Пойдем к Новорожденному


Но вот мы идем в тот дом, где Мария поет колыбельную Божьему Сыну. Он избрал Себе Мать, нашел кроткую душу и чистое лоно. Он нашел Дверь, через которую смог войти в человеческий мир. И вот Он лежит на Ее руках, и привыкает узнавать Ее голос.

Что мы подарим Ему? Конфеты, погремушки, подгузники, фланелевые пеленки и яркие одежки... Да, мало ли с чем можно войти в дом, где есть новорожденный! Тем более - зимой! Елки, гирлянды, шарики, тысячи безделушек с праздничной распродажи.

Нет. Иосиф не пустит нас к Ребенку со всей этой чепухой. Он скажет: "Здесь были волхвы и уже приносили подарки. Золото, ладан и смирну. Больше ничего нести не надо".

- А можно мы подойдем к Ребенку и возьмем Его на руки?

- Подойти к Нему - то же, что "взойти на гору Господню и стать на святом месте Его" (Пс. 23:3) Вы слышали, кто может это сделать?

- Откуда нам знать? Мы - неученые люди.

- "Тот, у которого руки неповинны и сердце чисто - то получит благословение от Господа и милость от Бога, Спасителя Своего" (Пс. 23:4-5) У вас чистые сердца и неповинные руки?

Мы молчим и пятимся к двери, пряча за спину далекие от непорочности руки. Это так естественно для людей, шедших повеселиться, но случайно ступивших на святую землю, не разувшись. И это при том, что глаза наши видят не более того, что видит кошка или пес. А если бы мы имели измененный взгляд и видели Ангелов, склонившихся над колыбелью? Мы бы умерли со страху. Нет, нужно, не поворачивая спины, пятясь и кланяясь, отходить к дверям и быстрее бежать отсюда.

Голос Иосифа остановил нас.

- Вы бы хотели знать, зачем Он родился и кем Он будет?

- Да, но...

- Люди суетны и праздны. Им интересно знать будущее наперед. Подойдите и спросите.

- А Он ответит?

- Спросите Мать. Она умнее всех мудрецов. Она - Живая Книга.

И мы со страхом, не дерзая ослушаться, пошли к молодой Матери, стараясь не скрипнуть ни единой половицей.

- Он не родился, чтобы наслаждаться счастьем, - сказала задумчиво Мария, глядя не на нас, а на Сына. "Он не будет писателем или воином, - тихо продолжила Она, - не будет жить во дворце, не станет путешественником или ученым. Но Он будет Жертвой за всех".

На этих словах и Ребенок глянул на Мать. Глянул умно и тревожно, и потянулся к Ней ручками, как делают дети, прося защиты. Она же взглянула уже на нас тем взглядом, которым смотрит на мир с Владимирской иконы. Слезу мы заметили в глазах у Нее. Слезу, в которой отражался слабый блеск настольной лампы. И нам стало стыдно.

Там, за нашей спиной, где были всего лишь двери, взгляд Марии, казалось, видел все человечество, которое будет выкуплено из рабства греху кровью ее Сна. И взгляд ее говорил: "Понимаешь ли ты, за какую цену будет куплено твое временное счастье и вечное блаженство? Понимаешь ли ты вообще хоть что-нибудь?"

Когда скрипнула дверь, и пришел черед скрипеть под ногами снегу, мы долго не шли, но пятились. Было страшно поворачиваться спиной к дому, где оставался Он.

Шум праздника вернул нас к привычной жизни. Люди резали коньками лед залитого катка, в воздухе было много смеха и музыки, всюду пили глинтвейн и с деревьев свисали гирлянды.

Какая-то компания молодежи чуть не сбила нас с ног. "Вы уже были там?", - закричали они нам на ухо, имея в виду дом, из которого мы возвращались. "Мы тоже сейчас пойдем!"

"Не берите с собой ничего. Там не нужны подарки", - сказали мы им. Но они нас не услышали. Они удалились, играя в снежки и так заразительно хохоча, что мы сами невольно улыбнулись. Одним ртом. Только ртом, но не глазами.