Из предисловия автора к изданию романа в СССР в 1989 году

Я никогда в жизни не собиралась писать роман, и уж тем более роман, который будут называть “классическим романом о школе”. Думала ли я, что произвожу переворот в школьном образовании, — мне просто казалось, что я пишу о любви.

Роман (бессмертное произведение) вырос из рассказа на трёх страницах, который состоял из обрывков записок, якобы найденных в мусорной корзине в одном из классов нью-йоркской средней школы, — смешно смонтированные вперемешку, они показали, какой хаос и неразбериха царят в этой школе, как упорно бюрократическое равнодушие прикрывается косноязычной риторикой, как отчаянно звучат немые крики о помощи и как самоотверженно одна-единственная учительница пытается изменить судьбу хотя бы одного-единственного подростка.

Два журнала отвергли рассказ, сочтя его слишком специфичным и решив, что он отпугнёт читателя необычным типографским оформлением. Но я не пала духом и послала рассказ в «Сатердей ревью оф литерачер», которое и напечатало его 17 ноября 1962 года. Помню, как ошарашили меня рисунки-карикатуры, которыми журнал иллюстрировал рассказ. Ну вот, подумала я, увидит их читатель и решит, что это раздел юмора. Однако я ошиблась.

В первый же день, как журнал появился в киосках, один предприимчивый издатель предложил мне сделать из него роман. Я сначала отказалась: я пишу только рассказы, романы сочинять не умею; к тому же, как мне казалось, в этом крошечном рассказе я сказала всё, что можно было сказать. Но он соблазнил меня авансом, и я этот аванс истратила. Чувство вины и подвигло меня написать книгу.

Началось самое трудное: надо было вылепить характеры, пользуясь тем же приёмом, который я применила в рассказе: сочинить великое множество писем, объяснительных записок, циркуляров и распоряжений, которые обрисуют учеников, учителей, родителей и дирекцию ярче и живее, чем мои собственные слова. Пришлось ввести в роман молодую учительницу-идеалистку, которая бунтует против всего мертвящего и уничтожающего человеческое достоинство, что есть в школьной системе, и хотя бы штрихами обозначить жизнь ребят вне школы. “Его мать не может прийти будучи умершей. Пожалуйста, извините”, — сообщалось в одной из родительских записок.

Всё забывается. Книга смешная, и потому мне вскоре стало казаться, что писала я её легко и весело. Помню, как я смеялась, когда придумывала нелепости вроде: «Опоздание по отсутствию» или «Нижеследующим пренебречь». А однажды ночью я проснулась и стала хохотать — я придумала фразу, которую мальчишка мог сказать об «Одиссее»: “Такую муру я бы и собаке не дал читать!”

…Я знала, что роман будет начинаться словами “Привет, училка!” и кончаться “Привет, зубрилка!”, а всё остальное между этими двумя репликами будет развитием, разработкой темы, и финал замкнёт круг. И ещё я знала, что в первой главе мои герои будут говорить: в какофонии голосов наметятся конфликты, а потом письма, письма, письма — крики людей, надеющихся, что их услышат.

Название подсказала докладная записка начальника административного отдела: “Задержан мною за нарушение правил: шёл вверх по лестнице, ведущей вниз, и на замечание ответил дерзостью”. Эта формулировка выразила не только всю меру тупости школьного начальства, но и показалась мне метафорой — человек идёт против движения, бунтует против системы. Одно меня смущало — название очень уж длинное и не слишком понятное. Кто его запомнит?

Однако его запомнили. Оно стало крылатой фразой. Замелькало в газетных заголовках. Даже в вашей «Правде» появилась карикатура, под которой было написано: “Вверх по лестнице, ведущей вниз”.

Когда я писала роман, я надеялась, что его прочтут разве что десяток-другой учителей и, может быть, они посмеются, узнав свою школу. Однако книга моя несколько месяцев занимала первое место в списке бестселлеров; она получила множество премий, была переведена на многие языки и оказала влияние на жизнь многих людей. Но когда она готовилась к печати, я больше всего на свете боялась, что меня уволят из колледжа, куда я недавно поступила на работу. “Я написала книгу, она выходит на следующей неделе, — призналась я одной из своих коллег. — В ней я свела счёты кое с кем из начальства. Боюсь, как бы меня не прогнали”. Приятельница стала меня успокаивать: “Ну что вы, не волнуйтесь, кому придёт в голову писать на неё рецензию? Никто не узнает, что вы её автор”.

Рецензии были одна восторженней другой... Посыпались письма — от друзей и совершенно незнакомых людей, причём один молодой человек — судя по вложенной фотографии, очень красивый — даже сделал мне предложение. Учителя писали: “Откуда вы всё это узнали? Ведь вы рассказываете о моей школе, о моём классе, о моих трудностях”. А директор одной из школ заверил: “Мы бы вам позволили ходить по всем лестницам и вверх, и вниз, как вам вздумается”.

Итак, меня простили!

Я думала, что просто рассказала о том, что я знаю и что мне близко, у меня и в мыслях не было обращать кого-либо в свою веру. Могла ли я предполагать, что эта “забавная” книга произведет столь сильное впечатление — один критик написал, что она победно шествует по стране, точно армия с развевающимися знаменами.

Бел КАУФМАН