Гегель были настоящими властителями дум молодого поколения.
Большинство московских гегельянцев и шеллингианцев выросло в помещичьих усадьбах и с детских лет впитывало в себя красоту родной природы, природа возбуждала поэтические чувства и мысль о земной гармонии. Шеллинг стремился одухотворить природу, и в его философской системе она представлялась многоступенчатой Вещью, по которой дух поднимается к самому себе. Отсюда в поэзии природа – действующее лицо, с которым поэт или приходит к согласию, или вступает в конфликт. Одновременно система Шеллинга, возбуждая внимание к природе, вызывала интерес к естественным наукам.
И не случайно именно в студенческие годы Герценом написаны статьи «О месте человека в природе» (1832) и «Аналитическое изложение солнечной системы Коперника» (1833), а в 1829 и 1830 годах он публикует в журналах «Вестник естественных наук и медицины» и «Атеней» переводы и рефераты, посвященные вопросам естествознания. В университете той поры образовалось несколько кружков, но главные из них это: кружок Н. Станкевича – В. Белинского – М. Бакунина и кружок Герцена – Огарева.
Свой кружок Герцен характеризовал так: «Мы проповедовали декабристов и французскую революцию, потом проповедовали сенсимонизм и ту же революцию, мы проповедовали конституцию и республику, чтение политических книг и сосредоточения сил в одном обществе. Но пуще всего проповедовали ненависть ко всякому произволу». Герцен, увлеченный революцией, политикой и социальными вопросами, обратился к Гегелю, чтобы увереннее громить своих оппонентов. Проштудировав его основательно, он вдруг пришел к выводу: «Философия Гегеля составляет алгебру революции». И тут не было натяжки.
Ведь сам Гегель говорил: «Герои, создавая своею деятельностью новый мир, приходят в противоречие со старым порядком и разрушают его: они являются нарушителями существующих законов. Поэтому они гибнут, но гибнут, как отдельные лица; их наказание не уничтожает представляемого ими принципа… принцип торжествует впоследствии, хотя бы и в другой форме…»Эти слова Гегеля звучали как призыв к борьбе. Спустя много лет Герцен в «Былом и думах» будет так вспоминать свои студенческие годы: «Тридцать лет тому назад Россия будущего существовала исключительно между несколькими мальчиками, только что вышедшими из детства, до того ничтожными и незаметными, что им было достаточно места между ступней самодержавных ботфорт и землей – а в них было наследие 14 декабря, - наследие общечеловеческой науки и чисто народной Руси».
Летом 1833 года Герцен окончил университет со степенью кандидата, впереди его ждала самостоятельная жизнь. «Я так много обязан университету и так долго после курса жил его жизнью, с ним, что не могу вспоминать о нем без любви и уважения. В неблагодарности он меня не обвинит, по крайней мере, в отношении к университету легка благодарность, она нераздельна с любовью, со светлым воспоминанием молодого развития… »После окончания университета не разорвались товарищеские связи, не рухнули прежние мечты и надежды, не утратилась жажда к познанию.
Герцен вместе с Огаревым вынашивают идею создания нового журнала. Вчерашние студенты Московского университета стоят самые обширные планы своей будущей деятельности, однако вездесущее III Отделение очень скоро внесло свои «коррективы» в планы молодых людей. В ночь на 10 июля 1834 года арестовали Огарева по «делу о лицах, певших пасквильные стихи». Чуть ранее по доносу агента III Отделения Ивана Скаретки были арестованы молодые люди, распевавшие на пирушке «наполненные гнусными и злоумышленными выражениями против верноподданнической присяги» песни.
Кто-то показал, что одним из авторов этих песен является Огарев, и того тут же арестовали. При обыске нашли письма Герцена, и в ночь на 21 июля 1834 года его также арестовали и отвезли в Пречистенскую часть. Начались допросы в следственной комиссии.
Месяца через два князь Голицын донесет Бенкендорфу: «Герцен подвергнут аресту по дружественной связи с Огаревым. Он человек самых молодых лет, с пылким воображением, способностями и хорошим образованием. В пении пасквильных стихов не участвовал, но замечается зараженным духом времени. Это видно из бумаг и ответов его.
Впрочем, никаких злоумышлений или связей с людьми неблагонамеренными доселе в нем не обнаружено». В апреле 1835 года Герцен будет выслан в Пермь под строгий надзор полиции, а Огарев в Пензенскую губернию. По сути дела, их самостоятельная жизнь начнется со ссылки. Вскоре по прибытию в Пермь Герцен узнает, что его переводят в Вятку.
Туда он прибывает 19 мая 1835 года. Служба в канцелярии ему покажется более тяжелой и отвратительной, чем пребывание в тюрьме. «Я смотрю, как на блаженное время, на прошлые 9 месяцев тюрьмы. Там возвышалась душа моя, там прах земной слетал с нее…
» В 1837 году в Вятку приедет наследник в сопровождении Василия Андреевича Жуковского, который не останется безучастным к судьбе молодого Герцена. В конце года его переведут во Владимир, куда он прибудет 2 января 1838 года. Во время своего пребывания в Вятке Герцен работает над повестями «Первая встреча», «Легенда», «Вторая встреча», «Из римских цен», «Вильям Пен». В 1836 году в журнале «Телескоп» он опубликует под псевдонимом «Искандер» статью «Гофман».
В Вятке у него завяжется переписка с кузиной Натальей Александровной Захарьиной. 27 января 1838 года уже из Владимира он пишет ей: «Я был сегодня в монастыре, в котором погребен был Александр Невский, - и что же – мне вдруг так ясно представилось, что под этими сводами, под которыми стоял святой князь, перед этим черным иконостасом стою я и ты, живо-живо. Вот священник в облачении надевает кольца, вот мы взглянули друг на друга, и горячая слеза молитвой катится из глаз, твоя рука в моей…
и я готов был плакать, и сердце билось. Нет, нет, ты должна быть моя, год сроку – не больше». В действительности Герцен был более нетерпелив и решителен, чем сам о себе предполагал. Он в чем-то повторит историю своего отца. 8 мая того же года он с помощью друзей похитит Наталью, и на следующий день любящие молодые люди обвенчаются.
Через год с небольшим (13 июля 1839 года) у них родится сын Александр. И литературная деятельность, и семейная жизнь началась у Герцена в неволе. Во Владимире Герцены жили уединенно и счастливо.
Александр много и серьезно работал. Надеялись на скорое возвращение в Москву. Хотя Герцен узнал о снятии с него полицейского надзора 28 июля 1839 года, окончательно покинуть Владимир им удалось только в начале следующего года. В 1840-1841 годах в «Отечественных записках» будет опубликована повесть Герцена «Записки одного молодого человека», в которой найдут завершение ранние автобиографические его опыты. В этой повести Герцен уже освобождается об абстрактно-романтических увлечений и становится на путь реализма.
В том же 1841 году он начинает работу над самым крупным и самым значительным своим художественным произведением – «Кто виноват? ». Но и это произведение ему будет суждено начать в ссылке. За резкий отзыв в письме к отцу о произволе полиции в 1841 году его вышлют в Новгород.
В Москву ему разрешат вернуться только летом 1842 года. Эта повесть давалась трудно. 2 августа 1842 года Герцен запишет в дневнике: «Повесть не мой удел, это я знаю и должен отказаться от повестей». Первую главу посылает в «Отечественные записки». Трудно сказать, продолжил бы Герцен свою работу над повестью, не найди он тогда поддержки Белинского.
В предисловии к лондонскому изданию романа «Кто виноват? » (сначала он определял жанр этого произведения как повесть) Герцен признавался: «Я и не думал ни печатать, ни продолжать ее. Белинский взял у меня как-то потом рукопись, - и со своей способностью увлекаться он, совсем напротив, переоценил повесть в сто раз больше ее достоинства… » А Белинский действительно писал Герцену: «Такие вещи, как «Кто виноват? », не часто приходят в голову, а между тем одно такой вещи достаточно бы для успеха альманаха».
В то время Белинский намеревался издавать альманах «Левиафан».Первые четыре главы романа «Кто виноват? » увидели свет в 12-м номере «Отечественных записок» за 1845 год. Следующие три главы – в 4-м номере этого же журнала за 1846 год, а полностью роман был опубликован в 1847 году как приложение к журналу «Современник». Роман имел большой успех; Некрасов от него был в восторге.
Очень высоко оценил роман Т. Грановский. Молодой автор «Бедных людей», пожинавший тогда настоящую литературную славу, писал своему брату Михаилу 1 апреля 1846 года: «Явилась целая тьма новых писателей, иные мои соперники, из них особенно замечателен Герцен и Гончаров.
Первый печатался, второй – начинающий и не печатавшийся нигде. Их ужасно хвалят… » По словам А. Григорьева, роман вызвал «чрезвычайно много шуму».
Один из современников утверждал, что Герцен «стал одним из любимейших писателей молодежи».В 9-ом номере «Современника» была напечатана повесть Герцена «Доктор Крупов» (под названием «Из сочинений доктора Крупова»), а во 2-ом номере «Современника» за 1848 год – небольшая повесть «Сорока-воровка». После возвращения из ссылки Герцен пишет не только беллетристические произведения, а в 1842-1843 годах им была написана философская работа «Дилетантизм в науке», а в 1844-1846 годах – философская работа «Письма об изучении природы», в которых он вставал на точку зрения материалистического объяснения мира. Если художественные произведения Герцена находили живой отклик и поддержку у его друзей, то совсем иначе они относились к его новым философским взглядам.
Герцен все чаще и чаще стал подумывать о поездке за границу. И причиной тому были не только гнет полицейского надзора и террор цензуры. Он становился почти одиноким среди друзей. Однажды Герцен и Огарев встретились с близким им тогда Е.
Коршем. После этой встречи опять горечь. «Мы расстались мирно. Я, немного краснея, думал о моей «наивности», а потом, когда остался один и лег в постель, мне показалось, что еще кусок сердца отхватили – ловко, без боли, но его нет!
»Все настойчивее становится желание уехать за границу. «Ехать – ехать вдаль, надолго, непременно ехать! Но ехать было не легко.
На ногах была веревка полицейского надзора… »6 мая 1846 года умирает отец, и теперь Герцен становится материально совершенно независимым человеком. В конце концов он добивается снятия с него полицейского надзора и получает заграничный паспорт. «…Шесть-семь троек провожали нас до Черной Грязи…
Мы там в последний раз сдвинули стаканы и, рыдая, расстались...Это было 21 января 1847 года».За границей Герцен окунулся в водоворот исторических событий. Национально-освободительное движение в Италии. Революция 1848 года во Франции…
Поражение этой революции. Кровавая диктатура Наполеона III…«Париж расстреливает без суда… Что выйдет из этой крови?
– кто знает: но что бы ни вышло, довольно, что в этом разгаре бешенства, мести, раздора, возмездия погибнет мир, теснящий нового человека, мешающий ему жить, мешающий водвориться будущему…»Подобные настроения, вызванные подавлением французской революции, окажутся не мимолетными, через десятилетие они отзовутся в споре «Колокола» с «Современником», то есть Герцена с Чернышевским по поводу исторической роли Европы и России. В то время Герцен вынужден был покинуть Францию. Некоторое время он живет в Швейцарии и Италии.
Правительство Николая I потребовало от Герцена возвращения в Россию. На его отказ последовало решение Государственного совета лишить Герцена «всех прав состояния». Так Александр Иванович Герцен становится изгнанником. 16 ноября 1851 года, пребывая в Ницце, Герцен отправляется на пристань встречать пароход «Город Грасс», на котором приезжают его мать и сын Николай.
Но вместо ожидаемого парохода причаливает пароход «Нант и Бордо», привезший страшную весть – «Город Грасс» потерпел кораблекрушение и затонул, среди погибших оказались мать и сын Герцена. И это горе наложилось на личную драму: жена увлеклась немецким поэтом и политическим деятелем Георгом Гервегом, человеком, не отличающимся большой порядочностью. Только начали улаживаться отношения Герцена с женой, как Гервег присылает Герцену письмо с вызовом на дуэль. Дуэль не состоялась, но низость и вероломство Гервега доконали Наталью Александровну.
30 апреля 1852 года она родила сына, но новорожденный прожил только сутки, а еще через сутки не стало и самой Натальи Александровны. Она была похоронена 3 мая 1852 года на городском кладбище в Ницце. В течение нескольких месяцев Герцен потерял мать, жену и восьмилетнего сына.
Теперь на его руках осталось трое детей: тринадцатилетний сын Александр, восьмилетняя дочь Наталья и четырехлетняя дочь Ольга.В августе 1852 года Герцен переезжает в Лондон – начинается самый плодотворный период его литературной и общественной деятельности. К этому времени Герцен уже стал в Европе довольно популярной фигурой.
Он уже автор работ «Русский народ и социализм», «О развитии революционных идей в России», о которой известный французский историк Мишле сказал: « Героическая книга великого русского патриота». Им уже написаны статьи, которые потом составят книгу «С того берега», и статьи из цикла «Письма из Франции и Италии». В Лондон Герцен прибыл в тяжелом состоянии духа. «Мне в будущем ничего нет, и нет мне будущего», - пишет он в Париж Марии Каспаровне Рейхель. А 5 ноября 1852 года он уже ей сообщает: «…
у меня явилось френетическое (непреодолимое) желание написать мемуар…» Этот «мемуар» и станет тем мировым шедевром, в котором во всем блеске раскроется художнический талант Герцена. «Былое и думы» - это эпическое полотно русской действительности, органически связанное с жизнью Европы, в котором действующие лица выступают под собственными именами, а события в своей житейской и исторической достоверности.
В эмиграции Герцен, будучи оторван от родной почвы, напишет всего лишь несколько художественных произведений («Поврежденный», «Трагедия за стаканом грока», «Скуки ради»), однако ничто не сможет оборвать духовную связь Герцена с родиной. В предисловии к «Былому и думам» он напишет: «… одно воспоминание вызывало сотни других; все старое, полузабытое воскресало: отроческие мечты, юношеские надежды, удаль молодости, тюрьма и ссылка…» И конечно, еще его любовь к Наталье. Любовь эта теперь ушла в «былое», но «думы» о ней не покинули Герцена.
Поначалу он намеревался начать книгу с того, как они январским днем 1847 года покидали Москву, но чувства, мысли и воспоминания не отпускали его с родных берегов. Когда-то Герцен любил говорить: «Мы дети 1812 года». Именно этим годом и начнет он свое повествование. Четыре части из восьми будут посвящены тому времени, когда Герцен жил в России. Над «Былым и думами» он будет работать до конца своих дней и доведет действие произведения до 1868 года, правда, последняя часть будет представлена «отрывками».
Но увлекшись воспоминаниями, Герцен не отодвинет в сторону заботы сегодняшнего дня. 21 февраля 1853 года он пишет обращение «Братьям на Руси», в котором извещает о начале вольного русского книгопечатания. «Юрьев день! Юрьев день! » - первая прокламация, отпечатанная 22 июня 1853 года вольной русской типографией. И в ней будет поднят главный вопрос для России – вопрос об отмене крепостного права. В феврале 1855 года, в разгар Крымской войны, внезапно умер Николай I. Его смерть в передовом русском обществе вызвала естественный вздох облегчения. Сдача в августе месяце того же года Севастополя вызвала скорбь, однако желание деятельности и возможность деятельности смыли остатки первоначальных тягостных настроений. Новый российский император хотя и не был по своему характеру преобразователем, но сама жизнь заставила его искать выхода из острого кризисного положения. Первые месяцы царствования Александра II отмечены целым рядом распоряжении, отменявших различные запретительные и ограничительные меры в отношении печати, литературы и просвещения. Были возвращены из сибирской ссылки декабристы и многие польские патриоты. С начала 1858 года разрешалось открыто обсуждать крестьянский вопрос в печати. Впервые в России вопрос о крепостном праве обрел права гласности. Герцен откликнулся на русские события созданием альманаха «Полярная звезда», оказавшим сильное влияние на развитие русской общественной мысли. «Мы кладем у порога России, - писал Герцен, - первую книжку «Полярной звезды» и ждем с доверием и самоотвержением, усыновите ли вы ее, узнаете ли вы в ней хоть слабый отблеск «Полярной звезды» Рылеева и Бестужева». В 1856 году в Лондон приехал Огарев, налаживались связи с Россией. С 1856 года издаются сборники статей и корреспонденцией «Голоса из России», а с 1857 года начинает издаваться газета Герцена и Огарева «Колокол».В первые годы после смерти Николая I воодушевление в русском обществе было искренним, но оно оказалось недолгим, столь же недолгим было и единодушие тех, кто еще совсем недавно верил в возможность забыть былые разногласия. В 1858 году произошел раскол в «Современнике», размежевавший бывших союзников на два лагеря: разночинно-демократический и либерально-дворянский. Казалось бы, три года не столь уж большой срок, чтобы так накалить общественную атмосферу и поставить бывших литературных партнеров во враждебные друг к другу отношения. Но вопрос о крепостном праве, имевший уже давнюю историю, естественно, в своей завершающей стадии достиг предельной остроты, что, в общем-то, и привело к столь резким и скоротечным размежеваниям даже в рядах тех, кто боролся против крепостного права. Герцен не разделял взгляд либералов, но он не принял и радикализма Чернышевского и Добролюбова. В 1859 году между «Колоколом» и «Современником» началась полемика. «Мы расходимся с вами, - писал Герцен, - не в идее, а в средствах; не в началах, а в образе действования. Вы представляете одно из крайних выражений нашего направления». Герцен еще надеялся, что освобождения крестьян с землей можно добиться и без «топора». Летом 1859 года Чернышевский ездил к Герцену в Лондон, но достичь согласия не удалось.Реформа 19 февраля 1861 года обнажила свой антинародный характер. Весной и летом крестьянские волнения охватывают несколько губерний. Осенью в Петербурге начались волнения среди студентов. Неспокойно становились в Польше. В мае 1862 года в Петербурге начались пожары. В июне правительство закрыло на 8 месяцев журналы «Современник» и «Русское слово». Герцен и Огарев деятельно помогают польским революционерам, принимают участие в создании в России организации «Земля и воля».В первых числах июля по доносу агента III Отделения был арестован Павел Ветошников, везший «почту» от Герцена и Огарева. В одном из писем Герцен предложил издавать «Современник» в Лондоне. Этой «улики» III Отделению оказалось достаточно, чтобы арестовать Чернышевского. Почти два года длилось следствие. 19 мая 1864 года на Мытнинской площади состоялся ритуал гражданской казни Чернышевского.«Колокол» откликнется на это заметкой Герцена: «Чернышевский осужден на семь лет каторжной работы и на вечное поселение. Да падет проклятием это безмерное злодейство на правительство, на общество, на подлую, подкупную журналистику, которая накликала это гонение…»Вскоре Герцен навсегда покинет Лондон и сначала поселится в Женеве, куда переведет вольную русскую типографию, потом начнутся его странствия по Европе. 19 декабря 1869 года он приехал в Париж, где вскоре заболел воспалением легки