Сочинение Бельтов и Любонька в романе «Кто виноват?»

Эпизоды романа, рисующие пребывание Бельтова в городе NN. и его пролог, где изображается пребывание Круциферского в усадьбе Негрова, Герцен осложнил подробно написанными предысториями «биографиями» главных героев, а также и «биографиями» их родителей. Эти биографические склонности Герцена - не результат его случайных, личных увлечений, но выражение его понимания изображаемых характеров. Писатель стремится в самом тексте романа распутать и разъяснить «паутину повседневных отношений», которая опутывала характеры его героев. В этих разъяснениях у Герцена проявляются то круповский «антропологизм», то социологические прозрения Бельтова. И последние берут верх.

Судьба героев романа определяется в конце концов не их наследственными свойствами и связями, а их столкновением с властью дворянско-чиновничьего «Голиафа». Обилие и подробность биографий героев, составляющих вместе с прологом большую часть произведения, не изменяют его жанра. «Кто виноват?» остается романом. Однако это роман своеобразного стиля, имеющего немало общего со стилем «Евгения Онегина» и «Героя нашего времени» и вместе с тем вполне оригинального. Все это отразилось и на речевом строе романа. В нем с особенной силой и блеском выразилась способность Герцена к широким обобщениям, не умещающимся в границы сюжета, его склонность к неожиданным и часто парадоксальным историческим сближениям и параллелям, в которых проявлялась его богатая и разносторонняя эрудиция, его умение заострить мысль метким сравнением, изящным афоризмом, язвительным каламбуром.

Недаром Белинский сравнивал талант Герцена с талантом Вольтера. В. Майков, например, считая Герцена человеком «по преимуществу мыслящим, следовательно, рожденным для науки», подчеркивая, что он «несравненно более поражает умом, чем художественностью», тем не менее писал: «Беллетрист в истинном смысле слова, Протей между беллетристами у нас один: автор романа «Кто виноват?»: »2. Даже такой реакционный журнал, как «Сын отечества», дал роману подробную и сочувственную оценку, назвав его автора «оригинальным: блистательным талантом, который должен идти и развиваться своим собственным путем». Даже Шевырев, особенно враждебно встречавший все успехи передового литературного движения, готов был признать в Герцене «живой, замечательный ум», хотя и утверждал, что его «личность, излишне развитая во вред русским понятиям: вредит ему самому и его произведениям». Прямое неудовольствие вызвал у Шевырева язык романа Герцена, и он составил в полемических целях специальный «Словарь солецизмов, варваризмов и всяких «измов» современной русской литературы». Характерная особенность художественной мысли Герцена состоит в том, что эта мысль осознает себя стоящей неизмеримо выше своего предмета и как бы снисходит до него.

Заключая в себе романтическую одушевленность, герценовская мысль вместе с тем полна иронии, настолько живой и активной, что в изображении жизни она всюду получает преобладающее значение. А подчас ирония Герцена становится даже самодовлеющей и перерастает в склонность к остроумию, часто очень меткому, но иногда и не оправданному сущностью изображаемых характеров. Это и было отчасти причиной того, что ирония Герцена не переросла по-настоящему в сатиру в образах отрицательных героев. За эту склонность к излишнему остроумию упрекал Герцена Белинский. Иногда она, давала также повод для резких выпадов со стороны враждебной автору критики. Подобно Вольтеру, Герцен был больше теоретиком, нежели художником.

В отличие от ранних, романтических произведений, в которых его интересовали идейные позиции героев, но не их характеры, он стремится теперь углубиться в характеры своих героев и разгадать обстоятельства, их породившие. Но при этом он не столько воспроизводит характеры во внутренней логике их действий и переживаний, сколько размышляете ней и заставляет размышлять самих героев. Поэтому резкое и в своей крайности несправедливое мнение Белинского, будто в романе Герцена есть «мастерской рассказ, но нет и следа живой поэтической картины» , все же заключает зерно истины. Изображая в характерах главных героев преимущественно умственную рефлексию, Герцен и сам полон ею. Весь его роман пронизан той «глубокой субъективностью», о которой писал Белинский, оценивая «Мертвые души». Но субъективность Герцена особого рода.

Это - не пафос юмора, озирающего жизнь «сквозь видимый миру смех и незримые, неведомые ему слезы». Это - пафос горьких и насмешливых размышлений об обстоятельствах русской жизни. Повествуя, Герцен «переживает беспрерывно прошедшее и настоящее» своих действующих лиц, «ищет оправданий, объяснений, доискивается мысли, истины». Со всеми этими особенностями своего содержания и стиля роман Герцена вошел в историю русской литературы как произведение, отразившее новый момент в развитии передовой, революционной мысли. Выпущенный в печать полностью отдельной книжкой - приложением к первому номеру «Современника» за 1847 г., роман Герцена был воспринят читающей публикой как одно из крупнейших произведений уже сложившейся и быстро набиравшей силы «натуральной школы». И даже некоторые ее враги были вынуждены признать неоспоримые достоинства романа.