Своеобразие реалистического метода Шмелева

Для И. С. Шмелева Россия - потерянный рай детства, который он и воскрешает из небытия силой своей ясновидящей и одновременно преобразующей памяти. В главе "Радуница" есть эпизод, дающий ключ к художественному своеобразию романа: "Какое утро!.. Окна открыты в тополь, и в нем золотисто-зелено. Тополь густой теперь, чуть пропускает солнце, на полу пятна-зайчики, а в тополе такой свет, сквозисто-зеленоватый, живой, - будто бы райский свет. Так и зовем мы с Горкиным. Мы его сами делаем: берем в горстку пучок травы - только сжимать не нужно, а чуть-чуть щелки, - и смотрим через нее на солнце: вот он и райский свет! Такого никак не сделать, а только так, да еще через тополь, утром... только весенним утром, когда еще свежие листочки".

"...Райский свет <...>. Мы его сами делаем..." "Рукотворный" райский свет, которым пронизана едва ли не каждая страница романа - это дух творчества, очищающий и преображающий Прошлое и заставляющий сиять его иным, неземным светом.

Великолепна цветовая палитра писателя, близкая по ясности и чистоте красок древнерусской живописи: красная Пасха, сине-бело-голубое Рождество, свежая зелень Троицы. Особый акцент сделан на золото, которым залито все: "...и небо золотое, и вся земля, и звон немолчный кажется золотым тоже, как все вокруг".

"Я просыпаюсь от резкого света в комнате: голый какой-то свет, холодный, скучный. Да, сегодня Великий пост. <...> Теперь уж "душа начнется", - Горкин вчера рассказывал: "Душу готовить надо". Говеть, поститься, к Светлому дню готовиться. <...> Старая моя нянька Домнушка ходит за Горкиным и поливает, в тазу шипит, и подымается кислый пар - священный. Я и теперь его слышу, из дали лет, - так начинается первая глава романа - "Чистый понедельник". Главные слова здесь: свет, душа, Светлый день, даль лет. Шмелев не случайно начал свою эпопею об ушедшей России с идеи покаяния, с Великого поста: "На Постный рынок с тобой поедем, Васильевские певчие петь будут - "Душе моя, душе моя", - заслушаешься", - сулит Горкин Ване в "Чистом понедельнике". Те же молитвенные слова из "Великого покаянного канона святого Андрея Критского" повторяются в одной из последних глав, в которой рассказывается о смерти отца ("Кончина"): "Дверь в спальню чуть приоткрыта. Слышны печальные вычитывания батюшки. Я узнаю знакомую молитву, какую поют в Великом посту, - "Душе моя, душе моя... восстани, что спиши? конец приближается..." "Зимние рамы еще не вставили - или их выставили в зале? Слышен унылый благовест - бо-ом... бо-о-омм... будто это Чистый понедельник, будто к вечерням это: "по-мни... по-мни-и..." ("Похороны").

Центральная тема "Лета Господня" - тема исторической и родовой памяти - заявлена уже в эпиграфе к роману - строках Пушкина:

Два чувства дивно близки нам -

В них обретает сердце пищу -

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

Основа незыблемости мира заключается в памяти прошлого и строительстве настоящего по законам прошлого. В этом мире есть главное - осмысленность, одухотворенность, "обоженность" будничной жизни и быта. Традиционный порядок воспринимается как высший нравственный закон. Осознание иного, высшего смысла во всем реальном (явленном) мире одухотворяет обыденные дела, превращает обычные действия, да и всю человеческую жизнь в священный обряд. "Розовые занавески, с охотниками и утками" сняли, зажгли "голого стекла лампадку", не разрешают бегать и играть, потому что - Великий пост, "мучается Сын Божий", а значит, настала пора готовить душу к Светлому дню, к Пасхе. "...Нельзя сразу, а надо приуготовляться, а то и духовной радости не будет", - так Горкин наставляет Ваню. В "мелочах жизни" ребенку приоткрывается небесная тайна, а его детская душа постигает Бога: "Чувствуется мне в этом великая тайна - Бог" ("Чистый понедельник"). "Мреет в моих глазах - и чудится мне, в цветах, - живое, неизъяснимо-радостное, святое... - Бог?.. Не передать словами" ("Пасха"),

"По-мни, по-мни", - гудит церковный колокол, даруя человеку "память смертную" (то есть напоминая о конечности земного пути) и не давая спать его душе.

Повествование Шмелева построено по законам благодарной памяти. Память в "Лете Господнем" - категория не только этическая, но и эстетическая. Россия, детство, дом в родном Замоскворечье увидены внутренним, духовным оком автора.

В "Лете Господнем" принципиально важна повествовательная манера. Все, о чем рассказывается, увидено глазами мальчика Вани, за которым стоит писатель Иван Шмелев, уже прошедший путь, еще предстоящий его герою. Отсюда возникает соединение силы художественного изображения с глубиной философского осмысления изображенного. Как отмечал великий русский философ И. А. Ильин, слово Шмелева рождено, "сердцем воспринявшего младенца и поведавшего мудреца".

Шмелев следовал традиции русской классической литературы, хотя во многом он был и новатором, что не только выделяет роман среди произведений этого жанра, но и делает его уникальным. Об этом замечательно сказал И. А. Ильин: "С тех пор, как существует русская литература, впервые художник показал эту чудесную встречу - мироосвящающего православия с разверстой и отзывчиво-нежной детской душой. А мы, читатели, видим, как лирическая поэма об этой чудной встрече разрастается, захватывает весь быт взрослого народа и превращается в эпическую поэму о России и об основах ее духовного бытия... [Шмелев] показывает нам Православную Русь - из сердечной глубины верующего ребенка".