Гуманитарный и естественнонаучный аспекты социологии
Контраст между отношением точных и гуманитарных наук к великим классическим трудам отмечался часто. Он вызван глубокими различиями в типах избирательной аккумуляции, происходящей в цивилизации (куда входят наука и техника) и в культуре (куда входят гуманитарные науки и ценностные формы) 53 . В более точных науках избирательная аккумуляция знаний означает, что классический вклад, сделанный гениальными или необыкновенно одаренными людьми в прошлом, во многом развивается в более поздних работах и часто людьми явно менее талантливыми.
О наличии подлинно кумулятивного знания свидетельствует тот факт, что сегодня человеку с заурядными способностями по силам решение задач, к которым не могли подступиться великие умы прошлого. Студент-математик умеет идентифицировать и решать задачи не поддавшиеся усилиям Лейбница, Ньютона или Коши 54 .
- 55 Различие между обществом, культурой и цивилизациейи было подчеркнуто Альфредом Вебером в « Prinzipiellen zur Kultursoziologie : Gesellschaftsprozess , Zivilisationsprozess und Kulturbeweguag », Archivfur Sozizlwissenschaft und Sozialpolitik , 1920,47, 1—49. Похожий анализ см .: R.M. Masciver, Society: Its s Structure and Changes (New York: Long & Smith, 1931), 225—236, и более позднее обсуждение : Merton, «Civilization and Culture», Sociology and Social Research, нояб .- дек . 1936, 21, 103—113. Примеры тенденции к смешению истории и систематики теории см . краткие обзо ры понятий « культуры » и « цивилизации », использованных Гердером , Гумбольдтом , Гизо , Э . Дюбуа - Реймоном , Вундтом , Фергюсоном , Морганом , Тайлором , Боклем , Гете , и т . д . в следующих работах : Paul Barth, Die Philosophic der Geschichte als Soziologie (Leipzig: Reisland, 1922), 597—613; Y.S. Stoltenberg, «Seele, Geist und Gruppe», Schmollers Jahrbuch, 1929. LV , 105ff.; R. Euken, «Geschichte und KritikderGrundbegrifie der Gegenwart» ( Leipzig : 1878), 1871T. Сорокин дает критический обзор этой систе мы анализа в своих Sociological Theories of Today , глава 10. — Примеч. автора.
Поскольку в более точных науках теория и данные довольно да лекого прошлого в большой мере входят в состав современного куму лятивного знания, то упоминание великих авторитетов прошлого главным образом приходится на историю дисциплины; а ученые на своих рабочих местах и в трудах в первую очередь пользуются недав ними достижениями, развившими эти прежние открытия. В резуль тате прежние и часто более весомые научные достижения часто предаются забвению (за редкими и иногда существенными исключения ми), поскольку их поглощает более поздняя работа.
В гуманитарных областях все обстоит иначе: с каждой классичес кой работой — каждым стихотворением, драмой, эссе или истори ческим исследованием — последующие поколения гуманитариев зна комятся непосредственно. По образному выражению Дерека Прай са, «кумулятивная структура естественных наук имеет фактуру с последовательным соединением элементов, подобно вязанию, тогда как фактура гуманитарной области больше напоминает беспорядочное плетение, в котором любая точка с равной вероятностью может быть связана с любой другой» 55 . Короче говоря, личное знакомство с про изведениями классиков играет малую роль в физических и биологических науках и очень большую в работе гуманитариев.
Кесслер, другой специалист по информационным системам в на уке, изложил эту мысль в намеренно провокационной, если не воз мутительной манере:
В научной литературе даже шедевры со временем потеряют всю цен ность, кроме исторической. В этом основная разница между научной и художественной литературой. Немыслимо, например, чтобы человек, серьезно изучающий английскую литературу, не читал Шекспира, Миль тона или Скотта. А тот, кто всерьез занимается физикой, может спокой но проигнорировать первоисточники Ньютона, Фарадея и Максвелла 56 .
Стиль Кесслера на то и направлен, чтобы вызвать возмущение читателя. И действительно , с точки зрения гуманизма и истории науки, это утверждение кажется выражением современного невежества. Многим из нас трудно отделить свой преисполненный признательности прошлому интерес к истории, к трудам основоположников от увлеченности работой, направленной на развитие современной науки и почти не требующей непосредственного знакомства с Principia Ньютона или Traite Лавуазье. Тем не менее такое же замечание, как у Кесслера, красноречиво высказал один из основателей современной социологии. Рассматривая основное предназначение науки — включение новых знаний и тем самым расширение ее сферы через призму личности ученого, Макс Вебер отмечает:
- 54 Charles С . Gillespie, The Edge of Objectivity: An Essay in the History of Scientific Ideas (Princeton University Press, 1960), 8. «...каждый первокурсник колледжа знает физику в большем объеме, чем Галилей, который в первую очередь заслужил честь считаться основателем современной науки, и знает больше Ньютона, ум которого превосходил все другие, обращавшиеся к природе». — Примеч. автора.
- 55 Derek J. De Solla Price, «The scientific foundations of science policy», Nature, ап рель 17, 1965, 206, № 4981, 233-238. - Примеч . автора .
- 56 M.M. Kessler, «Technical information flow patterns», Proceedings, Western Joint Computer Conference, May 9, 1961 , 247—257. — Примеч . автора .
...каждый из нас знает, что сделанное им в области науки устареет через 10, 20, 30, 40 лет, такова судьба, более того, таков смысл научной работы, которому она подчинена и которому служит, и это как раз со ставляет ее специфическое отличие от всех остальных элементов культу ры, всякое совершенное исполнение замысла в науке означает новые «вопросы», оно по своему существу желает быть превзойденным. С этим должен смириться каждый, кто хочет служить науке. Научные работы могут, конечно, долго сохранять свое значение, доставляя «наслаждение» своими художественными качествами или оставаясь средством обучения научной работе. Но быть превзойденным в научном отношении —- не толь ко наша общая судьба, но и наша общая цель. Мы не можем работать, не питая надежды на то, что другие пойдут дальше нас. В принципе этот про цесс уходит в бесконечность 57 .
Социологи, балансируя между представителями естественных и гуманитарных наук, испытывают давление в ориентации на классические достижения с обеих сторон и не торопятся брать на себя обязательства, описанные Вебером. Лишь некоторые из них уступают и полностью принимают либо естественнонаучную ориентацию, предложенную Вебером, либо гуманитарную. Большинство, по всей видимости, колеблются, а некоторые пытаются их объединить. Эти попытки соединить естественнонаучную и гуманитарную ориентации обычно приводят к смешению систематики социологической теории с ее историей.
То, что в процессе кумуляции знаний социальные науки находятся между естественными и гуманитарными, убедительно подтверждается так называемым исследованием ссылок, где сравниваются распределения дат публикаций, на которые ссылаются в нескольких определенных областях. Полученные данные исключительно закономерны. В естественных науках — представленных такими журналами, как «физикалревю» и «Аапрофизикал джорнал», — примерно от 60% до 70% ссылок относятся к публикациям, появляющимся за предшествующие пять лет, в гуманитарных науках — представленных такими журнала ми как «Американ хисторикал ревю», «Арт Бюллетин» и «Джорнал ов Истетикс энд арт критисизм», — соответствующие цифры колеблют ся от 10% до 20%. Между ними социальные науки — представленные такими журналами, как «Американ социолоджи кал ревю», Американ джорнал ов социолоджи» и «Бритиш джорнал ов сайколоджи», — где от 30% до 50% ссылок относятся к публикациям предшествующих пяти лет 5 *. Другие исследования ссылок подтверждают, что эти данные ти пичны в общих чертах.
- 57 М. Вебер. Наука как призвание и профессия. — В М. Вебер. Избранные произ ведения. — М.: Прогресс, 1990, с. 712. — Примеч. автора.
В одном отношении социология принимает ориентацию и прак тику естественных наук. Исследование движется от рубежей, установ ленных кумулятивной работой прошлых поколений; социология, имен но в этом отношении, отличается исторической близорукостью, узос тью кругозора и плодотворности. Но в другом отношении социология сохраняет свое родство с гуманитарными науками. Она не желает отказаться от личного знакомства с классическими произведениями социологии и предсоциологии как от неотъемлемой части работы социолога qua социолога. Каждый современный социолог с претензией на социологическую грамотность непосредственно и многократно встре чался с работами основателей: Конта, Маркса и Спенсера, Дюркгей- ма, Вебера, Зиммеля и Парето, Самнера, Кули и Веблена и других та лантливых людей, оставивших неизгладимый след в современной со циологии. Поскольку я тоже обращался к наследию прошлого, даже до того, как нашел этому разумное обоснование, и поскольку отчасти и сейчас не желаю отказаться от общения с классиками, это может по служить достаточным основанием для размышления о характере и при чинах этого нежелания.
- 58 Я благодарен Дереку Дж. де Солла Прайсу за то, что получил доступ к его еще не опубликованным данным, основанным на 154 подшивках журналов в различных областях науки. Огромное количество упоминаний включает : Р . Е . Burton and R.W. Keebler, «'Half-life' of some scientific and technical literatures», American Documentation, •960, 11,18—22; R.N. Broadus, «An analysis of literature cited in the American Sociological Review», American Sociological Review», июнь 1952, 17, 355—356, и «A citation study for sociology», The American Sociologist, февраль 1967, 2,19—20; Charles E. Osgood and Louis V. Xhignesse, «Characteristics of bibliographical coverage in psychological journals published ш 1950 and 1960». Institute of Communications Research , University of Illinois , март 1963. В Дифференцированных исследованиях ссылок необходимо, конечно, различать ссыл ки на исследования и на «необработанные данные», т.е. исторические документы, стихотворения и другую литературу далекого прошлого, которые критически заново оценивают гуманитарии. — Примеч. автора.
Эрудиция и оригинальность
Влечение социологов к работам своих предшественников не оку тано тайной. Во многом социологическую теорию, представленную новыми членами этого прославленного генеалогического древа, от личает непосредственная связь с прошлым, и современная теория отчасти откликается на многие до сих пор не решенные проблемы, выделенные предшественниками.
Однако интерес к классическим произведениям прошлого так же вызвал интеллектуально дегенеративные тенденции в истории идей, Первая из них — это слепое благоговение почти перед каждым высказыванием блистательных предков. Оно не раз звучало в самоотверженном, но в целом бесплодном для науки толковании комментатора. На этот обычай как раз и ссылается Уайтхед в эпиг рафе к данной главе: «Наука, которая не торопится забыть своих ос нователей, обречена». Вторая дегенеративная форма — это превра щение в банальность. Ведь один из способов превратить истину в заезженный и все более сомнительный штамп — это чтобы ее часто повторяли, желательно в неосознанно искаженном виде, те, кто ее не понимает. (Примером является часто высказываемое предполо жение, что Дюркгейм отводил огромное место насилию в обществен ной жизни, развив концепцию «принуждения» как одной из харак теристик социальных фактов.) Превращение в банальность — от личное средство истощить истину, выжав из нее все соки.
Короче говоря, изучение классических произведений может быть или прискорбно бесполезным, или удивительно полезным. Все зависит от того, какую форму принимает это изучение: бесплодного про стого толкования классики и превращения истины в банальность или активного развития и разработки теоретических наметок авторитет ных предшественников. Огромная пропасть разделяет эти два подхо да и обусловливает двойственное отношение ученых к постоянному чтению первоисточников.
У этой двойственности есть исторические и психологические кор ни. Со времени зарождения современной науки доказывалось, что ученым надо знать работу предшественников, чтобы исходить из того, что уже сделано, и отдать должное тем, кто этого заслуживает. Даже самый ярый проповедник антисхоластики Фрэнсис Бэкон считал это само собой разумеющимся: «Когда человек, готовясь и приступая к какому-либо исследованию, прежде всего отыскивает и изучает ска занное об этом другими, затем он прибавляет свои соображения и по средством усиленной работы разума возбуждает свой дух и как бы призывает его открыть свои прорицания» 59 . С тех пор такая практи ка закрепилась в требованиях к научным статьям: в них должен быть обзор теории и исследований, имеющих отношение к рассматрива емым проблемам. Логическое обоснование этого и понятно, и зна комо: незнание прежних работ часто обрекает ученого на открытие того, что уже известно. Вот как Сорокин изложил это для нашей об ласти знаний:
Не зная, что конкретная теория была давно разработана или что конкретная проблема тщательно изучена многими предшественниками, социолог вполне может потратить время и силы на открытие новой социологической Америки, когда ее уже давно открыли. Вместо того чтобы с удобствами пересечь научную Атлантику за короткий период времени, необходимый для изучения достигнутого ранее, такой социолог вынуж ден перенести все испытания Колумба лишь для того, чтобы обнаружить уже после напрасной траты времени и сил, что его открытие давно сдела но и все испытания были впустую. Обнаружить такое — трагедия для уче ного и пустая трата ценного для общества и социологии дарования 60 .
Ту же картину не раз отмечали и в других областях науки. Гени альный физик Кларк Максвелл (проявлявший огромный, хотя и не профессиональный интерес к социологии того времени) заметил на заре своей научной карьеры: «Я читаю старые книги по оптике и нахожу в них много такого, что гораздо лучше, чем новое. Зарубежные математики сейчас сами открывают методы, хорошо известные в Кем бридже еще в 1720 году, но ныне забытые» 61 .
Так как политика и отчасти практика поиска предшествующей литературы давно стали правилом в науке, научные исследования перестали нуждаться в каком-нибудь другом документальном подтвер ждении. Но противоположная тенденция, не получившая официаль ного признания, но все же часто проявляющаяся на практике, требу ет обширного документального подтверждения, если мы хотим понять двойственное отношение ученых к эрудиции.
Примерно на протяжении последних четырех столетий выдающи еся ученые мужи предупреждали о возможных опасностях эрудиции. Исторические корни этого отношения кроются в неприятии схолас тического подхода комментатора и толкователя. Так, у Галилея зву чит громкий призыв:
- 59 Фрэнсис Бэкон Веруламский. Новый органон. — Л.: Соцэкгиз, 1935. — Афо ризм LXXXII , с.149. — Примеч. автора.
- 60 Sorokin, Contemporary Sociological Theories XVIII—XIX. — Примеч . автора .
- 61 Lewis Campbell and William Garnett, The Life of James Clerk Maxwell (London: Macmillan and Co., 1884), 162. — Примеч . автора .
...человеку не стать философом, если его все время будет волновать написанное другими, и он никогда не посмотрит своими глазами на тво рения природы, пытаясь распознать в ней уже известные истины и исследовать некоторые из бессчетного числа тех, которые еще предстоит открыть. Так, я считаю, философом никогда не станешь, а будешь всего лишь учеником других философов и знатоком их работ 62 .
Уилльям Харви вторит ему (выразительностью сказанного глубоко поразив Кларка Максвелла, тоже испытывавшего противоречивые чувства к эрудиции):
Все те, кто читает авторов, а не выводит сам посредством своего ума истинные утверждения о вещах (выражая свое авторское понимание), воспринимают не истинные идеи, а лишь обманчивые идолы и фанто мы; тем самым они создают себе некие тени и химеры, и вся их теория и размышления (которые они зовут наукой) есть не что иное, как сны на яву и фантазии больного воображения 63 .
Со временем эту двойственность по отношению к эрудиции некоторые превратили в выбор между ученостью и творческой научной работой. К концу семнадцатого века Темпль, апологет древних мыслителей, знавший о естественных науках лишь понаслышке, был готов высмеять современных авторов, которые не хотели ограничиваться древней мудростью:
Окажись эти рассуждения верными, я уж тогда не знаю, на какие преимущества могут претендовать современные Знания по сравнению с теми знаниями, которые мы получаем от Древних. В этом случае люди скорее многое потеряют, а не приобретут, возможно, они ослабят Силу и Развитие своего Гения, сдерживая его и формируя на основе чужого, бу дут меньше иметь собственных знаний, удовольствовавшись знаниями тех, кто был раньше... К тому же, кто знает, а вдруг ученость ослабит Твор ческое начало в человеке, имеющем огромные преимущества от Приро ды и Рождения, вдруг весомость и количество идей и понятий у такого множества других людей подавят его собственные или затруднят их дви жение и пульсацию, из которых и возникают все открытия 64 .
То, что Темпль от полного незнания ученых считал смешным, было всерьез воспринято великими учеными позже. Их двойственное отношение к эрудиции было выражено недвусмысленно. Например, Клод Бернар допускает, что человек науки должен знать работу своих предшественников. Но, продолжает он, чтение даже такой «по лезной научной литературы... не должно заходить слишком далеко, чтобы не иссушить ум и не задушить изобретательность и научное творчество. Какую пользу можем мы извлечь, выкапывая источенные червями теории или результаты наблюдений, полученные без должных методов исследования?». Словом, «неправильно понятая эруди ция была и до сих пор является одной из главных преград на пути развития экспериментальной науки» 65 .
- 62 Le Opere di Galileo Galilei , Edizione Nazione ( Firenze : Tipographia di G . Barbera , 1892), III , i . 395. — Примеч. автора.
- 63 Campbell and Gavnett, op. cit., 277. — Примеч . автора .
- 64 Sir William Temple's, Essays on Ancient and Modern Learning, изданные J.E. Spingarn (Oxford: Clarendon Press, 1909), 18. — Примеч . автора .
Такая широта ума, как у Бернара, явно позволяла относительно легко справиться с этим двойственным отношением, остановившись на выборочном чтении работ, непосредственно относящихся к соб ственной экспериментальной и теоретической работе. Математик Литтлвуд, подобно самому Бернару, решил эту проблему, обратившись сначала к своим собственным идеям, а потом проверив их по предшествующей литературе, прежде чем опубликовать свои результаты 66 . Тем самым Бернар и Литтлвуд «замкнули цикл», вернувшись к практике, которую отстаивали светила в науке задолго до них 67 .
- 65 Claude Bernard, An Introduction to the Study of Experimental Medicine (New York: Henry Schuman, 1949; впервые опубликовано в 1865 г .), 145, 141. — Примеч . автора .
- 66 J.E. Littlewood, A Mathematician's Miscellany (London, Methuen Publishing Co., 1953), 82—83. «Это, конечно, хороший способ — и я часто прибегал к нему — начи нать, не слишком погружаясь в существующую литературу» (курсив мой). Charles Richet , The Natural History of a Savant , trans by Sir Oliver Lodge ( New York : George H . DornCo ., 1927), 43—44, формулирует этот способ так: «Информированный человек... может знать слишком много о том, что напечатано другими, и не сохранить ориги нальность своего подхода. Наверно, было бы лучше никогда не публиковать резуль таты эксперимента, тщательно не изучив соответствующую библиографию, и все же лучше не отягощать себя слишком большими знаниями перед проведением экспери мента». — Примеч. автора.
" Д-р И. Бернар в письме Джону Коллинзу 3 апреля 1671 г.: «Книги и экспери менты хороши в сочетании друг с другом, но, взятые отдельно, страдают недостатка ми, поскольку работу человека неосведомленного невольно предвосхитят труды древ них, а начитанного вводит в заблуждение вымысел вместо науки». Stephen Peter Rigaud, ed. Correspondence of Scientific Men of the 17th Century ( Oxford : at the University Press, •841), 1,158. О взаимосвязи эрудиции и личных наблюдений см. также высказывание врача XVII — XVIII веков Джона Фрейнда: «Каждый врач хочет и должен делать зак лючения, исходя из своей врачебной практики; но он сможет высказать лучшее суж дение и дать более справедливое заключение, сравнивая то, что читает и что видит. Когда я говорю, что и то, и другое стало бы более плодотворным и совершенным благодаря поиску и изучению мнений и методов тех, кто жил раньше, не стоит счи тать мои слова оскорблением для интеллекта любого человека, особенно учитывая то обстоятельство, что ему никто не мешает самому рассуждать и он не обязан вдаваться в понятия автора больше, чем сочтет разумным и применимым к практике. Поэтому не надо опасаться, что чтение скажется на его природной сообразительности, какова бы она ни была, сбивая с пути и вводя в заблуждение. History of Physic ( London : 1725— 1726), I, 292. — Примеч . автора .
Другие преодолевают свое двойственное отношение к эрудиции главным образом тем, что отказываются от всякой попытки сделать хорошее знание предшествующей литературы необходимым услови ем продвижения в своей собственной работе. В социальных науках есть свой ряд примеров такого приспособления к ситуации. Давным-давно Вико готов был с радостью процитировать замечание Гоббса, что если б он прочитал так же много, как другие, то и знал бы так же мало 68 . Герберт Спенсер — о котором можно сказать, что никто до него не писал так много, зная столь мало о том, что уже написано по такому же широкому кругу вопросов, — превратил и свое неприятие авторитетов по отношению к авторитетам, и свою болезнь (у него от чтения кружилась голова) в философию исследования, не предпола гавшую знакомство с работами предшественников 69 . И Фрейд тоже неоднократно и вполне осознанно в своих клинических исследова ниях и в своей теории не считал нужным обращаться к предшествую щим работам. Как он однажды выразился: «Я на самом деле очень мало знаком со своими предшественниками. Если мы когда-нибудь встретимся в мире ином, они меня, конечно, заклеймят плагиатором. Но это такое удовольствие исследовать что-то самому, а не читать об этом литературу». И еще: «В последние годы я отказал себе в огромном удовольствии читать работы Ницше из тех соображений, чтобы моей работе над впечатлениями, полученными в ходе психоанализа, не ме шали никакие ожидания, полученные извне. Так что мне нужно быть готовым — и я с радостью готов — отказаться от всех притязаний на при оритет во многих случаях, когда тщательное психоаналитическое ис следование может лишь подтвердить истины, которые этот философ постиг интуитивно» 70 .
Заметим, что именно основоположнику социологии удалось дове сти этот способ адаптации к конфликту между эрудицией и творчеством до абсурда. В течение двенадцати лет, посвященных написанию «Кур са позитивной философии», Конт следовал «принципу умственной гигиены» — он очистил свои мозг от всего, кроме собственных идей, с помощью простого способа: не читая ничего, что хотя бы отдаленно относилось к его теме. Он с гордостью писал об этом А.Б. Джонсону: «Что касается меня, я не читал ничего, кроме великих поэтов, древних и современных. Умственная гигиена действует на меня чрезвычайно благотворно, особенно способствуя сохранению оригинальности свой ственных только мне рассуждений» 71 . Таким образом, мы видим, как Конт проводит окончательное — и в своей крайности абсурдное — раз граничение истории и систематики социологии. Как историк науки он пытался воссоздать ее развитие, довольно обстоятельно познакомив шись с трудами классиков, тогда как в качестве зачинателя позитивис тской системы социологической теории он преднамеренно игнориро вал непосредственно предшествующие ему идеи — в том числе и идеи своего бывшего наставника Сен-Симона, — чтобы добиться специфи чески понимаемой им оригинальности своих суждений.
- 68 The Autobiography of Giambatista Vico. Перевод Max Harold Fisch and Thomas Goddard Bergin (Ithaca, New York: Great Seal Books, 1963). — Примеч . автора .
- 69 Autobiography of Herbert Spencer (New York: D. Appleton & Co., 1904). — Примеч . автора .
- 70 Первое замечание — из письма Фрейда к Пфистеру, 12 июля, 1909 г.; второе — из его «Истории психоаналитического движения», Collected Papers , I , 297. Фрейд не зря предвидел, что позднее откопают всякого рода предвидения его работ; см. под борку как давних, так и недавних «предвидений» в Lancelot Law Whyte The Unconscious Before Freud ( New York : Basic Books , Inc ., 1960). — Примеч. автора.
Как мы уже видели, исторически повторяющееся противостоя ние эрудиции и творчества — это проблема, которую еще предстоит решить. С семнадцатого века ученые предупреждали, что эрудиция часто толкает на чисто схоластические толкования прежних трудов вместо нового эмпирического исследования и что сильное увлечение прежними идеями сковывает творчество, лишая мышление гибкости. Но, несмотря на эти опасности, великие ученые смогли соеди нить эрудицию и творческий поиск ради продвижения науки, либо читая лишь самые последние исследования по своей проблеме, которые, по-видимому, вбирают в себя соответствующие накопленные в прошлом знания, либо изучая более далекие источники только после завершения своего исследования. Однако экстремальные попытки освободиться от предшествующих идей — как это сделал Конт — мо гут переродиться в осознанное пренебрежение всей существенной теорией прошлого и в искусственное разделение истории и система тики теории.
Функции классической теории
Даже основоположнику нельзя позволить исказить исследуемую нами фундаментальную разницу между подлинной историей и систематикой социологической теории, поскольку различие, подчерки ваемое нами, мало, если вообще похоже на разграничение, сделанное Контом . Истинная история социологической теории должна представлять собой нечто большее, чем хронологически упорядоченный набор критических обзоров определенных доктрин. Она должна за ниматься взаимодействием теории и таких вопросов, как социальное происхождение и статусы ее представителей, меняющаяся социальная организация социологии, изменения идей в результате их распространения, и их связи с окружающей социальной и культурной струк турой. Теперь мы хотим обрисовать некоторые отличительные функции систематики теорий, основываясь при этом на классических фор мулировках социологической теории.
- Письмо было адресовано Александру Брайану Джонсону и напечатано в новом издании его замечательного «Трактата о языке» [ Treatise on Language /, ed . by . David Rymn (Berkeley University of California Press, 1959), 5—6. — Примеч . автора .
Ситуация в естественных и биологических науках продолжает значительно отличаться от ситуации в социальных науках и социологии в частности. Хотя физику как таковому нет необходимости с головой уходить в Prinicipia Ньютона или биологу как таковому читать и перечитывать «Происхождение видов» Дарвина, то у социолога кактаково- го скорее, чем у историка социологии, есть достаточные основания изу чать работы Вебера, Дюркгейма, Зиммеляи, коли на то пошло, иногда возвращаться к работам Гоббса, Руссо, Кондорсе или Сен-Симона.
Причина этого различия была изучена здесь детально. Данные говорят о том, что в целом естествознание больше, чем социальные науки, преуспело в извлечении соответствующих накопленных ранее сведений и во включении их в последующие формулировки. В социо логии случаи забвения классических формулировок из-за такого включения встречаются пока редко. В результате не извлеченную никем ра нее информацию все еще можно успешно использовать как новую отправную точку и современное применение прошлой теории весьма разнообразно, о чем свидетельствует диапазон функций, которые вы полняют ссылки на классическую теорию.
Иногда цель ссылки состоит в том, чтобы просто прокомменти ровать классиков или привлечь авторитетный источник и тем самым придать весомость теперешним идеям. Цитата приводится для того, чтобы отразить элементы родства между собственными идеями и иде ями предшественников. Многим социологам доводилось пережить удар по самолюбию, когда они обнаруживали, что самостоятельно сделанное ими открытие поневоле оказывается повторным и что, более того, язык этого классического предоткрытия, давно исчез нувшего из поля зрения, настолько живой, выразительный или на столько содержательный, что их собственное открытие становится всего лишь второстепенным. Раздираемые противоположными чув ствами — переживая, что их опередили, и наслаждаясь красотой пре жней формулировки, они цитируют классическую идею.
Лишь немногим отличаются от таких ссылок на классические тру ды те заметки, которые делает читатель, переполненный своими собственными идеями, когда обнаруживает в ранней книге именно то, к чему пришел сам. Идею, пока незаметную другим читателям, отмеча ют именно потому, что она близка разработавшему ее самостоятель но. Часто предполагают, что упоминание раннего источника обяза тельно означает, что идея или данные в этой ссылке впервые пришли в голову после чтения классиков. Однако есть много свидетельств тому, что более ранний отрывок замечают лишь потому, что он со гласуется с тем, к чему читатель уже пришел сам. Здесь мы сталкива емся с невероятным событием: диалогом между мертвыми и живыми. Они не слишком отличаются от диалогов между современными учеными, в которых каждый радуется, когда обнаружит, что другой со гласен с тем, что до сих пор было идеей, рассматриваемой в одиноче стве и, возможно, даже казавшейся сомнительной. Идеи приобретают новую весомость, когда их самостоятельно высказывает другой, будь то в печати или в разговоре. Когда ученый наталкивается на них в печати, то единственное преимущество заключается в уверенности, что ученый знает, что не было неумышленного пересечения книги или статьи со своей более ранней формулировкой той же идеи.
Есть еще один способ ведения «диалога» с классическими труда ми. Современный социолог часто наталкивается на трактовку клас сиков, подвергающую сомнению идею, которую он готов был выдви нуть как состоятельную. Следующие за этим размышления действуют отрезвляюще. Более поздний теоретик, вынужденный допустить, что он ошибся, заново исследует свою идею и, если находит, что она действительно несовершенна, формулирует ее в новом варианте, из влекая пользу из состоявшегося, но нигде не зарегистрированного диалога.
Четвертая функция классиков в том, что они являются эталоном интеллектуальной работы. Следя затем, как глубоко проникают в суть явлений великие умы, такие, какими в социологии были Дюркгейм и Вебер, мы обретаем критерии, необходимые для настоящей социоло гической проблемы — той, которая осмысляется теорией, — и узнаем, что представляет собой адекватное теоретическое решение проблемы. Классики — это то, что Салвемини любил называть libri fecondatori — книги, развивающие способности требовательных читателей, которые уделяют им пристальное внимание. Видимо, именно этот процесс и заставил великого юного норвежского математика Нильса Абеля отметить в своей записной книжке: «Мне кажется, что если хочешь до биться чего-то в математике, надо изучать учителей, а не учеников» 72 .
- Отрывок из записной книжки Абеля приводится в Oystein Ore , Niels HenrikAbel : Mathematician Extraordinary ( Minneapolis : University of Minnesota Press , 1957), 138. — Примеч. автора.
В конце концов, если классическая социологическая книга или статья стоит того, чтобы ее вообще читать, то ее стоит и периодически перечитывать, поскольку то, что сообщает печатная страница, отчасти меняется в результате взаимодействия между покойным автором и живым читателем. Точно так же, как бывает разной Песня пес ней, когда читаешь ее в 17 лет и в 70, так и « Wirtschaft und Gesellschaft » Вебера, «Самоубийство» Дюркгейма или « Soziologie » Зиммеля различ ны, когда их читают в разные времена. Ибо точно так же, как новые сведения имеют обратное воздействие, помогая распознать предви дение и предвосхищение в ранних работах, так и изменения в современной социологической науке, проблемах и круге интересов социо логов позволяют найти новые идеи в работе, которую мы уже читали. Новый контекст текущих достижений в нашей собственной интеллектуальной жизни или в самой дисциплине высвечивает идеи или намеки на идеи, которые мы упустили, читая работу раньше. Конеч но, этот процесс требует интенсивного чтения классиков и такого рода сосредоточенности, которую проявил тот воистину преданный науке ученый (описанный Эдмундом Уилсоном), который, когда его рабо ту прервал стук в дверь, открыл ее, задушил незнакомца, стоявшего на пороге, и затем снова вернулся к своей работе.
В качестве неформальной проверки потенциально творческой функции перечитывания классиков достаточно изучить записи на полях и другие заметки, сделанные нами в классической работе, ког да мы ее читали, а затем перечитывали годы спустя. Если книга сооб щает нам абсолютно то же самое во второй раз, мы или переживаем сильный интеллектуальный застой, или в классической работе меньше интеллектуальной глубины, чем ей приписывалось, или, к несча стью, верно и то и другое.
То, что характерно для интеллектуальной жизни отдельного со циолога, может стать типичным для целых поколений социологов. Ведь по мере того, как каждое новое поколение накапливает свой собственный запас знаний и тем самым повышает свою восприимчивость к новым теоретическим проблемам, оно начинает видеть много но вого в прежних работах, сколько бы ни обращались к ним до этого. В пользу перечитывания старых работ можно сказать многое, особенно в такой не полностью сложившейся области, как социология, при условии, что это изучение представляет собой нечто большее, чем без думную мимикрию, посредством которой серость выражает свою при знательность величию. Повторное чтение прежней работы при све жем восприятии позволяет современным социологам по-новому вос принимать то, что неясно вырисовывалось в ходе первоначального изучения, и в результате объединить старое, полусформировавшееся представление и проходящее заново исследование.
Таким образом, помимо чтения классиков с целью написания истории социологической теории, знакомство с ними и повторное обращение к их трудам имеет ряд функций. Они таковы: искреннее удовольствие при нахождении эстетически привлекательного и бо лее убедительного варианта своих собственных идей, удовлетворение от независимого подтверждения этих идей великими умами, воспитательная функция установления эталонов социологической работы и эффект взаимодействия при разработке новых идей, когда обращаются к более старым работам в контексте современных знаний. Каж дая функция вызвана недостаточной востребованностью прошлой со циологической теории, которую еще пока полностью не впитала в себя последующая идея. По этой причине социологи в наши дни должны и впредь вести себя не так, как их современники в естественных на уках, и больше уделять внимания знакомству с не такими уж далеки ми предшественниками-классиками. Но если их цель — творчество, а не ханжеское почитание, если они хотят использовать прежние формулировки теории, а не просто испытывать благоговение перед ними, они должны отличать схоластическую практику комментария и толкования от научной практики расширения предшествующей теории. И что самое важное, социологам надо различать две совершенно самостоятельные задачи: развитие истории социологической теории и развитие ее современной систематики.
II . О социологических теориях среднего уровня
Подобно многим другим часто применяемым словам, слово «тео рия» грозит стать бессмысленным. Из-за разнообразия его референт ных значений — куда входит все: от второстепенных рабочих гипотез и обстоятельных, но туманных и неупорядоченных рассуждений до аксиоматических систем мышления — употребление этого слова ско рее затрудняет понимание, чем способствует ему.
Во всей этой книге термин социологическая теория относится к логически взаимосвязанным множествам утверждений, из которых можно вывести эмпирические закономерности. Везде в центре нашего внимания находится то, что я называю теориями среднего уровня: это теории, находящиеся между второстепенными, но необходимы ми рабочими гипотезами, появляющимися в изобилии в ходе проведе ния рутинного исследования', и всеобъемлющими систематическими попытками разработать общую теорию, которая объяснит все наблю даемые закономерности социального поведения, социальной органи зации и социального изменения 2 .
Теория среднего уровня используется в социологии в основном как ориентир для эмпирического исследования. Она находится между общими теориями социальных систем, слишком далекими от частных классов социального поведения, организации и изменения, что бы объяснить наблюдаемые явления, и теми подробными четкими описаниями частностей, которые совершенно не обобщены. Теории среднего уровня, разумеется, содержат отвлеченные понятия, но они достаточно тесно связаны с наблюдаемыми данными, чтобы их можно было ввести в утверждения, допускающие эмпирическую провер ку. Теории среднего уровня, как видно из их названий, касаются со вершенно определенных аспектов социальных явлений. Мы говорим о теории референтных групп, социальной мобильности или ролевого конфликта и формирования социальных норм точно так же, как о теории цен, теории вирусных заболеваний или о кинетической тео рии газов.
1 «Рабочая гипотеза» мало чем отличается от разумного образа действия, характерного для всех нас в повседневной жизни. Когда мы сталкиваемся с определенны ми фактами, в голову приходят определенные альтернативные объяснения, и мы при ступаем к их проверке». James B. Conant, On Understanding Science (New Haven: Yale University Press, 1947), 137, n. 4. — Примеч . автора .
- 1 В этом обсуждении использована и расширена рецензия на статью Парсонса о положении социологической теории на заседаниях Американского социологического общества в 1947 г., в сжатом виде опубликованная в American Sociological Review , 1949, 13, 164—168. В нем также использованы последующие дискуссии : R.K. Merton, «The role-sets: problems in sociological theory», The British Journal of Sociology, июнь 1957, 8, 106—120, на 108—110; R.K. Merton, «Introduction» to Allen Barton, Social Organization under Stress: A sociological Review of Disaster Studies (Washington, D.C.: National Academy of Sciences — National Research Council, 1963), xvii-xxxvi, на xxix-xxxvi. — Примеч . автора .
Конструктивным идеям в таких теориях свойственна простота: возьмем, например, теорию магнетизма Гильберта, теорию атмосфер ного давления Бойля или теорию формирования коралловых остро вов Дарвина. Гильберт начинает с относительно простой идеи о том, что Землю можно представить как магнит; Бойль — с простой идеи о том, что атмосферу можно представить как «море воздуха»; Дарвин — с идеи о том, что атоллы можно представить как направленный вверх и наружу рост кораллов над уровнем островов, которые уже давно погрузились в море. В каждой из этих теорий создан некий образ, бла годаря которому можно прийти к определенным заключениям. Приведем всего один пример: если считать атмосферу морем воздуха, то тогда, как заключает Паскаль, на вершине горы атмосферное давле ние должно быть меньше, чем у ее основания. Так начальная идея подсказывает особые гипотезы, которые проверяются тем, получают ли эмпирическое подтверждение сделанные на их основе выводы. Плодотворность самой идеи проверяется тем, что констатирует круг теоретических проблем и гипотез, позволяющих выяснить новые ха рактеристики атмосферного давления.
Во многом сходным образом теория референтных групп и отно сительной депривации начинается с простой идеи, выдвинутой Джей мсом, Болдуином и Мидом и развитой Хайменом и Стауффером, о том, что за основу самооценки люди принимают стандарты других «значимых» людей. Некоторые выводы, сделанные на основе этой идеи, расходятся с разумными ожиданиями, основанными на неизу ченном множестве «самоочевидных» предположений. Здравый смысл, например, подсказывает, что чем больше сам ущерб, нанесенный се мье при массовом бедствии, тем более обделенной она будет себя чув ствовать. Это представление основано на неизученном предположе нии, что величина объективного ущерба находится в линейном соот ношении с субъективной оценкой ущерба и что эта оценка ограничивается собственным опытом. Но теория относительной деприва ции приводит к совершенно другой гипотезе, а именно: самооценки зависят от сравнения своего собственного положения с положением других людей, с которыми мы себя сопоставляем. Согласно этой теории, таким образом, предполагается, что при определяемых условиях семьи, понесшие тяжелые утраты, будут себя чувствовать менее обде ленными, чем понесшие меньшие утраты, если окажутся в ситуации, позволяющей им сравнивать себя с другими людьми, пострадавши ми еще больше. Например, именно те люди, которые сами испытали огромные лишения в зоне наибольшего ущерба от бедствия, видят вокруг себя тех, кто пострадал еще больше. Эмпирическое исследова ние подтверждает теорию относительной депривации, а не предполо жение, сделанное на основе здравого смысла: «ощущение, что твое по ложение относительно лучше, чем у других, возрастает при объектив ном ущербе, доходя до категории наибольшего ущерба», и лишь потом идет на убыль. Эта последняя модель укрепляется из-за склонности средств массовой информации делать утверждения о том, что «наибо лее пострадавшие обычно фиксируют себя как референтную группу, относительно которой даже другие пострадавшие могут делать срав нения в свою пользу». В ходе дальнейшего обследования выясняется, что эти модели самооценки, в свою очередь, влияют на распределе ние морального состояния в среде выживших и на их мотивацию в оказании помощи другим 3 . В пределах отдельного класса поведения, таким образом, теория относительной депривации приводит нас к набору гипотез, которые можно проверить эмпирически. Подтвержденный вывод можно сформулировать довольно просто: когда мало людей пострадало в основном в одной и той же степени, боль и поте ря каждого кажется огромной; когда многие пострадали в совершенно разной степени, даже довольно большие потери кажутся малыми, когда их сравнивают с более значительными. На вероятность самого факта сопоставления влияет различная очевидность потерь большей и меньшей степени.
Специфика этого примера не должна затемнять общий характер теории среднего уровня. Очевидно, что поведение людей при массо вом бедствии — всего лишь одна из бесконечного множества конк ретных ситуаций, к которым можно эффективно применить теорию референтных групп; точно так же это касается теории изменения в социальной стратификации, теории авторитета, теории институциональной взаимозависимости и теории аномии. Понятно, что эти тео рии среднего уровня не были логически выведены из единой всеобъ емлющей теории социальных систем, хотя в своем окончательном виде ут не противоречить ей. Более того, каждая теория — это нечто большее, чем простое эмпирическое обобщение, то есть отдельное утверждение, суммирующее наблюдаемые закономерности отношений между двумя или более переменными. Теория содержит множе ство предположений, из которых получены сами эмпирические обоб щения.
- 3 Barton , op . cit ., 62—63, 70—72, 140, и Введение, XXIV — XXV . — Примеч. автора.
Еще один пример теории среднего уровня в социологии может помочь нам определить ее характер и применения. Теория набора ролей 4 начинается с образного представления, как социальный ста тус «встроен» в социальную структуру. Этот образ не сложнее, чем образ атмосферы как моря воздуха у Бойля или образ Земли как маг нита у Гильберта. Однако, как и в случае со всеми теориями среднего уровня, их доказательство заключается в применении, а не в том, что бы мгновенно объявить появляющиеся идеи очевидными или стран ными, полученными из более общей теории или предназначенными для решения частного класса проблем.
Несмотря на самые разные значения, закрепленные за понятием социального статуса, по одной из социологических традиций оно пос ледовательно применяется к положению в социальной системе с его отличительным набором определенных прав и обязанностей. Соглас но этой традиции, представленной Ральфом Линтоном, родственное понятие социальной роли относится к поведению носителей статуса, ориентированному на принимаемые за образец ожидания со сторо ны других людей (тех, кто дает права и требует выполнения обязательств). Линтон, как и многие другие представители в этой школе, придерживается давно признанного всеми базисного положения: каж дый человек в обществе непременно имеет многочисленные статусы и у каждого статуса есть своя связанная с ним роль.
Здесь-то и начинается расхождение теории набора ролей с этой давно установившейся традицией. Разница поначалу мала — на столько, сказали бы некоторые, что ее можно считать несущественной, — но изменение угла зрения постепенно ведет к все большим фундаментальным теоретическим различиям. Теория набора ролей исходит из той идеи, что каждый социальный статус подразумевает не одну-единственную связанную с ним роль, а совокупность ролей. Эта особенность социальной структуры приводит к понятию набора ролей: того комплекса общественных отношений, в который люди вступают просто в силу занимаемого ими определенного социального статуса. Так, человек со статусом студента-медика играет не только роль студента, чей статус находится в определенном отношении к статусу своих преподавателей, но и комплекс других ролей, связыва ющих его разным образом с другими людьми в этой системе: другими студентами, врачами, сестрами, социальными работниками, медика ми-лаборантами и им подобными. Опять-таки, статус школьного учи теля имеет свой отличительный набор ролей, связывающий учителя не только с обладателем соотносительного статуса, учеником, но так же с коллегами, директором школы, министерством образования, профессиональными ассоциациями и, в Соединенных Штатах, с ме стными патриотическим организациями.
- 4 На следующих страницах использована работа Merton « The role - set », op . cit . — Примеч. автора.
Заметим, что набор ролей отличается от того, что социологи дав но называют «множественными ролями». Последний термин тради ционно относится не к комплексу ролей, связанных с одним соци альным статусом, а к разнообразным социальным статусам (часто в разных институтах общества), которые приобретают люди — напри мер, у одного человека могут быть разнообразные статусы врача, мужа, отца, профессора, церковного старосты, члена партии консерваторов и армейского капитана. (Этот комплекс отдельных статусов человека, каждый со своим собственным набором ролей, является набором статусов. Это понятие породило свой собственный комплекс аналитических проблем, которые исследуются в главе XI .)
Вплоть до этого момента концепция набора ролей была просто образом для представления компонента социальной структуры. Но этот образ — начало, а не конец, поскольку непосредственно ведет к определенным аналитическим проблемам. Из понятия набора ролей непосредственно вытекает, что социальные структуры ставят перед нами задачу четко сформулировать компоненты бесконечных наборов ролей — то есть функциональную задачу, — постараться как-то их упорядочить для достижения ощутимой степени общественного порядка, достаточной, чтобы позволить большинству людей большую часть времени заниматься своим делом и чтобы при этом их не сковывали глубокие конфликты в своих наборах ролей.
Если это относительно простая идея набора ролей имеет теорети ческую ценность, она должна породить четко определенные пробле мы для социологического исследования. Так оно и происходит 5 . Воз никает общая и определенная проблема идентификации социальных ханизмов (то есть социальных процессов, имеющих конкретные по- ледствия для конкретных частей социальной структуры), в которых в остаточной мере артикулированы ожидания носителей данного на бора ролей: ослабить конфликты ролей для их носителя. Затем возни кает следующая задача: обнаружить, как приходят в действие эти ме ханизмы, чтобы можно было объяснить, почему они не срабатывают или вообще не проявляются в некоторых социальных системах. И наконец, подобно теории атмосферного давления, теория набора ро лей прямо указывает на соответствующее эмпирическое исследова ние. В монографиях о деятельности разнообразных типов официальных организаций на основе эмпирических данных расширены теоретические представления о том, как функционируют наборы ролей на практике 6 .
- 5 Более раннюю версию этой развивающейся идеи см. в Merton , « The social - cultural environment and anomie », в Helen L . Witmer and Ruth Kotinsky , ed ., New Perspective for Research on Juvenile Delinquency : доклад на конференции по релевантности и взаимо связям определенных понятий из социологии и психиатрии для преступности, со стоявшейся 6 и 7 мая 1955 г. ( Washington , D . C .: U . S . Department of Health < Education , and Welfare , 1956), 24—50, на 47—48. — Примеч. автора.
Теория наборов ролей помогает уяснить еще один аспект социо логических теорий среднего уровня. Они часто согласуются с самыми разнообразными так называемыми школами социологической теории. Насколько можно судить, теория наборов ролей не противоре чит таким широким теоретическим ориентациям, как марксистская теория, функциональный анализ, социальный бихевиоризм, интегральная социология Сорокина или теория действия Парсонса. Это высказывание может ужаснуть тех, кого приучили считать, что школы социологической мысли — это логически замкнутые и взаимоис ключающие друг друга доктрины. Но на самом деле, как мы позже отметим в этом вступлении, всеобъемлющие социологические теории имеют довольно свободные внутренние связи и внутренне мно гообразны, они частично совпадают друг с другом, так что некую данную теорию среднего уровня, в какой-то мере подтвержденную эмпи рически, часто можно включать в такие всеобъемлющие теории, ко торые в каких-то отношениях противоречат друг другу.
Пояснить это довольно нетипичное мнение можно, рассмотрев заново теорию наборов ролей как теорию среднего уровня. Мы отхо дим от традиционного понятия, допустив, что один статус в обществе предполагает не одну роль, а комплекс связанных с ним ролей, соотносящий данного человека с разными людьми.
- 6 Если можно судить по динамике развития в науке, кратко изложенной в преды дущей части этого введения, то теории среднего уровня, находясь близко к исследо вательским рубежам науки, особенно часто являются результатом многократного и приблизительно одновременного открытия. Центральная идея набора ролей была не зависимо разработана в важной эмпирической монографии Neal Gross, Ward S. Mason and A.W. McEachern, Explorations in Role Analysis: Studies of the School Superintendency Role (New York: John Wiley & Sons, inc., 1958). Значительные расширения теории вме сте с эмпирическим исследованием можно найти в монографиях: Robert FL . Kahn et al -, Organizational /Stress: Studies in Role Conflict and Ambiguity (New York: John Wiley & Sons, 1964), см . 13-17 и passim; Daniel Katzand Robert L. Kahn, The Social Psychology of Organizations (New York: Johr Wiley & Sons, 1966) 172 ff. and passim. — Примеч . автора .
Второе: мы отме чаем, что данное понятие набора ролей порождает четко определен ные теоретические проблемы, гипотезы, а также эмпирическое иссле дование. Одна из основных проблем — это выяснить, какие социальные механизмы структурируют набор ролей и сокращают количество конфликтов между ролями. Третье: понятие набора ролей выводит нас на структурную проблему выявления таких видов общественного устрой ства, которые объединяют, а не только противопоставляют ожидания разных членов данного набора ролей. Понятие множественности ро лей, с другой стороны, сосредоточивает наше внимание на ином и, не сомненно, важном вопросе: какотдельные носители статусов справля ются со многими и часто противоположными требованиями, предъяв ляемыми к ним? Четвертое: понятие набора ролей приводит нас к даль нейшему вопросу о том, как возникают эти социальные механизмы. Ответ на этот вопрос позволяет объяснить многие конкретные слу чаи, когда набор ролей действует неэффективно. Это не означает, что в целом мы исходим только из функциональности всех социальных механизмов. Мы допускаем ее не больше, чем теория биологической эволюции, предполагающая, что никаких дисфункциональных изме нений не происходит. И наконец, логика анализа, представленная этой социологической теорией среднего уровня, полностью построена на элементах социальной структуры, а не на конкретных истори ческих описаниях отдельных социальных систем. Таким образом, тео рия среднего уровня позволяет выйти за пределы мнимой проблемы теоретического конфликта между номотетическим и идиотетическим, то есть между общим и совершенно частным, между обобщающей социологической теорией и историзмом.
Следовательно, согласно теории набора ролей, всегда есть веро ятность существования отличающихся друг от друга ожиданий сре ди участников набора ролей относительно того, что является подхо дящим поведением для носителя статуса. Основной источник этой возможности конфликта — и опять важно отметить, что в этом мы согласны с такими несопоставимыми глобальными теоретиками, как Маркс и Спенсер, Зиммель, Сорокин и Парсонс, — заключается в том структурном явлении, что другие носители набора ролей чаще всего занимают самое разное общественное положение, отличное от поло жения данного носителя статуса. В силу того, что носители набора ролей разнообразно размещены в социальной структуре, они вполне могут иметь интересы и мнения, ценности и нравственные ожида ния, отличающиеся от тех, которые есть у самого носителя статуса. Таково, в конце концов, одно из главных предположений марксистс-ойтеории, как и многих других социологических теорий: социальная ибференциация порождает различие интересов среди людей с раз- ым положением в структуре общества. Например, члены местного ольного совета часто принадлежат к общественным и экономичес ким слоям, существенно отличающимся от того слоя, к которому при надлежит школьный учитель. Поэтому интересы, ценности и ожида ния членов совета могут отличаться от тех, что у учителя, и, таким образом, в отношении его могут быть противоречивые ожидания у этих и у других носителей его набора ролей: коллег по профессии, влиятель ных членов школьного совета и, скажем, Комитета по патриотизму Американского легиона. То, что для одного — основа воспитания, для другого может быть излишеством, а для третьего — вообще подрывной деятельностью. То, что явно верно для данного статуса, то верно в определяемой степени и для носителей других статусов, структурно свя занных через свой набор ролей с другими людьми, которые при этом занимают совершенно разное положение в обществе.
Таким образом, теория наборов ролей, как любая другая теория среднего уровня, начинается с некоторой общей идеи и связанной с ней образности и порождает комплекс теоретических проблем. Так, предполагаемая структурная основа возможного нарушения набора ролей приводит к двойному вопросу (который, как показывают дан ные, не возникал до появления теории): какие из социальных меха низмов, если таковые имеются, вступают в действие для того, чтобы противостоять теоретически предполагаемой нестабильности наборов ролей, и соответственно при каких обстоятельствах эти социальные ме ханизмы не срабатывают, приводя к падению эффективности, пута нице и конфликту? Подобно другим вопросам, возникшим историчес ки из общей ориентации функционального анализа, они тоже не предполагают, что наборы ролей неизменно работают с максимальной эф фективностью. При этом данная теория среднего уровня занимается не историческим обобщением того, в какой мере в обществе преобла дает общественный порядок или конфликты, а аналитической про блемой выяснения социальных механизмов, приводящих к больше му порядку или меньшему конфликту, по сравнению с тем, что было бы, если бы эти механизмы не вступили в действие.
Содержание | Дальше |