Пронзительная тонкость японской живописи

Японская живопись так же необычна, как и японская поэзия. Подобно сочинителям танки или хокку, мастера кисти Страны восходящего солнца отличались умением передать тонкое наслаждение неприметным мгновением повседневности, показать с неожиданной стороны привычный взгляду мир, обозначить глубинную связь человека с природой.

Скажем, знаменитый художник Кацусика Хокусай (1760-1849) прославился своим умением привнести масштабность даже в самые незамысловатые сюжеты. Например, в гравюре "Вид горы Фудзи за цистерной" гора, отодвинутая на задний план, но гармонично "вписывающаяся" в строительные леса на переднем плане, придает обобщенно-монументальный смысл повседневному человеческому труду. Священной Фудзи Хокусай посвятил один из лучших своих циклов - "36 видов горы Фудзи", в котором запечатлел любимейшую гору японцев во всем богатстве ее изменчивой красоты и блеске ее неизменного величия. И хотя Хокусай часто изображал Фудзи всего лишь как ненавязчивый фон будничных хлопот, с ней, как с главной, вечной и совершенной меркой, соизмеряется на его картинах человеческая жизнь.

В то время как представители западной классической живописи стремились создать законченное произведение искусства, которое бы заключало в себе их идеал красоты, японские художники изображали намеренно "неполные" картины, содержащие легкий намек на мудрость бытия. Зритель должен был уловить и собственными усилиями расшифровать этот намек. Поэтому зрительская фантазия является важным компонентом японских картин. Эта особенность ярко проявилась в творчестве другого популярного художника Страны восходящего солнца - Андо Хиросигэ (1797-1858). Характерным примером тому может служить его гравюра "Ирисы в Хорикири".

"Передний план картины преподносится настолько близко, насколько это возможно. Человеку, рассматривающему данную картину, кажется, будто он сам находится среди обилия цветов и наблюдает за их буйным ростом и цветением с противоположного берега реки: более того, у зрителя возникает такое чувство, словно он сам растет вместе с ирисами, изображенными художником. Сам пейзаж играет лишь незначительную роль в композиции, представляя собой почти безжизненный, маловыразительный фон" (из книги "Хиросигэ")