Образ коня в русской литературе
Скачет конь, простору много...
Поезд постепенно набирал скорость после очередной остановки и вскоре уже мчался среди роскошных июльских лугов, полей, лесов — красоты необыкновенной.
Но одно было плохо — тянуло гарью. Горело всё, что могло гореть, ведь это лето было страшно засушливым.
Раздался шум, перекрывающий стук колёс. Откуда он исходил, невозможно было разобрать.
Вдруг из-за леса выбежали лошади, спасающиеся от огня. Они словно летели, их хвосты и гривы развевались от бега. Животные старались обогнать состав, но отставали, отставали... освещённые светом заходящего солнца.
Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница?
Я долго стояла у окна и всё думала: “Что же будет с ними?” — и вспоминала свой недавний разговор с учащимися, которых интересовало, почему в учебнике так много рассказов, повестей о лошадях, о дорогах. Вопрос этот был задан на ходу, и ответ поэтому был кратким.
Но теперь мне хочется рассказать более подробно об этих удивительных животных, о путях, которые они проходят вместе с людьми. Ведь в литературе, в частности в русской, тема дороги является наиболее важной.
Вспомним, например, Н. В. Гоголя, который считал себя путником, странником и считал своим домом дорогу. Ведь именно с нею связана жизнь человека, путь, который он проходит, поступки, которые совершает.
С каждым годом человек всё более совершенствуется, он движется “по своей земле из глубин веков к желанному будущему, в которое верит и создаёт своими руками для себя и своих поколений”. Никогда не стоит забывать своё прошлое наследие. Вот и мы вспомним, как жили русские люди, кто был им в хозяйстве подмогой, верным другом в битвах, “собеседником” на привале... В общем, поговорим о конях (лошадях), которые вплоть до 30-х годов XX века были основным транспортным средством и главным помощником крестьянина в сельскохозяйственных работах. Лошадей холили, любили, их ценили очень дорого (в начале XVIII века за боярскую лошадь давали около 20 рублей, простая стоила 4 рубля, а лучшие “аргамаки” — 100 рублей; ни за одного крепостного не дали бы такую сумму).
Лошадь была кормилицей в доме простого мужика и предметом гордости в доме знатного.
На протяжении тысячелетий лошадь верно служит человеку. Она сопровождала его всю жизнь, её образ прочно вошёл в русскую культуру (живопись, ваяние, художественную литературу).
Я ставлю перед собой задачу: показать, как писатели, поэты, чьи произведения изучаются в школьной программе, сумели рассказать об этих удивительных созданиях. Поэтому мы станем говорить, что значила лошадь для славянина и что — для современного русского человека и о его отношении к этим самым миролюбивым и безотказным животным, готовым до последнего вздоха служить хозяину.
Нельзя будет не заметить, что в работе будут в разных вариациях чередоваться слова “конь” и “лошадь”, поэтому вспомним их этимологию.
В. И. Даль пишет так: “Конь — м. стар. Комонь, славнс. Клюся, стар. араб. Фарь; лошадь Добрая, не кляча”. А что же “лошадь”? Ещё 235 лет назад А. П. Сумароков предположил и обосновал версию, что “от новых татар, принявших слово Лошадь, коня в неё превратили... Ибо в наших славянских книгах конь лошадью никогда не назывался (от АЛАША — мерин + АТ — конь)”. А вот учёный Г. Ф. Одинцов обосновал чисто славянское происхождение этого слова от почти исчезнувшего прилагательного Лоший — “плохой” (чтобы ввести в заблуждение злых духов). Лошадь же, вообще конь: особ. не жеребец и не кобыла, мерин.
Не имею никаких причин оспаривать эти версии, поэтому приму их за основу и продолжу свой рассказ.
Во всех странах конь почитался как самое умное создание. Согласно верованиям древних славян, конь — символ добра и счастья; мудрость богов являлась людям через это животное. Культ коня связан с почитанием Солнца: славяне верили, что Даждь-бог (бог Солнца) ездит по небу на чудесной колеснице, запряжённой четвёркой белых златогривых коней с золотыми крыльями. Поэтому наши предки приписывали особую силу оберегам (от слова “беречь”) в виде фигурок коня (голова, туловище), их носили у левого плеча на цепочке. Оберегали себя таким образом не только крестьяне, горожане, но и герои — былинные герои, защищавшие границы земли Русской от нашествия бесчисленных врагов. Для них конь являлся не просто оберегом, это был их верный друг, предупреждающий своего хозяина об опасности, — ржёт “во всю голову”, бьёт копытами, чтобы разбудить богатыря.
Поэтому читаем в былинах, что сели богатыри на “добрых коней”. Вот и у Ильи Муромца, по совету странников, появляется оружие, снаряжение, боевой конь, с которым у них происходит диалог, навсегда определяющий их отношения: Илья просит служить ему “верой-правдою”, конь же предлагает ему испытание — готов ли богатырь владеть им. Илья садится на него, и тот Сразу признаёт в нём своего хозяина.
Есть и другая замечательная версия, по которой Илье советуют вырастить себе боевого коня из жеребёнка.
А корми его пшеницей да белояровой,
А ещё пои его... да ключевой водой,
...Ещё будет тебе конь да лошадь добрая
Ещё добра-де лошадь богатырская.
С этого момента, как Илья обрёл ещё и сильного коня, у него начинается богатырская жизнь.
Самое страшное для воина — разлучение с конём, и поэтому когда задумали разбойнички ограбить Илью, то подстрекали друг друга:
“Мы убьём его, пограбим-ко,
Со конём его разлучим-ко!”
А богатырь-то... всех до одного
В одночасье погубил подряд...
Много добра сделал Илья для народа. Самый главный его подвиг — это разгром татарского нашествия:
...припускал он коня богатырского
На эту рать — силу великую...
За землю российскую
Да за вдов, за сирот, за бедных людей.
Но не нажил на этом богатырь богатства, а заимел прочную, вошедшую в века славу народную. О себе он говорил так:
...А судьбу я за гриву ловлю,
Норовистую объезжаю,
А судьба для меня — за коня!
Да, разной была судьба как у коней, так и у их хозяев: одни садились на “тёмно-карих жеребчиков нелегчёныих” и ехали “к городам да за получкою”. Но молодой Вольга Святославович не может состязаться с оратаем Микулой Селяниновичем и его “кобылой соловою”, у которой “гужики шёлковые”. Залюбуешься, когда идёт она, а “как хвост-то у ней расстилается, а грива-то у неё развевается”, и “грудью она пошла”.
Поэтому вполне понятна зависть Вольги:
Кабы она, кобыла, коньком бы была,
За эту кобылу пятьсот бы дал.
И об этом же жалеет её хозяин Микула Селянинович:
Кабы эта кобыла коньком бы была...
Конечно, если бы он знал, сколько славных дел сделал Конёк-горбунок (Конёк — уменьшительно-ласкательное слово от Конь) для своего хозяина из сказки Ершова. Он —
Игрушечка-конёк,
Ростом только в три вершка,
На спине с двумя горбами
Да с аршинными ушами.
Но несмотря на такой неказистый вид горбунок, по словам матери-кобылицы:
...на земле и под землёй
Он товарищ будет твой:
Он зимой тебя согреет...
В голод хлебом угостит,
В жажду мёдом напоит...
Так оно и было: хорошим помощником, советчиком стал “игрушка-горбунок” для Ивана. И в конце концов спас его от верной смерти, прыгнув в кипяток.
Вы думаете, он чего-то особого ждал от хозяина? Нет, ему достаточно ласкового слова, хорошего ухода.
Удивляешься порой, как эти животные могут быть так преданы человеку!
Люди же за это наделяли их в своём воображении волшебной силой, способной перевернуть их жизнь. Вспомните сказку «Сивка-Бурка»: сильный, статный “конь бежит, земля дрожит, из ушей столбом дым валит, из ноздрей пламя пышет”. Как же не испугаться его?! Нет, бояться не нужно, ведь он несёт на себе силу для преображения Иванушки, превращения его в писаного молодца и жениха Елены Прекрасной.
Да как же после этого не ценить коня до последних дней его, да ещё если провёл с ним многие дни и ночи в дальних походах. Так и у вещего князя Олега нет никого вернее его коня, который
...не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю...
И холод, и сеча ему ничего...
Поэтому для Олега было страшным ударом пророчество кудесника: “Но примешь ты смерть от коня своего”. Не верит князь, и потому не торопится расстаться с верным слугой, отдаёт приказания о сохранении его здоровья. Прошли годы, но не забыт им товарищ: “Здоров ли? Всё так же ль легок его бег?”. Ужасен был ответ, и подозрительная мысль закралась: “Что же гаданье?..”
Но судьбу нельзя обмануть, к сожалению.
Не мог конь спокойно спать без своего хозяина. Вот она — преданность до гроба и в мирной жизни, и в битвах. В кровавых сечах бились не только люди, но и кони, которые “чувствовали” приближение врага и отвечали с печальным видом хозяину:
Оттого я присмирел,
Что я слышу топот дальний,
Трубный звук и пенье стрел;
Оттого я ржу, что в поле
Уж не долго мне гулять...
...Что уж скоро враг суровый
Сбрую всю мою возьмёт
И серебряны подковы
С лёгких ног моих сдерёт;
Оттого мой дух и ноет...
Прав был конь. Страшная была сеча. Прочитаем у А. С. Пушкина в поэме «Руслан и Людмила» описание поля битвы, где происходило сражение:
...Вдали всё пусто.
Здесь и там
Желтеют кости; по холмам...
Где сбруя, где заржавый щит;
...Богатыря там остов целый
С его поверженным конём —
Лежит недвижный...
О поле, поле, кто тебя
Усеял мёртвыми костями,
Чей борзый конь тебя топтал
В последний час кровавой битвы?
Сражение шло до последнего воина, но враг был повержен.
У М. Ю. Лермонтова же в стихотворении «Бородино» видим момент атаки:
...Земля тряслась — как наши груди;
Смешались в кучу кони, люди...
Жалость сжимает сердце, когда читаешь о том, как гибнут кони, но они до последнего несут своего седока, решают его судьбу — попадёт он в плен или проявит безоглядную смелость. Недаром автор «Слова о полку Игореве» говорит: “Всядем же, братья, на борзых коней” — вот оно, единство всадника и коня. Именно эти животные и решили в основном исход сражения, которое происходило весной. Славяне содержали своих любимцев зимой в стойлах (в отличие от половцев, чьи кони питались подножным кормом), хорошо их кормили, лелеяли и, конечно, надеялись на их силу, выносливость. И кони никогда не подводили своих хозяев. Ведь они тоже “понимали” трагизм ситуации — русич по воле случая мог пересесть “из седла золотого в седло рабское”.
Лучше ведь убитым быть,
Чем пленённым быть...
Лошадей жалели, не гоняли зря, берегли самых лучших для ответственных дел, “прикипали” к ним душой, и животные чувствовали душевное состояние своего седока. Читаем об этом у Л. Н. Толстого в «Войне и мире»: Долохов в лагере у французов получил нужные сведения и Торопится уехать. Он “долго садился на лошадь, которая Не стояла”.
Петя Ростов перед сражением разговаривает с Карабахом — малороссийской лошадью, целуя и нюхая её ноздри: “Ну, Карабах, завтра послужим”. Лошадь Поняла его и Даже не укусила его за ногу.
Уже в сражении Петя прокричал:
“— Ура! Ребята... наши!..” — и, дав поводья Разгорячившейся лошади, поскакал вперёд по улице, впереди всех... И самое страшное было, когда лошадь, набежав на тлевшийся в утреннем свете костёр, Упёрлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Она Уже чувствовала смерть своего юного друга. Нет гусара, но конь-то на этот раз остался жив.
А вот другая: “...лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было выказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не уронив майора, и поскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям” от летящей, свистящей гранаты, которая смертельно ранила князя Андрея.
“Война — противное человеческому разуму состояние”, но так устроено общество, что оно не может не воевать. Война ужасна и приносит горе всем живущим на земле.
Вот как передаёт Н. В. Гоголь бой ляхов и козаков (так у писателя!) в повести «Тарас Бульба»:
“...Хотел было поворотить вдруг своего коня лях и стать в лицо атаману Кукубенко, но не послушался конь: испуганный страшным криком, метнулся в сторону” (не хотел он умирать, но достала пуля его хозяина). Но в другой раз, когда всадник уклонился головой от пули и попала она в конскую грудь, вздыбился бешеный конь, грянулся об землю и задавил под собой всадника, сражавшегося с Остапом.
Но даже в трагические минуты козак не может пройти мимо хорошей лошади. “Демид Попович... двух лучших шляхтичей сбил с коней, говоря: «Вот добрые кони, таких коней я давно хотел достать!»” Он выгнал коней далеко в поле, крича стоявшим рядом козакам перенять их.
Иметь хорошую лошадь (коня) для бойца было великим счастьем. В связи с этим вспоминается фадеевский Морозка, сражающийся с конным отрядом в дальневосточных лесах против японцев и белогвардейцев. В народе говорят, что питомец похож на своего хозяина. Да, так оно и было.
“Гривастый жеребчик был крепок, мохнат, рысист, походил на хозяина; такие же ясные, зелёно-карие глаза, так же простовато-хитёр и блудлив”. Удивительное между ними было понимание, единение, согласие: “Мишка-а... у-у... Сатана-а, — любовно ворчал Морозка, затягивая подпругу. — Мишка, у-у... божья скотинка...”
Мишка — верный раб своего любящего хозяина. Жеребчик смотрел на людей зелено-карими глазами, и за его понимающий взгляд, преданность и любит его Морозка. Он не хвалится своим конём перед Гончаренко, залюбовавшимся Мишкой (он восхищается им):
“— Ладный конёк...
— Жизни не жалко!”
Да и как же не любить ординарцу своего “курчавого, звонкокопытного жеребца”, появляющегося по первому зову хозяина, “свистящего пронзительным разбойным свистом”. Чем больше узнаёшь о жизни коня и его хозяина, тем более замечается воссоединение их душ, мыслей и чувств.
Мишка-жеребец “оттолкнул Морозку мордой, повернул к Мечику, будто Нарочно”, взгляды их встретились... Иногда хватает лишь взглянуть в глаза друг другу, и поймёшь, что ты значишь в этой жизни. И Мечик это “понимал” благодаря Мишке.
Ведь ни к кому из людей не пошёл ординарец после полученного выговора за украденные арбузы, а направился прямо к своему любимцу. Среди своих переживаний он помнит, что “Мишку ещё не поил”, входя постепенно в привычный вымеренный круг. “Мишка тихо и недовольно заржал, будто спрашивал (ведь обеспокоился он за хозяина, смею думать): «Где ты шляешься?»”
Вот он, пример человеческого отношения к брату меньшему, ведь не было у Морозки никого роднее коня, который и принимает все его огорчения на себя. “Морозка вскочил на жеребца и сильно вытянул его плетью, что случалось с ним в минуты величайшего возбуждения. Мишка взвился на дыбы и прыгнул в сторону, как ошпаренный. Морозка всё гнал очумевшего жеребца, полный неистовой злобы, мщения (к Мечику и подобным ему), а Мишка, разобиженный несправедливостью хозяина... замедлил ход и, не слыша новых понуканий, пошёл показно-быстрым шагом, совсем как человек, оскорблённый, но не теряющий собственного достоинства”. Он чувствует, что Морозка постепенно успокаивается, злоба из него уходит при виде “вечерней берёзовой опушки” — мирной, уютной, прохладной. А ведь жеребчик тоже часть вечной, всепонимающей, всепрощающей природы, которая всё расставляет на свои места.
И вдруг... В жизни всё случается Вдруг. “Вдруг мохнатый жеребец... ткнулся мордой в землю... возле него, безнадёжно обхватив руками колени, прижатые к груди, не шевелясь сидел человек. Это был Морозка”.
Для него это была не просто мёртвая лошадь, а та жизненная сила, которая наполняла его и радостью, и любовью, и жалостью ко всем, но она ушла с гибелью верного друга, осталась одна пустота и ненависть. “Мир для него стал мрачнее... Темь, судьба казалась ему справедливой карой за всё, что он совершил в жизни”. Ему не жаль было, что он умирает, а то, что никогда не увидит... ни деревни, ни близких ему людей. Морозка сумел предупредить своих об опасности, и мир для него “раскололся надвое”.
Давайте вспомним, как, “завидев вооружённого всадника, люди, не спеша, бросали работу и, прикрывая глаза натруженными ладонями, долго смотрели вслед. «Как свечечка!..» — восхищались они Морозкиной посадкой, когда... он плавно шёл на рысях, чуть-чуть вздрагивая на ходу, как пламя свечи”. Пламя сбили, но искры рассыпались по истерзанной русской земле, и древнерусское “всядем...” не могло пройти бесследно для тех, кто защищал своё человеческое достоинство и готов был идти на бой ради спокойствия других людей.
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль...
Летит, летит степная кобылица
И мнёт ковыль...
Но всё-таки когда-нибудь заканчивается война, и человек начинает жить обыденной, размеренной жизнью с теми, кто ему особенно дорог. Только с другом можно разделить радость и боль, побыть наедине, спросить совета. И таким другом, помощником в делах для Прокла, выписанного Н. А. Некрасовым в поэме «Мороз, Красный нос», был конь Саврасушка, которого купил хозяин сосунком.
Взрастил... на приволье,
И вышел он добрым конём.
И никогда не изменял своему хозяину в крестьянской работе.
С хозяином дружно старался,
На зимушку хлеб запасал.
...Когда же работы кончались
И сковывал землю мороз,
С хозяином вы отправлялись
С домашнего корма в извоз.
...Возил ты тяжёлую кладь.
В жестокую бурю, случалось,
Измучась, дорогу терять.
Много претерпел Саврасушка с хозяином: и нужду, и свист кнута, и метели, и “волчьи горящие очи”, холод... Но был-то он рядом с хозяином, и опять это страшное Вдруг: умер, простудившись, Прокл, и
Савраска, запряженный в сани,
Понуро стоял у ворот...
Служил ты хозяину много,
В последний разок послужи!
Тоска, боль, горе в сердцах родных Прокла: что-то будет с ними — жалеть их некому, и “Савраска плетётся ни шагом, ни бегом”.
И вправду, нет никому дела до чужого горя. Трудно ощутить его, если не коснулось лично тебя (лучше никогда его не знать).
Вот и герой А. П. Чехова из рассказа «Тоска» Иона Потапов пытался рассказать о своей беде — смерти сына — пассажирам, но те заняты своими делами. Нет-нет, он не навязывается никому, а только робко “кривит улыбкой рот, натягивает своё горло и сипит: «А у меня, барин, тово... сын на этой неделе помер»”.
Но не слышит его никто (или делают вид), а ведь Ионе только-то и “нужно, что поговорить с толком, с расстановкой”, рассказать обо всём, чтобы охали, вздыхали, всё легче будет, а то ведь “невозможно жутко”. Тоска. Жуткая тоска. Кому поведает он печаль свою? Некому, кроме лошадёнки, такой же неказистой, угловатой, как и хозяин, попавший “в этот омут, полный чудовищных огней... от плуга, от привычных, серых картин...” (Вспомним ещё раз Савраску Прокла.) Никому не нужны в этой суетливой жизни со своей бедой (да ещё зимой, в сумерках, когда чувства наверняка притупляются). Остались они вдвоём, и легче старику от слов и слёз, высказанных, выплаканных “кобылочке”, а она “жуёт, слушает и дышит на руки своего хозяина...”, понимая всё. Это божье существо оказалось намного “человечнее” и мудрее людей.
И нет прощения тем, кто издевается над ними в порыве злобы, ненависти. Ну как можно было забить насмерть “лядащую кобылочку” только за то, что она не смогла “везти вскачь”. “Смех в телеге и в толпе удваивается”, все смеются, хохочут, ведь кобылка “в бессилии начала лягаться”.
“Миколка, словно себя не помня, начинает бить её ломом зря по спине, ему помогают несколько парней с кнутами, палками, оглоблями... Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает”. Нельзя читать такое без слёз и содрогания. Хоть это и болезненный сон, приснившийся Родиону Раскольникову, но он — предупреждение о наказании за прегрешения (даже за мысли о преступлении). Природа ничего не прощает. Совершенно непонятно, как человек может называть себя разумным в момент умерщвления животного. Кстати, одного из первых когда-то приручённых им.
Время идёт, а нравы, к сожалению, не меняются. И уже В. В. Маяковский рассказывает о лошади, “которая на круп грохнулась”. И
...смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала!
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Но в глазах лошадиных “улица опрокинулась, течёт по-своему...”
...за каплищей каплища
по морде катится...
(А из вас кто-нибудь видел слёзы коров и лошадей, когда их ведут убивать?) Но разве они не часть нас с вами? Пожалейте их хоть словом!
“Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы их плоше?
...Каждый из нас по-своему лошадь”.
О, чудо!
Лошадь
рванулась,
встала на ноги,
ржанула
и пошла...
Вот она — сила любви, надежды, при которой
И стоило жить,
и работать стоило.
И нет этой работе конца, как и полю, от которого не уйдёшь никуда. “Исходил его коняга с сохой вдоль и поперёк, и всё-таки ему конца-краю нет”. “Коняга — обыкновенный мужицкий живот, замученный, потный... день-деньской из хомута не выходит...” Недаром, наверное, сравнивает свою жизнь, работу с этим образом Матрёна Тимофеевна — героиня поэмы Некрасова.
Потуги лошадиные
Несли мы; погуляла я,
Как мерин, в бороне!..
И обзывают-то его “каторжным”, благо, что хозяин его добрый и даром не калечит. Да, добрую лошадь одной рукой бей, а другой — слёзы утирай, ведь Коняга (по словарю С. И. Ожегова) — “то же, что и конь (обычно о рабочей лошади)”. И как же можно обижать того, кто кормит, помогает выжить?!
Что же это за сила такая бесконечных полей, что держит конягу и мужика в своём плену? Жизнь.
“Дремлет коняга” и, может быть, снится ему,
Как весело с лошадкой
Пахарь молодой
Выезжает в поле,
Ходит бороздой.
Но прошла молодость, силы поубавились, а жизнь-то всё равно продолжается, и нет конца работе. “Для неё он зачат и рождён, и вне её никому не нужен...”, к сожалению. Да и без неё он уже не может, “присосалось к нему поле”, дающее жизнь всем, кормящимся от него. Как же не восхищаться терпением, бессмертием самой жизни по имени Коняга — “...вот кому подражать надо!”, а не унижать и издеваться, как это делал конюх Миколка из рассказа Ф. И. Абрамова «О чём плачут лошади». “...Он вечно пьяный, день и ночь не заявлялся к ним... дернина вокруг была изгрызена... Лошади томились, умирали от жажды, их донимал гнус...” Самого бы Миколку привязать к тому колу и посмотреть, что с ним будет дня через три... Так ведь нельзя этого делать, многие сочтут это за пытку. А мучить животных, значит, можно?! Бессловесные они, “божьи твари...” Но что они сделали людям такого, что их можно умерщвлять, даже не замечая этого? И опять слёзы лошадиные, “большие, с добрую горошину”.
Люди! Читайте почаще о тех временах, когда лошадь была Сокровищем. “Всё — конь, всё — от коня: вся жизнь крестьянская от рождения до смерти”. Надежда, мольба в огромных мокрых, печальных глазах, “в фиолетовой глубине которых” отражается маленький, крохотный человечек.
Но были, к счастью, и люди, для которых
...конь (же) лихой не имеет цены:
Он и от вихря в степи не отстанет,
Он не изменит, он не обманет.
Поэтому Казбичу, герою лермонтовского «Героя нашего времени», завидовали и не раз пытались украсть его Карагёза, которому хозяин даёт разные нежные названия. Ни на что он не хочет менять или продавать своего верного товарища. Но коварство Азамата и Печорина взяло верх, и лошадь была украдена. Думается, Карагёз не станет так верно служить новому хозяину, как Казбичу. Ведь нельзя силой заставить любить себя — вот в чём дело.
Любовь нужно завоевать, как это делал И. С. Флягин из повести Н. С. Лескова «Очарованный странник», который “постиг тайну познания в животном и, можно сказать, возлюбил коня... так и совсем с ним спознался”.
Кони — символ свободы, воли, непредсказуемости.
Скачет конь,
Простору много...
“Ужасно они степную волю любят”, как любит её и Голован, прошедший немало дорог, побывавший в плену, но никогда не изменивший Родине. И тут хочется вспомнить о людях, которые по воле судьбы покинули свою страну. Это герои М. А. Булгакова из пьесы «Бег». Они уплывают на пароходе, но отовсюду слышится топот лошадей — они бегут, бегут... от войны. Мы их не видим, но чувствуем их грустные глаза, слышим хриплое прощальное ржание, напоминающее людской плач по оставленной России.
И ещё. Ведь не каждый пожертвует своей жизнью ради конька, который “даже не летел, а только земли за ним сзади прибавлялось...”, но не досталось ему это сокровище. И когда продавал его хозяин таких милых его сердцу животных, то запивал Иван Северьянович от горя. Он рассказывал об этом так: “...Бывало, отпущаем коней, кажется, и не братья они тебе, а соскучишься по ним. Особенно если отдалишь от себя такого коня, который очень красив, то так он, подлец, у тебя в глазах и мечется до того, что как от наваждения какого от него скрываешься...” Вот она, истина любви к природе, и её нужно познать, овладеть ею. И поэтому не только чувства, а сама мать-природа бунтует против жестокого обращения с нею в образе раненого коня (Мальчика), описанного в сказке К. Г. Паустовского «Тёплый хлеб». Всё, что произошло в деревне: метель, стужа, неминучий голод, страх за себя и других, — запомнится Фильке, обидевшему раненого коня, на всю жизнь.
Нет ничего ужаснее, чем потерять доверие, расположение живущих рядом, будь то человек или животное. Все мы живём в одном мире, связаны одними кровными нитями. И нельзя доводить природу до такого состояния, чтобы она, мстила человеку за все обиды, которые он ей наносит.
Но может и осчастливить. Например, крестьянских ребятишек, выросших среди бескрайних полей и лугов, когда они выгоняли коней в жаркую летнюю пору на ночь кормиться в поле — “днём мухи и оводы не дали бы им покоя”. Как это здорово! Ветер освежает лицо, конь бьёт копытами. Здесь, в ночном, никто ребят не ругал, не попрекал куском хлеба. И мечтают они, наверное, о “прянике конём”. Это же мечта всех деревенских малышей, как и героя рассказа В. П. Астафьева «Конь с розовой гривой». “Он белый-белый, этот конь. А грива у него розовая, глаза розовые, копыта тоже розовые... Вот он конь-огонь, скачущий по земле с пашнями”, лугами и дорогами...
И ребята, сидя без шапок и в старых полушубках на самых бойких клячонках, мчатся... с весёлым гиканьем и криком, болтая руками и ногами, высоко подпрыгивая, звонко хохочут. Далеко разносится дружный топот — лошади бегут, “навострив уши”. Бесподобный восторг испытывали они, а мы им немного завидуем (не правда ли?), ведь “выгонять перед ночью и пригонять на утренней заре табун — большой праздник для мальчишек”, когда
Погасло солнце. Тихо на лужайке.
Пастух играет песню на рожке.
Уставясь лбами, слушает табун,
Что им поёт вихрастый гамаюн.
А эхо резвое, скользнув по их губам,
Уносит думы их к неведомым лугам.
И пусть идут своим чередом поезда — без них теперь невозможно, — но и пусть “резче” раздаётся “звон, прилипший на копытах”, который всюду будет слышен. И очень хочется сойти с поезда на каком-нибудь маленьком полустанке...
Россия, Русь — куда я ни взгляну...
Взбежать на холм, упасть в траву, восхищаться великолепием летней русской земли — “той красоты, рождённой в чистом поле”, и увидеть, как
...смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони...
Услышать, как
Заржут они — и где-то у осин
Подхватит эхо медленное ржанье.
“Эх, тройка! Птица-тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться... И вот она понеслась, понеслась, понеслась!.. И что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони?!”
Остаётся только восхищаться этим “божьим чудом”, их грацией, чуткостью, вдохновлённостью.
“Не так ли и ты, Русь, что бойкая, необгонимая тройка несёшься?”
Ответ на этот вопрос дают все русские писатели и поэты, которым знакомы дальние пути-дороги, по которым “летит всё, что ни есть на земле...”
И мы с учащимися стремимся прикоснуться к этим великим именам, прославившим Русь.