“Любовь к родному пепелищу” в повествовании И. С. Шмелёва «Лето Господне»

К творчеству И. С. Шмелёва, одного из известных русских писателей первой половины XX века, и в частности к его автобиографическому повествованию «Лето Господне», можно обращаться на уроках литературы как в среднем, так и в старшем школьном звене. На наш взгляд, будет интересно провести два (а если возможно, и три) урока по «Лету Господню» в 11-м классе после изучения повести «Суходол» и рассказа «Антоновские яблоки» И. А. Бунина.

Как в произведениях Бунина, так и в повествовании Шмелёва звучит тема пореформенной России, показаны разнообразные картины русской жизни. Однако если «Суходол» и «Антоновские яблоки» были написаны в начале прошлого века, то автобиографическое повествование «Лето Господне» создавалось И. С. Шмелёвым в период 1933–1948 годов на чужбине, когда писатель, по его собственному признанию, мог смотреть на Россию только “издалека, сквозь слёзы пережитого”. Именно в эти годы, живя во Франции, тяжело переживая разлуку с родной страной и смерть единственного, горячо любимого сына, белого офицера, который был расстрелян в Крыму в 1920 году, писатель ищет опоры в вечных нравственных ценностях, находя их в своём детстве. Так возникает книга о семилетнем мальчике Ване, сыне популярного московского подрядчика, о детских радостях и скорбях (повествование состоит из трёх частей, которые так и называются: «Праздники», «Радости», «Скорби») и, конечно же, о далёкой теперь, но бесконечно любимой Москве, о её жителях, их нравах и обычаях, — книга о той пёстрой, насыщенной, стремительной и в то же время удивительно умиротворённой, патриархальной жизни, которой когда-то жил этот город и которая безвозвратно канула в Лету.

Исходя из этого можно выделить две темы уроков: «Россия, которую мы потеряли» (урок первый) и «Мир детства» (урок второй). Если позволяет время, желательно провести ещё один урок, посвящённый языку повествования (в тех классах, где изучается русская словесность, можно использовать для анализа языкового богатства «Лета Господня» один час из этих уроков). В любом случае на яркий, по-московски сочный, образный язык книги необходимо обратить внимание учащихся.

К первому уроку одиннадцатиклассники готовят материалы о творческой биографии И. С. Шмелёва. Следует также подобрать материал к основной части урока. Предварительно учитель и ученики совместно определяют микротемы, над которыми нужно будет работать. Они могут быть следующими.

1. “Город чудный, город древний... Это матушка-Москва...”

2. “Здесь... сердце человеческое горит любовью”. (Особенности характера русского мастерового человека.)

3. “Так и поступай, с папашеньки пример бери... не обижай никогда людей”. (Образ “хозяина благого”.)

4. “Мысль семейная” в повествовании.

Сильные учащиеся на основе этих микротем могут составить тезисно-аргументный план по теме «Россия, которую мы потеряли», с которым будут потом работать на уроке. Более слабые ученики (возможно, объединившись в небольшие группы) подбирают примеры из текста по каждой микротеме, что также поможет им принимать активное участие в обсуждении темы урока. Кроме того, можно предложить учащимся ещё один вариант предварительной работы, который можно определить так: Система восприятия произведения. И я в течение многих лет предлагаю ученикам после прочтения художественного текста (возможно, совместно с учителем) определить тему произведения, его основную мысль, круг проблем, поднятых автором, а также выделить ключевые образы, проследить особенности характеров героев, выявить, что их связывает, чем замечателен тот или иной персонаж, какова авторская позиция. Все эти сведения укладываются в произвольный рисунок-схему, который учащиеся делают на основе знания текста и собственного восприятия произведения. Эта работа (она обычно выполняется на альбомных листах формата А3 или А4) позволяет учителю не только выявить, насколько глубоко ученик знает художественный текст и умеет определить его проблематику, показать место того или иного героя в системе произведения, но и увидеть отражённую в данной схеме (с подбором необходимых цитатных аргументов, с элементами художественного творчества) позицию её составителя, то есть понять, какова оценка книги учеником, какие мысли и чувства возникали у него при чтении произведения. Это достаточно сложный вид самостоятельной работы, поэтому начинать можно с составления Системы образов (кстати, такой вид заданий учащимся приемлем и в среднем звене). Такая работа стимулирует развитие логического мышления учащихся, даёт возможность свободы творчества и, как правило, выполняется с большим интересом.

В процессе работы на уроке по теме «Россия, которую мы потеряли» (напоминаю: выполняя те или иные задания, учащиеся могут объединяться в микрогруппы) необходимо сказать, что тема Родины, России — одна из сквозных тем русской литературы, вспомнить (можно предварительно ориентировать учащихся на целенаправленное повторение) о Москве в творчестве А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова и выявить особый, полный любви и тепла взгляд И. С. Шмелёва на город, в котором он родился и вырос, особенно на ту часть древней столицы, где проживало купечество (в том числе и семейство подрядчика Сергея Ивановича Шмелёва), мещанство, множество рабочего люда, — на Замоскворечье. Но не только Замоскворечье пленяет маленького героя книги — с восторгом Ваня вместе со старым плотником Горкиным смотрит на “золотисто-розовый Кремль <...> над снежной Москвой” (“это — моё, я знаю”); любуется чудесным видом всего города, открывающимся с Воробьёвых гор (“внизу, под окном, деревья, потом река, далеко-далеко внизу, за рекой — Москва”); с упоением слушает плывущий над Москвой в праздничные дни неумолчный “красный звон <...> чудесный звон из серебра и меди”, когда колокола словно “томительно позывают — по-мни!..”

Готовясь к анализу микротемы «Особенности характера русского мастерового человека», ученики могут по своему выбору подготовить рассказ о Горкине, которому Шмелёв даёт высокое и точное определение — “сама правда”; о старшем приказчике Василь-Василиче, у которого “хозяйское добро в огне не горит и в воде не тонет” и который искренне в течение тридцати лет предан семье Шмелёвых. Это он, не сумевший за время службы сколотить хоть какой-нибудь капитал, любящий выпить, после смерти хозяина даёт обещание исправно служить его вдове и детям (“поколь делов не устроим”) и слово своё держит. Стоит обратить внимание и на эпизодические персонажи. Среди них талантливый молодой плотник Андрейка, умеющий работать “не хуже альхитектора”; силач, красавец и добряк Антон Кудрявый; знаменитый птичник Солодовкин, чьи соловьи и жаворонки за чудесное пение “имеют золотые медали”, а сам он ходит “в обтрёпанном пальтеце”, но чувства собственного достоинства не теряет; Денис, отважный “разбойник, солдат”, которому хозяин поручает самые ответственные дела, потому что этот “гвардеец <...> с серебряной серьгой в ухе” способен, кажется, “чёрта за рога вытащить, только бы поддержало было!”; а также многие другие, которые и есть тот самый русский народ, чью ласку и заботу почувствовал с самого раннего детства маленький Ванятка. Именно о таких людях Шмелёв, уже будучи вдали от России, с глубокой сердечностью вспоминал: “...Всё то, что тёплого бьётся в душе, что заставляет жалеть и негодовать, думать и чувствовать, я получил от сотен простых людей с мозолистыми руками и добрыми для меня, ребёнка, глазами”. Писатель не идеализирует рабочий люд: отличные работники (“Мартын <...> песенки пел топориком”, “знаю, что ты мастер”, “знаменитый плотник-филёнщик”, “по топорику хорош — на соломинку враз те окоротит”), щедрые душой, не помнящие зла, эти люди любят выпить (“Как мастер, так пьяница!” — сокрушается Сергей Иванович, который сам “только в праздники Принимает”), могут иногда обмануть, грубо выругаться, суеверны, часто неграмотны. Но и такими они бесконечно дороги автору «Лета Господня», потому что являются важной составляющей частью той патриархальной христианской Руси, которая безвозвратно ушла в прошлое.

Особое место среди героев книги занимает отец маленького Ванятки Сергей Иванович — “папашенька”, “хозяин благой”, который пользуется всеобщим уважением и любовью, потому что у него “совесть, сам не допьёт, не доест, а рабочего человека не обидит, чужая копеечка ему руки жгёт”. Ему посвящены самые проникновенные строки шмелёвского повествования, о нём сын, многое переживший, вспоминает уже на пороге собственной старости, с болью оплакивая преждевременную смерть этого “совсем молодого, весёлого” человека. Характерно, что отец, постоянно занятый работой, умеет найти время на заботу о церкви и её прихожанах (он в своём приходе церковный староста), на беседы со “стариной Горкой” о божественном и делах житейских; дома он всегда сам зажигает лампадки (“другие так не умеют”), чистит птичьи клетки, кормит пернатых; его любви и щедрости хватает на всех: и на детей, и на работников, и на бедных, для которых он “творит тихую милостыню”. Не случайно сын Ванятка, “чижик”, “капитан”, как ласково зовёт его Сергей Иванович, стремится во всём подражать отцу, а “старый, священный человек” Горкин незадолго до смерти хозяина с горечью произносит: “Мало таких, как папашенька. Со праведными его сопричтёт Господь <...> много у него молитвенников, много он добра творил”. Старший Шмелёв — глава семьи, добытчик, кормилец, который, умирая, прочит детей: “Мать не обижайте, слушайтесь, как меня <...> будьте добрые, честные...”

Но не только жена и дети — семья Сергея Ивановича. Проведя наблюдения над текстом, учащиеся могут сказать, что “хозяин благой”, хоть и молод годами, по мнению писателя, истинный отец для своих рабочих: может быть строгим, даже резким (“пьяницу, вора <...> не допущу”, “всем по шеям накостыляю”, “пьяная морда, и посейчас пьян?! В такой-то великий день!”, “где был болван-приказчик?”), но всегда заботлив и справедлив, не считает зазорным за умело выполненную работу поклониться работникам в пояс и сыну наказать: “Кланяйся им, да ниже!”; он щедр, по-отечески внимателен к нуждам рабочего люда. Так, например, занятый приёмом важных гостей, он находит минутку, чтобы забежать в людскую во время праздничного ужина и поинтересоваться: “Масленица как, ребята? Все довольны? <...> Всем по двугривенному, на масленицу!” А светлый праздник Пасхи хозяин и работники встречают единой семьёй, христосуются и разговляются за общим столом. Вместе во время весеннего наводнения “на лодках народ спасают под Дорогомиловым”. Во время тяжёлой болезни хозяина работники заказывают молебны о здравии, вместе с домашними переживают кончину старшего Шмелёва, называя — от всего сердца — усопшего “ангелом чистым”, жалеют оставшихся сиротами детей. И эта большая, дружная семья теперь далеко в прошлом, оживает она только в памяти писателя.

Раскрывая эти микротемы, можно обратиться к системам восприятия, составленным учащимися. Возможно в процессе обсуждения темы вычерчивать систему образов «Лета Господня», что поможет сделать вывод по уроку (кстати, можно заранее предложить задание микрогруппе сильных учеников — выстроить систему образов на листе ватмана, затем вывесить её на доску в заключительной части урока и сравнить со схемами, вычерченными остальными учениками).

Через много лет после отъезда из России писатель вспоминал: “Много повидал я на нашем дворе и весёлого, и грустного <...> Здесь я почувствовал любовь и уважение к этому народу, который всё мог <...> Эти лохматые на моих глазах совершали много чудесного <...> Они делали то, что не могли сделать такие, как я...”

Анализируя тему «Россия, которую мы потеряли», следует обратить внимание и на то, как строится фабула произведения. Внешне она повторяет последовательность времён года: весна — лето — осень — зима. На самом же деле Шмелёв ведёт повествование по календарному году русского православия. Характерно, что автор прослеживает слияние планетного солнца, дающего буйную весну, тёплое, яркое лето, задумчивую осень, ядрёную морозную зиму, и солнца духовно-православного, несущего светлое Христово Воскресение, “самый мокрый праздник” Троицы, Спасы, обетованное Рождество, бодрящее Крещение, когда православные “в ердани <...> будто со Христом крестятся”. Вместе с И. С. Шмелёвым мы можем наблюдать, как русский человек, строя Россию, наполняет Лето (по-древнерусски — Год) трудами и молитвами. “По-мню!” — звучит голос писателя. Хочется, чтобы и современная молодёжь прониклась духом благословенной памяти.

На втором уроке мы сразу обозначаем тему — «Мир детства. Размышления И. С. Шмелёва над судьбой маленького человека, вступающего в мир». В качестве вступления на уроке учащиеся могут рассказать о теме детства в русской литературе (как примеры можно взять знаменитую автобиографическую трилогию Л. Н. Толстого, «Детство Тёмы» Гарина-Михайловского, «Жизнь Арсеньева» Бунина, «Детство Никиты» А. Н. Толстого и другие произведения). Эти книги объединяет стремление авторов показать хрупкую, не окрепшую ещё душу ребёнка, раскрыть его внутренний мир, выявить связь маленького человека с окружающей средой, с миром взрослых.

Шмелёв продолжает эту традицию и удивительно по-доброму, поэтично, с какой-то особенной ласковостью рассказывает о детстве маленького Вани, для которого настоящей семьёй стали работники его отца Сергея Ивановича, а самыми близкими людьми — “папашенька”, “старина Горка”, Василь-Василич Косой. Почти не встречаемся мы на страницах повествования с “мамашей” (реже автор употребляет слово “матушка”), которая, по воспоминаниям Шмелёва, была к детям слишком строга, и когда наказывала сына физически, то “веник превращался в мелкие кусочки”; очень коротко говорит автор о брате Коле, сёстрах Соне, Манечке и Катюше. Видимо, на это были свои причины. Ведь даже старшая сестра Сонечка, “очень добрая, все говорят — «сердечная», но только... горячая, вспыльчивая”, может заставить младшего братца, случайно опрокинувшего её коробку с бисером, собрать все до единой бисеринки руками, а не веником (“нет, с пылью мне не надо”), да при этом ещё строго отчитать малыша за неуклюжесть. Зато любовь Ванятки к доброму, заботливому отцу бесконечна и разнообразна в своих проявлениях. (Учащиеся могут привести в подтверждение этому множество примеров: вот мальчик, сияя от счастья, прижимается щекой к большой, тёплой руке отца, вернувшегося живым и невредимым — руку только немного ожгло канатом — после того как “поймали барочки”, сорванные ледоходом с причалов на Москве-реке; вот он с радостью читает дорогому имениннику “длинные стишки, про ласточек и осень”, которые сам списал “на золотистой бумажке из хрестоматии Паульсона”, и как высшую похвалу воспринимает слова отца: “Да ты, капитан, прямо артист Мочалов!”; а вот Ванятка, расстроенный, как и все, тяжёлой болезнью “папашеньки”, со слезами целует засушенный “жёлтик” — цветок, подаренный им отцу и сохранённый Сергеем Ивановичем в своём кабинете на столе...)

А с какой нежностью относится мальчик к старому “Горкину-Панкратычу”, малограмотному плотнику-филёнщику, который, будучи человеком честным, справедливым, милосердным, истинно религиозным, выступает, по сути, воспитателем маленького Вани, своим примером обучающим ребёнка добру и благородству души. Не случайно в детском воображении Горкин ассоциируется с преподобным Сергием Радонежским: наивно, но совершенно искренне спрашивает ребёнок у старика: “Ты будешь преподобный, когда помрёшь?”

Мальчик отчаянно переживает за Василь-Василича Косого, которого хозяин — в порыве гнева — грозится рассчитать за пьянство и отправить в деревню. И как же счастлив Ваня, когда отец не просто прощает старшего приказчика, а обнимает его за плечи, “трясёт сильно-сильно” и выдаёт “четвертной билет для говения” за верную службу. Не менее рад Ванятка и тому, что насмешливая, но добрая горничная Маша (именно она, а не матушка целует малыша перед сном, гладит по головке, суёт в ладошку горсть миндальных орешков, ласково называет его “дусик”, “счастье моё миндальное”) после долгих размышлений наконец “сосваталась с Денисом”. Это именно Ваня просит мудрого Горкина убедить Машу выйти замуж за влюблённого в неё, отчаянного храбреца-солдата: “Поговори, Горкин <...> Они в домике будут жить, и у них детки разведутся <...> И мы в гости будем к ним приезжать...”

Растёт мальчик в атмосфере любви к себе и рабочего люда (“все мне знакомы, все ласковы”). Он счастлив в общении с простыми людьми: с удовольствием наблюдает за их работой, с радостью садится за общий стол...

Тяжёлая, изнурительная болезнь отца и его преждевременная смерть впечатывают в сознание ребёнка понимание того, что жизнь может быть не только доброй и счастливой, но и трагически страшной. “Папашенька помирает <...> почему Бог нас не пожалеет, чуда не сотворит?!” — в волнении и страхе кричит Ваня Горкину, и вместе они молятся и плачут, и от слёзной молитвы “становится легче”. Безвозвратно уходит “золотое детство”, семилетний ребёнок на пороге новой, неизведанной жизни, где опорой ему будет теперь поддержка ближних и вера православная. Не случайно повествование заканчивается сценой похорон отца, а заключительные слова звучат так: “Слышу —

Свя-ты-ый <...> бес-сме-э-эртный...

По-ми-и-луй...

на-а-ас...”

Анализируя книгу И. С. Шмелёва «Лето Господне», нельзя не обратить внимания на яркий, образный, сочный язык повествования. Отражение разнообразной, пёстрой, как лоскутное одеяло, жизни московского купечества, духовенства, рабочего люда предполагает наличие в языке книги многочисленных образных средств: эпитетов (тут и “живые пёрышки” зелёного лука, и “румяные блины”, и “золотые, малиновые звёздочки”, и “бархатный <...> живой огонь” огарков свечей, вставленных умельцем Андрейкой в выдолбленные стамеской огурцы и бураки), сравнений (“не огурец — хрящи”, “капель спешит-барабанит, как ливень дробный”, “зелёные куски льда — будто постный лимонный сахар”, “пушечка моя как золотая”, “широкая золотая полоса” солнца “как новенькая доска”), олицетворений (“дремлет душа, устала”, “мои шары гуляют <...> я их выпустил погулять на воле, чтоб пожили дольше”, “капельки с сараев радостно тараторят наперебой”), метафор (“счастье моё миндальное”, о Благовещенье — “голубиный праздничек”, о заботливом и справедливом хозяине — “ангел чистый”, “золото ненаходное”, о Горкине — “сама правда”, о маленьком осиротевшем Ване — “голубочек <...> сиротливый”). Речь героев пересыпана пословицами и поговорками: “с пылу с жару на грош пару”, “пришёл пост — отгрызу у волка хвост”, “перелом поста — щука ходит без хвоста”, “подошли спасы — готовь запасы”, “коли репица ежом, не вытянет гужом” (последнее о возрасте лошади). Даже незадолго до смерти в разговоре с Горкиным отец невесело шутит: “Эх, делов-то — пуды, а она — туды”. Семья Шмелёвых религиозная, благочестивая, поэтому в речи и отца, и маленького Вани, и особенно “великого молитвенника” Горкина часто употребление церковной лексики: “стояния”, “ангели лики укрывают”, “усекновение главы Крестителя Господня”, “доброусердие ко храму Божию”, “священные хоругви”. Порой в речи героев, представителей рабочего люда, встречаются, наряду с простонародными, “книжные” слова, часто изменённые, приспособленные к народной речи: “ИЛьзевул”, “аЛьХитектор”, “прЫНца <...> сосватаем”, “струмент”, “дилижан”, “в три дня ЛиМинацию обЛеПортуем”, “фИвеРк”, “сделаем соловью ЛеПетицию”. Отмечает автор и некоторые орфоэпические особенности, свойственные речи героев: так отец, не закончивший курса в Мещанском училище из-за смерти дедушки, может сказать “делОв”, “куМПол”, “ДоЗволение от квартального”. Василь-Василич и Горкин, выходцы из Ярославской губернии, “поокивают”: “вОЛодимирцы”, “кОСатик”, “рОБята”, “ОНдрейка”, “ОРбузы рассахарные”. Повсюду слышатся такие словоформы, как: “понДРавился”, “АНтирес”, “маслеНа”, “нечего проКЛаждаться”, “АМенинник”, “в проЛУби искупаю”, “эНТи”, “с анДЕлом пРОздравлюсь”. Всё это создаёт неповторимый, особый колорит, позволяет погрузиться в атмосферу московской жизни, столь далёкой по времени и столь близкой памяти и сердцу Ивана Сергеевича Шмелёва. Возвращается к нам писатель Шмелёв — автор, безусловно, талантливый и самобытный.