Кальвин о сущности христианской жизни

Кальвин о сущности христианской жизни.

Теперь переходим ко второму положению. Несмотря на то, что Закон Божий содержит прекрасный метод и чёткое руководство относительно того, как построить нашу жизнь, благой небесный Учитель счёл нужным преподать своему народу правила в виде чудесного и подробного учения.

Изложение этого учения начинается с того, что верующие должны предоставить свои тела в жертву живую, святую, благоугодную Богу и что в этом заключается служение, которое мы по справедливости обязаны Ему воздавать (Рим 12:1).

Отсюда следующий призыв к верующим: не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать волю Божию.

Очень важно признать, что мы вручены и посвящены Богу, чтобы отныне думать, говорить, размышлять и поступать только во славу Его. Ведь непозволительно употреблять то, что священно, для мирских дел. Следовательно, если мы принадлежим не себе, а Господу, то понятно, что делать, чтобы не сбиться с пути, и чему надо посвятить всю жизнь.

Мы не принадлежим себе: поэтому пусть наши разум и воля не определяют ни наших решений, ни того, что нам следует делать.

Мы не принадлежим себе: поэтому не будем стремиться к тому, к чему нас побуждает плоть, и потворствовать ей.

Мы не принадлежим себе: забудем же по возможности о себе и обо всём, что нас окружает.

Мы принадлежим Господу: будем жить и умирать для Него.

Мы принадлежим Господу: пусть его воля и мудрость руководят всеми нашими поступками.

Мы принадлежим Господу: пусть вся наша жизнь будет устремлена к Нему как к единственной цели. О, как преуспел человек, который, зная, что не принадлежит себе, отнял у своего разума власть над собою, чтобы вручить её Богу! Ибо если для человека самое верное средство погубить себя - это угождать себе, то самое надёжное средство спасения - не жить собственным разумом, не желать ничего по своей воле, а лишь следовать Господу. Поэтому пусть наш первый шаг будет отречением от самих себя, чтобы направить всю силу нашего разума на служение Богу.

Я называю служением не только повиновение его слову, но и отказ человеческого разума от собственных помышлений, решительное обращение к Божьему Духу и подчинение Ему.

Подобное преображение, которое для св. Павла означало "обновиться духом ума вашего" (Еф 4:23), было неведомо никому из философов, несмотря на то, что оно есть вхождение в жизнь. Ведь философы учат, что только разум должен управлять и руководить человеком, и считают, что только ему следует внимать и следовать, то есть они вверяют разуму руководство жизнью. Христианская же философия, напротив, велит, чтобы разум отступил, дал место Св. Духу и подчинился его водительству, дабы человек больше не жил собой, но носил бы в себе, сострадая, Христа, живого и царствующего,

Отсюда следует также, что мы должны стремиться не к тому, что приятно нам, а к тому, что приятно Богу и способно умножить его славу.

Требуются немалые усилия, чтобы мы, почти забыв о себе, менее всего о себе заботясь, направляли всё своё рвение на то, чтобы повиноваться Богу и его заповедям. Ибо, когда Писание запрещает нам заботиться в первую очередь о себе, оно не только изгоняет из нашего сердца жадность, жажду власти, высоких почестей и знатности, но также хочет искоренить в нас всяческое честолюбие, погоню за людской хвалой и прочие тайные пороки.

Разумеется, нужно, чтобы христианин -проникся убеждением, что вся его жизнь проходит пред Богом. Поскольку, представив это, христианин будет стараться отчитаться перед Ним во всех своих поступках, то он направит все свои чаяния к Богу и не отвернётся от Него. Ибо тот, кто во всех своих делах устремляет взоры к Богу, легко освобождает свой дух от суетных мыслей.

Таково отречение от самих себя, которого Христос настоятельно требует от своих учеников в качестве первого навыка (Мф 16:24).

Когда человеческое сердце отвергает себя, то из него прежде всего изгоняются гордыня, заносчивость и чванливость; затем жадность, невоздержанность, страсть к роскоши и наслаждениям, а также другие пороки, которые порождает в человеке любовь к себе.

Наоборот, везде, где нет самоотречения, человек или предаётся самым низменным излишествам без стыда и совести, или, если ещё сохраняется видимость добродетели, портит её дурной жаждой похвалы и славы. Пусть попробуют показать мне человека, который бескорыстно делает людям добро, но не отрёкся от самого себя согласно повелению Господа. Ведь люди, которые ещё не умели этого достичь, поступая добродетельно, по крайней мере искали похвалы.

А философы (больше всего проявившие рвение в доказательствах, что к добродетели следует стремиться ради её самой) были настолько полны высокомерия и гордыни, что явным образом радели о добродетели лишь для того, чтобы иметь основания для гордости.

Между тем, тщеславные люди, то есть люди, ищущие мирской славы, или те, что готовы лопнуть от самодовольства, отнюдь не угодны Богу; ибо Он говорит, что первые получили награду в земной жизни, а вторые дальше от Царства Божия, чем мытари и блудницы.

Однако мы ещё не показали достаточно ясно, сколько препятствий мешают человеку обратиться к добру, если он не отрешился от самого себя. Верно говорили в старину, что человек таит в душе целую вселенную пороков. И мы не отыщем исцеления, если не отречёмся от самих себя и от того, что нам по нраву, если не принудим свой разум находить то, чего требует от нас Бог, и если не устремимся к этому, повинуясь лишь его желанию.

В другом месте ап. Павел более отчётливо, хотя и кратко, разъясняет, из чего складывается добродетельная жизнь.

"Ибо явилась благодать Божия, говорит он, спасительная для всех человеков, научающая нас, чтобы мы, отвергнувши нечестие и мирские похоти, в воздержании, справедливости и благочестии жили в нынешнем веке, ожидая блаженного упования и явления славы Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, Который дал Себя за нас, чтобы избавить нас от всякого беззакония и очистить Себе народ особенный, ревностный к добрым делам" (Тит 2:11)1[1].

Итак, после того, как Бог явил свою милость, чтобы укрепить наш дух и проложить для нас путь служения Ему,. Он устраняет два препятствия, сильно нам мешающие: нечестие, к которому мы весьма склонны по природе, и мирские похоти, о которых разъясняется ниже.

Кстати, слово "нечестие" (impiete) обозначает не только суеверия, но и всё то, что противно подлинному страху Божьему.

Выражение "мирские похоти" (cupiditez mondaines) имеет тот же смысл, что и "плотские влечения". Тем самым Бог в соответствии с обеими частями Закона2[2] повелевает нам очистить естество наше и отбросить всё, что подсказывают разум и воля.

Всё наше поведение Павел сводит к трём принципам: воздержание, справедливость и благочестие.

Первый принцип, то есть воздержание (sobriete), означает как целомудрие и умеренность, так и чистое, спокойное вкушение всех Божьих благ и терпение в бедности.

Слово "справедливость" (iustice) подразумевает прямоту и открытость, которых следует держаться в общении с ближними, чтобы воздавать каждому то, на что он имеет право.

"Благочестие" (piete), которое Павел ставит на третье место, очищает нас от любой земной скверны и соединяет с Богом в святости.

Когда эти три добродетели соединяются неразрывно, они образуют законченное совершенство.

Однако нет ничего труднее, чем отвергнуть свой разум, смирить или совсем отбросить похоти ради того, чтобы предаться Богу и нашим братьям, и, пребывая в прахе земном, помышлять об ангельской жизни; поэтому св. Павел, дабы освободить наши души от всяких уз, призывает нас надеяться на блаженное бессмертие, говоря, что мы боремся не напрасно, потому что Иисус Христос, придя однажды как Искупитель, явит нам своим последним пришествием плоды спасения, которые Он нам даровал.

Таким образом, Павел зовёт нас не поддаваться соблазнам, которые обычно ослепляют нас до такой степени, что мы не стремимся, как подобало бы нам, к небесной славе; и тем самым он учит нас быть странниками на земле, дабы не лишиться небесного наследия.

Итак, эти слова свидетельствуют о том, что отречение от самих себя отчасти зависит от людей, отчасти же - и главным образом - от Бога.

Ибо когда Писание повелевает почитать другого высшим себя и преданно радеть о благе ближних (Рим 12:10; Флп 2:3), оно даёт нам заповеди, исполнить которые мы совершенно не в состоянии до тех пор, пока не очистим наш дух от природного начала.

Ведь все мы настолько ослеплены и захвачены любовью к себе, что каждый считает себя вправе возвыситься над другими и пренебречь всеми ради себя.

Стоит Богу одарить нас какой-либо милостью, вызывающей уважение людей, тотчас мы превозносимся; мы раздуваемся от гордыни, чуть ли не лопаемся от неё.

Пороки, которыми мы переполнены, мы тщательно скрываем, делаем вид, что они незначительны, несущественны, а иногда даже считаем их добродетелями. Зато достоинства мы ценим в себе чуть не до самовосхваления. Если же достоинства, даже большие, наблюдаются у других людей, то, чтобы не уступать им, мы пытаемся по мере возможности их скрыть или принизить.

Наоборот, любые недостатки ближних мы, не довольствуясь суровым и придирчивым наблюдением, чудовищно преувеличиваем.

Отсюда проистекает высокомерие, с которым каждый из нас, словно он избавлен от общей участи, жаждет вознестись над остальными, а всех без исключения людей презирает как низших. Правда, бедняки уступают богатым, неблагородные - знатным, слуги - господам, неучи - учёным; но нет такого, кто бы не фантазировал, что у него есть основания возвыситься над другими. Таким образом каждый, льстя себе, растит в своём сердце произвол. Приписывая самому себе то, благодаря чему он собой любуется., он порицает дух и нравы других. Так что, если воспользоваться сравнением, наружу выступает яд.

Находятся, конечно, люди, проявляющие некоторое благодушие и сдержанность, хотя они не видят вокруг ничего, что бы им нравилось, но как мало таких, кто сохраняет мягкость и сдержанность, когда их подстрекают и раздражают! В самом деле, так может быть, если только вырвать из глубины сердца смертельную чуму самолюбования и самовосхваления; поэтому Писание и отучает нас от них.

Ибо, когда мы вникаем в его учение, оно заставляет помнить, что все сотворённые для нас Богом милости принадлежат не нам, но являются его бескорыстными щедрыми дарами.

Значит, если кто-либо похваляется, то тем самым проявляет неблагодарность. "Ибо кто отличает тебя? - говорит св. Павел. - Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, будто не получил?" (1 Кор 4:7).

С другой стороны, тщательно исследуя свои пороки, мы должны прийти к смирению. Таким образом в нас исчезнет всё, от чего мы могли бы возгордиться, но останутся все основания, чтобы подчиниться и смириться.

Более того, нам ведено почитать Божьи дары, которые мы- видим у своих ближних, чтобы благодаря им мы почитали людей, обладающих этими дарами. Ибо было бы большой дерзостью и бесстыдством пожелать лишить человека той чести, которую оказал ему Бог.

Далее, нам ведено не смотреть на недостатки, а покрывать их; не для того, чтобы им потворствовать лестью, но чтобы не оскорблять того, кто совершил ошибку, поскольку мы должны любить и чтить его. Тогда станет так, что, с кем бы мы ни имели дело, мы будем не только сдержанны и умеренны, но даже мягки и дружелюбны; однако истинного благодушия никогда не достигнешь, если ты не готов в душе принизить себя и вознести других.

Насколько же трудно исполнить долг заботы о благе ближнего?

Если мы не оставим помыслов о самих себе и не избавимся от малейшего плотского пристрастия, мы ничего не добьёмся. Ибо как исполнить долг любви, который возлагает на нас св. Павел, если не отречься от самого себя, полностью подчинив себя благу ближнего?

"Любовь долготерпит, говорит он, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится..., не ищет своего..." (1 Кор 13:4 сл.).

Если бы было только то одно повеление, что мы не должны искать своей пользы, то разве не пришлось бы нам бороться с нашей природой, которая так и тянет любить самих себя? Она едва ли позволяет быть равнодушным к собственному благу и тем более раздеть о благе ближнего или, скорее, отказаться от своего права, чтобы уступить его ближним.

Поэтому, чтобы нас вразумить, Писание открывает нам, что всё, что мы получили по милости Господа, было дано с условием употребления на общее благо церкви. Законное пользование этой милостью заключается в любовном и щедром распределении между нашими ближними; чтобы подобное распределение осуществилось, нам было дано наилучшее, самое надёжное правило, когда было сказано, что Бог вручил нам дары с условием употреблять их на благо других (1 Кор 12).

Писание, однако, идёт ещё дальше, сравнивая милости, полученные каждым из нас, со свойствами каждого члена в человеческом теле.

Ни один член не способен действовать лишь для себя, но действует не только для себя, а и на пользу другим членам; и ни один член не получает никакой иной пользы, кроме той, которую получает всё тело.

Таким же образом верующий должен отдавать всё что может своим братьям, о себе же заботиться лишь постоянным устремлением всех помыслов на общее благо церкви.

Так не забудем же, когда совершаем добро и творим милосердие, что мы - раздатчики всего, данного нам Господом, чтобы помогать ближним, и что нам предстоит отчитаться в исполнении возложенного на нас поручения. Тем более не забудем, что нет иного способа раздать всё, что нам дано, по правде и справедливости, как лишь соблюдая правило любви.

Тем самым мы не только соединим заботу о благе ближнего с заботой о собственном благе, но и подчиним собственное благо чужому.

В самом деле. Господь, желая показать нам, каким образом по правде и справедливости распорядиться полученным от Него, некогда так наставлял народ Израиля при малейших благодеяниях, которые Он ему оказывал: Он повелел, чтобы первые новые плоды были принесены Ему (Исх 22:29; 23:19), дабы народ засвидетельствовал, что ему не позволено вкусить каких-либо плодов, не посвященных Богу.

Итак, если Божьи дары вполне освящены для нас лишь после того, как мы их собственными руками вручили Богу, то ясно, что без этого освящения происходит только злоупотребление, достойное порицания.

Конечно, было бы безумием пытаться обогатить Бога, вручая Ему то, чем мы владеем. Поскольку наши блага Ему не нужны, то, как говорит пророк, мы должны передать их Его святым, которые на земле (Пс 15:23).

Недаром благодеяния сравниваются со священными жертвами: такие поступки соответствуют древнему обряду, бывшему при Законе, о котором я только что говорил (Евр 13:16; 2 Кор 9:5).

Чтобы мы не утомились, творя добро (что в противном случае произошло бы непременно) , нам надлежит помнить, как апостол повторяет: любовь долготерпит, любовь не превозносится (1 Кор 13:4).

Господь велит делать добро всем людям без исключения, пусть даже большинство их недостойны, если их оценивать по собственным заслугам. Но Писание внушает нам, чтобы мы смотрели не на то, чего заслуживают люди, а на образ Божий в них, который надо почитать и любить. В особенности нам следует видеть его у своих по вере (Гал 6:10), тем более, что образ Божий в них обновлён и возрождён Христовым духом.

Значит, кто бы ни предстал перед нами, нуждаясь в помощи, у нас нет основания отказать ему.

Если мы скажем, что он нам чужой, то ведь Господь отметил его печатью, которая роднит его с нами. Поэтому Он увещевает, чтобы мы не укрывались от своего единое кровного (Ис 58:7).

Если мы ссылаемся на то, что этот человек презренен и ничего не стоит, то Господь возражает, что Он оказал ему честь, дав свой образ к его украшению.

Если мы скажем, что ничем не обязаны ему, то Господь нам ответит, что Он послал его вместо Себя, дабы мы отплатили Ему за благодеяния, которые Он нам оказал.

Если мы скажем, что он не заслужил, чтобы мы сделали ради него хоть один шаг, то ведь образ Бога, который мы в нём созерцаем, настолько драгоценен, что нам следовало бы отдать за него всё, что имеем.

Даже если бы это был человек, который не только не заслужил с нашей стороны ничего, но и нанёс нам множество обид и оскорблений, это не было бы достаточной причиной, чтобы не любить его, не заботиться о нём и не служить ему.

Ибо если бы скажем, что с нашей стороны этот человек не заслужил никакого добра, то Бог может спросить, какое зло причинил нам Он, от которого мы получили все блага. Ведь когда Он велит нам прощать людям, согрешающим против нас (Лк 17:3), Он берет эти прегрешения на Себя. Лишь таким путём можно достичь того, что не только затруднительно для человеческой природы, но и вовсе противоречит ей, а именно, любить ненавидящих нас, воздавать добром за зло, молиться за обижающих нас (Мф 5:44).

Мы, я говорю, достигнем этого, если будем твердо знать, что людская злоба не должна нас останавливать, что в людях надо видеть образ Бога, который своим совершенством и достоинством может и должен подвигнуть нас на любовь ко всем людям и затмить все их недостатки, которые могли бы отвратить нас от любви.

Следовательно, тоща умертвим мы плоть, когда совершим милосердный поступок (charite). Это достигается не только выполнением своих обязанностей по отношению к ближнему, но истинно братской любовью.

Ибо вполне возможно, что внешне кто-нибудь полностью выполнит свой долг в отношении ближнего, но тем не менее он выполнит его не надлежащим образом. Есть много людей, желающих казаться щедрыми, и, однако, либо гордым видом, либо надменной речью они попрекают тех, кого одаривают. Так мы дошли до нынешней беды, состоящей в том, что большинство людей, подавая милостыню, унижают.

Такой извращённости не должны бы допускать даже язычники. Ведь Господь требует от христиан гораздо большего, чем радостное и весёлое лицо, Он требует, чтобы их благодеяния были гуманными и необременительными.

Прежде всего нужно, чтобы они поставили себя на место того, кто нуждается в помощи, чтобы они сжалились над ним, как если бы сами разделили его участь, и чтобы они, помогая, испытывали к нему такое же сострадание, как к самим себе.

Кто будет помогать своим братьям именно с таким чувством, не только не осквернит доброе дело заносчивостью или упрёками, но и не станет презирать за нищету того, кому благотворит, и не пожелает поработить его как своего должника; так, мы не глумимся над больным членом, для исцеления которого прилагает усилия всё тело; и не думаем, что он особенно обязан другим членам, потому что они больше потрудились для него, нежели он для них. Ибо члены тела связаны друг с другом не случайным образом, но это, скорее всего, исполнение долга перед законами природы; и от этого нельзя отказаться, не вызвав ужасных последствий.

Отсюда вывод: нельзя считать себя, как это обычно делают, свободными от обязательств и расквитавшимися по счёту, если долг в каком-то одном отношении не выползней. Ведь когда богатый даёт что-то от себя, он часто пренебрегает остальными обязательствами, освобождая себя от них, как если бы они не имели к нему отношения.

Напротив, пусть каждый помнит, что он должник своих ближних в отношении всего, чем владеет и что в его власти; он не должен ограничивать свою обязанность благотворить, если только у него есть на это возможность; по мере того, как эта возможность возрастает, она должна претворяться в милосердие.

Поговорим подробнее о другой стороне самоотречения, которая зависит от Бога.

Достаточно показать, каким образом она должна влиять на наши терпение и снисходительность.

Прежде всего, когда мы ищем способа жить и отдыхать в своё удовольствие, Писание всегда призывает нас, доверившись Богу вместе со всем, что имеем, подчинить Ему влечения сердца, чтобы их укротить. Мы с безудержной яростью и необузданной алчностью жаждем могущества и почестей, ищем власти, накапливаем богатства и собираем всё, что способствует, как нам кажется, роскоши и великолепию.

С другой стороны, мы боимся и отчаянно ненавидим бедность, убожество, унижение и избегаем их как только можем.

Поэтому очевидно, как тревожно на душе у тех, кто устраивает жизнь по собственному разумению, сколько ухищрений используют они и какими муками себя мучают, лишь бы добиться того, к чему влекут их алчность и тщеславие, избежать бедности и низкого положения.

Для того, чтобы верующие не попадали в такого рода западни, они должны держаться вот какого пути.

Главное, нельзя желать, или надеяться обрести, или воображать иной способ благоденствия, чем Божье благословение, поэтому люди должны безбоязненно полагаться и опираться на него.

Разумеется, плоть может сама осуществить свой замысел, когда изобретательно добивается почестей и богатства, либо прилагая к тому собственные усилия, либо с помощью благосклонных людей; тем не менее, очевидно, что всё это - ничто, и мы никогда не сможем преуспеть ни смекалкой, ни трудолюбием, если Господь не будет помогать нам в том и другом.

И напротив, одно его благословение проложит путь через все преграды, чтобы привести нас к счастливому завершению всех дел.

Более того, даже если бы мы могли приобрести богатство или добиться почестей без благословения, тем не менее, там, где тяготеет Божье проклятие, невозможно вкусить и малую толику блаженства; и мы не получим ничего, что не принесло бы беды, если над нами нет его благословения. Следовательно, было бы крайним безумием домогаться того, что может принести нам лишь несчастье.

Поэтому, если мы верим, что единственный способ преуспеть заключён в Божьем благословении и без него нас ожидают нищета и бедствия, то мы обязаны не жаждать богатства и почестей слишком страстно, полагаясь на свой ум, рвение или покровительство людей либо случая; мы обязаны всегда взирать на Бога, чтобы под его водительством занять то положение, которое угодно Ему.

Тогда мы не будем стремиться завладеть богатством, добиться почестей правдой или неправдой, силой или хитростью или другими неправедными путями; но будем искать тех благ, которые не нарушат нашей невинности перед Богом.

Ибо кто же, совершая обман, хищения или другие преступления, может рассчитывать на Божье благословение? Ведь поскольку оно помогает только тому, кто чист в помыслах и поступках, то человек, желающий благословения, должен быть чужд беззаконию и всякому злому умыслу.

Более того, Божье благословение - словно узда, сдерживающая нас, чтобы нас не спалила неумеренная страсть к обогащению и чтобы мы не старались тщеславно возвыситься. Разве не бесстыдство полагать, что Бог должен помочь приобрести то, чего мы желаем вопреки его слову?

Разве Он будет способствовать своим благословением тому, что проклинает своими устами!

В конце концов, даже если дела не пойдут в соответствии с нашими надеждами и желаниями, эта мысль не позволит нам отчаяться и проклясть судьбу. Ибо мы будем знать, что это ропот на Бога, по воле которого распределяются и бедность, и богатство, и презрение, и почести.

В общем, всякий, кто положится на Божье благословение (как было сказано выше) , не станет дурными и окольными путями искать ничего из того, что люди жаждут с безудержной алчностью, так как он будет знать, что это не пошло бы ему на пользу. А если ему выпадет удача, то он не припишет её своему рвению, умению, случаю, но признает, что это - от Бога.

С другой стороны, если он почти ни в чём нe может продвинуться и даже отстаёт, в то время как другие поднимаются, как хотели, всё выше и выше, - то он всё равно будет переносить бедность терпеливее и сдержаннее, чем нечестивый переносит достаток меньше желаемого.

Ибо уповающий на Божье благословение человек получит утешение, которое успокоит его больше, чем все богатства на свете, даже если бы он собрал их в одну кучу: потому что он будет помнить, как это и нужно для его спасения, что всё происходит по Божьей воле.

Мы видим, что такое же настроение духа было у Давида, когда, следуя Богу и предав себя его власти, он уверял, что подобен дитяти, отнятому от груди матери, и что он не входил в великое и для него недосягаемое (Пс 130:12).

Недостаточно, чтобы верующие сохраняли терпение и умеренность только в этом отношении; они должны относиться так ко всем событиям, которые случаются в жизни.

Поэтому человек не отрёкся от себя надлежащим образом, если не предал себя во власть Бога настолько, что охотно подчиняет свою жизнь водительству его воли.

Пребывающий в таком расположении ума и духа не посчитает себя несчастным, что бы ни случилось, не будет сетовать на своё положение, как бы косвенно обвиняя Бога.

А насколько такое расположение духа необходимо, станет ясно, если мы посмотрим, скольким разным несчастьям мы подвержены. Есть тысяча бед, которые мучают нас постоянно, одна за другой. То чума нас терзает, то война, то мороз лишает нас урожая и грозит нуждой; то смерть уносит от нас жену, детей и других близких; иногда в нашем доме случается пожар. От этого люди ненавидят жизнь, проклинают день своего рождения, не терпят небес и света, хулят Бога; и так они то изощрённо кощунствуют, то обвиняют Его в несправедливости и жестокости.

Напротив, верующий человек должен видеть во всём этом Божье милосердие и отеческую доброту.

Поэтому даже если он сокрушается из-за смерти близких и опустевшего дома, он перестанет благословлять Бога; скорее, ему придёт в голову мысль, что, поскольку Божья милость обитает в его доме, тот не опустеет.

Если случится так, что нивы и виноградники побиты и разорены градом, морозом или бурей, и человек предвидит, что ему угрожает голод, он всё же не падёт духом и не станет роптать на Бога, но ещё сильнее укрепится в вере, говоря в сердце своём: "А мы, народ Твой и Твоей пажити овцы..." (Пс 18:13).

Какой бы ни случился недород, Бог всегда пошлёт нам пропитание.

Если верующий страдает от болезни, он подчинится страданию настолько, чтобы утратить терпение и сетовать на Бога: но, взирая на справедливость и доброту небесного Отца, проявляющиеся в наказании, тем самым больше укрепится в терпении.

Короче говоря, что бы ни случилось, верующий, зная, что он всё получает из рук Господа, примет это с миром в душе и не проявляя неблагодарности, дабы не противиться воле Того, кому он вручил себя.

Главное, чтобы сердце христианина оставило безумное и ничтожное утешение язычников: приписывать несчастья судьбе, чтобы не терпеливее переносить их. Ведь философы утверждают, что бессмысленно гневаться на судьбу, ибо она безрассудна и слепа и пускает свои стрелы наугад, поражая добрых и злых без разбора3[3].

В отличие от этого, правило благочестия гласит, что благоприятным и несчастливым случаем управляет длань Божья, которая не по необдуманным порывам, а по справедливости распределяет как добро, так и зло.

Кальвин о сущности христианской жизни