ЗА УЧИТЕЛЯ И БЕЗ УЧИТЕЛЯ
Итак, после многомесячной (многолетней) борьбы на сайте, посвящённом единому государственному экзамену, появилась стенограмма-изложение III Всероссийского совещания, посвящённого итогам эксперимента по введению ЕГЭ в 2003 году и постановке задач на 2004 год.
Ах, читать бы и радоваться:
В. А. Болотов (первый зам. министра Филиппова: он отвечает за ЕГЭ): “Отработаны все вопросы, было очень много проблем, но технология показала свою устойчивость, cтрана готова к ЕГЭ”.
В. В. Садырин, начальник главного управления образования и науки Челябинской области: “Общество готово к введению ЕГЭ”.
В. И. Волчихин, ректор Пензенского государственного университета: “ЕГЭ довольно позитивно воспринимается общественностью”.
Х. Х. Сохроков, министр образования и науки Кабардино-Балкарской Республики: “ЕГЭ был реализован качественно и успешно”.
Ю. Т. Пименов, ректор Астраханского государственного технического университета: “Наша общая оценка ЕГЭ — положительная. Результатам ЕГЭ можно доверять”.
Л. Э. Глок, начальник управления образования администрации Томской области: “В целом ЕГЭ в Томске прошёл на высоком уровне”.
Л. Ф. Ковалёв, министр образования Ростовской области: “Очевидно, что ЕГЭ нужно вводить”.
В. В. Евстигнеев, ректор Алтайского государственного технического университета: “В основном, все поддерживают ЕГЭ” (пунктуация сайта. — Г. К.)
Г. С. Ковалёва, заведующая Центром оценки качества образования Института общего среднего образования РАО: “Мы используем результаты международных и российских исследований. Результаты ЕГЭ коррелируют с результатами независимых исследований”.
В. А. Хлебников, директор Центра тестирования Минобразования России: “Технологический успех очевиден”.
А. Г. Шмелёв, профессор МГУ, почему-то говорит о портале ege. edu. ru. Возможно, потому что он ответственен за этот портал?
В. Ж. Куклин, зам. директора НИИ высшего образования: “Специально проведён анализ по медико-психологическим аспектам ЕГЭ: разницы между ЕГЭ и обычными экзаменами не установлено”.
А. М. Протасов, зам. декана Московского института электроники и математики: “Подготовлена единая программа сбора данных для региональных баз данных. Единый web-интерфейс”.
Словом, читать бы и радоваться такому единодушию совещания у министра, если бы кроме тех, кого я перечислил, выступали бы и те, ради которых было созвано это совещания — обычные учителя. Но если они и присутствовали на совещании, то не выступали. Во всяком случае, я добросовестно следовал стенограмме. Кроме перечисленных мною людей, выступал только министр, и о его выступлении у нас ещё будет возможность поговорить.
Спросят: а не кажется ли мне, что, допустим, региональные представители уполномочены своими учителями выступать от их имени?
Отвечаю: не кажется!
Я неоднократно бывал в Челябинске и в Челябинской области (в частности, в закрытом городе Озёрске). Радовался тому глубокому интересу, которые проявляют к литературе учащиеся их физико-математических лицеев. Видел в них образ будущей интеллигенции России. С удовлетворением прочитал в «Новом мире», что, судя по материалам учеников Озёрского лицея, напечатанным в своё время в газете «Литература», можно говорить об озёрской педагогической школе.
А школа «Вдохновение», несколько лет функционировавшая в Челябинской области? В зимние и летние каникулы приезжали сюда учащиеся, чтобы совместить полезное с приятным: свой отдых с лекциями, которые им читали лучшие учителя по литературе города и области. Мне приходилось общаться и с этими учениками. Впечатление — самое отрадное: они блистательно ориентируются в сложнейших вопросах литературы и литературоведения, несмотря на то, что в основном они из математических или физических лицеев.
И вот читаю в выступлении челябинского начальника В. В. Садырина на совещании у министра: “В 2002 году в Челябинской области проводился ЕГЭ по 2 предметам, в 2003 — по 8 предметам, в 2004 году планируется ЕГЭ по 11 предметам”. И не читаю, а знаю, что стараниями таких чиновников, как Садырин, литература из школы изгоняется. Садырин попросту и сам не сознаёт, на каком богатстве сидит. Привыкший одобрять вышестоящих, он готов им в угоду поступиться общественным мешком с золотом!
Приходилось мне бывать на всероссийских олимпиадах по литературе. Наблюдал я, какими сложнейшими были задаваемые участникам вопросы, как, однако, немало участников с ними справлялось.
Чья это заслуга? Чиновников, которые пели ЕГЭ “Славься!…” на совещании у министра?
Нет, конечно! Это заслуга педагогов и прежде всего их! Тех, с кем никак не хотят считаться чиновники от образования.
Особенно отвечающий за ЕГЭ Виктор Александрович Болотов. Ему хоть кол на голове теши, а он всё своё: “Обсуждается возможность совмещения экзаменов по русскому языку и литературе. До конца октября должно быть принято решение”. Спрашивается, а кто решать-то будет? Глупый вопрос, скажут и будут правы: решать будут не учителя, решать будет министерство, даже конкретно — первый заместитель министра В. А. Болотов. Это он себе сроки устанавливает. Подсчитывает, когда можно будет вконец уничтожить литературу как школьный предмет, совместить её с ничего общего с ней не имеющим русским языком. Иначе говоря: ввести выпускное изложение или выпускной устный экзамен.
А ведь всё начиналось с воплей чиновников, что любые оценки сочинения субъективны. И вот — приехали: оказывается, нет более объективной проверки знаний, чем устный экзамен!
И в заключение — о выступлении министра, о его ответе на критику всех нелепиц, которые выплеснула уже на голову учителей школьная реформа: “ЕГЭ — это не копирование западного опыта. Ни в одной стране нет такой системы единых экзаменов, какую мы строим (с учётом масштабов страны и особых требований к информационной безопасности)”.
Что на это ответить? Применительно к литературе В. М. Филиппов лукавит: ЕГЭ — это копирование западного опыта! Об этом может рассказать министру любой словесник, пробовавший преподавать на Западе. Но дело обстоит ещё хуже. Применительно к литературе ЕГЭ — это уничтожение нашего национального, отечественного опыта, который берёт своё начало едва ли не с николаевского министра Уварова (да-да! того самого реакционера!), который, кажется, первым понял, какое значение для создания гражданского общества имеет гуманитаризация образования.
Впрочем, недавно в сетевом «Русском Журнале» я прочитал в статье Дениса Яцутко: “Автомат Калашникова — одно из базовых явлений отечественной культуры. Не уметь с ним обращаться — всё равно, что не читать Пушкина или Маяковского”. Яцутко выступает в пользу принятого Думой постановления о восстановлении начальной военной подготовки в и без этого сверх ушей перегруженной школы. Не касаясь сейчас вопроса о том, насколько необходимо современному школьнику изучение НВП, хотелось бы обратить внимание на другое — на не сравнение даже, а приравнивание владения автоматом Калашникова к знанию наших литературных классиков. Боюсь, что в примерно таком же — агрессивно-воинственном духе мыслят литературные ценности и начальники от образования.
А вот какое к этому отношение имеют наши замечательные и несчастные учителя литературы, я так и не понял.