Повесть о разорении Рязани Батыем

В год 6745 (1237). В двенадцатый год по перенесении чудотворного образа Николина из Корсуни. Пришел на Русскую землю безбожный царь Батый со множеством воинов татарских и стал на реке на Воронеже близ земли Рязанской. И прислал послов непутевых на Рязань к великому князю Юрию Ингваревичу Рязанскому, требуя у него десятой доли во всем: во князьях, и во всяких людях, и в остальном. И услышал великий князь Юрий Ингваревич Рязанский о нашествии безбожного царя Батыя, и тотчас послал в город Владимир к благоверному великому князю Георгию Всеволодовичу Владимирскому, прося у него помощи против безбожного царя Батыя или чтобы сам на него пошел. Князь великий Георгий Всеволодович Владимирский и сам не пошел, и помощи не послал, задумав один сразиться с Батыем. И услышал великий князь Юрий Ингваревич Рязанский, что нет ему помощи от великого князя Георгия Всеволодовича Владимирского, и тотчас послал за братьями своими: за князем Давидом Ингваревичем Муромским, и за князем Глебом Ингваревичем Коломенским, и за князем Олегом Красным, и за Всеволодом Пронским, и за другими князьями. И стали совет держать, как утолить нечестивца дарами. И послал сына своего князя Федора Юрьевича Рязанского к безбожному царю Батыю с дарами и мольбами великими, чтобы не ходил войной на Рязанскую землю. И пришел князь Федор Юрьевич на реку на Воронеж к царю Батыю, и принес ему дары, и молил царя, чтоб не воевал Рязанской земли. Безбожный же, лживый и немилосердный царь Батый дары принял и во лжи своей притворно обещал не ходить войной на Рязанскую землю. Но хвалился-грозился повоевать всю Русскую землю. И стал просить у князей рязанских дочерей и сестер к себе на ложе. И некто из вельмож рязанских по зависти донес безбожному царю Батыю, что есть у князя Федора Юрьевича Рязанского княгиня из царского рода и что- всех прекраснее она красотой телесною. Царь Батый лукав был и немилостив в неверии своем, распалился в похоти своей и сказал князю Федору Юрьевичу: "Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей". Благоверный же князь Федор Юрьевич Рязанский посмеялся и ответил царю: "Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Ко1да нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь". Безбожный царь Батый разъярился и оскорбился и тотчас повелел убить благоверного князя Федора Юрьевича, а тело его велся бросить на растерзание зверям и птицам, и других князей и воинов лучших поубивал.

     И один из пестунов князя Федора Юрьевича, по имени Апоница, укрылся и горько плакал, смотря на славное тело честного своего господина; и увидев, что никто его не охраняет, взял возлюбленного своего государя и тайно схоронил его. И поспешил к благоверной княгине Евпраксии, и рассказал ей, как нечестивый царь Батый убил благоверного князя Федора Юрьевича.
     Благоверная же княгиня Евпраксия стояла в то время в превысоком тереме своем и держала любимое чадо свое - князя Ивана Федоровича, и как услышала она эти смертоносные слова, исполненные горести, бросилась она из превы сокого терема своего с сыном своим князем Иваном прямо на землю и разбилась до смерти. И услышал великий князь Юрий Ингваревич об убиении безбожным царем возлюбленного сына своего, блаженного князя Федора, и других князей, и что перебито много лучших людей, и стал плакать о них с великой княгиней и с другими княгинями и с братией своей. И плакал город весь много времени. И едва отдохнул князь от великого того плача и рыдания, стал собирать воинство свое и расставлять полки. И увидел князь великий Юрий Ингваревич братию свою, и бояр своих, и воевод, храбро и мужественно скачущих, воздел руки к небу и сказал со слезами: "Избавь нас, боже, от врагов наших. И от подымавшихся на нас освободи нас, и сокрой нас от сборища нечестивых, и от множества творящих беззаконие. Да будет путь им темен и скользок". И сковал братии своей: "О государи мои братия, если из рук господних благое приняли, то и злое не потерпим ли?! Лучше нам смертью славу вечную добыть, нежели во власти поганых быть. Пусть я, брат ваш, раньше вас выпью чашу смертную за святые божий церкви, и за веру христианскую, и за отчизну отца нашего великого князя Ингваря Святославича". И пошел в церковь Успения пресвятой владычицы Богородицы. И плакал много перед образом пречистой Богородицы, и молился великому чудотворцу Николе и сродникам своим Борису и Глебу. И дал последнее целование великой княгине Агриппине Ростиславовне, и принял благословение от епископа и всех священнослужителей. И пошел против нечестивого царя Батыя, и встретили его около границ рязанских. И напали на него, и стали биться с ним крепко и мужественно, и была сеча зла и ужасна. Много сильных полков Батыевых пало. И увидел царь Батый, что сила рязанская бьется крепко и мужественно, и испугался. Но против гнева божия кто постоит! Батыевы же силы велики были и непреоборимы; один ря занец бился с тысячей, а два - с десятью тысячами. И видел князь великий, что убит брат его, князь Давыд Ингваревич, и воскликнул: "О братия моя милая! Князь Давыд, брат наш, наперед нас чашу испил, а мы ли сей чаши не изопьем!" И пересели с коня на конь и начали биться упорно. Через многие сильные полки Батыевы проезжали насквозь, храбро и мужественно сражаясь, так что все полки татарские подивились крепости и мужеству рязанского воинства. И едва одолели их сильные полки татарские. Здесь убит был благоверный великий князь Юрий Ингваревич, брат его князь Давыд Ингваревич Муромский, брат его князь Глеб Ингваревич Коломенский, брат их Всеволод Пронский и многие князья местные, и воеводы крепкие, и воинство: удальцы и резвецы рязанские. Все равно умерли и единую чашу смертную испили. Ни один из них не повернул назад, но все вместе полегли мертвые. Все это навел бог грехов ради наших.
     А князя Олега Ингваревича захватили еле живого. Царь же, увидев многие свои полки побитыми, стал сильно скорбеть и ужасаться, видя множество убитых из своих войск татарских. И стал воевать Рязанскую землю, ведя убивать, рубить и жечь без милолсти. И град Пронск, и град Бел, и Ижеславец разорил до основания и всех людей побил без милосердия. И текла кровь христианская, как река обильная, грехов ради наших.
     И увидел царь Батый Олега Ингваревича, столь красивого и храброго, изнемогающего от тяжких ран, и хотел уврачевать его от тяжких ран, и к своей вере склонить. Но князь Олег Ингваревич укорил царя Батыя и назвал его безбожным и врагом христианства. Окаянный же Батый дохнул огнем от мерзкого сердца своего и тотчас повелел Олега ножами рассечь на части. И был он второй страстотерпец Стефан, принял венец страдания от всемилостивого бога и испил чашу смертную вместе со всею своею братьею. И стал воевать царь Батый окаянный Рязанскую землю, и пошел ко граду Рязани. И осадил град, и бились пять дней неотступно. Батыево войско переменялось, а горожане бессменно бились. И многих горожан убили, а иных ранили, а иные от великих трудов изнемогли. А в шестой день спозаранку пошли поганые на город - одни с огнями, Другие с пороками, а третьи с бесчисленными лестницами - и взяли град Рязань месяца декабря в двадцать первый день. И пришли в церковь соборную пресвятой Богородицы, и великую княгиню Агриппину, мать великого князя, со снохами и прочими княгинями посекли мечами а епископа и священников огню предали - во святой церкви пожгли, и иные многие от оружия пали. И в городе многих людей, и жен, и детей мечами посекли. А других в реке потопили, а священников и иноков без остатка по-секли, и весь град пожгли, и всю красоту прославленную, и богатство рязанское, и сродников их - князей киевских и черниговских - захватили. А храмы божий разорили и во святых алтарях много крови пролили. И не осталось в городе ни одного живого: все равно умерли и единую чашу смертную испили. Не было тут ни стонущего, ни плачущего - ни отца и матери о детях, ни детей об отце и матери, ни брата о брате, ни сродников о сродниках, но все вместе лежали мертвые. И было все то за грехи наши.
     И увидел безбожный царь Батый страшное пролитие крови христианской, и еще больше разъярился и ожесточился, и пошел на город Суздаль и на Владимир, собираясь Русскую землю пленить, и веру христианскую искоренить, и церкви божий до основания разорить.

     И некий из вельмож рязанских по имени Евпатий Коловрат был в то время в Чернигове с князем Ингварем Ингваревичем, и услышал о нашествии зловер ного царя Батыя, и выступил из Чернигова с малою дружиною, и помчался быстро. И приехал в землю Рязанскую, и уввдел ее опустевшую, города разорены, церкви пожжены, люди убиты. И помчался в город Рязань, и увидел город разоренный, государей убитых и множество народа полегшего: одни убиты и посечены, другие пожжены, а иные в реке потоплены. И воскричал Евпатий в горести души своей, распаляяся в сердце своем. И собрал небольшую дружину - тысячу семьсот человек, которых бог сохранил вне города. И погнались вослед безбожного царя, и едва нагнали его в земле Суздальской, и внезапно напали на станы Батыевы. И начали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их Евпатий так нещадно, что и мечи притуплялись, и брал он мечи татарские и сек ими. Почудилось татарам, что мертвые восстали. Евпатий же, насквозь проезжая сильные полки татарские, бил их нещадно. И ездил средь полков татарских так храбро и мужественно, что и сам царь устрашился. И едва поймали татары из полка Евпатьева пять человек воинских, изнемогших от великих ран. И привели их к царю Батыю. Царь Батый стал их спрашивать; "Какой вы веры, и какой земли, и зачем мне много зла творите?" Они же ответили: "Веры мы христианской, рабы великого князя Юрия Ингва ревича Рязанского, а от полка мы Евпатия Коловрата. Посланы мы от князя Ингваря Ингваревича Рязанского тебя, сильного царя, почествовать, и с честью проводить, и честь тебе воздать. Да не дивись, царь, что не успеваем наливать чаш на великую силу - рать татарскую". Царь же подивился ответу их мудрому. И послал шурича своего Хостоврула на Евпатия, а с ним сильные полки татарские. Хостоврул же похвалился перед царем, обещал привести к царю Евпатия живого. И обступили Евпатия сильные полки татарские, стремясь его взять живым. И съехался Хостоврул с Евпатием. Евпатий же был исполин силою и рассек Хостоврула на-полы до седла. И стал сечь силу татарскую, и многих тут знаменитых богатырей Батыевых побил, одних пополам рассекал, а других до седла разрубал. И возбоялись татары, видя, какой Евпатий крепкий исполин. И навели на него множество пороков, и стали бить по нему из бесчисленных пороков, и едва убили его. И принесли тело его к царю Батыю. Царь же Батый послал за мурзами, и князьями, и санчакбеями, и стали все дивиться храбрости, и крепости, и мужеству воинства рязанского. И сказали они царю: "Мы со многими царями, во многих землях, на многих битвах бывали, а таких удальцов и резвецов не видали, и отця наши не рассказывали нам: Это люди крылатые, не знают они смерти и так крепко и мужественно, на конях разъезжая, бьются - один с тысячею, а два - с десятью тысячами. Ни один из них не съедет живым с побоища". И сказал царь Батый, глядя на тело Евпатье во: "о Коловрат Евпатий! Хорошо ты меня попотчевал с малою своей дружиною ri многих богатырей сильной орды моей побил и много полков разбил. Бели бы такой вот служил у меня, - держал бы его у самого сердца своего". И отдал тело Евпатия оставшимся людям из его дружины, которых похватали на побоище. И велел царь Батый отпустить их и ничем не вредить им.
     Князь Ингварь Ингваревич был в то время в Чернигове, у брата своего князя Михаила Всеволодовича Черниговского, сохранен богом от злого того отступника и врага христианского. И пришел из Чернигова в землю Рязанскую, в свою отчину, и увидел ее пусту, и услышал, что братья его все убиты нечестивым, законопреступным царем Батыем, и пришел во град Рязань, и уввдел город разоренным, а мать свою, и снох своих, и сродников своих, и многое множество людей лежащих мертвыми, город разорен и церкви пожжены, и все узорочье из казны черниговской и рязанской взято. Увидел князь Ингварь Ингваревич великую последнюю погибель за грехи наши и жалостно воскричал, как труба, созывающая на рать, как сладкий орган звучащий. И от великого того крика и вопля страшного пал на землю, как мертвый. И едва отлили его и отходили на ветру. И с трудом ожила душа его в нем. Кто не восплачется о такой погибели, кто не возрыдает о стольких людях народа православного, кто не пожалеет стольких убитых великих государей, кто не застонет от такого пленения?
     Разбирая трупы убитых, князь Ингварь Ингваревич нашел тело матери своей великой княгини Агриппины Ростиславовны, и узнал своих снох, и призвал попов из сел, которых бог сохранил, и похоронил матерь свою и снох своих с плачем великим вместо псалмов и песнопений церковных: сильно кричал и рыдал. И похоронил остальные тела мертвых, и очистил город, и освятил. И собралось малое число людей, и немного утешил их. И плакал беспрестанно, поминая матерь свою, братию свою, и род свой, и все узорочье рязанское, без времени погибшее. Все то случилось по грехам нашим. Был город Рязань, и земля была Рязанская, и исчезло богатство ее, и отошла слава ее, и нельзя было увидеть в ней никаких благ ее - только дым и пепел; и церкви все погорели, и великая церковь внутри изгорела и почернела. И не только этот город пленен был, но и иные многие. Не стало в городе ни пения, ни звона; вместо радости -плач непрестанный. И пошел князь Ингварь Ингваревич туда, где побиты были нечестивым царем Батыем братья его: великий князь Юрий Ингваревич Рязанский, брат его князь Давыд Ингваревич, брат его Всеволод Ингваревич, и многие князья местные, и бояре, и воеводы, и все воинство, и удальцы, и резвецы, узорочье рязанское. Лежали они все на земле опустошенной, на траве ковыле, снегом и льдом померкнувшие, никем не блюдомые. Звери тела их поели, и множество птиц их растерзало. Все лежали, все вместе умерли, единую чашу испили смертную. И увидел князь Ингварь Ингваревич великое множество мертвых тел лежащих, и воскричал горько громким голосом, как труба звучащая, и бил себя в грудь руками, и падал на землю. Слезы его из очей как поток текли, и говорил он жалостно: "О милая моя братия и воинство! Как уснули вы, жизни мои драгоценные? Меня одного оставили в такой погибели! Почему не умер я раньше вас? И куда скрылись вы из очей моих, и куда ушли вы, сокровища жизни моей? Почему ничего не промолвите мне, брату вашему, цветы прекрасные, сады мои недозрелые? Уже не подарите сладость душе моей! Почему, государи мои> не посмотрите вы на меня, брата вашего, и не поговорите со мною? Ужели забыли меня, брата вашего, от единого отца рожденного и от единой утробы матери нашей - великой княгини Агриппины Ростиславовны, и единою грудью многоплодного сада вскормленного? На кого оставили вы меня, брата своего? Солнце мое дорогое, рано заходящее, месяц мой красный! Скоро погибли вы, звезды восточные; зачем же закатились вы так рано? Лежите вы на земле пустой, никем не охраняемые; чести-славы ни от кого не получаете вы! Помрачилась слава ваша. Где власть ваша? Над многими землями государями были вы, а ныне лежите на земле пустой, лица ваши потемнели от тления. О милая моя братия и дружина ласковая, уже не повеселюся с вами! Светочи мои ясные, зачем потускнели вы? Немного порадовался с вами! Если услышит бог молитву вашу, то помолитесь обо мне, брате вашем, чтобы умер я вместе с вами. Уже ведь за веселием плач и слезы пришли ко мне, а за утехой и радостью сетование и скорбь явились мне! Почему не прежде вас умер, чтобы не видеть смерти вашей, а своей погибели? Слышите ли вы горестные слова мои, жалостно звучащие? О земля, о земля! о дубравы! Поплачьте со мною! Как опишу и как назову день тот, в который погибло столько государей и многое узорочье рязанское - удальцы храбрые? Ни один из них не вернулся, но все равно умерли, единую чашу смертную испили. От горести души моей язык мой не слушается, уста закрываются, взор темнеет, сила изнемогает".
     Было тогда много тоски, и скорби, и слез, и вздохов, и страха, и трепета от всех тех злых, которые напали на нас. И воздел руки к небу великий князь Ингварь Ингваревич, и воззвал со слезами, говоря: "Господи боже мой, на тебя уповаю, спаси меня и от всех гонящих избавь меня. Пречистая владычица, матерь Христа, бога нашего, не оставь меня в годину печали моей. Великие страстотерпцы и сродники наши Борис и Глеб, будьте мне, грешному, помощниками в битвах. О братия мои воинство, помогите мне во святых ваших молитвах на врагов наших - на агарян и внуков рода Измаила".
     И стал разбирать князь Ингварь Ингваревич тела мертвых, и взял тела братьев своих - великого князя Юрия Ингваревича, и князя Давыда Ингвареви ча Муромского, и князя Глеба Ингваревича Коломенского, и других князей местных - своих сродников, и многих бояр, и воевод, и ближних, знаемых ему, и принес их во град Рязань, и похоронил их с честью, а тела других тут же на пустой земле собрал и надгробное отпевание совершил. И, похоронив так, пошел князь Ингварь Ингваревич ко граду Пронску, и собрал рассеченные части тела брата своего благоверного и христолюбивого князя Олега Ингваревича, и повелел нести их во град Рязань, а честную главу его сам князь великий Ингварь Ингваревич до града понес, и целовал ее любезно, и положил его с великим князем Юрием Ингваревичем в одном гробу. А братьев своих, князя Давыда Ингваревича да князя Глеба Ингваревича, положил в одном гробу близ могилы тех. Потом пошел князь Ингварь Ингваревич на реку на Воронеж, где убит был князь Федор Юрьевич Рязанский, и взял тело честное его, и плакал над ним долгое время. И принес в область его к иконе великого чудотворца Николы Корсунского, и похоронил его вместе с благоверной княгиней Евпраксией и сыном их князем Иваном Федоровичем Постником во едином месте. И поставил над ними кресты каменные. И по той причине зовется великого чудотворца Николы икона Заразской, что благоверная княгиня Евпраксия с сыном своим князем Иваном сама себя на том месте "заразила" (разбила).
     Источник:Памятники литературы Древней Руси. ХШ век / Пер. Д.С. Лихачева. М.. 1981. С. 184-200.

Краткое описание первого нашествия монголо-татар (1237-38 гг)

     Осенью 1237 г. войско Батыя (до 150 тыс. чел.) вторглось в пределы Рязанского княжества. Ханские послы явились к рязанскому князю Юрию и стали требовать дань. «Когда из нас никого в живых не останется, тогда все возьмите», — ответил им князь. Готовясь отразить нашествие, рязанцы обратились за помощью к великому князю владимирскому Юрию Всеволодовичу, но не получили ее.

     Тем временем войска Батыя разбили высланный вперед авангардный отряд рязанцев и 16 декабря 1237 г. осадили их столицу — город Рязань. Первые приступы горожане отбили.

     Тогда осаждавшие пустили в ход стенобитные машины и с их помощью разрушили крепостные укрепления. Ворвавшись в город после 9-дневной осады, воины Батыя устроили там массовую резню. Князь Юрий и почти все жители Рязани погибли. «И не было, — по словам летописи, — ни стонущего, ни плачущего».

     С падением Рязани сопротивление русских не прекратилось. Один из рязанских бояр, Евпатий Коловрат, собрал отряд численностью 1700 чел. Настигнув находившееся на марше войско Батыя, он атаковал его и смял задние полки. Те в изумлении подумали, что это воскресли мертвые воины земли Рязанской. Батый послал против Коловрата богатыря Хостоврула, но тот пал в поединке с русским витязем. Однако силы были неравны. Огромное войско Батыя окружило горстку героев, которые почти все погибли в битве (в том числе и сам Коловрат). После сражения Батый велел отпустить оставшихся в живых русских воинов в знак уважения к их мужеству. После опустошения Рязани и ее областей войска Батыя вторглись в пределы Владимиро-Суздальского княжества

     Столицу Владимиро-Суздальского княжества защищала дружина под командованием князей Мстислава и Всеволода (сыновья великого князя Юрия Всеволодовича). Поначалу они хотели выехать в поле и сразиться с войском Батыя, но их удержал от столь безрассудного порыва опытный воевода П. Ослядюкович. Во время приступа атаковавшие использовали мощные стенобитные машины. С их помощью воины Батыя проломили крепостные стены и ворвались во Владимир.

     Тогда его защитники отступили в Старый город. Всеволод пытался остановить кровопролитие. С небольшим отрядом он отправился к Батыю, надеясь умилостивить хана дарами. Но тот велел убить молодого князя и продолжать штурм. После взятия Владимира именитые горожане и часть простого люда были сожжены в Богородичной церкви, предварительно разграбленной захватчиками. Город был взят и подвергся жестокому разгрому 7 февраля 1238 года. На следующий день был взят Суздаль.

     4 марта 1238 г. близ Сити произошла битва между русским войском под командованием великого князя владимирского Юрия Всеволодовича и монгольским войском под командованием темника Бурундая. Отряд Бурундая первым достиг Сити и решительно атаковал полки Юрия Всеволодовича. Русские бились упорно и доблестно. Ни одна из сторон долго не могла взять верх.

     Исход боя решил подход на помощь Бурундаю свежих сил во главе с ханом Батыем. Разведка Юрия не оповестила князя о подходе к монголам дополнительных сил. Русские ратники не выдержали нового неожиданного удара и потерпели сокрушительное поражение. Большинство из них, в том числе великий князь Юрий, погибли в жестокой сече. Разгром на Сити положил конец организованному сопротивлению Северо-Восточной Руси.

     За несколько месяцев монгольские захватчики взяли 14 крупных городов, таких как Владимир, Рязань, Суздаль, Тверь, Москва, Коломна и другие. Однако на Новгород в преддверии весенней распутицы Батый идти не решился и повернул в половецикие степи. Но на его пути встал небольшой городок Козельск.

     “В лето 6746 (1238)...Оттуду же возвратися Батый к Рязани, иде ко граду Козельску, бе же в нем князь млад, именем Василей”... “Козляне же совет сотвориша не вдатися Батыеви, но главы своя положити за христианскую веру: “Аще и князь наш млад есть, но мы живота своего не пощадим, да от Христа бога небесныа венца примем...” (сохранилась миниатюра Никоновской летописи с изображением описываемых событий).

     “Татарове же пороки стену выбиша, и бысть брань люта зело, та же и весь град разбиша пороки, и взыдоша на вал, и ту бысть брань велиа и сечя зла...” ... "Яко и ножи граждане сними резахуся, а иные, изшедшие из града на полки их, и многих избиша, яко до 4 тысящ, ту и сами все избиени быша”. “Батый же взем град Козелеск, и выиде в ярость велию, и изби всех, и до отрочят, сосущих млеко, за противление их... Батый же не повеле звати его Козелским градом, но Злым градом, понеже бо билися у града того по седмь недель...”.

     Батый же взял Козельск и пошел в землю Половецкую, оттуда же начал посылать на русские города, и взял приступом город Переяславль; перебил всех людей, разрушил церковь архангела Михаила, захватил золотые сосуды церковные, бесчисленные и драгоценные камни и епископа Симеона убил.

     В то же время Батый послал войска на Чернигов, обступил город с великой силой. Слышав же Мстислав Глебович про нападение на город иноплеменников, пришел на них со всеми своими воинами; бились они, и побежден был Мстислав, и много его воинов было убито, а город татары взяли, предали огню; епископа же в живых оставили и увезли его в Глухов.

      Не устояв перед нашествием Батыя, Русь надолго попала в вассальную зависимость от Золотой Орды...

Повесть о Евпатии Коловрате, боярине Рязанском

     "О светло светлая и украсно украшеная земля Русская! Многими красотами прославлена еси: озерами многими прославлена еси, реками и родниками местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами чистыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, виноградами монастырскими, храмами церковными, и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими. Всего ты исполнена, земля Русская, о правоверная вера христианская! Отселе до угор и до ляхов, до чехов, от чехов до ятвягов, и от ятвягов до литвы, до немец, от немец до корелы, от корелы до Устюга, и за Дышащим морем, от моря до болгар, от болгар до буртас, от буртас до чермис, от чермис до мордви, - то все покорено было Богом христианскому народу…
      …И в те дни обрушилась беда на христиан…"

      На исходе года 1237, зимой, пришел из восточных стран на Русскую землю безбожный царь Батый со множеством воинов татарских. И подошел окаянный царь Батый к городу Рязани. Осадили враги и бились неотступно пять дней. И взяли город татары в 21-й день декабря месяца. И не осталось в городе ни одного жителя. Все, как один, погибли и все единую смертную чашу испили.
      В это время некий из вельмож рязанских, по имени Евпатий Коловрат, был в Чернигове вместе с князем Ингварем Ингваревичем. И услышал он о приходе зловерного царя Батыя, и поспешил из Чернигова с небольшой дружиной, и гнал во всю мочь.
      Приехал он в землю Рязанскую и увидел её опустевшей: города разорены, церкви сожжены, люди побиты. И приехал он в город Рязань, и видит: город разорён, князья убиты и множество народа повсюду лежит - одни убиты и изрублены, другие сожжены, а иные в реке потоплены. И закричал Евпатий в горести души своей, и воспылал гневом в сердце своём.
      Собрал он небольшую дружину в тысячу семьсот человек из тех, кого Бог сохранил вне города. И погнались они вслед за безбожным царём Батыем, и едва настигли его в земле Суздальской, и внезапно напали на станы Батыевы. И начали сечь без милости, и привели в смятение полки татарские, так что стали татары словно пьяные или безумные. Так беспощадно Евпатий бил их, что даже мечи притупились. Тогда взяли рязанцы татарские мечи и начали ими разить врага. Решили татары, что это мёртвые ожили. Евпатий же, проезжая из конца в конец великие полки татарские, избивал их беспощадно. И так храбро и мужественно скакал он по полкам татарским, что даже сам царь испугался.
      И едва смогли схватить из полка Евпатиева пятерых воинов, обессилевших от жестоких ран. Привели их к царю Батыю, и начал их царь спрашивать:
      - Какой вы веры и из какой земли, и почему так много зла мне сотворили?
      Они же отвечали:
      - Веры мы христианской, рабы великого князя Юрия Ингваревича Рязанского, а из полка Евпатия Коловрата. Посланы мы от князя Ингваря Ингваревича Рязанского, чтобы тебя, царя сильного, почтить, да с почестью выпроводить. Только ты, царь, не обижайся: не успеваем мы чаш наливать на такую силу великую - рать татарскую.
      Подивился царь ответу их мудрому. И послал он шурича* своего Хостоврула с сильными полками татарскими против Евпатия Коловрата. Хостоврул же похвалялся царю, что приведёт Евпатия живым. И обступили сильные полки татарские Евпатия, чтобы его живым захватить, и Хостоврул съехался с Евпатием. Евпатий же богатырь разрубил Хостоврула надвое до седла и начал без пощады сечь силу татарскую. И многих он тут прославленных богатырей Батыевых побил, одних пополам рассекая, а других до седла надвое разрубая.
      Испугались татары, видя, сколь могуч исполин Евпатий. И нацелили они на него множество пороков*, и едва убили его. Принесли тело его к царю Батыю. Царь Батый послал за мурзами и за князьями своими, и стали все дивиться храбрости, и мужеству, и крепости рязанского воинства. И сказали мурзы и князья царю:
      - Со многими царями и во многих землях и сражениях мы встречались, а таких храбрецов и удальцов не видывали, и отцы наши о таких не рассказывали. Ведь они - словно люди крылатые и бессмертные: так крепко и мужественно на конях бьются - один с тысячью, а двое - с десятью тысячами. И ни один из них не покинул поля брани.
      А царь Батый сказал, глядя на тело Евпатия:
      - О Коловрат Евпатий! Щедро ты меня попотчевал со своею малою дружиною, и многих богатырей могучих побил ты, и много полков моих от тебя пало. Если бы у меня такой служил, держал бы его около сердца своего.
      И отдал он тело Евпатия уцелевшим воинам из его дружины, и велел их отпустить, не причинив им никакого вреда.

      Примечания.
      * Шурич - сын шурина (брата жены).
      * Порок - стенобитное орудие, метавшее камни (см. рисунок из арабской рукописи).

Битва на реке Сить

Тайна Ситской битвы существует до сих пор, как в причинах внезапного скрытного окружения войск князя Юрия на протяжении почти всего течения Сити (более 100 километров),так и в средствах и неразгаданных путях темника Бурундая. Каким образом огромная масса войск (около 40000 всадников -- четыре тьмы) незаметно подошла и окружила русские войска, пройдя огромные пространства с трех сторон?

     Сама официальная дата Ситской битвы, 4 марта 1238 года, вызывает сомнение. Дата 4 марта 1238 года является точной датой смерти ростовского князя Василько Константиновича, замученного в Ширенском лесу вместе с полоном.

     Ссылаясь на историка С. М. Соловьева, занимавшегося определением местонахождения Ширенского леса, В. А. Чивилихин в своей книге "Память" указывает, что Ширенский лес находится сейчас в 24 километрах от г. Кашина и в 40 километрах от г. Калязина на реке Ширенке, притоке реки Медведицы, т. е. около 100 километров от мест Ситской битвы. Он считает, что после битвы Бурундай шел до этого леса 3 дня. Тогда, по его мнению, Ситская битва произошла 1 марта 1238 года.

     На наш взгляд если основываться на том же историческом факте, наиболее вероятна дата Ситской битвы 2 марта 1238 года, так как Бурундай спешил на помощь главным силам хана Батыя, уже взявшим Тверь 21 февраля 1238 года и штурмующим Торжок вторую неделю. После чего Бату-хан должен был пойти на Новгород. В случае недостаточно оправданной задержки Бурундай рисковал отсечением головы. Других наказаний у хана не было. Поэтому Бурундай прошел этот путь за 1,5-2 дня.

     Однако, по мнению С. А. Мусина-Пушкина, высказанному в его книге "Очерки Моложского уезда", Ширенский лес находился на границе Угличского и Романово-Борисоглебского уездов, где, как он утверждает, было урочище Ширены и пустоши Васили. Однако на территории Раменского сельсовета нынешнего Борисоглебского округа протекает река Ширенка, а в 10 километрах на территории Ярославского округа находится село Ширенье. От места Ситской битвы до реки Ширенки (через Мышкин) около 100 километров. Следовательно, этот отряд шел двое суток. Отсюда следует, что Ситская битва произошла 2 марта 1238 года.

     Следует заметить, что на урочище Ширены или на реку Ширенку не мог идти Бурундай, так как этот путь уводил бы их к юго-востоку, а не на запад -- к Торжку и Новгороду. Пленных с князем Васильком вел другой небольшой отряд которому было поручено увезти награбленное и пленных.

     В настоящее время по вопросу о месте сражения ученые и краеведы пришли в основном к единому мнению, заключающемуся в том, что в районе селений Могилицы и Божонки было сражение с полком Дорожа (Дорофея Семенова); в районе селений Игнатова, Станилова, Юрьевского, Красного -- битва центрального полка под командованием самого князя Юрия Всеволодовича (на реке Сить было три деревни с одинаковым названием "Игнатово": около Сысоева, около Станилова и рядом с Семеновским); признается сражение в районе селений Семеновское, Игнатово, Княгинино, Покровское, Великое Село, однако умалчивается размах этой битвы, ибо памятник погибшим воинам стоит напротив Игнатова, близ Станилова, что не совсем справедливо.

     Большинство ученых и краеведов признают два направления движения отрядов татар на Сить. Первое -- с верховьев Сити от Коя, второе -- от устья Сити. Но нет твердого мнения, откуда пришли отряды к устью Сити и к Кою. Например, Семен Мусин-Пушкин утверждает, что к устью Сити отряд пришел от Галича, а к Станилову -- от Бежецка, через Красный Холм.

     Очевидно Бату-хан остановил свои войска в районе Рязань -- Коломна -- Москва -- Владимир для тщательной и глубокой разведки путей на Ростов - Ярославль - Мологу -- Сить; на Ростов - Углич -- Кой -- Воскресенское; на Углич -- Мышкин -- Некоуз -- Лацкое -- Семеновское. Были тщательно разработаны планы захвата Переяславля, Ростова, Ярославля, Твери, Торжка, Вологды, Галича (который так и не смогли взять) и Ситской битвы. Были и другие задачи, например заготовка кормов приблизительно на 300000 лошадей и продовольствия более чем на 100000 , всадников и др.

     Взяв Владимир 7 февраля 1238 г., Батый послал отряд возможно отряды, для разгрома и уничтожения Суздаля и других более слабых городов -- до Юрьевца, Дмитрова, Костромы, с одновременным возложением на них функции сбора и сопровождения награбленного, захвата и конвоирования пленных к Твери и Торжку для использования в строительстве сооружений для штурма крепостных стен и заваливания рвов их трупами, а также конвоирования рабов для работорговли и использования их в Орде.

     Основные силы Батыя, пройдя Юрьев-Польский, напали и уничтожили в течение пяти дней, Переславль-Залесский. Преодолев расстояние в 205 километров за двое с половиной суток, приступили к штурму Твери.

     Ситская битва произойдет после взятия Твери 2 марта 1238 года (официальная дата 4. 03. 1238 г.). Вот почему князь Юрий ожидал нападения татаро-монголов от Твери, через Бежецк и Красный Холм по кратчайшему пути. Юрий ошибочно считал, что у Батыя в Твери и Торжке все его силы. Можно упрекнуть князя Юрия в отсутствии дальней разведки в южном и юго-восточном направлениях. Некоторые летописи отмечают, что стражи Юрия проспали врага.

     Из вышесказанного можно сделать еще один важный вывод, а именно -- главные силы Бату-хана не участвовали в Ситской битве, и не могли участвовать, так как в это время они вели самый тяжелый, двухнедельный штурм Торжка. У них не было времени участвовать и в штурме Ростова Великого и Суздаля. Там были другие отряды.

     Интересен вывод о скорости передвижения хана Батыя, Он дает возможность определить примерные сроки взятия других городов. Получается, что средняя скорость их передвижения была около 80 километров за сутки. Это максимально возможная скорость движения зимой. Очевидно, степняки привыкли отдыхать в седле.

     Для штурма и взятия Ростова Великого, Ярославля, Вологды, Галича и разгрома войск князя Юрия Бату-хан должен был послать сильные отряды, не менее пяти туменов (тумен равен тьме), т. е. 50000 всадников, под общим командованием Бурундая. Ростов был взят 20 февраля 1238 года, затем отряд под общим командованием Бурундая разделился: часть его ушла на Ярославль; во главе основных сил Бурундай пошел на Углич, где еще разделил силы, образовав два (первый и второй) оперативных отряда для нападения на Сить. Третьим оперативным отрядом для нападения на войска князя Юрия с севера и северо-востока был ярославский отряд (около одной тьмы). Первым оперативным отрядом (две тьмы) командовал сам Бурундай, идя от Углича вверх по реке Вороксе до Коя, затем на с. Воскресенское на Сити, Второй пошел от Углича на Мышкин -- Некоуз -- Лацкое -- Семеновское, с отделением в Некоузе меньшей части отряда на Станилово. Ярославский (третий) оперативный отряд пошел по Волге, реке Мологе в устья рек Сити и Удрусы.

     Именно на рубежах Углича и Ярославля мы подходим к началу разгадки тайны скрытного окружения всех трех отрядов князя Юрия по отдельности растянутых к началу битвы по Сити на расстояние более 100 километров, с выдвинутыми небольшими отрядами охранения по западному берегу и, надо полагать, с запасным полком на восточном берегу между Семеновским и Красным, а также отрядами охранения обозов в Семеновском, Княгинине и на левом берегу в Великом Селе (между Покровским и Брейтовом).

     Разгадка тайны скрытности окружения состоит в том, что Бурундай, в отличие от шумных погромов, поджогов и грабежа главными силами Бату-хана, применил тактику скрытных переходов по ночам с созданием режима абсолютного непроникновения беженцев, вестников и разведчиков на Сить, а также мелких отрядов, шедших к князю Юрию. А погромы всех селений этих районов, с полным уничтожением селений, вырезанием людей и уводом случайно оставшихся в плен, были после битвы.

     Очевидно, была проведена глубокая массированная скрытная разведка по всем дорогам и тропам, с поимкой "языков". Кроме разведки был создан режим изоляции всего района Сити от внешнего мира. Причем скрытные заставы татаро-монголов, проникавшие ночами по всем дорогам и тропам, очевидно, были эшелонированными, иначе хотя бы один герой, да прорвался бы в стан князя Юрия, чтобы сообщить об опасности.

     Таким образом, первый оперативный отряд Бурундая скрытно сосредоточился вблизи села Воскресенского, а ярославский отряд в лесу на левом берегу Мологи выше села Ветрина, в районе потом построенной деревни Пенье (теперь в зоне затопления). Второй оперативный отряд, отделившийся от отряда Бурундая в Угличе и направляющийся через Мышкин -- Некоуз -- частью к Станилову, а в основном к Семеновским обозам, также подошел скрытно. Этому отряду путь был ближе: до Станилова - 71 километр, а через Лацкое до Семеновского -- 113 километров.

     О применении татаро-монголами тактики "облавы" подробно писал Тимур-Лен. Ее использование в Ситской битве подтверждено многими летописями и признано всеми исследователями.

     К началу битвы русские полки были расположены в следующем порядке. Первый - трехтысячный конный полк во главе с воеводой Дорожем, находился в верховье Сити, в районе селений Могилицы и Божонки, с целью своевременного обнаружения (разведки) противника и встречного боя с его передовым отрядом.

     Второй -- центральный отряд -- в районе селений Игнатово -- Станилово -- Юрьевское -- Красное. Там был стан командующего, князя Юрия Всеволодовича, с оборудованными для боя позициями, с обозами в районе третьего полка.

     Третий отряд (полк правой руки) -- в районе Семеновского, Игнатова (рядом с Семеновским), Петровского, Ст. Мерзлеева и Великого Села, которого сейчас нет. Задачи отряда -- обеспечение северного фланга русских войск и участие в главном сражении. В соответствии с тактикой русских войск того времени должен быть и запасный (засадный) полк. Запасный полк князя Юрия, скорее всего и был поставлен на восточном берегу Сити, так как Юрий считал его безопасным (даже не вел разводку в сторону востока), а точнее между Семеновским и Красным, чтобы во время битвы полк мог идти на помощь как в стан Юрия, так и к северному полку.

     Все три отряда к моменту битвы были растянуты на расстояние более 100 километров. Бурундай, выйдя к Сити, точно знал расположение этих отрядов. Как от своей разведки, так и от пленных он узнал и о проходе полка Дорожа в верховье Сити мимо села Воскресенское, куда он пошел, ожидая встречи передового отряда Батыя от Бежецка, ибо он, как и Юрий, считал, что все силы врага находятся в Твери и Торжке.

     Итак, выйдя к Сити у села Воскресенское, Бурундай вдогонку Дорожу направил сильный отряд (около одной тьмы) для его уничтожения у селений Могилицы, Божонки и других. Этот отряд громил, вырезал и сжигал все на своем пути, ибо скрывать уже было нечего.

     Вот поэтому долгое время у многих ученых и краеведов, в том числе и у С. А. Мусина-Пушкина, сложилось мнение, что татаро-монголы пришли с запада -- от Бежецка через Красный Холм. В действительности главные силы Бурундая пошли от Воскресенского, вниз по Сити.

     Второй отряд окружения, надо полагать, Бурундай направил в устье реки Верексы, в 5-8 километрах от Воскресенского, затем вверх по ней, до Ковалевского ручья и далее на север, до соединения с северным третьим отрядом окружения с целью замыкания кольца окружения.

     Третий, северный отряд окружения, только что упомянутый, отделился, как надо полагать, от ярославского оперативного отряда при подходе к устью реки Сити и устремился дальше вверх по Мологе (на 13 километров выше) до укрепленного городища Старое Холопье. Много позже на том месте построено было с. Борисоглеб с усадьбой Мусина-Пушкина. Отряд взял Старое Холопье, пошел вверх по реке Удрусе, рассыпавшись по деревням вплоть до Суминского, а через Новинку, Крутец, Ветрянку, замкнув кольцо окружения, вместе со вторым отрядом устремился через Федорково на Великое Село, Турбаново, Старое Мерзлеево, а с Халева на Покровское. Именно так, на мой взгляд, должно было произойти окружение войск князя Юрия. Такая схема "облавы" не противоречит летописям, подтверждается народными преданиями всех этих мест, отдельными заключениями ученых и краеведов.

     Теперь можно представить весь ход Ситской битвы. Поскольку все отряды Бурундая подошли без спешки, скрытно и действия их были заранее согласованы, то больших временных интервалов между сражениями в разных местах не было. Однако первым сражением надо считать разгром трехтысячного полка Дорожа ночью, под утро, второго марта 1238 года. Надо полагать, нападение на него было сделано тогда, когда основной его состав находился в крестьянских избах селений Могилицы, Божонки и других, ибо князь Юрий и Дорож уже 8 суток ждали нападения.

     Естественно, много суток Дорож не мог полк держать в седле, имея теплые избы. Сторожили по западным направлениям сотни, а скорее, десятки всадников. Свой тыл Дорож считал безопасным. Селения с русскими воинами одновременно были окружены. Начался смертный бой около изб.

     Выскакивавших из изб русских воинов рубили около дверей и окон. Удалось вырваться из кольца окружения очень немногим. Это была жестокая битва. Воевода Дорож, доскакавший до князя Юрия доложил: "Княже, обошли уже нас татарове... Мы их ждали от Бежецка, а они пришли от Коя".

     Пройдя безлюдную низменную местность устья Сити, ярославский отряд напал на район селений: Черкасово, Иван-Святой, Брейтово, Остряковка и другие.

     Одновременно с наступлением из устья Сити второй оперативный (некоузский) отряд Бурундая напал на обозы в Княгинине и Семеновском и начал громить их укрепления (в Семеновском по преданию, был монастырь). Этот некоузский отряд еще раньше обнаружил засадный полк и напал на него основными силами. Засада не получилась. Запасный полк первым после полка Дорожа принял удар при следовании на помощь к селу Семеновскому. Битва разгоралась. Возможно, князь Юрий дал команду, а скорее, командир третьего полка правой руки сам направил часть своих воинов на помощь к Семеновскому через Сить. Битва ожесточилась у д. Игнатово (у Семеновского).

     В это время третий (северный) отряд окружения напал на Великое Село, окружил его и уничтожил вместе с людьми (Великое Село не возродилось),а затем ударил по полку правой руки в с. Покровском и начал теснить воинов с берега на лед Сити. С другого берега, от Княгинино, Семеновского и рядом стоящей деревни Игнатово, тоже стали теснить русских воинов на лед Сити. У князя Юрия, предположительно, было около 15000 воинов, причем более половины составляли плохо обученные ополченцы. Крестьяне тоже участвовали в битве, но они были в лучшем случае с вилами и обычными топорами.

     У Бурундая во всех отрядах, участвующих в Ситской битве, было не менее сорока тысяч всадников. Примерно две тьмы он довел до Воскресенского на Сити. Около одной тьмы составлял второй (некоузский) оперативный отряд и около одной тьмы было в третьем (ярославском) отряде.

     Превосходящие силы Бурундая окружили русские войска по частям, сжимая кольцо окружения, и к вечеру того же дня полностью уничтожили оба полка: центральный, во главе с князем Юрием, в районе Станилово -- Юрьевская -- Красное, и северный полк правой руки, в районе Семеновское -- Игнатово -- Покровское. Князь Юрий погиб в деревне Юрьевская.

     В районе Семеновское -- Игнатово -- Покровское битва разгорелась раньше, чем в самом стане Юрия в Станилове, поэтому летописцы, возможно, верно утверждают, что Юрий разделил свои войска, послав часть на помощь северному полку, и тем ускорил свою гибель. Поэтому именно здесь могла быть самая ожесточенная битва, ибо в ней участвовали весь полк правой руки, запасный полк и часть войск центрального полка. Здесь окруженные по частям русские воины с обоих берегов были оттеснены на лед Сити превосходящими силами, где скопилось столько сражавшихся, что лед не выдержал и проломился.

     Сохранилось предание об огромном количестве трупов с обеих сторон в проломах льда, они остановили течение реки, образовав плотину. Это место стало называться "плотища".

     Войско Бурундая настолько было ослаблено в Ситской битве, что этот факт послужил одной из причин отказа Бату-хана штурмовать Новгород Великий с тридцатипятитысячным населением.

     В заключение можно сказать: князь Юрий имел к началу битвы три боевых линейных полка на значительном удалении друг от друга и запасный (засадный) полк; для проведения Ситской операции и полного окружения русских войск Бурундай разделил войско на три оперативных отряда и три отряда окружения; нашествие на Сить всех отрядов Бурундая проводилось скрытно, в глубокой тайне, все разведчики, свидетели и подходящие к Сити мелкие отряды уничтожались.

     Ситская битва произошла в трех местах: в районе селений Могилицы и Божонки (битва полка Дорожа); в районе Станилово -- Юрьевская -- Игнатово -- Красное (битва центрального полка под командованием князя Юрия); в районе Семеновское -- Игнатово -- Покровское (тут, по предположению, была самая ожесточенная битва с участием в ней кроме полка правой руки запасного полка и части центрального полка, посланного Юрием на помощь).

Старая Рязань

Городище Старая Рязань является эталонным древнерусским памятником археологии домонгольского периода. Древний город (первое упоминание – 1096 г.) был основан на высоком северном мысу, на месте городища городецкой культуры и языческого святилища. В XII-XIII вв. Рязань - столица Рязанского княжества стала одним из крупнейших экономических, политических и культурных центров Древней Руси. В декабре 1237 г. Рязань была разрушена войсками Батыя.
В настоящее время территория древнего города представляет собой широкое поле, окруженное грандиозными валами. Местами они достигают высоты до 10 м. Общая площадь городища – около 70 га.
Археологические исследования городища начались в 1822 г. сразу после случайной находки знаменитого клада золотых ювелирных украшений. В конце XIX в. началось систематическое археологическое изучение городища, продолжающееся и в наши дни.
На городище было обнаружено 14 кладов золотых и серебряных изделий, главным образом женских украшений 2-й половины XII – 1-й трети XIII в., поражающих виртуозной техникой исполнения и утонченным вкусом. Рязань занимает второе место после Киева по числу кладовых комплексов, схороненных во время вторжения орд Батыя.
Старорязанские клады украшают музейные коллекции Рязан-ского и Московского кремлей, Государственного Исторического музея. Археологические экспедиции на Старой Рязани работают ежегодно в июле-августе.

Старая Рязань... При имени этого древнерусского города сразу вспоминаются события монголо-татарского нашествия. Судьба древней столицы Рязанского княжества трагична – разоренный Батыем город не смог возродиться, и уже во второй половине XVII в. поселение, расположенное на этом месте, именуется селом, сохранив память о былом величии лишь в названии. Столица Рязанского княжества в XIV в. была перенесена в Переяславль Рязанский (с 1778 г. город носит название Рязань).

Старая Рязань – единственная из столиц земель-княжений древней Руси, превратившаяся в «мертвый город». Сейчас городище представляет собой широкое ровное поле, окруженное величественными валами.

Старая Рязань находится в 65 км юго-восточнее современной Рязани на правом, возвышенном, берегу реки Оки, напротив г. Спасска. Основан город был в XI в., и впервые упомянут в летописи в 1096 г. Рязань возникла на месте, где раньше находилось поселение одного из угро-финских племен, покинувших его к тому времени. Возникший в ходе княжеской колонизации город стал форпостом Руси на юго-востоке. Население его составляли выходцы из смоленских, ростовских, суздальских, поднепровских земель.

Среди крупнейших древнерусских городов XII-XIII вв. – центров земель-княжений – Рязань предстает перед нами как один из самых величественных и богатых, как город-страж у юго-восточных окраин Руси и одновременно – средоточие интенсивной созидательной деятельности – экономической, политической, культурной.

Старая Рязань стала первым городом Древней Руси, который начали изучать археологи. Этому способствовала находка клада ювелирных изделий, хранящегося ныне в Оружейной палате Московского кремля и вошедшего в литературу под названием «Рязанские бармы». С 1822 г. проводятся на городище археологические раскопки. Начиная с 1926 г. работы ведутся совместной экспедицией Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника и Института археологии РАН. Во главе экспедиции – д. и. н., зав. отделом славяно-русской археологии ИА А.В.Чернецов.

Основная часть найденных на городище предметов хранится в Рязанском историко-архитектурном музее-заповеднике. Среди находок – клады золотых и серебряных украшений, денежных слитков-гривен, оружие, бытовые предметы: орудия труда (ножи, серпы, косы, пинцеты), фрагменты посуды, привозной и местной, бусы, стеклянные браслеты, изделия из кости и рога, фрагменты деревянной утвари. Часть их выставлена в экспозициях и на выставках музея.

Великое княжество Рязанское

Как свидетельствует Никоновская летопись (XII-XIII вв.) и более поздние источники, первоначально к рязанским городам помимо Старой Рязани, Переяславля - Рязанского (современной Рязани), Пронска, Ряжска, Михайлова, Касимова (Городец Мещерский), Зарайска, сохранившихся за Рязанью вплоть до XX века, относились и Кашира, и Коломна, и Тула, и Данков; в эпоху усиления Рязанского княжества в XIV веке ему подчинялись и Елец, и Мценск, и Козельск, традиционно союзные отношения были с Муромом. Многие из этих городов потом (в XIV-XV веках), были отобраны Московскими князьями... Собственно, это и было одной из причин столкновений Рязанского и Московского княжеств в то время.

Если исследовать истоки Рязанщины и исторические рязанские земли, то необходимо рассмотреть процесс их формирования с течением времени.
Известно, что уже в X веке территория современной Рязанской области (точнее западной ее части, ее древнего славянского ядра, несколько выступающего за рамки пространства, ограниченного р.Окой с севера, р.Осетром с запада, р.Проней с Востока и юга) была населена славянскими племенами вятичей и радимичей, как отмечает летопись, происходящими от ляхов.
Даже в XI веке эти племена еще помнили о своем приходе сюда с Запада. Коренным населением, очень редким по плотности, рязанских лесных зон были, как пишет Иловайский, Финны (угро-финские племена меря, мещера, мурома, мордва, жившие и во всей лесной части Средней и Северной современной России). Финские племена постепенно были либо вытеснены восточнее, либо, что вероятнее, слились со славянами.
По словам Начальной летописи, киевский князь Святослав в 964 году идет на Оку и на Волгу, приходит к вятичам и спрашивает у них: "Кому дань даете?" Они отвечают: "Даем козарам по шелягу с рала" (сохи). Затем Святослав обращается на хозар и громит их царство. Вятичи, однако, не соглашаются добровольно платить дань, и как показывает летописец под 966 годом: "Вятичи победи Святославъ, и дань на них възложи". Его сыну Владимиру Святому по крайней мере дважды, в 987 и 997 годах, пришлось опять приходить с дружиной сюда (и далее на Волжских болгар) и вновь покорять воинственных вятичей, которые упорно подчиняться не хотели и добивались самостоятельности.
Киевским князьям, наконец, удалось здесь утвердить свою власть, и город Муром получил в удел сын Владимира Святого - св. Глеб. Он княжил здесь всего два года, а затем был сманен лестию Святополка Окаянного и убит.

Напомню, что еще в X веке, при Владимире Святом, Русь была более или менее единой; но уже в XI веке началось дробление Руси на уделы, по наследникам старших в роде и влиятельных князей. Уделы часто переходили из рук в руки по древнему родовому "лествичному" праву (когда после смерти старшего брата старшинство в роде наследовал не его старший сын, а более младший брат умершего и т.п.). Сейчас кажется, что более разумно было бы наследование от отца к старшему сыну (как и стало много позднее), но в эпоху постоянных военных набегов князья часто погибали на поле боя еще молодыми, когда их дети были еще детьми; оставлять род без мужественного и боеспособного военачальника (каковым более вероятно являлся не малолетний сын, а брат погибшего) было неразумно. Поэтому и переходило старшинство в роде к более младшему брату погибшего, а не его сыну. Однако, с течением времени старшинство в роде становилось все более запутанным и все более спорным.
Ясных и постоянных границ между областями Руси тогда не было, и князья часто меняли города и земли либо по праву "лествичного наследования", либо по воле старшего (Великого) князя переходя из города в город. Иногда горожане сами какого-то князя приглашали, какого-то изгоняли, но, в основном, это было подконтрольно Великому князю Киевскому.

С дроблением потомства Рюриковичей на отдельные линии и ослаблением степени родства князей, их вражда усиливалась, тогда (XI-XII вв.) и стали формироваться княжества, независимые друг от друга и Великого князя Киевского.

Формальной датой основания г.Рязани считается ее первое упоминание в летописи в 1096 году. Кто основал современную Рязань - точно не известно, но Д.И.Иловайский считает, что основателем мог быть младший из братьев-наследников черниговского князя Святослава Ярославича (сына известного Ярослава Мудрого), Ярослав Святославич, получивший поокские земли (Рязань и Муром) в свой удел около 1078 года. Этого Ярослава Святославича (умер в 1129 году) Иловайский считает первым независимым Рязанским князем. От него пошли линии независимых Муромских и Рязанских князей.

Однако, известно также, что еще на век ранее был в этих местах и Киевский князь Святослав Великий (или Первый, отец Владимира Святого), ходивший походом на болгар и хозар в 964 году, и подчинивший вятичей в 966 году. Так что основателем Переяславля Рязанского (современной Рязани), как форпоста среди недавно подчиненных его воле вятичей, а также для обороны его владений с востока, мог быть и Киевский князь Святослав Великий.

Интересен и такой факт: современная Рязань (прежний Переяславль Рязанский) стоит у впадения в р.Оку речек Лыбедь и Трубеж; а ведь речки с такими названиями есть и в Киеве! Есть в Рязани и ручей Дунайчик! Очевидно, это напоминание наших предков-вятичей (или - князей-Рюриковичей с дружинами) о приходе сюда с Запада, из Киевской Руси...
Кстати, речки с такими же названиями есть в г. Переславль Залесский, что тоже говорит о "киевском" происхождении этих топонимов.

Формирование независимых княжеств было законодательно закреплено в 1097 году на Любечском съезде князей, когда князья решили: "Кождо да держить отчину свою". Было это делом вынужденным, поскольку из-за запутанности старшинства по "лествичному праву" в разраставшемся потомстве рода Владимира Святого уже многие стали претендовать и на главный, Киевский престол, и на другие богатые уделы. Это приводило к кровопролитным ссорам и войнам князей. Что, в частности, было причиной начавшегося упадка Киева как стольного града.

Однако принятая мера - сидеть в своих "отчинах" и стала главной причиной феодального дробления Руси и ее ослаблению перед лицом внешних врагов. Если к XII веку на Руси было около 15 более-менее независимых уделов, причем князья часто переходили из одного в другой, то в XIII веке - это были 15 абсолютно независимых друг от друга т.н. Великих княжеств (число их, впрочем, со временем уменьшилось - некоторые из них в XIII-XIV вв. подчинила Литва) и до 250 удельных (зависимых от Великих) княжеств со сложными взаимными отношениями.

За Святославичами (сыновьями Святослава, сына Ярослава Мудрого): Олегом, Давыдом и младшим братом, Ярославом, на Любечском съезде князей в 1097 году было закреплено Черниговское княжество, куда входили Чернигов, Тмутракань, Новгород Северский, Рязань, Муром и окружающие земли.
Чуть позднее, при делении по наследникам уже Черниговского княжества, Ярославичам (потомкам Ярослава Святославича, младшего сына упомянутого выше Святослава Ярославича Черниговского) досталось все среднее и нижнее течение Оки (то-есть Муром и Рязань с округой). Именно этого Ярослава Святославича (умер в 1129 году) Д.И.Иловайский считает первым собственно Рязанским князем. От него пошли две княжеские линии: Рязанских и Муромских князей.

Таким образом, Рязань вышла из-под опеки Чернигова и стала самостоятельным княжеством к первой четверти XII века.
Однако, в 1237 году Русь подверглась монголо-татарскому нашествию, и как остальные русские княжества попала в вассальную зависимость от Орды. Впрочем, эта зависимость выражалась, в основном, в выплате ежегодной дани, даче ярлыков на княжение представителям уже существующих династий, и периодических разграблениях ордынскими отрядами контролируемых татарами земель.

Пользуясь обескровливанием Руси от татарского нашествия, большую часть русских земель на западе (современную Белоруссию и Украину, - а также и собственно великорусские земли, в том числе и западную часть Черниговского княжества, а по временам даже и Курские и Смоленские земли(!), захватила и подчинила Литва. В этот момент начинается самостоятельная борьба Рязани и с татарами, и с Литвой, и с возвышающейся Москвой - потомством могущественных Владимиро-Суздальских князей. Тогдашняя Литва, кстати, большей частью этнически была русской, ведь даже Курск с середины XIV века около 150 лет был в составе Литвы (!), и границы Литовского княжества соприкасались в то время на юго-западе с Рязанской землею. (М.К.Любавский в "Лекциях по древней русской истории до конца XVI века", прямо пишет о "Литовско-Русском государстве", а не о "Литве"). Некоторые из Литовских князей даже сражались на поле Куликовом на русской стороне, другие, однако, спешили на помощь Мамаю вместе с князем Ягайло (Ягелло). А, к примеру, Олег Рязанский был женат на сестре литовского князя Ягайло, что не мешало Рязани и Литве то дружить, то воевать друг с другом.

Как самостоятельное княжество Рязань просуществовала около 400 лет, с начала XII века и по 1521 год. Великим князьям Московским удалось присоединить Рязанское княжество самым последним из независимых (Великих) русских княжеств, уже после подчинения ими Господина Великого Новгорода, Пскова, Смоленска, Твери, Нижнего Новгорода, Ярославля...

Согласно Д.И.Иловайскому ("История Рязанского княжества") и "Рязанской энциклопедии" (Изд. "Пресса", 1999 г.), всего было 33 Великих (=независимых, никому не подчиняющихся на Руси) Рязанских князя. Родословие Рязанских князей является предметом реконструкции, проделанным, в основном, Д.И. Иловайским, ибо собственные рязанские летописи в огне многочисленных пожарищ не сохранились, а летописцы других земель о рязанских князьях и событиях сообщают фрагментарно, упоминая только самые значительные явления.
Известно, что Рязанские князья были не Мономаховичи (потомки Владимира Мономаха, который был внуком Ярослава Мудрого и сыном Всеволода Ярославича), как Московские князья, а Святославичи (потомки Святослава Ярославича, сына Ярослава Мудрого). Поскольку Святослав Ярославич был старшим братом Всеволода Ярославича, то и его потомки, Рязанские князья, формально принадлежали к более старшей ветви потомков Ярослава Мудрого, чем Московские князья.
Московские князья непосредственно произошли от князей Владимиро-Суздальских; Рязанские - из семьи Черниговских князей. И Черниговские и Владимиро-Суздальские князья - в свою очередь произошли от Киевских князей - от Владимира Святого.

Первый собственно Рязанский князь - Ярослав Святославич (ум.1129 г.) (внук Ярослава Мудрого, сын его сына Святослава Ярославича), ему наследовал князь - Святослав (от него пошла линия Муромских князей), ... и последним был Великий Рязанский князь Иван Иванович (княжил до 1521 г.).

Княжеские линии часто переплетались, умершему или погибшему князю наследовал часто не его сын, а младший брат (что вполне понятно, ведь дети погибшего князя могли быть еще малы, а ведь надо было командовать дружиной, отражать набеги врагов и т.п.) и порой на Великий Рязанский стол восходили ближайшие родственники (двоюродные братья, дяди, племянники) и соперники Рязанских - удельные Пронские князья (г. Пронск - один из древнейших городов Рязанской Земли). Часто наоборот, младшие наследники Великих Рязанских князей садились на Пронский стол. История Рязанской земли полна столкновениями князей этих двух соперничавших древних городов, что очень сильно ослабляло Рязанщину перед лицом внешних угроз. Могущественные соседи (и половцы, и суздальцы, а позднее и москвитяне, и татары) часто использовали эти противоречия к своей выгоде, поддерживая ту или иную сторону...

Наибольшего могущества Рязанское княжество достигло при князе Олеге Ивановиче(правил с 1350 по 1402 год). При нем Рязанское княжество начало чеканить свою монету.

В 1386 году за сына Великого Рязанского князя Олега, Федора, Дмитрий Донской выдал замуж свою дочь Софью. С этого породнения начинается сильное сближение Рязанского и Московского княжеств, закончившееся через 135 лет присоединением Рязанской Земли к Русскому государству.

Последний Великий Рязанский князь Иван Иванович (род. ок. 1495, умер ок.1534 гг.) был захвачен в плен Великим князем Московским в 1521 году якобы из-за подозрений в сношениях с Крымским ханом. (Напомню, что Москва тогда активно "собирала" русские земли, так что вряд ли обвинения имели под собой основания, имея ввиду многосотлетнюю "любовь" Рязани к татарам).

Этому предшествовали следующие события. Родной дядя последнего Рязанского князя Ивана Ивановича, князь Федор Васильевич (умер в 1503 году не оставив наследников), свой удел, значительную часть земель Рязанского княжества, в том числе даже и прежнюю столицу княжества - г.Старая Рязань, по завещанию передал своему родному дяде Московскому князю Ивану III, а не своему племяннику Ивану Ивановичу, сыну брата, как предполагалось по договору 1496 года между Рязанскими князьями родными братьями Иваном и Федором Васильевичами. Получив Рязанский удел Федора Васильевича, Московский князь Иван III стал именовать себя, наряду с другими титулами, и князем Рязанским (хоть владел он пока лишь частью Рязанской земли)...
В этот момент наследнику Великого князя Рязанского Ивану Ивановичу было лишь 8 лет, так что постоять за свои права он не мог. А его отец, предпоследний Великий Рязанский князь Иван Васильевич, умер за 3 года до этого.
Так и получилось, что ко времени вокняжения Ивана Ивановича на Рязанском столе от прежнего Рязанского княжества осталась уже только часть, со всех сторон охваченная Московскими землями...
Поступок князя Федора Васильевича можно оправдать, очевидно, преклонением перед Московским князем Иваном III, безусловным Героем того времени, сбросившим, наконец, в 1480 году ненавистное татаро-монгольское иго. Кроме того, князь Федор Васильевич, очевидно, желал объединить силы и ресурсы Рязанского и Московского княжеств в составе единого государства. К этому времени наиболее дальновидные князья поняли, что в целях построения мощного Русского государства нужно отказаться от местного патриотизма и личных амбиций.
Надо сказать, что бабушка последнего Рязанского князя Ивана Ивановича, (мать его отца Ивана Васильевича и дяди Федора Васильевича) княгиня Анна, была из рода Великих Московских князей. Она была дочерью Василия Темного и родной сестрой Ивана III, Великих князей Московских.
Иван III, женившись вторым браком на византийской принцессе Софии из царского рода Палеологов, племяннице последнего византийского императора Константина Палеолога, стал и сам именоваться царем.
Про Софию известно, что до выхода замуж за Ивана III, она жила в эмиграции в Италии, куда незадолго до этого перебрались потомки Византийских императоров, бежав от турок, захвативших Византию и Константинополь. За Софию сватались и французский король и Миланский герцог; однако, не желая изменять православию, принцесса София им отказала. При Иване III был перенят и византийский двуглавый орел в качестве государственного символа Русского государства. Отсюда же и преемственность: "Москва - третий Рим, а четвертому - не бывать". Очевидно, в это время на Русь были перевезены и древние манускрипты, наследие Византийских императоров, положившие начало знаменитой "библиотеке Ивана Грозного".

Ивана Васильевича III, присоединившего много русских земель к своим московским владениям, в частности Новгород, Псков, Тверь, Смоленск, Ярославль, Нижний Новгород, а также многие западные и южные русские города, прежде подчинявшиеся Литве, сбросившего татарское иго, взявшего приступом Казань и посадившего там дружественного ему хана, успешно воевавшего со Швецией, Польшей, Литвой, русские историки назвали Великим, а в народе иногда называли и Грозным, также как впоследствии нарекли его внука и тезку, Ивана Васильевича IV Грозного). Иван III любил свою сестру, Рязанскую княгиню Анну, и принимал у себя в Москве с большим почетом.
Рязанские князья Иван и Федор Васильевичи, сыновья княгини Анны, уже в то время были верными союзниками Ивана III, своего родного дяди, хотя и оставались независимыми Великими князьями. С именем княгинии Анны связано воспоминание о мире и тишине на протяжении 37 лет, которые провела на Рязанской Земле любимая сестра Ивана III. Умерла она в 1501 году.

Кстати, эта история показывает, что Московские князья собирали русские земли не только силой оружия и денег, но и посредством династических браков, последовательно проводя эту политику на протяжении нескольких поколений. В уме, стратегическом мышлении, упорстве стремления к поставленной цели, а также и в творческом подходе к ее выполнению им не откажешь.

После Ивана III на Московский стол взошел его сын Василий Иванович, который приходился Великому Рязанскому князю Ивану Ивановичу двоюродным дядей. Несмотря на это, достигнув совершеннолетия и возмужав, последний Великий Рязанский князь Иван Иванович стал стремиться к самостоятельности своей и своего княжества, за что был вызван в 1521 (по другим источникам в 1517) году в Москву и арестован.

Воспользовавшись сумятицей во время нападения крымских татар на Москву в 1521 году, последний Великий Рязанский князь, Иван Иванович, бежал из московского плена в Литву, где был наделен землями в Трокском воеводстве.
Крымский хан писал в Литву князю Ивану Ивановичу, звал к себе, предпринимая попытки переманить его, чтобы использовать как популярного в Рязани союзника в войнах против Русского (тогда - Московского) государства. Однако, князь Иван Иванович на эти посулы не поддался, ни в Крым не поехал, ни попыток вернуться на Рязанский стол или мстить Москве не предпринял.
Прожил он в Литве недолго; согласно Иловайскому, он умер там около 1534 года.

Таким образом, с 1521 года Рязанское княжество утрачивает собственных князей и последним из независимых русских княжеств входит в состав Русского государства.

Интересно, что в 1444 году в летописи при описании отражения набега татарского царевича Мустафы впервые упоминаются казаки рязанские; они и положили начало русскому казачеству.
Данков прежде назывался Донков, по реке Дону, на которой стоит), далее к югу от Данкова, Ельца, Лебедяни, от рязанской украйны, как тогда говорили, - были свободные земли, где и селились выходцы из центральной Руси, вольные, никакой центральной власти не подчиняющиеся люди - казаки.

После присоединения Рязанского княжества к Московскому в 1521 году было образовано Рязанское наместничество: вместо Рязанского князя стал править наместник, назначаемый из Москвы.

Первым Рязанским наместником стал Иван Васильевич Хабар, известен и как Хабар Симский (а вообще-то, по-настоящему, - Образцов Иван Васильевич).
Он прославился тем, что воинской хитростью отобрал в 1521 году у крымского хана Мухаммед Гирея (или иначе Магмед Гирея) грамоту об обязательстве Великого князя Московского быть вечным данником крымского хана. Мухаммеду Гирею дали такую грамоту московские бояре, чтобы только он ушел от разоренной им в 1521 году Москвы (сам Великий князь Московский бежал тогда из города).
От Москвы подойдя к Переяславлю Рязанскому, Мухаммед Гирей грамотку-то и предъяви, мол я и тута хозяин! А рязанцы под руководством своего бравого воеводы и грамотку эту реквизовали и крымчаков пушками отогнали от Переяславля Рязанского. - Грамоте он знает, черт чудной, на нас не подиви!
Пушки были и у крымских татар, однако рязанские пушкари оказались искуснее турецких, которых татары взяли с собой в поход на Русь.

В ходе построения Белгородской засечной черты для защиты вторжений из Степи рязанские наместники и воеводы заложили города Воронеж (1586 г.), Тамбов (1636 г.), Козлов (1635 г.), Усмань (1645 г.). Эти города и прилежащие к ним земли заселялись, в основном, рязанскими служилыми людьми и крестьянами.

В 1709 году Петр I разделил территорию России на 8 губерний. Часть Рязанщины вошла в Московскую губернию как Переяславль-Рязанский уезд (в него входили города Переяславль Рязанский, Зарайск, Михайлов, Пронск, Гремячий, Печерники с уездами). Южные земли Рязанщины были тогда отнесены к Азовской губернии (позднее названной Воронежской): города Шацк, Ряжск, Скопин, Сапожок, Данков, Лебедянь с уездами. Восточные районы: города Касимов, Кадом, Елатьма с уездами - были отнесены к Казанской губернии.
Однако, губернии оказались слишком большими и трудноуправляемыми, поэтому последовала вторая реформа.

В 1719 году по новой реформе губернии были разделены на провинции. Вся территория Российской империи была поделена на 50 провинций; была образована и Переяславль-Рязанская провинция в составе Московской губернии, к ней относились: Зарайск, Михайлов, Гремячий, Пронск, Печерники, Сапожок с уездами.
В Азовскую губернию к Елецкой провинции были отнесены: Данков, Скопин, Лебедянь. К Тамбовской губернии отнесли Ряжск. К Шацкой провинции - Касимов, Кадом, Елатьма.

Таким образом, границы исторической Рязанщины неоднократно перекраивались и ее земли и города попадали в различные административно-территориальные деления России.

В правление Екатерины II была проведена новая территориально-административная реформа. По Указу Екатерины II от 28 февраля в 1778 года "О учреждении Рязанской губернии" была учреждена самостоятельная Рязанская губерния в составе 12-ти уездов: Рязанский (г.Переяславль Рязанский тогда же переименовали в г.Рязань), Зарайский, Михайловский, Пронский, Ряжский, Сапожковский, Касимовский, Скопинский, Елатомский, Егорьевский, Спасский, Данковский. 16 октября 1779 года г. Елатьма с уездом был передан Тамбовской губернии, а от Тамбовской губернии передано Рязанской село Раненбург (бывшее Слободское); оно было также переименовано в город и создан соответствующий уезд Рязанской губернии.

В 1860 году в состав Рязанской губернии входили уезды: Рязанский, Пронский, Михайловский, Зарайский, Егорьевский, Спасский, Касимовский, Сапожковский, Ряжский, Скопинский, Данковский и Раненбургский (это документировано на карте 1860 года издания, приведенной, например, в "Рязанской энциклопедии", изд. "Пресса", 1999 г.).
В этом виде Рязанская губерния сохранилась до Октябрьской революции 1917 года. 4 мая 1922 г. постановлением ВЦИК РСФСР Егорьевский и Зарайский уезды были переданы из Рязанской в Московскую область.
4 января 1923 г. Елатомский и Шацкий районы (без трех волостей) Тамбовской губернии были переданы Рязанской области.
В 1926 году переданы из Рязанской области во Владимирскую г. Гусь-Хрустальный и ряд других пунктов Касимовского уезда.
В 1929 году почти вся Рязанская губерния, а заодно и Тульская, вошли в состав Московской области.
26 сентября 1937 года постановлением ВЦИК Московская область была разделена на три области: Московскую, Рязанскую и Тульскую. В Рязанскую область, передавались 39 районов от Московской области (которые до революции входили в состав Рязанской губернии) и, кроме того, к Рязанской области были присоединены 13 районов от Воронежской области.
В январе 1954 года к образуемой Липецкой области от Рязанской были переданы 10 районов (происходящие из дореволюционных земель Рязанской и Воронежской губерний).

Таким образом, в результате всех перекраиваний, в советское время от Рязанской губернии были отрезаны районы Зарайский и Егорьевский (отошли к Московской области в 1922 году), Данковский и Раненбургский (отошли к Липецкой области, образованной 6 января 1954 года), город Гусь-Хрустальный с районом (отошел к Владимирской области в 1926 году).
В то же время, от Тамбовской области к Рязанской были присоединены районы Елатомский, Шацкий, Кадомский и Сасовский (в 1923 году).

Город Шацк и его уезд входили в состав Тамбовской губернии с XVIII века и вплоть до XX века, что отразилось и на историческом гербе этого города. Однако, город Шацк был заложен в XVI веке на Рязанской Украйне (окраине), как тогда говорили, и перед Диким Полем (Степью). Он был опорным пунктом Шацкой засеки, тянувшейся на 300 верст по линии: Шацк - Сапожок - Ряжск - Скопин, прикрывающей Рязанскую землю, и всю тогдашнюю Россию с юго-востока. Город Шацк и его уезд заселялся тогда рязанскими служилыми людьми и крестьянами. Кадом и Елатьма перечисляются еще в Никоновской летописи (XII-XIII вв.) в списке "городов Резанских".

Гербы городов Зарайска, Егорьевска, Раненбурга, в 1948 году переименованного в г.Чаплыгин и сравнение с гербами городов Рязанских свидетельствуют о их рязанской исторической основе (на верхнем золотом поле герба - княжеская шапка с зеленым верхом, под ней меч, перекрещенный с ножнами). О г.Данкове и его истории в общих чертах написано здесь.

По указанным причинам уроженцев этих городов и земель (например, скульптора А.С.Голубкину, филолога В.В.Виноградова и маршала К.А.Мерецкова, родившихся в г.Зарайске или Зарайском уезде Рязанской губернии, а ныне это Московская область; историка Д.И.Иловайского и математика С.А.Чаплыгина, родившихся в г. Раненбург, Рязанской губернии, ныне г. Чаплыгин Липецкой обл.) мы и считаем своими земляками-рязанцами, тем более, что родились они именно в Рязанской губернии и сами себя считали рязанцами.

В Москву, как в крупный город и центр, по разным причинам на протяжении веков переселялись многие поколения рязанцев. Так что "рязанские корни" имеют и многие из тех, кто себя к рязанцам не причисляет. По оценке Рязанского землячества в Москве, в настоящее время в столице живет до полумиллиона непосредственных выходцев из Рязанской области.

1. Старая Рязань
2. Никитино
3.Никитино
4. Спасское
5. Запольское
6. Мосоловское
7. Ново-Пустынское
8. Кривцовское
9. Шиловское
10. Тереховское
11. Ирицкое
12. Инякинское
13. Деревягивское
14. Темгеневское
15. Кривельское
16. Паршинское
17. Сапожок
18. Никольское
19. Борецкое
20. В-Пироговское
21. Столицы
22. Толпинское
23. Княжевское
24. Урочище Городок II
25. Городок I
26. Дмитриевское
27. Лихаревское
28. Скопив
29. Вердерево
30. Мшанка I
31. Мшанка П
32. Павелецкое
33. Юракивское
34. Панкииское
35. Денисовское
36. гора Гневна
37. Пронск
38. Ижеславль
39. Лубянское
40. Жокинское
41. Михайлов
42. Городищи
43. Гремячее
44. Красное
45. Полтево

46. Вышгород
47. Казарь
48. Льговское
49. Новоселковское
50. Дьяковское
51. Переяславль
52. Ворисо-Глебское
53. Дашковское
54. Семеновское
55. Песцовское
56. Бортное
57. Войвиковское
58. Польновское
59. Глебово-городище
60. Старгород
61. Тюнинское-Вилдинское
62. Бавыкинское
63. Плуталовское
64. Жилконицкое
65. Енивское
66. Городище
67. Борисов-Глебов
68. Алпатьевское
69. Перевицкое I
70. Перевицкое II
71. Сушково
72. Луховицкое
73. Городец
74. Корабчеевское
75. Коломна
76. Городок
77. Городня
78. Аргуново
79. Вебехово
80. Ростиславль
81. Зарайск
82. Осовское-Мельгуновское
83. Аннино
84. Белгородище
85. Щучье
86. Венев
87. Вордуковское
88. Торхово
89. Тула
90. Новое Село

91. Корнике
92. Дедославль
93. Городня
94. Богдановский городок
95. Красные Вуйцы
96. Красное
97. Судаково
98. Устье
99. Урусовское
100. Архангельское
101. Городки
102. Перехвальское
103. Романовское
104. Слободское
105. Талица
106. Елец
107. Липецкое
108. Казивское
109. Романове городище
110. Свищевское
111. Дубики
112. Солодилово
113. Ростовец
114. Романовское
115. Остроги
116. Труфановское
117. Баскачи
118. Лиды
119. Колтеск
120. Лопасня
121. Пущино
122. Тешилов
123. Н. Городня
124. Романово Дарское
125. Лесное-Конобеево
126. М. Трепольское
127. Вараковское
128. Вакино 3-е городище
129. Путково городище
130. Сумбуловское

Рязанские князья

Князь	Годы княжения
Олег Святославич Гориславич, кн. Черниговский	1096 - 1096
Святослав Ярославич, кн. Муромский	1129 - 1143
Ростислав Ярославич, кн. Рязанский	1143 - 1145
Глеб Ростиславич, кн. Рязанский	1145 - 1146
Давыд Святославич, кн. Рязанский	1146 - 1147
Игорь Святославич, кн. Рязанский	1147 - 1149
Ростислав Ярославич, кн. Рязанский	1149 - 1154
Андрей I Юрьевич Боголюбский, вел. кн. Владимирский	1154 - 1154
Ростислав Ярославич, кн. Рязанский	1154 - 1155
Глеб Ростиславич, кн. Рязанский	1155 - 1178
Всеволод III Юрьевич Большое Гнездо, вел. кн. Владимирский	1178 - 1180
Игорь Глебович, кн. Рязанский	1180 - 1180
Роман Глебович, кн. Рязанский	1180 - 1207
Роман Игоревич, кн. Рязанский	1207 - 1208
Ярослав II Всеволодович, вел.кн. Владимирский	1209 - 1212
Роман Игоревич, кн. Рязанский	1213 - 1217
Ингварь Игоревич, кн. Рязанский	1217 - 1235
Юрий Игоревич, кн. Рязанский	1235 - 1237
Ингварь Ингваревий, кн. Рязанский	1238 - 1252
Олег Ингваревич Красный, кн. Рязанский	1252 - 1258
Роман Ольгович Святой, кн. Рязанский	1258 - 1270
Федор Романович, кн. Рязанский	1270 - 1294
Ярослав Романович, кн. Рязанский	1294 - 1299
Константин Романович, кн. Рязанский	1299 - 1301
Василий Константинович, кн. Рязанский	1301 - 1308
Иван Ярославич, кн. Рязанский	1308 - 1327
Иван Иванович Коротопол, кн. Рязанский	1327 - 1342
Ярослав-Дмитрий Александрович, кн. Пронский	1342 - 1344
Иван Александрович, кн. Рязанский	1344 - 1349/50
Василий Александрович, кн. Рязанский	1349/50 - 1350
Олег Иванович, вел.кн. Рязанский	1350 - 1371
Владимир Ярославич, кн. Пронский	1371 - 1372
Олег Иванович, вел.кн. Рязанский	1372 - 1402
Федор Ольгович, вел.кн. Рязанский	1402 - 1408
Иван Владимирович, кн. Пронский	1408 - 1409
Федор Ольгович, вел.кн. Рязанский	1409 - 1427
Иван Федорович, вел.кн. Рязанский	1427 - 1456
Василий Иванович Третной, вел.кн. Рязанский	1456 - 1483
Иван Васильевич, вел.кн. Рязанский	1483 - 1500
Иван Иванович, вел.кн. Рязанский	1500 - 1516

Среди крупнейших древнерусских городов XII-XIII вв. Рязань предстает перед нами как один из самых величественных и богатых центров земель-княжений, как город-страж у юго-восточных, граничащих с половецкой степью окраин Руси и одновременно как средоточие интенсивной созидательной деятельности - экономической, политической, культурной. В числе других центров такого же масштаба Рязань может служить эталоном высших достижений древнерусской цивилизации: это многоликий сложный мир, сконцентрированный на небольшом пространстве. Подобно живому существу, каждый средневековый город в зависимости от множества факторов обладал индивидуальным обликом, над каждым витал свой "гений места". Вместе с тем стольные города Руси отличало единство материальной и духовной культуры, основанной на христианских началах. Многие города, разрушенные при монгольском завоевании 1237-1240 гг., прошли тот же путь развития, что и Рязань; им присущи близкие системы планировки и застройки, фортификационные сооружения, типы жилых и хозяйственных построек.

Попытка представить именно Рязань как "модель" южнорусского города домонгольского времени, как один из очагов интеллектуальной и эстетической средневековой культуры вполне закономерна. Дело в том, что на Старорязанском городище, где находилась столица княжества до перенесения ее в Переяславль Рязанский после Батыева разгрома, развернулись крупнейшие археологические исследования.

История изучения Старорязанского городища насчитывает уже 170 лет. Со времени находки в 1822 г. замечательного клада золотых женских украшений Старая Рязань стала вызывать все усиливающийся интерес любителей отечественной старины. Ее организованное исследование начинается после создания в 1884 г. Рязанской ученой архивной комиссии, но раскопки зачастую проводились на дилетантском уровне и плохо документированы. В 1926 г. экспедиция выдающегося археолога В. А. Городцова, несмотря на недостатки методики (вскрытие культурного слоя траншеями), положила начало подлинно научному изучению домонгольской Рязани.

Планомерные исследования городища связаны с экспедицией 1945-1950 гг. во главе с А. Л. Монгайтом, в ходе которой были вскрыты важные участки городской территории, обнаружены остатки жилищ и ремесленных мастерских, изучались укрепления.

Однако многие кардинальные проблемы оказались нерешенными, и в 1966 г. экспедиция возобновила работу. Исследования велись по единому, четко разработанному плану Институтом археологии РАН и Рязанским историко-архитектурным музеем-заповедником.Поскольку, в отличие от большинства крупнейших городов древней Руси, подобных Киеву, Чернигову, Смоленску, Владимиру, Новгороду и др., на городище Старая Рязань почти нет культурных слоев позднее XIII в., раскопки приняли широкомасштабный характер и велись большими площадями.Это обстоятельство, наряду с хорошей сохранностью рельефа городища и микроландшафта вокруг него, позволило изучить градостроительную структуру и социальную топографию древней Рязани, определить время ее возникновения и пути колонизации славянским населением. Фиксация объектов, лишенных культурного слоя,- проселочных дорог, проходящих по старым трассам, разветвленной овражной системы с ее ручьями и источниками - дополняет целостную картину Рязанского микрорегиона в XI-XIII вв. Внешний вид "града Рязани" с его предместьями и сельской округой благодаря комплексным исследованиям предстал по-новому, во всей сложности многоплановых композиций. Примечательно, что Рязань среди других древнерусских городов выделяется обилием кладов драгоценных украшений из золота и серебра (всего 13 - второе место после Киева). Этим уникальным произведениям прикладного искусства древней Руси посвящены многочисленные публикации. В настоящее время ввиду финансовых трудностей археологические работы на Старорязанском городище, к сожалению, приостановлены.

Древнерусский город и его сельская округа

Хозяйство рядового горожанина, как и крестьянина, включало, по данным раскопок на городище и близлежащих селищах, двор (усадьбу) с дворовыми постройками ("дворище"), сады, огороды, нивки. Места для содержания скота располагались как в пределах укреплений, так и вне их. Сохранялись права на пользование общинными угодьями (луга, леса, воды). Город в данном случае служил не только базой расселения, но и опорным пунктом для близлежащих деревень: при военной угрозе крестьянское население укрывалось за стенами Рязани. Селища концентрируются длинными цепочками вдоль Оки - в ближайших окрестностях укрепленного города и центрального транспортного узла на Окском пути. С середины XII в. Рязань превращается в участника сельской колонизации в крупных масштабах.

Хозяйственное освоение окского правобережья почти на 10-километровом отрезке от дер. Фатьяновка на севере до дер. Никитине на юге было обусловлено исключительно благоприятными природными условиями. Так называемый северный чернозем южнее Рязани (с 5-6 % гумуса) - переход от среднерусских дерновых суглинков на лёссе, распространенных узкой полосой по правому высокому берегу Оки, к типичному чернозему. Южнее Рязани перемежались полосы дубово-березовой лесостепи со степными островами, вторгавшимися с юга. Издавна славились луговые угодья левобережья Оки напротив Рязани, где ширина поймы достигает 12 км. В прошлом пойма была занята липо-дубравами, она изобилует озерами. На Мещерской стороне простирались огромные массивы хвойных лесов северного типа со множеством окруженных болотами озер. В краю рязанского Поочья все благоприятствовало занятиям хлебопашеством, рыболовством, промыслами, домашними ремеслами. Город и окрестные селища составляли единый хозяйственный комплекс, что подтверждает их топография.

Изрезанность балками придает особую живописность некоторым участкам правого берега, особенно у дер. Чевкино, где он напоминает скопление причудливых пирамид или зубчатых башен. По дну балок текут почти пересыхающие летом мелководные ручьи, берущие начало от ключей с чистой ледяной водой. Окрестности Рязани - это "страна источников"; их близость влияла на выбор места поселения. Исследование поселений в рязанской округе не подтверждает тезиса, распространенного в советской историографии, будто уже к XII в. среди членов сельской общины (верви) выделилась группа зажиточных людей, царило имущественное неравенство. Археологические материалы говорят о социально однородном составе крестьянского населения.

Историческое ландшафтоведение, палеоэкология помогают воссоздать не только хозяйственную жизнь, но и мировосприятие человека древней Руси. Он стоял лицом к лицу с лесом, рекой, степью - основными стихиями русской природы, то ласковой, то гневной. Она задавала ему нелегкие вопросы, и решать их приходилось, рассчитывая только на свои силы и сноровку. Люди Средневековья стояли гораздо ближе, чем мы, к девственной, неупорядоченной природе. Они видели в ней источник жизни, но хорошо сознавали, что ее неукротимые силы таят в себе и угрозу.

Начало

Среди еще не обжитой бесконечной земли, в мире непроходимых лесов и нераспаханных равнин, город с крепкими стенами и монументальными храмами, возвышающийся на берегу реки, производил на приближающихся путников впечатление чуда. Природной хаотической дикости противостояло архитектурно организованное, очеловеченное пространство, упорядоченный и "одомашненный" мир, где человеку не грозит опасность, где он всегда среди своих. Тем более, что открытые южные рубежи Рязанщины в представлениях горожан ассоциировались с чуждым и враждебным "диким полем", откуда появляются "поганые" (т. е. язычники) половцы, "скорые на кровопролитье". "Человечный" и "разумный" образ жизни с его служением земле, которую надо ежегодно обихаживать, противостоял полудикому существованию кочевников, подвижных, как морской прибой. С опаской смотрели земледельцы и ремесленники в сторону "чистого поля", где господствовал словно слившийся с конем беспощадный лучник.

С XI-XII вв. на Руси, как и в Западной Европе, вместе с оживлением торгового обмена и ремесла происходит стремительная урбанизация. Взлет градостроительства в эпоху Ярослава Мудрого и его сыновей не мог не поражать воображения русских людей. Тогда же славянскими переселенцами в районе плодородных земель и в центре пересечения речных и сухопутных дорог была основана Рязань (около середины XI в.; первое упоминание в Лаврентьевской летописи под 1096 г.). Ее положение в "контактной зоне" на границе леса и степи наложило отпечаток на занятия и культуру населения. Естественная граница между северной Мещерской и южной лесостепной сторонами Рязанской земли проходила по Оке. Благоприятные условия для лесного, промыслового и особенно земледельческого хозяйства, для расцвета торгово-ремесленной деятельности, необходимость стратегического центра вблизи от поля половецкого - все это и предопределило возникновение Рязани.

Город начинался с оборонительной стены, его "пояса"; с разрушением укреплений он переставал существовать. При непрерывных междоусобных войнах и набегах кочевников стены с башнями, определявшие наряду с каменным зодчеством лицо города,- это не романтическая деталь, а суровая необходимость. В литературе Руси первоначальное значение слова "город" - ограда, забор, стена, т. е. огороженное место. Поначалу Рязань занимала маленький Северный мыс (или, по нашей терминологии, Кром - верхний город). Со стороны поля, где нет естественных преград, была сооружена засыпанная грунтом деревянная стена, от которой уцелело еле заметное всхолмление. По-видимому, крепость-убежище ограждал частокол из вертикально вкопанных заостренных бревен. Возникновение этого ядра будущего стольного города вполне закономерно: это и цитадель, призванная обезопасить окско-волжский путь, который вел в сказочно богатые страны мусульманского Востока, это и погост - место стоянки "гостей", именитых купцов, и вместе с тем стан для князей и сборщиков дани - полюдья. Сюда стекались подати пушниной с подвластных финно-угорских племен.

В первой трети XI в. развивающейся Рязани, вокруг которой начинает сплачиваться областная территория, стал необходим свой князь. Возможно, им стал Ярослав Святославич, князь черниговский, позднее - муромо-рязанский (умер в 1129 г.). После смерти Ярослава в Рязани сели его сыновья Ростислав и Святослав: произошло фактическое отделение ее от Мурома. И хотя главный стол находился еще в Муроме, появление в Рязани собственных князей предвещало ее обособление в самостоятельный город-государство.

С ростом численности населения Рязани связано расширение городской территории, которая увеличивается в 18 раз - появляется Северное городище, или, как мы называем, Средний город. Рязань получает двухчастную планировочную организацию. Совершенствуется ее оборонительный комплекс: дорога от устья Серебрянки, где находилась пристань, на середине подъема была перегорожена стеной из городней (срубов, забитых землей), устроены проездные ворота с башней, условно названные нами "Серебряными". Между городскими стенами и Окой разрастается подол - неукрепленное предградье.

Археологическое исследование первого периода истории Рязани с 60-х годов XI до середины XII в. заставляет с осторожностью относиться к таким положениям официальной советской историографии, будто города возникали прежде всего в крестьянских земледельческих районах, а внешняя торговля в их образовании не играла особой роли. Вполне очевидна ошибочность стремления объяснить происхождение городов и городского строя какой-либо одной причиной; многообразие конкретных путей их формирования ныне не подлежит сомнению. Эволюционистский подход к сложной проблеме происхождения городов - только из племенных центров (так называемых племенных городов) или только из поселений аграрного типа с их капищами, кладбищами и местами вечевых собраний - представляется непродуктивным и бездоказательным. В действительности города Х-XIII вв. - качественно новые образования, жители которых в известной мере противопоставляли себя округе, "деревне", "земле". Это самоощущение подкреплялось административно-правовым оформлением, обособлением города как своеобразной общины, его ведущим положением в сфере образованности, художественном творчестве, в области культа. Это прежде всего административный, военный и культурный (религиозный) центр.

Пионеры

Раскопки на Южном городище (Стольный город) ознаменовались открытием обширного курганного могильника, протянувшегося на 800 м вдоль кромки высокого берега Оки от Спасского собора до юго-западного угла Южного городища. Планомерное изучение этого некрополя второй половины XI -первой половины XII в., а также нижних культурных слоев Среднего города пролили свет на некоторые ключевые проблемы истории Рязани в первое столетие ее существования. Анализ вещевого инвентаря, особенно женских украшений, позволил решить вопрос о времени основания города (не Х в., как считал А. Л. Монгайт, а середина XI в.), определить регионы, откуда в район средней Оки шло переселенческое движение. Переплетение языческих погребальных обычаев с новыми христианскими чертами помогает приблизиться к пониманию мировоззрения древних рязанцев.

Со второй половины XII в. при расширении городской территории к югу до Черной речки и интенсивной застройке "набережной" - самого "престижного" участка Стольного города, были проведены тщательные нивелировочные работы. В результате все могильные насыпи были срыты. Тем не менее удалось исследовать свыше 200 захоронений, лежавших в неглубоких ямах или на уровне древнего горизонта.

Миграционные потоки в сторону Рязани двигались из разных славянских земель - об этом свидетельствует набор украшений в женских погребениях, в частности височные кольца, формы которых специфичны для каждого славянского "племени" (в действительности для этого времени речь идет не о племенах в социологическом значении этого слова, а об историко-этнографических областях, отделенных друг от друга дремучими лесами и реками). Восточнославянские "племенные" группы со своими диалектными особенностями чрезвычайно долго сохраняли общие черты в культуре: своеобразные обычаи, обряды, традиционные одежды и украшения женского костюма. В Рязани оседали переселенцы со смоленского запада (смоленско-полоцкие кривичи), для которых типичны браслетообразные завязанные височные кольца. Одновременно по маршруту верхняя Волга-Нерль-Клязьма-Ока с плотно освоенных плодородных ополий Волго-Окского междуречья (Ростовского, Суздальского, Юрьевского) шло продвижение на его периферийные муромские и рязанские территории. Другой колонизационный поток двигался из земли радимичей, обитавших в бассейне Сожа; их отличают семилучевые височные кольца. В области расселения радимичей и в восточной части Днепровского бассейна известны объемные костяные подвески-уточки. Височные кольца с тремя напускными зернеными бусами - излюбленное украшение женщин этнографической группы дреговичей, живших в низовьях Припяти и по Березине.

Родиной многих переселенцев была также область обитания полян с центром в Киеве и вятичей - по верхней Оке. Височные украшения полян среднего Приднепровья представлены проволочными перстнеобразными колечками с сомкнутыми, заходящими или загнутыми в трубочку концами; часто встречаются литые пуговки грушевидной формы, нашивавшиеся на ворот рубахи, а также перстни - проволочные гладкие или витые. В мужских погребениях обычны лировидные поясные пряжки и ножи у левого бедра.

Этнокультурный состав первых насельников Рязани восстанавливается и по данным погребальной обрядности. Так, в некоторых снесенных курганах обнаружено несколько трупоположений на кострищах, а также следы кольцевых оградок вокруг могил, что сближает их с синхронными курганами дреговичей, смоленских кривичей, обитателей Волго-Окского междуречья, радимичей и полочан. Итак, постепенное заселение города происходило из разных регионов восточнославянской территории в результате миграции нескольких "племенных" группировок.

Вначале Рязань - сравнительно небольшой город (около 1500 жителей), созданный в ходе вольной внутренней колонизации, которая во многом обуславливалась ростом народонаселения на Руси и несовершенством систем землепользования, когда плодородие полей быстро истощалось. Первоначальная Рязань по занятиям жителей - еще полуаграрный город, но в него уже стекаются ремесленники. При раскопках в Среднем городе найдены остатки кузнечных, бронзолитейных, гончарных, костеобрабатывающих мастерских.

Возникновение новых городов, где смешивалось пришлое население, сопровождалось заменой древних родоплеменных связей территориальными. Под защитой городских стен кровнородственные коллективы при свободе выдела женатых сыновей легко делились на малые семьи. Исследование дворов-усадеб и. могильника Рязани, включавшего и коллективные усыпальницы (от двух до четырех человек), свидетельствует о преобладании в городе автономных малых семей, ведущих индивидуальное хозяйство.

Средневековый город - это мир не столько кровных родственников, сколько соседей. Непременным условием их выживания были взаимопомощь и солидарность в решении общих насущных задач. До середины XII в. Рязань представляла собой суверенную городскую общину из лично свободных людей, вчерашних отважных пионеров-колонистов. Верховную власть в городе наряду с представителями княжеской администрации могло осуществлять народное собрание - вече.

Эпоха расцвета

Археологическое изучение Крома, Среднего города и относившегося к ним могильника показало, что социально однородное население раннего города, не затронутое имущественным расслоением, в основной массе состояло из недавних выходцев из местностей Руси, слабо затронутых христианизацией. В женских могилах украшения почти не различаются по качеству исполнения, в мужских набор вещей небогат или их нет вовсе.

Переселенческое движение в Рязань шло непрерывно, ибо смертность в средневековых городах, особенно детская, была выше рождаемости. Радикально обновлялось население после войн, катастрофических голодовок и эпидемий, уносивших множество жизней.

По мере концентрации населения в районе Рязани к ней постепенно переходит роль первенствующего в земле города, и около середины XII в. происходит обособление Рязанского княжества. Возрастает правительственная роль князя, его боярской администрации и дружины из профессиональных воинов.

Центры земель, объединявшие волостную территорию, нуждались в князьях для дипломатических отношений, но прежде всего в качестве военных вождей. Князья руководили наступательными и оборонительными операциями, отвечали за состояние городских укреплений. Они способствовали распространению христианства, материально поддерживая духовенство и организуя "храмовое строение".

Только централизованная княжеская власть оказалась способной возглавить грандиозное по масштабам строительство практически нового стольного города (Южное городище - Стольный город). Размеры его укрепленной части увеличиваются в восемь раз и достигают 60 га, а вместе с предместьями - 75 га. Основные градостроительные работы, произведенные по единому замыслу, вероятно, развернулись в начале правления Глеба Ростиславича в конце 50-х - начале 60-х годов XII в.

В Рязань приглашались высококвалифицированные мастера, главным образом из Киевского и Черниговского княжеств: градодельцы, храмоздатели, "кузнецы железу, меди и серебру", а также купцы и представители духовенства - "книжные люди". Административный центр города перемещается в его юго-западную часть, где по образцам черниговской архитектуры воздвигаются княжеский Борисоглебский и общегородской кафедральный Успенский соборы. Городовые мастера проводили трассировку улиц, ведущих к главным воротам, межевание усадебных участков. При средней площади двора-усадьбы в 400 м и размерах семьи в четыре-пять человек окажется, что к началу XIII в. в Рязани проживало около 8 тыс. жителей. По средневековым меркам Рязань - большой город. Достаточно сказать, что в XII в. Париж насчитывал около 25 тыс. обитателей, а такие крупнейшие города Германии, как Регенсбург,- около 25 тыс., Кельн - около 20, а Страсбург - 15 тыс.

Жилая застройка

Детально изучая планы и разрезы сооружений, археологи смогли дать объяснение почти всем остаткам строительных конструкций (несмотря на плохую сохранность дерева), иногда с восстановлением интерьера и целостной постройки до конька крыши. На материалах раскопок в Рязани традиционное в археологической литературе деление жилищ в русских городах Х-XIII вв. на наземные, полуземляночные и земляночные не подтверждается. Выяснилось, что все жилые дома ("строение хоромное") как в срубной, так и в каркасной технике относятся к наземному типу. В большинстве случаев при небольшой площади раскопок за жилые землянки принимают разнообразные погреба и подполья наземных изб. Как и верхние части сооружений, подпольные помещения, иногда равные по размерам самому дому, могут иметь дощатые полы с ямами под ними для хранения припасов. Некоторые погреба отапливались маленькими очажками в виде подбоя в стене. По сути "полуземлянки" - это те же наземные дома с подклетом или углубленные в землю на несколько венцов для сохранения тепла зимой. Если в подпольях находят остатки печей (один из аргументов в пользу "теории землянок"), то легко доказать, что они рухнули сверху при пожаре жилища. На материалах Рязани и Киева, где на Подоле исследованы усадьбы с наземными постройками, следует отказаться от представлений о застройке городов периода расцвета древнерусской культуры какими-то архаичными "земляными норами" в непосредственном их соседстве с каменными храмами и боярскими теремными комплексами. Как на севере, так и на юге Руси доминировали наземные дома, причем постройки не были типизированы: каждая из них обладала ярко выраженными индивидуальными чертами. В северных городах (например, в Новгороде) ввиду почвенных условий сложная система подземных хозяйственных помещений отсутствует.

Стены градские

Создание укреплений - прекрасного памятника военно-инженерного искусства - рязанцы рассматривали как великое общее дело, требовавшее огромных материальных и людских ресурсов. Именно всеобщая заинтересованность в возведении неприступной цитадели, а не принудительный труд, как это часто пытаются представить, двигала огромными массами строителей. "Город ставили" коллективно, "всем миром" - отсюда удивляющий и поныне колоссальный размах работ. Как показала расшифровка разреза вала у Исадских ворот в восточной стене, укрепления Стольного города трижды ремонтировали и один раз восстанавливали после того, как в 1208 г. Рязань сжег владимиро-суздальский князь Всеволод III Большое Гнездо: "И повеле великий князь всем людем изити из града и с товаром, и яко изидоша вси, повеле зажещи град". В 1237 г. при нашествии Батыя стены Рязани были окончательно уничтожены и более не восстанавливались.

Исследование рязанских валов, высота которых местами достигает 10 м, подвергает серьезному сомнению бытующее среди археологов мнение, что они являлись укреплениями, но только с внутренними деревянными конструкциями. В действительности валы - это остатки самих стен: при исчезновении деревянных срубов-городен остаются расплывшиеся массы заполнявшего их грунта. Материковый лёссовидный суглинок для засыпки клетей городен брали рядом со стеной, выкапывая ров. Клети примыкавших друг к другу городен - звеньев "стены городовой" - требовали ремонта и восстановления после пожаров. В итоге сравнительно простая стена середины XII в. ко времени монгольского завоевания превратилась в труднодоступное и развитое фортификационное сооружение. Со стороны поля была воздвигнута трехъярусная стена с боевыми площадками-заборолами наверху. По мере совершенствования оборонительной системы Рязани усложнялась архитектура башен-веж, особенно монументальных воротных. Никак нельзя согласиться с бытующим представлением, что вплоть до XIII в. башни в русском оборонительном зодчестве не имели широкого распространения. Чтобы обеспечить фланговую стрельбу, башни примерно на 1,5 м выступали за линию стены, в верхней части имели расширения, образующие круговой верхний бой, и завершались шатровыми кровлями.

"Феодальная" и "народная" культуры

От градостроительных проблем неотделимы историко-социологические и культурологические. Культура Рязани и других городов Руси - это единая система, несмотря на то, что около середины XII в. усложняется сословная структура населения, дифференцируется его производственная деятельность. Хотя имущественное и социальное расслоение обозначается гораздо резче, чем в предшествующую эпоху, размежевание знати с демократическими кругами углубляется - резкого антагонизма между разными общественными группами не наблюдается, что не исключало возникавших противоречий. Социальное расслоение почти не отразилось в топографии города: боярские дворы и усадьбы ремесленников соседствуют друг с другом, хотя аристократические и церковные владения обнаруживают явное тяготение к прибрежной части Рязани, ее "набережной". В городе преобладало среднеимущее ремесленно-торговое население, а число богатых было невелико.

Как "первые люди", так и "черные" сплачивались на духовной основе христианства при сохранении и в глубинах сознания, и в ритуальной практике вплоть до XX в. сильнейших архаических пластов, уходящих корнями в отдаленнейшие времена. Но дело в том, что суеверия и магические действа, фольклорные начала в культуре, тяга к светским празднествам, связанным с языческой обрядностью, были присущи и верхам и низам общества. Разумеется, при усложнившейся сословной структуре, когда город создавал новое общество из разнообразных социальных элементов, сосуществовали и разные уровни культуры, в целом более разветвленной и многогранной. Но тем не менее между интеллектуальной элитарной культурой даже высших представителей клира, светской дружинной и простонародной мифо-поэтической культурами не было непроницаемых перегородок. Так, произведения художественного ремесла Рязани служат важным источником для изучения коллективного сознания не только бояр и профессиональных воинов, но и любого человека той эпохи, в воззрениях которого совмещались церковная ортодоксия и представления о мире, близкие народным верованиям. Например, на серебряном браслете-обруче из клада, найденного во "дворе воеводы", сцены скоморошьих игрищ переносят нас в мир языческой старины, рисуют "служения идольские", может быть, приуроченные к аграрным празднествам. Самый темный крестьянин из "медвежьего угла", сохраняя языческие традиции предков, веру в оберегающую силу всевозможных талисманов, постепенно приобщался к истинам христианства, несмотря на весьма своеобразное их усвоение.

Судя по топографии рязанских кладов драгоценных женских украшений из золота и серебра, запрятанных при разгроме города Батыем в декабре 1237 г., они принадлежали не только княжеско-боярской верхушке, но и зажиточным горожанам, например ювелирам высшей квалификации.

Микромир вещи

Шедевры рязанских мастеров золотых и серебряных дел - свидетельство технического и художественного расцвета городского ремесла XII-XIII вв., высокого уровня русских златокузнецов, в совершенстве владевших техникой перегородчатой эмали на золоте, создававших изощренные узоры с использованием зерни и скани, украшавших изделия вставками из драгоценных камней и жемчужными обнизями, что придавало их произведениям светозарную красоту.

Яркий пример их искусства - клад золотых украшений, найденный при раскопках на Старорязанском городище летом 1992 г. Он позволил реконструировать великолепный головной убор знатной владелицы узорочья.

В 1992 г. был открыт клад золотых украшений от праздничного женского головного убора (уцелел почти полный набор вещей) (фото слева и справа).

Светозарная цветовая гамма украшений, особенно "магия золотая, олицетворяла земное богатство и знатность; вместе с тем золото знаменовало стихию солнечного света и божественную энергию.

Типология древнерусских украшений, техника их изготовления достаточно хорошо изучены. Но клады, подобные старорязанским, дают и другую информацию, позволяющую выявлять символические и этические начала, заложенные в произведении. Средневековый художник, вкладывая в свою работу великое терпение и прилежание, в первую очередь ценил духовную красоту вещи, равнозначную божественно прекрасному. По его представлениям, он только подчинял материал изначально заданной Богом форме, а в создаваемых образах выражал коллективные мысли своей эпохи, в которых не последнее место занимали языческо-христианские фольклорные мотивы.

При существовавшей в обществе единой христианской системе коммуникации и миропонимания менталитет различных социальных и профессиональных групп имел свою специфику.По воззрениям средневековья, все сотворенное Всевышним, совершенно и, следовательно, одним из признаков сверхземного происхождения рукотворной вещи является ее зримая красота. Отсюда - стремление к совершенству воплощения, редкостный дар тщательной отделки, когда преобладает одно стремление - сделать как можно лучше. Так возникал шедевр - изделие, доведенное до высшей степени артистизма.

Слова В. И. Вернадского, что "победа какого-нибудь научного взгляда и включение его в мировоззрение не доказывают еще его истинности", в полной мере применимы к истории и археологии. На основе исследования только одного города сделана попытка показать, какими сложными и кружными путями мы движемся к познанию прошлого. При междисциплинарном подходе к изучению древней Руси, когда подвергаются сомнению казавшиеся еще вчера нерушимыми догматы, роль арехологии с ее практической неисчерпаемостью материалов будет неизменно возрастать.

Князь Олег

«Среди современных Димитрию Донскому русских князей замечательна судьба князя Олега Рязанского. Бодрый, способностей выдающихся, он постоянно враждовал с великим князем, и когда Димитрий пошел на Мамая, Олег ссылался с союзником Мамая, королем польским, и не пристал к Димитрию. Незадолго до смерти Димитрия преподобный Сергий Радонежский ходил в Рязань, чтобы примирить Димитрия с коварным и мятежным Олегом. И тут умягчилось бурное сердце: он заключил с Димитрием искренний союз. Вероятно, воздействию ... дивного старца нужно приписать перелом, происшедший в жизни Олега.
Пред концом ее, мучимый раскаянием за всё, что было в ней темного, он принял иночество и схиму в основанном им в 18 верстах от Рязани Солотчинском монастыре. Там он жил, нося власяницу, а под ней ту стальную кольчугу, которую не захотел надеть, чтобы оборонять отечество против Мамая. Инокинею закончила жизнь и его супруга княгиня Евфросинья. Их общая гробница в соборе обители. Многие жители Рязани и соседних уездов бывают тут на поклонении иноку-князю и служат по нем панихиду, испрашивая себе его молитв, причем обыкновенно надевают на себя его кольчугу».

В этом рассказе Е.Поселянина легко найти ряд несуразиц. Во-первых, князь Олег во время Мамаева побоища хотя и не участвовал в битве, но стоял с войском своим наготове и кольчугу уж наверняка надевал. Во-вторых, обыкновенно иноки в знак самоуничижения и раскаяния носили под власяницами вериги, которые весили намного больше кольчуги. Даже неподготовленный человек способен долгое время носить кольчугу, не снимая ее, что уж говорить о князе-воине XIV в., сызмальства приученном к тяготам военной жизни?

Стоит задуматься, а не носил ли князь Олег кольчугу, опасаясь за свою жизнь? При этом он не надеялся ни на защиту монастырских стен, ни на собственный монашеский чин. На первый взгляд, мысль нелепая, однако не будем торопиться. Давайте вместе проследим - насколько возможно подробно - жизнь одного из самых ярких князей русской истории XIV - начала XV в. и постараемся разгадать загадку его кончины.

У князя Олега была трудная судьба и посмертная недобрая слава, созданная московскими летописцами и дошедшая до наших дней. Изменник, ставший всё же святым. Князь, которого окрестили "вторым Святополком" на Москве, но которого любили рязанцы, которому они были верны и в победах, и после поражений.

Олег Иванович, сын князя Ивана Александровича (по некоторым данным - великого князя Рязанского) и племянник пронского князя Ярослава Александровича, стал великим князем Рязанским в 1350 г., будучи еще ребенком. В наследство ему досталось княжество, со всех сторон окруженное недругами. С одной стороны - набеги татар, с другой - усиливающееся Московское княжество, с третьей - Литва. Не было покоя и в самой Рязанской земле.

С первых десятилетий XIV в. длилась здесь кровавая распря. В 1339 г. рязанский князь Иван Иванович Коротопол убил своего двоюродного брата Александра Михайловича Пронского, направляющегося в Орду с выходом. Известно, что только великий князь, чья власть была утверждена Золотой Ордой, мог собирать дань для хана на территории своего княжества.

Следовательно, в Рязанской земле шла борьба за великое княжение. Закончилась усобица смертью главных претендентов на великое княжение - Ивана Коротопола Рязанского (1343) и Ярослава Александровича Пронского.

Не сохранилось данных о том, почему великим князем рязанским стал именно Олег Иванович, но понятно, что к моменту его вокняжения никто из его родичей уже не претендовал на титул великого князя. Возможно, все старшие князья были уже убиты.
Усобицы на время закончились, и это позволило Олегу Ивановичу к началу 1350-х гг. замыслить наступление на Московское княжество.

В 1353 г., 22 июня, рязанский военный отряд захватил волость Лопасню, которая когда-то входила в состав рязанских владений. Лопасненский наместник Михаил Александрович был пленен и отведен в Переяславль-Рязанский, а через некоторое время выкуплен московским правительством. По утверждению Рогожского летописца, "князь Олег еще тогды молод был, младоумен, суров и свиреп сыи с своими рязанци, с потаковникы ему с бродни, много зла христианом сътвориша…". Московская летопись упрекает рязанцев в жестоком обращении с пленным наместником: "И биша его и многы пакости ему сътвориша".
Бродни (или бродники) - это казаки, селившиеся на окраинах Рязанского княжества, некая вольница, не мирившаяся с порядками и в то же время нередко поддерживавшая местных властителей.

Лопасня отошла к Рязанскому княжеству. Изменение границ потребовало вмешательства Орды. В том же 1353 г. в рязанских рукописях приводится сообщение о том, что "посол из Орды приходил на Рязань учинить межу московским князьям". Видимо, речь здесь идет о размежевании московских и рязанских земель. Размежевание действительно состоялось - это подтверждает духовная грамота московского князя Ивана Ивановича, в которой называются "места Рязаньская отменная", полученные "в Лопасны места". В числе этих мест оказывается, в частности, "новый городок на усть Поротли".

Олег Иванович стремился усилить свое княжество, подчинив соседних князей. Так, в 1355 г., по свидетельству летописей, произошла смута в Муроме. Власть по решению Орды захватил связанный с Рязанью князь Федор Глебович. С этого времени Муром надолго остается под властью великого князя Рязанского.

Здесь имеет смысл уточнить, что мы подразумеваем, говоря "под властью князя Олега Рязанского". Это не вассальная присяга по западному образцу и не финансовая зависимость (дань). Отношения между князьями на Руси оформлялись в то время договорами и докончальными грамотами. У нас не сохранилось докончальных грамот между князьями Рязанской земли. Однако есть все основания предполагать, что эти грамоты аналогичны дошедшим до нас соглашениям между Дмитрием Ивановичем Московским и соседними князьями.

Докончальная грамота является договором между князьями, самостоятельно хозяйствующими в рамках своего княжества. Самим подписанием этих грамот князья признают власть друг друга. В подобных документах фиксировались границы и подробно регламентировалось хозяйственное взаимодействие между договаривающимися сторонами. Зачастую оговаривалось старшинство одного князя перед другим.
Именно в этом смысле следует понимать выражение "попал под власть" - попал под такую власть, какую старший брат имел над младшим в патриархальной русской семье того времени. Эта власть, оговаривавшаяся в грамотах подробно, не простиралась далее, чем согласованная внешняя политика (вплоть до совместных военных походов).
Причем тот, кто назван "старшим братом" в докончальной грамоте, принимает решения по этой внешней политике, а "младший брат" должен ему подчиниться и, соответственно, в случае совместных военных действий выступить на стороне "старшего брата" (или просто выставить дружину).

Таким образом, поставив на муромский престол дружественного князя и связав его докончальной грамотой, в которой тот признавал Олега старшим братом, рязанский князь получил возможность во время походов усиливать свою армию муромской дружиной. В то же время он, видимо, принял на себя обязательство выступать на защиту Муромского княжества в случае, если тому будет угрожать опасность.
Доказательствами существования подобной докончальной грамоты можно считать то, что во всех важных походах Олега Ивановича участвовал муромский князь, и то, что рязанская и муромская дружины неоднократно совместно выступали против вторгавшихся в их пределы татар.

Под 1356 г. летописи отмечают два события, связанные с Рязанью. Одно из них - поставление в Рязани епископа Василия. Другое известие весьма любопытно и рассказывает о загадочном убийстве в Москве. 3 февраля 1356 г. в Москве произошло убийство Алексея Петровича Хвоста Босоволкова - тысяцкого. "И бысть мятеж велий на Москве того ради убийства. И тако тое же зимы по последнему пути болшии бояре московстии отъехаша на Рязань з женами и з детми". То есть убийцы тысяцкого - бояре, боровшиеся с ним за власть, в первую очередь Вельяминовы, бежали в Рязань, уверенные, что там их не достанет гнев московского князя. Тысяцкий в то время ведал в Москве вопросами финансового и судебного надзора, возглавлял городское ополчение. Вельяминов был тысяцким при Семене Ивановиче Московском и стоял за удовлетворение денежных запросов Орды, что приводило к увеличению поборов с горожан. Хвост выступал против проордынской политики (то есть против повышения налогов). Иван Иванович, брат князя Семена, придерживался антиордынской позиции. Поэтому, унаследовав княжество после смерти Семена, он поставил тысяцким Алексея Петровича.
Позиция Хвоста была по сути популистской. Покуда Иван Иванович не правил и не отвечал лично перед Ордой за недоимки, он поддерживал Хвоста. Однако, став великим князем и отправившись в Орду, он осознал, насколько его власть и сама жизнь зависят от размеров ордынского выхода. Поступок Вельяминова и его сторонников получил одобрение в Орде.

В 1357 г. в Москву из Орды приезжает посол Иткар "про запрос ко всем князем русским". В том же году великий князь Иван Иванович и все русские князья едут в Орду, где в это время произошло убийство Чжанибека и захват власти его сыном Бердибеком. В 1358 г. вернувшийся из Орды Иван Иванович "перезва к себе паки [перезвал снова] дву бояринов своих, иже отъехали были от него на Рязань, Михайло и зять его Василей Васильевич [Вельяминов]".

Согласно Рогожскому летописцу, Иван Иванович принял своих бояр в Орде, а не по возвращении в Москву. Возможно, что хан напрямую повлиял на решение московского князя и тот вынужден был простить преступников. Они в конечном счете добились своего: должность московского тысяцкого вновь перешла к Вельяминову. Эта должность так за ним и осталась; вероятно, Иван Иванович Московский убедился, что проордынская политика для него выгодна.

Отметим тот факт, что проордынски настроенные бояре скрывались именно в Рязани. Видимо, рязанский князь в то время был враждебно настроен по отношению к Москве, но находился в хороших отношениях с Золотой Ордой. Этот вывод подтверждается последующими событиями. В 1358 г. ханский посол Маглет-Хожа явился в Рязанскую землю. Московские летописи пишут, что посол "много в них зла сътвори", после чего "к великому князю Ивану Ивановичю присылал о разъезде земля Рязанскиа, князь же великии не впусти его в свою отчину". В Троицкой летописи данные события описываются так:
"Въ лето 6866 выиде посолъ великъ из Орды, царевъ сынъ, именемъ Маматхожа, на Рязанскую землю и много въ нихъ зла сътвори, и къ великому князю Ивану Ивановичю присылалъ о разъезде земля Рязанскiа, князь же великiи не впусти его въ свою отчину въ Русскую землю и потомъ на борзе отъ царя въ Орду позванъ бысть Маматхожа, занеже ко царю въ коромолу вниде, и въ Орде царева любовника убилъ, а самъ побежалъ къ Орначю, и гонци постигоша его и яша, и тамо убьенъ бысть повеленiемъ царевымъ". В Никоновской летописи нет указания на "зло", зато сказано, что посол намеревался "пределы и межи утвръдити нерушимы и непретворимы". Посол был вскоре отозван в Орду и убит там. Никоновская летопись объясняет это тем, что "клевета прииде на него царю".

Видимо, ханский посол действительно намеревался установить (и установил) новые переделы и межи между Москвой и Рязанью, причем сделал это в пользу Рязани, что московские летописцы расценили как "зло". Тогда становится понятно, почему Иван Иванович не пустил посла в свою отчину, а впоследствии, вероятно, московский князь и оклеветал Маглета.

В начале 1360-х гг. у Олега Ивановича появился еще один беспокойный сосед - темник Мамай откочевал со своей Ордой на запад от Сарая, к границам Рязанского княжества.
А в 1365 г. ордынский князь Тагай, укрепившийся в Наручадской земле, совершил набег на Рязанскую землю, выжег Переяславль-Залесский и "плени все власти [волости] и села". Олег Иванович вместе с князьями муромским, пронским и козельским пошел в погоню за татарами и настиг их "под Шишевским лесом на Воине". И "побиша князи рязанстии татар". В результате "злой сечи" Тагай бежал "во страсе и трепете мнозе быв и недоумевся, что сътворити, видя всех татар избиенных, и тако рыдаа и плача и лице одираа от многиа скорби, и едва в малой дружине убежаща".
Кары со стороны Орды в отношении Рязани не последовало, так как Тагай "сам о себе княжаще" "в Наручадской стране" "по разрушении Ординьском", т.е. самочинно захватил власть в Наровчатской земле во время "замятни" в Орде в 1360-1361 гг., и заступаться за него в Орде не стали.

Козельским князем в то время был Иван Титович, сын карачевского князя и зять Олега Рязанского. В родственных отношениях с Олегом Ивановичем находились Дмитрий Корибут (черниговский и новгород-северский князь) и Владимир Пронский. Великий князь рязанский любыми средствами стремился расширить сферу своего влияния, в том числе и путем брачных союзов. Кроме Козельска так или иначе зависели от Рязани новосильские и тарусские князья.
Примечательно, что в московской летописи муромский, пронский и козельский князья названы "князи рязанстии". Видимо, эти князья были связаны с Олегом Ивановичем докончальными грамотами, в которых они признавали его "старшим братом", и, в понимании соседей, их владения входили в Рязанскую землю.

Границы Рязанского княжества в то время проходили по верховьям Дона, у среднего течения реки Воронеж и, возможно, Хопра, не выходя на правый берег Дона. Рязанский князь контролировал торговый путь из Москвы в Сурож и Кафу, который шел через Рязань по Дону. Также под контролем Олега Ивановича находился путь из Москвы-реки через Оку на Волгу. Это был речной путь в Казань, в Булгар и в Сарай.
Вблизи границ Рязанской земли находилось самостоятельное Елецкое княжество, в котором правили представители рода козельских князей. Дружественные или, по крайней мере, добрососедские отношения Елецкого и Рязанского княжеств в то время несомненны.
Насколько мирно в то время уживались Мамай и Олег Рязанский, мы не знаем. Но и упоминаний о набегах татар на Рязань до конца 1360-х гг. нет, в то время как сведения об активных действиях Мамая в русских летописях встречаются с 1361 г.

В 1368 г. состоялся поход Ольгерда на Русь с осадой Москвы. Литовский князь пожег московские посады, но города не взял. Через два года, в 1370 г., Ольгерд предпринял вторую попытку. В конце ноября он выступил в поход на Москву, "събрав воя многы, в силе тяжце", в сопровождении своих братьев, сыновей, "прочих" литовских князей, смоленского князя Святослава Ивановича "с силою смоленьскою", а также тверского князя Михаила Александровича.
26 ноября произошел бой под Волоколамском. Не взяв города, литовское войско продолжило путь к Москве и 6 декабря осадило столицу. В Москве находился Дмитрий Иванович, а Владимир Андреевич стоял с полком под Перемышлем, "а еще же и къ тому же приспелъ князь Володимеръ Дмитреевичь Пронскыи, а съ нимъ рать князя Олга Рязаньскаго". Ольгерд рисковал оказаться в клещах. Осада Москвы продолжалась 8 дней, затем Ольгерд "убояся и начать мира просити. Князь же великiи Дмитреи взялъ съ нимъ миръ до Петрова дни, а Олгердъ въсхоте вечнаго мира, а хотя дати дщерь свою за князя Володимера АндрЪевича, еже и бысть. И тако помирився отъиде отъ Москвы и възвративъся въ землю свою, и идяше съ многымъ опасенiемъ, озираяся и бояся за собою погони".

Возможно, эта помощь Москве свидетельствует о некотором улучшении отношений Москвы с Рязанской землей в начале 1370-х гг. Однако в Перемирной грамоте послов великого князя литовского Ольгерда Гедеминовича с великим князем Дмитрием Ивановичем (июль 1371 г.) в "любви и докончаньи" с князем Дмитрием Ивановичем значатся князья Олег Рязанский и Владимир Пронский, оба названные великими. Факт странный.
В Рязанской земле (а Пронск входил в нее) мог быть только один великий князь. Причем решение о том, кто будет великим князем, принимали в Орде. Самовольно, не имея на то законных оснований, москвичи не могли в официальном документе именовать пронского правителя великим князем. Видимо, эта запись отражает конфликт из-за великого княжения между Владимиром и Олегом, аналогичный конфликту между Дмитрием Московским и Михаилом Тверским (за великое владимирское княжение). Таким образом, перемирие с Литвой было заключено в тот момент, когда на руках и у Олега и у Владимира были ярлыки на великое княжение.

Итак, в декабре литовско-тверские войска вторгаются в московские пределы, Москвы взять не могут, но грабят окрестности. На помощь москвичам приходят союзники, в том числе и рязанцы.
Примечательно, что на помощь Дмитрию Ивановичу против Ольгера "рать князя Олга Рязаньскаго" привел именно пронский князь Владимир. Видимо, между Олегом Рязанским и Владимиром Пронским, несмотря на спор из-за великого княжения, не было военного конфликта. Возможно, оба князя надеялись решить спор законным путем в Орде.
Ольгерд в ту же зиму (1370-1371) заключил с Дмитрием Ивановичем и его союзниками перемирие - по июнь. Летом 1371 г. "выиде изъ Орды князь Михаиле Александровичь Тферскыи на великое княженiе, и не сступися ему князь великий Дмитреи Ивановичь, но паче самъ изволи поити въ Орду за свою отчину, нежели сступитися княженiа великаго. Князь же Михаиле Тферскыи въсхоте ити въ столныи градъ Володимерь, зовучи ся князь великiи, и хотяше въ немъ сести на княженiи на великомъ. Они же не прiaшa его и не впустиша его сести на столе, а рекоша ему такъ княженiе великое и не я. Того же лета князь великiи Дмитреи Ивановичь поиде въ Орду месяца iюня въ 15 день".

"И въ то время … прiеxaшa Литва, послове отъ великаго князя отъ Олгерда Литовскаго о миру, и взяша миръ, а за князя Володимера Андреевичя обручиша Олгердову дщерь, именемъ Олену".
Послы Ольгерда явились в Москву около 15 июля. В их приезд было оформлено московско-литовское докончание, продлевавшее перемирие еще на три месяца. Свадьба же князя Владимира с Оленой состоялась зимой, уже после возвращения Дмитрия Ивановича из Орды.
"На ту же осень князь великiи Дмитреи Ивановичь выиде изъ Орды милостью Божiею все по добру и по здорову". Дмитрий Иванович признал себя вассалом "князя Мамая и царя его" - Мухамед-Буляка. Москва обязывалась давать татарам выход, но в гораздо меньшем размере, чем при ханах Узбеке и Джанибеке.

В этот период в рязанской земле происходит борьба Владимира Пронского с Олегом Рязанским за великое княжение. Похоже, в 1370-1371 гг. два претендента на владычество в Золотой Орде раздавали ярлыки на великое княжение русским князьям, причем на Руси еще не было ясности - какой из этих претендентов является легитимным и чьи ярлыки законны.

Московский князь Дмитрий Иванович рискнул применить силу при решении проблемы двух ярлыков. Он просто не пустил своего противника во Владимир, а затем поехал в Орду объясняться. И у него получилось. Власть Мамая в тот момент, видимо, была непрочна, и он нуждался в поддержке Дмитрия Ивановича не меньше, чем сам Дмитрий Иванович в ярлыке. Уладив вопрос с владимирским великим княжением, Дмитрий Иванович решил аналогичным образом поступить и с двумя ярлыками на рязанское великое княжение. Московский князь поддержал Пронского, потому что Олег Рязанский был слишком сильным противником и неудобным соседом.

"Toe же зимы передь Рожествомъ Христовымъ бысть побоище на Скорнищеве съ Рязаньци. Князь великiи Дмитреи Ивановичь, събравъ воя многи и пославъ рать на князя Олга Рязанскаго, а воеводу съ ними отпусти Дмитрея Михаиловичя Волынскаго. Князь же Олегь Рязанскыи, събравъ воя многы, и изыде ратью противу ихъ. Рязанци же, сурови суще, другъ къ другу рекоша: "Не емлите съ собою доспеховъ, ни щитовъ, ни копья, ниже коего иного оружiа, но токмо емлите съ собою едины ужища кождо васъ, имже взяти начнете Москвичь, понеже суть слабы и страшливи и не крепци". Наши же Божiею помощiю укрепляющеся смирешемъ и въздыханiемъ, уповаша на Бога крепкаго въ бранехъ, иже не въ силе, но въ правде даеть победу и одолеше. И сретошася Рязанци, и бысть имъ бои на Скорнищеве. И поможе Богъ князю великому Дмитрею Ивановичю и его воемъ, и одолеша, а князь Олегъ едва убежалъ… И седе тогда на княженiи великомъ Рязанскомъ князь Володимеръ Пронскыи".

В 1373 г. резко обострились отношения рязанского князя с Мамаем: "Приидоша татарове ратью изо Орды от Мамаа на Рязань, на великого князя Олга Ивановеча, и грады его пожгоша и людей многое множество избиша и плениша, и со многим полоном отъидоша в свояси".
Интересно, что, узнав о набеге Мамая на Рязань, Дмитрий Иванович с Владимиром Андреевичем двинули рати к Оке, но не на помощь рязанцам, а для защиты собственных земель. Похоже, Дмитрию Ивановичу, вроде бы недавно уже обо всем договорившемуся с Мамаем, было чего опасаться.

Видимо, к 1373 г. Дмитрий Иванович прекратил платить дань в Орду либо каким-то иным способом вызвал недовольство Мамая. Возможно, Олег Иванович тоже не заплатил татарам. Вероятно, какие-то известия из Орды подтолкнули рязанского князя на этот опрометчивый шаг. Но если он и договаривался с Дмитрием Ивановичем совместно не платить дань, то помощи от московского князя во время набега татар не дождался. Отношения Москвы с Рязанью оставались напряженными.

Однако докончальная грамота 1375 г. между Дмитрием Ивановичем и Михаилом Александровичем Тверским в качестве третейского судьи по спорным делам называет рязанского князя Олега. Выбор, впрочем, закономерный: Олег на то время являлся единственным великим князем, не стоящим ни на стороне Твери, ни на стороне Москвы. Более подходящей кандидатуры для исполнения обязанностей третейского судьи найти было затруднительно.

До 1377 г. в летописях нет упоминаний о татарских набегах на владения Олега Ивановича. Видимо, он вновь стал исправно платить дань. Летом же 1377 г. "перебежа изъ Сине орды за Волгу некоторыи царевичь, именемъ Арапша, и въсхоте ити ратью къ Новугороду къ Нижнему. Князь же Дмитреи Костянтиновичь посла весть къ зятю своему къ князю великому Дмитрею Ивановичю. Князь же великю Дмитреи събравъ воя многы и прiиде ратью къ Новугороду къ Нижнему въ силе тяжце, и не бысть вести про царевича Арапшу и възвратися на Москву, а посла на нихъ воеводы своя, а съ ними рать Володимерскую, Переяславскую, Юрьевскую, Муромскую, Ярославскую; а князь Дмитреи Суждальскыи посла сына своего князя Ивана, да князя Семена Михаиловичя, а съ ними воеводы и воя многы, и бысть рать велика зело. И поидоша за реку за Пиану, и прiиде къ нимъ весть, поведаша имъ царевича Арапшу на Волчьи воде".

После этого известия русские войска "расслабились". Это общеизвестная история. На Пьяне русские войска потерпели сокрушительное поражение от татар Мамаевой орды, которым помогали мордовские князья.
А куда же делся Арабшах? До 1377 г. он правил в Сарае в качестве хана. Затем был изгнан из Сарая Урус-ханом и перекочевал в Наровчат. Можно предположить, что с помощью мамаевых татар мордовские князья попытались избавиться от новоявленного правителя. Быть может, он бежал не только от многочисленной русской армии, но и от мамаевых татар? Тогда становится понятной и удивительная, ничем другим не объяснимая беспечность русских полководцев. Они шли воевать с Арабшахом (Арапшой), и, получив достоверное известие о том, что он бежал, утратили бдительность. О присутствии в Мордовской земле другой монгольской рати - мамаевой, они просто не знали.

Именно Мамаевы татары, внезапно напав, разгромили армию нижегородцев и москвичей, а затем обрушились на ставший беззащитным Нижний Новгород. Для Мамая это была успешная проба сил в начавшейся борьбе с непокорным Дмитрием Ивановичем и его союзниками.
Арабшах же осенью 1377 г. "приходил на Рязань изгоном и много зла сътвори и возвратися в свояси". Новгородско-Софийские летописи сообщают еще, что "татарове взяша град Переяславль Рязанский, а сам князь Олег из рук убежаша изстрелян". Однако удержаться в сурских землях Арабшах, видимо, не сумел. Никаких более поздних упоминаний о нем мы не встречаем.

В 1378 г. на реке Воже в Рязанской земле московский и пронский князья разгромили татарское войско мурзы Бегича, посланное Мамаем. Русскими полками командовали Дмитрий Иванович Московский, Тимофей Васильевич Вельяминов и Даниил Пронский. Олег Иванович в битве не участвовал, но от мести Мамая почему-то пострадал именно он.
В сентябре того же года разгневанный Мамай нанес сильнейший удар по рязанским землям: татары сожгли Переяславль, взяли Дубок. Олег бежал на московскую сторону Оки. Никоновская летопись добавляет: "Олег же Рязанский по отшествии татарьском виде землю свою пусту и огнем сожжену, и богатства его все и имение татарове взяша и опечалился зело, и мало что людей от того же полону татарского избежавше начаша вселитися и желища сотворяти в земле Рязаньской, понеже вся земля бысть пуста и огнем сожжена".

Проходят два года. Татары в это время не беспокоят рязанскую землю. Наступает 1380 год. Олег Иванович узнает о готовящемся походе Мамая на Русь и, стремясь обезопасить свое княжество, ведет двойную игру: ссылается с Мамаем и Ягайло (посылает к ним своего представителя Епифана Кореева), но одновременно предупреждает Дмитрия Ивановича. Такова официальная версия событий.
Интересно, что в Троицкой летописи, в целом недружелюбно отзывающейся о рязанском князе, нет указаний, что Олег изначально был сообщником Мамая и Ягайлы. Никоновская же летопись прямо указывает на Олега как на инициатора этого "тройственного" союза. Якобы, как только Мамай переправился через Волгу, подошел к устью реки Воронежа и расположил свои войска в рязанских пределах, Олег послал к нему и к Ягайло послов с уведомлением о признании власти ордынского правителя и с предложением действовать совместно. Ягайло откликнулся и отправил посольство к Мамаю.

При этом Олег Иванович и Ягайло якобы рассчитывали, что Дмитрий Иванович, узнав об их соглашении, убежит, а они уговорят Мамая вернуться в Орду и сами разделят - с его ведома - Московское княжество. Судя по "Сказанию о Мамаевом побоище", Олег уступал Ягайле Москву, а себе предназначал Коломну, Муром и Владимир. Мамай ответил, что ему нужна не военная помощь, ему важно, чтобы Литва и Рязань признали владычество Орды. Он потребовал, чтобы ему была оказана честь, и оба князя выслали ему навстречу войска.

Нестыковки в летописи видны невооруженным глазом. Там же, в "Сказании о Мамаевом побоище" сказано, что ордынскому эмиру было уже мало возобновленной выплаты дани "по старине". Мамай хотел не только принудить Русь к еще большей дани, но и изгнать князей, поселиться в лучших русских городах и жить там. Это была программа оккупации и колонизации русских земель. Для ее воплощения Мамай собрал огромную наемную армию.
Нелепо думать, что он позволил бы себя уговорить уйти с завоеванной Руси и добровольно отдал бы ее Ягайло с Олегом. Столь же маловероятно, что Мамаю не нужна была военная помощь, иначе зачем он терял время на ожидание подхода войск Ягайло и Олега Рязанского? А вот требование признать над собой владычество Орды вполне обоснованно. Литовские князья, захватив часть территории Киевской Руси, отторгли ее от Золотой Орды, не признавали над собой ее власти и не платили ханам дань. Именно поэтому Мамай, как и любой другой ордынский властитель, стремился хотя бы номинально восстановить свою власть над утраченной ранее территорией. И уж не оттого ли так не торопился к назначенному месту встречи Ягайло, что не хотел эту власть признавать, как не признавали ордынской власти в своих владениях его предки - Ольгерд и Гедемин?

Стоит добавить, что "Сказание" было написано в XV в., а около 1430 г. рязанский великий князь Иван Федорович заключил докончание с литовским великим князем Витовтом, в котором присягал ему на верность, тем самым отказываясь от крестоцелования московскому князю.

Резкая характеристика Олега Ивановича в "Сказании" ("отступник", "поборник бессерменский") - это скорее реакция на поступок его внука, а всё "Сказание" приобретает характер политического памфлета, написанного по заказу московского князя. Но, тем не менее, события 1380 г. описаны в нем достаточно подробно.
"В то время Мамай ста за Доном, възбуявся и гордяся и гневаяся, съ всемь своим царством, и стоа три недели. Паки прииде князю Дмитрию другая весть. Поведаше ему Мамаа за Доном събравшеся, в поле стояще, ждуще к собе на помощь Ягайла с литвою, да егда сберутся вкупе, и хотять победу сътворити съединого.
И нача Мамай слати къ князю Дмитрию выхода просити, како было при Чанибе цари, а не по своему докончанию. Христолюбивый же князь, не хотя кровопролитья, и хоте ему выход дати по крестьянской силе и по своему докончанию, како с ним докончалъ. Он же не въсхоте, но высокомысляаше, ожидаше своего нечестиваго съвета литовскаго. Олег же, отступник нашь, приединивыйся ко зловредному и поганому Мамаю и нечестивому Ягайлу, нача выход ему давати и силу свою слати к нему на князя Дмитриа".

Итак, попытка урегулировать отношения миром провалилась. И московский князь собирает на бой с Мамаем великое множество русских князей. Заметим, что они шли сражаться вовсе не с Золотой Ордой, не с законным царем. Ведь после победы "на ту же осень князь великий [Дмитрий Иванович] отпустил в Орду своих киличеев Толбугу да Мокшея с дары и поминки".

Тохтамыш после своей окончательной победы над Мамаем "послы своя отпусти … ко князю великому Дмитрию Ивановичю и ко всем князем русскым, поведая им … како супротивника своего и их врага Мамая победи… Князи же русстии послов его отпустиша с честью и с дары, а сами на зиму ту и на ту весну за ними отпустиша … своих киличеев со многыми дары ко царю Тохтамышю".

Русские князья вовсе не ставили перед собой цели выйти из состава Золотой Орды. Битва шла конкретно с Мамаем. Но ради чего? Явно не ради денег, ведь Дмитрий Иванович готов был заплатить дань. Неправильно было бы сводить смысл Куликовской битвы к спору о количестве дани. Если бы дело обстояло именно так, то это была бы битва между Мамаем и московским князем. На деле же с Дмитрием Ивановичем на бой вышли многие русские князья и городские ополчения их городов.
Но давайте подойдем с другой стороны. Мамаева Орда в то время имела поддержку в Крыму; Мамай в какой-то мере являлся крымским "князем". Тому есть доказательства - "Памятные записи армянских рукописей XIV века": "Написана сия рукопись в городе Крым … в 1365 году, 23 августа, во время многочисленных волнений, потому что со всей страны - от Керчи до Сарукермана - здесь собрали людей и скот, и находился Мамай в Карасу с бесчисленными татарами, и город в страхе и ужасе".

Более поздняя запись: "Завершена сия рукопись в 1371 году во время владычества Мамая в области Крым". И еще: "Написана сия рукопись в 1377 году в городе Крыме во время владычества Мамая - князя князей".
Говоря же о Крыме XIV в., нельзя забывать о роли итальянцев, главным образом генуэзцев, которые оказывали сильное воздействие на крымские и не только крымские события того времени. Цели генуэзцев в отношении византийцев можно выразить словами Иоанна Кантакузина (императора Византии Иоанна VI): "Задумали они не малое: они желали властвовать на море и не допускать византийцев плавать на кораблях, как будто море принадлежит только им".
Отношения генуэзских колоний с Золотой Ордой не всегда были добрососедскими: нападения на пришельцев из Италии совершались при всех ханах конца XIII - первой половины XIV в. - при Токте (1291-1312), Узбеке (1312-1342) и Джанибеке (1342-1357). Только после гибели Джанибека наступает долгий перерыв в этих нападениях - до 1396 г. Причина тому - новая политика Мамая - любимца хана Бердибека. Уже в 1357 г. генуэзцы, которые в течение почти ста лет своего присутствия в Крыму владели только одной Кафой, основывают свою колонию в Чембало и начинают возводить там неприступную цитадель. В 1365 г. они уже владеют Согдейей (Судаком), где также создают крепость, а затем, не позднее 1374 г., их консульства размещаются в Горзоне (Херсонесе), Ялите (Ялте), Пертинике (Партените), Луске (Алуште), Воспоро (Керчи) - т.е. на протяжении всего побережья Крыма.

Вероятно, Мамай находился в теснейшем союзе с генуэзцами; в частности, его зафиксированные в армянской записи "сборы" в 1365 г. в очередной поход на Сарай проходили, по всей вероятности, при поддержке генуэзцев. За эту поддержку Мамай мог расплачиваться землями своих крымских владений.
Ко времени Куликовской битвы генуэзские города были неплохо укреплены и содержали весьма значительные, хорошо вооруженные и обученные войска. Кафа по укрепленной площади и количеству населения несколько уступала в то время Константинополю, но была центром причерноморской торговли и транзитной торговли с Востоком.

Проникнув в черноморский регион ради сверхприбылей от торговли на Шелковом пути, генуэзцы постепенно освоили и местные рынки. Политическая раздробленность в Золотой Орде и в державе Хулагидов привели к тому, что поток товаров по Шелковому пути к концу XIV в. сократился и резко выросло значение торговли с ближайшими соседями. Генуэзцы обращают внимание на богатую Русь. Возможно, именно они были организаторами и спонсорами похода Мамая. В своего рода бухгалтерских книгах Кафы, массариях, нашлись сведения об их переговорах с Мамаем. Генуя в то время располагала огромными средствами, в том числе и для ведения войны. Она была одним из крупнейших банковских центров Европы и успешно применяла свои финансы, торговлю и военные силы для получения еще больших прибылей.
В "Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского" читаем: "Мамай же, подстрекаемый лукавыми советниками, которые христианской веры держались, а сами творили дела нечестивых, сказал князьям и вельможам своим: "Захвачу землю Русскую, и церкви христианские разорю"".

Итак, советники-генуэзцы направляют Мамая на Русь. Слова о разорении храмов связаны скорее всего с угрозой насаждения католицизма.
Во время Куликовской битвы на папском престоле находился Урбан VI (1378-1389), который издал буллу, предписывающую магистру Ордена доминиканцев назначить специального инквизитора "для Руси и Валахии". В булле подчеркивалось, право и обязанность инквизитора, пользуясь всеми средствами, какими инквизиция располагает, искоренять "заблуждения" на Руси.
Тот же папа предложил насильственно обращать в католичество русских на землях, подвластных Литве и Польше, применяя со всей строгостью принудительные меры вплоть до телесных наказаний.
Понятно, что никаких добрых чувств к католикам на православной Руси не испытывали. Генуэзцы же действительно сотрудничали с агентами папы - миссионерами и францисканскими монахами. Для генуэзцев это был выгодный бизнес, но в глазах русских князей и православных священников все они являлись папскими шпионами.

"Фрязи" появлялись в Москве и на Севере Руси уже в первой половине XIV в., как показывает грамота Дмитрия Московского. Великий князь ссылается на старый порядок, "пошлину", существовавшую еще при Иване Калите. Великий князь жалует Печерою некоего Андрея Фрязина и его дядю Матвея. Отдельные купцы, покупавшие у великого князя за большую плату лицензии (откупа), разумеется, не представляли для Руси опасности. Но появление их даже на дальнем Русском Севере свидетельствует о серьезной устремленности крымских "фрязей".

На каких же условиях генуэзцы могли дать Мамаю денег? Ведь к 1380 г. он уже отдал им всё Южное побережье Крыма. Вряд ли итальянцам были нужны еще земли. Возможно, итальянцы откупили у Мамая право сбора ордынской дани с Руси.
Ситуация для Мамая к 1380 г. складывалась не лучшим образом: он потерял контроль над Русским улусом (Московское княжество, а возможно, и другие великие княжества не платили ему дань с 1373 г.), не владел Сараем и нуждался в крупных денежных суммах для продолжения борьбы за господство в Орде.
Генуэзцы имели возможность финансировать крупные военные мероприятия. Вероятно, они дали Мамаю деньги для найма армии. По крайней мере с 1377 г. темник начинает действовать всё более активно и успешно, наносит удары по Руси, подчиняет себе Сурский край, Прикубанье и Северный Кавказ, и, наконец, набирает огромную армию для завоевательного похода на Русь. Скорее всего, выплата Мамаю генуэзцами денег была оформлена в виде откупа.

Откупщик в то время - предприниматель, который вносил в казну крупную сумму, покупая у государства на определенный срок право сбора того или иного налога. Система откупов была выгодна как государству, еще не имевшему столь мощного бюрократического аппарата, чтобы самостоятельно взимать все налоги, так и откупщикам, которые, отдав вперед деньги, получали прибыль с лихвой.

Вспомним, что Иван Калита в свое время откупил право сбора дани в Орду. С тех пор баскаков на Русь из Орды не посылали. Иван Калита и его наследники были откупщиками ордынской дани со значительной части территории Руси; этим объясняется приобретение Иваном Калитой Галича, Белоозера, Углича. Видимо, в трудные для этих небольших княжеств годы, когда они были не в состоянии заплатить ордынскую дань, московский князь уплачивал за них из своей казны, а в счет долга, в полном соответствии с правовыми нормами того времени, забирал в собственность земли - купли. Иначе непонятно, что могло заставить князей продать свою отчину, которая была единственным источником их дохода и власти.

До Ивана Калиты на Руси откупщиками сбора дани в Орду были согдийские и еврейские купцы. Иноязычные, исповедовавшие другую религию, незнакомые с местными условиями, собирая на Руси дань, они действовали как слоны в посудной лавке, что вызывало постоянные антитатарские восстания. Поэтому в конце концов ордынские ханы сочли, что более целесообразно отдать право на сбор дани великим русским князьям. Русские великие князья взаимодействовали с Ордой по той же схеме, как и обычные откупщики, - платили дань из своей казны, а затем собирали бульшую сумму со своих подданных.

Видимо до Руси дошли известия о планах Мамая снова отдать откуп ордынской дани иноземцам. И это, естественно, вызвало бурю негодования не только среди великих князей, терявших существенную часть своего дохода, но и среди простого народа.
И уж не оттого ли не поддержал на Куликовом поле Мамая Олег Рязанский, что он тоже понимал, кто стоит за Мамаем и чем обернется для Руси его победа?

Лишний довод в пользу нашей гипотезы о генуэзских вдохновителях похода на Русь - поведение Мамая после поражения на Куликовом поле: он, как говориться в "Сказании...", "прибеже ко граду Кафе… И собрав остаточную свою силу, и еще хотяше изгоном идти на Русскую землю". И когда по дороге на Русь он был в причерноморской степи перехвачен и окончательно разбит Тохтамышем, "Мамай же прибеже пакы в Кафу … и ту убиен бысть фрязи". Скорее всего, не из-за денег, как говориться в "Сказании..." (откуда бы взялись большие сокровища у дважды разбитого полководца?), но или из желания угодить Тохтамышу, или из мести за погибших на Куликовом поле родичей. Вероятно, генуэзцы разочаровались в своем ставленнике. Он больше не был им нужен, более того, он мог быть опасен - как беглец от законного хана Золотой Орды. Проще всего было его убить.

Но вернемся в конец лета 1380 г. Мамай шел на Русь не спеша, словно давая противнику время для подготовки. Скорее всего, Мамай был уверен, что Олег и Ягайло вовремя подойдут к назначенному месту встречи, а кроме того не сомневался, что их планы неизвестны в Москве. То есть он был заведомо дезинформирован Олегом Рязанским. А вот это уже напоминает сговор московского и рязанского князей против Мамая.
Посланные в поле отряды разведчиков Дмитрия Ивановича сообщили, что выступившее ордынское войско не спешит, "ждет осени", чтобы 1 сентября соединиться с литовцами и рязанцами на Оке. Подошедшая к южным границам Рязанского княжества Мамаева армия остановилась в районе устья реки Воронежа. На бесполезное выжидание ушли три недели. Время для внезапного нашествия было упущено. Русские же рати успели собраться.
Заметим, что разведчики Дмитрия Ивановича должны были пройти через рязанские земли. И если бы Олег Иванович действительно был союзником Мамая, то он бы не допустил утечки информации, а попросту поставил бы кордоны и отловил московских лазутчиков.

Частично собранное в Москве войско "в борзе" двинулось в Коломну, которая была избрана главным местом сбора всех союзных Москве сил. Выдвижение русских войск в Коломну и далее к устью Лопасни за неделю до назначенного Мамаем срока объединения его сил смешало планы наступающих. Ордынцы, узнав о движении русских к Дону и так и не дождавшись войск Олега и Ягайлы, решились наконец выступить навстречу Дмитрию.
Русское войско выступило из Коломны 20 августа. Вскоре оно достигло устья Лопасни, т.е. вышло к месту предполагаемого соединения Мамая, литовцев и рязанцев и перерезало главный Муравский шлях, которым татары обычно ходили на Москву. Затем последовала переправа войска через Оку и его движение в глубь Рязанской земли.

Спрашивается, как рязанский князь, предположительно союзник Мамая, мог спокойно терпеть вторжение в свои земли врага, ведь москвичи вроде бы враги ему? И всё же Олег Рязанский ничего не предпринял, а князь Ягайло, уже подошедший к Одоеву, направил свою армию к Дону, и тоже явно не торопился. Литовскому князю равно не нужен был ни победивший Мамай, ни победивший Дмитрий. Ягайло ждал. Возможно, сговорившись предварительно с Олегом Ивановичем добить победителя.

А тем временем Дмитрий Иванович переправился через Оку и получил весть о том, что Мамай всё еще "в поле стояща и ждуща к собе Ягайла на помочь рати литовскыя". Русское командование тогда, вероятно, приняло решение идти навстречу Мамаю к верховьям Дона.
Во время кратковременной остановки у устья Лопасни к русскому войску присоединились "остаточные вои". После выступления армии на этом месте был оставлен Тимофей Васильевич Вельяминов, "да егда пешиа рати или конныа поидет за ним [князем Дмитрием], да проводит их безблазно".

По словам Никоновской летописи, великий князь в то время печалился, "яко мало пешиа рати". Эта рать, видимо, не поспевала за конницей и догнала основные силы уже у Дона. Снова заметим, что при активном противодействии Олега Дмитрий остался бы вообще без пешей рати, догонявшей основное войско разрозненными отрядами.
Войско, вступившее 25 августа в пределы Рязанской земли, вероятно, сошло с Муравского шляха и уклонилось в юго-восточном направлении. Очередная остановка была сделана у города Березуя, находившегося в 23 поприщах (около 30 км) от истока Дона. В Березуе к основным силам присоединились князья Ольгердовичи: Андрей с псковичами и Дмитрий с брянцами. Приведенная ими "кованая рать" (тяжеловооруженные воины) усилила армию. В Березуе она пробыла несколько дней, поджидая отставших и "перенимая вестей". Разведчики сообщили о движении Мамая, не знавшего о местонахождении русского войска, к верховьям Дона, "доколе приспеет нам Ягайло". Стало быть, Олег Иванович, который, разумеется, был в курсе передвижений русской рати, не счел нужным сообщить эти сведения Мамаю.

6 сентября московская рать подошла к Дону в месте впадения в него реки Непрядвы. И на этой заключительной стадии похода соединения литовцев и татар так и не произошло. Зато на берегу Дона к русской армии присоединилась пехота. "И ту приидоша много пешаго воиньства, и житейстии мнози людие, и купци со всех земель и градов". Иными словами, это были обозы и ополчение, которые шли, вновь подчеркнем это, по рязанской земле. Но никакого противодействия со стороны рязанского князя не последовало. И еще: присутствие ополчения в русской армии доказывает важность битвы для русских князей - собрали все силы, какие только могли.

Итак, за 20 дней похода русская рать прошла 300 км. С учетом остановок в Коломне, у устья Лопасни, в Березуе путь к Дону занял 12-13 дней. Численность воинов, составлявших армию Дмитрия Донского, вряд ли превышала 50-60 тысяч человек. Если из этого количества исключить обозных и фуражиров, то численность тактических единиц, непосредственно участвовавших в битве, предположительно составила 40-45 тыс. человек.

Известно, что вместе с армией Дмитрия шли 10 купцов-сурожан: "Князь же великий поиде, поимъ с собою мужей нарочитых, московскых гостей сурожанъ десяти человекъ видениа ради, аще что богъ ему случить, и они имуть поведати в дальних землях, яко гости хозяеве, быша: 1. Василия Капицу, 2. Сидора Олжерьева, 3. Констянтина Петунова, 4. Козму Коврю, 5. Семена Онтонова, 6. Михаила Саларева, 7. Тимофея Весякова, 8. Димитриа Чернаго, 9. Дементиа Саларева, 10. Ивана Шиха".
Знания и опыт этих купцов, ведущих торговлю с крымским полуостровом, - вот что учитывал московский князь. Следовательно, Дмитрию Ивановичу была известна роль итальянцев Кафы в стане Мамая. Видимо, московский князь понимал, что придется склонять к миру не столько самого Мамая, сколько заплативших ему за поход фрязей и что в случае битвы его армии придется столкнуться не только с татарами, но и с крымской пехотой.

Князь Олег (стр.2)

Проанализируем сам ход боя. Войска, стоявшие до этого на месте (русские три дня, татары и того больше) двинулись навстречу друг другу практически одновременно. "И рече Мамай: "Двигнитеся силы моа темныа и власти и князи. И поидемь и станем у Дону противу князя Дмитриа, доколе приспееть к нам съветник наш Ягайло съ своею силою"". Значит, у Мамая был план: не дать русским перейти Дон и напасть на него до прихода литовцев.

Вот только литовцы не подошли на помощь Мамаю ни 1 сентября, как было у них договорено, ни позже. К 8 сентября Мамай, видимо, понял, что они и не собираются подходить.
"Князю же слышавшу хвалу Мамаеву, и рече: "Приспе, братие, время брани нашеа"... И повеле мосты мостити на Дону и бродовъ пытати тоа нощи". Получается, что Дмитрий практически моментально узнает всё, что происходит в ставке Мамая (и кто, кроме "изменника" Олега, мог его этой информацией обеспечить?).

Сомнения терзали русских воевод - переходить Дон или нет. Однако весть о том, что Мамай двинулся им навстречу, вынуждает Дмитрия принять решение перейти Дон. То, что русские победили в Куликовской битве, не делает это решение менее рискованным. Вся история войн показывает, что гораздо легче обороняться, мешая противнику форсировать реку, чем встречать его в открытом поле. Да и опыт самого Дмитрия Ивановича и его воевод говорит о том же. Вспомним битву на реке Воже. Вспомним и противостояние Москвы и Литвы вдоль крутого оврага в 1372 г., когда ни одна из сторон так и не решилась напасть, и всё кончилось миром.
Ведь Дмитрий был готов замириться с Мамаем и платить ему большую дань. Ведь он вез купцов-сурожан для переговоров с генуэзцами, то есть до последнего надеялся на мирный исход. Что же толкнуло две армии навстречу друг другу, в лобовой бой? Почему Мамай, увидев русские войска перешедшими Дон, атакует их? Ведь ему это не выгодно!

У него были другие, более успешные варианты действий. Например, имея преимущество в легкой кавалерии, постоянно тревожить русские полки. Расстреливать их издали, используя более дальнобойные луки и более метких лучников, но не бросать в бой основных сил до подхода Ягайло. Почему бы Мамаю, например, не перебросить часть своей маневренной конницы на другой берег Дона и не взять, таким образом, русских в кольцо? Дон в этих местах неширок, и с одного берега легко простреливается другой. Русским пришлось бы даже по воду ходить под обстрелом противника.
Однако вместо всех этих опасных для армии Дмитрия мероприятий Мамай бросает свои полки на пики стоящего в обороне (и только в обороне крепкого) городского ополчения. Мамай крайне неэффективно разбазаривает имеющиеся у него людские ресурсы, пытаясь сломить пехоту атаками в лоб. Только крымская пехота, пожалуй, могла эффективно бороться с пехотой русской. Но, видимо, ее у Мамая было не так много. Когда Боброк-Волынский выводит в бой отборные части - конных дружинников, татары уже ничего не могут им противопоставить.

Весь ход Куликовской битвы наводит на мысль, что внезапное движение войск Мамая и Дмитрия и их столкновение были спровоцированы. Заставить Дмитрия перейти через Дон могло лишь известие о том, что Ягайло очень близко и идет на помощь татарам. Заставить Мамая атаковать русскую пехоту в лоб, на нешироком поле, могло лишь известие о том, что Ягайло очень близко, но идет на помощь русским войскам. Только такое известие могло заставить его торопиться и бросать свою лучшую конницу в смертельные атаки снова и снова, чтобы сбросить в Дон и уничтожить войска Дмитрия до прихода Ягайло.
Такую дезинформацию мог доставить и Дмитрию, и Мамаю только Олег Рязанский. Он был сильнейшим образом заинтересован в том, чтобы решающее сражение произошло как можно скорее. Ведь и московские, и татарские войска разоряли его землю, принося ей неисчислимые убытки уже самим фактом своего присутствия.
Некоторые историки высказывали мнение о том, что Олег Рязанский помешал Ягайло прийти на помощь Мамаю. Однако нам представляется весьма сомнительным, чтобы Олег и Ягайло в 1380 г. были по разные стороны баррикад. Между Ягайло и Олегом ни до, ни после Куликовской битвы не было ни одного военного конфликта. К тому же Олег был женат на сестре литовского князя. Скорее всего, они и здесь действовали заодно. Просто Ягайло не хотел приходить на помощь к Мамаю. А остаться совершенно в стороне от конфликта он не мог.

После битвы князь Ягайло, узнав о поражении Мамая, повернул армию и "побежа назад с великою скоростию, никим же гоним". Чем можно объяснить такую поспешность?
Ягайло вместе с Олегом Ивановичем ждали, кто победит в битве. Им равно не нужна была победа ни Дмитрия Ивановича, ни Мамая. Добить ослабевшее войско победителя - не такова ли была цель литовского и рязанского князей? Но в Литве после смерти Ольгерда шло противостояние его сына Ягайло и брата Ольгерда - Кейстута.
Видимо, ожидая, пока схватятся между собой Дмитрий и Мамай, Ягайло уже получал тревожные известия из Литвы. Полный разгром Мамая и огромные потери Москвы - такой результат сражения позволил ему облегченно вздохнуть. Именно Ягайло оказался победителем в Куликовской битве, не потеряв ни одного воина. Он немедленно и спешно двигает свою армию на север - в Литву. Кейстут для него теперь опаснее чем Дмитрий, обескровленный тяжелой победой.
Войско Дмитрия Ивановича занималось похоронами шесть дней - всё время, пока рати, находясь на поле битвы, "стояли на костях". Дмитрий Иванович оставил войско и с небольшим количеством приближенных бояр направился в Москву.
Отягощенная добычей и обозом с ранеными, поредевшая русская армия отправилась домой. Путь этот не был легким.

Никоновская летопись повествует о событиях после битвы так:
"Поведаша же великому князю Дмитрею Ивановичю, что князь Олегъ Рязянскии посылалъ Момаю на помощъ свою силу, а самъ на реках мосты переметал, а хто поехал домов з Доновского побоища сквозь его вотчину, Рязанскую землю, бояре или слуги, а тех велел имати и грабити и нагих пущати. Великий же князь Дмитреи Иванович хоте противу на князя Олга послати свою рать; и се внезаапу приехаша к нему бояре рязанскии и поведаша, что князь Олегъ поверглъ свою землю Рязанскую, а самъ побежа, и со княгинею, и з детми, и з бояры, и молиша его много о семъ, дабы на них рати не послал, а сами ему биша челомъ в ряд, и оурядившеся оу него. Великий же князь Дмитреи Иванович послуша их, приимъ челобитие их, рати на них не посла, а на Рязанскомъ княжение посажав наместницы свои". Далее в той же летописи по этому поводу говорится, что Олег "приде на рубеж Литовьскый и ту став и рече бояром своим: "Аз хощу зде ждати вести, как князь велики проидет мою землю и приидет в свою отчину, и яз тогда возвращуся восвояси"".

Итак, что же произошло? Почему Олег Иванович, не мешавший до этого войскам Дмитрия, и всячески помогавший ему против Мамая, нападает вдруг на московские обозы и отнимает полон у москвичей? Возможно, между Олегом и Дмитрием существовала какая-то договоренность о совместных действиях против Мамая. И выполнив со своей стороны условия договоренности, князь Олег рассчитывал на часть военной добычи. А Дмитрий делиться не захотел - ведь непосредственно на Куликовом поле Олег не сражался. Отказав Олегу в его законных требованиях, Дмитрий Иванович спешно уезжает в Москву. Он стремится появиться в городе сразу следом за вестью о великой победе, до того как Москва узнает об огромных потерях. И поэтому брошены на произвол судьбы идущие с Куликовского поля обозы. И брошен, как докучливый проситель, взывающий к справедливости Олег.
А Олегу тоже надо было кормить своих дружинников и восстанавливать очередной раз разоренное княжество. И он приказал грабить идущие по его земле московские обозы и отнимать у них взятый на Куликовом поле полон.

Обращает на себя внимание туманный эпизод с наместниками. Неизвестно, ни кто они были, ни куда делись после возвращения Олега в свою отчину. Спрашивается, а были ли вообще эти наместники? Или московский князь просто пообещал отправить на Рязань наместников, дабы успокоить своих ограбленных людей? Дескать, Рязань уже покаялась и примерно наказана.
Ведь реально послать рать на Олега Ивановича Дмитрий Московский в то время не мог. Его войско было сильно ослаблено. Победа, доставшаяся такой ценой, едва ли была в радость. И посылать морально угнетенное войско еще на одну битву Дмитрий не мог. Собственно, мифическими "наместниками" московского князя на Рязани могли быть и сами рязанские бояре, с удовольствием вернувшие престол Олегу Ивановичу.

Косвенно факт грабежа русской армии подтверждается и известиями немецких хроник конца XIV - начала XV в., в которых говорится, что литовцы нападали на русских и отнимали у них всю добычу. Учитывая, что для немецких хронистов не существовало четкого разделения Руси и Литвы, под именем "литовцы" они могли иметь в виду как войско Ягайлы, так и Олега Ивановича.
При Олеге Ивановиче рязанское боярство окрепло и усилилось. Источники говорят о таких боярах, как Епифан Кореев, Станислав, Иван Мирославич (мурза Салахмир), Сафоний Алтыкулаевич. Упоминаются окольничий Юрий, стольники Александр Глебович и Глеб Васильевич Лонгвин, ключник Лукьян. Некоторые из них владели огромными землями, например Иван Мирославич владел Веневом, Верхдеревом, Растовцем, Веркошей и рядом других земель.
Возможно, кто-то из этих бояр вел переговоры с Дмитрием Московским, причем в их интересах было решить дело на пользу Олегу Ивановичу. К описываемому времени служба бояр и вольных слуг стала наследственной, и отъезды были исключением из общего правила, так как отъехавший человек со всем своим потомством лишался заслуженного его предками и им самим места среди служилых людей князя. Бывало, что отъехавший или его сыновья возвращались к своему прежнему государю, но в таких случаях они должны были начинать свою карьеру сызнова.

В четвертом и пятом десятилетиях XIV в. в Москве образуется крепкое ядро боярства, которое станет во главе государства в последующие века. Образующие это ядро роды и лица служат неизменно из поколения в поколение московским князьям и правом отъезда не пользуются. Редкие исключения только подтверждают общее право наследственности их службы.
Одновременно с образованием упомянутого ядра боярства наблюдается обособление боярства по крупным княжениям: Тверскому, Рязанскому и, вероятно, другим. Местные бояре, оставшиеся верными своим князьям, тесно связывают свои служебные интересы с землевладельческими и редко решаются покидать своих князей и терять вследствие этого свои вотчины (об этом более подробно писал С.Б.Веселовский). Таким образом, в Твери и Рязани образуются группы сильных местных родов, кровно заинтересованных в сохранении власти своего князя.

Вскоре после Куликовской битвы, приблизительно за четыре дня до Преображения, то есть до 6 августа 1381 г., было подписано Докончание великого князя Дмитрия Ивановича с великим князем рязанским Олегом Ивановичем. Этот текст заслуживает подробного анализа.
Грамота великого князя Олега Ивановича великому князю Дмитрию Ивановичу.
"По благословенью отца нашего Киприана, митрополита всея Руси, на сем, братъ стареиши, князь велики Дмитреи Иванович, и братъ твои князь Володимерь Андреевич, целуите ко мне крестъ, къ своему брату к молодщему, ко князю к великому к Олгу Ивановичю. Имети ти мене собе братомъ молодщим. А брату твоему имети мене собе, князю Володимеру, братомъ. А добра вы мне хотети во всем, в Орде и на Руси, от чистосердъя. А что вы слышав о моемъ добре или в лисе от хрестьянина или от поганина, то вы мне поведати въ правду, без примышленья".
То есть Олег Иванович признает Дмитрия Ивановича (не только московского, но и великого владимирского князя) "старшим братом", а Владимира Андреевича - своей ровней. Требуемое Олегом крестоцелование - это клятвенное подтверждение добрососедских отношений.
"А вотчины вы моее блюсти, а не обидети. А мне вашие вотчины блюсти, а не обидети, Москвы, и Коломны, и всех Московских волостеи, Коломенских, что сю потягло к Москве и къ Коломне, и по реку по Оку, и всего великого княженья под вами ми блюсти, а не обидети. А межи нас розделъ земли по реку по Оку, от Коломны вверхъ по Оце, на Московскои стороне, почен Новый городок, Лужа, Верею, Боровескъ, и иная места Рязанская, которая ни будутъ на тои стороне, то к Москве, а на низъ по Оце, по реку по Тцны вверхъ по Тцсне, что на Московскои стороне Тцсны, то к Москве, а что на Рязанскои стороне, а то к Рязани. А Володимерское порубежье по тому, как то было при вашемъ деде, при великом князе при Иване Даниловиче, и при вашем дяде, при великомъ князе при Семене, и при твоемъ отци, при великомъ князе при Иване. А что на Рязанскои стороне за Окою, что доселе потягло къ Москве, почен Лопастна, уездъ Мьстиславль, Жадене голодище, Жадемль, Дубокъ, Бродеич с месты, как ся отступили князи торуские Федору Святославичю, та места к Рязани".
Таким образом, в договоре производится территориальное размежевание между Рязанью и Московским княжеством. Причем Рязань сохраняет за собой Лопасну и ряд других спорных городов на северном берегу Оки, между Окой и Цной.
"А что место князя великого Дмитрия Ивановича на Рязанскои стороне, Тула, как было при царице при Таидуле, и коли ее баскаци ведали, в то ся князю великому Олгу не вступати, и князю великому Дмитрию".
Иными словами, на Тулу никто не претендует. "А что места Талфица, Выползовъ, Такасовъ, та места князю великому Дмитрию, князь великии Олегъ ступился тех местъ князю великому Дмитрию Ивановичю. А что купля князея великого Мещера, как было при Александре Уковиче, то князю великому Дмитрию, а князю великому Олгу на вступатися по тот розъездъ. А что Татарская места отоимал князь великии Дмитрии Иванович за себя от татаръ до сего до нашего докончанья, та места князю великому Дмитрию. А что князь великии Олегъ отоимал Татарская от татаръ дотоле же, а то князь великому Олгу та места".
Таким образом, в докончании документально подтверждено, что земля южнее московских и рязанских владений не была бесхозным "диким полем", и каждое новое местечко отнималось у татар. Причем, здесь виден сговор между князьями: мы признаем захваченные у татар земли собственностью друг друга и побежим жаловаться друг на друга в Орду, чтобы эти земли у нас не отняли.

"А к Литве князю великому Олгу целованье сложити. А будет князь великии Дмитрии Иванович и брат, князь Володимеръ, с Литвою в любви, ино и князь великии Олег с Литвою в любви. А будет князь великии Дмитрии и князь Володимеръ с Литвою не в любви, и князю великому Олгу быти со княземъ с великим з Дмитрием и со княземъ с Володимеромъ на них с одного".
Итак, Олег Иванович был связан с Ягайло не только родственно, но и крестным целованием, которое он обязуется с себя сложить. По этому договору князья обязуются вести согласованную политику с Литвой.
"А с татары аже будет князю великому Дмитрию миръ и его брату, князю Володимиру, или данье, ино и князю великому Олгу миръ или данье с одиного со княземъ с великимъ з Дмитреемъ. А будет немиръ князю великому Дмитрию и брату его, князю Влодимиру, с татары, князю великому Олгу быти со княземъ с великимъ съ Дмитриемъ и съ его братомъ с одиного на татаръ и битися с ними". Опять согласованная политика - по отношению к татарам, в том числе и по поводу выплаты дани.
"А с руских князеи кто князю великому Дмитрию друг и князю Володимиру, то и князю великому Олгу друг. А кто недруг князю великому Дмитрию и князю Володимиру, а то и князю великому Олгу недругъ, идти нань с одиного".
Таким образом, это договор о согласованной внешней политике, причем решающий голос принадлежит "старшему брату", но это единственное ущемление суверенитета рязанского князя.
"А что князь великии Дмитрии и брать, князь Володимеръ, билися на Дону с татары, от того веремени что грабеж или что поиманые у князя у великого людии у Дмитрия и у его брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе".
Олег Иванович действительно ограбил и пленил людей Дмитрия Ивановича, возвращавшихся домой после Куликовской битвы. Причем в договоре не предусматривается безусловного возвращения полона. Решение этого вопроса откладывается до общего суда. Судя по тому, что вопрос о пресловутом донском полоне ставился и в последующих докончальных грамотах наследников Дмитрия Ивановича и Олега Ивановича, Рязань так ничего Москве и не вернула.
"А что ся ни деяло дотоле, как есмя целовали крестъ, тому въсему погреб до спасова преображенья дни за четыре дни. А суд вопчии меж насъ от того празника всему. А о чем судьи наши сопрутся, едут на третии, кого себе изберут. А судом вопчим не переводити. А кто имет переводити, правыи у того возмет, а то ему не в ызмену. Суженого не посужати. Суженое, положеное дати. Холопа, робу, должника, поручника, татая, разбоиника, душегубца, но и выдати по исправе".
Здесь оговариваются судебные отношения (совершенно равноправные) между двумя княжествами.
"А пошлины съ семьи шесть денегъ, с пешоходов два алтына, а с одиного не имати. А мыты ны держати давныи пошлыи, а непошлых мытов и пошлин не замышляти. А мыта с воза по дензе, а с пешехода мыма нет".
Князья-соседи устанавливают общие налоги.
"А вывода ны и рубежа межи собе не замышляти. А кто замыслит, того выдати по исправе". Тут князья обязуются не нарушать границ между своими землями. "А бояром и слугамъ межи нас волным воля. На сем на всемъ, брате стареишии, князь великии Дмитрии Иванович, и брат твои, князь Володимер Андренвич, целуите ко мне крестъ, къ брату своему молодшему, ко князю к великому к Олгу Ивановичю, по любви, въ правду, без хитрости".
"Любовь и согласие" в отношениях Олега Ивановича и Дмитрия Ивановича просуществовали недолго - до похода хана Тохтамыша на Москву в 1382 г. События эти подробно описаны в "Повести о нашествии Тохтамыша".

Тохтамыш, как уже говорилось, после победы, одержанной на Куликовом поле над Мамаем, отправил своих послов в Русскую землю к великому князю Дмитрию Ивановичу "и ко всем князем рускым".
Русские князья признали власть Тохтамыша, отпустили "с честию и с дары" его послов, а вслед за ними послали к хану "своих киличеев со многими дары". Поскольку Никоновская летопись в связи с этим сообщением рассказывает о "ссылке" между князьями, можно думать, что решение по вопросу о взаимоотношениях с Ордой было принято ими совместно.
По данным летописи, "киличеи" вернулись от Тохтамыша "с пожалованием и со многою честию".
Видимо, вопрос о признании Москвой верховной власти Тохтамыша уже был однозначно решен. Теперь у хана Золотой Орды и Дмитрия Ивановича остался один крупный противник - Литва. А именно - проводивший активную экспансию в русских землях великий князь Ягайло. Литва представляла опасность как для Руси, так и для Орды.
Тохтамыш и Дмитрий Иванович разработали план совместных действий против Ягайло. И в Москве, и в Орде, естественно, знали о ноябрьском перевороте 1381г. в Литве, когда к власти пришел Кейстут. Нельзя точно сказать, с какой задержкой, в пару недель или в пару месяцев, но Тохтамыш, узнал, что Ягайло свергнут, но не сломлен, и что в Литве снова готова разгореться гражданская война.

И вот летом 1382 г. Тохтамыш идет в поход. Это, вероятно, должно было быть совместное выступление против Ягайло и его сторонников - выступление войск Тохтамыша, Дмитрия Ивановича и Кейстута. Кейстут в тот момент осаждает Новгород-Северский - владение сторонника Ягайло, князя Дмитрия Корибута.
Местом встречи всех трех союзных войск был назначен, скорее всего, как раз Новгород-Северский. Но Дмитрий Иванович не смог повести войска на Ягайло из-за мятежа в Москве. Известие об этом мятеже заставило Тохтамыша изменить свой маршрут и повернуть на Москву, куда он двинулся через Рязань.
"А князь Олегъ Рязанский срете царя Тахтамыша преже даже не вниде в землю Рязанскую, и бивъ ему челомъ, и бысть ему помошникь на победу Руси, но и споспешник на пакость христианом. И ина некаа словеса изнесе о томъ, како пленити землю Рускую, како бес труда взяти камень град Москву, како победити и издобыти князя Дмитриа. Еще же к тому обведе царя около всей своей отчине, Рязанские земли, хотяше бо добра не нам, но своему княжению помогаше".
Плох тот князь, кто о своем княжении не заботится. Но, кроме того, Олег Иванович стремился очернить Дмитрия Московского, дабы сорвать его совместные планы с Тохтамышем, отвести беду совместного удара Москвы и Орды от Ягайло и помочь своему зятю Дмитрию Корибуту. Несмотря на обязательство сложить целование к Литве, Олег Иванович в своей политике продолжал поддерживать Ягайло.

Тохтамыша на московском престоле устраивал Дмитрий Иванович. Разобравшись в обстановке, он жестоко подавил бунт и после небольшой стычки с отрядом Владимира Андреевича (когда татары слишком увлеклись грабежом) "отступил помалу".
Операция по разгрому сил Ягайло провалилась. Пока союзники разбирались с мятежной Москвой, не дождавшийся их Кейстут начал переговоры с Ягайло, был обманом захвачен в плен и убит.
На обратном пути из Москвы Тохтамыш ограбил Рязанскую землю. Повод был - Олег оболгал Дмитрия Донского, да и вообще показал себя сторонником Ягайло.
"Не по мнозех же днех [в сентябре] князь Дмитрей посла свою рать на князя Олга Рязанского. Олег же въ мнозе дружине едва утече, а землю Рязанскую до останка взяша и пусту створиша - пуще ему бысть и татарскые рати".
Дмитрий прочистил рязанские закрома еще тщательней, чем Тохтамыш, ведь у него было больше времени и возможностей для методичного разрушения основ экономики противника и для вывоза награбленных ценностей. Но Олег Рязанский не был сломлен; он начал копить силы для ответа. На этот раз он подготовился очень тщательно!

В 1385 г., "марта 25-го, в Лазареву субботу, князь Олег взял Коломну [город перешел от Рязани к Москве после 1301 г.] изгоном, и наместника изнима Александра Андреевича, нарицаемого Остея, и прочих бояр и лепших мужей поведе с собою, и злата и сребра и всякого товара наимався, и отыде в свою землю… Того же лета кн. Великий Дмитрий Иванович собрав воя многы и посла брата своего, князя Володимира, на князя Ольга. На той войне убиша князя Михаила, сына Андреева Полотьскаго Ольгердовича на Рязани".
В летописях имеется упоминание, что Дмитрий Иванович послал рать и на Муром. В то время Муром и Рязань воспринимались если и не как единое целое, то как союзники.
Факт поражения москвичей в московской летописи затушевывается. Рязанские рукописи прямо заявляют, что "рязанцы москвичь побили под Перевицким". Очевидно, поражение было столь страшным, что в сентябре Дмитрий обращается к Сергию "с молением" идти "посольством на Рязань ко князю Олгу о вечном мире и о любви".
"Тое же осени в Филипова говенье игумен Сергий сам ездил на Рязань ко князю Ольгу о мире: прежде бо того мнози ездиша к нему, и никто же возможе утолита его. Преподобный же старец кроткими словесы и благоуветливыми глаголы много беседовав с ним о мире и любви: князь же Олег преложи свирепство свое на кротость, и умилился душею, и устыдеся толь свята мужа, и взя со князем Великим мир вечный". В результате Олег вернул себе некоторые из тех земель, которые были предметом спора.

15 августа 1385 г. в Креве (в Литве) была подписана Кревская уния. С тех пор нет свидетельств о каких-либо отношениях Олега Ивановича с Ягайло. На следующий год, в сентябре 1386 г., состоялась свадьба Софьи Дмитриевны, дочери Дмитрия Донского, и Федора Олеговича, сына Олега Рязанского.
Второй сын Олега Ивановича, Родслав, в то время находился в Орде - вероятно, как заложник. Зимой 1387 г. он бежал из Орды. Возможно, этот поступок княжича вызвал набег татар в том же году. "Перед Петровым днем собравшеся татарове изгоном безвестно приидоша на Рязань и повоеваша ю, Да и Любутеск повоеваша, а Олга князя мало не яша".
Видимо, Родслав бежал неспроста - он узнал в Орде нечто важное о действиях против Олега Ивановича. И княжич вовремя предупредил отца. "Того же лета месяца августа въ 15 день, въ праздникъ святыа Богородица, честнаго ея успениа, въ граде въ Володимери Пиминъ митрополитъ постави Феогнаста епископомъ на Рязань, а ту сущу и князю великому".
Можно предположить, что имеется в виду великий князь московский. Как бы то ни было, есть основания утверждать, что отношения Олега Рязанского и митрополита Пимена были хорошими. И поставление епископа Феогноста не противоречило желаниям великого князя рязанского. В следующем, 1388 г., "месяца августа изгоном пригониша татарове на украины Рязаньскиа". Каких-либо значительных последствий, достойных упоминания в летописях, этот набег не имел.

В 1389 г. в святую неделю Пасхи Олег Иванович с большой честью встречал в рязанской земле митрополита Пимена, который в третий раз ехал в Царьград, на этот раз против воли Дмитрия Ивановича. Олег выделил дружину для охраны митрополита на пути до Дона. Видимо, в противостоянии на митрополии (Пимен против Киприана) великий князь рязанский держал сторону Пимена, хотя тот уже фактически находился в опале у Дмитрия Московского.
19 мая 1389 г. Дмитрий Иванович умер, передав престол своему старшему сыну Василию. Митрополит Киприан приезжает в Москву, на свою митрополию. Пимен умирает на чужбине.
В 1390 г. "паки Рязань воеваша татарове". А в следующем году "тоя … осени в Филипово говение паки воеваша татарове Рязань" и "того же лета татарове воеваша Рязань".
Итак, с 1387 г. набеги ордынцев на Рязань следуют ежегодно. Такого постоянного натиска от татар Рязань не испытывала даже при Мамае. Возможно ли, чтобы эти набеги на Рязань осуществлялись без ведома Тохтамыша? Видимо, нет. Однако это не была война всей Орды с Рязанью. Скорее всего, у Олега в Орде завелся какой-то высокопоставленный враг. Вспомним о самовластно захваченных татарских местечках, которые Олег и Дмитрий Иванович упоминают в докончальной грамоте 1381 г.

Олег проводил планомерную политику постепенного захвата и освоения пограничных с Ордой земель. Уже упоминались татарские мурзы, в 1371 г. вместе с землями перешедшие на службу Олегу. В 1385 г. в состав Рязанского княжества вошел татарский город Наровчат.
Эта колонизация не встречала отпора, пока в Орде происходили постоянные перевороты. Ханы-неудачники, да и просто разбойничьи шайки пытались захватить власть в приграничных с Русью землях. Русские князья, защищая свои законные владения от их набегов, порой расширяли границы своих владений. Но с приходом к власти Тохтамыша наступила стабилизация на границах с Русью. Рязань, имеющая наиболее протяженную границу с Ордой и, видимо, совершавшая наибольшее количество захватов, наконец встретила отпор со стороны каких-то татарских правителей. Наверняка, правители эти действовали если не по поручению Тохтамыша, то с его ведома.
Возможно, сын Олега, Родслав, сбежал из Орды в 1387 г. именно для того, чтобы предупредить отца о готовящемся на него нападении. И в то же лето "Олга князя мало не яша". Однако его не сумели захватить в плен. Не зря, выходит, старался Родслав. И с 1387 г. начинается пограничная война Олега с соседними татарскими князьями.
Война эта заканчивается только в 1393 г., когда "князь велики Олег Ивановичь побил татар Тахтамышевы Орды, иже приходиша изгоном на Рязанские власти [волости]". Таким образом, Олег Иванович вышел победителем из этого пограничного конфликта.

Тем временем Василий Дмитриевич вместе с митрополитом Киприаном активно расширяли границы своего влияния. В 1392-1393 гг. происходит присоединение к Москве Нижегородского княжества. В это же время, судя по дальнейшим летописям, Муром становится союзником Москвы. Видимо, муромский князь был вынужден подписать с Василием Дмитриевичем докончальную грамоту, не отменившую, однако, его договорной зависимости от Рязани. С этого момента муромский князь ходит в походы как в составе войска Олега Рязанского, так и в составе войск московского князя.
В этом же, 1393, году в Литве к власти приходит Витовт, тесть великого князя московского, яростный противник Ягайло, а значит, и Олега. В том же году "Олег ходил ратью к Любутску, а Литва Рязань воевала". Из похода Олег Иванович "со многим полоном возвратился в свояси". Зять Олега, князь черниговский и новгород-северский, в то время был пленен Витовтом и отпущен под поручительство Олега.

Поражает энергия рязанского князя. С 1385 г. он успешно воюет, побеждая одного за другим трех своих великих соседей - Москву, Орду и Литву. Зададимся вопросом - откуда в маленьком княжестве силы, чтобы одержать ряд столь блестящих побед?
По своему геополитическому положению Рязанское княжество расположено очень выгодно - с точки зрения контроля над проходящими из Руси на Юг и Восток торговыми караванами. Однако из-за этого самого геополитического положения Рязанское княжество наиболее беззащитно перед набегами, как из Степи, так и с территории своих московских и литовских соседей.
Стены не были надежной защитой для рязанских горожан: Переяславль-Рязанский, как и многие другие окрестные города, брался врагами и предавался разграблению неоднократно. Видимо, Олег Иванович даже не пытался защищать свою столицу от сколько-нибудь крупных сил противника. Сельских жителей рязанского княжества дружинники Олега уж тем более не могли защитить.
Суровые условия жизни заставили рязанцев применять оригинальные способы выживания. Похоже, рязанские жители умело прятались, имели надежные схроны, запасные пастбища для скота и делянки в лесах. Основной заботой населения была не защита от противников, а система наблюдения и оповещения, позволяющая вовремя скрыться и с минимальными потерями перенести лихие времена.
Сам князь тоже основное внимание уделял разведке и контролю за дорогами - шляхами, по которым перемещались в мирное время купцы, а в военное - захватчики. Основным козырем дружины Олега была быстрая конница, видимо, более быстрая, чем у любого из соседей Рязани.
Олегу неоднократно удавалось самому спастись и спасти практически всю свою дружину от превосходящих сил противника.
Князь отступает, скрывается, уклоняется от боя, а если нападает, то стремительно, "изгоном". Умелая разведка, нападение на противника, отягощенного добычей, нарушение его коммуникаций - вот методы, с помощью которых Олегу не раз удавалось побеждать. Кроме собственной дружины Олег опирался также на бродней - вольных жителей пограничья. Видимо, именно они и несли охрану границы.
Вряд ли сельские жители Рязанского княжества выполняли особо тяжкие повинности в пользу князя. С них, разоряемых постоянными набегами соседей, можно было взять не так уж и много. Основной налоговый груз, скорее всего, ложился на едущих по рязанским землям купцов. Ведь все дороги контролировались дружиной Олега. А владения по обе стороны Оки позволяли Олегу брать пошлины и со стругов, идущих из Москвы-реки в Волгу. Именно за счет купцов и для купцов снова и снова отстраивались после очередного разгрома Переяславль-Рязанский и другие города.

В 1395 г. над Русью, в том числе и над Рязанским княжеством, нависла новая опасность. На берегах Терека Тохтамыш потерпел поражение от войск Тамерлана и вынужден был спасаться в Булгарии. Тамерлан, поставивший своей целью подрыв могущества Золотой Орды, стал методично уничтожать ее города, оставляя за собой выжженную землю.
Великую Русь, которая составляла часть Тохтамышева улуса, ждала та же участь. Тамерлан подошел к русским пределам, взял Елец, пленил его князя, опустошил окрестности и двинулся на Москву. Но до Москвы он не дошел. Постояв в пределах Рязанского княжества 15 дней, Тамерлан 26 августа ушел обратно. Рязанских владений он, судя по летописям, не грабил.
Согласно церковной легенде, дабы спасти Москву от нашествия, митрополит Киприан приказал перенести в Москву икону Владимирской Божьей Матери, "заповеде тогда всем людем поститься и молиться". После чего Тамерлану якобы приснился страшный сон, и он увел свои войска.
Киприан устроил пышное действо. 15 августа икону с великими почестями проводили из Владимира. Вся Москва, во главе с митрополитом встречала икону у стен города.
В то же время к войне были изготовлены как ратники Василия Дмитриевича, так и армия Витовта, распустившего слух, что он идет на татар. Таким образом, Тамерлану было показано, что, напав на Москву, он будет иметь дело не с остатками Тохтамышевых владений, а с силами всей (в том числе и литовской) православной Руси. Именно эта демонстрация единства православных князей послужила причиной "страшного сна" Тамерлана.

Зимой 1395/96 гг. в Смоленске случились "брань" и "разность" между братьями, Юрием и Глебом Святославичами, из-за великого княжения. Князь Юрий уходит в Рязань к тестю, князю Олегу Ивановичу. Заметим, что в это время Смоленским княжеством владел князь не Глеб Святославич, а князь Юрий (бывший великий князь 1386-1392 гг.); он пришел из Рославля, куда его отправил Витовт.
Тем временем Витовт, собравший армию якобы против Тамерлана, двинулся на Смоленск. Там литовский князь пленил Святославичей и смоленских бояр, отправил их в свои владения, пожег посады и взял город. Витовт жил в Смоленске несколько месяцев, затем уехал, оставив в городе наместниками князя Ямонта и Василия Борейкова.

"Тое же зимы князь велики Олег Ивановичь Рязанский с зятем своим, с великим князем Юрьем Святославичем Смоленским, и з братьею своею, с пронскими князи и с козельским, и с муромским, поиде ратью на Литву и много зла сътвориша им". Это был ответ Витовту Олега и его сторонников на захват Смоленска. С этого момента фактически началась открытая война Рязани с Литвой.
"Тое же зимы ходил Витофт Кейстутьевичь, князь велики Литовский, ратью на Рязань и власти повоева, а Олгу Рязанскому великому князю еще не пришедшу в Рязань и услышавшу сиа, и остави полон в некоем месте, и приде на загонщики и многих избил, а иных поимал. Слышав же сия, Витофт убояся и скоро на бег устремися и возвратися в своаси. Олег же со многою корыстию и богатством вниде в свою землю и удръжа у себя зятя своего князя Юрья, тогда бо в скорби ему сущу и в тузе велицей о братии своей и о отчине своей, яко такова на них беда не бывала, ниже преже их над Смоленском, якоже ныне пострадаша от Витофта лукаваго и несытаго чужая восхищати".
Говоря точнее, Витовт не сам вел войско на Рязань, а послал князя Семена Лугвенича, который, как говорит Хроника Литовская и Жмойтская, "без отпору весь рязанский край межи Окою и Доном реками лежачий, миль 36 от Москвы, внивечь завоевал".

Известно, что поведение тестя не вызывало протестов со стороны Василия Дмитриевича. В этот период он дружески пересылается с Витовтом, а в 1396 г. даже приезжает к нему в захваченный Смоленск праздновать Пасху. Там же они утвердили границы своих владений.
В переговорах участвовал и митрополит Всея Руси Киприан. Митрополит поставил в Смоленске своего епископа Насона (предыдущий епископ, Михаил, умер пленником в Москве через несколько лет). Вспомним, какую честь оказывал Олег Иванович гонимому Пимену; неудивительно, что Киприан не благоволил рязанскому князю. Во время совместного празднования Пасхи в Смоленске, а возможно, и раньше произошел раздел земель между Москвой и Литвой. Видимо, все мелкие владения попали в ту или иную сферу влияния. Смоленск был отдан Литве.
Но Олег не мог согласиться с подобным положением. В 1396 г. рязанский князь вновь осадил Любутск. Но на это моментально отреагировал Василий Дмитриевич. Он посылает к Олегу Ивановичу боярина с укоризной, что, дескать, великий князь Олег нарушает условия договора - у нас с Витовтом мир! И Олег отступает, понимая, что бороться еще и с Москвой ему не по силам. Но отступает, надо заметить, "со многим полоном", по свидетельству Никоновской летописи.

В 1397 г. Витовт вошел в рязанские владения и пролил там кровь, как воду, по выражению летописей, и людей побивал, сажая их улицами, вынудив Олега укрываться в лесах. Из Москвы не было ему никакого препятствия, напротив, зять встретил его в Коломне, поднес дары и оказал большую честь.
Отношения Москвы и Литвы и далее остаются дружественными. В 1398 г. в Москву по татарским делам ездил смоленский наместник князь Ямонт, а в 1399 г. к отцу в Смоленск приезжала Софья Витовтовна.
Однако сам Витовт мечтал захватить власть в Московском княжестве. Для этой цели он использовал обратившегося к нему за помощью Тохтамыша: "Похвалися глаголяще бе Витовт: пойдем и победим царя Темир Кутуя, взям царство его, посадим на нем царя Тохтамыша, а сам сяду на Москва, на великом княжении, на всей русской земли".
В 1398 г. Витовт обещал помогать Ордену в завоевании Пскова, за что Орден обязался подсобить Витовту в завоевании Великого Новгорода. В результате в начале 1399 г. несколько ухудшились русско-литовские отношения. Москва начинает укреплять связи с Новгородом, Псковом и Тверью. Витовт посылает в 1399 г. в Новгород грамоту разметную (объявление войны). Однако открытого размирья Василия Дмитриевича с Витовтом не было.

В 1398 г. "Тахтамышев царев посол Темирьхозя был на Рязани у великого князя Олга Ивановичя Рязанского, а с ним много татар и коней и гостей". Возможно, посол прибыл с предложением выступить на стороне Витовта и Тохтамыша против Темир-Кутлуя. Если так, то Олег, очевидно, отказал, так как в 1399 г. он не принимал участие в сражении у реки Ворсклы. Это и не удивительно, Олег не мог простить Витовту набегов на Рязань и захват Смоленска.
Тем временем Витовт собрал огромное войско: кроме руси, литвы, жмуди и Тохтамышевых татар здесь были полки волошские, польские и немецкие, ибо и находившийся тогда в мире с Витовтом великий магистр Ордена прислал ему отряд; одних князей летописцы насчитывают до пятидесяти.
18 мая 1399 г. войско Витовта выступило из Киева. 5 августа эта армия достигла реки Ворсклы. Сражение началось 12 августа.
Тохтамыш первый обратился в бегство, но в этом бегстве много народа пленил. Победители взяли весь обоз Витовта, сам князь едва успел убежать с небольшою дружиною; татары гнались за ним пятьсот верст до самого Киева. Став под этим городом, Темир-Кутлуй распустил свою силу воевать Литовскую землю, и ходила татарская рать до самого Луцка, опустошая всё на своем пути. Киев откупился тремя тысячами рублей.

В 1400 г. "в пределах Черленаго Яру и караулех возле Хопорь по Дону князь велики Олег Ивановичь с пронским князи и с муромскими и козельским избиша множество татр, и царевича Мамат-Салтана яша и иных князей ординских поимаша".
Муром в то время зависел от Москвы, Козельск - от Владимира Андреевича Серпуховского. Возможно, имеет смысл предположить, что отношения великого князя Рязанского с московским и серпуховским князьями в то время были дружественными (либо московский князь предпочитал чужими руками осаживать своего зарвавшегося тестя).
Это предположение подтверждается двумя свадьбами: в этом же году в Москве Юрий Дмитриевич, брат московского великого князя, женился на дочери Юрия Смоленского Настасье. А в 1401 г. в Москве Иван Владимирович, сын Владимира Андреевича, женился на дочери Федора Олеговича Рязанского, Василисе.
В 1400 г. "доброхоты" великого князя Юрия Святославича тайно приехали к нему в Рязань, желая видеть его на Смоленском престоле. Юрий просил Олега о помощи, и тот согласился помочь.
В 1401 г. Олег Рязанский вместе с Юрием, с пронским, муромским и козельским князьями отправился к Смоленску.
Время он улучил, говорит летописец, потому что Витовт оскудел тогда до конца людьми после побоища при Ворскле, и в Смоленске была крамола: одни хотели здесь Витовта, а другие многие - своего отчича, старинного князя Юрия.
Пришедши под Смоленск, Олег велел повестить его жителям: "Если не отворите города и не примете господина вашего, князя Юрия, то буду стоять здесь долго и предам вас мечу и огню; выбирайте между животом и смертию". Смольняне сдались, и многие из них были рады князю своему Юрию, но другие ненавидели его.
Вошедши в город, Юрий начал тем, что убил Витовтова наместника, князя Романа Михайловича Брянского, с его боярами, а потом перебил и смоленских бояр, преданных Витовту. Олег, возвративши зятю его отчину, не был этим доволен, но вошел со всем войском в литовские владения и возвратился оттуда с большою добычею.
В августе 1401 г. Юрий утвердился в Смоленске, а осенью того же года Витовт уже стоял с полками под этим городом. Но противники Литвы осилили, и Витовт, простоявши четыре недели понапрасну, заключил перемирие и отступил от Смоленска.
Осенью 1401 г. "приходиша изгоном татарове на рязаньскиа украины и много зла сотворише, возвратишася восвояси". Похоже, в это время начался новый виток пограничной войны рязанцев с татарами.

В 1402 г. Олег Рязанский посылает своего сына Родслава в поход:
"Того же лета князь Родославъ Олговичь Рязански иде ратью на Дебрянескъ и сретоша его князи литовьстш, князь Семенъ Лугвени Олгердовичь, князь Александръ Патрекеевичь Стародубскыи и бысть имъ бои у Любутьска, и побита Литва Рязанцевъ, а князя Родослава изнимаша и приведша его съ нужею къ Витовту и сковавше его, въвергоща въ темницу, и пребысть въ нужи той великой 3 лета, дондеже Витовтъ взя на немъ 3000 рублевъ окупа и отпусти его".
Олег Иванович не дожил до освобождения сына. В 1402 г., "месяца июля в пятый день, преставился князь велики Олег Ивановичь Рязаньский во иноцех и схиме, нареченный в святом крещении Иаков, а в мнишеском чину Иаким, и положен бысть в его отчине и дедине на Рязани, за Окою-рекою, в монастыри его глоголемом Солотчша. И иде сын его князь Федор во Орду ко царю Шадибеку з дары и со многою честию, възвещаа ему отца своего Олга Ивановича смерть; и пожалова его царь, даде ему отчину его и дедину великое княжение Рязанское улус свой и отпусти его. Он же пришед из Орды в свою землю и сяде на отчине своей и дедине, на великом княжении Рязаньском".
Точность даты и конкретность описания свидетельствуют о современности записи и ее рязанском происхождении.

Итак, перед смертью Олег Иванович ушел в монахи. Еще раз вернемся к упоминавшемуся тексту о святом Олеге Рязанском:
"Мучимый раскаянием за всё, что было в ней [жизни] темного, он принял иночество и схиму в основанном им в 18 верстах от Рязани Солотчинском монастыре. Там он жил, нося власяницу, а под ней ту стальную кольчугу, которую не захотел надеть, чтобы оборонять отечество против Мамая. Инокинею закончила жизнь и его супруга княгиня Евфросинья. Их общая гробница в соборе обители. Многие жители Рязани и соседних уездов бывают тут на поклонении иноку-князю и служат по нем панихиду, испрашивая себе его молитв, причем обыкновенно надевают на себя его кольчугу".
Что могло заставить Олега Ивановича уйти в монастырь в тот момент, когда вновь началась пограничная война с татарами, в момент, когда шла война с Литвой, когда в плену у литовцев оказался его сын Родслав?
То, что Олег Иванович до своих последних дней, находясь в монастыре, носил под власяницей кольчугу, на наш взгляд, говорит отнюдь не о раскаянии, а о том, что князь, даже находясь в монастыре, боялся за свою жизнь. Он опасался покушения, и именно поэтому носил под одеждой кольчугу. Тем не менее, он погиб через очень небольшой срок после своего пострижения. В том же году, через несколько месяцев или даже недель после того, как заперся от кого-то в не так давно построенном на собственные деньги монастыре...

Кто мог покушаться на жизнь Олега? Для кого он был опасен даже в монастыре? И что заставляло этого князя сражаться, возможно, до последних дней своей жизни? Мы не найдем в летописях прямого ответа на этот вопрос. Но ответ вырисовывается из логики происходивших вокруг князя Олега событий.
Олег отличался от своих противников - Дмитрия Ивановича и Василия Дмитриевича Московских. Он не сконцентрировал в своих руках крупных земельных владений, не пользовался в своих целях церковной пропагандой, не стремился объединить вокруг себя Русь. Он выступал против этого объединения, воспринимая его как порабощение.
В конце XIV в. на Руси очень многим власть имущим стало очевидно, что страна стоит на распутье. Оказалось, что объединение Руси возможно лишь вокруг жесткой авторитарной власти - такой, как власть московского князя. Русь не могла не объединиться. Но это объединение лишало власти, имущества, жизни очень многих.
Оказалось, что Русь может объединиться только уничтожая свободу городов, князей, бояр, приводя всех к общему знаменателю. Не воля и старинные демократические устои, а покорность и безропотное служение государю, порядок беспрекословного послушания и раболепства, перенятый в Орде, - вот что было нужно растущему, превращающемуся в новую Россию Московскому княжеству.

Основой правящего класса, его военным фундаментом и интеллектуальной элитой на Руси было боярство. Бояре и приближающиеся к ним по социальному статусу мелкопоместные князья и старшие дружинники, - вот кто решал в описываемую эпоху судьбы Руси. Многие из бояр связали судьбу своих родов со служением московскому князю. Но не все.
Очень многие бояре и князья, может и не вполне осознано, пришли к выводу, что растущее Московское государство своей политикой разрушает ставшие привычными с прошлых веков устои. И против этого разрушения началась борьба.
К началу XV в. Олег Иванович был, пожалуй, единственным великим князем, успешно противостоявшим политике объединения русских земель любой ценой, которую проводили Василий Дмитриевич с Киприаном. И этой своей успешностью, наглядно демонстрировавшей, что можно жить, не подчиняясь ни Москве, ни Литве, - этим он был опасен митрополиту Киприану, московскому и литовскому великим князьям.
Нет, он не был очень уж опасен сам по себе. Олег не стремился создать обширных земельных владений - так их и не создал. А ресурсы собственно Рязанского княжества не были велики. Его сила была в другом - репутация успешного полководца, многочисленные родственники и союзники среди мелкопоместных князей как на Руси, так и в Литве.
К концу своей жизни Олег стал своего рода символом, вокруг которого могли и начали уже объединяться недовольные московским князем русские князья и бояре.

Когда Москва в 1395 г. позволила Витовту захватить Смоленск, возглавляемые Олегом князья в ответ фактически начали с Литвой войну. Василий Дмитриевич, действуя в рамках достигнутых с Витовтом договоренностей, старался принудить Олега и его союзников к миру с Литвой, но тщетно. И, когда после битвы на Ворскле вся политика Витовта терпит фиаско, Олег Рязанский, Юрий Смоленский, муромский, козельский и пронский князья совершают дерзкое нападение на Смоленск - при молчаливом попустительстве Москвы. Однако в Москве понимали, что Олег Иванович не позволит себя использовать.
Возвращением Смоленска война рязанского князя с Литвой не заканчивается. Олег Иванович в 1402 г. отправляет своего сына Родслава в новый поход на Литву - на Брянск, а это уже против планов Москвы...
Противостояние Олега Ивановича и его союзников с Литвой в 1395-1402 гг. показало всей Руси, что можно побеждать и не опираясь на обширные земельные владения, что можно проводить независимую от крупных соседей, но, тем не менее, успешную политику.
Олег Иванович Рязанский стал слишком опасным и непредсказуемым противником, как с политической, так и с военной точки зрения. И главное - у Москвы не было практически никаких рычагов давления на него. Последние войны с Рязанью оканчивались ее неизменной победой. В Москве, в Литве и в Орде Олега Рязанского просто боялись.

Конечно, это только ничем не доказанные подозрения, но убить в монастыре Олега, носившего под одеждой кольчугу, могли только монахи. Возможно, его отравил человек, подосланный митрополитом Киприаном, который к тому времени, кажется, уже перестал стесняться в средствах.
...Сына Олега, Родслава, который, видимо, поддерживал политику отца, держат в литовском плену. Рязань наследует Федор Олегович. Он не спешит выкупать брата.Федор Олегович в 1402 г. подписал докончальную грамоту с московским князем. На Рязанском престоле он вполне устраивал Москву (вспомним, что он был женат на сестре Василия Дмитриевича Московского). Родслава Федор выкупает, когда здоровье того было окончательно подорвано пленом. В 1406 г. Родслав умер.

«Никак не уменьшая героизма русских на Куликовском поле, заметим, что немаловажным для победы оказалось отсутствие в битве восьмдесятитысячного литовского войска. Ягайло опоздал к битве всего на один дневной переход. И это было не случайно. Оказывается, Олег Рязанский, которого обвиняли в измене, с пятитысячным отрядом сумел, искусно маневрируя, задержать литовцев. Когда же литовцы отогнали Олега, битва уже закончилась, и тогда воины Ягайлы напали на русские обозы и перерезали раненых.»

История Рязани II

В Рязань редко ездят за архитектурными впечатлениями, а зря: город достоин лучшей доли. Слава Рязани оказывается в тени Рязани Старой, ныне - городища километрах в 50-ти от губернской столицы. Опять же зря: Новая Рязань - не реплика, не копиия Старой, не место, куда предки наши пришли из нужды (Старую-то монголы разорили). У Переяславля (так называлась Новая Рязань до 1778 года) своя история, не похожая на истории других городов. Побывайте там! А пока почитайте наши впечатления.

Города основываются не просто так. Переяславль - Рязанский заложен, по летописи, в 6603 году от Сотворения Мира (1095 год по-нашему, и на год раньше Старой Рязани!) "около церкви Николы Старого", у "места сечи, какой не бывало на Русской земле". Что за сечь? Что за Никола Старый, храм, стоявший, получается, в чистом поле? Что за сеча в 11 веке, кого с кем?

Немного о геополитике. Округа Переяславля - Рязанского полна поселениями начиная с мезолита. Здесь был "коридор", переход от Оки к Дону. Район насыщен всей возможной нумизматикой начиная века с 8-го. Южнорусские, скажем так, колонизаторы, оттеснив мордву, для контроля над коридором и поставили Переяславль: не на самой Оке, а чуть в сторонке (в трех километрах), на Трубеже. Колонизаторы сознавали, что пришли всерьез и надолго; мало того, что само название взято с южнорусского Переяславля, переименованы были и все реки (Трубеж, Лыбедь, Дунайчик - все это кальки с южнорусских рек; более того, южный Переяславль тоже стоит на реке Трубеж!), что делали нечасто. Хотя в летописи не даны имена основателей, современные историки приписывают эту честь черниговскому князю Ярославу (внуку Ярослава Мудрого).

Эта "волна 1095 года" не была первой. Вероятно несколько ранее (точно когда, не знаю) здесь села какая-то варяжская или даже хазарская дружина (до 10 в местные племена подчинялись Хазарскому каганату), заняв остров (точнее, почти-остров) в том месте, где Трубеж впадает в Оку. Об этом сохранилось крайне путаное свидетельство немца Иоанна Герберштейна (16 в). Проанализируем его слова: "Рязанская область расположена между Окой и рекой Танаисом [=Доном; как видим, немец подчеркивает геополитический смысл Рязанщины как "коридора" Ока-Дон], в ней есть деревянный город недалеко от берега Оки [Переяславль]. Была там и крепость, которая называлась Iaroclaw [=Ярослав; явная путаница - название относится к Переяславлю Рязанскому, но сейчас речь пойдет о Старой Рязани]; от нее теперь остались одни следы. Недалеко от города [снова автор возвращается к Переяславлю] река Ока образует остров, который называется Strub [остров назывался Судерево; Струб - искаженное "сруб"="крепость"], некогда великое княжение, государь которого не был подвластен никому". Это, я полагаю, припоминание о тех временах, когда на острове сидели некие владетели, контролировавшие путь, и им не понравилось, что пришли в 1095 году новые. Отсюда - храм Николы Старого (они, островитяне, его и построили), и "сеча, равной которой не было" - с ними же, с островитянами. Здесь наблюдается максимальная концентрация византийских и восточных вещей и монет 8-11 вв.

Но была еще и третья волна - около 1152 года некие люди километрах в трех вверх по Трубежу ставят еще один городок вокруг основанного ими же храма Бориса и Глеба (см. ниже). Вот каково было желание контролировать этот коридор, вот о каких деньгах шла речь (80 кг серебра - такой клад нашли в районе Борисоглебского собора). И кто после этого осмелится утверждать, будто столицу перенесли в Переяславль лишь по нужде?

Традиционное мнение, будто разрушенная монголами Старая Рязань так и не встала из пепла, ошибочно. Она умирала постепенно, и не столько из-за ударов извне, сколько из-за экономических процессов "внутри". Есть сведения, что уже в 1238, после сожжения Старой Рязани 28 декабря предыдущего года, наследник убитого Юрия, новый князь Ингварь Ингваревич (1238-1252) сел в Переяславле; но то была вынужденная и временная мера - не на пепелище же дела устраивать. Первым в Переяславль потянулся епископ - в конце 13 в. Для того времени это было равносильно приговору, тем не менее, литературоведы приметили, что до 1370-х гг о СТарой Рязани говорится еще как о столице, где стоят хоть и "почерневшие", но храмы, где можно похоронить князя и справить молебен. Думаю, харизматик Олег Рязанский (1350-1402) с самого начала карьеры действует только в Переяславле. Ему нужны были деньги, а их извлекали из транзитной торговли, которая шла через Москву-Коломну-Переяславль на юг, в Орду. Еще в 1380-х гг Олег и Дмитрий Московский пытались договориться, чтобы "не пошлых мытов не замышляти", то есть не придумывать новых пошлин. Чтобы контролировать "мыт", надо было сидеть в Переяславле, а не в Старой Рязани. Так, в 15 в описан путь в Иран именно через Переяславль. Через него следовали и митрополиты, шедшие из Москвы в Константинополь.

Бросается, однако, в глаза, что Переяславль не испытал того резкого строительного бума, как Звенигород, и не успел приобрести столичный облик. Причина проста: звенигородский князь в союзе с москвичами грабил Волжскую Орду, и у него было много "шальных" денег. Рязани приходилось отбиваться от врагов, зарабатывать, а "халявы" ей никто не предлагал. Ну а когда в середине 15 в Переяславль подпадает под контроль Москвы - тут уж не до столичного облика.

Включение Руси в состав Золотой Орды давало возможность одному из князей, оперевшись на ресурсы Джучидской империи, стать владетелем всего "русского улуса". Но кому повезет? В 1300 г , после смерти могущественного темника Ногая, что разрушило баланс сил, Даниил, князь московский выступает против рязанского князя Константина (москвича призвали противники Константина). На стороне Константина был большой татарский отряд - видимо, ногаев. Даниил победил, "много и татар избыто бысть", и Константин оказался в плену. Его убил князь Юрий, преемник Даниила, в 1305; как раз Москву разорила "Таирова рать" татарская, призванная надавить на москвичей, дабы они отпустили Константина, и те в отместку Константина убили. Сын Константина Василий, занявший престол, тоже был убит, но в Орде (1307) вследствие интриг; там же окончил жизнь его преемник Иван в 1327. Следующий затем князь Иван Иванович (1327-1342) покусился на удельное княжество Пронское (в составе великого рязанского княжения), убил тамошнего князя в 1340-м, но сын пронского князя Ярослав пожаловался в Орду, явился с отрядом, и в 1342 году сел в Переяславле сам, а Иван Иванович бежал, да где-то и сгинул. С 1350 года на стол садится Олег, и тут уж дела рязанцев пошли в гору.

В 1365 Переяславль сжигает мордовский (мокшанский) хан (или князь?) Тегай (не тот ли, где позже искал Олег убежища от московских войск?). Олег вместе с пронским и козельским князьями его догоняют, разбивают, да так, что Тегай еле утек. Хуже пришлось Олегу, когда он повздорил с Москвой. Давняя аннексия Москвой Коломны (около 1300) не давала покоя Рязани. Она попыталась ее вернуть, москвичи отвечают масштабным войском, которое в 1371 разбивает Олега под Скорнищевым (предместье Переяславля), и сажает на престол пронского князя Владимира. Олег бежит в Городец Мещерский, к тамошнему то ли угорскому, то ли к тюрскому владетелю, набирается сил, выгоняет чужаков из Переяславля буквально через несколько месяцев, и тут же мирится с Москвой. Уже в 1372 в литовском договоре Дмитрий Московский, Олег и Владимир Пронский - союзники. В 1373, когда татары Мамая напали на Переяславль, Дмитрий был готов оказать Олегу помощь, да тот сам управился. В 1378 году Москва и Рязань вместе разбивают войско Мамая на реке Воже, за что в следующем 1379 Мамай сжигает Переяславль. Олег едва спасся, убежав за Оку. На будущий год Рязани надо было очень крепко подумать, посылать ли войска на Куликово поле; она и не послала, да и в 1382 году показала Тохтамышу, шедшему на Москву, где броды. Осенью того же года Москва отомстила: Дмитрий послал рать на Переяславль, Олег "еле утек", и "пусту всю землю сотвориша, хуже татар". Но в итоге "милые" опять помирились: в 1387 Олег женит сына на дочери Дмитрия.

Итак, политика Переяславля в 14 в была выстроена куда слабее московской или тверской. Тверь допустила всего одну глобальную ошибку - поставила на Литву. Москва играла так филигранно, будто у нее была машина времени - заглянуть в будущее, посмотреть, с кем дружить. Рязань сделала две ошибки. Первая: увлеклась борьбой за Коломну, поссорившись с Москвой, и в борьбе измотала силы, вместо того, чтобы хватать тот же Червленый Яр или Тульское буферное княжество. Вторая: не удушила удельное Пронское княжество, и пронский князек, как черт из табакерки, выскакивал в самое неподходящее время.

За эти просчеты Переяславль сполна заплатил в следующем 15 веке. Когда в 1408 пронский князь выгоняет переяславского владетеля Федора, его на престоле восстанавливает Москва. В 1456 году князь Иван, умирая, дал на воспитание москвичам своего малолетнего наследника Василия. Василий "правил" до 1483 года, но именно в кавычках, поскольку сидел по большей части в Москве, а в Переяславле заправляли московские комиссары. Одна радость - с Пронским княжеством покончили, что, впрочем, уже не имело значения. Умирая в 1502, князь Федор завещал все земли московской короне. Как и Тверское княжество, Рязанское устало само от себя. Москва посадила князя-марионетку Ивана поначалу на трон, а в 1516 году в тюрьму за то, что он заигрывал с крымцами и даже хотел жениться на дочери Магомет-Гирея. В 1521, воспользовавшись дикой паникой в Москве во время нашествия этого крымского хана, Иван бежал в Литву. Нет сомнений, что Иван просто видел все просчеты московской дипломатии в отношении Крыма и понимал, что с Крымом надо дружить. Но в итоге из-за своей мудрости остался в истории "предателем".

Действительно, последний Иван не мог не видеть, что 15-й век прошел относительно спокойно - потому, что Крым неизменно оставался в союзниках России. Разве что в 1444 году Переяславль жжет хан Мустафа, монеты которого, недавно обнаруженные, стали сенсацией. Бессильный Ахмат, последний большеордынский хан, в 1460 не смог взять Переяславль. А в 16-м веке года не проходит, чтобы не нападали на Переяславль и "резанские украины". Повелся с Москвой - плати по ее счетам.

Кремля в Рязани как такового нет. Но он был, и занимал очень солидную территорию в виде неправильного прямоугольника, ограниченного реками и оврагами. Сегодня "кремль" - это красивейший комплекс зданий, куда стоит попасть, чтобы ощутить сам дух древней Руси. Остались валы - длиной 300 метров, незамкнутые. Они прикрывали лишь ту часть города, что не была защищена реками, сейчас частично срыты. Единственная каменная башня таки была - Борисоглебская, служившая также воротами, и стояла она аккурат на месте нынешней колокольни. Я думаю, что по типу она соответствовала Золотым воротам Владимира; как и там, в земляно-деревянной крепости была одна башня-ворота, но очень мощная, так и тут. Ни о ее виде, ни об истории достоверных сведений нет.

Вал замыкает полусерпом пространство от Лыбеди (озеро Карасево; ныне засыпано, но в разлив Лыбедь наполняет его старые контуры) до Трубежа. У его подошвы еще в 19 в виден был ров, наполняемый водою, сейчас засыпан. Как ни смешно, мне не удалось найти в источниках четкого ответа на вопрос, когда насыпан вал. Трудно представить себе город 12 века без укрепления. Однако, для этой эпохи территория, очерченная валом, великовата. Думаю, в каких-то фрагментах нынешний вал возведен в 1095 году. После того, как в первой половине 14 в сюда стала "переползать" столица, пошло новое строительство. В конце 14 в правили два харизматика - Дмитрий в Москве, Олег в Рязани. Дмитрий затеял строить каменный кремль. Олег был победнее, да как отстать - возводит валы в их нынешнем виде, каменную Борисоглебскую башню. Высота вала - до 12 метров (плюс 5 метров - дубовый тын, башни были высотой до 10 м), 12 башен из дерева стояли на валу.Угловые четыре башни были восьмигранными, глухими, еще четыре - проезжими. Известны названия воротных башен - Рязанская (выходила на торг, смотрела на Старую Рязань), Безымянная башня смотрела на Оку, на Рыбацкую слободу, Тайницкая - на Трубеж и на описанный выше остров, и, наконец, Борисоглебская, единственная каменная - на Москву. Все это великолепие исчезает в течение 18 в.

Особенно жаль Борисоглебскую башню на месте которой сейчас стоит колокольня. А на ней - примечательная бронзовая доска, водруженная обывателями в 1855 году. Приведу надпись с нее: "На сем месте была каменная Глебовская башня с воротами и бойницами с которых в 1521 году Скольничий Иван Хабар Симский, сын воеводы Василия Образца, посредством пушкаря Иордана [иностранца, стало быть] поразил татар Крымского Хана Магмет Гирея. А прежде сего поражения Хабар взял у Хана грамоту Князя Московского о дани Крыму, и тем спас Рязань и честь Великого князя Московского, зачто дали ему Сан Боярина и внесли услуги его в книги разрядные на память векам. Смотри Истории г-на Казамзина 1521 год".

История на самом деле прелюбопытная. В 1521 году на казанский трон садится крымский хан Сахиб Гирей. Это стало сигналом для большого похода на Московию Крыма, Казани (пригласили и астраханского хана). О походе известно еще 10 мая; впоследствии москвичи будут оправдывать свое поражение внезапностью похода крымцев, что неправда, недаром москвичи заранее и войска стянули. 100-тысячная армия Магомет Гирея 28 июля была у Оки. В Москве началась паника. Великий князь, как обычно, бежал. Некоторые бежали так, что за день достигали Твери. Но Магомет на Москву не пошел - потому, что получил от московского князя некую грамоту. Отступая, в августе крымцы пришли под Рязань, где и отличился пушкарь Иордан, а тот же упомянутый на бронзовой доске Хабар выкупил пленного князя Оболенского-Лопату за 700 рублей. Ну а грамотка-то? В ней москвичи признавали свою вассальную зависимость от Крыма, обязывались платить дань "по старине", то есть как во времена Золотой Орды. Точно неизвестно, как и где Хабар умудрился украсть у татар оригинал договора: может, в тот же момент, когда выкупал пленных. После чего Москва сделала вид, что ничего не было. Это привело, естественно, к новым войнам с Крымом.

"Дворец Олега" - княжеские хоромы, памятник уникальный, поскольку допетровских дворцов вообще сохранились единицы. "Олега" пишут в кавычках, хотя еще в 19 в в том, что это его дворец, не сомневались. Отмечали, что здание сложено частью из дикого камня (например, лестница на второй этаж), что необычно для 17 в. Первый этаж сегодня датируют 1653-1655 "со стилизацией под 16-й век", второй этаж - 1658, третий - 1692, восточную часть - 1778-1780. Думаю все же, что в здании наверняка есть элементы и 16-го, и быть может 15-го вв. Ясно также, что княжеский дворец стоял на этом месте всегда, пусть и в дереве. Все современное великолепие строили уже для архиерея. Сравниться это может разве что с аналогичным сооружением в Звенигороде, но здесь хитрее - дворец соединен с другими зданиями открытыми переходами на уровне второго этажа, и можно гулять, как где-нибудь в средневековом европейском городе, наслаждаясь видами, столь компактно "спрессованными", что для русской архитектуры - редкость. Другие постройки архиерейского комплекса 17-го века маркируют место хозяйственных и жилых сооружений более раннего времени. Если малость отвлечься от хронологической строгости, можно представить себе, как выглядело имение рязанского князя - разве что то было из дерева. Вот Певческий корпус. Его почти копирует т.н. Консисторский корпус , где у архиерея был суд и канцелярия, как и при князе, наверное, тоже. Ряд других мелких зданий 17-19 вв (сараи, кузница, бочарня, каретная) образуют вместе с указанными корпусами неправильный квадрат, одну сторону которого целиком закрывает княжеский дворец, и в углу которого - личный княжеский Архангельский собор. Эту планировку надо признать очень архаичной. Второй квадрат примыкает к первому (амбары, варня для пива), образуя хозяйственный блок княжеского имения. В древности это все было обнесено забором, сначала деревянным, при архиереях - каменным (разрушен, но частично восстановлен). Где-то здесь краеведы отмечают источники воды, тут и там пробивающиеся во время половодья. Это напоминает о себе засыпанное озеро Быстрое, некогда бывшее колыбелью города.

Где дворец, там и храм. На древнейший рязанский храм не всякий обратит внимание - так над ним поработали "гении архитектуры" 18-19 вв. Он и имя поменял - ныне Христорождественский, а искони - Успенский. Возведен в белом камне в самом начале 15 в, при сыне Олега Федоре (1402-1417). Там хоронили князей. Единственная радость - местами штукатурка расчищена, и публика зрит каменные квадры 15-го столетия. Когда Успенский собор полюбился горожанам и стал местом слишком публичным, потребовалось опять построить храм лично для князя. Архангельский собор (1470) выглядит древнее, потому что над ним меньше поработали "реформаторы".

В стороне от этого великолепия приютилась церковь Святого Духа (1642), которая маркирует несохранившийся Духов монастырь. Основан в 15 в (впервые упомянут в 1505), в 1783 упразднен. Колокольня храма пристроена в 18-19 вв, а вот двухшатровик - от сооружения 17-го века. Впоследствии шатровые постройки запретил патриарх, поскольку справедливо углядел влияние Востока.

Другой монастырь, самый древний - Спасский - занял чуть не треть кремля, и уже это доказывает, что в древности кремль не занимал все плато (монастыри строились за городскими стенами, для чего и оградки имели особые), а поскольку ныне монастырь входит в черту валов, мы и заключаем, что часть валов насыпана сравнительно поздно, чуть ли не в 15 в. Монастырь основан в середине 14 в, хотя впервые упоминается в середине следующего 15-го столетия. Шатровая церковь Богоявления (середина 17-го века) задает архитектурный тон. Нам интересней показалась Преображенская церковь (1702), очень архаичная, а датированная почему-то таким поздним временем. Уверены, что на деле храм более старый, наверное, века 17-го, только в 1702-м был капитально перестроен. На это намекает декор: колонны в стиле второй половины 17-го века и изразцы того же времени . Кельи (17-й век) были в 18-м перестроены под гостиницу, но фрагменты старой кладки видны тут и там. Богословская церковь ( 1904) устроена прямо в гостинице, главка которой торчит из светского по облику здания. Ограда монастыря - декоративная, мелкая, с мини-башенками - типичное творчество 18 в.

Мы долго не говорили ничего об Успенском соборе, хотя первое, что видишь в кремле - именно он. Здесь до его постройки было озерцо, отделявшее дворцовую часть от общегородской, стояли приказные избы (министерства), тюрьма, хранился порох. Потом озерцо засыпали, избы снесли, и в 1663-1699 строится Успенский собор, громадный сам по себе, да еще и поднятый на высоченный искусственный пандус. От него к тому же устроен ход во дворец Олега. Почему его так долго строили? Озеро не сдавалось: в 1669 году почти готовое здание рухнуло, поплыл грунт. Проблемы остаются и сегодня: вход в собор почти всегда закрыт, чуть раскачаешь - все рухнет. Полюбуйтесь, пока можно!

Собор поражает своей восточностью - это в чистом виде стиль Бахчисарая, особенно сие заметно в декоре. Покинем территорию кремля, и по набережной прогуляемся несколько сотен метров до оригинальной церкви Спаса на Яру (Спасо-Преображенская; в нынешнем виде - 1695). Такие храмы строили горожане для себя, и молились более раскованно, чем в официальных храмах. Здесь маркируются районы под названием Острог и Старый Острог. Это был посад, защищенный деревянной оградой.

Наконец, стоит проехать по городу до его древней границы, чтобы полюбоваться на Борисоглебский собор . Мы нашли его случайно - покинув кремль, шли, искали, где бы поесть, а тут главка показалась из-за заборов. В Повести временных лет под 1180 говорится, что владимирский князь Всеволод Большое Гнездо, шедши из Владимира к Рязани (Старой) "взя город Бориса и Глеба", "пришедше же к Рязани, мир сотворил..." То есть Переяславль был в те годы настолько незначителен, что даже не упоминается; а вот вокруг Борисоглебской церкви был городок, который так и звался - "Бориса и Глеба". Еще в 19 в вокруг церкви видны были земляные валы, да и сегодня она так поставлена, что точно смотрит в какую-то бездну (например, под колокольней проделаны ворота, что вообще уникально, видимо, ее прототип был проездной башней этого мини-городка). И дома вокруг нее какие-то особенные - глубокая деревянная архаика, микрорайон, резко выделяющийся от окрестностей. Неужели так живуча, хотя и трансформированная, архитектурная традиция особости? Основание городка Степенная книга относит к 1152. Вероятно, это сделала третья волна поселенцев, которые тоже хотели иметь долю от Окско-Донской переволоки. Возможно, именно эти богатства дали исток колоссальному кладу 1828 года - 80 кг серебра. В 1288 году, истимившись от запустения, которое никак не хотело покидать Старую Рязань, иерархи перенесли сюда епископию. Говорят, перенос был в такой спешке, что даже колокол, доставленный по воде, утонул, и теперь, когда звонят на колокольне, тот, подводный, отзывается. Правда, при мне звонили, да я второго не слыхал. В 1389, когда митрополит Пимен путешествует в Константинополь, и едет из Москвы через Перевитск и Переславль на юга, он уже не упоминает особого Борисоглебска, но молится в соборном храме Бориса и Глеба; городок, таким образом, был уже уничтожен, храм зато стал соборным. Особость территории, однако, подчеркивалась тем, что вокруг храма сложилась отдельная Владычная слобода. В 1522 году, после очередного военного конфликта, собор пришел в такую ветхость, что кафедру решили перенести внутрь кремля, под защиту валов, в Успенский (ныне Христорождественский) собор. Впрочем, дело, может, и не в ветхости, а в том, что великие князья рязанские были как раз около этого времени изведены, и надо было подчинить также церковные власти. В нынешнем виде собор относится частично к 1686, частично к 19 в. Конечно, ничто в его облике не напоминает о древности (его даже при перестройках несколько перенесли, поскольку берег Трубежа обваливался).

Как и все жители городов, которые прежде были великокняжескими центрами, рязанцы недолюбливают москвичей и скорбят, что не их городу довелось стать столичным, но в меньшей степени, чем те же тверичи. А вот лично мне не жалко Тверь, а Рязань - жалко; Россия под сенью Рязани в большей степени бы понимала толк в торговле, а не в усекновении голов, и в меньшей - страдала бы тоской по Западу, в котором, право, нет нам никакой особой нужды. Возможно, это мое личное. Есть для меня в рязанских землях что-то особое, воздух ли, аура ли, и хотя понимаешь, что это - не Россия в полной мере (взять те же минареты в Касимове, ту же "мордву поделену" рязанских летописей), с другой стороны видишь - нет, Россия это. Та, которой она могла бы быть. Да никогда не будет, увы!

История Рязани

Город Рязань - административный, промышленный и культурный центр Рязанской области. Расположен на северо-западе ее. Площадь 175,6 км, население 515 тыс. человек. Находится в 198 км от Москвы.

Первоначально город именовался Переяславлем. Его рождение относится к периоду становления феодального общества. Он вырос в центре древнего земледельческого района на р. Оке. Земли вокруг были плодородны, луга обильны, леса полны зверем, а воды - рыбой. Город стоял в окружении древнейших поселений. Территориально близки к Переяславлю Льговское и Глебовское городища, летописная Казарь, Вышгород. Известны стоянки человека в Дубровичах, Алеканове, Шумаши. На территориях названных древних поселений археологи обнаружили многочисленные предметы земледелия, охоты, рыболовства, ткачества, железоделательного и бронзового ремесел. Ока на протяжении многих веков была главнейшим путем древности, соединявшим Восток и Европу. Она связывала Переяславль с другими землями Руси, а также с Византией и азиатским Востоком. В некоторых источниках есть прямые свидетельства о существовании перехода с Оки на Дон в районе Переяславля-Рязанского. Возможно, этому обстоятельству и обязан своим рождением древний Переяславль. Среди находок по берегам Оки есть серебряные гривны и дирхемы, византийские монеты, Особенно много кладов арабских монет найдено на острове между Трубежом и Окой у села Борки. Видимо, здесь существовало крупное торговое поселение, которое ведет свою родословную со времен мезолита. Во всяком случае, еще к ХVI в. немецкий дипломат и путешественник Герберштейн в "Записках о московитских делах" упоминает этот остров с независимым владетелем близ крепости Ярослава (Переяславля) ориентировочно в VII-ХIвв., т. е. в период наиболее активного развития торговли на Средней Оке с Арабским Востоком. Остров Борки соседствовал с хорошо защищенным мысом высокого берега р. Трубеж в районе современного Борисоглебского собора. Здесь укрывалось население в случае военной опасности. Город развивался еще на одной круче над Трубежем - верхушке современной кремлевской территории, - районе колокольни и Успенского собора. Именно этот район был наиболее надежным убежищем для горожан. Затем он поглотил всю площадь кремля между Трубежем и Лыбедью. Древние части города взаимосвязаны. Когда пришло время воздвигать первую каменную и самую большую башню кремля, назвали ее Глебовской, ибо смотрела она на городок в районе Борисоглебского собора.

Во второй половине Х в. земли по Оке в результате войн князя Святослава с Хазарским каганатом стали принадлежать Киевскому государству. Затем, в эпоху феодальной раздробленности, земли по Средней Оке вплоть до Мурома вошли в состав Черниговского княжества. В конце ХIв. в борьбу с черниговскими князьями за влияние в Поочье включились владимирские князья. К этому времени относится первое письменное свидетельство о городе Переяславле-Рязанском. В рукописи следственной псалтыри 1570 г., написанной попом Ильинской церкви Марком, читаем: "В лето 6603 (1095) заложен бысть град Переяславль-Рязанский около церкви святого Николы Старого". Запись имеет характер позднейших припоминаний и далее сообщает, что закладка города произошла у о.Быстр (возможно, название о.Быстрое), у места сечи, "какой не бывало в русской земле".

Церковь обычно строится у поселения. Действительно, археологи находят здесь культурный слой значительного поселения ХIIв. Запись дает первые сведения о топографии города и больших военных событиях, связанных с ним. Местоположение Переяславля - второй столицы Рязанского княжества - отвечало всем необходимым требованиям. Наличие в округе плодородных почв, неприступность для врагов, возможность торговых связей с другими землями - все это предопределяло возрастающее значение города. Именно здесь, на круче у Трубежа, начал развиваться город, который объединил остальные поселения. Важнейший памятник рязанской письменности "Рязанские достопамятности", составленный в конце ХVIII в. И. С. Алекринским на основании древних актов и грамот, сообщает о новой закладке г. Переяславля у о. Карасево в 1208 г., очевидно после пожара. Постепенно, по мере развития города, озера Быстрое и Карасево были засыпаны. Но и сейчас весной устье Лыбеди, разливаясь, почти точно отмечает границы старого о. Карасево. А из кремлевского холма под восточной частью краеведческого музея сочится вода, возможно, это источники бывшего о.Быстрое. Жилища простых горожан представляли собой четырехугольные, почти квадратные, рубленные клети, с дощатыми полами и глубокими подпольными ямами. Форму клети носили и другие хозяйственные постройки. Средневековый город, стесненный крепостными стенами, был застроен чрезвычайно плотно. Почти во всех раскопках встречаются бревенчатые мостовые - показатель определенного городского благоустройства.

Достоинства местоположения Переяславля хорошо оценила церковь. Сюда в конце ХIII в. перешла епископская кафедра из разрушенной столицы - Рязани. Церковники явились, конечно, не на пустырь, открытый для нападений. Епископам было что оберегать. В 1828г. в районе Борисоглебского собора был найден клад примерно в 80кг серебра. По документам ХVII-ХVIII вв. в районе Борисоглебского собора сохранялись земляные валы. Именно этот собор столь счастливо расположенного города стал с конца ХIII в. кафедрой рязанских епископов.

В эти сложные времена внутренних междоусобиц и внешних войн особую заботу проявляли рязанцы о своей крепости. Литовские летописи подчеркивают, что главный город княжества расположился "в прирожденном месте оборонном", укрепления которого производят "впечатление столичного замка". Первоначально кремль Переяславля-Рязанского занимал небольшую территорию. Озеро Быстрое и искусственный земляной вал отделяли княжескую и боярские резиденции от небольшого тогда посада. Там же в районе Рязанских ворот располагался древний торг. По сохранившимся архитектурным сооружениям можно проследить дальнейший рост кремля. По границам города обычно располагались монастыри. В сторону основанного в ХIV в. Спасского монастыря город развивался в южном направлении. В ХV в. основывается Духовской монастырь, который точно обозначил самый северный выступ кремля. Рязанский кремль окружала цепь более далеких форпостов: на западе - Троицкий монастырь на р. Павловке, на севере - Солотчинский монастырь, основанный еще при Олеге Ивановиче. Таким образом, это была по тем временам сильная система укреплений. В 1460 г. хан Большой Орды Ахмат, подойдя к Переяславлю, вынужден был отойти, так и не взяв город. В это время уже существует Верхний посад на западе от кремля. Здесь стоял острог вокруг слободы епископа и старого Борисоглебского собора. При князе Федоре Олеговиче (1402-1417) началась застройка Рязанского кремля каменными зданиями. Был возведен первый каменный Успенский собор. От него сохранились лишь апсиды белокаменной кладки ХVв., расчищенные сейчас для обзора зрителей (апсиды современного Христорождественского собора).

К ХIVв. Переяславль-Рязанский успешно развивается как торгово-ремесленный центр. В источниках упоминается его посад. В договоре 1496г. называются люди, которые "рвут в городе Переяславле и на посаде". В том же договоре упомянуты "ловчие, городские рыболовы, истобники, псари, подвозники меховые, кормовые, медевые, ястребьи, садовники, гончары, неводчики, бобровники и иные люди деленые". Здесь, несмотря на довольно обширную номенклатуру, конечно же многих специальностей не хватает. Это естественно. В договоре речь идет о людях, лично обслуживавших княжеский двор. В грамоте не показаны черная и другие слободы, например митрополичья. В одной из грамот упоминаются повинности, которые выполняло все население, кроме церковных слобод: "грады и крепости делать" и "мостить мосты". В крупной крепости, конечно, должны были быть строители-профессионалы, люди, которые планировали и осуществляли инженерное руководство, а также большое количество плотников из окрестных деревень и из самого города. Строительство городских храмов также предполагало наличие мастеров-строителей, разнообразных ремесленников, кузнецов, резчиков по дереву, каменотесов. Иконники выполняли заказы на местные образа, ремесленные умельцы отливали колокола, грамотеи переписывали книги. Переяславль вел значительную торговлю. Ее развитие было объективной предпосылкой возникновения договорных условий. В московско-рязанских договорах имеются свидетельства о значительных и давних торговых связях. В договорах указывалось на сбор таможенных и проезжих пошлин по давно установленной норме на старых заставах. Князья обязывались не устраивать новых застав и не увеличивать традиционные размеры сборов с купцов и товаров. "Мыты держати давнии и пошлый, а не пошлых мытов не замышляти", - говорилось в договоре 1382г. между московским князем Дмитрием Донским и Олегом Ивановичем Рязанским.

В транзитной торговле Северо-восточной Руси и Востока Переяславль играл ведущую роль. Венецианский посол Амброджо Контарини описывает сухопутный путь к персидскому шаху через рязанские земли, а затем вдоль Волги на Астрахань. Путь в Константинополь из Москвы проходил через Переяславль-Рязанский по Дону на Азовское море, а затем через Керченский пролив по Черному морю. В ХV в. рязанские князья все больше попадали к зависимость от Москвы. В 1456г. после смерти Ивана Федоровича сын его отдан был на воспитание в Москву. В Переяславле-Рязанском находились в это время наместники московского князя. Лишь в1464 г. Иван III отпустил рязанского князя Василия на великое княжение, женив его на своей сестре Анне. Именно в это время крепость Переяславля была расширена до современных пределов кремля, т. е. она заняла всю территорию холма, ограниченную Трубежем и Лыбедью, соединенными глубоким рвом. На земляном валу воздвигаются деревянные стены. Юридически Рязанское княжество оставалось самостоятельным до начала ХVIв.

Последний рязанский князь, Иван Иванович, за попытки привлечь крымского хана для решения рязано-московских споров и усиления своей самостоятельности был вызван и задержан в Москве еще в 1516г. Воспользовавшись набегом Мухаммеда-Гирея, последний рязанский князь бежит из Москвы, скрывается в районе с. Шумашь, а затем перебирается в Литву, где и умирает в 1534 г. Уже в 1521 г. Переяславлем-Рязанским управлял наместник московского князя Хабар Симский, известный своими ратными заслугами. Он успешно отразил нападение крымских татар, отнял у них грамоту с обязательствами московского князя Василия о выплате Крыму русской дани. На колокольне Успенского собора в Рязанском кремле в чугуне отлиты слова Н. М. Карамзина об этом событии: "На сем месте была каменная Глебовская башня с воротами и бойницами, с которых в 1521 году окольничий Иван Хабар Симский, сын воеводы Василия Образца, посредством пушкаря Иордана поразил татар крымского хана Магмет -Гирея. А прежде сего поражения, Хабар взял у хана грамоту князя Московского... за что дали ему сан боярина и внесли услуги его в книги разрядные на память векам". В составе единого Русского государства Переяславль превращается в крупный военно- оборонительный город, защищавший Москву от нападения с юга. Он стал началом мощной оборонительной засечной линии, протянувшейся от Переяславля-Рязанского до Тулы и Козельска. Кремль неправильной четырехугольной формы, искусственно поднятый над остальной территорией города, защищали 12 башен. Основные ворота города были укреплены каменной Глебовской башней. На городской стене у башни висел колокол, оповещавший об опасности горожан и окрестное население. Был он гулок и весил 11 пудов.

Именно с этой башни расстрелял пушкарь Иордан татарское войско в 1521 г. Это самая крупная башня города. Над глубоким рвом, наполненным водой, на сохранившемся сейчас земляном валу возвышалось еще три башни. Город опоясывали стены пятиметровой высоты, срубленные из дуба. В верхней части стены имели выступ - облом, внизу которого было пространство для поражения врага непосредственно под стеной. Сзади стен и в башнях строились мостки для защитников города, а тесовая крыша защищала их от стрел сверху. Четыре башни по углам города были восьмиугольные, глухие: в ширину и длину они достигали 8-10 м. Позднее крыши башен украсили маковицы, спаянные белым железом и с прапором (значок в виде флага). Четыре городские башни были проезжие.

Одна из них выходила на главный торг Переяславля на Нижнем посаде. Здесь в самом людном месте тоже висел вестовой колокол. Был он чуть поменьше глебовского - 10 пудов весом. Через эти ворота проходила дорога на Старую Рязань и поэтому называлась башня Рязанской. Вторая проезжая башня смотрела в сторону Оки на Рыбацкую Выползову слободу. Третья башня обращена была к Трубежу, где сейчас перекинут наплавной мост к Острову. Это была особая башня, и называли ее Тайничной. Кроме схода к пристающим судам там находился деревянный тайник для снабжения города водой. Все проезжие башни, в том числе и Глебовская, были четырехугольные и достигали высоты 12-16 м. Сам кремль был сориентирован как бы на два центра, связанных с двумя главными воротами. Кто входил в город по мосту через впечатлявшую своими размерами и мощью Глебовскую башню, попадал в парадную часть города. Здесь появились каменные соборы и владычий дом с церковью Усекновения Иоанна Предтечи. Успенский, ныне Христорождественский, собор был местом захоронения князей. В нем покоится прах дочери Дмитрия Донского Софьи, жены Федора Олеговича, рязанской княгини.

В Архангельском соборе хоронили церковных деятелей. За этой парадной площадью располагалась сеть улиц, переулков и тупиков, дворы, огороды и сады знати. Здесь были дворы бояр Нарышкина, Одоевского, окольничего князя Волконского, думного дворянина Лихарева, стольника Вердеревского, князей Голицына, Мышкина, Кропоткина. Тут же в городе стояли дворы приказных людей, подьячего губной избы, митрополичьих слуг, двор именитого человека гостиной сотни Г. Д. Строганова. Посадских людей здесь проживало мало. Совершенно другой характер носила часть города у Рязанских ворот. На месте старого посада, вошедшего позднее в территорию кремля, находился самый древний торг города с сохранившимся до ХVII в. москательным рядом. Внутренняя застройка кремля с множеством деревянных домов, боярских усадеб, небольших церквей не отличалась большой упорядоченностью. С утратой самостоятельности место княжеской резиденции в кремле занимает архиерейский дом с целым комплексом хозяйственных построек и соборов. Из-за тесноты население города, прежде всего ремесленники, переселялось за его стены, строилось вдоль дороги на Москву. Появился новый город с земляным валом и острогом из вертикально поставленных, заостренных вверху бревен. Постепенно острог укрепили 18 башен и стрельниц. Через ров с водой возвели мост, соединив рубленый кремль с острогом. Город постоянно рос.

В нем возникали новые улицы и слободы. Между Стрелецкой слободой и Острожной стеной, например, появилась Новая слобода, в ее районе находились две церкви. Так, Новослободской улицей называлась часть современной улицы Подбельского между зданием банка и улицей Кремлевский вал. Кремль и острог несколькими мостами соединялись с Нижним посадом, где находился большой торг и жил ремесленный люд. Это была самая оживленная и шумная часть города. Улицы слободы назывались по роду деятельности жителей: Калачевая, Пивная, Кузнечный ряд. По имени братьев, купцов гостиной сотни чьи дома начинали улицу, одна из них называлась Логиновой. Улица, в начале которой стояли дворы посадских людей Третьяковых, носила имя Третьякова. В 1648 г. от посада Переяславля был избран Григорий Третьяков на Земский собор, принявший новое Уложение. Главной улицей Нижнего посада была Большая Рязанская улица, ширина ее достигала 10-12м (5,5 сажени). Медленно восстанавливается разоренная земля. В 1650г. в последний раз отстраивается и обновляется Переяславская крепость. Перемещение границы Русского государства далеко на юг, создание южных засечных черт обеспечили полную безопасность рязанских земель. Враги больше не беспокоили рязанские города. Крепость постепенно утратила свое военное значение. Военное строительство в городе во второй половине ХVII в. сходит на нет, а гражданское достигает своего расцвета.

В 1642 г. зодчий Василий Зубов строит изумительную по своим пропорциям, удивительно гармонирующую и с окружающим ландшафтом, и с остальными постройками кремля двуглавую церковь Духова монастыря. В середине ХVIIв. построена Богоявленская церковь с шатровой колокольней, с красивым и хорошо прорисованным убранством пятиглавия. После пожара 1647 г. подмастерье каменных дел Юрий Ярдов строит новые палаты, которые венчает церковью Иоанна Предчети (сейчас это часть краеведческого музея). В 1658 г. к этим палатам был пристроен второй этаж, а в 1692г. - третий. Границы пристроек хорошо видны на ныне сохранившемся здании музея. Помимо палат зодчий Яршов возвел еще два корпуса - Певческий и Консисторский. За Певческим корпусом находятся амбары XVII в., которые называют "Гостиница черни". Особый интерес представляют рязанские постройки выдающегося архитектора крепостного графа Татищева Якова Бухвостова. В Переяславле он возводит церкви Воскресения Сгонного (1683) и Борисоглебскую (1686). По этим постройкам видно, что уже в первой половине 80-х гг. ХVII в. архитектор начал применять новые композиционные приемы, ищет новые силуэтные решения, его творческий гений создает новое декоративное убранство зданий. Я.Г. Бухвостов создал самое грандиозное в России здание ХVII в. - новый Успенский собор (1693-1699). С его постройкой Переяславль вошел в большую историю русской архитектуры. Колоссальный трехцветный куб Успенского собора, увенчанный пятиглавием, создает художественный образ могущества и единства России. Наличники окон и порталы входов с белокаменной резьбой отличаются тонкостью и изяществом форм. Большое впечатление производит внутреннее убранство собора, расчлененное четырьмя могучими колоннами - столпами. Резной деревянный иконостас работы Сергея Христофорова также является выдающимся произведением искусства. Вместе с Я.Бухвостовым трудились строительных дел мастера Никита Иустинов, Герасим Иванов, Иван Парфенов. Они и другие безвестные мастера по праву разделяют славу создания этого выдающегося архитектурного сооружения. Собор господствовал на всех перспективах Переяславля. Его стройный силуэт был виден на расстояния 10-15 км от города. Дополненный в ХIХ в. колокольней, он и сейчас является центральным архитектурным ориентиром города.

Каменное строительство ХVIIв. в городе свидетельствовало о сильном экономическом подъеме. Оно требовало громадных материальных ресурсов, роста строительной техники, большего количества самых различных специалистов - каменщиков, плотников, кузнецов, тех, чьими руками, чьим трудом и талантом были возведены поистине выдающиеся постройки. Переяславль предвосхитил новый стиль в русской архитектуре - нарышкинское барокко. Здесь были построены самые ранние храмы ярусного стиля - восьмерик на четверике. В самой Рязани сохранилась Борисоглебская церковь - ранний образец нарышкинского барокко. Наиболее полно новый стиль проявился в постройке Солотчинского монастыря. Трапезная палата с церковью Святого Духа (1688-1689) и надвратная церковь Иоанна Предтечи (1698) -прекрасные образцы этого декоративного стиля. Этот стиль был выразителем идейных устремлений могущественной и весьма активной общественной силы, которая поддержала и выдвинула на царствование Петра I. Политическим лидером этой группировки был Нарышкин. В начале ХVIII в. в городе почти не велось каменное строительство. Был возведен лишь одноглавый, сохранившийся до наших дней Преображенский храм (1703) в кремле.

Северная война потребовала напряжения сил от всех провинций. Рекруты, провиант, лошади, фураж - все, что требовала война, давал город. Каждый четвертый колокол был снят с рязанских церквей для пушек. В Переяславле началась карьера сподвижника Петра, будущего президента Синода, писателя и публициста Стефана Яворского. В 1700 г. он был назначен митрополитом Рязанским и Муромским и в этом же году стал местоблюстителем патриаршего престола и президентом Московской духовной академии. Видимо, при непосредственном участии Стефана Яворского в Рязани была открыта первая арифметическая, или цифирная, школа. По его ходатайству из Петербургской морской академии 8 января 1722г. в Рязань прибыл учитель Петр Павлов. Первая школа разместилась в Симеоновском монастыре. В ней обучалось 52 ученика от 10 до 17 лет. Петр особо опекал цифирные школы. 31 января 1724 г. последовал указ переяславскому воеводе о необходимости рапортовать в Сенат и самому Петру об успехах учащихся, "кто и в каких науках превзошел". В 1724 г. открылась и вторая в городе школа (архиерейская) с 70 учениками. Она быстро росла, и через три года в ней обучалось 339 учеников.

В 1778 г. при образовании Рязанского наместничества Переяславль-Рязанский получил имя первоначального столичного великокняжеского города - Рязань. Городу присвоили герб, на котором была изображена фигура воина с мечом в руках. Для присутственных мест в том же году соорудили громадный (120 сажен в длину) деревянный дом при въезде от Москвы через Московскую заставу на правой стороне подле каменных конюшен, а напротив построили тоже деревянный, на каменном фундаменте (150 сажен в длину) дом наместника. С утратой роли крупного военного центра потеряла свое значение Переяславская крепость, деревянные укрепления которой пришли в ветхость. Хорошо сохранилась земляная крепость, представлявшая собой неправильный четырехугольник, который обтекали Трубеж и Лыбедь, а с "полуденной стороны" сохранился сухой ров в 8 сажен глубиной.

В 1780г. был утвержден генеральный план Рязани. Он в корне изменил характер застройки города. Вместо беспорядочной и хаотичней застройки была выдвинута идея планирования прямолинейных улиц, завершающихся площадями. Процесс этот был длительный и сложный. Он затруднялся тем, что новые улицы накладывались на свободную застройку древнего города. Все дома от востока были продвинуты далее к западу, границы города раздвинулись на юг и север. По этому плану город застраивался более 100 лет. Он предусматривал типовые фасады домов, черепичную и железную кровли. Новый план города учел особенности топографии старого Переяславля. Все улицы были сориентированы на северную часть города, примыкавшую к Трубежу. В направлении к кремлю шла широкая Московская улица, которая вливалась в площадь Нового базара (ныне площадь Ленина). От площади под острыми углами расходились три улицы, образуя излюбленный планировочный рисунок города того времени. Эти улицы остались и сейчас (улицы Революции, Подбельского, Горького). Одна из этих трех улиц вела к Рязанскому кремлю и эффектно замыкалась грандиозным собором XVIIв., построенным Я. Бухвостовым. Соборная (ныне Советская) площадь была задумана в качестве административного центра города. Здесь построили сохранившееся и поныне внушительное по размерам - строгое каменное двухэтажное здание присутственных мест. Этот длинный корпус с фасадом на Соборную площадь, где позднее помещались все губернские учреждения, был построен в 1786г. Другим двухэтажным каменным зданием той поры, сохранившимся и сейчас, был так называемый редутный дом, где некоторое время размещался дворянский клуб для балов и маскарадов и пансионат для дворянских детей.

Замечательной особенностью Рязани является органичное единство величественных городских построек кремля и окружающей природы - долины Оки, ее бесконечных лугов и лесных, уходящих за горизонт, далей. В южной части города главной была Астраханская улица (улица Ленина). Почти посередине она прерывалась арочными шестиколонными портиками старого базара, перенесенного сюда с берега Лыбеди. Эта четырехугольная площадь превратилась сейчас в красивые городские скверы. Вся южная часть Рязани была спланирована в виде прямоугольной сетки с учетом существующих сооружений. Церковь Воскресения Сгонного уже стояла. На пересечении улиц Подгорной и Либкнехта возводятся церковь Вознесения, на таком же расстоянии по другую сторону Астраханской улицы появляется новая площадь (ныне площадь Мичурина), церковь на которой не сохранилась. В конце ХVIII в. Рязань стала городом с 10-тысячным населением. Материалы третьей ревизии дают полное представление о составе горожан. В городе проживало 1288 купцов, 2686 мещан и цеховых, 1086 экономических крестьян, 230 дворовых крестьян, 676 - помещичьих. Духовенство, дворяне и чиновники составляли 20% жителей (1945 человек) . В городе было довольно много военнослужащих (140) и ямщиков (1529), обслуживавших горожан. В 1787г. в Рязани был открыт оперно-драматический театр, один из старейших в России. Деревянное здание театра, построенное архитектором И.Сулукадзевым, имело в длину по фасаду 32 м, высоту - 8 м и ширину - 15 м. Здание находилось при въезде в город со стороны Москвы (угол современных улиц Каляева и Каширина. Последняя до начала нашего века носила название Театральной). В театре кроме партера были амфитеатр, ложи и галерея. Половину здания занимали сцена и подсобные помещения. Театр был государственным и существовал на средства рязанского Приказа общественного призрения. В 1786 г. открылось главное народное училище, куда первый год записалось 50 человек разного сословия. Позже число учеников возросло до 200. Уже в первый год обучалось "способу преподавания" 30 учителей для низших народных училищ, открытых уже в 1787г. в других городах губернии. Сеть школ развивалась крайне медленно. Названные цифры учащихся для губернии с полуторамиллионным населением ничтожны. Облик города, его хозяйственная и духовная жизнь определялись социальным устройством общества. Главные места на городских улицах и площадях отводились административным и религиозным зданиям, а центральные улицы - под застройку домов состоятельных слоев населения. Ремесленный люд, мещане расселялись на окраинах, где отсутствовало элементарное благоустройство. С 1796 г. Рязань стала центром Рязанской губернии. В 1800г. в городе действовало 12 небольших предприятий: полотняная фабрика, кожевенные, салотопенные, пивоваренные заводы В городском магистрате были предусмотрены цеховые управы: кузнечная, столярная, гончарная, сапожная, портняжная, которые объединяли около 100 ремесленников. В первой половине ХIX в. промышленность в Рязани развивалась слабо, она оставалась городом дворян, купцов и мещан. Редки в городской летописи и события культурной жизни. В 1801 г. открывается первая типография. В 1804 г. главное народное училище преобразуется в губернскую гимназию. Учились в ней дети дворян и купцов, но в подтверждение, что новое учебное заведение предназначено для всех сословий, в гимназию приняли одного крестьянского мальчика. Среди выпускников гимназии были историк литературы А.Д. Галахов, издатель Полного собрания сочинений В.Г. Белинского; знаменитый издатель "Русского архива", археограф и библиограф П.И. Бартенев; выдающийся естествоиспытатель, фармаколог Н.П. Кравков; ученый с мировым именем невропатолог А.Д. Кожевников; крупный ученый-психиатр Н.Б. Ганнушкин; историк Д.И. Иловайский; академик И.И. Янжул.

Отечественная война 1812г. пробудила у рязанцев патриотические чувства. Непосредственные военные действия не затронули город, но в Отечественной войне рязанцы приняли самое активное участие. Рязанский пехотный полк отличился в Бородинском сражении в районе Утицкого кургана. В городе создавались госпитали и лазареты. В губернии находилось 32 тыс. раненых. В оказании им помощи принял участие выдающийся деятель отечественной медицины уроженец Рязанской губернии Е.Е. Дядьковский. В народное ополчение вступило более 15 тыс. человек. Население губернии обеспечивало ополчение продовольствием, обмундированием, внесло более 800 тыс. руб. на его содержащие. Рязанские мастеровые шили для армии шинели, плащи, сапоги. Ополченцы участвовали в блокаде наполеоновской армии, уничтожали отдельные отряды врага на дорогах к Рязани и Касимову, заслужили своими действиями одобрение М. И. Кутузова. В дальнейшем рязанское ополчение прошло по дорогам Польши, Саксонии, Пруссии, Австрии, участвовало в осаде Дрездена, сражалось под Гамбургом, блокировало крепость Глогау. Грустна ирония истории. Основная масса освободителей сами были крепостными. В боях и походах погибло более 10 тыс. крепостных крестьян.

В первой половине XIX века оформляется архитектурное лицо города. Его украсили оригинальные и хорошо поставленные здания, соединяющиеся в ансамбли. В 1829 г. в Рязани был В.Г. Белинский. В своих впечатлениях о городе, его центральных улицах он записал: "Рязань есть первый истинно хороший город, который я увидел. Правильное расположение улиц, их чистота, прекрасные строения, гостиные ряды, лавки - все это привело в крайнюю степень восторга и удивления. Я тут в первый раз, собственным своим опытом узнал, что в России есть прекрасные города. В Рязани улицы часто пересекаются глубокими оврагами, во всю ширину их проведены прекрасные мосты, столь длинные, что улицы через них делаются совершенно ровными. Из великого числа прекрасных строений мне особенно понравилась губернская гимназия, которая наружным видом гораздо лучше московской". Тем не менее отмеченное им здание рязанской гимназии действительно представляет большую художественную ценность. Его постройку исследователи связывают с именем великого архитектора М.Ф. Казакова. Здание сохранилось и сейчас украшает одну из центральных улиц города - Ленина. И другие крупные каменные постройки конца ХVIII - начала ХIX в. сохранились на этой улице до настоящего времени: здание Дворянского собрания (ныне Дворец бракосочетания), а напротив одноэтажный губернаторский дом в стиле небольшого усадебного здания. На Семинарской улице, увенчанный портиками с четырьмя колоннами, возвышался редутный дом, чуть поодаль впечатляющие здания губернской больницы и духовной семинарии. К тому времени определились широкие и прямые улицы Соборная и Астраханская. Все это соседствовало с замечательными архитектурными памятниками ХVII в., Рязанским кремлем и гармонично соединялось с богатыми природными ландшафтами Трубежа, Лыбеди и Оки. В 1837 г. большой пожар уничтожил многие деревянные постройки Рязани. В городе были возведены новые каменные здания. Построены в 1839 г. артиллерийские казармы (ныне здание госпиталя на улице Первомайской), в 1846 г. здание гауптвахты (в сквере на Советской площади), в 1850-1854гг. дополнительный корпус Дворянского собрания с гербами уездных городов (улица Ленина). Две последние постройки принадлежат Н.И. Воронихину, видному представителю архитектуры классицизма в Рязани. В ХIXв. силами архитекторов С. А. Воротилова, И.Ф. Руско, Н. И. Воронихина с участием К. А. Тона была осуществлена последняя постройка кремля - 86-метровая колокольня Успенского собора - замечательное произведение архитектурного искусства со шпилем, напоминающим Адмиралтейскую иглу в Петербурге, уникальное по чистоте и строгости стиля. К 1860 г. в городе проживало 21,6 тыс. человек, 49,7% приходилось на мещан, 14% - на военных, 11,5% - на дворян, 3,7% - на купечество. В городе проживали также духовенство, крестьяне, разночинцы. Ручей Лыбедь со шлюзами и мельницами делил город на Астраханскую и Московскую части, которые соединяли 10 каменных и деревянных мостов. В центре города, где располагались дворянские и купеческие особняки, прямые и широкие улицы были покрыты каменной мостовой. Лучшими из них считались Астраханская, Почтовая, Московская, через которые пролегал главный, Астраханский тракт. На четырех площадях города - Хлебной, Старобазарной, Мясной, Гостиной - сосредоточивались обширные каменные торговые ряды, большая часть лавок и базаров. Всего в городе имелось 149 каменных и 219 деревянных лавок.

Соборная площадь, на которой помещалось огромное здание губернских присутственных мест, служила местом для ежегодных летних ярмарок. Главнейшей статьей торговли города был хлеб. Купечество богатело и начинало селиться в палатах, покидаемых дворянством. Лучшие дома принадлежали от купщику Рюмину. В городе имелось две гостиницы, 44 постоялых двора, а также подворья, трактиры, харчевни. Содержалось 109 питейных домов и 18 штофных лавок. Заметный след в общественной и культурной жизни города оставила деятельность великого русского писателя-сатирика революционного демократа М. Е. Салтыкова-Щедрина. В период подъема общественного движения в стране (1858-1860) он занимал в Рязани пост вице-губернатора. С именем М.Е. Салтыкова связано развитие первой публичной библиотеки, открытой в год приезда его в Рязань. Он являлся членом попечительского библиотечного совета и пожертвовал туда часть своих книг, был одним из инициаторов постройки нового каменного здания для театра. В этом здании, возведенном уже после его отъезда, в 1862 г., в настоящее время находится Театр юного зрителя. Театр играл большую роль в культурной жизни города. В его репертуаре прочное место заняли величайшие произведения передового драматургического искусства. Среди них знаменитые комедии Н. В. Гоголя "Ревизор" и "Женитьба", А. С. Грибоедова "Горе от ума", "Гамлет" В. Шекспира, "Разбойники" Ф. Шиллера, "Фауст" И.-В. Гете. С 60-х гг. на сцене театра ставились пьесы драматурга А. Н. Островского. В Рязани родился его соавтор Н. Е. Соловьев. Их пьесы "Женитьба Белугина", "Светит, да не греет" занимают почетное место в репертуаре современного театра. В 1869г. в Рязани открылось одно из первых в России училищ для подготовки сельских учителей, преобразованное в 1878 г. в Александровскую учительскую семинарию. Ежегодно семинария выпускала 25 человек. Рязань стала крупным железнодорожным узлом. В 1890г. было осуществлено строительство железнодорожного вокзала. Появление паровозов повлекло за собой увеличение грузооборота, который стал превышать 19 млн. пудов в год. Пристань Рязань стала крупным перевалочным пунктом. Она служила для приема речных грузов и передачи их на товарные составы до Москвы. С железнодорожных станций ежегодно отправлялось до 12 млн. пудов различных грузов. Среди них нефть (11 млн. пудов), лесные материалы (3 млн. пудов), руда, мануфактура, железные изделия и др. В начале века город имел 15 площадей, 54 улицы, 14 переулков. Его площадь занимала 12 км.

Социальные нужды населения мало интересовали хозяев города - купцов, дворян и капиталистов. Слабо была организована медицинская служба. По свидетельству городского врача, город был грязен, дома лишены элементарных санитарных удобств, водопровод и канализация отсутствовали. Последствия санитарного неблагополучия сказывались в высокой смертности жителей. Лишь в начале 900-х гг. стало медленно развиваться коммунальное хозяйство города. Улицы освещали 550 керосиновых фонарей, только в 1913 г. была пущена городская электростанция. Осветительная сеть составляла 20 верст и питала 15 тыс. лампочек и 500 электромоторов на предприятиях. Было проложено 35 верст водопроводных труб. Однако в 1913 г. водопровод имели только 200 домов. На улице Полонского (Дворянская) в 1901 г. открывается первый бесплатный родильный дом. В 1905 г. начинает работать первая городская больница. Первые телефоны появились в 1914 г., была установлена телефонная связь с Москвой. Единственным городским видом транспорта оставались извозчики, которых в городе насчитывалось около 300.

В 1905 г. открылось, первоначально как частное учебное заведение, а с 1912 г. как государственное, реальное училище. Здесь получили образование известный советский писатель С.П. Злобин, писатель С.В. Юрин, советский ученый- химик член-корреспондент АН СССР К. В. Большаков, известный микробиолог В. О. Тоусон. В 1915г. открылся женский учительский институт. Рязань - родина великого физиолога академика И. П. Павлова. Над первыми космическими картами и таблицами в Рязани начинал свою аботу основоположник современной космонавтики К. Э. Циолковский. Здесь он сдавал экзамены на звание учителя. Сохранился в Рязани дом, где жил известный исследователь, путешественник, писатель Л. А. Загоскин, дом, где в период обучения в гимназии жил И. В. Мичурин. Сегодня в Рязани около 100 крупных промышленных предприятий. Изменилась отраслевая структура производства продукции. Ныне ее характеризуют отрасли, определяющие технический прогресс. Бурное развитие получили станкостроение, машиностроение, электроника. Продукция, производимая на предприятиях машиностроения, металлообработки, химической и нефтеперерабатывающей промышленности, составляет половину общего объема промышленного производства. Предприятия Рязани сегодня поставляют свою продукцию в 70 стран мира.

Русские княжества в XIV – XV столетиях

К оценке москвоцентрической концепции
отечественной истории

Постановка вопроса

Богоматерь
Одигитрия.

Икона XV в.

Классические обзоры русской истории и учебные пособия, как правило, весьма красочно и образно описывают период XIV—XV столетий. И у Н.М.Карамзина, и у А.Ишимовой, и у многих других исторических писателей в центре повествования оказываются мощные фигуры Ивана Калиты, митрополита Алексия, Сергия Радонежского, Дмитрия Донского, Ивана III и иных деятелей этого периода. Все эти деятели рассматриваются как созидатели могущественного Московского княжества и единой русской государственности. Среди них — победители Орды и строители новой властной иерархии, в которой место верховного владыки занимает великий князь московский.
Современная концепция этого периода остается москвоцентрической. Для такого взгляда есть все основания: ведь именно Москва с первой половины XIV в. становится наиболее сильным и авторитетным русским княжеством.
При Дмитрии Донском Московское княжество поднимает знамя борьбы против Орды и добивается вроде бы ощутимых успехов.
При Иване III во второй половине XV в. вокруг Москвы постепенно собираются русские земли. Московский князь разрывает цепи политической зависимости от Орды, ликвидирует свободу Новгорода, Ярославского, Ростовского, Тверского княжеств, подчиняет себе отдаленные земли на Севере Руси, ведет успешную борьбу с Литвой за западные территории древних Смоленского и Полоцкого княжеств, устанавливает свою власть на Юге, на территории бывшего Черниговского княжества.
При Василии III после подчинения Пскова и Рязани крупные самостоятельные политические образования в Северо-Восточной Руси прекращают свое существование.
Всё это так. Но не очень понятно, почему не только в популярных изданиях, но и в научных исследованиях вопрос о предопределенности московского лидерства и о его безусловно положительном значении почти не подвергался сомнению.
Обоснованная авторами «Сказания о великих князьях владимирских», теории о Москве — Третьем Риме и «Сказания об Августе-кесаре» (конец XV — начало XVI в.), москвоцентрическая концепция последовательно была поддержана Н.М.Карамзиным, С.М.Соловьевым, С.Ф.Платоновым, а затем перешла в учебники истории, в том числе и в учебники советской эпохи.
История удельных центров XIV—XV вв. практически ушла из общих обзоров. Особняком стояло изучение судеб Великого Новгорода и Пскова. Совершенно иной тип государственности, его связи с традициями Древней Руси и с Западной Европой не позволяли задвинуть эти города-государства на окраину исторического познания.
Несомненно, академическими исследованиями было выявлено много важнейших моментов истории отдельных русских княжеств этого периода, роли различных политических центров в объединительном процессе XIV—XV вв., но результаты исследований были известны только специалистам.
В первую очередь стоит отметить следующие работы:
Иловайский Д.И. История Рязанского княжества. М., 1858 (работа переиздана в Рязани в 1990 г.);
Борзаковский В.С. История Тверского княжества. СПб., 1876;
Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северо-Восточной Руси в татарский период. Т. 1—2. СПб., 1889—1891;
Голубовский П.В. История Смоленской земли до начала XV столетия. Киев, 1895;
Пресняков А.Е. Образование великорусского государства. Очерки по истории XIII—XIV столетия. Пг., 1918 (работа переиздана в Москве в 1998 г.);
Любавский М.К. Образование основной государственной территории великорусской народности: заселение и объединение центра. Л., 1929;
Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X—XIV вв. М., 1984;
Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой России. М., 1985.
Из исследований последнего времени следует выделить такие работы:
Горский А.А. Русские земли в XIII—XIV веках: пути исторического развития. М., 1996;
Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XIII—XIV вв.). М., 2000.
С конца 1980-х гг. в связи с активным развитием краеведческих исследований и с увлечением местной историей стало появляться всё больше исследований, посвященных судьбам местных центров и отдельных земель.
Особо следует выделить труды по истории Тверского и Рязанского княжеств:
Клюг Э. Княжество Тверское: 1246—1485 гг. Тверь, 1994;
Он же. Великий князь Михаил Ярославич Тверской и Владимирский. Тверь, 1995;
Финкельштейн В.Б. Летопись Твери. Тверь, 1996;
Цепков А.И. Рязанские землевладельцы XIV—XVI веков. Рязань, 1995;
Материалы к истории Рязано-Муромского княжества / Славянские хроники / Сост. А.И.Цепков. СПб., 1996.;
Цепков А.И. Экономика Рязанского края конца XIV—середины XVI в. по письменным источникам // Писцовые книги Рязанского края. XVI век. Вып. 1 / Подгот. А.И.Цепков. Рязань, 1996.
Большое значение имели и продолжают сохранять публикации сотрудников местных музеев, краеведческих центров, областные краеведческие издания, материалы конференций. Упомянем для примера исследование А.В.Шекова «Верховские княжества. XIII — середина XVI в.» (Тула, 1993; опубликовано в материалах Тульской археологической экспедиции).
Идея предопределенности центральной роли Москвы и ее безусловной положительности была подвергнута критическому анализу. В этом контексте стоит назвать работы:
Юрганов А.Л. У истоков деспотизма // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX — начала XX в. М., 1991. С. 34—75;
Думин С.В. Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское) // Там же. С. 76—126.
Эту тему начал разрабатывать еще А.А.Зимин, предположивший в своей книге «Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в.» (М., 1991; написана в 1979—1980 гг.), что московской государственности с ее самодержавно-крепостническим обликом во время феодальной войны 1425—1453 гг. противостоял вариант буржуазного развития, воплощенный на Севере Руси.
В последние годы были созданы труды, раскрывающие как отдельные страницы, так и общую историю становления московского господства:
Борисов Н.С. Иван Калита. М., 1995;
Он же. Политика московских князей. Конец XIII — первая половина XIV в. М., 1999;
Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000;
Борисов Н.С. Иван III. М., 2001.
В преподавании истории и в учебных пособиях последние достижения историографии практически не отразились. Ученики Рязани, Твери, Смоленска, Ростова, Ярославля, Нижнего Новгорода, Суздаля, Устюга и других древнерусских городов больше знают о Москве и деяниях ее государей, чем об истории своих городов, бывших древними центрами Руси. Необходимость в восполнении этого пробела очевидна.
Предлагаемый вниманию читателей газеты «История» очерк посвящен политической истории русских княжеств в XIV—XV вв. Следует сразу оговориться, что в работе практически не затронуты вопросы местной экономики. На мой взгляд, отдельного рассмотрения требует многообразная культура местных центров. В обзор не включены сведения о развитии Новгорода и Пскова — это совсем особая тема.
Автор надеется, что изложенная в сжатом виде история русских княжеств XIV—XV вв. послужит полезным дополнением к используемым в преподавании нашего предмета классическим пособиям и учебникам.

Смоленское княжество

Иоанн Предтеча.

Конец XIV — начало XV в.

Самое западное из русских княжеств — Смоленское — со второй половины XIV в. подвергалось усиленному натиску со стороны Литвы, мощь которой многократно усилилась при преемнике создателя Литовского государства Гедимина — Ольгерде.
В 1386 г. великий князь Святослав Иванович Смоленский предпринял попытку отвоевать у литовцев занятый ими ранее город Мстиславль. Во главе войска он осадил город, где засел князь Скиригайло Ольгердович. Смоляне стояли под городом 11 дней и воевали окрестности.
В это время успели собраться литовские князья Корибут и Семен-Лугвень Ольгердовичи и их двоюродный брат Витовт Кейстутович. В жестоком бою Святослав Иванович был убит, а его сыновья и многие смоляне взяты в плен. Победители увели в Литву князя Глеба Святославича, а Юрия Святославича посадили в Смоленске «из своей руки».
Великий князь Витовт после возвращения из Пруссии отпустил Глеба Святославича в Смоленск на княжение, а князю Юрию Витовт дал в удел Рославль.
Такое решение вызвало ссоры и междоусобия, и литовский князь воспользовался этим поводом для того, чтобы окончательно покорить Смоленск. В сентябре 1395 г. он подошел к городу, «лестию» вызвал из-за крепостных стен братьев Святославичей с их боярами и приказал схватить их. Затем литовцы сожгли посады, взяли в плен немало смолян, а в городе был посажен литовский наместник, князь Ямонт, которого затем сменил князь Роман Михайлович Брянский.
Участи братьев избег только князь Юрий Святославич, который в то время находился в Рязани у своего тестя, Олега Рязанского. При поддержке рязанского князя в 1400 г. Юрий смог захватить отчий удел и с жестокостью расправился со сторонниками Литвы — князь Роман Брянский, смоленские и брянские бояре были убиты.
Вскоре город был осажден Витовтом, в нем началась «крамола», но Юрий смог выдержать осаду и поквитался со своими противниками — «людей много посекоша».
Однако Юрий Святославич понимал, что ему одному не под силу бороться с Витовтом. В 1404 г. литовцы стояли под городом всю весну, били из пушек по стенам и разорили смоленские волости. Как только Витовт отошел от Смоленска, Юрий Святославич поехал в Москву просить помощи у великого князя Василия I. Тот не решился на войну против своего тестя Витовта, хотя в это время отношения между Литвой и Москвой были напряженными.
Тем временем доброхоты дали знать Витовту, что князя в городе нет, и литовский правитель возобновил осаду. Горожане, не вытерпев бедствий, сдались Витовту, и тот взял в плен и отправил в Литву супругу князя Юрия, заточил или казнил смоленских князей и бояр, а в городе посадил своих наместников.
Узнав об этом, Юрий Святославич бежал из Москвы в Новгород, где был принят новгородцами в князья и получил от них 13 городов — Руссу, Торжок, Ладогу, Орешек и другие.
Новгородское княжение Юрия было недолгим. Вскоре он совершил ужасный поступок, подробно описанный в летописях. Он казнил служившего ему князя Семена Вяземского, желая овладеть его супругой, но та оказала ему сопротивление и ударила его ножом. Тогда князь Юрий в ярости изрубил женщину и велел бросить ее в реку. «И бысть ему в грех и в студ велик»...
От ужаса и стыда князь бежал из Торжка «к Орде», и скончался в 1408 г. в одном из отдаленных монастырей в Рязанской земле, «неколико дни пробыв в печалех и скорбех, поминая своих беды и напасти, и вся сия собрав в уме своем и в мысли своей, плачясь и сетуя о гресех своих».
Сын последнего смоленского князя Федор Юрьевич оставался в Новгороде до 1412—1413 гг., пока под давлением Витовта не был вынужден уехать «в Немцы».
Братья Юрия Святославича служили в Литве и на Москве. Глеб Святославич получил от Витовта город Полонный, а в 1399 г. погиб в ужасной для литовцев битве с татарами на реке Ворскле. Василий и Александр Святославичи выехали в Москву. Иван Святославич в 1403 г. был взят в плен в Вязьме князем Семеном-Лугвенем Ольгердовичем.
Потомки этих князей — роды Жижемских, Коркодиновых, Кропоткиных, Дашковых, Порховских и другие — служили в XV—XVII вв. как в Литве, так и в России.
С XIV в. служили великому князю московскому другие потомки удельных князей смоленских — Ржевские и Фоминские, видимо, лишившиеся своих уделов в результате литовского продвижения на восток. Со временем они потеряли свои титулы и стали родоначальниками многих известных служилых родов Московского государства — Полевых, Еропкиных, Толбузиных, Травиных, Осокиных и других.

Тверское княжество

Параскева Пятница,
Варвара и Ульяна.

Вторая половина XIV в.

История противостояния Москвы и Твери в первой четверти XIV в. хорошо известна. Гибель Михаила Тверского, оклеветанного Юрием Московским и казненного ханом Узбеком в 1318 г., на некоторое время остановила стремление Твери к лидерству, однако вплоть до конца столетия тверские князья оставались грозными соперниками Москвы и неоднократно оспаривали у московских правителей великокняжеский ярлык.
После гибели князя Михаила Ярославича Тверское княжество было раздроблено на уделы его сыновей. Старший из них — Дмитрий Михайлович, по прозвищу Грозные Очи, получил великое княжение Тверское, но правил недолго — в 1325 г. он убил в Орде великого князя московского Юрия Даниловича и сам был казнен по приказу Узбека.
Тверской стол перешел ко второму сыну Михаила Ярославича, Александру Михайловичу. Его уделом, вероятнее всего, были города Холм и Микулин. Третий сын Михаила, Константин, получил в удел отдаленные друг от друга Дорогобуж и укрепленный пункт на Волге, позднее называвшийся Семёнов городок. Наконец, младший сын Михаила Тверского, Василий, получил (неясно почему) второй по значению из тверских городов — Кашин.
После татарского разгрома в 1327 г. и казни в Орде великого князя тверского Александра Михайловича и его сына Федора в 1339 г. Тверь вновь отказалась от соперничества с Москвой.
Правление тверского князя Константина, третьего из Михайловичей, было направлено на восстановление внутренней стабильности и внешнеполитического положения разоренного княжества. Константину удалось достичь определенных успехов.
В 1340 и 1342 гг. он ездил в Орду; сблизился с князем Константином Васильевичем Суздальским и выдал за его сына, Андрея, дочь одного из тверских бояр, Василису.
В 1340/41 г. он отказался принять участие в походе московских войск на Торжок.
В 1346/47 г. в Тверской земле начался конфликт, положивший начало длительным столкновениям между различными ветвями тверского княжеского рода.
Константин Михайлович вступил в столкновение со своим племянником, холмским князем Всеволодом Александровичем, из-за права сбора податей в его уделе. Всеволод Александрович «того не могий тръпети» и обратился за помощью к великому князю Семену Гордому, женатому на его сестре Марии. Враждующие князья отправились в Орду, но внезапная смерть князя Константина Михайловича прекратила спор.
На тверской престол претендовал младший сын Михаила Ярославича, Василий Кашинский, но Всеволод Александрович возвратился из Орды с ярлыком на великое княжение, изгнал дядю и отобрал у него дань, взятую в Холмском княжестве.
1348—1349 годы были наполнены противостоянием между дядей и племянником — «и мало кровопролитиа не бысть межи их», но при посредничестве тверского епископа Феогноста был заключен мир. Всеволод уступил дяде великое княжение.
Но после вокняжения Василия Михайловича конфликт возгорелся с новой силой — в 1352/53 гг. Усобицы продолжались до смерти Василия Михайловича.
После кончины Всеволода Холмского против дяди выступил брат Всеволода — князь Михаил Александрович Микулинский. Противоборствующие партии в Тверском княжестве опирались на поддержку своих мощных соседей — Всеволод и Михаил Александровичи искали поддержки в Литве, а Василий Михайлович, сын которого был женат на дочери Семена Гордого, — в Москве.
Василий Михайлович скончался 24 июля 1368 г. в Кашине. На протяжении многолетней усобицы он явно неуютно чувствовал себя в Твери и предпочитал жить в своем удельном княжестве. Это говорит о явной политической слабости Василия Михайловича, постоянно боровшегося за власть с племянниками.
Однако со смертью Василия Кашинского конфликт не закончился. Теперь против Михаила Александровича, занявшего тверской престол на законных основаниях, напрямую выступила Москва.
В конце 1368 г. московское войско заставило Михаила Тверского бежать в Литву, что вызвало ответный поход великого князя литовского Ольгерда на Москву.
Борьба Москвы и Твери продолжалась до 1375 г., когда Михаил Александрович, осажденный в Твери значительным войском Москвы и ее союзников был вынужден заключить с Дмитрием Московским договор на «всеи» его «воли». Согласно этому договору, Тверь должна была отказаться от союза с Литвой, оказывать военную поддержку Москве и не вмешиваться в дела Кашинского княжества, где занимал престол сын Василия Михайловича, Михаил.
Ни одно из этих условий исполнено не было. Уже в 1377 г. сын Михаила Тверского, Иван, женился на дочери литовского князя Кейстута, и в дальнейшем Тверь продолжала сохранять связи с Литвой.
Обозначенная в условиях договора военная поддержка Москвы Тверью никак не осуществлялась. Даже в Куликовской битве из тверичей участвовали только дружины князя Василия Михайловича Кашинского (внука), обособившегося от тверского великого князя.
Независимость Кашинского княжества продолжалась недолго. В 1382 г., после смерти Василия Михайловича, оно вошло в состав великого княжества Тверского.
Михаил Александрович Тверской озаботился восстановлением сил Твери — и достиг в этом успехов.
После разгрома Москвы ханом Тохтамышем он даже пытался получить в Орде великокняжеский ярлык, но безуспешно. Этот демарш не вызвал ответных мер московского князя, однако Тверь продолжала укрепляться, готовясь, в том числе, и к военному противостоянию.
В 1386/87 г. город был обнесен вторым кольцом укреплений; в 1389 г. в Тверь «из Немец» были доставлены пушки.
Спокойствие в княжестве было нарушено в 1386/87 г. Летопись сообщает, что князь враждовал с епископом Евфимием. Этот конфликт разрешился в 1390 г., когда в Тверь прибыл новый митрополит — Киприан. Михаил Александрович принял Киприана с «честию велию, и дары дая» и просил у него сменить их епископа, на которого возводились разнообразные обвинения как тверским духовенством, так и боярами, да и простыми тверичами.
Киприан пытался примирить князя и епископа, но не достиг успеха. В итоге он поставил в Тверь своего протодьякона Арсения, а Евфимия взял с собой в Москву.
И всё же для Твери 1380—1390-е годы были временем стабилизации, укрепления политического значения и начала культурного расцвета. Велось церковное строительство: в 1399 г. был обновлен главный тверской храм — Спасо-Преображенский, в 1394/95 г. основан монастырь на Тьмаке. После пожара 1399 г. в Новом городке (позднее Старица) Михаил Александрович повелел построить новый каменный храм в честь своего патрона — архангела Михаила.
Экономический подъем Твери в последние годы правления Михаила Александровича позволил его преемнику Ивану Михайловичу (1399—1425) наладить чеканку тверской монеты (ранее использовались литовские деньги).
Развивались культурные связи между Тверью и Византией, особенно с Афонскими монастырями. Незадолго до смерти князя Михаила к нему прибыли посланцы от константинопольского патриарха и поднесли тверскому правителю икону Страшного суда. Такой же подарок получил и великий князь московский Василий I.
Михаил Александрович Тверской скончался 26 августа 1399 г., приняв перед смертью монашество — с именем Матвея. Незадолго до смерти он посетил усыпальницу тверских князей — Спасо-Преображенский собор, поклонился гробницам своих предков и избрал место своего упокоения, а затем, выйдя из собора, поклонился тверичам, во множестве собравшимся перед церковью, просил у них прощения и наказал подчиняться своему сыну Ивану Михайловичу.
После смерти Михаила Александровича произошел новый раздел тверских волостей. Его старший сын, Иван, получил тверское великое княжение и целый ряд приволжских городов; второй сын, Василий, вокняжился в Кашине и Кснятине, но должен был разделить эти владения со своим племянником, князем Иваном Борисовичем. Третьему сыну, Федору, достался в удел город Микулин; этот отпрыск Михаила Александровича стал родоначальником князей Микулинских, известных до XVI столетия.
Уже в 1400 г. в Твери началась новая усобица. Иван Михайлович отнял у брата Василия Кашин и передал его Ивану Борисовичу. Борьба за Кашин, осложнившаяся вмешательством Москвы, продолжалась всё первое десятилетие XV в. Бежал из своего княжества в Москву и холмский князь Юрий Всеволодович.
В 1410 г. Иван Михайлович Тверской примирился с родственниками и возвратил им их земли. Эпоха внутреннего мира была, однако, омрачена эпидемиями и большими пожарами.
Тверь охватила эпидемия в 1416/17 г., чума и голод свирепствовали осенью 1419 г. и осенью—зимой 1421—1422 гг., а затем в 1423—1425 гг. В 1413 г. город полностью выгорел.
Преемник Ивана Михайловича, великий князь Александр Иванович, правил всего несколько месяцев. После него престол занял его сын, князь Юрий Александрович, но и он скончался всего через четыре недели княжения. Очевидно, что причиной скорой смерти этих князей стала эпидемия 1425 г. Престол перешел ко второму сыну Александра Ивановича — Борису Александровичу.
Княжение Бориса Александровича стало временем политического и культурного расцвета Твери, непосредственно предшествовавшего ее падению.
Борис Александрович начал правление с того, что заточил своего двоюродного деда, Василия Михайловича Кашинского. В 1427 г. Борис Тверской заключил договор с великим князем литовским Витовтом (его сестра была бабушкой Бориса Александровича). По этому соглашению устанавливались союзные отношения между Тверью и Литвой.
В 1430-е гг. внешние факторы были благоприятны для Твери. В Москве шла усобица между великим князем Василием II и его дядей Юрием Звенигородским, а в Литве Сигизмунд Кейстутович воевал со Свидригайло Ольгердовичем. Борис Тверской принял сторону Свидригайла, выдал за него свою двоюродную сестру княжну Анну Ивановну и активно поддерживал его в борьбе, поспособствовав его успеху.
В московскую усобицу Борис Тверской стремился не вмешиваться, но в 1434 г. приютил в Твери бежавшего князя Ивана Андреевича Можайского, союзника Василия II, а в 1435 г. послал помощь врагу Василия II — князю Василию Юрьевичу Косому: «кони и порты, и доспех».
По-видимому, на первых порах Борис Александрович придерживался принципа поддержки побежденной стороны, рассчитывая на продолжение усобиц в Московском княжестве.
Пользуясь слабостью Москвы, Борис Тверской начал пограничную войну с Новгородом. Осенью 1443 г. тверские войска опустошили двадцать пять волостей к северу от новгородско-тверского рубежа. Зимой 1444—1445 гг. тверичи вновь воевали Торжок и Бежецкий Верх. Подобный поход повторился в августе 1445 г. — вскоре после того, как великий князь московский Василий II попал в плен к татарам в битве под Суздалем.
Согласно новгородским летописям, Борис Тверской принял участие в заговоре Дмитрия Шемяки против Василия II, закончившемся пленом и ослеплением великого князя и вокняжением Шемяки. Однако Борис Тверской недолго поддерживал Шемяку и вскоре заключил союз с Василием II, двинувшимся из места своего заточения — Вологды — на Москву.
Союз князей был скреплен обручением их детей Ивана и Марии. Тверские войска приняли участие в походе Василия II на Москву, а затем участвовали в осаде московским князем союзного Шемяке Углича. В награду за поддержку Василий II дал Борису Тверскому город Ржев с прилегающей к нему территорией, который, однако, пришлось брать едва ли не штурмом.
Союз с Василием II восстановил против Твери Дмитрия Шемяку. Опасаясь нападения этого князя, Борис Тверской в 1452 г. приказал укреплять Тверь. Вокруг города был прорыт ров.
В сентябре того же года Шемяка напал на Кашин. Тверской источник сообщает об этом набеге так: Шемяка «прииде бо не яко есть обычай есть князем и воеводам мужествовати яве, но яко хищник тайно прииде и никому не есть ведущи». Кашинские посады были сожжены, но отряд Шемяки был отбит — с большим уроном.
Усиление княжества нашло свое яркое выражение в литературе и публицистике Твери. В честь Бориса Тверского было написано «Слово похвальное», автором которого стал инок Фома, посланец Твери на Ферраро-Флорентийском соборе.
Автор «Слова похвального» воспевает князя Бориса Александровича в следующих выражениях: «И что нареку аз великого князя Бориса Александровича? Но нареку его Соломоний...
Слышаша великии русскии князья и вельможи премудрость и крепость великого князя Бориса Александровича, в Богом обетованной той земле царствующа, и приидоша от конец земли не толко премудрости слышати, но и видети славного того государя и питатися от царские той и сладкоядныя той трапезы. И что же нареку тя, великого князя Бориса Александровича? И нареку его Тивириа кесаря правосудна.
Но Тивирий не повелели людем своим в красных ризах и в златых блистаниих пред собою ходить. И сей же самодержавный государь, великий князь Борис Александрович, не так, но бесчисленно давая людем своим и повелевая в своей палате в красных блистаниих перед собою ходити, а сам же царским венцом увязеся».
В «Слове...» князь Борис семь раз назван «царем» и десять раз «самодержцем», еще чаще именуется он «государем».
Тверь в сочинении инока Фомы предстает «великим государством», равным Москве.
Идея о двух центрах, двух государствах обосновывалась тверскими книжниками при обращении к византийским традициям. Среди других церковных построек по велению Бориса Александровича была возведена Входоиерусалимская церковь, «на вратах Богом спасаемого града Тфери», прообразом которой были храмы в Иерусалиме, Константинополе, Киеве и Владимире.
Само применение к Твери названия «Богом спасаемый град», апеллирующего к византийской идеологической лексике, встречается и в рукописи первой четверти XV в.
Показательна активная позиция Бориса Тверского в деле защиты «веры отеческой» — сходная той, которую занял Василий II, оценивая Флорентийскую унию.
Посланник Твери на Ферраро-Флоренскийском соборе 1438—1439 гг. инок Фома воспевает приверженность Бориса Александровича православию. Прямой оценки унии в «Слове...» инока Фомы не содержится, но, в отличие от митрополита Исидора, принявшего унию, Фома возвращался на Русь другим путем, вместе с суздальским монахом Симеоном, впоследствии составившим полемическое сочинение против унии.
Борис Александрович Тверской скончался в 1461 г. После его кончины престол формально перешел к его сыну, Михаилу, которому было четыре с половиной года (по другим сведениям, семь с половиной), но реальная власть принадлежала тверским боярам. Начался последний этап истории Тверского княжества — упадок влияния и ослабление власти великого князя тверского, завершившейся захватом Твери Иваном III.
Еще с конца 1470-х гг. многие тверские удельные князья и бояре начали переходить на великокняжескую московскую службу. Тверской князь Михаил Борисович в попытке спасти судьбу своего государства заключил союз с Литвой, что противоречило московско-тверским договорам.
Иван III отреагировал молниеносно. Московские войска окружили Тверь, и тверской князь был вынужден признать себя «подручником» Ивана III, но вскоре опять вступил в переговоры с западными соседями. Новый поход последовал в августе 1485 г. Михаил Борисович бежал из осажденной Твери в Литву. Тверское княжество пало.

Суздальско-Нижегородское княжество

«О тебе радуется».

Икона суздальско-нижегородского
письма начала XV в.

Суздальско-Нижегородское княжество образовалось в 1330—1340-е гг. Оно возникло в результате слияния Суздальского княжества (выделенного в удел сыну Всеволода III, Святославу, в 1238 г.) и Нижегородско-Городецкого удела, оказавшегося выморочным после смерти Михаила Андреевича Городецкого, сына Андрея Александровича Городецкого.
В 1311—1320 гг. в Нижнем сидел младший брат московского князя Юрия, Борис Данилович, после смерти которого удел был присоединен к великому княжеству Владимирскому.
В 1341 г. ханский ярлык на Нижний Новгород получил суздальский князь Константин Васильевич, предположительно правнук Андрея Ярославича, младшего брата Александра Невского.
Нижегородское княжество занимало значительную территорию от городка Унжа на одноименной реке (на севере) до рек Суры и Алатыря, населенных мордвой (на юго-востоке). На западе границы княжества соприкасались с Юрьевским и Владимирским княжествами; западной окраиной была плодородная Суздальская волость (Ополье). Столица княжества располагалась у слияния Оки и Волги, что придавало городу важнейшее торговое значение.
Нижний Новгород был одним из экономически развитых городов Руси. Он был центром торговли, в том числе и международной. Известно, что в 1366 г. новгородские ушкуйники перебили в Нижнем множество гостей — татар, армян, «бессермен» и русских.
В городе активно развивались ремёсла, работали мастера: архитекторы, каменщики, литейщики колоколов, золотильщики по меди. В Нижнем строились каменные храмы, было начато возведение каменного же Кремля.
Согласно местному преданию, при обновлении нижегородского Преображенского собора князь Константин Васильевич перенес в него из Суздаля старинную византийскую икону Спаса. Этот перенос знаменовал собой укрепление столичного положения Нижнего — в противовес Суздалю.
При Константине Васильевиче активно велась колонизаторская политика: он «повеле русским людем селитися по Оке и по Волге, и по Кудьме реком, и на мордовских селищах, где кто похощет».
Князь Константин Васильевич Нижегородский стремился играть важную роль в политических событиях. Он породнился с великим князем литовским Ольгердом, выдал дочерей за князей Михаила Александровича Тверского и Андрея Федоровича Ростовского. В 1347 г. добился учреждения особой Суздальской епископии, а в 1354 г. пытался оспорить у князя Ивана Ивановича Московского великокняжеский ярлык.
Соперником Москвы выступил сын Константина Васильевича, Дмитрий Константинович, в крещении Фома. В 1360 г., после смерти великого князя Ивана Ивановича, он получил в Орде ярлык на великое княжение и занял Владимир, однако через два года был изгнан оттуда московскими боярами, которые сумели получить в Орде ярлык для своего малолетнего князя Дмитрия Ивановича.
Тем временем младший брат Дмитрия Константиновича, Борис, захватил Нижний Новгород. Дмитрий Константинович обратился за помощью к своему недавнему сопернику — Дмитрию Московскому. По просьбе великого князя в Нижний отправился преподобный Сергий Радонежский «смирить» братьев, но князь Борис не послушался игумена, и Сергий «по митрополичьеву слову Алексееву и великого князя Дмитрея Ивановича» закрыл все церкви в Нижнем.
После этого Дмитрий Московский отправил свои полки в помощь Дмитрию Константиновичу, и Борис смирился, встретил брата на пути к Нижнему и «доби челом».
В результате раздела Нижний Новгород достался Дмитрию Константиновичу, а Борис получил Городец и мордовские земли в Засурье.
Дипломатическое сближение Москвы и Нижнего было скреплено женитьбой великого князя на княжне Евдокии Дмитриевне, дочери Дмитрия Нижегородского; свадьба была отпразднована в Коломне 18 января 1367 г.
В союзе с Москвой Дмитрий Нижегородский вел активную антиордынскую политику. Успешные военные акции против татар в 1367, 1370, 1374 и 1377 гг. позволили Дмитрию Константиновичу расширить свои владения на востоке и даже посадить своего ставленника в Булгаре. Однако татары Мамаевой орды в ответ предприняли ряд походов на Нижегородское княжество. В 1375 г. они пограбили волости за рекой Пьяной и уничтожили нижегородскую заставу.
В 1377 г. нижегородские, московские и другие полки были собраны под началом князя Ивана Дмитриевича, сына Дмитрия Константиновича — для отражения набега царевича Арапши (Араб-шаха). Воеводы проявили беспечность: «испишеся, доспехи похорониша в телеги, а сулицы [копья] не насажены, а самы ловы деяху да пияху [занимались охотой и пьянствовали]», — и были застигнуты врасплох татарами, которые начали рубить безоружных воинов.
Множество бояр, воевод и ратников было перебито, а князь Иван Дмитриевич утонул в реке Пьяне. Затем татары взяли и сожгли Нижний Новгород и ушли, взяв большой полон.
После разгрома нижегородских полков мордва напала на поволжские уезды. Зимой следующего года князь Дмитрий Константинович отправил на мордву войско во главе с братом Борисом и московским воеводой боярином Федором Свибло; воеводы разграбили «всю землю» и привели пленных, которых казнили — «псы тровяху, по леду поволоча».
В 1378 г. татары вновь неожиданно захватили Нижний Новгород. Борьба с Ордой на стороне Москвы оборачивалась для Нижегородского княжества тяжелыми последствиями. Между союзниками начался разлад. На битву с Мамаем в 1380 г. Дмитрий Нижегородский послал только суздальские полки, но не отправил нижегородского и городецкого войска.
Во время набега Тохтамыша Дмитрий Константинович послал к хану сыновей Василия и Семена, которые помогли татарам взять Москву. Союз с Дмитрием Донским окончательно распался, что отразилось и на событиях внутри княжества.
В 1382 г. в Орду отправился князь Борис Городецкий, а вслед за ним — его сын Иван Борисович. Для противодействия возможным интригам со стороны Бориса Дмитрий Константинович послал в Орду своего младшего сына, Семена. Вскоре Дмитрий Константинович скончался (5 июля 1383 г.), и Нижний Новгород перешел к Борису.
В 1388 г. сыновья Дмитрия Константиновича, Василий и Семен, при поддержке Дмитрия Донского осадили Нижний, и Борис Константинович был вынужден капитулировать. По договору с племянниками Борис уступил им часть своих волостей, а взамен получил свой удел — Городец и Посурье.
Новая усобица началась в 1391 г. Нижегородское боярство отвернулось от своих князей и вступило в переговоры с великим князем Василием I. Василий I купил в Орде ярлык на Нижегородское княжество, и Борис Константинович был сведен с престола московскими и нижегородскими боярами. В Нижнем Новгороде сел московский наместник, но сыновья Дмитрия Константиновича — Василий-Кирдяпа и Семен Дмитриевичи — не смирились с потерей родительского удела. После смерти Бориса Константиновича (1393) они бежали в Орду добиваться ярлыка на Нижний, Суздаль и Городец.
В октябре 1395 г. князь Семен Дмитриевич в союзе с татарским царевичем Ейтяком взял Нижний Новгород, и ордынцы разграбили город, преступив данную ранее клятву.
Узнав о приближении московского войска, Семен Дмитриевич бежал в Орду, несколько лет скрывался у татар. Великий князь послал к Булгару и Казани в отместку за разорение Нижнего войско под командованием своего брата Юрия Дмитриевича, и они три месяца воевали Булгарию.
В 1401 г. московские воеводы пленили в Мордовской земле супругу князя Семена, Александру, с детьми. Узнав об участи семьи, Семен Дмитриевич «приде в покорность», прибыл в Москву и отказался от прав на Нижегородское княжество. Вскоре он умер в Вятке.
Другие нижегородские князья продолжили сопротивление. В 1410 г. Даниил Борисович (сын Бориса Константиновича) с татарским царевичем Талычем сумел внезапно захватить Владимир, и татары ограбили город, разорили церкви, пленили жителей. Поп Успенского собора Патрикей был замучен татарами, которые допытывались у него, где он спрятал церковные сокровища. Победители запалили город, и пожар был настолько силен, что, по замечанию летописца, «колоколы разлишася».
Осенью следующего года великий князь послал против Борисовичей своего брата, Петра Дмитриевича, с ростовскими и ярославскими князьями. Нижегородские князья выступили в союзе с булгарскими и жукотинскими князьями, и в бою у села Лыскова на Волге одержали победу. В жестокой сече пало множество воинов, и среди них был князь Даниил Васильевич, сын Василия Дмитриевича Кирдяпы.
Победа над великокняжеским войском позволила князю Даниилу Борисовичу занять Нижний. В 1412 г. нижегородские князья ездили в Орду к хану Зелени-Салтану, сыну Тохтамыша, и вернулись с ярлыком на свою отчину.
Великий князь также поехал в Орду, и, вероятно, получил от преемника Зелени-Салтана, хана Керим-Бердея, новый ярлык на Нижегородское княжество.
В 1414 г. московское войско под командованием брата великого князя, Юрия, подступило к Нижнему, и Даниил Борисович с братьями бежал из города. В 1416 г. нижегородские князья смирились. В Москву выехали из Орды князья Иван Васильевич Кирдяпин и Иван Борисович, а в 1417 г. и Даниил Борисович.
В 1418 г. Борисовичи бежали из Москвы, и более об их судьбе ничего не известно. Великий князь посадил в Нижнем князя Александра Ивановича (внука Василия Кирдяпы), за которого выдал свою дочь Василису, но тот умер вскоре после свадьбы. Его удел окончательно перешел в ведение великокняжеских наместников.
Проект восстановления Суздальско-Нижегородского княжества возник во время смуты 1425—1453 гг.
В 1447 г. Дмитрий Шемяка заключил договор с князьями Василием и Федором Юрьевичами Шуйскими (потомками Василия Кирдяпы). Согласно этому договору Шуйские князья обязались поддерживать Шемяку в его домогательствах о великом княжении, а взамен получали восстановление своих суверенных прав на территории Суздальско-Нижегородского удела.
Все земельные сделки, заключенные в их «неверемя», признавались недействительными, в сношениях с Ордой князья получали полную самостоятельность. Однако этот договор остался только на бумаге.
В 1450 г. Шемяка потерпел сокрушительное поражение от Василия II и покинул Галич. Князь Василий Юрьевич вскоре умер, а князь Федор принес свои «вины» Василию II.

Ростовское княжество

Чудо от иконы Знамение
(битва новгородцев
с суздальцами).

1460-е гг.

В древнем Ростовском княжестве правила династия потомков старшего сына Всеволода III — Константина Всеволодовича.
Ростовское княжество во второй половине XIII и в XIV в. поддерживало активные связи с татарами.
В 1244 г. сын убитого татарами Василька Константиновича Ростовского, Борис Василькович, вместе с другими князьями ездил в Орду к Батыю, где, вероятно, пробыл до 1246 г., получив ярлык на свою отчину и «честь велику». В это время в Орде за отказ поклониться солнцу, кусту и идолам был убит князь Михаил Черниговский, дед Бориса Ростовского по матери.
Борис и другие князья, и бояре черниговского князя умоляли его подчиниться требованию татар, но тот остался непреклонным.
В 1249 г. ходил в Орду брат Бориса, Глеб Белозерский, — и принял «честь» от Сартака, сына Бату, а в 1257 г. он, едва ли не первым из русских князей женился на татарке и получил от хана «всю отчину», т.е. Белоозеро, которым ранее, вероятно, владел не целиком.
В 1276 г. Борис и Глеб Васильковичи со своими дружинами ходили в Орду для участия в походе хана Менгу-Темира на Кавказ. В Орде Борис Василькович скончался в возрасте 45 лет. Глеб Василькович с сыновьями, Борисом и Федором Ярославским Черным, участвовал во взятии города Титякова.
В XIII в. в Ростове начинают оседать татары.
Согласно житию святого Петра, царевича ордынского, он был племянником хана Берке и принял христианство еще в Орде от ростовского епископа Кирилла. Затем Петр переселился в Ростов, где женился на дочери татарского вельможи, уже обращенного к тому времени в христианство, основал монастырь во имя святых апостолов Петра и Павла, в котором перед кончиной принял постриг, оставив после себя многочисленное потомство.
Данные жития свидетельствуют о существовании в Ростове во второй половине XIII в. особой колонии татар, часть которых была крещена. Вероятно, не случайно ростовский епископ Кирилл был главным сотрудником Александра Невского в деле учреждения Сарайской архиепископии в 1261 г., центром которой была столица Золотой орды — Сарай.
В конце 1320-х гг. Ростовское княжество и город были поделены между правнуками Бориса Васильковича, сыновьями князя Василия Константиновича, Федором и Константином.
Федору досталась Сретенская половина Ростова, Константину — Борисоглебская, и с тех пор, как отмечают родословцы, «род князей ростовских пошол надвое».
Вскоре после раздела ростовские князья лишились Сретенской половины, около 1332 г. перешедшей во владение Ивана Калиты, который получил ее как великий князь владимирский. Одновременно с укреплением позиций московских князей в Ростовском княжестве шло упрочение влияния Константина Васильевича Ростовского. Он выступает как единый глава Ростовской земли.
В 1360 г., воспользовавшись тем, что великое княжение владимирское занял Дмитрий Нижегородский, Константин Ростовский присоединил к своим владениям Сретенскую половину Ростова.
Усиление Москвы привело и к переменам в Ростовском княжестве. В 1363 г. князь Андрей Федорович Ростовский с московским войском занял Ростов, а его дядя Константин Васильевич был вынужден отправиться на Устюг. Впоследствии Устюг и прилегающие к нему земли вплоть до Ваги и Северной Двины стали уделом Константина, его детей и внуков.
В княжение Андрея Федоровича Ростовское княжество не было единым. Какие-то уделы принадлежали князьям Василию и Александру Ростовским, участвовавшим со своими полками в походе на Тверь в 1375 г. В 1363 г. Сретенская половина Ростова вновь перешла к Москве.
Во второй половине XIV — XV в. из Ростовского княжества выделился Бохтюжский удел (по реке Бохтюге, левому притоку Сухоны). Княжеский престол на Устюге и зймли по Северной Двине сохранялись за потомками Константина Васильевича вплоть до конца XV в.
Процесс дробления Ростовского княжества на уделы был не столь активным, как в Ярославском и Белозерском княжествах. Об этом свидетельствуют, в частности, фамилии потомков ростовских князей, образованные в основном от прозвищ, а не от земельных владений (за исключением князей Пужбольских): Лобановы-Ростовские, Щепины-Ростовские, Голенины, Катыревы-Ростовские, Касаткины-Ростовские.
Сыновья князя Андрея Федоровича и представители младшей линии ростовских князей сохраняли лишь остатки своего суверенитета. Проникновение землевладения московских князей в Ростовское княжество началось еще при Иване Калите.
Дмитрий Донской в своей духовной говорит о двух селах в Ростовском княжестве, которые он «примыслил». В духовной Василия I упоминаются села в Ростовской земле, конфискованные князем у боярина Федора Свибла; следовательно, земли в Ростовском княжестве приобретали уже не только князья, но и московские бояре.
Документы, сохранившиеся от времени правления Василия II, показывают, что ростовские князья к тому времени уже практически лишились своих суверенных прав. В грамоте игумену Троице-Сергиева монастыря Зиновию (1432—1445) великий князь освобождает монастырские владения в Ростове от суда своих наместников. Другая грамота, датировка которой неясна, содержит формулировку об освобождении от суда ростовских князей и великокняжеских судей.
Возможно, в годы феодальной войны Василий II восстановил судебные права ростовских князей, но не менее важно, что от суда этих князей он освобождает столь же уверенно, как и от суда своих наместников.
В своей духовной 1461 г. Василий II завещал Ростов «со всем, что к нему потягло», своей жене, Марии Ярославне. О ростовских князьях в духовной говорится: они «что ведали при мне, при великом князем, ино по тому держат и при моей княгине».
Следовательно, ростовские князья уже не были собственниками своих владений, а только «держали» и «ведали» «при великом князе», т.е. верховная собственность на земли принадлежала уже Василию II, что подтверждается и жалованными грамотами московкого правителя на вотчины в Ростовской земле.
В 1474 г., по сведениям летописей, ростовские князья Владимир Андреевич и Иван Иванович продали Ивану III «половину» Ростова, вероятно, Борисоглебскую, так как Сретенская половина принадлежала московским князьям еще с 1363 г. Однако из Яжелбицкого договора Москвы с Новгородом 1456 г. очевидно, что суверенитет Москвы распространялся и на Борисоглебскую половину. Вероятно, ростовские князья в 1474 г. продали не остатки своего княжества, а свои судебные и податные права.
Потомкам ростовских князей почти не удалось сохранить родовых земель. Поземельные акты Ростовской земли XVI в. не упоминают среди землевладельцев потомков прежних правителей.
В XV в. многие ростовские князья действовали вдали от родного гнезда. Князь Александр Федорович Ростовский в 1410 г. был послан Василием I на княжение во Псков, а в 1415 г. его сменил родственник, Андрей Александрович. Сын Андрея Александровича князь Владимир Андреевич также был псковским князем-наместником в 1461—1462 гг., но вызвал против себя негодование псковичей. Наконец, во Пскове в 1417—1420 гг. сидел князь Федор Александрович, скончавшийся от моровой язвы. До этого он был наместником Василия I на Двине (1397).
Во второй половине XV — XVI в. потомки ростовских князей занимали видные места в Боярской думе, были воеводами и администраторами на службе у великого князя московского.

Ярославское княжество

Василий Великий,
Иоанн Златоуст.

Конец XIV в.

В Ярославском княжестве правили потомки князя Федора Ростиславича Черного (из смоленских князей), получившего Ярославль вместе с рукой ярославской княжны Марии Васильевны. После смерти сына Федора Ростиславича, Давыда Федоровича, в 1321 г. княжество распалось.
Старший сын Давыда Василий Давыдович Грозные Очи остался княжить в Ярославле, а младший — Михаил — перешел на Мологу и стал родоначальником различных ветвей ярославского княжеского дома, владевших мелкими уделами по Мологе, Сити, Суде, Шуморе и соседним рекам.
Василий Давыдович Грозные Очи в 1340 и 1342 гг. вместе с другими русскими князьями ездил в Орду, вероятно, для получения или подтверждения ярлыка. Он был женат на дочери Ивана Калиты, Евдокии, и придерживался промосковской ориентации.
Сын Василия Давыдовича, Василий Васильевич, также держался союза с Москвой. В 1375 г. он участвовал в походе Дмитрия Московского на Тверь, а в 1380 г. — в Куликовской битве, находясь в полку левой руки.
После смерти Василия Васильевича ему наследовал старший сын, Иван Васильевич; младшие сыновья получили уделы. Семен стал князем Новленским (центром его владений была волость Юхоть на одноименной реке), Дмитрий — Заозерским (Заозерье — зймли близ Кубенского озера в бассейне реки Кубены).
Княжение Ивана Васильевича на ярославском престоле ознаменовано только его участием в битве с нижегородскими князьями у села Лыскова в 1411 г. и поездкой в Орду в 1412 г. вместе с Василием I Дмитриевичем.
Всё это свидетельствует, что ярославский князь был верным сторонником и даже, скорее, «подручником» Москвы. Князь Иван Васильевич скончался, вероятнее всего, от мора в 1426 г. Ивану Васильевичу наследовал его брат Федор, о деятельности которого не сохранилось никаких известий. Сын Федора — Александр Федорович Брюхатый — был последним владетельным ярославским князем.
Александр Федорович Брюхатый упоминается в летописях уже под 1436 г. В этом году союзники мятежного Василия Косого, вятчане, врасплох захватили Александра Брюхатого и его княгиню, несмотря на то, что князя окружало внушительное ополчение ярославцев и устюжан. Получив выкуп в 400 рублей, вятчане, однако, не освободили пленников, а увели их с собой.
Узнав о пленении своего союзника, Василий II приказал ослепить князя Василия Косого, который в это же время попал в плен к москвичам. Это, однако, не отразилось на судьбе Александра Федоровича. Вскоре он был освобожден из плена и вернулся в Ярославль.
В 1463 г. в Ярославском княжестве произошли важные события. В Спасском монастыре в Ярославле были обретены мощи первого ярославского князя — Федора Ростиславича — и его сыновей, Давыда и Константина, — «целы вси и ничем не врежены». От мощей происходили чудеса и исцеления, что привело к канонизации князей, однако на судьбу княжества это не повлияло. Оно было обречено на поглощение Москвой.
В том же году стараниями дьяка Ивана III Алексея Полуектова ярославские князья продали свои вотчины великому князю. Летописец, рассказывая об этих событиях в одной статье, с иронией замечал: «А князем ярославским прощение же доспелося со своими вотчинами, отдавали их великому князю». Летописец обыграл два значения слова прощение — разрешение от болезни, от грехов, т.е. исцеление, и освобождение, прощание.
После смерти Александра Брюхатого в 1471 г. ярославское княжество окончательно перешло к Ивану III.
Боярин князь Иван Стрига Оболенский прибыл в Ярославль и произвел перепись ярославских земель. Ярославский летописец с горькой иронией записал об этом событии, вновь обыгрывая тему чудес и чудотворцев: «В том же граде Ярославле явися новый чудотворец, Иоанн Огафонович Сущей [имеется в виду боярин Ивана III, князь Иван Стрига Оболенский], созиратаи [соглядатай] Ярославской земли: у кого село доброе, ин отнял, а у кого деревня добра, ин отнял да отписал на великого князя, а кто буде сам добр, боарин или сын боярьский, ин его самого описал, а иных его чудес множество не можно исписати, понеже бо во плоти суще цьяшос [т.е. дьявол; написано тайнописью]».
Еще в середине XIV в. в Ярославском княжестве образовалось множество уделов. Роды удельных князей пошли не только от потомков Михаила Моложского, Семена Новленского и Дмитрия Заозерского, но и от сыновей Василия Давыдовича — Глеба и Романа.
Удельные князья ярославского дома — Новленские, Заозерские, Шумаровские, Курбские, Ситские, Судские, Прозоровские, Шаховские и другие — сохраняли часть своих землевладельческих прав вплоть до начала XVI в. Известны их жалованные грамоты монастырям, в которых князья жалуют игуменам угодья и даже судебные привилегии; формулировки напоминают о древних родовых правах измельчавших потомков Федора Ростиславича: «Что у них в моей вотчине».
Вотчины в ярославской земле потомки удельных князей сохраняли до конца XVI в., а в списках служилых людей («Тысячная книга», боярские списки) писались в графе «князья Ярославские».
О том, что воспоминания о былой самостоятельности ярославских князей были еще сильны в первой четверти XVI в., свидетельствует сочинение Сигизмунда Герберштейна, посла Священной Римской империи ко двору Василия III, бывшего в России в 1514 и 1526 гг.
Рассказывая о Ярославле, он пишет: «И хотя доселе еще остаются герцоги [этой] области, которых называют Knes, титул, однако, государь присвояет себе, предоставив эту страну князьям как своим подданным».

Белозерское княжество

Белозерское княжество выделилось из Ростовского. В нем правили потомки Глеба Васильковича, сына Василько Константиновича, погибшего в битве на реке Сить в 1238 г.
В 1375 г. князь Федор Романович Белозерский участвовал в походе на Тверь, а в 1380 г., вместе с сыном Иваном, — в Куликовской битве, в которой белозерские князья и нашли свою смерть.
Вскоре Белоозеро перешло в руки великого князя Дмитрия Донского. В своей духовной он упоминает Белоозеро в числе «куплей» Ивана Калиты. Полагают, что Иван Калита приобрел в Орде ярлыки на это и другие княжества — или же стал владельцем ярлыков, выплатив дань за обедневших местных князей.
Часть белозерских земель оставалась во владении потомков Глеба Васильковича. Так возникли мелкие уделы: Белосельский, Андожский, Шелепшанский, Кемский, Сугорский, Карголомский, Ухтомский и другие. Там потомки белозерских князей сохраняли остатки своих суверенных прав до XV в.
Уже в конце столетия великокняжеская власть начинает вмешиваться в земельные отношения на Белоозере. В 1490 г. по грамоте Ивана III был произведен «развод» земель князей Кемских, а в 1508 г. тяжбу представителей этого рода судил великокняжеский боярин Дмитрий Овца.
В XVI в. большинство родовых вотчин белозерских князей перешло во владение Кирилло-Белозерского монастыря, а сами бывшие владетели настолько измельчали, что не смогли занять прочных позиций при великокняжеском дворе. В середине столетия один из князей Шелепшанских даже служил «в холопех» (т.е. военным слугой у более значительного служилого человека).

Рязанское княжество

Рязанское княжество во второй половине XIII — первой половине XIV в. подвергалось сильным ударам и опустошениям. В 1308 г. в Орде был убит князь Василий Константинович Рязанский — «резан по суставом». В том же году татары опустошили и его княжество.
В 1327 г. был убит в Орде князь Иван Ярославич Рязанский. Вскоре разгорелась междоусобица: Иван Иванович Рязанский, сын Ивана Ярославича, носивший прозвище Коротопол, в 1340 г. встретил пронского князя Александра Михайловича, отправлявшегося с выходом в Орду, и убил его.
Сын Александра Михайловича, Ярослав, получил у хана ярлык на рязанское княжение, явился с татарами под Переяславлем-Рязанским и осадил Ивана Коротопола. Тот пытался сопротивляться, но вскоре бежал из города, который был разорен татарами. В следующем году он был убит — неизвестно кем и где.
Вскоре Ярослав Александрович умер, а рязанский престол перешел к Ивану Александровичу, скончавшемуся в 1350 г.
После смерти Ивана Александровича престол перешел к его сыну, носившему традиционное для потомков черниговских князей княжеское имя Олег, а в крещении нареченному то ли Александром, то ли Иаковом. Олег Рязанский после смерти отца был еще совсем юн: не старше 12—15 лет.
Между тем уже в 1353 г. Рязанское княжество, пользуясь ослаблением Москвы при Иване Ивановиче Красном, захватывает Лопасню. Очевидно, что за малолетнего князя здесь решали опытные советники, рязанские бояре. Летопись прямо утверждает, что рязанский князь в ту пору «еще был млад».
В 1365 г. Рязань подверглась нападению ордынского князя Тагая, который с татарами и мордвой взял и сжег Переяславль-Рязанский и разграбил окрестные волости. Олег Иванович решительно встал на защиту своего княжества — вместе с соседними князьями Владимиром Пронским и Титом Козельским нагнал татар под Шигаевским лесом и разбил их.
Обострилась давняя вражда между рязанским и пронским князьями. Вероятно, Дмитрий Московский выступил на стороне князя Владимира Дмитриевича Пронского, что вызвало войну между Москвой и Рязанью. В 1371 г. рязанцы были разбиты московским войском, которым командовал воевода Дмитрия Московского, Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский, а Владимир Пронский сел на престол в Переяславле.
Вскоре Олег при помощи татар изгнал Владимира Пронского из Рязани и привел его к покорности. Дмитрий Донской, занятый борьбой с Тверью и Литвой, не вступился за пронского князя.
Уже в договорной грамоте Дмитрия Московского с великим князем литовским Ольгердом Олег Рязанский и Владимир Пронский упоминаются как союзники великого князя московского. Сближение Олега Рязанского с Москвой не могло остаться незамеченным в Орде, которая преодолела период междоусобиц и стремилась восстановить свое былое могущество под властью темника Мамая.
В 1373 г. татары Мамаевой орды разорили Рязанское княжество. В 1377 г. царевич Арапша (Араб-шах) напал на Переяславль и взял его. Олег Рязанский был взят в плен, но сумел бежать, хоть и был весь изранен татарскими стрелами.
В 1377 г. Мамай отправил на Русь мурзу Бегича, против которого послал свои войска Дмитрий Иванович Московский. Олег Рязанский уклонился от сражения, но зато в нем участвовал князь Даниил Пронский. Татары были разбиты на реке Воже. Мамай выместил свою злобу страшным разорением Рязанской земли. Татары взяли и сожгли Переяславль, Дубок и другие города и волости, увели множество пленных — «вся земля бысть пуста и огнем сожжена».
Это опустошение сильно подействовало на Олега Рязанского. В 1380 г., когда русское войско под командованием Дмитрия Московского вышло на Дон против армии Мамая, Олег Рязанский не принял участия в ополчении. Он выплатил дань Мамаю и заключил союз с литовским князем Ягайло, но в то же время отправил известие к Дмитрию Московскому — с целью предостеречь от опасности.
Известный историк XIX в. Д.И.Иловайский, основываясь на летописном рассказе, считал, что Олегу удалось ввести в заблуждение Ягайло, в результате чего тот не успел к месту сбора с Мамаем и не принял участия в Куликовской битве.
Вскоре после Куликовской битвы Дмитрию Московскому донесли, что Олег Рязанский посылал свое войско на помощь Мамаю, а сам разрушил мосты на реках, чтобы затруднить движение русских войск. Московский князь собрался отправить на Рязань свое войско, но рязанские бояре сообщили князю и поведали, что Олег с княгиней и детьми бежал из Переяславля. Тогда Дмитрий Московский отложил военные приготовления и отправил в Рязань своих наместников.
В 1382 г. Москва была сожжена ханом Тохтамышем. Олег Рязанский и в этот раз не выступил против татар, а встретил хана на границе Рязанского княжества, просил его не разорять Рязань и указал броды на реке Оке — с тем, чтобы татары быстрее добрались до Москвы. Это не спасло Рязань от разорения: на обратном пути из Москвы Тохтамыш выжег огнем и разграбил княжество, а Олег Рязанский бежал.
Вслед за этим на него обрушился гнев Дмитрия Московского. Московские войска «до остатка пусту учиниша» Рязанскую землю, так, что было это Олегу «пуще татарской рати». Сломленный этими ударами, Олег Рязанский поспешил заключить мир с Дмитрием Донским.
В договоре Олег Рязанский признал Дмитрия Донского своим «старшим братом», обязавшись выступать совместно с ним против общих недругов и дружить с его союзниками. Договор определял и границы между княжествами. Коломна и Коломенские волости, принадлежащие Москве, принимались за исходный пункт порубежья. Далее граница шла по Оке, южная сторона реки отходила к Рязани, северная — к Москве. Граница с Владимирским великим княжеством оставалась неизменной, как при Иване Калите, но к Москве отходили волости на рязанской стороне Оки — Лопасня, Мстиславль, Жаден, Дубок и другие места.
В Тулу — землю великого князя Дмитрия, находившуюся во владении ханши Тайдуллы, Олег Рязанский обещал не вступаться, равно как и в Мещеру, «куплю великого князя» у мещерских князей. Татарские владения на Рязанщине, которые «отоимал» Дмитрий Донской, также оставались под московским князем.
Мир, однако, оказался недолгим. В 1385 г. Олег, которого летопись называет «суровейшим», взял «изгоном» Коломну, пленил наместника Александра Остея и других бояр, захватил богатую добычу — серебро, золото, различные товары.
Дмитрий Иванович с братом Владимиром Хоробрым выступил на Рязань, и в жестоком сражении было убито много московских бояр и «лучших мужей». В числе павших был воевода, князь Михаил Андреевич Полоцкий, внук Ольгерда.
В сентябре того же года Дмитрий Московский прибегнул к посредничеству Сергия Радонежского, и тот сумел «тихими и кроткими словесы» склонить Олега Рязанского к миру.
В 1387 г. союз князей был скреплен браком княжны Софьи, дочери Донского, с сыном рязанского князя Федором Ольговичем. В том же году в Рязань «прибежал из Орды» другой сын Олега, Родослав, задержанный там, вероятно, как заложник. В сходном положении несколько лет находился старший сын Дмитрия Донского — Василий.
Состояние Рязанской земли после многолетних разорений от татар и других неприятелей показывают путевые записки, которые велись одним из лиц свиты нареченного русского митрополита Пимена, отправившегося в 1389 г. в Цареград.
Путь Пимена лежал через Рязанскую землю. Он был торжественно встречен Олегом Рязанским и гостил у него пять дней. Провожать владыку князь Олег отрядил своего боярина Станислава с дружиной — «с великим опасением разбоя деля».
О плавании в стругах по Дону автор рассказывает: «Бысть же сие наше путное шествие печальному и унылому приключению подвержено, быше бо пустыня всюду. Не бе видети тамо ничтоже: ни града, ни села. Аще бо и бываше древле грады красны и нарочита зело видением места, точию пусто ж все и не населено: нигде бо видети человека, точию пустыни велия и зверей множество, козы, лоси, волцы, лисицы, выдры, медведи, бобры, птицы, орлы, гуси, лебеди, журавли и протчая».
Обеспечив безопасность на московских и владимирских рубежах, Олег Иванович в последние годы своего правления сосредоточился на обороне южных рубежей от татар и на противостоянии экспансии Литвы.
В договоре 1402 г. упоминаются татарские и мордовские места, захваченные Олегом. В 1391 г. Олег Иванович разбил татар Тохтамышевой орды, приходивших «изгоном» на Рязанские земли, в 1400 г. нанес татарам решительный удар под Червленым Яром. Эта деятельность Олега сплачивала вокруг него южнорусских князей. В походах под его началом участвовали пронский, муромский, карачевский, козельский и елецкий князья.
Олег поддерживал в борьбе с Литвой смоленского князя Юрия Святославича, женатого на его дочери.
В 1393/94 г. рязанский князь ходил к Любутску и возвратился «с большим полоном». Ответный поход литовской рати состоялся в 1395 г. В том же году Витовт захватил Смоленск; князь Юрий Святославич в то время был в Рязани у своего тестя.
Зимой 1395 г. Олег Рязанский, Юрий Смоленский, а также пронский, козельский и муромский князья ходили походом на Литовскую землю и разорили ее. Литовское войско, посланное Витовтом на Рязань, было разбито Олегом, и рязанский князь возвратился «со многою корыстью и богатством».
В 1398 г. Витовт сам возглавил поход на Рязань и, по выражению летописца, лил кровь, «аки воду».
В 1400 г. Олег с Юрием Смоленским и другими князьями внезапно осадил Смоленск и посадил в нем Юрия Святославича. В 1402 г. рязанское войско под началом князя Родослава Ольговича было разбито у Любутска, а князь Родослав уведен в плен. Он три года просидел в темнице, пока не был отпущен за выкуп в 2000 рублей.
Поражение Родослава надломило силы Олега Ивановича. 5 июля 1402 г. он скончался, приняв перед смертью монашеский постриг с именем Иоакима. Он был погребен в Солотчинском монастыре, основанном им на берегу реки Солотчи в 15 верстах от Рязани.
После смерти Олега Рязанского княжеский стол перешел к его сыну Федору Ольговичу, женатому на княжне Софье, дочери Дмитрия Донского. В том же году Федор Ольгович заключил договор со своим шурином, великим князем московским Василием I Дмитриевичем. В этом договоре рязанский князь признавал Василия Дмитриевича своим старейшим братом, а его дядю Владимира Андреевича и брата Юрия Звенигородского — равными братьями. Князь Федор обязался не вступать в союз с татарами, а в случае войны с Ордой быть на стороне Москвы.
Границы между Московским и Рязанским княжеством оставались почти такими же, как и по договору между Дмитрием Донским и Олегом Рязанским 1382 г., но некоторые Мещерские волости отошли к Москве. Во внутренние дела Рязани московский великий князь обещал не вмешиваться, однако в договор включено обязательство Федора Ольговича «взяти любовь» с князем Иваном Владимировичем Пронским и с князьями тарусскими и новосильскими.
Гарантом этих мирных отношений в договоре выступают митрополит и великий князь Василий I. С Литвой Федор Ольгович также обязался вступать в союзнические обязательства не иначе как по согласованию с Василием I.
Мир между рязанским и пронским князьями сохранялся недолго. В 1408 г. Иван Пронский получил в Орде ярлык на великое княжение и при помощи татар изгнал Федора из Рязани. Василий I отправил на помощь Федору Рязанскому своих воевод, но они были разбиты в сражении на реке Смядве. Однако у Ивана Пронского не было сил бороться с Москвой, и он вскоре уступил Рязань Федору Ольговичу.
В 1411 г. татары приходили к Рязани «изгоном», но были отбиты, и полон им не достался.
В 1415 г. татары напали на рязанские волости за Доном, разорили Елецкий удел и убили местного князя.
В дальнейшем княжение Федора Ольговича протекало спокойно. Около 1423 г. он упоминается в летописях — в последний раз по случаю поставления в рязанские епископы Сергия Азакова. Вероятно, вскоре после этого рязанский князь скончался.
Преемником Федора стал его сын, Иван Федорович. В то время Московское княжество вступило в период княжеской междоусобицы, и влияние Москвы на Рязань ослабло. Иван Федорович предпочел союзничать с Литвой, и в 1427 г. заключил договор с великим князем литовским Витовтом, в котором «отдался ему на службу» и обещал «служить ему бесхитростно, быть с ним заодно на всякого; с кем он мирен, с тем и я мирен; а кто с ним не мирен, с тем и я не мирен».
В свою очередь, Витовт обещал «оборонять» рязанского князя. Была объявлена нерушимость существующих границ и справедливый суд в спорных делах — усилиями рязанских и литовских судей.
Стремление Ивана Рязанского к заключению этого договора, очевидно, сродни подобной позиции князя Бориса Тверского — активная восточная политика Витовта, переходящая в экспансию, была опасна для русских княжеств. Договоры с Витовтом, провозглашавшие номинальное подчинение ему Твери, Рязани, а затем и Пронска, были средством обезопасить эти княжества от литовской угрозы.
В 1430—1440-е гг. обострилась татарская угроза. В 1437 г. татары разорили рязанские «украинные» села, в 1438 г. воевали саму Рязань и «много зла учиниша», в 1442 г. произошел еще один набег. В 1444 г. татарский царевич Мустафа появился в Рязанской земле, разорил села и взял большой полон.
Затем татары вступили в переговоры с рязанцами, продали им полон и собирались зимовать в Рязани «нужи ради великиа».
Узнав об этом, великий князь московский Василий II послал на татар воевод, князя Василия Оболенского и Андрея Голтяева, да двор свой «на ртах» (т.е. на лыжах), «понеже зима бе люта снежна».
Татарские кони замерзли и умирали от бескормицы. Войско великого князя, подкрепленное отрядами мордвы и рязанских казаков на лыжах, с копьями, рогатинами и саблями, напало на татар на реке Листани. Татары оказали отчаянное сопротивление, но были перебиты, а уцелевшие очутились в плену.
Во время феодальной войны Иван Рязанский последовательно примыкал к победившей стороне. Около 1430 г. он посылал свои войска на помощь Василию II. Когда в 1434 г. в Москве вокняжился Юрий Звенигородский, Иван Федорович заключил договор с ним, а в 1447 г. посоюзничал с победившим Василием II.
Этот союз оказался тесным. В своей духовной Иван Рязанский завещал княжество малолетнему сыну Василию, а попечение над ним поручил московскому великому князю, Василию II.
Князь Иван Федорович скончался в 1456 г., приняв перед смертью монашеский постриг с именем Ионы. После этого великий князь взял рязанского княжича в Москву, а в Рязань отправил своих наместников.
Причины, по которым московские князья не воспользовались удобной ситуацией и не присоединили в 1450-х гг. Рязань к Москве, неясны. Возможно, и Василий II, и Иван III опасались недовольства Орды, традиционно придерживавшейся политики равновесия на Руси, не допускавшей усиления одного княжества за счет другого. Тем более события на южной «украйне» показывали, что силы Орды были еще значительны, что с татарским фактором приходится считаться. В 1460 г. хан Большой орды Ахмат осадил Переяславль-Рязанский и стоял под ним шесть дней, но безуспешно.
Дальнейшие события показали правильность рязанской политики московских князей: Василий Иванович Рязанский соблюдал полную лояльность Москве и не делал попыток избавиться от опеки великого князя.
В 1464 г. Василий Иванович был отпущен из Москвы в Рязань, а в январе следующего года приехал в Москву и женился на сестре Ивана III, Анне Васильевне.
Поддержка Москвой рязанского князя проявилась и в присоединении к Рязани Пронска, которое не могло состояться без ведома Ивана III.
Василий Иванович скончался 7 января 1483 г., будучи не более 35 лет от роду. Свое княжество он разделил между сыновьями, Иваном и Федором. Иван (родился в 1467 г.) получил Рязань (Переяславль-Рязанский), Ростиславль и Пронск, а Федор — Перевитск, Старую Рязань, часть княжеских дворов в городе, треть городских пошлин и часть судебных доходов.
Политика Ивана Васильевича полностью согласовывалась с устремлениями Ивана III. Большую роль в управлении княжеством играла вдова Василия Ивановича, княгиня Анна Васильевна. Она поддерживала дружеские отношения со своим братом Иваном III, часто ездила в Москву, а в 1497 г. выдала свою дочь замуж за одного из знатных московских служилых князей — Федора Ивановича Бельского. Помолвка состоялась в Москве, а свадьба в Рязани.
Рязанские полки участвовали во всех военных мероприятиях Москвы, особенно в русско-литовской войне последней четверти XV в. В 1492 г. рязанские дружины под командованием воеводы Инки Измайлова и князя Федора Васильевича захватили Серпейск и Мезецк, незадолго до этого признавшие власть Ивана III, но захваченные литовцами.
В 1500 г. рязанский великий князь Иван Васильевич скончался, оставив наследником малолетнего сына Ивана Ивановича. В 1503 г. умер князь Федор Васильевич и — помимо племянника — завещал свои волости дяде, Ивану III.
При малолетнем рязанском князе большую роль в управлении играла его мать, княгиня Агриппина Федоровна, дочь литовского выходца — князя Федора Бабича (из рода князей Друцких). В 1501 г. ее воеводы, Сунбул Тутыхин и Никита Инкин, сын Измайлов, участвовали в походе на ордынского князя Шихмата (Ших-Ахмата, сына хана Ахмата).
Под 1512 г. упоминается московский наместник в Рязани — князь Иван Васильевич Шуйский.
Характер отношений между Иваном III и фактической правительницей Рязани, княгиней Агриппиной, показывает наказ великого князя московского Якову Темешову, который провожал кафинского посла.
Я.Темешов должен был сказать княгине от имени Ивана III: «Твоим людем служилым, боярам и детям боярским и сельским быти всем на моей службе: а торговым людем, лучшим и средним и черным, быти у тобя в городе на Рязани. А ослушается кто и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Аграфена, велела казнить, вдовьим, да женским делом не отпираясь; а по уму бабью не учнешь казнити, ино их мне велети казнити и продавати; охочих на покуп много».
В этой грамоте любопытно не только реальное положение великой княгини рязанской, целиком подчиненной Ивану III, но и отражение начала процесса появления казачества на Дону, а также жестокие меры против первых казаков.
С.Герберштейн свидетельствует, что, когда молодой рязанский князь Иван Иванович подрос и оттеснил свою мать от управления, вокруг него создалась боярская партия, ратовавшая за восстановление былой независимости и славы Рязани. Слухи об этом дошли до Василия III.
Ему передавали, что рязанский князь ведет переговоры с ханом Мухаммед-Гиреем и даже хочет жениться на его дочери. Великий князь вызвал Ивана Рязанского в Москву — и тот, поддавшись на уговоры своего боярина Семена Коробьина, решился поехать. В Москве Иван Иванович был взят под стражу, его мать Агриппину отправили в монастырь, а в Рязань и города княжества послали московских наместников (1520).
В 1521 г. к Москве подступил хан Мухаммед-Гирей. Воспользовавшись военной суматохой, Иван Рязанский сумел бежать из-под стражи и собрал вокруг себя своих сторонников из числа бывших рязанских бояр. С одним из них — Дмитрием Сунбуловым — он отправил в Рязань грамоту к горожанам.
Тем временем в Рязани воевода Иван Хабар Симский отразил от стен армию хана и, собрав рязанских служилых, заставил их целовать крест в том, что они также будут крепко биться против рязанского князя, если он придет под город.
Посланцы Ивана Рязанского были схвачены в пути московскими воеводами; под пытками выяснилось, что среди рязанского боярства в Москве и Рязани многие поддерживали беглеца и готовились по его наказу собираться под Переяславлем.
Князь Иван намеревался вступить в союз с ханом, а в случае неудачи — бежать в Литву. Некоторое время рязанский князь скрывался в окрестностях Рязани, а затем и впрямь отправился к Сигизмунду I.
Мухаммед-Гирей предпринял попытку переманить к себе рязанского князя, чтобы использовать его против Москвы, и писал королю, чтобы тот отпустил к нему Ивана Рязанского. Однако Иван Рязанский не решился на эту авантюру.
В Литве Иван Рязанский получил местечко Стоклишки в Ковенском повете Трокского воеводства. Документы Литовской метрики показывают, что в этой стране он вел жизнь, естественную для тамошних магнатов: содержал большую свиту, жаловал слугам казенные земли без ведома короля, вступал в ссоры с соседями, был в долгах у местных евреев — и т.п. Он умер, вероятно, вскоре после 1534 г., в возрасте около 40 лет.
Рязанское княжество в силу своего пограничного положения на юге Руси теснее других было связано с Ордой. Важным свидетельством этого является происхождение рязанского боярства. Родословные легенды главнейших родов рязанского боярства — Измайловых, Сунбуловых, Апраксиных, Вердеревских, Коробьиных, Таптыковых и других — показывают, что их предками были различные татарские царевичи да мурзы, в разное время выехавшие на Рязань.
Несомненно, родословные легенды требуют критического к себе отношения, однако тюркские корни многих фамилий и прозвищ рязанских бояр свидетельствуют в пользу их ордынского происхождения.
Положение рязанского боярства вряд ли существенно отличалось от положения боярства московского. Бояре упоминаются как княжеские советники в жалованных грамотах князя Олега Ивановича. В междукняжеских договорах говорится, что бояре обязаны выезжать на войну с тем князем, которому служат, где бы они ни жили, а в случае осады оборонять город.
Князь, в свою очередь, обязался «блюсти» бояр другого князя, отчин и купленных земель, расположенных в его уделе, у них не отнимать.
Помимо бояр и дружины, у рязанских князей был довольно обширный двор, состоявший как из вольных слуг, так и из холопов: дьяки, казначеи, ключники, приставы, тиуны, таможенники, ямщики, бортники, бобровники, ловчане, неводщики, конюхи, садовники, псари, ястребьи...
Рязанское боярство было весьма значительным и сильным, его потомки в XVI—XVII вв. представляли одну из мощных городовых корпораций. В Смутное время она проявляла себя весьма активно. Из нее вышли видные деятели того периода — Ляпуновы, Сунбуловы, Кикины, Пашковы.

Верховские княжества

Огненное восхождение
пророка Илии.

Конец XV — начало XVI в.

Верховскими княжествами принято называть несколько земель, располагавшихся в бассейне Верхней Оки. Их возникновение относится к середине XIII в.
После смерти в Орде князя Михаила Всеволодовича Черниговского его княжество было разделено между сыновьями Романом Черниговским и Брянским, Семеном Новосильским и Глуховским, Мстиславом Карачевским и Юрием Тарусским. Так было положено начало Верховским княжествам.
Впоследствии выделились Воротынский, Одоевский, Белевский, Козельский, Мосальский, Мезецкий, Волконский, Борятинский, Конинский и другие уделы. Некоторые из них сложились (как волости или уделы) еще до монгольского завоевания, другие были образованиями, возникшими в результате дробления родовой вотчины потомков Михаила Черниговского.
Положение Верховских княжеств между Диким полем, Литвой и Москвой не позволило им играть какой-либо самостоятельной политической роли. Один из родословцев свидетельствует, что князья Конинские и Спашские «извелись» от «войны татарские».
В 1325 г. в Орде «единого дни, на одином месте» были казнены князья Дмитрий Тверской и Александр Новосильский.
Активное наступление на Верховские княжества вела Литва и Смоленское княжество. В 1309 г. смоленский князь Василий Александрович захватил Брянск, а в 1310 г. ходил на Карачев и убил тамошнего князя.
Частью своих территорий были вынуждены поступиться — в пользу смоленского князя Федора Святославича — тарусские князья.
Стремилась включить Верховье Оки в орбиту своего влияния и Москва. В 1368 г. князь Константин Юрьевич Оболенский был убит Ольгердом во время его похода на Москву — очевидно, как союзник Дмитрия Московского. Выступал на стороне Москвы и князь Роман Семенович Новосильский.
В 1375 г. Роман Новосильский, Семен Константинович Оболенский и Иван Константинович Тарусский участвовали в походе Дмитрия Московского на Тверь. В Куликовской битве сражались Семен Оболенский, Иван Тарусский, Стефан Новосильский, Федор и Мстислав Тарусские.
В 1385 г. тарусские князья и Роман Новосильский ходили походом вместе с московскими воеводами на Рязань.
С начала XV в., когда усиливается натиск великого князя литовского Витовта на Рязань и Смоленск, часть верховских князей переходит под руку Литвы. В 1401 г. князья Федор и Юшко Львовичи Воротынские давали присягу польскому королю среди прочих «князей и панов».
К середине XV в. основная масса верховских князей — Одоевские, Новосильские, Воротынские, Мосальские, Мезецкие и другие — признали над собой власть Литвы. К Москве тянули только князья Оболенские, которые к этому времени лишились своих удельных прав и выступали только как военные слуги, а со второй половины столетия и как бояре великих князей московских.
Перешли на службу к великому князю московскому и лишись своих вотчин также князья Перемышльские и Козельские.
Борьба между Москвой и Литвой за власть и влияние в этом регионе возобновилась в последней трети XV в. — и привела к коренным переменам в судьбе Верховских княжеств.
Усиление Москвы побудило верховских князей переходить на службу Ивану III. Эти переходы сопровождались захватом земель их родственников, остававшихся в литовском подданстве.
В 1489 г. покинул Казимира IV князь Дмитрий Воротынский. В 1492 г. братья Иван Сухой и Василий Швих Васильевичи Одоевские, служившие Ивану III, захватили удел своего старшего брата Федора, служившего Казимиру IV, — половину Одоева и Новосиль. Вскоре выехал к Москве и князь Семен Воротынский, захвативший сначала Серпейск и Мезецк, а затем и Мосальск.
Положение в верховьях Оки и порубежные стычки спровоцировали литовско-русскую войну. Успешные действия русских воевод, взявших Любутск, Мценск, Рогачев, Хлепень и другие города, заставили нового великого литовского князя, Александра Казимировича, просить о мире, который был заключен в 1494 г.
Успех в той войне одержало, таким образом, Российское государство. К Москве отошли Верховские княжества, Вязьма и Медынь.
В самом конце XV в. отношения между государствами вновь обострились. Военные действия начались в 1499/1500 г. Удача и на этот раз сопутствовала московским воеводам, взявшим Радогощ, Гомель, Новгород-Северский, Дорогобуж и другие города. К великому князю московскому перешли со своими уделами князья Бельские, Трубецкие, Мосальские и обладавшие обширными землями потомки русских князей-эмигрантов, противников Василия II в феодальной войне — Иван Дмитриевич Шемячич и Семен Иванович Стародубский.
На реке Ведроше в 1500 г. литовское войско во главе с гетманом князем К.И.Острожским было наголову разбито русскими воеводами.
Мирный договор между Литвой и Россией (1503) закреплял за московским государем значительные территориальные приобретения. Под власть Ивана III переходили Стародубская и Новгород-Северская земля, уделы князей Мосальских (потомки Михаила Черниговского) и Трубецких, а также города Брянск, Мценск, Дорогобуж, Белый и другие.

Заключение

Спас на престоле с
предстоящими Михаилом и
Ксенией Тверскими.

Конец XIII — начало XIV в.

Подведем итоги. История русских княжеств XIV—XV вв. представляет собой важный и интересный раздел истории общерусской.
Наиболее крупные из тогдашних политических образований — Тверское, Рязанское и Нижегородско-Суздальское княжества — в XIV в. представляли серьезную альтернативу стремлению Москвы к лидерству на Руси.
Формально до 1460—1470-х гг. московский великий князь являлся на Руси первым среди равных. Князья Смоленского, Тверского, Нижегородско-Суздальского, Рязанского и Ярославского княжеств назывались великими — как и князья московские и владимирские, как и князья литовские и русские.
Важным показателем независимости и могущества местных центров была чеканка монеты в Твери, Кашине, Нижнем Новгороде, Суздале, Городце, Рязани, Ярославле и Ростове.
Судьбы потомков независимых местных князей были различны. Если великокняжеские династии Тверского и Рязанского княжеств пресеклись вместе с падением независимости этих центров, то потомки князей белозерских, ярославских и, особенно, верховские князья сохраняли удельные права в своих родовых землях.
Можно заметить прямую связь между добровольностью подчинения Москве и длительностью властных полномочий князей на своих родовых землях. Верховские князья в конце XV — первой половине XVI в. составляли особую категорию «служилых князей» — вассалов великого князя московского, чьи права были сопоставимы с привилегиями владельцев крупных княжеств в Литве.
Эти аристократы обладали судебными и владельческим правами в своих небольших уделах и выступали на войну со своими полками. Причины столь лояльного отношения великих князей московских к самостоятельности верховских князей, вероятно, не только в добровольности присоединения Верховских княжеств к Москве, но и в угрозе их обратного перехода на сторону Литвы.
Если говорить об альтернативе москвоцентрическому процессу объединения, то наиболее сильным противником Москвы была Тверь. Примечательно, что со второй половины XIV в., со времени княжения великого князя Михаила Александровича и до падения княжества, Тверь опиралась на близкую к ней и географически, и династически Литву.
Союза с Литвой придерживался в первой половине XV в. и рязанский князь, вокруг которого группировалась часть южнорусских княжеств.
Нижегородско-Суздальское княжество, наоборот, с последней четверти XIV в. и до присоединения к Москве, а также во время борьбы суздальско-нижегородских князей против Василия I, ориентировалось на остатки Золотой орды. Таким образом, проордынская политика Москвы в первой половине XIV в. находит подражание в пролитовских симпатиях Твери и части Верховских княжеств, в ордынской ориентации Нижнего Новгорода и в дружественном нейтралитете (как к Литве, так и к Орде) — Рязани.
Поддержка со стороны послужила решающим фактором для укрепления могущества Москвы, а для ее менее дальновидных (или, по взглядам некоторых историков, менее беспринципных) соседей — залогом независимости в тот период, когда лидерство Москвы было уже неоспоримо, но еще не привело к слиянию всех русскоговорящих земель в одном государстве.
Служит ли это оправданием «коллаборационистской» политики Ивана Калиты? Вспомним предательство по отношению к союзной Москве нижегородских князей во время похода Тохтамыша 1382 г. и сомнительное поведение Олега Рязанского в событиях вокруг Куликовской битвы 1380 г.
В упомянутой битве не участвовали войска великих князей тверского и нижегородского. Таким образом, в последней трети XIV в., когда Москва становится во главе противостояния Орде, крупнейшие княжества Северо-Восточной Руси не только игнорируют ее стремление к борьбе против ордынцев, но и напрямую сотрудничают с ними, когда этого требуют интересы княжества. Чем же хуже Дмитрия Нижегородского, Михаила Александровича Тверского и Олега Рязанского Иван Калита, действовавший в тот период, когда Золотая орда находилась на высшей точке своего могущества — при хане Узбеке?
Как можно видеть, в вопросах внешней политики крупнейшие русские княжества во второй половине XIV — XV в. повторяют принципы, проводившиеся московскими князьями в первой половине XIV в. Везде местные интересы брали верх над общерусскими.
Не подлежит сомнению, что лидерство Москвы было вызвано тем, что ее князья сумели избрать верную в тот момент линию поведения в русско-ордынских отношениях.
Не менее важным фактором послужила и поддержка московского князя главой русской Церкви. Это обстоятельство стало результатом частных причин — в том числе, враждебности к митрополиту Петру со стороны тверского князя Михаила Ярославича.
Еще одной существенной составляющей процесса возвышения Москвы было единство княжеского рода. С 1325 по 1389 г. из Московского княжества выделился только Серпуховской удел, да и тот действовал обособленно лишь в 1341—1352 гг., и с 1370-х гг. В то же время в Тверском, Нижегородско-Суздальском, Ярославском и Ростовском княжествах удельное дробление ослабляло могущество центральной власти.
Избегла этой участи лишь Рязанская земля, но малолетство Василия Ивановича (1456—1464) позволило Москве установить контроль над Рязанью и ослабило позиции княжества, занятые при Олеге Ивановиче.
Для Москвы губительное значение раздробленности проявилось во время феодальной войны 1425—1453 гг. В этот период стремятся к укреплению своего положения другие княжества (Тверское, Рязанское; упомянем и попытку восстановления Нижегородско-Суздальского княжества), — но время было упущено.
Из династической усобицы Москва вышла окрепшей и принялась распространять свою модель единовластия на соседние территории.

Б.Д. ГPEKOB A.Ю. ЯKУБOBCKИЙ

3OЛOTAЯ OPДA И EЁ ПAДEHИE

"России определено было высокое предназначение: ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего Востока..

"Европа в отношении к России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна".

А. С. ПУШКИН.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЗОЛОТАЯ ОРДА И РУСЬ

«Татары не походили на мавров.

Они, завоевав Россию, не подарили

eй ни алгебры, ни Аристотеля».

А. С. Пушкин.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

СОСТОЯНИЕ РУСИ НАКАНУНЕ ТАТАРСКОГО ЗАВОЕВАНИЯ

К концу XII в. Киевское государство уже окончательно распалось. На его огромной территории образовалось несколько независимых феодальных княжеств, каждое из которых делилось на более мелкие части, не очень крепко связанные друг с другом, со своими особыми политическими центрами.

Феодальные войны, не прекращавшиеся и неизбежные, разорительные особенно для крестьянства и горожан, делали политическое существование этих разрозненных единиц крайне неустойчивым.

Целые области, еще недавно входившие в состав Киевского государства, не имея возможности отстоять свою независимость от агрессии соседей, делались жертвой более сильных феодальных образований.

В разное время Венгрия, Польша на западе, Ливонский и Тевтонский ордена и Литва на северо-западе, половцы на юго-востоке очень заметно изменили недавние границы Киевского государства, включив в сферу своего политического влияния весьма значительные пространства, которыми в X—XI вв.

владел Киев.

Имею в виду Галицкое, Волынское и Смоленское княжества, в разное время ставшие жертвой венгерской, польской и литовской агрессии, Полоцкое — немецких рыцарей, Тму-тараканское, занятое половцами (кыпчаками).

Жизнь Причерноморья и Приазовья, с которыми и за которые столь энергично боролся в свое время Киев, приобретает новые политические черты и входит в новое политическое русло. Киевские владения в Причерноморье и. в частности, в Крыму сейчас целиком включаются в состав половецкого (кыпчакского) владения (Дешт-и-Кыпчак).

Автору «Слова о полку Игореве» оставалось только напомнить о недавнем прошлом и констатировать факт, что побережье Черного и Азовского морей стало для русских князей землей «незнаемой».

«Див кличет вверху древа, велит послушати земли не-знаеме — Волзе и Поморию и Посулию и Сурожю и Корсуню и тебе, Тьмутороканский болван».1

Княжества, расположенные в центре бывшего Киевского государства, а также в северной и северо-восточной его части, продолжали жить самостоятельной политической жизнью, но в тех же условиях феодальной обособленности, непрерывной войны.

Киев в это время уже не был прежним Киевом, соперником Константинополя. Владимиру Мономаху (1113—1125) на сравнительно короткий срок удалось задержать начавшийся процесс распада государства. Не забудем, что Владимир Мономах хотя и получил власть в Киеве по инициативе растерявшихся после восстания 1113 г. верхов киевского общества, но несомненно его кандидатура была приемлема и для массы киевлян, особенно после тех мер, которые Мономах был вынужден принять под давлением восставших масс.

Сын Владимира Мономаха Мстислав (1125—1132) еще крепко держал в своих руках власть, но власть лишь над частью бывшего Киевского государства.

Мстислав владел Киевом, Новгородом и Смоленском, поставив по этим городам своих сыновей, а по другим городам имел послушных ему братьев. Мстиславу удалось даже вернуть в состав Киевского государства Полоцк, куда он тоже посадил одного из своих сыновей.

1 Это место «Слова о полку Игореве» толкует Голубовский так: «В этих словах заключается обращение ко всему тому, что утеряли славяне при наплыве в южные степи кочевников» (П. Голубовский. История Северской земли. Киев, 1881,

Но значительная часть бывшего Киевского государства уже не признавала власти Мстислава.

По смерти Мстислава (1132) начался распад и его владений. Параллельно тот же процесс шел и в других частях бывшего Киевского государства.

Сыновья и внуки Святослава Черниговского вели ожесточенную борьбу между собой за политическую самостоятельность своих вотчин-княжений, в итоге чего обособились княжения Черниговское, Муромо-Рязанское, в 60-х годах XII в. распавшееся в свою очередь на княжества Муромское и Рязанское:

Заметно и решительно крепла самостоятельность Галиц-кого княжества.

Киев, хотя уже и не совсем похожий на Киев недавнего времени, все еще продолжает служить предметом исканий русских князей.

В борьбе за Киев выступают особенно энергично сын Мстислава Изяслав в союзе с венграми и поляками и Юрий Владимирович Долгорукий в союзе с галицким князем Владимиром Володаревичем и половцами. Юрию Долгорукому после долгой и упорной борьбы в конце концов удалось завладеть Киевом, но не надолго: через три года после занятия Киева он здесь умер (1157).

Борьба между княжествами («усобицы») продолжалась. В ней участвуют новые лица, но общий стиль картины мало меняется. Взаимные отношения князей безнадежно запутывались.

Вот при каких, обстоятельствах кыпчакам (половцам) удалось усилиться за счет своих северо-западных соседей.

Киевский князь Мстислав Изяславич сделал было попытку поднять падающее значение Киева: в 1168 г. он приглашает своих братьев «пожалиться о Русской земле» и итти против половцев, которые «несут хрестьяны на всяко лето у воже свои» (т. е. забирают на Руси огромный полон) и «Греческий путь изотимають и Соляный и Залозный».1 Поход был для русских князей удачным, но эта удача не могла изменить ясно наметившегося хода вещей и предотвратить дальнейшее углубление процесса дробления русских княжений и усиления на юго-востоке Половецкого государства.2

Если Киевское государство IX—XI вв., как и всякое феодализирующееся государство, было непрочным, тем более что в состав его входили далеко не однородные по своей культуре и по этническому составу части, то с распадом этого государства каждая из его частей, предоставленных самим себе, продолжала жить еще более обособленной жизнью, ставя перед собой свои собственные цели и осуществляя их своими собственными средствами.

Следует сказать больше: самый распад этого государства был обусловлен тем, что в отдельных его частях все яснее и ярче обнаруживались ростки новой жизни, требовавшие новых политических условий для своего дальнейшего развития.

Новгород, например, со своим могущественным боярством, в первой половине XII в. захватившим в свои руки всю полноту власти, превратился в боярскую республику не потому, что оторвался от Киева, а потому, что в нем оказались налицо силы, способные отстоять независимое от Киева бытие.

Не удивительно поэтому, что в XII—XIII вв. мы можем наблюдать на территории Киевского государства новые политические центры, оригинальные в своей хозяйственной основе, со своеобразным соотношением классов. В кратком очерке нет никакой возможности изобразить все особенности в истории каждого даже из "более или менее крупных политических образований.

Между тем для понимания дальнейших событий в связи с распространением татарской власти в Европе совершенно необходимо учесть все эти особенности в жизни русских княжеств.

1 Ипатьевская летопись, стр. 368. Дата — 1170 г. — Ипатьевской летописи признается неточной.

2 Там же, стр. 11 и дальше.

Для иллюстрации высказанного положения я остановлюсь только на трех наиболее сильных, с наиболее резко выраженными особенностями общественных отношений и политического строя единицах: Владимиро-Суздальском княжестве, Новгородской республике и Галицко-Волынской земле.

Владимиро - Суздальское княжество

Совсем не случайно киевский князь мономахович Андрей Юрьевич Боголюбский не захотел, вопреки желанию своего отца, оставаться в Киеве и перешел на северо-восток, в Ростово-Суздальскую землю, в новый город Владимир на Клязьме.

Именно здесь, на северо-востоке, — и особенно в новых городах — заметно росли те элементы, которые, протестуя против бесконечных феодальных войн, против старой боярской знати, тяготели к сильной княжеской власти. Этот союз во Владимиро-Суздальском княжестве мы можем констатировать со времен Андрея Боголюбского.

Расположенная на удобных речных путях, непосредственно связанная на северо-западе с тогдашним окном в Европу— Новгородом, на востоке с Болгарским ханством, в то же время имея полную возможность по речным системам сноситься с югом и юго-востоком (Волжский и Донской пути), — Ростово-Суздальская земля имела таким образом много благоприятных условий для дальнейшего своего развития. Этот край стал особенно энергично расти благодаря переменам, происходившим в XII—XIII вв. в хозяйственном положении западной и южной Европы, так пагубно отразившимся на судьбе Поднепровья. Имею в виду перемещение в связи с крестовыми, походами торговых путей, которые прошли мимо Киева, благодаря чему старый торговый центр очутился в «коммерческом тупике». В то же время эти новые торговые пути и новые торговые обороты вызвали большое оживление итальянских, французских, и немецких городов. А это оживление дало в свою очередь толчок к дальнейшему росту Новгорода, подняло значение Крыма, превратив его в базу генуэзской торговли с восточной Европой и в частности с Ростово-Суздаль-ской землей.

Хозяйственное преуспеяние края сказалось в росте новых городов, по своей общественной структуре значительно отличавшихся от городов старых. В новых городах энергично развиваются ремесло и торговля. Очень знаменательно отношение старого ростовского боярства к новому городу Владимиру. Бояре не могли равнодушно смотреть на разрастание нового города: они видели здесь силу, им враждебную. Полным пренебрежением к ремесленникам нового города дышат их слова, адресованные Владимиру: «несть бо свое княжение град Владимир, но пригород есть наш, а наши смерды в нем живут и холопы, каменосечцы, и древоделы, и орачи».1

Ростовские бояре, однако, не могли не заметить самого факта роста нового города, и в степени их беспокойства по атому поводу несомненно сказывается сила их опасений. Факт борьбы «старых» и «новых» городов в этом крае давно был отмечен нашими историками, и между прочим G. M. Соловьевым.2 В наше время обращено было внимание на различие даже в системе стройки «старых» и «новых» городов: если, например, старый город Суздаль есть небольшой по территории, укрепленный стеной кремлевский участок, окруженный неукрепленным поселком, то в «новом» городе Владимире укреплениями окружен не только кремль, а и весь городской посад.3 Разница в структуре городов, конечно, объясняется разницей в общественных отношениях этих городов.

1 Никоновская летопись, под 1177 г.

2 С. M. Соловьев. История России. Изд. «Общественной пользы», т. I, стр. 498 и др.

3 Н. Н. Воронин. К вопросу об археологическом изучении поселения эпохи феодализма. Пробл. ист. докапитал, общ., № 5, 1934Р стр. 102.

Когда Андрей окончательно переселился с юга на север, он постарался сделать все, чтобы его город Владимир, этот город каменщиков и плотников, мог перегнать боярский Ростов. Борьба со старым боярством окончилась лично для Андрея печально: он был убит группой бояр; во главе этой группы стояли бояре Кучковичи, те самые, у которых отец Андрея Юрий отобрал Москву.

Но смерть Андрея не означала конца начатой борьбы.. Она продолжалась. Бояре на место князя Андрея постарались посадить рязанских князей Мстислава и Ярополка Ростисла-вичей. Они были уверены, что эти князья будут и впредь действовать в их интересах так же энергично, как Рязань до сих пор поддерживала их.

Город Владимир сделал было неудавшуюся попытку посадить у себя братьев Андрея — Михаила и Всеволода; но им пришлось покинуть Владимирскую землю в качестве изгнанников.

Боярские ставленники Мстислав и Ярополк Ростиславичи скоро показали себя в полной мере. Больше других от их бесцеремонных приемов властвования пострадал город Владимир. Здесь они не щадили ничего. Ограбили прежде всего Владимирский собор, на украшение которого Андрей потратил огромнейшие средства. Ценности они отправляли к себе домой в Рязань.

Окончилось дело восстанием владимирцев и приглашением Михаила и Всеволода, которые с боем вернулись во Владимир. Михаил скоро умер, и власть перешла к Всеволоду.

Ростовское и суздальское боярство делает попытку посадить снова Мстислава Ростиславича, но этот «герой» потерпел жесточайшее поражение от владимирцев и бежал к себе в Рязань, откуда он пробовал нанести удар Владимиру с юга, но безуспешно.

Решительная победа осталась за Всеволодом. Он велел конфисковать боярские села и тем самым нанес новый удар своему врагу; за этой расправой последовал победоносный поход Всеволода на Рязань, союзника ростовского и суздальского боярства.

Рязанский князь Глеб и его родственник князь Мстислав, прославившийся своим грабежом во Владимире в бытность свою там на княжении, попали в руки Всеволода в качестве пленных. Мстиславу удалось, однако, получить свободу, и он нашел себе — совсем не случайно — радушный прием в Новгороде Великом: новгородские бояре внимательно следили за событиями, развивающимися в Суздальской земле, и не скрывали своей солидарности с ростовским и суздальским боярством.

Совершенно понятно, какие политические причины руководили Всеволодом в его походах на Новгород, после чего он получил возможность распоряжаться там не хуже, чем у себя дома.

Это тот самый Всеволод «Большое гнездо», о котором так ярко отозвался автор «Слова о полку Игоревен.

«Великий княже Всеволоде! не мыслию ти прилетети издалеча отня злата стола поблюсти: ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти; аже бы ты был, то была бы чага1 по ногате, а кощей2 по резане. Ты бо можеши по суху живыми шереширы3 стреляти, удалыми сыны Глебовы».

Автор «Слова» жалеет, что нет на юге Всеволода, который мог бы легко справиться с половцами, с феодальной разобщенностью всей Руси и княжескими "усобицами".4

1 Пленница.

2 Пленник.

3 Луки-самострелы (см. стр. 18).

4 Автор «Слова» — решительный враг новых феодальных политических порядков. Он находит немало бичующих огненных слов по поводу междукняжеских распрей:, ослабляющих землю русскую. «Тогда при Олзе Гориславичи сеяшется и растяжеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веди человеком скратишась. Тогда по Русской земли редко ратаеве кикахуть, но часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотять полотети на уедие». «Усобица князем на погашая погыбе, рекоста бо брат брату: „се мое, а то мое же". И начата князи про малое „се великое" молвити, а сами на себе крамолу ковати. А погашш со всех стран прихождаху с победами на землю Русскую».

Время княжения Всеволода (1176—1212) — блестящее время в истории Владимирской земли. При нем границы этого княжества значительно расширились, главным образом на восток: два похода на Болгарское ханство и четыре похода на Мордву дали ему возможность продвинуться к Волге, а его сыну Юрию — стать на Волге твердой ногой: в 1221 г. он на месте разрушенной мордовской крепости построил город Нижний, теперь Горький.

Дальнейшее продвижение на Волгу было приостановлено завоеваниями на Волге монголов-татар. Мордовская земля, полуопустошенная русскими, попала в 1239 г. под власть монголов и вошла в состав Золотой Орды. Такая же участь постигла и Болгарское ханство. О судьбе Владимирского княжества речь будет ниже.

Таковы в основных чертах особенности в развитии Влади-миро-Суздальского княжества, сильнейшего из княжеств, на которые распалось Киевское государство. Здесь мы видим состояние общественных сил, весьма способствовавшее усилению княжеской власти. Элементы, враждебные старому боярству, в союзе с княжеской властью дали Владимирскому княжеству новые широкие возможности, осуществление которых выдвинуло его среди других русских земель.

Но накануне появления татар на его территории и это княжество распалось на несколько частей.

Новгород Beликий

Совсем иную картину общественного развития мы можем наблюдать в Новгородской земле.

Несмотря на то, что природа здесь не баловала земледельца, основным занятием новгородского крестьянства, как и в других русских землях, было земледелие. Но тот же крестьянин рано научился извлекать богатства, находившиеся и в недрах земных. Имею в виду соляной раствор, который давал немалый доход предприимчивому новгородцу. Многочисленные реки, речки и озера и два окаймлявшие Новгородскую землю моря (Балтийское и Белое) снабжали новгородца в изобилии хорошей рыбой, тюленьим жиром, моржовыми клыками и кожей нерпы. В лесах, тянувшихся на огромные пространства, разнообразный зверь давал меха и мясо, пчелы — мед и воск. Меха, так дорого ценившиеся и дома и особенно за границей, однако обогащали не тех, кто ловил и бил зверя, а тех, кто властвовал над охотником: меха поступали в качестве оброков и даней, следовательно путем принуждения, в руки владельцев земли, т. е. бояр, успевших захватить лучшие места на огромной территории Новгорода.

Ремесло в Новгороде выделилось от сельского хозяйства рано. В глубокой древности новгородцы были известны как хорошие гончары и плотники. Самый главный город этой земли, — но не самый старый, — Новгород появился при тех же приблизительно условиях, что и Владимир на Клязьме. Он победил более старое поселение городского типа, Ладогу, и повидимому победил тем же оружием, что и Владимир. Два новгородские конца (из пяти) сохранили нам воспоминание о ремесленном происхождении этого города. Гончарный и Плотницкий концы, повидимому, были ремесленными поселками, включившимися в состав нового большого города.

Немало и других городов возникло на территории этого княжения.

Исключительные удобства местоположения Новгорода рано поставили его в выгодные торговые условия. В Ильмень впадают реки, текущие с востока (Мета), с запада (Шелонь), с юга (Ловать); с запада же близко к Новгороду проходит Луга, связывающая Новгород с Балтийским морем, с которым Новгород имеет кроме того еще более прямую связь через Волхов, Ладожское озеро и Неву.

Множество мелких речек, впадающих в Ильмень и Волхов, служили и доселе служат прекрасными путями сообщения для окрестного населения.

Взгляните на Волхов у Новгорода сейчас. На его мутной воде там и сям белеют паруса. Их -много. Это окрестные жители едут в город. В базарный день на реке больше челнов, чем телег на торговой площади.

G XI века, когда оживился великий водный путь «из варяг в греки», Новгород стал особенно энергично расти. Уже не одни окрестные кустари возили сюда на сбыт свои изделия. Со всех сторон огромной страны стали поступать сюда меха, мед, воск, сало, пенька, смола, поташ, деготь и другие продукты. А в этом оживленном городе кого только не было: греки из Корсуни и Константинополя, арабы из далекой Азии, болгары из Прикамья, скандинавы и финны, славяне, евреи, прибывшие сюда из разных стран.

Для того чтобы закупить новгородское сырье, в котором нуждались Европа и Азия, с разных концов Европы и Азии купцы свозили сюда сухие краски, металлические изделия, вина, сладости, фрукты.

Зимой на лошадях, летом на судах в Новгород беспрерывным потоком шли товары, расходящиеся отсюда по разным углам русской и не русской земли. Движение в городе большое. По бревенчатым мостовым развозят товары в складочные места (дворы немецкий, готский и др.). Не удивительно, что Новгород стал богатейшим городом.

Но кто же здесь так сильно богател?

Купцы? Это несомненно. Но были тут люди и побогаче купцов. Это — бояре новгородские.

Купец мог только скупать у населения те продукты, которых требовал рынок. Но крестьяне, основное новгородское население, не производили на сбыт, и закупать у них много было нельзя. Бояре же, издавна освоившие огромные пространства земли, населенной крестьянством, славянским и неславянским, имели возможность заставлять своих под данных свозить им меха, пряжу, хлеб, полотно, жиры, мясо, мед, воск и пр. Волей-неволей крестьянину приходилось тащить не только свои избытки, а и самое для него необходимое.

Если боярину этого казалось мало, он забирал свою дружину и отправлялся с нею подальше на север и восток и там нападал на туземные племена, таким путем впервые узнававшие о существовании Новгорода с его алчными до наживы хозяевами.

К концу XI в. боярские дружины дошли до Урала. Бывавшие там люди дразнили аппетиты не только новгородцев, но и южан (киевлян) своими рассказами о чудесах этих далеких краев: там, в далекой Югре, с неба падают тучи, из которых выходят маленькие белки и олени, которые тут же вырастают и разбегаются по земле, в Уральских горах живут неведомые люди, предлагающие меха в обмен на железные изделия.

Все эти рассказы, идущие из Новгорода, говорят о том, что именно больше всего интересовало новгородцев, что их тянуло на север и восток. Это — меха, металл, рыбий зуб. За ними новгородское боярство и отправляло свои вооруженные дружины (ушкуйники, от лодок-ушкуев, на которых они передвигались). Они захватывали все новые и новые богатые земли, давая возможность своим господам богатеть беспредельно.

Так в Новгороде успело образоваться два слоя богачей — боярство и купечество, с явным преобладанием силы бояр. Нигде в это время на Руси не было боярства более могущественного. Этот факт наложил свой отпечаток на всю историю Новгорода. Бояре использовали свою силу и политически: вынужденные считаться с городской массой, они все же захватили в свои руки власть и превратили Новгород в боярскую республику. В конце 30-х годов XII в. Новгород стал республикой.

В этой республике бояре отвели более чем скромное место и князю. И не случайно многие историки в недоумении останавливались перед вопросом: зачем и почему князь, несмотря на всю незавидность своего положения, все-таки сидел в этом боярском гнезде!1

Действительно, князя здесь сжали со всех сторон: он даже на охоту ездить не мог, куда хотел, не мог пасти своих лошадей на не указанном заранее месте, рыбу впрок мог заготовлять только там, где разрешало ему вече, предварительно огово-оившее все эти и подобные мелочи в договорной грамоте, на которой князь должен был целовать крест. В Новгороде князь — всегда пришелец из чужой, хотя бы и соседней земли, так как Новгородская земля своих собственных князей не имела: они шли в Новгород со стороны. Зачем и почему?

На этот вопрос ответить нетрудно.

Новгород находился в окружении земель, во главе которых стояли князья и короли.

Новгород не мог в силу своих жизненных интересов не входить в постоянную и тесную связь со своими соседями, а эти соседи из-за Новгорода, можно сказать без преувеличения, все перессорились и передрались. Все они считали для себя важным так или иначе связаться с Новгородом как с крупным торговым центром в интересах своих собственных княжений.

Кто в данный момент из князей был сильнее, тот энергичнее стремился отодвинуть от Новгорода конкурентов, для того чтобы использовать его для себя.

В 1148 г. киевский князь Изяслав Мстиславич обвиняет Юрия Долгорукого, князя суздальского: «Се стрый мой Гюр-гий из Ростова обидит мой Новгород и дани от них отоимал и на путех им пакости деет, а хочю пойти на нь и то хочю упра-вить либо миром, либо ратью».1

По мере ослабления Киева его шансы на влияние в Новгороде падают, но тем не менее притязания киевских князей, не прекращаются.

Андрей Боголюбский, сидя во Владимире, решительно заявляет, что будет искать Новгорода «добром или лихом». Из-за Новгорода главным образом он вошел в конфликт с Киевом. В 1169 г. он снарядил поход на Киев с целью покончить с его старыми притязаниями, а в следующем году — на Иов-город с намерением подчинить его себе. 8 марта 1169 г. рать, снаряженная Андреем, взяла Киев и нанесла ему непоправимый удар. Новгородцы в битве 25 февраля 1170 г. отразили суздальское войско и упрочили свою независимость.

1 Ипатьевская летопись, стр. 258.

Преемник Андрея, владимирский князь Всеволод «Большое гнездо», вел ту же политику еще более настойчиво и успешно, он ревниво оберегал Новгород для себя. Опираясь на часть связанного с Суздалем своими интересами новгородского боярства, он держал в Новгороде в качестве князей своих ставленников, лишь заменяя одного другим тогда, когда под властной рукой владимирского князя делалось новгородцам невтерпеж.

Посылая в 1206 г. своего старшего сына Константина в Новгород, Всеволод подчеркивал, что старшему князю следует сидеть в городе, имеющем «старейшинство» во всей русской земле, каковым он считал Новгород. «Поеди в свой город, — говорил Всеволод Константину, вручая ему крест и меч как символ власти, — на пасение людей своих от противных». Но этот обряд инвеституры имеет и другую, для нас важную сторону. Он устанавливал зависимость вассала от сюзерена. И мы нисколько не ошибемся, если и здесь отметим основную тенденцию Всеволода — поставить в зависимость от себя Новгородскую землю. Из дальнейшего поведения Всеволода и Константина это делается совершенно ясным.

Красочной фигурой в истории Новгорода этой поры был боярин Дмитр Мирошкинич. ставленник Всеволода. При поддержке Всеволода Мирошка (отец Дмитра) стал посадником новгородским. Та же всеволодова рука участвовала и в поста-влении новгородского епископа Митрофана. Но и враждебные Всеволоду силы не дремали.

По смерти Мирошки новгородское вече вопреки ожиданию Всеволода выбрало в посадники не сына Мирошки Дмитра, о чем хлопотал Всеволод, а враждебного Всеволоду Михалку Степановича. Всеволод принял решительные меры: послал в Новгород своего сына Константина, настоял на низложении Михалки и выборе Дмитра, применив при этом действия весьма резкие, вплоть до казни боярина Олексы Смысловича без воли веча новгородского.

Новгород оказался во власти Всеволода, как в тисках, Чем крепче осуществлял Всеволод свою волю в Новгороде, тем энергичнее он уверял новгородское вече в неприкосновенности его суверенных прав. После того как он умудрился в 1209 г. заставить новгородское войско участвовать в своем походе на дружественную Новгороду Рязань, т. е. заставил новгородское вече выполнять политическую программу, шедшую вразрез с интересами Новгорода, он счел возможным подтвердить новгородские старые вольности: «вда им волю всю и уставы старых князь, его же хотеху новгородци и рече им: кто вы добр, того любите, а злых казните».1

Всеволод с рязанского похода прихватил с собой во Владимир своего сына, новгородского князя Константина, и ра-ненного в бою посадника Дмитра. Сделал он это не случайно, так как, очевидно, до него дошли слухи о том, что в Новгороде готовятся грозные события, в частности суровая расправа со сторонниками Всеволода и в первую голову с князем Константином и посадником Дмитром. Новгородское войско вернулось в Новгород, но не свернуло своих знамен, не разошлось мирно по домам, а собралось на вече, на этот раз не предвещавшее Суздалю ничего хорошего, так как не много говорили на этом вече. Дело было ясно. Политика Мирошки и его сына, опиравшихся на силу Суздаля, потерпела крушение. Усилились враги суздальского князя, обвинявшие сторонников Суздаля в том, что они в угоду Всеволоду пренебрегали интересами Новгорода: «яко ти (Мирошкиничи) поведеша на новгородцах сребро имати и по волости куны [в тексте очевидно ошибочно «куры»] брати, по купце виру дикую и по-возы возити и все зло».

Народный гнев обрушился прежде всего на Мирошкиничей. Богатые дворы Дмитра и Мирошки были разграблены и сожжены, их села, люди и движимое имущество распроданы. Получилась большая сумма, которую распределили между собой участники движения в городе, кое-кто тайно нахватал всякого боярского добра, и многие от этого даже разбогатели.

Векселя, найденные у Мирошкиничей, которые восставшая масса не могла использовать, были сохранены с тем, чтобы передать их в распоряжение князя. Очевидно, вече предполагало призвать себе князя «на всей свой воле», так как новгородский князь Константин сейчас сидел во Владимире у своего отца Всеволода и едва ли бы рискнул вернуться сейчас в Новгород. Он действительно в Новгород уже не вернулся.

1 Новгородская I летопись, стр. 191

Над умершим от ран посадником Дмитром, привезенным в Новгород для погребения рядом с его отцом в Юрьево» монастыре, новгородцы хотели устроить суд и предать публичной казни.

и Однако у новгородского веча нехватило сил не допустить к себе другого сына Всеволода, Святослава, с которым вече пыталось договориться. Святослав как будто обещал не настаивать на одиозных кандидатурах в посадники, с его ведома было конфисковано имущество бояр, близких Мирошкиничам и князю Константину. Святослав же получил и многочисленные векселя Мирошкиничей.

Но не этого хотела антисуздальская часть новгородского общества. Можно думать, что в это время тайно уже велись -переговоры с другим князем, Мстиславом Мстиславичем Торо-пецким, по прозванию Удалым.

Он быстро двинулся на Торжок, взял его, арестовал дворян Святослава Всеволодовича и посадника и послал сказать в Новгород: «Кланяюся святей Софии и гробу отца моего. я всем новгородцем; пришел есмь к вам, слышав насилие от князь и жаль ми своея отчины». Сейчас же новгородцы схватили князя Святослава Всеволодовича и посадили под арест со всем его окружением, а Мстислав повел новгородские полки против самого Всеволода. Всеволод не решился на открытый бой и вступил в переговоры. Новгород снова оетался победителем.

Под предводительством Мстислава новгородцы вместе со смольнянами сделали удачную попытку распоряжаться судьбами Киева и Чернигова, под тем же водительством уже после смерти Всеволода (1212) они вторглись в Ростово-Суз-дальскудо землю и нанесли суздальцам и ростовцам решительное поражение на реке Липице (1216 г.), в результате чего произошли серьезные политические перемены во всей Влади-миро-Суздальской земле: Юрий, сын Всеволода, вынужден был отказаться от города Владимира и своего старшинства, вместо него был посажен на Владимирский стол Константин — союзник Мстислава Удалого; Юрий перешел в Суздаль. После смерти Константина Юрий снова занял Владимир.

Так падало значение Владимирского княжения и крепла независимость Новгородской аристократической республики. Процесс дробления русской земли на отдельные обособленные княжения продвинулся еще на шаг вперед.

Земля Галицко - Волынская и Киев

В то время, когда на севере Новгороду удалось ослабить силу Владимирского великого княжения, на юге поднималось княжество Галицко-Волынское. Это княжество, образовавшееся из объединения двух княжеств, Галицкого и Волынского, стало к началу XIII в. серьезной политической силой, влиятельной не только в южной Руси, но и среди государств, расположенных от нее на юге и западе, — Венгрии и Польши.

Заметно усиливалось Галицкое княжество уже в конце XII в. при князе Ярославе, которого автор «Слова о полку Игореве» называет Осмомыслом. Только о двух русских князьях знаменитый наш поэт говорит как о наиболее могущественных: о Всеволоде «Большое гнездо» (см. стр. 127) и о Ярославе Галицком: «Галичкый Осмомысле Ярославе! высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы Угорские своими железными полки, заступив королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча бремена чрез облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текут: отворявши Кыеву врата, стрелявши с отня злата стола салтаны за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю русскую, за раны Игоревне буего Святославлича!».

Тот же поэт знает и волынского князя Романа, участника воспеваемого им похода Игоря Святославича. Этот Роман объединил оба княжества (1199—1205). При нем и затем после него здесь особенно заметна борьба князей и примыкающих к ним общественных элементов « «ильным боярством, вариант уже знакомый нам по истории общественных отношений Вда-димиро-Суздалъской земли.

Роман и Даниил в этой борьбе пользовались прежде всего сочувствием городских элементов — купечества и ремесленников. Летописец так и говорит о Данииле, что его «любяхуть гражане». Очень яркую картину, где обрисованы взаимные отношения классов, дает нам галицкий летописец.

В 1236 г. Даниил подошел к Галичу, в котором заперлись галицкие бояре, так как князь Ростислав был в это время в походе. Много стоило усилий боярству удерживать городскую массу от сдачи города Даниилу. Наконец, оно вынуждено было уступить, и горожане, по словам летописца, «пустишася (к Даниилу, — Б. Г.) яко дети ко отцю, яко пчелы к матце. яко жажющи воды к источнику». Епископ и дворецкий князя Ростислава, увидев, что дело их проиграно, вынуждены были притворяться тоже сочувствующими Даниилу: «изыдоста слезными очима и рслабленом лицем и ближающа уста своя. . . реста с нужею: прииди, княже Данило, приими град!».

А за ними волей-неволей последовали и бояре галицкие. «Бояре же пришедше, падше на ногу его, просяще милости».1 Положение Галицко-Волынского княжества этого периода характеризуется не только остро выраженной борьбой классов, но и его борьбой с сильными соседями, не скрывавшими своих притязаний на Галицко-Волынскую территорию. Имею в виду венгров, поляков и литовцев. Недалеко были и половцы, с которыми также приходилось серьезно считаться.

Сами князья галицкие и волынские втягивали в свои дела соседей, привыкли пользоваться их помощью против тех же венгров, литовцев и поляков. Таким образом, эти иноземные силы неизбежно вмешивались в галицко-волынские дела и при случае готовы были захватить княжество себе, что и произошло в конечном счете несколько позже.

1 Ипатьевская летопись, стр. 517—518.

Галицкий князь Роман, опираясь на силу и сочувствие тех слоев общества, которые особенно страдали от беспрерывных феодальных войн, пробовал распоряжаться и Киевом, найдя и здесь точку опоры в киевских низах и купечестве. В этом отношении весьма характерен поход Романа на Киев в 1203 г. Киевское городское население открыто стало на его сторону, отворило ворота и впустило его в нижний город. Киевский князь Рюрик, видя, что киевляне встали против него, даже не думал сопротивляться. Рюрик был изгнан, и в Киеве Роман посадил своего двоюродного брата Ингваря. Роман в данном случае действовал по соглашению со Всеволодом «Большое гнездо».

За собой Роман не решился оставить Киев по ряду соображений: Киев тогда находился в орбите власти Всеволода «Большое гнездо», а Роман был настолько силен, что подчиняться Всеволоду не хотел, но не хотел он и ссориться с могущественным северным князем. Незначительный по своему политическому весу князь Ингварь обеспечивал Роману некоторую долю влияния на Киевскую землю. Один из южных летописцев просто назьщает Ингваря наместником Романа.1

Однако Рюрик не хотел мириться со своим положением. Ои нашел себе союзников — между прочим призвал «всю Половецкую землю» — и напал на Киев. Город был взят, победители сильно в нем похозяйничали.

Это вторичное опустошение Киева, последовавшее через 34 года за первым, еще больше подорвало его значение.

Судьба Рюрика очень сложна. Он то садился на Киевский стол, то вынужден был его покидать, то его насильно постригают в монахи, то он сбрасывает с себя монашескую рясу и снова садится на Киевский стол, ищет союзников, воюет, отсижвваегся в своем княжеском гнезде, городе Овруче (древлянская земля), интригует, мирится, пока в 1214 (приблизительно) году не заканчивает всякие счеты со своей бурной жизнью, выгнанный из Киева Всеволодом Чермным. Жизнь Рюрика, интересная сама по себе, прекрасно характеризует сложность тогдашних политических отношений.

1 М. С. Грушевский. Очерк истории Киевской земли. 1891, стр. 263.

После его смерти обстановка на юге и севере запуталась еще больше. Гроза севера, Всеволод «Большое гнездо», умер за два года до Рюрика.

Во Владимирской земле началась борьба за власть; в то же время в Галиче шли распри между претендентами на Галичский стол. И на севере и на юге эта борьба велась в обстановке крайнего обострения классовых противоречий между боярством и враждебными ему силами, главным образом городами.

В это трудное и сложное время на юге появляется уже знакомый нам Мстислав Мстиславич, князь торопецкий и новгородский.

В союзе со смоленским Мстиславом Романовичем он напал на Черниговвкую землю и отсюда двинулся на Киев, взял его, посадил сначала Ингваря, уже однажды здесь сидевшего, а потом отдал своему союзнику Мстиславу Романовичу смоленскому. Сам Мстислав Мстиславич Удалой, не порывая связей с южной Русью, активно участвует в политической жизни Новгорода. Он приезжал сюда и в 1215 и 1217 г. после своего знаменитого похода в Суздальскую землю и Липецкой битвы.

Воспользовавшись распрей между Венгрией и Польшей, Мстислав Мстиславич занимает Галич, который ему удалось в конце концов удержать за собой, несмотря на то что Польша и Венгрия, примирившись, пошли против него.

***

Вот в каком, приблизительно, состоянии находились главнейшие части распавшегося Киевского государства в момент первого появления монголов в нашей стране. Перед нами прошли только наиболее показательные факты, связанные с жизнью нескольких частей великой равнины, занятой народами нашей страны. Если бы мы взяли на себя труд продемонстрировать во всей полноте вею сложность тогдашних общественных и политических отношений, мы на гораздо более широкой основе могли бы притти к выводу, что перед нами хорошо известный всем странам, переживавшим феодализм, «беспорядок», возведенный в систему.

Противоречивые интересы феодальных княжений стали причиной беспрерывных и неизбежных столкновений их друг с другом.

Автор «Слова о полку Игореве» очень ярко характеризовал основные мотивы поведения владетельных князей этого периода: «рекоста бо брат брату: "се мое, а то мое же". И начата князя про малое „се великое" молвити, а сами на себе крамолу ковати».

Среди этого политического хаоса мы, хотя и не всегда ясно, различаем фигуру великого князя, в данной обстановке еще бессильного. Однако союз его с общественными силами, враждебными феодальной раздробленности, заключал в себе возможности дальнейшего роста его политического значения и перспективу успешной борьбы с хроническими феодальными войнами, так называемыми «усобицами», сплочения народных сил для защиты от внешнего врага. Но процесс этот длительный: понадобилось несколько столетий, чтобы его результаты вылились в форму осязаемых политических фактов. Время же, о котором сейчас идет речь, — это разгар усобиц, высший подъем «всеобщей путаницы».1 И к несчастью для Руси именно в этот роковой момент появились в нашей стране монгольские полчища.

В то время, когда монгольское войско было огромно по численности и подчинено единому командованию, поскольку монголы в это время заканчивали дофеодальный период своей истории и феодальная раздробленность их еще ожидала впереди, среди русских, уже феодальных княжеств мы наблюдаем полное разобщение сил. Многочисленные княжения делились и переделялись, беспрерывно воевали, вступали друг с другом в соглашения, которые так же быстро расторгались, как и заключались. Разрозненные, они были бессильны оказать активное сопротивление хорошо организованному и значительному врагу.

Эти условия разобщенности княжений были главнейшей причиной столь успешного наступления монгольских войск на восточную Европу.

Попробуем проследить этот путь татарских завоеваний, имея основной задачей освещение вопросов, связанных с судьбами народов нашей страны.

1 Ср.: Ф. Энгельс. Неопубликованная рукопись. Пролетарская революция, № 6, 1935, стр. 157.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ТАТАРАМИ. БИТВА НА КАЛКЕ

Первая встреча русских и половецких дружин с ханским войском произошла в 1223 г. на реке Калке. До этого времени русские ничего не знали о татарах. Какое впечатление произвели татары на русских, лучше всего выразил в своем произведении летописец: «Том же лете, — пишет он, — по грехом нашим придоша языци незнаеми, их же добре никто ж не, весть: кто сучъ и отколе изидоша, и что язык их, и которого племени суть, и что вера их. А зовут я татары, а инии глаголють таурмены, а друзйи печенези; инии же глаго-лют... , яко... суть ис пустыни Етриевскые... Бог един весть, кто суть и отколе изидоша; премудрии мужи ведять я добре, кто книгы разумееть; мы же их не вемы, кто суть; но еде вписахом о них памяти ради русских князь и беды, яже бысть от них им: слышахом бо, яко многы страны попле-ниша — ясы, обозы, касоги и половеч безбожных множество избиша...».1

Летописец передает здесь только слухи и толки. Точного он решительно ничего сказать не может, скромно исключая себя из среды «премудрых мужей», разумеющих книги, и отводя себе роль простого протоколиста бедственного события.

1 Новгородская летопись, 1888, стр. 214—215. Ср.: Лаврентьевская летопись, 1897, стр. 423— 424.

Но и протокол этот интересен, так как запротоколированное событие было очень крупным. Согласно русским летописным данным, дело представляется в следующем виде.

В 1223 г. половцы сообщили русским князьям весть о вторжении монголов в землю половецкую. Половецкий хан Котян обратился за помощью к своему тестю, галицкому князю Мстиславу Удалому. На юге Восточной Европы появились татарские войска под предводительством полководцев чингис-хановых — Джебе и Субэдея.

Мстислав Удалой успел склонить к союзу против татар наиболее влиятельных южнорусских князей, еще трех Мстиславов: Мстислава Романовича Киевского, Мстислава Святославича Черниговского, Мстислава Немого Пересопницкого, вместе с которыми выступили несколько других князей, в том числе двадцатидвухлетний юноша Даниил Романович, князь волынский. Обращался Мстислав за помощью и к владимиро-суздальскому князю Юрию Всеволодовичу, который, однако, не спешил на выручку к своему старому сопернику, с которым он боролся из-за власти в Новгороде.

Татары, узнав о том, что русские князья готовятся помогать половцам, отправили к князьям русским послов с предупреждением: «Се слышим, оже идете противу нас, послушавше половец; а мы вашей земли не заяхом, ни город ваших, ни сел ваших, ни на вас придохом, но придохом богом пущени на холопы и на конюси свое на поганые половче; а вы возьмите с нами мир; оже выбежать к вам, а бийти их оттоле, а товары емлите к себе; занеже слышахом, яко и вам много зла сотвориша; того же деля и мы бием».1

В ответ на это предложение русские князья перебили татар-ских послов и двинулись навстречу татарам.

На семнадцатый день похода русское войско остановилось близ Олешья.

Татары еще раз послали своих послов, которые упрекали русских князей в убийстве первого посольства и в излишнем доверии к половцам: «а есте послушали половеч, а послы наша есте избили, а идете противу нас; то вы пойдите, а мы

вас не заяли, да в сем бог!».

1 Новгородская I летопись, стр. 217. — Лаврентьевская летопись.

На этот раз послы ушли обратно невредимыми, но цели своей все-таки не достигли. Русские князья рассуждали по-своему: сегодня татары возьмут землю половецкую, а завтра придет очередь русской.

Русское войско, к которому присоединились и половцы, было по численности значительным, но по своей организации оно было чисто феодальным, т. .е. таким, «в котором солдаты были соединены со своим непосредственным сюзереном более тесной связью, чем с главнокомандующими королевской армии».1 Здесь и крылась главная причина поражения, нанесенного татарами русским и половецким дружинам.

К татарам присоединились «бродники» (по всем признакам славяне, жившие на берегах Азовского моря и по Дону). Это воинственное население, прототип позднейшего казачества, находилось во враждебных отношениях к князьям черниговским и киевским. Совместное выступление их с татарами против русских княжеских дружин может быть объяснено желанием «бродников» нанести удар соседним черниговским князьям и боярам, успешно осваивавшим на своей территории землю и энергично подчинявшим своей сеньериальной власти непосредственных производителей — земледельцев. За отсутствием каких бы то ни было источников говорить по, этому предмету что-либо более уверенно невозможно. Итак, русским дружинам предстояло впервые встретиться в поле с до сих пор не знакомым войском татарским, которое, надвигаясь с юго-востока, увеличивалось, словно снежный ком, через пополнение своего людского состава покоряемыми по пути из Азии в Европу народами.

Вооруженные серьезной техникой и скованные железной дисциплиной, татары, несомненно, были чрезвычайно опасным для русских феодальных дружин врагом, но главная опасность заключалась в том, что русские князья не понимали этой опасности. Два наиболее видные князя — Мстислав Удалой Галиц-кий и Мстислав Киевский — разошлись в понимании стоящей перед ними задачи и этим самым лишили всю русскую военную силу единства действий.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 447.

Первое соприкосновение русских дружин с неприятелем окончилось для русских победой.

Не желая разделять ни с кем славу победы, Мстислав Удалой вместе с Даниилом Волынским переправился через Днепр, нанес сильный удар татарскому передовому отряду и обратил его в бегство.

За Мстиславом потянулись и другие князья со своими дружинами.

Лишь успели показаться татары, как юный Даниил Романович, о котором летописец замечает: «бе бо дерз и храбор, от главы и до ногу его не бе в нем порока»,1 уже вышел к ним навстречу. Он решил, что враг не страшен. Опять одолели русские, обратили в бегство татар, отобрали у них скот. В течение восьми дней русские дружины продвигались по степям вперед, далеко за собой оставив свою землю. Новая встреча с татарами произошла на реке Калке: передовой татарский отряд был оттеснен, русские продвинулись дальше, имея в своем авангарде половецкое войско.

Опять Мстислав Удалой решил действовать сепаратно. Не предупредив никого, он вместе с Даниилом Романовичем схватился с татарами. Это было, согласно Ипатьевской летописи, 16 июня 1223 г. Даниил стремительно бросился на татар впереди всех, получил рану в грудь, но не покинул битвы. Половцы не выдержали, обратились в бегство и смяли русские полки, шедшие за ними. Татары торжествовали победу.

1 Ипатьевская летопись, 1871, стр. 497.

Между тем Мстислав Киевский, считавший тактику Мстислава Удалого губительной и враждебно настроенный против него, видя поражение своих, не двинулся с места. Стоя на горе над рекой Калкой, в наскоро укрепленном лагере, он оставался безучастным! зрителем разгрома галицких дружин. Но скоро пришел и его черед. Татары осадили его лагерь. Три дня шел жестокий бой, и, наконец, Мстислав вынужден был сдаться, положившись на обещание татар отпустить его с войском домой.

Все русские воины были перебиты, а князья задавлены.

Мстислав Удалой с остатками своих воинов спасся и благополучно переправился через Днепр. Для того чтобы затруднить монголам переправу, он велел уничтожить все суда.

Монголы дошли до Новгорода Святополческого на Днепре, ниже Киева, и отсюда повернули обратно.

Небольшой военный отряд, посланный Юрием Всеволодовичем Суздальским под начальством племянника Василька Константиновича, узнав о несчастной для русских бдтдее на Калке, вернулся домой, успев дойти только до Чернигова.

Так жестоким поражением закончилась первая встреча татарского войска с объединенными силами части русских князей и половцев. «Погыбе много бес числа людей, — говорит ло этому поводу летописец, — и бысть вопль и плач и печаль но городом и селом ... Татари же возвратишася от реки Днепра. И не сведаем, откуду суть пришли и кде ся деша опять».1

Повидимому, кроме разорения сравнительно, небольшой части русской и половецкой территории и уничтожения русских дружин, других тяжелых следствий этот поход татар в Европу не имел, — конечно, если не считать кратковременного нарушения торговых связей, издавна здесь налаженных.

Казалось бы, что русские князья должны были из этого первого столкновения с татарским войскош извлечь для себя урок на будущее, но они этого не сделали и не могли сделать, поскольку не могли при данных условиях преодолеть феодальную разобщенность, противоречивость интересов феодальных владетелей, делавшую неизбежными бесконечные бессмысленные войны, не прекращавшиеся даже тогда, когда внешний враг находился в стране. Общественные элементы, которые могли бы положить конец этому положению вещей, были еще слишком слабы.

Татары частично успели познакомиться с новой страной, которую намерены были завоевать. В ближайшее последующее время они продолжали ее изучать, с какой целью и посылали в эту страну своих разведчиков.

Вопрос о походе в Европу несколько раз ставился и обсуждался татарами. В 1236 г. поход этот был ими осуществлен.

1 Новгородская I летопись, стр. 219—220.

ГЛАВА ТPETЬЯ

ПОХОД БАТУ (1236—1238)

После похода Джебе и Субэдея в 1223 г. монголы посылали еще новые войска в 1229 г. на Волгу. Под этим годом в Лаврен-тьевской летописи отмечается, что пограничные сторожевые болгарские отряды на Яике под ударами татар вынуждены были отступить; саксины и половцы тоже явились в Болгарское ханство,1 — искали защиты, так как было известно, что татары после Калкской битвы потерпели поражение от камских: болгар. Это—предварительный, разведывательного характера поход. Монголы успели собрать необходимые им сведения о восточной Европе.

Поход Бату 1236—1238 гг. был, таким образом, хорошо продуманным военным и политическим предприятием.

Русские источники дают очень немного материала для изучения военных действий Бату.

Летописи говорят об этом походе кратко, констатируют лишь факты.

1 Лаврентьевская летопись, под 1229 г.: «... саксини и половци; взбегоша из низу к болгаром перед татары, и сторожеве болгарским» прибегоша, бьена от татар близь реки, ей ж имя Яик».

Под 1236 г. в Лаврентьевской летописи записано: «Бысть знамение в солнци месяца августа в 3 в неделю по обедех: бысть видети всем аки месяц четыре дни. Toe же осени придоша от восточные страны в Болгарскую землю безбожнии татары и взяша славный Великий город болгарский и избиша оружием от старца и до уного и до сущего младенца и взяша товара множество, а город их пожегоша огнем и всю землю их пле-ниша». А под следующим годом, в той же летописи отмечено: «Того же лета на зиму придоша от восточные страны на Рязанскую землю лесом безбожнии татари и почаша воевати Рязанскую землю и пленоваху и до Проньска».1

Татищев имел какие-то сведения, которые позволили ему прибавить, что толпы болгар, избежавших истребления и плена, явились в пределах Владимирского княжества и просили князя Юрия дать им здесь место для поселения. Юрий распорядился расселить их по городам.2 На помощь историку приходят и источники арабские. Арабский историк первой половины XIII в. Ибн-ал-Асир, т. е. современник изучаемых нами событий, дает нам ряд подробностей, имеющих для нас первостепенное значение.3

Чингис-хан умер в 1227 г. Преемником Чингис-хана стал третий сын его Угэдей (Огодай, Октай). Старший сын Чингисхана Джучи получил в качестве улуса Дешт-и-Кыпчак, юго-восточную часть которого надлежало еще завоевать.

В курилтае 1235 г. в Каракоруме решен был вопрос о походе на юго-восток Европы, и в 1236 г. поход этот, как мы уже видели, начал осуществляться. Во главе армии стал сын Джучи Бату, у которого правой рукой был знаток юго-восточной Европы, участник победы на Калке, Субэдей, едка ли не самый способный из всех полководцев Чингис-хана.4

1 Лаврентьевская летопись, 1897, стр. 437.

2 В. Н. Татищев. История Российская с самых древяемших времен. . ., т. III, стр. 465. — С. М.: Соловьев. История России с древнейших времен, т. I, стр. 820.

3 В. Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды.

4 Субэдей пользовался своим положением и часто помыкал своим «повелителем». Родственники Субэдея, его двоюродные братья Гуюк и Бури, вели себя по отношению к Бату более чем развязно. Вот одно из характерных писем Бату к дяде Октаю. «О, мой державный дядя! Когда были покорены все одиннадцать пародов и войско вернулось домой, мы устроили пир, на котором присутствовали все принцы. Как старший, я позволил себе выпить одну или две чаши вина раньше других. Бури и Гуюк пришли в ярость, покинули пир, сели на коней и начали поносить меня. Бури сказал: Батый — не мой начальник; зачем же он выпил раньше меня? Он — старая баба в бороде: я повалил бы его одной пощечиной. Гуюк сказал: Он — старая баба, нацепившая на себя оружие. Я велю отколотить его палкою. — Другой предложил подвязать мне деревянный хвост. Вот каким языком говорят со мною принцы, когда, покорив столько народов, мы собираемся, чтобы обсудить серьезные вопросы». (Цитирую по: Лавис и Рамбо. Всеобщая история, т. Ц, 1897, стр. 877).

Бату двинулся к средней Волге; значительная доля населения этой части Поволжья была покорена монгольскими войсками еще в 1229 г. Отсюда часть войска была направлена на камских болгар. Главные силы Бату, продолжая поход на запад, завоевали земли кыпчаков, буртасов мордвы и всю страну Каспийского и Азовского морей до юго-восточных пределов Руси, именно до Рязанской земли.

Подойдя к Рязанской земле с юга, Бату, прежде чем войти в ее пределы, потребовал от рязанских князей десятины всего «во князех, и в людех, и в конех, десятое в белых, десятое в вороных, десятое в бурых, десятое в рыжих, десятое в пегих»,1 Никоновская летопись прибавляет «и в доспесех».

1 ПСРЛ, т. I, стр. 221.

Битва на Калке была еще свежа в памяти. К требованию татар нужно было отнестись очень серьезно.

Великий князь рязанский Юрий Игоревич созвал семерых князей (рязанских своих родственников), пронского князя Всеволода Михайловича и старшего из муромских князей. Первый порыв, выраженный на совещании, говорит столько же о мужестве собравшихся, сколько и об их неосведомленности о татарских военных силах. «Когда мы не останемся в живых, то все будет ваше», — послали они ответ татарам.

Юрий Игоревич, однако, проявил здесь и более глубокое понимание надвигающейся опасности. Одного из своих племянников он послал к великому князю владимирскому Юрию Всеволодовичу с просьбой соединиться для отпора врагу, а другого — с тою же просьбою к черниговскому Михаилу Всеволодовичу. Вместе с тем Юрий Игоревич сделал попытку предотвратить беду: он отправил своего сына Федора во главе посольства с подарками к Бату.

Все эти мероприятия Юрия Игоревича окончились неудачей: сын его Федор погиб в татарском стане, потому что, если верить рязанскому преданию, отказался исполнить обращен ное к нему требование Бату: «даждь ми... видети жены своее-красоту». О выдающейся красоте жены князя Федора сообщил Бату один из рязанских бояр («телом и. лепотою красна бе зело»).

Особенно рассчитывать на помощь Владимира тоже не приходилось. Между Владимиром и Рязанью создались очень сложные и далеко не дружественные отношения.

Владимирский князь Всеволод III "Большое гнездо" в свое время круто расправился с Рязанью и поставил ее в под чиненное себе положение. После его смерти сын его Юрий Всеволодович отпустил из заточения рязанских князей и их дружины, но заставил их целовать крест в верности себе.

Среди рязанских князей, вернувшихся в свою «отчину» из плена владимирского, старшим был Глеб Владимирович, который решительным ударом хотел покончить с политической раздробленностью Рязанского княжества и, пригласив к себе в гости шестерых рязанских князей, на пиру перебил их всех; но плодами его политики воспользовался не он сам, а один из князей, не поспевший во-время прибыть на этот кровавый пир. С помощью владимирского князя Юрия ему удалось изгнать Глеба Владимировича.

При явном стремлении владимирского князя Юрия не допускать в Рязани никаких перемен, способных увеличить силу этого княжества, трудно было рассчитывать, чтобы Юрий Всеволодович откликнулся на призыв оказавшейся в тяжелом положении Рязани. А ведь в это время владимирский князь имел возможность послать на помощь Рязани не только свои владимирские полки, но и новгородское войско. Так же, хотя и по иным мотивам, отнеслись к просьбе Рязани и князья черниговские и северские. Они отказались помочь Рязани потому, что рязанцы в свою очередь отказались притти на помощь черыиговцам в битве на Калке.

Рязань в силу создавшегося положения, — а едва ли оно и могло быть иным при феодальной раздробленности Руси, — должна была принять на себя татарский удар в одиночку.

Встретиться с татарами в открытом поле рязанцы не решились (если не считать рокового для рязанцев столкновения их передового отряда) и предпочли запереться в своих городах. Многочисленное татарское войско вошло в Рязанскую землю. Мелкие города-крепости этой татарской лавиной были просто стерты с лица земли: Белгород, Ижеславец, Борисов-Глебов после этого погибли навсегда и больше в истории не встречаются.

В XIV в. путешественники, плававшие вверх по Дону, на холмистых берегах его видели только развалины и пустынные места там, где еще сравнительно недавно стояли города и селения.1

16 декабря 1237 г. татары обложили Рязань (старую, близ нынешнего города Спасена). Шесть дней держались защитники. На седьмой день город пал. Жители были частью перебиты, частью сожжены. Убит был и князь Юрий Игоревич. «Град и земля Рязанская изменися... и отыде слава ея, и не бы что в ней было ведати, токмо дым и земля и пепел».2

Впрочем, не все Рязанское княжество подверглось разорению. Татары прошли преимущественно по берегам Оки, Прони и Дона. Северная часть княжества оставалась пока нетронутой. Ее разорили татары в 1239 г.3

1 Иловайский. История Рязанского княжества. 1858, стр. 131—132.

2 Сказание о нашествии Батыя. Рукописный сборник XIV в. Цитирую по Иловайскому (ук. соч., стр. 134).

3 Иловайский, ук. соч., стр. 135.

Из рязанских князей уцелели только два: Ингварь, который ездил в Чернигов, и Олег, томившийся в ордынском плену и отпущенный из плена только в 1252 г., очевидно, под условием полной покорности татарской власти и содействия их политике. Олег помог татарам оформить в Рязани татарское владычество. При нем в 1257 г. ордынские численники «изочли» землю Рязанскую.1

Отсюда войска татарские двинулись на Владимирское княжество, но не прямым путем на Владимир, а кружным, через Коломну и Москву.

Это обходное движение имело стратегический смысл. Бату ставал себе задачей отрезать владимирскому князю Юрию Всеволодовичу прямой путь отступления на Москву. Под Коломной татарская армия встретила войска Юрия Всеволодовича и их разбила. Уничтожив Москву в качестве опорного пункта, Бату направился на Владимир.

Дело происходило зимой. По зимним путям беспрепятственно двигалась татарская армия и подошла 3 февраля 1238 г. к Владимиру.

Юрия Всеволодовича здесь не было. Он отправился собрать войска между Угличем и Бежецком. 7 февраля пал Владимир, а особый отряд, посланный Бату, одновременно занял Суздаль.

В короткое время все Владимирское княжество оказалось в руках татар.

Бату направил свое войско навстречу армии Юрия Всеволодовича. Встреча произошла на реке Сити. Русское войско было разбито, Юрий пал в бою. Это произошло 4 марта, а 5 марта особый татарский отряд, несколько раньше отправленный к Торжку, чтобы перерезать владимирцам соединение с Новгородом, взял Торжок.

В середине марта татарское войско пошло по направлению к Новгороду, но, не дойдя километров двухсот до этого города, в конце марта или в начале апреля, когда в этих местах начинается вскрытие рек и озер и вместе с ним весенняя распутица, вынуждено было круто повернуть назад.

1 А. Е. Пресняков, Образование Великорусского государсетва, стр. 226.

Обратный путь Бату шел на юго-восток, через город Козельск, задержавший его на семь недель. Козельск оборонялся мужественно и пал лишь после того, как стены его были разрушены и защитники, продолжавшие упорно сражаться и после этого, были перебиты, успев, однако, нанести противнику значительные потери.

Недалеко от этого места кончалась граница русской земли и начинались владения кыпчаков (половцев). Половецкий хан Котян был разбит и с остатками своего войска ушел в Венгрию. Татарская армия удалилась за Волгу.

Мы уже видели одну из причин военного успеха татар. Сплоченное, хорошо организованное и многочисленное татарское войско наносило свои смертельные удары разрозненным русским дружинам. Стало быть, эта уже отмеченная нами причина поражения русских дружин лежит в политическом строе тогдашней России. Ни бесспорное личное мужество отдельных бойцов и их вождей, ни правильные военно-стратегические соображения, которые несомненны в действиях защитников русских княжеств и отдельных городов, ни военные таланты вождей не могли задержать хорошо подготовленного неприятеля.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ВТОРОЙ ПОХОД БАТУ НА ЮЖНУЮ РУСЬ (1239—1240)

Нельзя не отметить того обстоятельства, что Бату более трудную часть своего плана успел осуществить во время своего первого похода, когда татарскому войску удалось разгромить Владимиро-Суздальское княжество и лишить его возможности объединиться с Новгородом.

Южная Русь в военном отношении была в это время слабее северной.

В 1239 г. (надо думать, тоже зимою) татары из-за Волги снова явились на северо-востоке, заняли мордовские земли, снова дошли до Клязьмы, но главные силы Бату направил на юг, на левую сторону Днепра. Здесь татары встретили меньшее сопротивление. Летописцы не говорят ни о каких значительных эпизодах до момента осады Переяславля, Чернигова и Киева.

Даже об этих крупнейших событиях военного и политического значения летописцы сообщают неточные данные. Мы не знаем точно дат осады и падения ни Чернигова, ни Киева. Поэтому мы не можем даже точно сказать, Киев ли пал раньше Чернигова, или наоборот.

Известно, что после взятия и сожжения Переяславля пришла очередь и этих крупных городов.

При осаде Чернигова татары применяли метательные орудия, причем метали камни такой величины, что четыре человека едва могли поднять их.

Двоюродный брат Михаила Черниговского Мстислав Глебович пришел на помощь Чернигову, но был разбит и бежал в Венгрию. Чернигов не устоял.

Один из татарских отрядов под начальством хана Менгу •подошел к Киеву. Весьма вероятно, что татары не хотели разрушать Киева. Меигу-хан долго им любовался с высокого места. «видев град, удивися красоте его и величеству его».1 Он решил заговорить о сдаче города и отправил к киевлянам и к киевскому князю Михаилу послов с предложением сдаться. Киевляне убили послов. Князь Михаил бежал в Венгрию. Опасность для Киева была вполне, реальной и более чем серьезной. Казалось бы, при этих обстоятельствах можно было забыть феодальные счеты и распри. Но на самом деле мы этого не видим.

После бегства Михаила в Киеве сел один из смоленских князей, Ростислав Мстиславич, надо думать, находившийся в это время где-то поблизости. Очень может быть, что сел он по инициативе самих киевлян, ввиду явной опасности нуждавшихся в военном специалисте. Но Даниил Галицкий по своим политическим соображениям не хотел этого допустить. Он явился в Киев, схватил Ростислава, а вместо князя посадил в Киеве тысяцкого Дмитра.2

Вскоре после этих событий, именно в 1240 г., Бату сам двинулся к Киеву. Началась осада.

Жители нижней части города ее. покинули и затворились на «горе».

По словам южной летописи, Бату подошел к Киеву «в силе тяжце, многим множеством силы своей и окружи град и остолпи сила татарская». «От гласа скрипания телег его, множества ревения вельблуд его и ржания от гласа стад конь его»3 не было слышно человеческого голоса.

1 Ипатьевская летопись, 1871, стр. 521.

2 Там же, стр. 521. — М. С. Грушевскии. Очерк истории Киевской земли, стр. 423—424.

3 Ипатьевская летопись, стр. 522.

Бату начал наступление с юга у Лядских ворот. Стенобитные машины били в стены. Жители упорно продолжали защиту города и после пролома стен. «И ту беаше видити лом копейный и щитом скрепание, стрелы омрачиша свет». Был ранен воевода-тясяцкий Дмитр.

Киевляне отступили и укрепились около Десятинной церкви. Снова началась «брань велика». От множества людей, искавших спасения в Десятинной церкви, от тяжести наиболее ценного имущества, которое киевские богачи хотели спасти, рухнули церковные своды и стены. Город был взят.

Жизнь раненого и плененного Дмитра была пощажена «мужества ради его».1

Когда же именно произошло это событие? Лаврентьевская летопись, а за ней и другие датируют взятие Киева 6 декабря,2 новгородские и псковские летописи указывают на понедельник 19 ноября.3 Точно ответить на вопрос нет возможности.

В Венгрии в это время пребывали и Михаил Киевский, бежавший туда с большим своим имуществом, и Даниил Галиц-кий, искавший помощи против татар.

Здесь Михаил с Даниилом вошли в соглашение: Михаил был признан киевским князем, но «за страх татарский» не решался реализовать свои права. А когда узнал, что Киев взят татарами, Михаил потерял надежду на Киев и с сыном переехал сначала в Польшу, а потом в Силезию, где немцы отобрали у него все его сокровища.

Только когда татарское войско было уже далеко от Киева, в Венгрии, Михаил разорвал добрые отношения с Даниилом, рискнул вернуться в Киев, но поселился здесь не в городе, а на Днепровском острове, — надо думать, в уцелевшем загородном дворце.

Сын его Ростислав уселся в Чернигове и не прекращал борьбы с Даниилом.

1 Ипатьевская летопись, стр. 523.

2 «До Рождества господня на Николин день» (Лаврентьевская летопись, 1897, стр. 447).

3 Псковская I летопись, Летопись Аврамки и др.

Бату продолжал поход. Военные силы были отправлены в Волынскую и Талицкую земли, откуда они направились в Польшу, Венгрию и Чехию.

Здесь татары столкнулись с централизованными государствами (Вацлав, I, 1230—1253).

Истощенные тяжелыми боями на Руси, татары уже не могли преодолеть сопротивления чехов и их союзников и от города Оломунца летом 1242 г. повернули обратно и снова вошли в южнорусские области. Обратный путь татар не был столь грозным для русских земель. Летопись отмечает лишь факты татарских завоеваний по Западному Бугу. О каких-либо новых опустошениях Киевской земли нет никаких сведений.

На нижней Волге образовался центр «Золотой Орды», поставившей в зависимость от себя завоеванные и даже незавоеванные (Новгород) русские земли.

С этого времени татарская знать стала эксплоатировать не только массу своих собственных непосредственных производителей, но и тех, кого успела завоевать ив результате завоевания себе подчинить. Эту форму господства татарской знати над народной массой и завоеванными странами Маркс называет кровавой грязью монгольского ига.

Оно, по мнению Маркса, «... продолжалось от 1237 по 1462 г., т. е. более 2 столетий; это иго не только давило, оно оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой».1

1 К. Маркс. Секретная дипломатия XVIII века.

ГЛАВА ПЯТАЯ

РУСЬ И ЗОЛОТАЯ ОРДА(ОРГАНИЗАЦИЯ ВЛАСТВОВАНИЯ)

Под 1257 г.1 в одном из списков Лаврентьевской летописи значится следующая заметка: «Toe же зимы бысть число и изо-чтоша всю землю Русскую, только не чтоша, кто служит церкви». В другом списке сказано подробнее: «Toe же зимы при-ехаши численици, исщетоша всю землю Суждальскую и Рязанскую и Муромскую и ставиша десятники, и сотники, и тысящ-ники и темники и идоша в Ворду, толико не чтоша игуменов, черньцов, попов, клирошан, кто зрит на св. богородицу и на владыку».2

1 Есть некоторые неясные указания на более раннюю перепись 1245 г., когда был переписан город Киев. Сведения эти помещены в «Софийском временнике» (т. I, стр. 260). Эту перепись, вероятно, имеет в виду и Плано Карпини.

2 Лаврентьевская летопись, 1897, стр. 451, 496.

Этот год был знаменателен и для Новгорода, счастливо избежавшего татарского разорения, но тем не менее вынужденного признать над собою татарскую власть. В этом году, — отмечает новгородский летописец, — «приде весть из Руси зла, яко хотять татарове тамгы и десятины на Новгороде, и смятошася люди черес все лето... Тоя ж зимы приехаша послы татарские с Олександром и почаша просити послы десятины и тамгы, и не яшася новгородци до то, даша дары цареви и отпустиша я с миром». Но это для Новгорода была лишь

небольшая отсрочка. Через два года прибыли в Новгород татарские уполномоченные Беркай и Касачик с требованием дани. Александр Невский дал им стражу, так как новгородская городская и сельская масса встретила гостей неласково: «бысть мятеж велик в Новгороде и по волости», «чернь не хо-теша дати числа». Боярство готово было покориться и требовало покорности от меньших: «вятынии велят ся яти меншим по число, творяху бо бояре собе легко, а меншим зло».1

Пришлось подчиниться. И начали «ездити оканьнии по улицам, пишюще домы христьянскые... отъехаша оканьнии вземши число». Оба раза татары сопровождались великим князем владимирским Александром Невским.

Блестящий победитель шведов (1240) и ливонских рыцарей (1242), спасший Русь от немецкой папской агрессии, обнаружил здесь политическую дальновидность и трезвую оценку обстановки. Он вынужден был принимать меры против возможных проявлений народного гнева в Новгороде. Этим и объясняется то, что Александр Ярославич счел необходимым обезопасить пребывание в Новгороде татарских численников.

С 1257 г. мы и можем считать полное установление татарской власти над русской землей.

Но прежде чем была организована целая система золото-ордынского властвования, между Русью и Золотой Ордой непосредственно вслед за покорением устанавливались отношения господства и подчинения, хотя и не успевшие вылиться в законченные формы.

Под 1243 г. в той же летописи читаем запись: «Великий князь Ярослав (брат Юрия Всеволодовича, убитого на реке Сити, и его преемник на Владимирском столе,— Б. Г.) поеха в татары к Батыеви, а сына своего Константина посла к Ка-нови. Батый же почти Ярослава великою честью и мужи его и отпусти и рек ему: „Ярославе! буди ты старей всем князем в Русском языце". Ярослав же возвратися в свою землю с великою честью».2

1 Новгородская I летопись, 1888, стр. 278—280.

2 Там же, 1888, стр. 447.

Великий хан не удовольствовался визитом Константина. Ярослав сам должен был ехать на берега реки Орхона в ханскую ставку. В 1246 г. известный францисканец Плано Кар-пини, отправленный римским папой во главе миссии к монгольскому хану с целью собрать сведения относительно татар, которыми европейцы, напуганные вторжением Бату в Европу, стали сильно интересоваться, встретил в орде русского князя Ярослава. Плано Карпини в своем отчете рассказывает между прочим о том, что ему и князю Ярославу татары оказывали предпочтение.1

Кроме Владимиро-Суздальской земли, за Ярославом был утвержден и Киев. Но сам Ярослав в Киев не ездил, а поставил там в качестве своего наместника боярина Дмитра Ейковича.

Завоеванные татарским войском русские земли не вошли непосредственно в состав Золотой Орды.

Золотоордынские ханы рассматривали русские земли как политически автономные, имеющие свою собственную власть, но находящиеся в зависимости от ханов и обязанные платить им дань — «выход». Русские феодальные княжества стали в вассальные отношения к хану.

Зависимость от ханов выражалась в том, что русский великий князь садился на своем столе «пожалованием царевым». т. е. ханским. Это делалось от имени хана либо митрополитом русским, либо уполномоченным ханским. Посаженный на стол от имени хана князь ставился в то же время под контроль ханской власти. Это относится уже не только к великому князю, а и к другим князьям. Контроль этот осуществляли баскаки.

Курский баскак Ахмат держал баскачество курского князя, другие — по другим княжениям. Об этих баскаках Никоновская летопись говорит, что «сии велицы бяху».

1 «Nobis autem et duel leroslao semper dabant locum saperiorerm (цитирую по Соловьеву, т. I. стр. 832).

В повести о мучении князя Михаила Черниговского сказано, что Бату поставил наместников и властителей по всем

городам русским.1 Известие повести подтверждается и Никоновской летописью, где под 1262 г. говорится о том, что по всем городам Батый и сын его Сартак посажали властей. В Новгородской I летописи и Софийском временнике под 1269 г. отмечается факт прибытия в Новгород владимирского князя Святослава Ярославича с полками владимирскими; с ним прибыл «баскак велик Володимирьский именем Амраган».2 С. М. Соловьев считает, что это последнее упоминание о баскаках на севере; на юге, в Курске, последний раз о баскаке говорится под 1284 г. С. М. Соловьев по этому поводу замечает: «ясный знак, что на севере баскаков больше не было, иначе летописи не могли бы умолчать о них в рассказе о событиях, в которых татары принимали важное участие».

Но уже с конца XIII в., точнее — с первой половины XIV в., татарские баскаки исчезают. Сбор татарской дани возлагается на русских князей под ответственностью великого князя.

Власть хана по отношению к этим вассальным князьям формально выражалась еще и в том, что эти князья утверждались на своих княжеских столах ханами через вручение им ярлыков. Старший среди князей, или великий князь, тоже получал особый ярлык на великое княжение.

Татарский «выход» должны были платить все. С этой целью татары и производили переписи населения. Для первой переписи и сбора дани Бату послал баскаков. Об этой первой переписи мы имеем глухие намеки. В повести о князе Михаиле сказано, что население от батыевых полчищ разбежалось, а оставшихся в городе Киеве «сочтоша... в число и начата на них дань имати».3 Новая перепись была произведена, как мы видели, в 1257 г. при хане Берне, который прислал для этого уже специальных численников. Эти численники, согласно показанию Лаврентъевекой летописи, поставили десятников. сотников, тысяцких и темников.

1 С. М. Соловьев. История России, т. I, стр. 1157.

2 Новгородская летопись, 1888, стр. 291. — Софийский временник, г. I, стр. 281.

3 Софийский временник, т. I, стр. 261..— Новгородская I летопись, стр. 264.

В 70-х годах XIII в. была новая перепись при хане Мешу-Тимуре. О годе этой переписи источники говорят неясно.1 О других татарских переписях наши летописи не упоминают, но в других источниках мы имеем указания на продолжение этой практики.2

Лица, производившие эти переписи, в летописях называются численниками. Известен также и другой термин «писец», отсюда «писать» («И почаша ездити оканьнии по улицам, пишюще-домы христъянскые»).3

Однако не нужно думать, что татары ввели у нас какое-то новшество, до сих пор не известное. Мы не знаем, как именно производились переписи в целях собирания дани до татар, но мы имеем совершенно точные факты о взимании дани ж единицах обложения («рало», «плуг», «соха»). Этими уже готовыми единицами обложения и воспользовались татары. Татищев сообщает, что в 1275 г. великий князь Василий Ярославич «привез хану по полугривне с сохи, или с двух работников, и что хан, недовольный данью, велел снова переписать людей в России».4 Тут мы, повидимому, имеем неудачную попытку: Татищева объяснить сущность сохи: соха едва ли была представлена двумя работниками, но, конечно, Татищев не выдумал здесь сохи, а взял ее из летописи, до нас не дошедшей,.

В ярлыке хана Менгу-Тимура российским митрополитам, писанном между 1270 и 1276 гг., мы имеем перечень повинностей. которые ложились на население завоеванных русских земель, но от которых избавлялось духовенство. Здесь написано«: «... и не надобе им (духовенству, — Б. Г.) дань и тамга и по-плужное ни ям ни подводы, ни корм».3 Тот же, только несколько расширенный перечень мы имеем и в ярлыке хана Узбека 1313 г. митрополиту Петру. Здесь дважды говорится о "поплужном".6 В ярлыке 1270—1276 гг. называются и сборщики поплужного, причем оказывается, что эти сборщики не ханские, а русских князей: «а кто возьмет баскацы наши и княжие писцы и поплужницы и тамож-ницы .. .».7

От «числа» и вытекающей из него обязанности платить дань избавлено было только духовенство. «Чингий царь, но том кто ни будет, дали есмя жаловальные грамоты русским митрополитом и церковным людей. . ., чтобы есте и последний цари по тому ж пути пожаловали попов и чернецов и всех богадельных людей, да правым сердцем молят за нас бога и за наше племя без печали и благославляют нас, и не надобе им дань, и тамга. . . во всех пошлинах не надобе им никоторая царева пошлина .. .».8 Такова была политика татарских ханов по отношению к церкви, которую ханы совершенно справедливо считали политической силой и использовали в своих интересах. И ханы в этом отношении не ошиблись: публичная молитва духовенства о ханах внедряла в массы мысль о необходимости подчинения татарской власти.

Кроме дани татары требовали от русского населения некоторых повинностей, без которых татары не могли осуществлять своей власти.

Как мы уже видели, с покоренных земель татарские ханы требовали прежде всего денег и людей.

Освобождая духовенство от этих повинностей и платежей, ханы освобождали его и от поставки воинов, подвод, ямской повинности.

1 К. А. Неволин. Об успехах государственного межевания, стр. 148.

2 Ярлык митрополиту Петру 1315 г., митрополиту Алексею 1357 г-

3 Новгородская I летопись. 1888, стр. 280.

4 Татищев. История Российской. . ., кп. 4, стр. 41.

5 Собрание Государственных грамот и договоров, т. II, стр. 5—6.

6 Там же: стр. 9.

7 Там же, стр. 5—6.

8 Там же.

Для чего нужны были эти воины, в одном из ярлыков объяснено достаточно вразумительно: «егда на службу нашу с наших улусов повелим рать сбирати, где восхощем воевати, а от соборные церкви и от Петра митрополита никто же да не взимает к от их людей и от всего его причта...".1 Собирание воинов с покоренных народов — это обычный прием татарской власти.

Что касается других повинностей, где применялась непосредственно людская сила, то здесь надо прежде всего указать на ямскую повинность, которая, повидимому, не сразу стала натуральной. В первом известном нам ярлыке «ям» значит вид дани. Но татарские ханы ввели и «ям» как повинность поставлять лошадей татарским послам и чиновникам. В какой мере «ям» был новостью для Руси XIII в., — решить не так просто. Киевские князья тоже нуждались в средствах сообщения, и у нас есть ранние известия о них. Так, под 984 г. летописец говорит о радимичах, что «они платят дань Руси, по-воз везут, и до сего дне».2 В объяснении этого текста существует разногласие. G. M. Соловьев считает, что здесь речь идет о доставке радимичами дани в определенное место в отличие от «полюдья».3 Владимирский-Буданов 4 и Гурлянд 5 полагают, что здесь разумеются средства передвижения для военных дружин, княжеских данников и гонцов.

В Новгородской летописи под 1209г. летописец, перечисляя обвинения, предъявленные восставшей новгородской массой посаднику Дмитру, как известно, стороннику владимиро-суз-дальского князя Всеволода III. очень заинтересованного в постоянных сношениях, а следовательно — и средствах сообщения с Новгородом, между прочим указывает: «повелеша. .. по купцем виру дикую и по возы возити и все зло».6 Это место разъясняется при сопоставлении его с обычной формулой договора Новгорода с князьями: «а дворяном твоим по селом и купцов повозов не имати разве ратной вести» (разрядка моя, — Б. Г.). Совершенно очевидно, что под повозом разумеется повинность поставки средств передвижения.

1 Ярлык хана Узбека митрополиту Петру 1313 г. Собрание Госу дарственных грамот и договоров, т. II, стр. 9.

2 Лаирентьевская летопись. Разрядка моя, — В. Г.

3 С. М. Соловьев. История России, т. I, стр. 216.

4 Владимирский-Буданов. Обзор, стр. 91.

5 И. Я. Гуpляид. Ямская гоньба, стр. 25.

6 Новгородская I летопись. Разрядка моя, — Б, Г.

Корм, проводники и подводы в древнейших наших актах являлись обычными повинностями населения. «Оть дают с погостов корм и подводы по пошлине»,1 т. е. по старине. Отвечают за исполнение этих повинностей мирские двинские власти — посадники, скотники, старосты. Но, конечно, это еще не было «ямской гоньбой», т. е. организованной системой сообщения, где заранее заготовлялись подводы для нужд проезжающих, хотя бы только по государственным надобностям.

Татары нуждались в средствах сообщения и естественно должны были обратить большое внимание на эту сторону дела.

Нет оснований сомневаться в том, что татарская власть, очень заинтересованная в улучшении средств сообщения в покоренной стране, внесла в их организацию и нечто свое. Но было бы ошибкой думать, что до татар русские земли не имели средств сообщения между собой и тем более внутри княжений. Этому допущению противоречили бы все известные нам факты.

Не следует преувеличивать также и значение финансово-податной системы, якобы введенной у нас татарами. Мы уже видели, что это не так. Наконец, сбор дани выполнялся татарскими чиновниками сравнительно недолго. Уже с конца XIII в. эта обязанность была возложена на русских князей. Они сами и по-своему должны были ее собирать и доставлять в Орду.

О том, как собиралась дань русскими князьями, у нас имеются некоторые данные XIII и XIV вв. Имею в виду уже цитированный выше ярлык хана Менгу-Тимура (1270—1276), где упоминаются «княжие писцы и поплужницы и таможницы»,2 и договорную грамоту 1388 г. великого князя Дмитрия Ивановича Донского с двоюродным братом Владимиром Андреевичем. Здесь читаем.: «А коли ему слати свои данщикы в город и в станы, а тобе слати свои данщикы с моими вместе... А что данщикы сберут в городе, и в станех и в варях, тому ити в мою казну, а мне давати в выход.. .".3 Ясно обрисованы обязанности князей. Все они должны посылать своих данщиков, но собранные суммы сдаются в казну великого князя, который и является ответственным перед ханом за «выход».

Размеры «выхода» не были устойчивыми. С. М. Соловьев думает, что русские князья предложили ханам большую сумму денег, чем та, которую доставляли численники,4 т. е., другими словами, русские князья взяли дань на откуп на выгодных для ханов условиях.

Предположение более чем вероятное, так как сдача на откуп дани практиковалась ханом: и раньше, только откупщиками первоначально были татары же. Под 1262 г. в Лаврентьевской летописи отмечен факт: «окупахуть бо ти оканьнии бесурмене дани и от того велику пагубу людей творяхуть. работяще резы и многы души крестьянскыя раздно ведоша», против чего и восстала народная масса в Ростове, Суздале и Ярославле.5

Но сумма дани менялась в зависимости от различных обстоятельств: то сами князья, конкурируя друг с другом из-за великого княжения, накидывали суммы, то ханы увеличивали эти суммы, руководствуясь разными соображениями.

1 ААЭ, т. I, № 1, Грамота в. к. Андрея Александровича на Двину (1294—1304). — Здесь есть ссылка на отца Андрея, т. е. на Александра Невского.

2 Собрание Государственных грамот и договоров, т. II, стр. 6.

3 Собрание Государственных грамот и договоров, т. I, стр. 56.

4 С. М. Соловьев. История России, т. I, стр. 1160.

5 Лаврентьевская летопись, стр. 452.

Нам известны некоторые цифры. Великий князь Василий Дмитриевич платил «выход» в семь тысяч рублей, Нижегородское княжество — полторы тысячи рублей и т. п. Но этими суммами платежи ханам не исчерпывались. Приходилось платить иногда и особую чрезвычайную дань, которую князья брали со своих бояр.

Изменчивость размера дани оговаривалась в междукняжеских договорах: «а прибудет дани больше или меньше, взять по тому же расчету».1

Не регулярно, но все же постоянно русские князья возили в Орду ханам и ханшам и их близким дорого стоящие подарки. Это тоже статья расхода, ложившаяся в конечном счете на плечи тех же плательщиков всяких даней, т. е. на крестьянство и городскую трудовую массу.

Отсюда делаются понятны жалобы этих плательщиков на тяжесть «выхода» и протест их, доходящий до вооруженных восстаний.

Мы уже видели восстание в Новгороде 1259 г. «Мятеж велик» поднялся в виде протеста против положения новгородцев в «число». Татарские баскаки испугались за свою жизнь и потребовали от князя Александра Невского охраны: «дай нам сторожи, ать не изобьют нас». «Чернь не хотеша дати числа», именно чернь, потому что она по опыту знала, чем кончается распределение денежных повинностей. Летописец новгородский тоже это знал и записал в своей летописи: «творяху бо бояре собе легко, а меншим зло».

Через несколько лет, в 1262 г., такая же история повторилась в Ростове, Суздале и Ярославле.

Составитель Лаврентьевской летописи совершенно открыто сочувствует восставшим. Он утверждает, что бог на стороне протестующих против «лютого томления бесурменьского». Бог «вложил ярость в сердца крестьянам, не терпяще насилья поганых». «Человеколюбец бог послуша моления материя, из-бави люди своя от великий беды». Собирались бурные веча и постановили изгнать откупщиков дани и «выгнаша из городов из Ростова, из Суждаля, из Ярославля».

В то время, когда народная масса выражала свой протест против нового гнета, пришедшего к ней вместе с татарской властью, боярство и князья помогали татарам, не без основания надеясь сохранить и упрочить таким путем свое привилегированное положение.

1 С. М. Соловьев. История России, т. 1, стр. 1162.

В описании новгородских событий 1259 г. это положение обрисовано совершенно четко: когда протестующий народ шумел — «умрем честно за св. Софию и за домы ангельские», «тогда, — пишет летописец, — издвоишася люди: кто добрых, тот по св. Софьи и по правой вере, и сотвориша супор». И новгородский летописец в данном случае сочувствует массам. Он восставших называет добрыми и противополагает их "вятшим", которые настаивали на покорности татарам и заставляли «ся яти меншим по число».

Князья, особенно крупные (которым соотношение сил между Русью и Золотой Ордой было яснее, чем кому-либо), понимали тяжесть положения, создавшегося до поры до времени для Руси.

В этом отношении особенно характерно поведение двух наиболее видных князей-современников — Александра Невского и Даниила Галицкого.

Победитель шведов и ливонских рыцарей, Александр Невский сам сопровождает татарских баскаков в Новгород, оберегает их жизнь, заставляет новгородцев признать власть ханскую и «вложиться в число».

Даниил в 1250 г. еще надеялся отстоять независимость своей земли. В этом году по требованию Батыя и этот могущественный и несомненно очень смелый князь вынужден был явиться в Орду. Но и здесь он держал себя с тактом, хотя и горько было ему признать себя покорным власти татарского хана. Его тяжелое положение в Орде перед ханом ярко описано южнорусским летописцем. От одного из могущественнейших русских князей хан требует подчинения, дани и угрожает в случае непокорности смертью.1

Русская знать за отдельными исключениями тоже покорилась чужой власти.

Эта покорность русской знати татарам объясняется в значительной степени страхом перед татарами, которые, по словам арабского писателя Ибн-ал-Асира, «били и мучили только богатых». Само собой разумеется, что поживиться за счет смердов или бедных ремесленников победители в момент военного наступления не могли и очень охотно забирали имущество знати. Понятно, почему знать спешит изъявить свою покорность.

1 Ипатьевская летопись, 1871, стр. 536.

Но нельзя забывать, что грабеж имущества был явлением, обычным главным образом в момент завоевания. В дальнейшем, когда установились более или менее прочные отношения между побежденными и победителями, грабеж принял новые формы, превратился в систему выкачивания из русского народа дани. Эта последняя, как мы видели, целиком проходила через руки русских князей и главной своей тяжестью легла на плечи трудящейся массы, деревенской и городской.

Отсюда делаются вполне понятными движения низов против гнета татарской власти и активное участие русской знати в этой борьбе на стороне татар.

У нас имеются случайные сведения и о непосредственной эксплоатации татарами крестьян завоеванных земель. Под 1241 г. в Ипатьевской летописи мы имеем очень интересное сообщение о разорении Даниилом Романовичем Галицким Волховской земли. Даниил «пленив землю Болоховскую и пожег, оставили бо их татарове, да им орють пшеницю и проса. Даниил же на не большую вражду держа, яко от татар большую надежду имеаху»; т. е. выходит так, что Даниил громил Бол-ховскую землю за то, что она вошла в какую-то тесную связь с татарами, невыгодную в конечном счете для политических целей Даниила Галицкого. В чем заключались эти отношения Волховской земли с татарами, точно сказать трудно. Под 1231 г. и позднее в Ипатьевской летописи упоминаются болховские княчья, враждебные централистическим тенденциям галицкого князя. М. С. Грушевский находит возможным считать этих болховских князей потомками древнейших туземных князей, но доказать этот тезис нечем. Ясно одно, что эти князья стали в ряды галицкого боярства, оппозиционного по отношению к галицкому князю; Ясно и другое, что эта оппозиция каким-то образом ориентировалась на татар. Но трудно сказать по этому интересному и загадочному предмету что-нибудь еще, — конечно, оставаясь на почве фактов. На том основании,, что Бол-ховская земля находилась непосредственно на запад от Киевской, учитывая также не совсем, правда, доказанный, но все же вероятный факт отсутствия в Киеве после татарского погрома до конца XIII в. киевских князей, М. С. Грушевский утверждает, что вся Киевская область вместе с Болховской землей попала под непосредственную власть татар, т. е. вошла в состав Золотой Орды. Мало того, тот же автор утверждает, что татары сумели изменить общественную структуру этого края: уничтожив здесь общественные верхи, они тем самым создали тут «общинный строй»,1 т. е. в некотором смысле бесклассовое общество.

Нельзя не заметить, что М. С. Грушевский не только допустил здесь серьезное насилие над источниками, но и в своих предположениях разошелся с хорошо известными нам фактами: татары нигде не меняли общественного строя завоеванных земель, да и едва ли в силах были это сделать. Если бы они даже и смогли навязать побежденным свой способ производства, то этот способ производства не мог бы стать основанием для бесклассового строя, потому что монгольское общество этого периода было уже классовым.

Факты, явно противоречащие этим соображениям, М. С. Грушевский старается устранить при помощи своего собственного комментария. Например, утверждение, что местное население после уничтожения татарами местных эксплоататоров было «довольно своим положением», автору, конечно, трудно примирить с сообщением Лаврентьевской летописи о том, что митрополит Максим, «не терпя татарского насилия, оставя митрополию и збежа ис Киева, и весь Киев разбежася», поэтому автор вынужден сделать замечание о том, что это сообщение Лаврентьевской летописи «в значительной степени утрировано». Однако сам М. С. Грушевский согласен с тем, что митрополит уехал из Киева во Владимир вследствие «уменьшения доходов кафедры», но, по его мнению, «уменьшение доходов само по себе еще не может свидетельствовать о полном упадке и бедственном состоянии земли». Одним словом, автору во что бы то ни стало хочется доказать, что татарское завоевание не причинило Украине ущерба и что часть Украины под этой новой властью даже много выиграла, получив возможность жить особым общественным укладом, без местных господствующих классов. Стремление умалить итоги военного погрома — характерная особенность и другой работы того же автора. Имею в виду «Историю Украины — Руси». Он здесь прямо говорит о том, что население Украины было привычно к подобного рода нашествиям, — это были люди «под трубами повиты, под шеломами взлелеяны», — что оно и в данном случае спаслось бегством в леса, болота, овраги, пещеры и что татарский погром не был для него столь трагичным. Доказательство этому М. С. Грушевский видит в быстром оживлении Украины после татарской грозы. Однако и он признает, что это оживление уже не могло воскресить прежнего Киева.

1 М. С. Грушевский. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV ст. 1891, стр. 455—459.

Итак, кроме не очень ясного летописного замечания относительно своеобразных (и то, может быть, лишь на краткий период военных действий) отношений Болховской земли к татарам, у нас нет никаких данных для утверждения, будто часть земель бывшего Киевского государства вошла в состав Золотой Орды, оказалась в сфере ее непосредственной эксплоатации. Все данные последовавшего за завоеванием времени говорят о другом: все русские земли стали в зависимость от татарского хана через своих местных представителей власти.

Прошло первое, самое тяжелое Время внедрения ханской власти в русскую жизнь.

Князья, бояре, купечество, церковь сравнительно скоро нашли общий язык с татарской властью. Народная масса, на которую пала главная тяжесть золотоордынских даней и других повинностей, под натиском соединенных сил завоевателей и старых своих господ, опиравшихся на сильное татарское войско, вынуждена была смириться.

В столицу Орды, Сарай, отовсюду понаехало много русских. А так как здесь, на юго-востоке, на Азовском побережье и Северном Кавказе, с незапамятных времен жило много славян, то не удивительно, что в Сарае очень скоро, в 1261 г., была организована специальная православная Саранская епархия с первым епископом Митрофаном, поставленным русским митрополитом Кириллом III. В состав этой епархии кроме Сарая вошел и Переяславль Киевский; тогда глава этой епар-хии стал носить титул епископа саранского и переяславского.1

Но, несмотря на внешне налаженные отношения, антагонизм между побежденной страной и победителями устранен не был. Татары и не могли освоить Русскую землю, поскольку у них нехватало для этого организационных средств, поскольку их самих для этой цели было количественно мало, поскольку они, наконец, сами растворились в тюркской (кыпчакской) среде. Дальнешдее развитие России и Золотой Орды пошло в разных, диаметрально противоположных направлениях.

Если в Золотой Орде весьма заметно вызревали элементы распада, то среди русских княжеств в это же время шел энергичный процесс образования сильного национального государства.

По мере углубления этого процесса среди русского народа крепла надежда на освобождение от власти золотоордынскогс-хана.

1 Е. Голубинскии. История русской церкви, т. II, 1900, стр. 41, 60 и др.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ И РУСИ В XIV в.

Мы уже видели, какой тяжелый удар нанесло нашествие Бату Владимирскому великому княжеству и его ближайшим соседям. Удар пришелся главным образом именно на восточные русские княжества. «Тревожное татарское соседство, грозные усмирения народных волнений, налеты татарских отрядов, тягота от ханских баскаков и сборщиков дани не дали этим областям оправиться и во вторую половину XIII в. Население сбилось к западу, и этот сдвиг обусловил на рубеже XIII и XIV столетий заметный подъем "молодых" городов Твери и Москвы с землями, к ним тянувшимися». 1

Авторитет Владимирского центра, столь высокий до появления Бату в восточной Европе, заметно падает. Деятельность владимирского великого князя Александра Невского на короткое время поднимает значение этого княжества. В дальнейшем мы видим, как руководство внешними сношениями, сношениями с Ордой и обороной границ ускользает из рук владимирских князей. «Знать Орду» — становится самостоятельным правом отдельных князей.

Весьма показателен для характеристики отношений между Русью и Золотой Ордой эпизод, связанный с борьбой за власть сыновей Александра Невского.

1 А. Е. Пресняков. Московское царство, стр. 9.

Старший сын Александра Невского, князь переяславский (Переяславля Залесского) Дмитрий Александрович, получил великое Владимирское княжение.

Против него восстает младший его брат Андрей. Он отправляется в Орду, задаривает хана, получает ярлык на великое княжение: «испроси себе княжение великое под братом своим старейшим» и «приведе с собою рать татарскую». Летописные своды называют «боярина Семена Тонглиевича и иных крамольников», содействующих князю Андрею и даже побуждающих его к действию. Мы отсюда вправе заключить, что не лия-ные мотивы князя выступают здесь перед нами, а интересы боярства. К сожалению, нам трудно проследить сколько-нибудь полно их роль.1

Дмитрий не думал повиноваться хану, и поэтому Андрей с татарской силой принуждает его покинуть Владимирское княжение. С. М. Соловьев по этому поводу замечает: «следовательно, здесь отношения татарские вполне совпадают с прежними отношениями половецкими; князь, желая воевать против другого, идет в Орду, как прежде на снём к половцам, и нани-вдает у татар войско". Сравнение верное только отчасти, так как между русско-половецкими и русско-татарскими отношениями имеется большая принципиальная разница: половцы не владели русской землей в том значении термина, которым характеризуются отношения Золотой орды к Руси.

Андрея поддерживают и другие русские князья;2 Дмитрий Александрович бежал «в мале дружине» к Великому Новгороду. Здесь его не приняли, «показаша путь», и он направился, невидимому, в Псков и стал готовиться к бою. Он собрал для этого достаточные силы. Андрей опять спешит в Орду за новым татарским войском. Однако эти новые татарские силы принесли только разорение земле, но не укрепили великого княжения за Андреем.

1 С. М. Соловьев по этому поводу говорит: «Это известие чрезвычайно важно: оно показывает нам, как бояре, члены старшей дружины князя, теперь двора, усевшись с князем в одном владении, приобрели от этой оседлости более важности, значения бояре получили от оседлости постоянные интересы...» (История отношений между князьями..., стр. 276). Если отбросить «оседание» бояр, нужное Соловьеву в связи с его теорией родовых княжеских отношений, мы получим мысль совершенно верную.

2 «....и посла [Андрей] по князя Ивана Михайловича Стародуб «кого и но все князи русские. Пришедшим же им и советовавшим, придоша ратью в Переяславль на в. кн. Дмитрия Александровича» (Никоновская летопись).

Дело в том, что Дмитрий воспользовался внутренними осложнениями в Орде и обратился за помощью к сильному временщику, темнику Ногаю, враждебному Золотой Орде. Дмитрий нашел здесь поддержку и с помощью войска, данного ему Ногаем, осилил Андрея. Андрей снова отправляется в Золотую Орду, берет там новое войско. Он привел на Дмитрия какого-то царевича из Орды. Дмитрий напал на них, царевич бежал в Орду, бояре Андрея попались в плен.

Разбитый Андрей вместе с шестью другими князьями отправился жаловаться на Дмитрия к Ногаю. Ногай выслушал их жалобы и отправил с ними брата своего Дюденя с многочисленным войском. На этот раз судьба Дмитрия была решена «окончательно. Он должен был отказаться от великого княжения и скоро умер.

В этом эпизоде много интересного: тут и русские междукняжеские распри, и крупные политические осложнения в Орде, использование татарских сил для решения междукня жеских счетов, и эти самые счеты, вытекающие из интересов общественных группировок, поддерживающих князей в сложной и запутанной их борьбе, здесь же обнаруживается и слабость Владимирского княжения, уже успевшего потерять

прежнее свое значение.

Среди русских княжеств в конце XIII в. видную роль начинает играть Тверское. В самом начале XIV в. (1304 г.) тверской князь Михаил Ярославич по случаю смерти великого князя владимирского отправляется искать великого княжения в Орду, где встречается со своим соперником, князем москов-ским Юрием Даниловичем, приехавшим туда с той же самой целью. Тверской князь победил и стал «великим князем всея Руси». Владимирское боярство, очевидно, предчувствовало именно такой оборот дела, потому что по смерти владимирского князя оно поспешило «отъехать в Тверь», т. е. вступить в вассальные отношения к князю тверскому. Михаил Яросла-вич делает энергичную попытку завладеть Великим Новгородом, Нижним Новгородом, Владимиром, Переяславлем, Костромой. Попытка эта, однако, встречает большое сопротивление Новгорода Великого и решительный протест Москвы.

Юрию Даниловичу удалось обвинить в Орде своего соперника Михаила Тверского; последний был вызван в Орду и там казнен, но сам Юрий погиб там же от руки сына казненного Михаила Ярославича.

На Московский стол вступил брат Юрия Иван, по прозвищу Калита (1328—1341).

Мы знаем, что не Тверь, а именно Москва в конечном счете стала центром складывающегося великорусского государства.

На это были свои причины.

Поистине удивительна живучесть молодого Московского посада. В 1306 г. он сожжен перед приходом Ольгерда, в 1371 г. — самим Ольгердом, в 1382 г. — перед появлением Тохтамыша, в 1389 г. — «мало не весь град горе, мало что остася», тысячи дворов сгорают от грандиозного пожара 1395 г., но Москва всякий раз возрождается из пепла.1

Я сейчас не собираюсь останавливаться на причинах столь быстрого роста города Москвы. Для моих целей в данный момент необходимо лишь подчеркнуть факт этого роста и указать на вытекающие отсюда следствия.

Татарские ханы не случайно давали ярлыки на великое княжение самым богатым и владетельным русским князьям. Это условие было гарантией правильного поступления в Орду «выхода», но было бы ошибкой думать, что ханы руководствовались только одними этими соображениями.

Их отношения к русским княжествам были гораздо сложнее, и для удержания своей власти над Русью они должны были внимательно следить за тем, что делалось в русской земле. Этому содействовали сами русские князья, которые, как мы видели, пользовались не раз татарской властью в сложных отношениях между собой.

1 И. Е. Забелин. История города Москвы. Изд. 2, 1905, стр. 97. — В. Г. Сыроечковский. Гости-сурожане, стр. 20.

«Натравливать русских князей друг на друга, поддерживать несогласие между ними, уравновешивать их силы и никому из них не давать усиливаться — все это было традиционной политикой татар».1 G другой стороны, и московскому князю Ивану Калите удалось превратить хана «. . . в послушное орудие в своих руках, посредством которого он освобождается от опаснейших своих соперников и одолевает любое препятствие, встающее на победоносном шествии его к узурпации власти. Он не завоевывает уделов, но незаметным образом поворачивает власть (права) татар-завоевателей на служение исключительно его собственным интересам».2

Ивану Калите при помощи татар удалось не только разгромить своего соперника, князя тверского, но и прочно занять первое место среди всех русских князей, закрепить за Москвой политическое значение, на которое она претендовала и раньше.

Иваном Калитой было использовано антитатарское движение в Твери 1327 г. В этом году в Тверь приехал ханский посол Чол-хан, известный у нас под именем Шевкала или Щелкана, двоюродный брат хана Узбека. Трудно сейчас установить точно, чем этот приезд вызвал протест тверичей, но нам хорошо известно, что Тверь с оружием в руках встала против Чол-хана. Тверичи одолели. Побежденный Чол-хан искал спасения в княжеском дворце, тверской князь Александр велел поджечь дворец. Он сгорел вместе с татарами. Сам ли Калита поспешил в Орду или был вызван ханом Узбеком, установить точно нельзя; известно только, что Калита оказался в Орде и с пятидесятитысячным татарским войском, присоединив к нему войско суздальское, пошел на Тверь по ханскому приказу и положил Тверскую землю «пусту».

1 К. Маркс. Секретная дипломатия XVIII века. — Эту политику татар русские князья знали превосходно и принимали соответствующие меры. Дмитрий Донской в договоре 1368 г. с двоюродным братом Владимиром Андреевичем между прочим пишет: «А имут нас сваживати татарове и имут давати тебе нашу вотчину велико-княженье,

и тобе ся не имати ни до живота» (Сборник Государственных грамот и договоров, т. I, стр. 46).

2 К. Маркс. Секретная дипломатия XVIII века.

Александр Михайлович Тверской попытался найти спасение в Новгороде, но Новгород побоялся принять его и явно стал на сторону татар и Калиты.

Принял его Псков, обнаруживший готовность встать с оружием против татар. Но дело до битвы не дошло. Калита победил своего врага другим оружием. Московский митрополит Феогност отлучил от церкви псковичей. Средство подействовало. Александр ушел в Литву.

В 1337 г. он вернул милость хана Узбека, снова с его разрешения сел на Тверском столе, но не надолго: Калита нашел: случай возбудить против своего врага гнев хана. Александр вызван был в Орду и тут казнен (29 октября 1339 г.).

В поведении Ивана Калиты есть система. Он борется всеми средствами за достижение своих политических целей. В момент его смерти Московское княжество имело не только новые границы, значительно расширявшие его пределы, но и новый политический вес. Власть московского князя заметно изменила свой характер.

Вместе с усилением власти московского князя заметно росла и оппозиция московского боярства. Самые родовитые и самые богатые из бояр не хотели расставаться со своей независимостью. Во главе их при сыне Калиты Семене стал московский тысяцкий Алексей Петрович Хвост. Однако эта попытка окончилась для них полной неудачей. Тысяцкому пришлось бежать, имущество его было конфисковано и распределено между родственниками князя Семена. После этого князь Семен потребовал от братьев своих присяги у гроба отца их Ивана Калиты в том, что они будут повиноваться ему, Семену, не будут слушать бояр, которые захотят поднять их против него, и не примут к себе ни самого Алексея Петровича Хвоста, ни его детей.

Бояре прозвали Семена Гордым.

Этот "гордый" князь пять раз ездил в Орду и каждый раз возвращался оттуда с новыми пожалованиями. Хан отдал ому «под руку» всех князей русских.

Литовский князь Ольгерд видел в Московском княжестве силу, способную стать помехой для дальнейшего роста Литовского государства.

Ольгерд пытался склонить татарского хана к совместному походу против Москвы.

Князь Семен, узнав об этом, немедленно обратился к хану. Он указал ему, что Ольгерд уже успел захватить часть ханских улусов (Украина и Белоруссия) и сейчас стремится сделать то же с Москвой, верной хану, после чего Ольгерд несомненно пойдет против Орды. Семен запугивал хана Литвой точно так же, как Ольгерд пугал его Москвой. Хан стал на сторону Москвы. Князь Семен скоро умер от чумы (в 1353 г.). Преемник, его брат Иван, тоже жил недолго, он умер в 1359 г. А после него осталось два малолетних сына его — Дмитрий, будущий Донской, и Иван — и племянник Владимир Андреевич. Суздальский князь Дмитрий Константинович захотел использовать момент, поспешил в Орду и успел получить ярлык на великое княжение. Москве грозила опасность потерять свое политическое значение.

В этих трудных для Москвы обстоятельствах пришел на выручку московский митрополит Алексей, крупнейший политический деятель этого времени. С тремя мальчиками и несколькими боярами он явился в Орду в тот момент, когда в Орде происходили не менее сложные события.

Тот хан, который дал великое княжение князю Суздаль-скому, был убит, его сменил другой. Орда разделилась между двумя ханами — Абдулом, именем которого правил сильный темник Мамай, и Мюридом. Трудно было угадать, кто из двух ханов сильнее. Москвичи обратились к Мюриду, который дал ярлык малолетнему князю Дмитрию Ивановичу. Абдул поддерживал Дмитрия Суздальского.

Этот сложный вопрос был, однако, решен соотношением сил борющихся сторон. Москва оказалась сильнее, и суздальский князь, несмотря на наличие ярлыка, вынужден был признать себя побежденным.

Это обстоятельство необходимо сильно подчеркнуть. При явном ослаблении Орды Москва начинает действовать по собственной инициативе. В княжение Дмитрия Ивановича (1362— 1389) эта инициатива не ослабевает.

Попытка тверского князя получить в Орде великокняжеский ярлык формально увенчалась полным успехом, но он терпит решительную неудачу при столкновении с Москвой.

В 1375 г. московское войско осаждает Тверь, наносит ей военный удар, и в то же время Дмитрий Иванович заключает с побежденным врагом знаменательное соглашение: 1) тверской князь должен был признать себя «младшим братом» Дмитрия Московского, т. е. стать к нему в подчиненное положение; 2) как подручный князь он обязался оказывать московскому князю военную помощь по требованию Москвы; 3) Кашинское удельное княжество, до сих пор входившее в состав Тверского княжества, делается независимым; 4) и самое интересное для нас в данный момент — это пункт о возможном выступлении против татар. «А жити нам, брате, по сей грамоте: с татары оже будет нам мир, по душе; а будеть нам дати выход, по душе же; а будеть не дати, по душе же. А пойдут на нас татарове или на тебе, битися нам и тобе с одного всем противу их; или мы пойдем на них, и тобе с нами с одного пойти на них».1

Это уже совсем не похоже на то, как владимирский князь равнодушно взирал на гибель Рязани под ударом татарских полчищ!

Многое переменилось с тех пор. Время феодальной раздробленности подходило к концу. С московской силой уже считались даже и очень сильные соседи. О более слаоых и говорить не приходится.

1 Собрание Государственных грамот и договоров, т. I, стр. 46—47. Разрядка моя, — В. Г.

В связи с ростом товарного хозяйства обнаруживалась потребность в более тесном общении раздробленных частей, ясно намечался процесс, закончившийся образованием Русского государства, сильного как своими материальными ресурсами, так и своей политической спаянностью,

Само собой разумеется, что условия договора Дмитрия Московского с Михаилом Тверским, продиктованные Москвой, яе могли остаться незамеченными в Орде. Татарский хан отправляет против Москвы войско. Это войско в 1378 г. па берегу реки Вожи (впадает в Оку с правой стороны, недалеко от Рязани) потерпело поражение. По словам К. Маркса: «Это [было] первое правильное сражение с монголами, выигранное русскими».1

Мамай не мог не видеть, что его «вассал», московский князь, вышел из повиновения и что таким образом источник татарской дани может прекратиться совсем.

Он решил выступить против Москвы сам, для чего и собрал большое войско из подвластных ему народов: волжских бояр, буртасов, ясов и татар. Не надеясь и на эти силы, он заключил наступательный союз с литовским князем Ягайлом, войско которого должно было присоединиться к татарам на Дону. К Мамаю присоединился и русский князь рязанский.

Москва тоже серьезно готовилась к борьбе. Московский князь Дмитрий Иванович собрал подвластные ему дружины союзных князей. Под знамя Дмитрия сошлись: владимирцы, суздальцы, ростовцы, ярославцы, белозерцы, Муромцы, брянцы и псковичи. По недавно открытым материалам можно считать, что и какая-то часть новгородского войска участвовала в Куликовской битве, несмотря на то что новгородские бояре не сочувствовали политике московских князей и держались ли-, товской ориентации. Рязань стала на сторону татар. Летописец говорит, что Дмитрий выставил армию в сто пятьдесят тысяч,

В августе это войско двинулось на юг, чтобы предупредить. вторжение неприятеля на русскую территорию.

1 К. Маркс. Архив Маркса и Энгельса, VIII, Хронологические выписки, IV, стр. 150—151.

6 сентября войска дошли до реки Дона. Чтобы отрезать всякую мысль о возможности отступления, вожди приказали переправляться через Дон.

8 сентября переправа была закончена, войска подошли к устью реки Непрядвы и стали на Куликовском поле.

День был пасмурный. Густой туман расстилался по полям, но часу в девятом стало совсем светло. К полудню показались татары. Сеча началась около часу дня. Летописец говорит, что такой битвы еще не бывало: на десять верст поле покрыто было бойцами. Кровь лилась, как дождевые потоки. Татары стали одолевать. Войско русское обратилось в бегство. Их преследовали победители. Но к трем часам картина изменилась. Из засады вышел отборный свежий отряд князя Владимира Андреевича Серпуховского и волынца воеводы Дмитрия Боброка, прибывшего из Литвы на службу к московскому князю.

Увидев бегство своих, Владимир Серпуховской порывался броситься на помощь, но Боброк его удерживал до момента, когда преследующие бегущих татары повернулись к засаде тылом. Тогда Боброк стремительно бросился на татар. Положение сразу переменилось. Бегущие остановились и снова перешли в наступление. Татары были разбиты наголову. Мамай, наблюдавший битву, с остатками войска бежал и на берегах той самой реки Калки, где русско-половецкое войско в 1223 г. потерпело поражение от татар, был разбит своим соперником Тохтамышем, шедшим отнимать у Мамая золото-ордынский престол. Разбитый Мамай направился в Кафу (Феодосия), где и был убит.

Победа Руси под главенством Москвы на Куликовом доле имела огромное значение для всей Руси. Событие это получило широкий отклик в Европе. Особенно сильно должна была почувствовать последствия этого события союзница Мамая, Литва, под властью которой тогда находилась значительная часть Киевской Руси. Вот что пишет по этому поводу польский историк Колянковский: «Решительная победа Москвы на поле Куликовом была не только серьезным ударом для внутренней политики Ягеллы, но могла стать настоящей катастрофой для авторитета литовской власти над Русью. Ведь русский православный князь, разгромив одним ударом все татарские орды, разрушил могущество грозного до этого дня властелина всей Руси, отодвинув в тень все усилия в этом направлении литовских князей. . . В Москве сидит потомок Владимира Св. и Мономаха, властитель, который теперь в первый раз начинает пользоваться титулом освободителя Руси, „великого князя всея Руси" (курсив мой, — Б. Г.)".1

Очень характерно поведение митрополита Киприана, поставленного в Киеве литовской властью в целях изолировать в церковном отношении от митрополита «всея» Руси, имевшего пребывание в Москве, часть Руси, находившуюся под властью Литвы. После Куликовской битвы Киприан переходит в Москву и делается митрополитом "всея" Руси. И Европа и Азия очутились перед совершившимся событием и поставлены были в необходимость серьезно считаться с новым фактом мирового значения.

Воцарившись в Сарае, Тохтамыш сделал попытку аннулировать значение Куликовской победы. Он поспешил отправить в Москву дружественное посольство с извещением об уничтожении их общего врага Мамая и о принятии им, Тохтамышем, власти над Золотой Ордой.

Дмитрий принял этих послов с большой честью, отпустил их с дорогими подарками, но не поднимал вопроса о продолжении зависимых отношений к Орде. Молчанием ответила Москва и на требование покорности и дани, предъявленное ханом Дмитрию в следующем году.

Тохтамыш решил двинуться на Москву. Наученный опытом, он уже не рискует на открытое нападение и держит свои намерения в тайне. Он велел захватить и казнить всех pyc-ских купцов, бывших тогда в Сарае, чтобы через них как-нибудь не дошла до Москвы весть о его приготовлениях.

Рязанский князь Олег знал о наступлении Тохтамыша и помогал татарскому войску незаметно подойти к Москве. К рязанскому князю присоединился и нижегородский, выславший к Тохтамышу двух своих сыновей, Василия и Семена.

1 L. Kolankowski. Dzige W. Ks. Litewskiego. 1935, стр. 20.

Когда Дмитрий узнал о приближении неприятеля, он ушел на север собирать войска. В городе оставались его жена и митрополит Кицриан. Московское начальство потеряло голову. Многие хотели бежать, но московские посадские люди сначала их не пускали, а затем решили выпустить митрополита и княгиню.

Посадские люди решили защищаться и организовали дело защиты так, что Тохтамыш взять Москву не смог.

На стенах Москвы Тохтамыш нашел и новинки тогдашней военной техники — самострелы и даже пушки. Среди видных организаторов защиты летописец называет литовского князя Остея и суконника Адама.

Тохтамыш прибег к обману и хитрости и только таким путем взял Кремль. Защитники города были перебиты.

Татарское войско рассыпалось по Московской земле и разорило много московских городов. Князь Дмитрий с семейством укрылся в Костроме, митрополит — в Твери.

Тверской князь пошел к Тохтамышу с поклоном в надежде получить великое княжение. Но, несмотря на свою удачу, Тохтамыш хорошо помнил урок Куликовской битвы.

Стоило только Владимиру Андреевичу дать ему отпор и разбить значительный татарский отряд, как Тохтамыш поспешно ушел из московских пределов. По дороге он разорил Рязанскую землю.

Дмитрий Донской явился в Москву и стал хоронить убитых. По одним данным, их оказалось двадцать четыре тысячи, по другим — двенадцать тысяч.

После этих событий московский князь снова вынужден был некоторое время платить дань татарскую, но положение Московского княжества стало уже иным, и отношения к Золотой Орде переменились, как изменилась и сама Золотая Орда...

В своем завещании Дмитрий Донской самолично назначает своего старшего сына Василия на великое княжение, которое и зовет своею вотчиною. Донской уже не боится соперников для своего сына ни из Твери, ни из Суздаля и не думает о том, что хан может дать ярлык кому-нибудь другому. А в договорной грамоте с известным нам двоюродным братом Владимиром Андреевичем Донской прямо пишет: «А оже ны бог избавит ослободит от Орды, ино мне два жеребья, а тебе треть» (договор 1388 г.). «А ци переменит бог Орду, а не иму давати в Орду..." (договор 1389 г.).1

Золотая Орда шла навстречу своему распаду. После удара, нанесенного ей Тимуром, она уже оправиться не смогла. Темник Едигей, хозяйничавший в конце XIV в. в Орде, решил напомнить Москве об ее обязанностях. Очень интересно это послание к московскому князю Василию Дмитриевичу, сыну Донского. Привожу его в выдержках:

«От Эдигея поклон Василию да много поклонов.... слышание наше тако, что ся неправо у тобя чинит в городех: послы царевы и гости из Орды к вам приездят, и вы послов и гостей на смех подымаете..., а преж сего улус был царев и страх держал и пошлины и послов царевых чтили и гостей держали без истомы и без обиды. И ты б спросил старцев старых, как ся деяло преж сего, и ты ныне того не деешь, л со старцы не спрашиваеся... Как царь Темир Котлуй сел на царство, и ты улусу государь учинился, от тех мест у царя еси в Орде не бывал, царя еси в очи не видал и князей его, ли бояр еси своих старейших и молотчих ни иного никоего не присылывал, ни сына, ни брата ни с каким словом. И потом Шадибек 8 лет царствовал, и у того еси такоже не бывал..., и Шидибеково царство такоже ся минуло. И ныне Булат Сал-тан сел на царство и уже третий год царствует; також еси сам не бывал, ни сына, ни брата не присылывал, ни старейшего боярина. А над толиким великим улусом старейший еси вели-кий князь».2

Дальше Едигей напоминает о необходимости платить Орде деньги: «... да от тех бы еси от своих бояр единого прислал к нам [с] старыми оброки, как давал царю Жанибеку, дабы твоему улусу шкоты не было. . .». Едигей не верит тому, что «улус истомил и выхода взять не на ком». «А что еси имал в твоей державе со всего улуса с 2 сох рубль, и то серебро где ся девает?» — задает вопрос Едигей.

Но, подобно Тохтамышу, и Едигей не осмелился напасть на Москву открыто: только от хитрости и тайны ждал он успеха. В 1408 г. он дал знать князю Василию, что хан со всею Ордою идет на Литву, а сам с необыкновенною скоростью устремился к Москве, но Москвы взять не смог. Она сумела защитить себя и от внезапного нападения.

В то время как Москва верно шла к своему расцвету, Золотая Орда неуклонно разлагалась. В начале XV в. от нее отделился Крым, вслед за Крымом от Орды отпало и Болгарское ханство, известное теперь уже под новым названием ханства Казанского. В начале 80-х годов того же века обособилось и ханство Астраханское.

1 Собрание Государственных грамот и договоров, т. I, стр. 56, 63. - Там же, т. II, стр. 16—17.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВНЕЙШИЕ МНЕНИЯ О ЗНАЧЕНИИ ТАТАРСКОЙ ВЛАСТИ В ИСТОРИИ РОССИИ

В исторической литературе имеется много мнений о значении татарской власти в истории России.

Мнения историков в значительной степени являлись отголоском тех суждений о татарах, которые дошли до нас от современников, переживавших непосредственно режим татарской власти.

Мы уже видели по многочисленным цитатам, приведенным выше из наших летописей, что летописцы подчеркивают главным образом те бедствия, которые выпали на долю побежденного народа, те унижения, какие приходилось испытывать русским князьям и боярам, вплоть до мученической смерти.1 Даже в тех случаях, когда свидание русских князей с татар-ским ханом оканчивалось для князей благополучно, у летописца вырываются горькие слова: «О злее зла честь татарская!»; «О злая честь татарская»; «Злобе бо их и льсти несть конца».2

В проповедях того времени часто рисуются ужасы татарского завоевания.

1 «Ярослава великого князя Суздальского зелием умориша. Михаила, князя Черниговского, не поклонившегося кусту со своим боярином Федором, ножем заклана быстъ... инии мнози князя избиени быша и бояре» (Ипатьевская летопись, под 1250 г., и много других мест в других летописях).

2 Ипатьевская летопись, 1871, стр. 536—537.

Владимирский епископ Серапион в конце XIII в. в одной из своих проповедей говорил: «Вы все еще не переменились! Каких только наказаний не приняли мы от бога! Не пленена ли земля наша? Не взяты ли города наши? Не усеяли ли наши отцы и братья трупами землю? Не уведены ли жены и дети наши в плен? А кто остался в живых — не порабощены ли они на горькую работу от иноплеменников? Вот уже 40 лет продолжается это томление и мука!». В другой проповеди он выражается ярче: «... и вот навел он [бог] на нас народ немилостивый, народ лютый, народ не щадящий красоты-юношей, немощи старцев, младости детей. Воздвигли мы на себя ярость бога, разрушены божественные церкви, осквернены священные сосуды, потоптаны святыни, святители преданы мечу, тела монашеские брошены птицам, кровь отцов и братьев наших, словно вода, обильно напоила землю. Исчезло мужество князей и воевод наших, храбрецы наши, исполненные страха, обратились в бегство. А сколько их уведено в плен! Села наши поросли лесом. Смирилось величие наше, погибла красота наша. Богатство, труд, земля — все достояние ноплеменных. Соседям нашим служим мы в поношение и стали предметом смеха для врагов наших».1

Приблизительно так же говорил и митрополит Кирилл на Владимирском соборе 1274 г.

Но когда дело касалось характеристики татарского народа, приведенного на Русь татарским ханом, тот же самый Сера-пион находит другие слова и другие краски. «Поганые.— говорит он, — хоть и не знают закона божия, однако не убивают своих единоверцев, не грабят, не запираются в чужом: никто из поганых не продаст брата своего, а если кого из них постигнет беда, то выкупят его и дадут на промысел; что находят, то в торгу заявляют». Такова характеристика татарского народа, сделанная человеком, совсем не склонным к идеализации. Едва ли ее можно объяснить тем, что татарские власти отнеслись более чем терпимо к русскому духовенству. Ведь, невзирая на это самое обстоятельство, не бичует ли тот же Серапион приемов властвования татарских ханов и их окружения? Сератшон отличает представителей власти u ее аппарат, т. е. тех, кто задумал поход и кто использовал в своих интересах победу, от той массы кочевников, которую они систематически развращали выгодами грабительской войны и военной добычи.

1 Цитирую в переводе С. Шамбинаго, лишь с некоторыми поправками: Русская история, под ред. Довнар-Запольского, стр. 577—578.

Это отношение современников к факту татарского-завоевания, к его инициаторам, с одной стороны, и к народной татар-ской массе, с другой, повидимому, сказалось и на суждениях об этом времени последующих поколений.

Историк XVIII в. Болтин пишет: «Татары, завоевав удельные княжества одно по одному, наложили на порабощенных дани, оставили для взыскания сея своих баскаков и по городам войска, сами возвратилися во-свояси. При владычестве их управляемы были русские теми же законами, кои до владения их имели... Нравы, платье, язык, наьвания людей и стран осталися те же, какие были прежде... Все это доказывает, что разорение и опустошение России не столь было великое и повсеместное, как государств европейских» (Болтин имеет ввиду завоевания римлян).1

Иначе подходит к оценке явления Карамзин: «Нашествие Батыево ниспровергло Россию. Могла угаснуть и последняя искра жизни; к счастию, не угасла; имя, бытие сохранилось; открылся только новый порядок вещей, горестный для человечества, особенно при первом взоре: дальнейшее наблюдение-открывает и в самом зле причину блага и в самом разрушении пользу целости.

«Сень варваров, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу в то самое время, когда благодетельные сведения и навыки более и более в ней размножались. ...возникали университеты... В сие время Россия, терзаемая монголами, направляла силы свои единственно для того, чтобы не исчезнуть...». «Забыв гордость народную, мы выучились низким хитростям рабства...». «Свойства народа объясняются всегда обстоятельствами... самый нынешний характер россиян еще являет пятна, возложенные на него варварством монголов». Карамзин думает, что под влиянием татар изменился и «внутренний государственный порядок: все, что имело вид свободы и древних гражданских прав, стеснилось, исчезло», «знаменитость Москвы и Твери возникла при монголах».

1 Болтин. Примечания на Локлерка, т. II, стр. 295.

Современник и противник Карамзина Полевой рассматривал период монгольский в истории России в более широком плане. Это — борьба Европы и Азии, где России выпала задача претворения Азии, переделки ее на европейский лад. «Русс острит свой меч о меч литовский, дабы низложить монгола». Силы России крепли в период монгольской власти. Орда не догадывалась, что «внук Калиты, губителя родных, щедрого поклонника ханов, обнажит уже на Орду меч».1

С. М. Соловьев, рассматривающий историю России с точки зрения внутреннего органического ее развития, не придает большого значения татарской власти как явлению, вошедшему в историю России со стороны. По его мнению, даже в первое время завоевания татары не имели серьезного влияния на внутренний строй завоеванной страны. Судьбы России определяются факторами внутреннего характера. Владычество татар есть продолжение давнего господства кочевых варваров на великой восточной равнине. Куликовская битва предвозвестила конец этого господства «вследствие начавшегося здесь (в России, — Б. Г.) сосредоточения и усиления европейского государства».2 В своем заключительном обзоре рассмотренного им древнего периода истории России, озаглавленного им самим «Общий ход русской истории до образования Московского государства», С. М. Соловьев говорит о татарском иге очень мало, как бы мимоходом, и этот факт в значительной мере рисует1 нам его отношение к татарскому завоеванию. Он готов даже поставить знак равенства между русско-татарскими и русско-половецкими отношениями (см. стр. 165).

1 H. Полевой. История русского народа. М., 1833, т. V, стр. 10—11, 17, 22—23.

2 С. М. Соловьев. История России, т. I, стр. 1345.

Костомаров совершенно неправильно понимал процесс образования русского централизованного государства, произвольно отводил в этом процессе татарам роль, противоположную той, какую они играли на самом деле: он говорил, что рабство, общее для всех, созданное татарами в России, дало единство раздробленной на уделы стране. Хану нужно было это единство для более удобного собирания дани.1

Бестужев-Рюмин, не отрицая воздействия татар на слагающееся Московское государство, особенно в области администрации и финансов, упрекая С. М. Соловьева в недооценке и Карамзина и Костомарова в преувеличении влияния татар на развитие русской жизни, видя в этих мнениях «крайности», подчеркивает косвенные последствия татарской власти: отделение восточной Руси от западной, остановка в просвещении, некоторое огрубение нравов. Однако и он, не будучи в состоянии преодолеть представления буржуазной науки, считает, что понятие царской власти взято Москвою не у татар, а в Византии.2 С этой ненаучной теорией заимствований согласны были и специально работавшие по вопросу о развитии власти в России М. А. Дьяконов 3 и В. И. Савва.4

1 Костомаров. Начало единодержавия в древней Руси.

2 Бестужев-Рюмин. Русская история, т. I, гл. V, стр. 278—279.

3 М. А. Дьяконов. Власть московских государей.

4 В. И. Савва. Московские дари и византийские василевсы. Харьков, 1901.

Ключевский не только не сделал ни одного шага вперед в понимании образования Русского государства по сравнению со своими современниками, но вернулся к самому порочному толкованию этого вопроса. Он повторил Костомарова. Он исходит из положения, что в «отношениях между.... (удельными, — Б. Г.) князьями нельзя... усмотреть никакого порядка»; поэтому, — продолжает дальше Ключевский, — «если бы они (удельные князья, — Б. Г.) были предоставлены вполне самим себе, они разнесли бы свою Русь на бессвязные, вечно враждующие между собой удельные лоскутья». «Власть... хана давала хотя бы Призрак единства мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей». «Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода III запутывать дела своей земли».1 Отсюда и он, так же как и Костомаров, делает грубейшую ошибку в понимании одного из важнейших вопросов истории России. Платонов признает за татарским ханом сдерживающее влияние на княжеские «усобицы», но в то же время указывает на то, что татарское завоевание повело к полному разобщению «Суздальской Руси... с Русью Новгородской и Русью юго-западной. Население Суздальской и Рязанской областей поневоле восприняло от татар некоторые их порядки (денежный счет, административные обычаи) и было лишено возможности широкого и свободного общения с оторванными от него другими ветвями русского племени и с европейским западом. Вот почему на русском востоке в татарскую эпоху XIII— XIV вв. наблюдается некоторый культурный застой и отсталость...».2 Как нетрудно видеть, и Платонов не понимал ни подлинных причин прекращения княжеских усобиц, ни роли татар, мешавших, а не содействовавших образованию Русского государства.

Для нас нет ничего неожиданного в том, что и многие современники Ключевского и Платонова разделяли их заблуждения.

Сергеевич, например, тоже придавал татарской власти немалое значение. «Нашествие татар, — пишет он, — впервые познакомило русские княжения с властью, с которой нельзя входить в соглашение, которой надо подчиняться безусловно...

1 Ключевский. Курс русской истории. Москва, 1906, стр. 51..

2 С. Ф. Платонов. Учебник русской истории. 1911, стр. 88—89.

«Хотя татары не остались в русской земле и властвовали издалека, тем не менее господство их произвело глубокий переворот в нашей жизни». Князья и церковь признали власть ханов, но «расплачиваться за эту покорность приходилось народу». «Первые попытки политического объединения Рос-

сии были сделаны ханами, которые, в противоположность собственным своим интересам, подчиняли отдельных князей власти излюбленного ими великого князя». При татарах вечевые собрания стали анахронизмом.1

Рожков уже тем самым, что в своей истории не говорит специально о татарском владычестве на Руси, дает нам право делать вывод о том, что он не придает значения этому круд-ному факту нашей истории.

Антинаучную точку зрения на вопрос высказал М. Н, Покровский. Приняв схему Ключевского о значении городов и торговли в древнейший период нашей истории, М. Н, Покровский в татарах видит прогрессивную силу, способствовавшую "перегниванию" Руси городской в Русь деревенскую. «Татарский разгром одним ударом закончил тот процесс, который обозначился задолго до татар и возник в силу чисто местных экономических условий: процесс разложения городской Руси X—XII веков», «Татарщина шла не только па линии разложе-ния старой Руси, а и по линии сложения Руси новой — удельно-московской».2 Кроме этого общего значения татарской власти M. H. Покровский указывает на ряд частных положительных ее сторон: будто бы «она организовала правильную систему раскладки (податей, — Б. Г.), которая на много веков пережила самих татар». Татары «внесли глубокие изменения3 в социальные отношения», уравняв городское и сельское население в платеже дани.

1 В. И. Сергеевич. Русские юридические древности, т. 2. 1900, стр. 34—35.

2 М. Н, Покровский. Русская история, т. I. 192Q, стр. 105.

3 Разрядка моя, — Б. Г,

Здесь сказалась вся концепция автора со всеми ее нелепостями. Неправильно понятая структура Киевского государства послужила основанием для дальнейших столь же необоснованных и неверных положений. Противоставление Руси городской Руси деревенской, установление вымышленной

и невероятной «удельно-московской [!] Руси» — не могли помочь M. H. Покровскому найти место и крупному событию в истории России, каким несомненно приходится считать татарские завоевания и более чем двухсотлетнее владычество татарского хана над покоренной страной.

Особое место по этому вопросу занимает украинская националистическая антинаучная и политически тенденциозная историография.

М. С. Грушевский, справедливо протестуя против польской теории о полном запустении Украины под ударами монголов и о последующей сплошной колонизации ее поляками, протестуя не менее справедливо и против великорусской теории о переселении украинцев из запустевшей Украины под натиском татар на северо-восток в бассейн Волги — Оки, в тоже время старается не только умалить степень разорения, принесенного татарами, но готов видеть в татарском завоевании фактор, способствовавший созданию на Украине особого, по его терминологии, «общинного» строя, появившегося в результате «нивелировки» местного общества вследствие уничтожения, обеднения и эмиграции «богатого класса». Такая нивелировка содействовала демократизации общественных отношений.1 Если расшифровать основную мысль Грушевского, то она сведется к тому, что на Украине уже в XIII в. образовалось бесклассовое общество.

В последнее время на Украине появляются работы уже совсем иного рода. Украинские историки признают, что татарское завоевание повлекло за собой усиление феодального гнета. На протяжении двух сотен лет значительная часть страны развивалась под влиянием гнета татарских ханов. Хищническая политика татар сильно подорвала производительные силы страны и вела к запустению целых районов Днепровского бассейна. Крестьянские массы в период господства татар находились под двойным гнетом.

1 M. С. Гpушевскии. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. 1891, стр. 448—559 и др.

О бесклассовом обществе на Украине никто из украинских историков сейчас не говорит.

С такими печальными итогами по одному из крупнейших вопросов истории России пришла буржуазная историография к концу своего существования.

Но если дворянеко-буржуазные историки не поняли настоящей сущности роли татарского ига в истории нашей страны и не смогли оценить великую освободительную роль героической борьбы русского народа в исторических судьбах России и народов Западной Европы, то великие патриоты русского народа уже тогда справлялись с этой задачей лучше профессионалов-историков. «России определено было великое предназначение, — писал А. С. Пушкин. — Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего востока...».1 Н. Г. Чернышевский утверждал: «Нет, не завоевателями и грабителями выступают в истории политической русские, как гунны и монголы, а спасителями от ига монголов, которое содержали они на мощной вые своей, не допустив его до Европы, быв стеной ей...».2

Совершенно четко выразил свое отношение к золотоордын-ской власти на Руси И. В. Сталин: «Империалисты Австрии и Германии (речь идет об австро-германском нашествии на Украину в 1918 г., — Б. Г.) несут на своих штыках новое, позорное иго, которое ничуть не лучше старого, татарского...».

Еще ярче о роли Москвы в истории России сказал И. В. Сталин в своем приветствии по случаю 800-летия нашей столицы.

1 А. С. Пушкин, Поли. собр. соч. в 6-ти томах, т. VI, 1936, стр. 209.

2 Н. Г. Чернышевский (в сб. «Литературное наследие», т. II, 1928, стр. 44).

3 И. В. Сталин, Соч., т. IV, стр. 46.

«Заслуги Москвы... в том, что она на протяжении истории нашей Родины трижды освобождала ее от иноземного гнета от монгольского ига, от польско-литовского нашествия, от французского вторжения»; Москва «стала основой объединения разрозненной Руси в единое государство с единым правительством, с единым руководством».1

Не при содействии татар, а именно в процессе тяжелой борьбы русского народа с золотоордынским гнетом создалось Русское государство с Москвой во главе. Не Золотая Орда его создала, а родилось оно вопреки воле татарского хана, вопреки интересам его власти.

Это Русское государство сыграло серьезную роль в обороне всей страны не только от татар, но и от других соседних государств, заявлявших притязания на русские земли.

Мы не раз имели случай убедиться, как Маркс расценивал влияние золотоордынской власти на историю русского народа. В его замечаниях мы не видим даже намека на прогрессивность этого явления. Наоборот, Маркс резко подчеркивает глубоко отрицательное влияние золотоордынской власти на историю России,

Сам русский народ без колебаний определил свое отношение к Золотой Орде.

В. О. Ключевский по этому поводу совершенно справедливо заметил: «Борьба со степным кочевником, половчином, злым татарином, длившаяся с VIII почти до конца XVII века, — самое тяжелое историческое воспоминание русского народа, особенно глубоко врезавшееся в его памяти и наиболее ярко выразившееся в его былевой поэзии».2 Только удивляешься, почему Ключевский в данном случае не пошел по пути, проложенному русским народом. Об отношении народа к татарскому игу можно сказать сильнее, чем сказал Ключевский. Все «степные кочевники» стушевались здесь и уступили одному образу — татарского хана и его подручных.

1 Приветствие тов. И. В. Сталина Москве в день ее 800-летия. Ц. О. «Правда», 7 сентября 1947 г.

2 В. О. Ключевскии. Курс русской истории. 1918, т. I, стр. 73.

Татарская власть запечатлелась в памяти народной настолько глубоко, что в наших былинах вместо тех или иных врагов, с какими приходилось сталкиваться русскому народу на протяжении многих веков его истории, везде называются одни «татаровья», олицетворением которых является царь Калин, нередко выступающий под именем Батыя Батыевича, иначе Бутыги или Бутеяна Бутеяновича, или же, наконец, Мамая.

«Не волна на море расходилася,

Не синё море да вскодыбалося —

Взволновался Калин царь Калинович,

Воспылал собака да на Киев град.

Аи, собака ты, злодой да Калин царь!

Думает он думушку недобрую

И советует советы нехорошие:

Хочет разорить он стольный Киев град,

Хочет чернедь-мужичков повырубити . . .».

«Не ясен сокол с-под облак напущается

На гусей, на лебедей, на малых уточек —

Святорусский богатырь да Илья Муромец

Напущает на силу на татарскую:

Заезжает прямо на серёдочку,

Стал татаровей конем топтать,

Стал поганых копьем колоть...».

Окончательное избиение богатырями силы царя Калина, воспеваемое в народном эпосе с таким удовлетворением, есть торжествующая песнь о свержении власти золотоордынского хана, песнь о силе народа, сумевшего сбросить с себя цепи, сковывавшие его в течение двух с половиной веков. Интересно отметить, что не князь Владимир уничтожает силу татарскую, а крестьянский сын Илья Муромец, и

«Не для-ради князя Владимира

И не для-ради жены его Апраксин,

А для вдов, сирот и бедных людушек».

Былины есть опоэтизированная история народа, рассказанная им самим. И нужно подчеркнуть, что народ сумел правильно ориентироваться в оценке не только этого крупнейшего события нашей истории, но и других ее моментов.

Само собой разумеется, что столь длительное непосредственное общение русского народа с Золотой Ордой и народами, входившими в состав этого государства, не могло не оставить следов на различных сторонах жизни русского общества, в частности и на бытовой стороне.

Мы не можем отрицать наличия в русском языке многих восточных слов, относящихся к политической, общественной и бытовой сторонам жизни, — базар, магазин, чердак, чертог, алтын, сундук, тариф, тара, калибр, лютня, зенит и др. Но связывать появление этих слов в русском языке с монголо-татарскими словами было бы очень рискованно. Нам хорошо известно, что сами татары очень много заимствовали от народов среднеазиатских, кавказских, южноевропейских. Нам известно, что язык и культуру этих последних они усвоили в весьма значительной степени. Такие слова, как базар или магазин, могли притти к нам и от арабов через Западную Европу, а с другой стороны, многие восточные обычаи и термины имелись у нас и в дотатарский период истории: обычай сидеть на коврах, восточные мотивы в орнаменте и архитектуре, восточная посуда, многие термины «Слова о полку Игореве». Все это объясняется из хорошо нам известного факта весьма древних связей Руси с восточными странами и народами задолго до появления в нашей стране татарских полчищ.

Насколько мы можем судить по золотоордынским вещам, хранящимся в Эрмитаже, эти вещи сами говорят о своем среднеазиатском и кавказском происхождении.

Вопрос о культурном взаимоотношении России и Золотой Орды— вопрос чрезвычайно сложный и интересный— до настоящего времени еще не разработан.

Повесть о разорении Рязани Батыем