Благо участия

Известна сентенция: “Если бы у Льва Николаевича был ноутбук, Софья Андреевна сохранила бы девичью фамилию”. Но это, конечно, неверно.

С появлением её и Анны Григорьевны Достоевской возник социальный тип настоящих жён писателей. Тех, что правят рукописи, держат дом и, если что, подписывают договоры. (Такой, замечу, была и Елизавета Аполлоновна Салтыкова. — С. Д.) А представить себе Наталью Николаевну переписывающей рукописи Пушкина совершенно невозможно.

Кстати, даже то, что Софья Андреевна родила тринадцать детей, часто забывается. А это не только сейчас, в “цивилизованном обществе”, — подвиг, это и в девятнадцатом веке для всех слоёв населения было немало.

Софья Андреевна Толстая

При этом не только Лев Толстой был вовсе не идеал совместной жизни. Супруга его также не образец долготерпения.

Софья Андреевна Берс родилась 22 августа 1844 года в семье врача Московской дворцовой конторы Андрея Евстафьевича Берса и Любови Александровны Берс (урождённой Иславиной). Иногда говорят, что её образование было сугубо домашним, но, между прочим, она сдала экзамен на звание домашней учительницы.

Однако в 1862 году Лев Толстой сделал ей предложение, и по прошествии недели они обвенчались. Началась сложная, длиной в сорок восемь лет жизнь — от состояния совершенно безоблачного счастья — через отчуждение — до вспышек безумной вражды — и снова к сосуществованию.

Софья Андреевна перевела несколько толстовских произведений, также переводила для Толстого с немецкого статьи о религии. Участвовала в помощи бедствующим во время голода 1891–1892 годов. Вполне менеджерская работа, включавшая в себя обращения в печати, составление и публикацию отчётов, распространение помощи — как деньгами, так и продовольствием и вещами.

После извещений об отпадении Льва Толстого от Церкви в 1901 году Софья Андреевна выступила с открытым письмом митрополиту Антонию. То есть вступила в полемику на стороне мужа.

Жена Толстого пишет множество писем в газеты по разным вопросам, являясь, по сути, пресс-секретарём писателя. При этом — не сказать, что это именно идеальный пресс-секретарь, действия которого выверены и абсолютно согласованы с начальством. Это такая совершенно самостоятельная фигура, у которой особое понятие о компромиссе между писателем и обществом, о дипломатии и стратегии отношений с властью.

Она написала множество биографических заметок, в том числе первую биографию Толстого, отредактированную им самим. Именно Софья Андреевна сохранила основной корпус рукописей писателя. Ещё в 1887-м, затем в 1894 году в отделение рукописей Румянцевского музея, а в 1904 году в Исторический музей ею передавались ящики с толстовскими автографами, где и хранились до кончины Толстого. Затем ввиду возникшего спора между Софьей Андреевной и её дочерью Александрой Львовной, наследницей согласно завещанию Л. Н. Толстого, доступ к рукописям был прекращён. Лишь сенатским указом от 18 декабря 1914 года Софье Андреевне было разрешено получить сданные рукописи, после чего 28 и 29 января 1915 года Толстая вновь их передала на хранение в Румянцевский музей (ныне Российская государственная библиотека, «Ленинка»), где и организовала в результате своего обращения от 26 января и соответствующего ответного письма от директора Румянцевского музея (от 27 января 1915 г.) особый зал, названный «Кабинетом Л. Н. Толстого». Этот кабинет функционирует поныне, являясь средоточием наиболее ценных творческих манускриптов Льва Николаевича. Первое суммарное описание всех рукописей было сделано также Софьей Андреевной.

Разумеется, оценивают Софью Андреевну по-разному. С толстовцами она воевала, к толстовцам Толстого ревновала, и толстовцы платили ей той же монетой. Её упрекали в том, что она не разделяет идей писателя — но поди раздели их.

Молодой юрист Вячеслав Грибовский, посетивший в 1886 году Ясную Поляну, оставил выразительное свидетельство о взглядах и мотивах поведения жены Толстого.

“Не знаю почему, но в умах многих из почитателей Толстого с давних пор укоренилось мнение, будто Софья Андреевна тормозит деятельность Льва Николаевича и заставляет его удаляться от конечной цели, то есть старается, чтобы он не высказывался окончательно... Но насколько я понял Софью Андреевну, судя по тому, как она отзывалась об учении Льва Николаевича, судя по её отношению к крестьянам, к детям, к разношёрстным посетителям и последователям мужа, её влияние далеко не оппозиционное, а разве только регулирующее.

Однажды в разговоре я откровенно передал графине мнение о ней некоторых кружков и сообщил, как её обвиняют за то, что, когда Лев Николаевич хотел отказаться от всех преимуществ своего общественного положения и идти крестьянствовать в деревню, она отговорила его и слезами заставила отказаться от своего намерения.

— Так что же? — ответила графиня. — Разве я не должна беречь силы и здоровье Льва Николаевича? Разве он мог бы вынести все невзгоды крестьянской работы, когда большую часть своей жизни он провёл совершенно при других условиях? Странные, в самом деле, эти люди; они точно не понимают, что есть принципы благородные, возвышенные, есть взгляды очень верные и целесообразные, но недоступные на практике тому или другому человеку. Мы должны стремиться к идеалу по мере сил, но надрываться во имя его, по моему мнению, более чем неблагоразумно. Например, Лев Николаевич теперь требует, чтобы я надевала лапти, сарафан и шла в поле работать или стирать на речку бельё. Я бы и рада сделать это, но мои силы, мой организм не позволяет мне этого…

— Лев Николаевич очень радикален, — ответил я.

— Нет, он в увлечении не размеряет человеческой силы и способности. Ему кажется, что каждый всё может; но я уверена, что он сам бы скоро истощился и заболел, если бы только во всём стал следовать своим убеждениям…

— Я для Льва Николаевича, — обратилась она снова ко мне, — регулятор; я регулирую его мышление тем, что не соглашаюсь с ним безусловно. Человек всегда начинает проверять ход своей мысли, когда близкие люди не вполне усваивают их. И может быть, не будь меня — Лев Николаевич бог знает куда ушёл бы в своих умозаключениях. А теперь он сдерживает себя и идёт равномерно в одном и том же направлении”.

К умирающему Толстому Софью Андреевну не пустили. История непочтенная, и до сих пор спорят, кто точно настоял на этом.

И после её собственной кончины немного нашлось для неё добрых слов. В 1919 году Россию и мир трясло. Был подписан Версальский договор, Саарская область перешла под управление Лиги Наций, де­милита­ризовали Рейнскую область, установили размеры репараций. В Германии, положенной к ногам победителей, возникла Национал-социалистская рабочая партия. Резерфорд открыл протон, Афганистан получил независимость, а в США приняли “сухой закон”… Вот события — а не смерть вдовы Льва Толстого!

Только в 1924 году М. Горький написал большую сердечную статью о Софье Андреевне. Но до сих пор она чаще всего лишь персонаж банальных апокрифов о жизни Толстого. Увы!

Ещё о семейной жизни Л. Н. и С. А. Толстых в «Литературе»

Все писательские семьи похожи? //