Заметки по поводу: до и после уроков по поэзии ХХ века

До На носу новый учебный год. Взяла в руки учебник-хрестоматию (мы работаем по программе В. Маранцмана; она сложна и интересна, но проблема вхождения в неё после каникул существует)… и затосковала. Это что же? После трёх месяцев блаженного летнего отдыха мои бедные восьмиклассники должны попытаться одолеть Плутарха? Уверена, подавляющее большинство будет от этого явно не в восторге. Есть, правда, исключение — Паша, который знает о Македонском, наверное, больше, чем сам Плутарх, и всегда готов, хоть разбуженный среди ночи, с упоением рассказывать о своём любимом с детства герое. Но сам-друг с Пашей мы урока не сделаем, даже если к обсуждению подключатся ещё несколько мальчишек-интеллектуалов.

В задумчивости перелистываю учебник, соображая попутно, что же делать. Надо что-то придумывать, а я люблю в начале учебного года читать стихи — очень благодатный материал для размышления, для разговора о литературе вообще и для включения в работу. И вот последней, как и положено по хронологии, обнаруживаю подборку русских поэтов ХХ века — «О времени и о себе» называется. Авторы замечательные: Давид Самойлов, Булат Окуджава, Александр Галич, Владимир Высоцкий, Иосиф Бродский, Анна Ахматова. Для меня они — современники. Для детей — уже чуть-чуть история, но всё-таки очень близкая. Вспоминаю, что в прошлый раз, когда работала по этой программе в 8-м классе, времени в конце года оставалось в обрез. И вдруг осеняет. А не лучше ли с них и начать? Идея понравилась. Так и сделаем.

Подборку предваряет вступительная статья, в одном из абзацев которой приводятся ответы школьников на вопрос, зачем нужно изучать литературу в школе. Вот с этого вопроса и можно будет начать. И даже интересно сравнить, что скажут по этому поводу мои ученики.

Потом бегло познакомимся с тем, что авторы программы предлагают нам читать и изучать на протяжении учебного года: во главе угла проблема «Герой и время», объединяющая литературные произведения от античности до наших дней. Многие имена хорошо знакомы, но есть и такие, с которыми встретимся впервые: тот же Плутарх, его мы на уроках точно ещё не читали; Ермолай-Еразм, написавший «Повесть о Петре и Февронии Муромских»; Ду Фу, представляющий китайскую лирику… Да, курс серьёзный, насыщенный…

Ну вот, это будет небольшим вступлением, а потом обратимся к стихам. Да тут не на один урок; можно сделать, пожалуй, целый цикл — уроков пять-шесть, не меньше. Проблематика интересная. Спасибо составителям за эту подборку. Русской поэзии второй половины ХХ века обычно уделяется мало внимания в школьном курсе литературы. Не говорю уж о пресловутой насыщенности программы 11-го класса, но, чтобы опять, как в прошлый раз, не пробежать “галопом по европам” этот раздел в конце 8-го класса, не пожалею времени сейчас. Бог даст, окупится… Тоска потихоньку развеивается, глаза загораются, и (почти по классику) хочется жить и работать хочется.

Что станет делать любой среднестатистический учитель после этого? Правильно, готовиться к уроку. Читать и перечитывать поэтов. Рыться в книжках, в периодических изданиях для словесников, в Интернете. Смутно предчувствую, что не удастся отыскать блюдечко с голубой каёмочкой, то есть готовую разработку нужного урока. Предчувствия меня не обманули. Да и, честно говоря, жизненной необходимости в “блюдечке” не было. В любом случае я не стала бы пользоваться чужой разработкой, если уж своими собственными никогда повторно не пользуюсь. Но при этом очень интересно знать, кто, что и как делает. Поэтому и сама иногда пишу: не для того чтобы кто-нибудь использовал, а как конкретный пример работы.

В методических рекомендациях к учебнику предлагаются два варианта проведения уроков. В обоих вариантах на всё про всё отводится по два часа, что для меня равносильно тому самому “галопу”, от которого я и собралась отказаться. Один из вариантов (“урок-концерт”) меня не устраивает ещё и потому, что он не предусматривает диалога о поэзии.

Итак, в подборке шесть поэтов с Лица необщим выраженьем, стихотворений ещё больше. Нужно отобрать материал для первого урока. Следую логике составителей, сгруппировавших тексты. Первые два объединены общим перечнем вопросов и заданий: «Познать свой век не в силах мы!..» Давида Самойлова и «Я пишу исторический роман» Булата Окуджавы. Предваряющее задание: Прочтите стихотворения двух поэтов, которые размышляют над вопросами о своеобразии искусства. Как раз в продолжение разговора о том, зачем изучать литературу.

И вот тут меня поджидал первый сюрприз. В поисках чего-то необъяснимого, чего мне интуитивно не хватало для первого урока в предложенном стихотворении Давида Самойлова, я основательно погрузилась в его стихи. А надо заметить, что прежде мне как-то не доводилось это делать с таким пристрастием. Обходилась двумя-тремя хрестоматийными стихотворениями. Что же произошло сейчас? Сказать прямо, я открыла для себя поэта. В этом, наверное, нет ничего странного. Можно ведь в любое время вдруг взять и открыть для себя нового поэта, даже если тебе казалось, будто он для тебя уже был открыт. Не успела я тихо за себя порадоваться, как тут же столкнулась с другой проблемой — что же теперь из найденного выбрать для урока: и это хочется, и это, и ещё вот это…

Из-за обуявшей меня жадности планы на ходу меняются. Решено, буду проводить урок только по Самойлову. Распечатаю подборку его стихов на каждую парту (два стихотворения Самойлова см. на центральном развороте, в нашей новой рубрике «Кабинет литературы»; ещё одно стихотворение — в “Задании со звёздочкой” — Ред.). Вот только, к сожалению, не удалось добраться до более-менее полного собрания сочинений. Прочитала далеко не всё. А вдруг что-то ценное упустила? Но делать нечего. Скоро урок.

После Уроки позади. Теперь попытаюсь описать, что же вышло из этой затеи. Конспекты не привожу, поскольку я их, честно говоря, и не писала, а если бы и писала предварительно, то всё равно урок бы не соответствовал конспекту. Потому что на уроке были не только я и стихи. Были ещё дети. Лучше будет сказать так: дети, стихи и я (именно алфавитный порядок оказывается, наверное, наиболее точным по существу: на урок пришли Дети, чтобы читать Стихи, а Я должна им в этом помочь). К тому же оказалось, что наши поэтические пристрастия не совпадают, как я и предчувствовала. Но, естественно, образ урока у меня в голове был, я знала, зачем иду в класс и что собираюсь делать.

Сразу же поняла, что не стоит их спрашивать, зачем нужно изучать литературу в школе. Почувствовала, по глазам, по лицам догадалась, что этот вопрос будет лишний. А зачем говорить о том, что и без слов понятно? Уж мы с ними не первый год вместе. При всём том это совершенно обыкновенные дети, отнюдь не блистают филологическими способностями, как мне хотелось бы. Но читают. На последнем уроке в прошедшем учебном году, перед тем как уйти на каникулы, как раз рассказывали, что они читают помимо школьной программы. В принципе, разговор получился интересным. И сейчас я спровоцировала их на его продолжение. Вот, говорю, все только и сетуют, что современные дети совсем перестали читать, всё больше телевизор смотрят да на компьютере играют. Так они на меня вскинулись: нет, говорят, мы читаем. И летом тоже читали. И круг их чтения в целом весьма широкий и вполне достойный. Одна девочка, не отличница даже, вообще поразила меня до глубины души тем, что оба тома «Дон Кихота» в летние каникулы прочитала, и не в адаптированном варианте.

Я тоже рассказала им, что было последним из прочитанного, а это и был как раз Самойлов, о своём “открытии” поэта рассказала. Предложила свой вариант проведения первых уроков — никто не возражал (видимо, ещё и слово Плутарх так подействовало), и без особых предисловий включились в работу.

Раздала распечатки стихов. Читают про себя. (В скобках замечу, что об “основных вехах жизненного и творческого пути поэта” преднамеренно ни слова не сказала; они Потом сами искали информацию об одном из авторов, представленных в этом цикле уроков. Пусть кто-то со мной не согласится, но я считаю дурновкусием предварять чтение Любого стихотворения обязательной биографической справкой об авторе. Всё должно быть уместно. В данном случае мне показалось это неуместным.)

Вижу, на лицах начинают появляться улыбки. Значит, понравилось. Вообще-то я на это надеялась. Но даже если бы никому ничего не понравилось, тоже не криминал. Разве нам, учителям, нравятся все произведения до одного?

Что их “развеселило”? Например, «Дуэт для скрипки и альта». Чудесное, лёгкое, воздушное стихотворение. О Моцарте. О Моцарте — без пьедестала. И о чуде искусства. О бескорыстном ему служении.

Не привожу подробностей обсуждения (иначе мне придётся выйти за рамки жанра, который я определила для себя как “заметки по поводу” — и только), однако отмечу, что дети вполне адекватно поняли стихотворение. Подкупила необычность взгляда поэта на великого композитора. Я же посчитала нужным подвести их к мысли о сути творчества вообще, в том числе и поэтического; собственно, с таким умыслом и подбирала тексты.

А как вы думаете, спрашиваю, какое стихотворение из подборки больше всего нравится мне? Решили, что «Слова». Даже объяснили, почему оно должно мне нравиться.

Обратились мы и к тексту, включённому в учебник-хрестоматию («Познать свой век не в силах мы!..»). От него вышли на домашнее задание: прочитать стихотворение Булата Окуджавы «Я пишу исторический роман» (по возможности найти песню в авторском исполнении), ответить на вопросы учебника к стихотворению Окуджавы и к сопоставлению двух этих текстов.

На следующих уроках продолжили прокладывать свою робкую тропинку к поэзии этого периода. Ещё раз подчеркну, что стихи в хрестоматии довольно удачно подобраны и сгруппированы внутри общей темы, например: «Век нынешний и век минувший» Галича и «Я не люблю» Высоцкого; «Петербургский романс» Галича, «Песня о времени» Высоцкого и «Былое нельзя воротить — и печалиться не о чем…» Окуджавы.

Но мы тем не менее выходили за рамки предложенного, дети приносили сборники, самостоятельно читали стихи. Вспоминали других известных поэтов этого периода. Если не находили песню в авторском исполнении, приходилось и петь.

Одной из важных составляющих на уроках стал, конечно, разговор об эпохе, в которой жили наши поэты, — и об оттепели, и о застое. И о судьбе поэтов говорили, когда в этом появилась необходимость. И об эпохах прошедших, к которым они обращались в стихах. И вновь возвращались к тем или иным авторам, если возникали какие-то переклички, в том числе к тем стихам Самойлова, на которые мои дети не обратили внимания на первом уроке.

Что касается первого урока, то, как я уже говорила, наши предпочтения не совпали. И ни один человек из класса не “выбрал” именно те стихи, которые бы выбрала я. Не сразу поняли, стихи показались трудными. Поэтому впоследствии я к ним вернулась. Речь идёт, например, о «Свободном стихе» и «Доме-музее».

«Свободный стих» оказался уместным уже на следующем уроке, когда обратились к стихотворению Булата Окуджавы «Я пишу исторический роман». Вопросы учебника, предложенные для домашнего осмысления стихотворения, были такие:Не кажется ли вам, что стихотворение Булата Окуджавы точнее было бы назвать «Я пишу антиисторический роман»? Почему Булат Окуджава настаивает на том, что “вымысел не есть обман”?

Поскольку раньше мы уже изучали произведения на исторические темы и постоянно говорим о сути литературы как искусства слова, трудностей особых не возникло. Я с удовольствием отметила про себя, что дети выросли как читатели, так как ещё в шестом классе они по аналогичным темам высказывались более наивно. Впоследствии, когда писали сочинение, цитировали понравившиеся строчки стихотворения: “Каждый пишет, как он слышит…” Эти слова оказались созвучны их мироощущению, потому что в таком возрасте особенно важно заявить о себе, о своей индивидуальности, о своём взгляде на мир.

А теперь стихотворение Самойлова. Тексты раздаю, но читаю сама. По лицам вижу: трудновато, хотя какие-то редкие проблески наблюдаются.

Во-первых, поэт выбирает необычный ракурс: взгляд из далёкого будущего “остраняет” привычную нам картину. Во-вторых, требуется серьёзный культурологический комментарий.

Показалось целесообразным начать с анализа последней части, поскольку автор сопоставляет восприятие “читателями третьего тысячелетия” “повести о позднем Предхиросимье” и наше восприятие “евангельских сюжетов мастеров Возрождения”.

А как мы их воспринимаем? Для нас действительно не имеет значения “историческая недостоверность” этих картин,

Где за плечами гладковолосых мадонн

В итальянских окнах

Открываются тосканские рощи,

А святой Иосиф

Придерживает стареющей рукой

Вечереющие складки флорентинского плаща.

Для нас имеет значение нечто другое, не детализация изображения, а суть изображённого. Мы даже и не обращаем внимания на анахронизмы, историческую несостыковку деталей. Вот это было откровение. Они об этом раньше не задумывались. Таким образом, параллель с изобразительным искусством оказалась очень наглядной и эффективной.

После этого уже легко представить, как из третьего тысячелетия может быть увидена эпоха Пушкина с погрешностью в сто-двести лет, и разгадать “странности” текста. А что будет главным для того предполагаемого автора? Его взгляд на поэта, которого он изберёт героем своей повести, так же как для Пушкина, например, было важным показать своё видение другого исторического персонажа — Пугачёва (как раз будем изучать в 8-м классе). Поэтому и “Каждый пишет, как он слышит…” и “Дайте выкрикнуть слова, что давно лежат в копилке…” А если хотите исторической достоверности, читайте научные исследования. Не случайно тот же Пушкин писал об эпохе Пугачёва исторический труд.

И ещё интересная перекличка между поэтами возникает позже, когда речь заходит о стихотворении Окуджавы «Былое нельзя воротить…». Снова Пушкин: “А всё-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем // поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа”. Сюрприз ожидал в последней строфе: “…Выхожу я на улицу // и вдруг замечаю: у самых Арбатских ворот // извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается…” Вариантов интерпретаций было много, вплоть до комических (ну с юмором у меня дети, особенно мальчишки; пусть уж лучше пошутят, чем будут равнодушны). В общем, “всех живучей и живее”, как писала Цветаева, и, к счастью, не “в роли мавзолея”. Ведь бывает иначе. Бывает лишь холодное, чужое, заученное “восхищение”: “(Вставить нужное имя) — великий, замечательный, удивительный (Выбрать нужное) русский поэт…”

Вот теперь впору обратиться к «Дому-музею». Сразу же замечательно “работают” эпиграфы, особенно второй: “…производит глубокое…” (из книги отзывов). Пустые, формальные, лишённые живого чувства слова. Сразу ощущается особый сарказм автора. А дальше текст, имитирующий равнодушный монолог экскурсовода. Реакция детей живая, понимание адекватное. Прекрасно…

В конце этого цикла уроков, как водится, писали сочинение. Тема напрашивается сама собой: «Какой поэт мне ближе и почему». Писали в классе: известно же, что у многих детей домашние и классные сочинения весьма отличаются друг от друга; в данный момент мне было важно услышать их собственный голос. Получилось от одной до трёх страниц. Что любопытно, почти половина выбрала Высоцкого. Никто не выбрал Бродского (в хрестоматии были «Письма римскому другу»), значит, есть над чем поработать впоследствии. Остальных поэтов предпочли по два-три человека. Некоторые выбрали двух.

Конечно, были общие места, наивные суждения, проходные слова. Но, проверяя сочинения, всегда ищу живые ростки души, крупицы откровения, свидетельствующие о том, что зацепило, задело, что произошла эта экзистенциальная встреча с поэтом. И тем они дороже, чем меньше ожидаешь. Не так дороги, скажем, признания одной хорошей девочки (уже бывшей выпускницы) “Не понимаю, как я раньше жила без Бродского!”, как мальчика (тоже уже бывшего ученика), до того равнодушно скучающего на уроках литературы, но буквально остолбеневшего — впервые! — при чтении пушкинских «Стихов, сочинённых ночью во время бессонницы» и только изумлённо выдохнувшего: “А ведь правда!” — так его поразили слова “жизни мышья беготня”.

Так и здесь, отчёркиваю интересные (иногда странные, спорные) мысли, наблюдения, отдельные удачные фразы, потом, не жалея похвал, если того стоит, комментирую это в классе или предлагаю для обсуждения. Так что разговор о наших поэтах продолжился.

“Мой папа постоянно слушает Высоцкого, и именно он познакомил меня с его творчеством. Я благодарна папе за это!!!” Надо обязательно похвалить папу, а заодно спросить, как другие папы и мамы принимают участие в формировании читательских интересов моих учеников. Не все, однако, делают это. Вот одна девочка признаётся: “Моей маме вообще некогда читать, а папа читает газеты”. Но, между нами говоря, и у дочки часто находятся дела поважнее.

“Поэты-шестидесятники похожи друг на друга, как и, в принципе, во все времена поэты похожи друг на друга. Они похожи, но в то же время индивидуальны”. Это мы обсудим, чем же “в принципе” все поэты “похожи друг на друга”. Понимают. Помогли Насте сформулировать более точно.

“Не знаю почему, но мне очень сильно запомнились эти строчки. Я думала об этих строчках долгое время. Может быть, у меня такой возраст, в котором хочется размышлять о будущем и настоящем, о смысле жизни, о ценностях жизни и, конечно, о любви”. Тоже неплохо, в душу-то запало. Напомню о рассказе «Шестикрылый Серафим» Сергея Махотина, который мы читали в пятом классе: там тоже мальчику, прочитавшему пушкинское стихотворение, оно понравилось, несмотря на то, что показалось поначалу совершенно непонятным. Только посоветуем в следующий раз всё-таки стараться находить нужные и точные слова для выражения своих ощущений.

Приведу ещё несколько примеров (тоже без правки). Как мне показалось, в этих строчках они, начинающие восьмиклассники, ещё практически семиклассники, говорят именно о “присвоенном” поэте, своими словами, пусть не совсем красиво и гладко.

“В этом стихотворении говорится о том, что время сглаживает детали, смешивает временные периоды. Чем больше времени проходит, тем меньше видны границы эпох. Так произойдёт и с нашим веком, потомки не увидят ни наших лиц, не узнают о нашей жизни. Мы просто растворимся в бесконечности. Вся поэзия Давида Самойлова направлена на размышление о времени. Его философия близка мне”.

“Можно сказать, мы с Высоцким очень похожи характером. Если бы я писала стихи, я бы могла тоже написать такое стихотворение, только про себя. Некоторые строчки в стихотворении «Я не люблю» напоминают меня. Я тоже не люблю себя, когда я трушу, я ненавижу, когда прерывают разговор, ненавижу сплетни, которые ставят тебя в нелепую ситуацию”.

“Ещё я хочу добавить, что стихи Ахматовой и Окуджавы хочется читать снова, думать об их смысле в одиночку, потому что это такие сокровенные вещи написаны”.

“Когда я готовила сообщение о Высоцком, я читала отзывы о его творчестве и о том, какой он был человек. Высоцкий прорывался через все запреты, он хотел, чтобы можно было творить в полную силу своего таланта. Мне было интересно узнавать о нём. Я прочитала стихотворение «Кони привередливые…» и узнала, что там есть пророческие слова. Высоцкий как будто знал, что ему оставалось недолго жить: «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Умоляю вас вскачь не лететь. Но что за кони мне попались привередливые! И дожить не успел и допеть не успеть…» Мне понравился Высоцкий как в жизни, так и в стихотворениях”.

“Поэзия Галича несёт такой смысл: будь самим собой, не приспосабливайся, и мне это близко”.

“Обращаясь к поэзии, я не могу не обратиться к личности поэта... Я открыл для себя человека, чьи жизненные принципы, ценности близки мне... Его жизнь была полна драмы, борьбы. Вот только с чем? Борьбы, связанной с неприятием порочной действительности? Борьбы со своей судьбой? Так или иначе, но, по моему мнению, поэт мужественно выдержал эту борьбу. Он был свободен, расплачиваясь за это душевными терзаниями”.

“В наше время, конечно, нет такого, но всё-таки каждый человек, хоть рабочий на заводе, хоть писатель, хочет свободы и физической, и духовной. Ибо ни одно живое существо не сможет даже жить в железной клетке под неисчислимым множеством различных запретов”.

“Его стихи о смысле жизни, о том, как достойно прожить и понять жизнь. Надо учиться понимать жизнь, но всё мы не можем знать. В стихотворении «Я рос соответственно возрасту» очень мудрая точка зрения. Даже в старости надо относиться к своему возрасту положительно, оптимистично”.

Рассказывая об этих уроках, я многое оставила “за кадром”. Обратила внимание лишь на то, как живая жизнь вносит коррективы в школьное изучение литературы. Имела ли я право, случайно увлёкшись в данный момент Самойловым, выйти за рамки программы и “стандартов”? У меня есть свой ответ на этот вопрос. Я знаю, какие сверхзадачи решались при этом. И хочу, чтобы мои дети тоже видели, как “Александр Сергеич прогуливается”, живой, незабронзовевший, нужный нам в нашей жизни. А что касается грядущего выпускного экзамена, надеюсь, что к тому времени, как мои нынешние восьмиклассники будут заканчивать школу, им не придётся отвечать на вопросы “части А” и “части В”, поскольку уверена: здравый смысл не допустит этих диких плясок на костях школьного предмета «Литература».