Один день

Время повествования в романе И. С. Шмелева ограничено рамками одного дня. Однако день этот - единственный, неповторимый, и вместе с тем традиционно повторяющийся. "Кривая-всякий уж год ездит на Постный рынок, приладилась и умеет с народом обходиться", - уговаривает Горкин кучера Антипа (глава "Постный рынок").

И вот, наконец, Ваня и Горкин отправляются в дорогу.

Зачем автор с мельчайшими подробностями описывает лошадь и ее снаряжение?

На сей раз пространственные рамки размыкаются сразу - перед взором автора-повествователя и читателя предстает Москва. Замысловатый маршрут Кривой, с многочисленными остановками, Ване растолковывает все тот же Горкин: "Уж так привыкла". Это - символ традиции. Когда-то лошадь возила прабабушку Устинью: "Сколько годов, а Кривая все помнит". Кривая - хранительница родовой памяти. Горкин, "разумеющий" поведение лошади, делает и семилетнего Ваню причастным этой памяти, а значит, традиции. "...Прабабушка твоя Устинья все тут приказывала пристать, на Кремль глядела <...> Поглядим и мы".

История любого рода тесно связана с судьбой страны и ее народа. Московский Кремль вводит тему исторической памяти. Маленький Ваня - наследник родовой и исторической памяти, будущий хранитель традиций. Когда он смотрит на Кремль, в нем просыпается чувство национального, русского: "Это - мое, я знаю. И стены, и башни, и соборы <...> были во мне всегда, <...> И дым пожаров, и крики, и набат... - все помню! <...> все мнится былью, моею былью... - будто во сне забытом".

Панорама Кремля показана с моста. "Высота-то кака, всю оттоль Москву видать". Пространственная перспектива переходит во временную и, сливаясь с ней, превращается в "даль лет". Повествовательная ткань приобретает дополнительный смысловой оттенок, если учесть, что эти строки были написаны автором после кровавой революции и гражданской войны. Дымка времени окутала уже не только "бунты, и топоры, и плахи, и молебны", но и тот далекий день, когда купола храма Христа Спасителя, еще бескрестные, золотились сквозь стропила лесов.

В поэтике Шмелева таким образом возникает самый важный мотив - мифологический, сказочный, фольклорный. В этот сказочный и, в то же время реальный, мир органически вписывается и Мартын-плотник, "доказавший себя государю", и Кривая, и Кремль, который "и татары жгли, и поляки жгли, и француз жег, а наш Кремль все стоит. И довеку будет". Кремль предстает читателю в сияющей золотисто-розовой гамме, залитый "священным, дымно-голубоватым светом: будто кадят ладаном".

В подобных традициях выдержано и красочное описание Постного рынка. Общий тон всего описания "великого торга" - "Сколько же!". "Широка Россия, без весов, на глаз" (глава "Рождество"). То же и здесь: клюква - ведрами, горох - мешками, капуста, соленые арбузы, мед - кадками, огурцы ловят ковшами, морковки - вороха, кисель - противнями, баранка - возами, сахар - стопками, масло - бочками, "грыба" сушеного - горы, соленого - корыта ("грыбами весь свет завалим"), а пряникам вообще нет счета. "Ешь, Москва, не жалко!.."

Постный рынок не только богат на россыпи товара (рефреном через все описание: а вот, а вон...), но и россыпи крепкого, острого русского словца.

"А, наше вашим... за пуколкой?" - "Пост, надоть повеселить робят-то... Серячок почем положишь?" - "Почем почемкую, потом и потом-каешь!" - "Что больно несговорчив, боготеешь?"

"- Гре-шники-черепенники горря-чи. Гор-ря-чи грешнички!.."

"- А вот лесная наша говядинка, грыб пошел! <...> - Лопаснинские, белей снегу, чище хрусталю! Грыбной елараш, винигретные... Похлебный грыб сборный, есть протопоп соборный! Рыжики соленые-смоленые, монастырские, закусочные... Боровички можайские! Архиерейские грузди, нет сопливей!.. Лопаснинские отборные, в медовом уксусу, дамская прихоть, с мушиную головку, на зуб неловко, мельчей мелких!.."

Рынок под стенами Кремля, где представлена вся страна ("Я слышу всякие имена, всякие города России"), размыкает московское пространство. Рассказ идет уже не только о Москве, но и о всей стране и ее народе.

Вместе с Ваней читатель уже столько видел, столько всего попробовал-понюхал, такого наслушался - "кружится голова от гула". Кажется, "великий торг" в самом разгаре, и вдруг: "Домой пора".

"Кривая идет ходчей. Солнце плывет к закату, снег на реке синее, холоднее.

Благовестят, к стоянию торопиться надо", - так начинается последняя часть очерка.

Все описание Постного рынка будто заключено в рамку. Это рассказ о пути туда и обратно. Не менее символичен эпизод с Кривой, заснувшей на мосту по дороге на рынок. "Ладно, смейся... она поумней тебя..." - говорит Горкин зевакам. Та же история повторяется и на обратном пути: "Стоим на мосту. Кривая опять застряла. <...> Я оглядываюсь на Кремль: золотится Иван Великий, внизу темнее, и глухой - не его ли - колокол томительно позывает - помни!.." Встретивший и проводивший Ваню Московский Кремль, построенный на холме, возвышается над городом, сообщая высший смысл той жизни, что спешит-суетится внизу. По мысли И. С. Шмелева, на "святой Руси" даже и "постом весело", а заурядная поездка за покупками на рынок превращается в настоящий праздник.

Не менее интересную смысловую нагрузку несет имя старой лошади - Кривая. В этой связи вспоминаются народные выражения: "Кто прямо едет, дома не ночует", "В объезд - так к обеду, а прямо - так дай Бог к ночи", "Куда кривая выведет". Трагическая гибель отца Вани связана с неистовой скачкой на лошади с не менее показательным именем - Стальная.

Главу "Постный рынок" завершает предложение, возвращающее нас к началу повествования: "Кривая идет ровным, надежным ходом, и звоны плывут над нами. Помню".