Типы индивидуального приспособления

Теперь от этих культурных образцов перейдем к рассмотрению типов приспособления индивидов в обществе, имеющем такую куль­туру. Хотя в центре нашего внимания все еще будет оставаться куль­турное и социальное происхождение различных разрядов и типов от­ клоняющегося поведения, мы перенесем наше внимание с образцов культурных ценностей на типы приспособления к этим ценностям индивидов, занимающих разные позиции в социальной структуре.

Здесь мы рассмотрим пять типов приспособления. Они схематич­ но представлены в следующей таблице, где (+) обозначает «приня­ тие», (—) — «отвержение», а (±±) — «отвержение господствующих ценностей и замену их новыми».

Формы приспособления

Культурные цели

Институционализи­ рованные средства

I. Конформность

+

+

II. Инновация

+

—

III. Ритуализм

—

+

IV. Бегство

—

—

V. Мятеж"

±

±

Анализ того, каким образом социальная структура оказывает на индивидов давление, побуждающее их к принятию того или иного из этих альтернативных способов поведения, следует предварить замечанием, что люди могут переходить от одной альтернативы к другой по мере вовлечения в разные сферы социальной деятельности. Эти категории относятся к ролевому поведению в специфических типах ситуаций, но не к личности. Это типы более или менее устойчивых реакций, а не типы организации личности. Рассмотрение этих типов приспособления в нескольких сферах поведения поставило бы слож­ную задачу, невыполнимую в рамках этой главы. Поэтому мы сосре­ доточим внимание на экономической деятельности — в широком смысле «производства, обмена, распределения и потребления това­ ров и услуг» — в нашем конкурентном обществе, где богатство при­ обрело высокую символическую ценность.

  • 12 В типологиях альтернативных форм реагирования на фрустрирующие условия недостатка не наблюдается. Одну из них предлагает Фрейд в книге «Недовольство культурой» (указ. соч., с. 93 и далее); производные типологии, часто различающиеся в существенных деталях, можно найти в книгах: Karen Homey , Neurotic Personality of Our Time ( New York , 1937) (рус. пер.: К. Хорни. Невротическая личность нашего вре­ мени. Самоанализ. — М.: Прогресс-Универс, 1993, с. 7—220); S . Rosenzweig , « The Experimental Measurement of Types of Reaction to Frustration » H . A . Murray et al ., Explorations in Personality ( New York , 1938), p . 585—599; а также в работах Джона Дол- ларда, Гарольда Лассуэлла, Абрама Кардинера и Эриха Фромма. Однако — и прежде всего это касается собственно фрейдовской типологии — типы индивидуальных ре­ акций рассматриваются в отрыве от места, занимаемого индивидом в социальной структуре. Например, несмотря на свой неугасающий интерес к «культуре», Хорни не исследует различия во влиянии, которое оказывает эта культура на фермера, рабо­ чего и бизнесмена, на представителей низшего, среднего и высшего классов, на чле­ нов различных этнических и расовых групп и т.д. В результате этого при рассмотре­нии роли «культурных противоречий» не принимается во внимание их неодинаковое воздействие на группы, занимающие разное положение в обществе. Культура стано­ вится своего рода одеялом, одинаково покрывающим всех членов общества, независи­ мо от идиосинкратических различий их жизненной истории. В нашей типологии прежде всего предполагается, что эти реакции проявляются с разной частотой в разных под­группах нашего общества, и именно потому, что члены этих групп или слоев неодина­ ково подвержены культурным призывам и социальным ограничениям. Эту социоло­ гическую ориентацию можно найти в работах Долларда и, в менее систематической форме, в исследованиях Фромма, Кардинера и Лассуэлла. Исходные общие положе­ ния этой ориентации см. в прим. 3 к этой главе. — Примеч. автора.
  • " Пятая альтернатива явно располагается на ином уровне, нежели остальные. Она представляет собой переходную реакцию, заключающую в себе попытку инсти­ туционализировать новые цели и процедуры, которые могли бы быть приняты дру­ гими членами общества. Таким образом, речь идет о попытках изменить существую­щую культурную и социальную структуру, вместо того чтобы пытаться вместить свои усилия в рамки самой этой структуры. — Примеч. автора.

/. Конформность

Чем выше степень стабильности в обществе, тем более типичным и распространенным становится первый тип приспособления: кон­ формность как к культурным целям, так и к институционализиро­ ванным средствам. Не будь это так, поддержание стабильности и преемственности общества стало бы невозможным. Сеть ожида­ ний, конституирующая всякий социальный порядок, поддержива­ ется модальным поведением его членов, выражающим подчинение установленным, хотя, возможно, и постоянно меняющимся культур­ ным образцам. И лишь благодаря тому, что поведение, как правило, ориентируется на основные ценности общества, мы можем говорить о том, что скопление людей образует общество. До тех пор, пока не сложился запас ценностей, разделяемых взаимодействующими ин­дивидами, существуют только социальные отношения, если можно так назвать беспорядочные взаимодействия людей, — но не общество. Так, в середине века мы можем говорить об Обществе Наций прежде всего как о фигуре речи или как о воображенной цели, но не как о социологической реальности.

Поскольку наш интерес сосредоточен прежде всего на источни­ ках девиантного поведения и поскольку мы уже коротко проанализи­ ровали механизмы, делающие конформность в американском обще­ стве модальной реакцией, вряд ли нужно еще что-то добавлять к тому, что уже было сказано об этом типе приспособления.

//. Инновация

Сильное культурное акцентирование цели успеха открывает до­ рогу этой форме приспособления, состоящей в использовании институционально запрещенных, но часто эффективных средств дос­ тижения хотя бы подобия успеха — богатства и власти. Эта реакция возникает, когда индивид усвоил культурное акцентирование цели, не интернализировав при этом в равной степени институциональные нор­ мы, регулирующие пути и средства ее достижения.

С точки зрения психологии, при больших эмоциональных вло­ жениях в цель можно ожидать появления готовности идти на риск, и эта установка может приниматься членами всех социальных слоев. С точки зрения социологии, возникает вопрос, какие свойства нашей социальной структуры располагают к этому типу приспособления, производя тем самым в одном социальном слое большую частоту де- виантного поведения, чем в другом.

На высших уровнях экономики давление к инновации нередко стирает различие между честным деловым соперничеством и жесто­ кими практиками, лежащими по ту сторону нравственности. Как от­мечал Веблен, «в каждом конкретном случае нелегко, а подчас и не­ возможно до решения суда сказать, что перед нами: достойная похва­ лы предприимчивость или уголовное преступление». Вся история крупных американских состояний пропитана тяготением к институ­ ционально сомнительным инновациям, свидетельством чему служит восхищение «баронами-разбойниками» XIX века. Невольное восхи­щение этими «практичными, ловкими и преуспевающими людьми», часто выражаемое в частной обстановке, а нередко и публично, — про­ дукт культурной структуры, в которой священная и неприкосновен­ ная цель фактически освящает средства. И в этом нет ничего нового. Нисколько не предполагая, что Чарльз Диккенс был абсолютно точ­ ным наблюдателем американской жизни, и отдавая себе полный отчет в том, что он был кем угодно, но только не беспристрастным наблюда­ телем, процитируем его проницательные заметки об американском «умении «ловко обделывать дела»: этим умением позолочены для них и мошенничество, и грубое злоупотребление доверием, и растрата, про­изведенная как общественным деятелем, так и частным лицом; и оно по­зволяет многим плутам, которых стоило бы вздернуть на виселицу, дер­ жать высоко голову наравне с лучшими людьми... Нарушение условий сделки, банкротство или удачное мошенничество расцениваются не ис­ ходя из золотого правила «поступай так, как ты хотел бы, чтобы поступи­ ли с тобой», а в зависимости от того, насколько ловко это было продела­ но... Мне сто раз пришлось вести следующий диалог:

— Ну разве не постыдно, что такой человек, как имярек, наживает состояние самым бесчестным и гнусным путем, а его граждане терпят и поощряют его, несмотря на все совершенные им преступления? Ведь он же нарушает общественную благопристойность!

•  Да, сэр.

•  Ведь он же общепризнанный лжец!

•  Да, сэр.

•  Ведь его секли, пороли, гнали в шею!

•  Да, сэр.

•  И это совершенно бесчестный, низкий, распутный человек!

•  Да, сэр.

•  Ради всего святого, в чем же тогда его заслуга?

•  Видите ли, сэр, он ловкий человек».

В таком карикатурном изображении конфликта культурных цен­ностей Диккенс был, разумеется, лишь одним из многих остроумных писателей, беспощадно исследовавших последствия превознесения финансового успеха. Когда пришлые острословы иссякли, их дело продолжили уроженцы страны. Артемус Уорд высмеивал «общие ме­ ста» американской жизни до тех пор, пока они не стали казаться до странности несуразными. «Доморощенные философы» Билл Арп и Нефтяной Вулкан [позднее Везувий] Нэсби поставили остроумие на службу разоблачению святынь, разбивая в пух и прах образы обще­ ственных деятелей и испытывая при этом нескрываемое удовольствие. Джош Биллингс вместе со своим альтер эго Дядюшкой Изеком ясно высказал то, в чем многие не смогли бы добровольно признаться: что удовлетворение относительно, ибо «самое большое счастье в этом мире состоит в обладании тем, чего не могут достать другие». Все они увле­ ченно демонстрировали социальные функции тенденциозных острот и, как позднее показал Фрейд в монографии «Остроумие и его отно­ шение к бессознательному», использовали их как оружие «нападения на все большое, достойное и могущественное, которое защищено от непосредственного унижения внутренними задержками или внешни­ ми обстоятельствами...»* Но пожалуй, наиболее показательным в этом отношении было облечение Амброзом Бирсом остроумия в та­ кую форму, которая со всей очевидностью показала, что слово «ос­троумие» не утратило связи со своей исходной этимологией и все еще означало силу, с помощью которой человек познает, учится и думает. Свой характерно ироничный и проницательный очерк о «преступлении и его коррективах» Бирс начинает со следующего замечания: «Социологи уже давно пылко обсуждают теорию о том, что импульс к совершению преступления — это болезнь и что согла­ сие в открытую им обладать — тоже болезнь». После такого вступле­ ния он описывает способы, с помощью которых преуспевающий мо­ шенник приобретает социальную легитимность, и переходит к анатомическому анализу несоответствий между культурными ценностя­ми и социальными отношениями.

  • * 3. Фрейд. «Я» и «Оно». Труды разных лет. — Тбилиси: Мерани, 1991, — Кн. 2. с. 274. — Примеч. пер.

Добропорядочный американец, как правило, терпеть не может мо­ шенничества, но возмещает эту суровость благожелательной терпимостью к мошенникам. Единственное, что ему для этого требуется, — это знать мошенников лично. Все мы довольно громко «изобличаем» воров, если не имеем чести быть с ними знакомыми. Но если уж мы их знаем, то — вот те раз! — наше отношение к ним сразу меняется, несмотря на явственно рас­ ходящийся вокруг них аромат трущоб и тюрем. Мы можем знать, что они виновны в преступлении, но встречаемся с ними, пожимаем им руку, вместе выливаем, а если они к тому же еще богаты или чем-то иным при­ мечательны, приглашаем их в свои дома и считаем за честь часто бывать у них. Мы «не одобряем их методы»; дескать, пусть они это поймут, и это будет для них достаточным наказанием. Представление о том, будто под­ леца хоть на йоту волнует, что думает о его методах человек, ведущий себя с ним корректно и дружелюбно, явно изобрел какой-нибудь юморист. В постановке водевилей у Марса он, вероятно, сделал бы себе целое состо­ яние.

[И еще;] Если бы мошенникам отказывали в общественном призна­ нии, их стало бы намного меньше. Некоторые стали бы лишь усерднее заметать следы своего присутствия на окольных путях неправедности, но другие надругались бы таки над собственной совестью и отказались от неудобств мошенничества ради неудобств честной жизни. Ведь недостой­ ный человек ничего на свете так не боится, как лишиться пожатия чест­ ной руки и остаться наедине с ледяной, неотвратимой пощечиной без­ различного взгляда.

Богатые мошенники водятся у нас потому, что есть «респектабель­ ные» люди, которые не стыдятся подавать им руку, видеться с ними, го­ ворить, что они их знают. В этом сквозит предательский отказ пристру­ нить их; крикнуть во весь голос, что они тебя ограбили, значит изобли­ чить своих сообщников.

Можно мило улыбаться мошеннику (а большинство из нас делают это много раз в день), если не знаешь, что он мошенник, и если тебе не сказали об этом другие. Но если об этом знаешь или если тебя об этом предупредили, то продолжать при этом улыбаться ему значит быть лице­ мером — либо просто лицемером, либо льстивым лицемером, в зависи­ мости от того места в жизни, которое занимает одаряемый улыбкой мо­шенник. Простых лицемеров больше, чем льстивых, ведь заурядных мо­ шенников больше, чем богатых и выдающихся; правда, и улыбок им дос­тается меньше. Американцев будут грабить до тех пор, пока американский характер остается таким, какой он сейчас, пока сохраняется терпимость к удачливым негодяям и пока американская изобретательность прово­ дит воображаемое различие между публичным и частным характером, коммерческим и личным поведением человека. Короче говоря, амери­канцев будут грабить до тех пор, пока они этого заслуживают. Ни один человеческий закон не сможет это остановить, ничто не в силах это оста­новить, ибо невозможно отменить высший и более спасительный закон: «Что посеешь, то и пожнешь» м .

Бирсу, жившему в эпоху процветания американских «баронов- разбойников», было трудно не заметить появление того, что позже получило известность как «должностное преступление». Тем не ме­ нее он сознавал, что далеко не все крупные и драматичные отступ­ ления от институциональных норм в высших экономических стра­тах предаются огласке, а отклонения в кругу скромного среднего класса становятся достоянием гласности, может быть, даже в еще меньшей степени. Сазерленд неоднократно доказывал с документа­ ми на руках, что среди бизнесменов преобладают «должностные пре­ ступления». Кроме того, он отмечает, что многие из этих преступле­ний так и не были наказаны — либо потому, что не были раскрыты, либо, если они все-таки были раскрыты, в силу «статуса бизнесме­ на, тенденции ухода от наказания и сравнительно неорганизован­ ного возмущения общественности в отношении должностных пре­ ступников» 15 . Исследование, охватившее около 1700 человек, в ос­ новном представителей среднего класса, показало, что «незарегистрированные преступления» — обычное дело для вполне «рес­ пектабельных» членов общества. 99% опрошенных признались, что совершили по крайней мере одно из сорока девяти преступлений, внесенных в уголовный кодекс штата Нью-Йорк; каждое было дос­ таточно серьезным, чтобы при самом суровом приговоре повлечь за собой тюремное заключение сроком не менее чем на 1 год. Среднее число преступлений среди взрослых (сюда не входят нарушения, со­ вершенные в возрасте до 16 лет) составило 18 для мужчин и 11 для женщин. Целых 64% -мужчин и 29% женщин признали себя винов­ ными в совершении одного или более уголовного преступления, ко­ торые, согласно законодательству штата Нью-Йорк, являются ос­ нованием для лишения их всех гражданских прав. Один из лейтмо­ тивов этих открытий выражен в словах священника, подававшего ложные сведения о продаваемом товаре: «Сначала я пытался вести себя честно, но это не всегда приносит успех». Опираясь на эти ре­зультаты, авторы делают сдержанный вывод, что «число действий, содержащих с правовой точки зрения состав преступления, намно­го превосходит число официально зарегистрированных преступле­ний. Противозаконное поведение отнюдь не относится к числу со­циальных или психологических аномалий; на самом деле это впол­ не обычная практика» 16 .

  • 14 Наблюдения Диккенса взяты из его «Американских записок»: Charles Dickens , American Notes ( Boston : Books , Inc ., 1940), p . 218. (Здесь приводятся в переводе Т. Куд­ рявцевой по изданию: Ч. Диккенс. «Собр. соч. в 30-ти томах». — М.: Гос. изд-во худ. лит­ры, 1958, — Т. 9. с. 296—297.) Социологического анализа, который стал бы формальным, хотя и неизбежно менее полным, аналогом фрейдовского психологического анализа функций тенденциозных острот, давно ждут. Одну из отправных точек для него дает докторская диссертация Жаннетт Тэнди, правда, не социологическая по характеру: Jeannette Tandy , Crackerbox Philosophers : American Humor and Satire ( New York : Columbia University Press , 1925). В пятой главе книги «Интеллектуальная Америка», удачно озаг­ лавленной «Интеллигенция», Оскар Каргилл приводит несколько емких замечаний о роли мастеров американского юмора XIX века, но они, естественно, занимают лишь очень скромное место в этой большой книге о «развитии американских идей». См .: О . Cargiil, Intellectual America (New York: Macmillan, 1941). Очерк Бирса , большую цитату из которого я привел , можно найти в книге : The Collected Works of Ambrose Bierce (New York, Washington: The Neale Publishing Company, 1912), Vol. XI , p . 187—198. Сле­ дует заметить, что я ни в коем случае не могу согласиться с резкой и совершенно необоснованной оценкой Бирса, данной Каргиллом. Она кажется мне даже не столько оценкой, сколько выражением предрассудка, который, по словам самого Бирса, есть лишь «бродячее мнение без зримых средств поддержки». — Примеч. автора.
  • ls См .: Е . Н . Sutherland, White collar criminality, op. cit.\ Crime and business, Annals, American Academy of Political and Social Science, 1941, Vol. 217, p. 112—118; Is «white collar crime» crime?, American Sociological Review, 1945, Vol. 10, p. 132—139; Marshall B. Clinard, Пе Black Market: A Study of White Collar Crime (New York: Rinehart & Co., 1952); Donald R. Cressey, Other People's Money: A Study in the Social Psychology of Embezzlement (Glencoe: The Free Press, 1953). — Примеч . автора .

Но сколь бы ни различалась интенсивность девиантного пове­ дения в разных социальных стратах — а мы из многочисленных ис­ точников знаем, что официальная статистика преступности, регу­ лярно показывающая более высокий ее уровень в низших соци­ альных стратах, далека от совершенства и надежности, — из нашего анализа ясно видно, что самый сильный толчок к отклоняющемуся поведению получают низшие страты. Конкретные примеры позво­ лят нам выявить социологические механизмы, втянутые в производ­ ство этих давлений. В ряде исследований было показано, что в не­ которых специализированных областях порок и преступление яв­ ляются «нормальной» реакцией на ситуацию, когда культурный ак­цент на денежный успех был усвоен, а доступ к общепризнанным и законным средствам достижения этого успеха — почти полностью перекрыт. Профессиональные возможности людей в этих областях ограничиваются преимущественно ручным трудом и малоквалифи­ цированной конторской работой. В условиях характерной для аме­ риканцев стигматизации ручного труда, которая оказалась почти в равной степени присущей всем социальным классам американского общества' 7 , и в условиях отсутствия реальных возможностей выйти когда-нибудь за пределы этого уровня результатом становится от­ четливая склонность к девиантному поведению. Статус неквалифи­цированного труда и вытекающий из него низкий уровень доходов никак не могут, с точки зрения установленных стандартов человечес­ кой ценности, конкурировать с теми обещаниями власти и высокого дохода, которые исходят от организованного порока, рэкета и пре­ ступности' 8 .

  • 16 См .: James S. Wallerstein, Clement J. Wyle, «Our law-abiding law-breakers», Probation, April, 1947. — Примеч . автора .

С точки зрения наших задач, в этих ситуациях можно выделить два ключевых элемента. Во-первых, установленные культурные ценности дают стимул стремиться к успеху; во-вторых, классовая структура ог­ раничивает доступные пути продвижения к этой цели главным обра­зом девиантным поведением. Это сочетание культурного акцента и социальной структуры как раз и производит сильное принуждение к отклонению. Обращение к законным каналам «заполучения денег» сдерживается классовой структурой, которая не полностью открыта на всех уровнях для талантливых людей 19 . Несмотря на нашу настой­ чиво пропагандируемую идеологию «открытых классов» 20 , достижение цели (успеха) случается относительно редко и заметно затруд­нено для тех, в чьем распоряжении есть только низкое образование и скудные экономические ресурсы. Господствующее в культуре дав­ ление ведет к постепенному затуханию законных, но в общем и це­ лом неэффективных усилий и ко все большему применению незакон­ ных, но более или менее действенных средств. К тем, кто занимает место в низинах социальной структуры, культура предъявляет несов­ местимые требования. С одной стороны, она призывает их ориенти­ ровать свое поведение на перспективу обретения крупного состоя­ния («Каждый человек — король», — говорили Марден, Карнеги и Лонг), с другой стороны, в значительной степени лишает их возмож­ ности сделать это институционально. Следствием этого структур­ ного несоответствия является высокий уровень девиантного пове­ дения. Равновесие между предписанными культурой целями и сред­ствами становится очень шатким по мере того, как все больше дела­ ется акцент на достижение наделенных престижем целей любыми средствами. В этом смысле фигура Аль Каноне выражает триумф аморального интеллекта над морально предписанной «неудачей» в условиях, когда закрыты или сильно сужены каналы вертикальной мобильности в обществе, которое всячески превозносит экономичес­ кое изобилие и социальное восхождение для всех его членов 11

  • " См.: National Opinion Research Center , National Opinion on Occupations , April , 1947. Это исследование, проведенное на общенациональной выборке и посвященное ран­ жированию и оценке 90 родов занятий, предоставляет ряд важных эмпирических дан­ных. Большое значение имеет сделанное в нем открытие, что, несмотря на известную склонность людей располагать свои и родственные им профессии в ранговой иерархии выше, чем это делают другие группы, между всеми профессиональными слоями есть существенное согласие в общем ранжировании профессий. Необходимы еще исследо­ вания такого рода для выяснения культурной топографии нынешних обществ. (См. сравнительное исследование престижности основных профессий в шести индустриа­ лизованных странах: Alex Inkeles , Peter H . Rossi , « National Comparisons of Occupational Prestige », American Journal of Sociology , 1956, Vol . 61, p . 329—339.). — Примеч. автора.
  • 18 См .: Joseph D. Lohman, «The Participant Observer in Community Studies», American Sociological Review, 1937, Vol. 2, p. 890-898, и William F. Whyte, Street Comer Society (Chicago, 1943). Обратите внимание на выводы Уайта: «Человеку из Закоулка трудно взобраться на лестницу [успеха], даже на самую нижнюю ее ступень... Он итальянец, а представители высшего класса относят итальянцев к числу наименее желательных иммигрантских народов... Привлекательные вознаграждения в виде денег и собствен­ ности общество преподносит тому, кто «добился успеха». Для большинства жителей Закоулка эти вознаграждения становятся доступными лишь через успех в мире рэке­ та или политики» (р. 273—274). — Примеч. автора.
  • 19 Во множестве исследований было обнаружено, что образовательная пирамида не подпускает значительную долю бесспорно талантливых, но стесненных в средствах молодых людей к получению высшего образования. Этот факт, касающийся нашей классовой структуры, в частности, отметил с тревогой в своем правительственном докладе «Наука: бесконечный фронтир» Ванневар Буш. См. также: W . L . Warner , R . J . Havighurst , M . B . Loeb , Who Shall Be Educated ? ( New York , 1944). — Примеч. автора.
  • 20 Изменяющаяся историческая роль этой идеологии — благодатная тема для изу­ чения. — Примеч. автора. .

Последнее уточнение имеет первостепенное значение. Из него видно, что если мы желаем понять социальные корни отклоняюще­ гося поведения, то мы должны принять во внимание не только ис­ ключительное акцентирование денежного успеха, но и другие аспек­ ты социальной структуры. Высокая частота девиантного поведения не порождается самим по себе отсутствием возможностей или этим возвеличиванием денежного успеха. Сравнительно жесткая модифи­ кация классовой структуры, каковой является кастовый порядок, может заходить в ограничении возможностей гораздо дальше, чем сегодняшнее американское общество. Именно когда система куль­ турных ценностей превозносит до небес, ставит буквально выше все­го некоторые общие цели успеха и навязывает их всему населению в целом, в то время как социальная структура жестко ограничивает или полностью перекрывает для значительной части того же самого населения доступ к одобряемым способам достижения этих целей, — имен­ но тогда принимает широкие масштабы девиантное поведение. Ина­че говоря, наша эгалитарная идеология косвенно отрицает существо­ вание таких индивидов и групп, которые бы не конкурировали друг с другом в погоне за денежным успехом. Более того, одна и та же сово­ купность символов успеха считается применимой ко всем. Считает­ ся, что цели выходят за классовые границы, не удерживаются в их пре­ делах; и в то же время реальная социальная организация устанавли­вает различия в доступности этих целей для разных классов. В этой среде главная американская добродетель, «честолюбие», пестует глав­ ный американский порок, «девиантное поведение».

  • 21 Роль негра в этой связи поднимает почти столь же много теоретических и прак­ тических вопросов. Сообщалось, что большие сегменты негритянского населения ассимилировали ценности денежного успеха и социального роста господствующей касты, но «реалистично приспособились» к тому «факту», что социальное восхожде­ние в настоящее время почти целиком ограничено пределами их касты. См .: Dollard, Caste and Class in a Southern Town, p. 66 и далее ; Donald Young, American Minority Peoples, P- 581; Robert A. Warner, New Haven Negroes (New Haven, 1940), p. 234. См. также пос­ ледующее обсуждение этого вопроса в настоящей главе. — Примеч. автора.

Этот теоретический анализ может помочь объяснить изменчивые корреляции между преступностью и бедностью 22 . «Бедность» — не изолированная переменная, действующая одинаково везде, где бы ее ни находили; это лишь одна из переменных, входящая в комплекс опознаваемо взаимосвязанных социальных и культурных перемен­ ных. Самой по себе бедности и сопутствующего ей ограничения воз­ можностей еще недостаточно, чтобы вызвать явно высокую интен­ сивность преступного поведения. Даже пресловутая «нищета посре­ ди изобилия» не обязательно приведет к этому результату. Но когда бедность и связанные с ней невыгодные условия соперничества за культурные ценности, одобренные всеми членами общества, соеди­ няются с акцентированием культурой денежного успеха как наивыс­ шей цели, нормальным следствием этого становится высокая интен­ сивность преступного поведения. Так, очень приблизительная (и не обязательно надежная) статистика преступности говорит, что в Юго- Восточной Европе бедность меньше коррелирует с преступностью, чем в Соединенных Штатах. Казалось бы, экономические жизнен­ ные шансы бедных в этом европейском регионе являются даже менее обещающими, чем в нашей стране, а стало быть, ни бедность, ни ее связь с ограниченными возможностями недостаточны для объяснения этих меняющихся корреляций. Однако когда мы рассматриваем всю конфигурацию — бедность, ограниченность возможностей и навязывание культурных целей, — появляется некоторая основа для объясне­ ния более высокой корреляции между бедностью и преступностью в нашем обществе, нежели в других, где более жесткая классовая струк­ тура соединена с разными для каждого класса символами успеха.

  • 22 Эта аналитическая схема может помочь разрешить некоторые кажущиеся про­ тиворечия в связях между преступностью и экономическим статусом, упомянутые П.А. Сорокиным. В частности, он отмечает, что «не везде и не всегда бедные демон­стрируют большую долю преступлений... во многих более бедных странах преступ­ ность была ниже, чем в более богатых... Экономические улучшения второй полови­ ны XIX и начала XX в. не привели к снижению преступности». См. его Contemporary Sociological Theories ( New York , 1928), p . 560—561. Главное, однако, в том, что низкий экономический статус играет разную динамическую роль в разных социальных и куль­ турных структурах, о чем говорится в тексте. А потому не следует ожидать линейной зависимости между преступностью и бедностью. — Примеч. автора.

Жертвы этого противоречия между культурным акцентировани­ ем денежных амбиций и общественным ограничением возможнос­ тей не всегда сознают структурные источники сдерживания их уст­ремлений. Разумеется, они часто сознают расхождение между инди­ видуальной ценностью и общественными вознаграждениями. Но они не обязательно понимают, откуда оно берется. Те, кто находит его источник в социальной структуре, могут отчуждаться от этой струк­ туры и становятся готовыми кандидатами на пятый тип приспособ­ ления (мятеж). Между тем другие — а их, видимо, подавляющее боль­ шинство — могут относить свои трудности на счет более мистичес­ ких и менее социологических источников. Ибо, как заметил в этой связи Гилберт Мэррей, выдающийся исследователь античности и воп- реки-самому-себе-социолог, «лучшая почва для суеверий — это та­кое общество, в котором судьбы людей кажутся практически никак не связанными с их достоинствами и усилиями. Стабильное и хоро­ шо управляемое общество, грубо говоря, склонно гарантировать, что Добродетельный и Прилежный Ученик достигнет успеха в жизни, а Порочный и Ленивый — нет. В таком обществе люди склонны при­ давать особое значение цепочкам причинности, которые можно ра­ зумно помыслить или увидеть. Но в [обществе, страдающем от ано­ мии], обычные добродетели прилежания, честности и доброты, по- видимому, приносят мало пользы» 23 . И в таком обществе люди обыч­ но находят опору в мистицизме, начинают все списывать на Судьбу, Случай, Удачу.

Действительно, и самые «преуспевшие», и самые «непреуспевшие» в нашем обществе нередко объясняют этот результат «удачей». Так, например, процветающий бизнесмен Юлиус Розенвальд заявил, что 95% крупных состояний «обязаны удаче» 24 ; а один из ведущих дело­ вых журналов, объясняя в редакционной статье социальные преиму­ щества, приносимые большим личным богатством, считает необхо­ димым добавить к мудрости как фактору обогащения еще и удачу: «Когда человек благодаря мудрому вложению денег — пусть даже во многих случаях не без помощи удачи — накапливает пару-дру- гую миллионов, он ничего у нас не отнимает» 25 . Точно так же и ра­ бочий часто объясняет экономический статус «случаем». «Рабочий видит вокруг себя много опытных и квалифицированных людей, оставшихся без работы. Если у него есть работа, он чувствует, что ему повезло; если нет — считает себя жертвой неудачного стече­ ния обстоятельств. Рабочий может не видеть почти никакой связи между заслугами и их последствиями» 1 *'.

  • 11 Gilbert Murray, Five Stages of Greek Religion (New York, 1925), p. 164—165. Главу профессора Мэррея об «Утрате самообладания», из которой я взял этот отрывок, мож­ но с уверенностью причислить к лучшим образцам тонкого и проницательного соци­ ологического анализа нашего времени. — Примеч. автора.
  • 24 См . цитату из интервью , приводимую в книге : Gustavus Meyers, History of the Great American Fortunes (New York, 1937), p. 706. — Примеч . автора .

В той мере, в какой рабочему приходится подстраиваться под иной раз непредсказуемые решения менеджеров, его начинают терзать тре­воги и страх потерять работу; и это еще одна «благодатная почва» для веры в участь, судьбу и случай. Было бы полезно выяснить, ослабева­ют ли эти верования, когда организации рабочих редуцируют вероят­ ность ускользания их профессиональной судьбы из их рук.

Между тем эти ссылки на случай и удачу выполняют разные фун­ кции в зависимости от того, делаются ли они теми, кто достиг акцен­ тируемых культурой целей, или теми, кто их не достиг. Для первых, с психологической точки зрения, это обезоруживающее выражение скромности. Говорить, что тебе просто улыбнулась удача, не разгла­ гольствуя о том, что ты совершенно заслуживаешь своей счастливой доли, — нечто бесконечно далекое от всякого подобия самодоволь­ ства. С социологической точки зрения, доктрина удачи, выдвигаемая преуспевшими, выполняет двойную функцию: она объясняет частое расхождение между заслугами и вознаграждениями и в то же время делает неприкосновенной для критики социальную структуру, допус­ кающую частое проявление этого расхождения. Ведь если успех преж­ де всего дело случая, если он заложен в слепой природе вещей, если он «дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда при­ ходит и куда уходит»*, то, разумеется, он не подчиняется никакому контролю и будет проявлять себя в одной и той же степени, какова бы ни была социальная структура.

Для не достигших успеха и особенно для тех из них, чьи заслуги и усилия не были достаточно вознаграждены, доктрина удачи обслу­ живает психологическую функцию сохранения самоуважения перед лицом неудачи. Она может также влечь за собой и дисфункцию: обуздание мотивации к продолжению усилий". С социологической точки зрения, как предположил Бакке 28 , эта доктрина может отражать непонимание того, как работает социальная и экономическая систе­ ма, и может быть дисфункциональной в той мере, в какой уничтожа­ ет основания бороться за структурные изменения в направлении бо­лее справедливых возможностей и вознаграждений.

  • 25 Nation ' s Business , Vol . 27, No . 9, p . 8—9. — Примеч. автора.
  • 26 См .: E.W. Bakke, The Unemployed Man (New York, 1934), p. 14. [Курсив мой]. Бакке намекает на структурные источники веры в удачу среди рабочих: «Есть ка­ кая-то доля безнадежности в ситуации, когда человек знает, что его везение или не­ везение почти им не контролируется и зависит только от счастливого случая». [Кур­ сив мой]. — Примеч. автора.
  • * Иоан. 3, 8. — Примеч. пер.

Эта ориентация на шанс и риск, обостренная напряжением, свя­занным с крушением надежд, возможно, поможет объяснить повы­ шенный интерес к азартным играм — институционально запрещен­ной или в лучшем случае допускаемой, но никак не предпочтитель­ ной и не предписываемой форме деятельности, — который свойствен некоторым социальным стратам 29 . У тех, кто не применяет к колос­ сальной пропасти между заслугами, усилиями и вознаграждением доктрину удачи, может сформироваться индивидуалистическая и ци­ничная установка по отношению к социальной структуре, ярче всего выраженная в культурном стереотипе: «Ценно не то, что ты знаешь, а то, кого ты знаешь».

В таких обществах, как наше, культура, чрезмерно акцентирую­ щая денежный успех для всех, и социальная структура, слишком ог­ раничивающая практическое обращение к одобренным средствам для большинства, создают тяготение к инновативным практикам, расхо­ дящимся с институциональными нормами. Однако эта форма при­ способления предполагает, что индивиды не были как следует социа­ лизированы, что и позволяет им отбрасывать институциональные средства, сохраняя при этом стремление к успеху. Тех же, кто полно­ стью интернализировал институциональные ценности, аналогичная ситуация скорее всего приводит к альтернативной реакции, когда цель отбрасывается, а конформность к нравам сохраняется. На этом типе реакции следует остановиться более подробно.

  • 27 В предельном случае она может подталкивать к отказу от притязаний и рути- низации деятельности ( III тип приспособления) или к фаталистической пассивности ( IV тип), на которых мы далее подробно остановимся. — Примеч. автора.
  • 28 Ср.: Bakke , op . cit ., p . 14, где высказывается предположение, что «рабочий знает о процессах, которые приводят его к успеху или лишают всякого шанса на успех, мень­ ше, чем бизнесмены и профессионалы. А следовательно, есть еще много других то­ чек, в которых события кажутся происходящими по воле благоприятного или небла­ гоприятного случая». — Примеч. автора.
  • 29 Ср .: R.A. Warner, New Haven Negroes; и Harold F. Gosnell, Negro Politicians ( Chicago , 1935), p. 123—125. Оба автора в этой связи упоминают о большом интересе малообес­ печенных негров к «участию в нелегальных лотереях». — Примеч. автора.
  • 267

III . Ритуализм

Ритуалистический тип приспособления легко поддается опреде­ лению. Он предполагает отвержение или понижение завышенных культурных целей великого денежного успеха и быстрой социальной мобильности до той точки, когда эти устремления могут быть удов­ летворены. Но хотя индивид отвергает культурное обязательство пы­ таться «обогнать весь мир», хотя он ужимает горизонты своих устрем­ лений, он продолжает при этом едва ли не с маниакальной навязчи­ востью соблюдать институциональные нормы.

В вопросе о том, на самом деле ли это девиантное поведение, есть нечто от терминологической софистики. Поскольку приспособление здесь в конечном счете является внутренним решением, а внешнее поведение хотя и не предпочтительно с точки зрения культуры, но все-таки институционально дозволено, в ритуализме обычно не ус­матривают социальной проблемы. Близкие индивидов, выбравших этот путь приспособления, могут судить о них в рамках господствую­ щих культурных приоритетов, «сочувствовать им» и, как было в од­ном случае, переживать, что «дружище Джоунси явно погряз в рути­ не». Описываем ли мы такое поведение как девиантное или нет, оно явно представляет собой отступление от той культурной модели, в которой людей обязывают активно стремиться — желательно пользу­ ясь для этого институционализированными процедурами — к про­ движению вперед и вверх в социальной иерархии.

Следует ожидать, что этот тип приспособления будет довольно часто происходить в обществе, где социальный статус человека во многом зависит от его достижений. Ибо, как часто отмечалось 30 , не­прерывная конкурентная борьба порождает у людей острую тревогу за свой статус. Один из способов смягчения этой тревоги — постоян­ ное снижение человеком уровня своих притязаний. Страх порождает бездействие, или, точнее говоря, рутинизированное действие 31 .

Синдром социального ритуалиста известен и поучителен. Его скры­ тая жизненная философия находит выражение в ряде культурных сте­ реотипов: «я стараюсь не выделяться», «я соблюдаю осторожность», «я довольствуюсь тем, что у меня есть», «не стремись высоко — и не бу­ дешь разочарован». Сквозной нитью через все эти установки прохо­ жем., например: H . S . Sullivan , « Modern Conceptions of Psychiatry », Psychiatry , 1940, Vol . 3, p . 111-112; Margaret Mead , And Keep Your Powder Dry ( New York , 1942), Chapter Vll ; Merlon , Fiske , Curtis , Mass Persuasion , p . 59—60. — Примеч. автора.

  • 31 См.: P . Janet , « The Fear ofAction », Journal oj Abnormal Psychology , 1921, Vol . 16, p . 150—160, а также блистательное обсуждение вопроса, имеющее прямое отношение к рассматриваемому здесь типу приспособления, в F . L . Wells , « Social Maladjustments : Adaptive Regression », op . cit . — Примеч. автора.

дит мысль, что высокие амбиции открывают дорогу разочарованию и опасности, тогда как скромные приносят удовлетворение и уверен­ ность. Это ответ на ситуацию, которая выглядит угрожающей и воз­ буждает недоверие. Такая установка неявно присутствует среди ра­бочих, тщательно следящих за соответствием своей производитель­ ности труда установленной норме выработки; такое поведение свой­ ственно промышленной организации, в которой рабочие имеют повод опасаться, что если их производительность труда будет то возрастать, то падать, управляющие «поставят их на заметку» и «что-нибудь слу­ чится» 32 . Так ведут себя и напуганный увольнением служащий, и бю­ рократ, ревностно соблюдающий нормы в кассовом отделе частного банка или в дирекции государственного предприятия 33 . Короче гово­ ря, это форма приспособления, состоящая в том, что индивид пыта­ ется в частном порядке уйти от тех опасностей и фрустраций, которые кажутся ему неотъемлемым компонентом конкуренции за основные культурные блага, отказываясь от этих целей и тем больше привязы­ ваясь к безопасным рутинам и институциональным нормам.

Если от американцев низшего класса в ответ на фрустрации, вы­зываемые преобладающим акцентом на большие культурные цели и фактом малых социальных возможностей, следует ожидать второго типа приспособления («инновации»), то от американцев низшего сред­ него класса следует ожидать большого представительства среди тех, кто прибегает к третьему типу приспособления, «ритуализму». Ибо именно в низшем среднем классе родители обычно оказывают на де­тей непрерывное давление, дабы те строго следовали моральным на­ казам общества, тогда как вероятность того, что их социальное вос­ хождение будет успешным, ниже, чем в высшем среднем классе. Стро­ гое дисциплинарное принуждение к подчинению нравам снижает ве­ роятность второго типа приспособления и повышает вероятность третьего. Суровое воспитание нагружает многих тяжелым бременем тревожности. Таким образом, образцы социализации низшего сред­ него класса способствуют появлению самой структуры характера, наиболее предрасположенной к ритуализму 34 . А потому именно в этом социальном слое будет чаще всего встречаться третья форма приспо­ собления 35 .

  • 32 F . J . Roethlisberger , W . J . Dickson , Management and the Worker , Chapter 18, а также p . 531 и далее; в более общем плане см. проницательные, как всегда, замечания Гил­ берта Мэррея, op . cit ., 138—139. — Примеч. автора.
  • 33 См. три следующие главы. — Примеч. автора.
  • 34 См., например: Allison Davis , John Dollard , Children of Bondage ( Washington , 1940), Chapter 12 (« Child Training and Class »); хотя речь в книге идет об образцах социализа­ ции низшего и низшего среднего классов у негров Дальнего Юга, этот материал, ви­ димо, можно применить, с небольшими изменениями, и к белому населению тоже. Об этом см . также : М . С . Erickson, «Child-rearing and Social Status», American Journal of Sociology, 1946, Vol. 53, p. 190—192; Allison Davis , R.J. Havighurst, «Social Class and Color

Однако следует еще раз подчеркнуть, как мы уже делали в нача­ ле этой главы, что мы рассматриваем лишь формы приспособления к противоречиям в культурной и социальной структурах: типы харак­тера, или личности, не попадают в центр нашего внимания. Индиви­ ды, оказываясь вовлеченными в эти противоречия, могут переходить и действительно переходят от одного типа приспособления к друго­ му. Так, легко можно представить ритуалистов, педантично следую­ щих институциональным правилам, которые настолько пропитают­ ся этими нормами, что станут бюрократическими виртуозами; их сверхконформность будет реакцией на чувство вины, порождаемое в них их прежним неподчинением правилам (т.е. вторым типом при­ способления). А случающийся иногда переход отритуализма к дра­ матическим формам незаконного приспособления хорошо задоку­ ментирован в психиатрических историях болезни и часто становится темой проницательной художественной литературы. За вспышками демонстративного неповиновения следуют продолжительные пери­оды сверхуступчивости 36 . Но хотя психодинамические механизмы этого типа приспособления были довольно четко выявлены и связа­ ны с образцами воспитания и социализации в семье, требуется еще много социологических исследований, чтобы объяснить, почему эти образцы встречаются в некоторых социальных стратах и группах предположительно чаще, чем в других. Наши рассуждения всего лишь дают одну из возможных аналитических схем для социологического иссле­ дования этой проблемы.

Differences in Child - rearing », American Sociological Review , 1946, Vol . 11, p . 698—710: «...ос­ новное значение социального класса для исследователей индивидуального развития со­ стоит втом, что он определяет и систематизирует разные среды обучения для детей, принадлежащих к разным классам». «Обобщая данные, представленные в таблицах, мы бы сказали, что дети из среднего класса [авторы не проводят различия между низ­ шим средним и высшим средним слоями] раньше и более настойчиво подвергаются влияниям, которые делают ребенка дисциплинированным, добросовестным, ответ­ственным и покорным человеком. В процессе такого воспитания дети из среднего класса, вероятно, испытывают больше страданий от фрустрации их побуждений». — Примеч. автора.

  • 35 Эта гипотеза еще ждет эмпирической проверки. Первые шаги в этом направ­ лении были сделаны в экспериментах с «уровнем притязаний», в которых исследова­ лись детерминанты формирования и изменения целей в особых экспериментально заданных видах деятельности. Остается, однако, главное препятствие, пока не пре­ одоленное, суть которого состоит в том, как получить из лабораторной ситуации с присущей ей относительно слабой эго-вовлеченностью в выполнение случайной за­ дачи (бумажно-карандашных головоломок, бросания колец, арифметических задач и т.д.) такие выводы, которые были бы применимы к ситуации сильных эмоциональ­ных вложений в цели успеха в рутинах повседневной жизни. Не могли эти экспери­менты с их одноразовыми групповыми формированиями воспроизвести и острые со­ циальные давления, присущие повседневной жизни. (Какой лабораторный экспери­ мент воспроизведет, например, надоедливое ворчание современной Ксантиппы: «Про­ блема в том, что ты ни к чему не стремишься; настоящий мужчина не сидел бы дома, а пошел бы и занялся делом»?) Из исследований , имеющих определенное , хотя и ог ­ раниченное отношение к этой теме , можно выделить : R. Gould, «Some Sociological Determinants of Goal Strivings», Journal of Social Psychology, 1941, Vol. 13, p. 461—473; L. Festinger, «Wish, Expectation and Group Standards as Factors Influencing Level of Aspiration», Journal of Abnormal and Social Psychology, 1942, Vol. 37, p. 184—200. Обзор исследований см .: Kurt Levin eta/., Level of Aspiration//J. McV. Hunt (ed.), Personality and the Behavior Disorders (New York, 1944), Vol. I , Chap . 10.

Представление об успехе как о соотношении притязания и достижения, систе­матически фигурирующее в экспериментах с уровнем притязаний, имеет, разумеет­ ся, давнюю историю. Гилберт Мэррей ( op . cit ., p . 138—139) отмечает преобладание этого представления среди греческих мыслителей IV века. Карлейль в романе «Сар-тор Резартус» говорит о том, что «счастье» (удовлетворение) можно представить в виде дроби, где числителем является достижение, а знаменателем — притязание. В почти таком же смысле успех рассматривается Уильямом Джемсом ( William James , The Principles of Psychology ( New York , 1902), Vol . 1, p . 310). См . также : F.L. Wells, Op. ci'f.,p. 879;P.A. Sorokin, Social and Cultural Dynamics (New York, 1937), Vol. Ill , p . 161- 164. Решающим является вопрос о том, можно ли подвергнуть это знакомое пред­ ставление строгой экспериментальной проверке, в которой искусственная лабора­ торная ситуация точно воспроизвела бы характерные черты реальной жизненной си­туации, или более продуктивным методом исследования будет дисциплинированное наблюдение рутинного поведения в повседневной жизни. — Примеч. автора.

зь Этот процесс впечатляюще изображен в романе Элинор Кларк: Eleanor Clark , The Bitter Box ( New York , 1946). Можно сослаться и на исследование Эриха Фромма, не принимая, правда, при этом его понятия «спонтанности» и «свойственной челове­ ку тенденции к саморазвитию»: Erich Fromm , Escape from Freedom ( New York , 1941), p . 185—206 (рус. пер/. Э. Фромм. Бегство от свободы — Э. Фромм. Бегство от свободы; Человек для себя. — Минск, 1997, с. 230—256). Вот, например, явно социологичес­ кая формулировка: «До тех пор, пока мы полагаем, что... анальный характер, типич­ный для низшего среднего класса в Европе, обусловливается определенными ранни­ ми переживаниями, связанными с испражнением, у нас нет никаких данных, кото­рые позволяли бы понять, почему же все-таки какому-то конкретному классу дол­ жен быть свойствен анальный социальный характер. Но если истолковать последний как одну из форм связи с другими людьми, коренящуюся в самой структуре характе­ра и проистекающую из взаимодействия с окружающим миром, то мы получим ключ к пониманию того, почему весь жизненный уклад низшего среднего класса, его узость, замкнутость и враждебность способствуют развитию структуры характера именно этого типа» (р. 293—294). А вот пример высказывания, продиктованного вошедшим в последнее время в моду благодушным анархизмом, который мы здесь считаем со­мнительным: «...существуют еще и неотъемлемые психологические качества челове­ ка, тоже нуждающиеся в удовлетворении... Самое важное среди них — это, по всей видимости, стремление к росту, к развитию и реализации тех способностей, которые сформировались у человека в ходе истории, например, способности к творческому и критическому мышлению... Кроме того, представляется, что это общее стремление к Росту, являющееся психологическим эквивалентом аналогичного биологического явления, приводит к появлению таких особых тенденций, как страстная жажда сво­ боды и ненависть к угнетению, ибо свобода есть необходимое условие любого роста» (Р. 287—288). - Примеч. автора.

ГУ. Бегство

Если первый тип приспособления (конформность) проявляется чаще всего, то четвертый тип приспособления (отвержение культур­ ных целей и институциональных средств) встречается, вероятно, наи­ более редко. Люди, которые приспособились (или неадекватно при­способились) таким способом, строго говоря, находятся в обществе, но при этому ему не принадлежат. В социологическом смысле они по­ истине являются в нем чужими. Поскольку они не разделяют общую структуру ценностей, их можно отнести к числу членов общества (в отличие от населения) чисто фиктивно.

Под эту категорию подпадают некоторые виды приспособитель­ ной активности психотиков, аутистов, париев, бездомных, лиц без определенного рода занятий, праздношатающихся, бродяг, хроничес­ ких алкоголиков и наркоманов 37 . Они отвергли предписанные куль­ турой цели, а их поведение не согласуется с институциональными нормами. Это не значит, что источником их способа приспособле­ ния не была в некоторых случаях сама социальная структура, кото­рую они отвергли, равно как не означает и того, что само их суще­ ствование рядом не представляет проблемы для членов общества.

Этот способ приспособления, учитывая его социально-структур­ные источники, должен становиться наиболее вероятным в том слу­ чае, когда индивид глубоко усвоил и культурные цели, и институци­ ональные практики, вложил в них свои чувства, наделил их высокой ценностью, но доступные институциональные пути не принесли ему успеха. В результате возникает двойной конфликт: усвоенное мораль­ ное обязательство применять только институциональные средства вступает в конфликт с внешними давлениями, побуждающими при­ бегнуть к противозаконным средствам (позволяющим достичь цели), и индивид оказывается отрезанным от средств, которые одновремен­ной законны, и эффективны. Конкурентный порядок остается, аразочарованный и потерявший всякую надежду индивид, неспособный с ним справиться, «выбывает из борьбы». Пораженческие настроения, пассивность и смирение находят выражение в механизмах бегства, которые в конечном счете приводят индивида к «бегству» от требова­ ний общества. Стало быть, это такое средство, которое рождается из постоянных неудач в стремлении приблизиться к цели законными средствами и из неспособности прибегнуть к незаконным способам в силу интернализированных запретов; этот процесс происходит, пока высшая ценность цели-успеха еще не отвергнута. Конфликт раз­ решается устранением обоих досаждающих элементов: и целей, и средств. Бегство завершено, конфликт устранен, индивид выклю­ чен из общества.

  • '" Конечно, это эллиптическое утверждение. Эти индивиды могут сохранять ори­ентацию на ценности своих группировок в рамках более широкого общества, а иног­ да и на ценности самого конвенционального общества. Иначе говоря, они могут пе­ реходить к другим формам приспособления. Однако бегство у них всегда можно лег­ ко обнаружить. Например, описание Нельсом Андерсоном поведения и установок бродяги можно легко перевести в термины нашей аналитической схемы. См .: Nels Anderson, The Hobo ( Chicago , 1923), p. 93—98 и везде . — Примеч . автора .

В публичной и церемониальной жизни этот тип отклоняющегося поведения осуждается консервативными представителями общества наиболее сурово. В отличие от конформиста, который продолжает вращать колеса общества, «беглец» является непроизводительным балластом. В отличие от инноватора, который по крайней мере «ло­ вок» и активно стремится к цели, «беглец» не видит никакой ценнос­ ти в стремлении к успеху, столь высоко превозносимому культурой. В отличие от ритуалиста, который по крайней мере подчиняется ус­тановленным нормам, «беглецу» нет почти никакого дела до инсти­ туциональных практик.

Да и само общество не принимает с легким сердцем отречение от его ценностей. Поступить так значило бы поставить эти ценнос­ ти под сомнение. Тех, кто отверг стремление к успеху, общество, на­ стаивающее на том, чтобы все его члены ориентировались на это стремление, безжалостно преследует, не оставляя их в покое даже в облюбованных ими укрытиях. Так, в самом сердце чикагской Хобо- гемии книжные прилавки ломятся от продукции, призванной ожи­ вить их мертвые устремления.

Книжная лавка Золотого Берега ютится в полуподвале старого жи­ лого дома, возведенного некогда вдали от улицы и теперь зажатого меж­ду двумя деловыми кварталами. Все пространство перед ней заполнено лотками, забастовочными плакатами и постерами.

Эти постеры рекламируют книги, которые должны привлечь внима­ние неудачников. Один из них гласит: «...Тысячи людей ежедневно про­ ходят мимо этого места, но большинство из них так и не достигли фи­ нансового успеха. Не более двух шагов отделяет их от оборванцев. Вмес­то этого им следовало бы действовать более смело и решительно, «преус­ петь в игре», пока старость не настигла их и не выбросила за борт. Если хочешь избежать этой печальной участи, участи подавляющего большин­ ства людей, заходи и купи книжку «Закон финансового успеха». Онавложит несколько новых идей в твою голову и выведет тебя на прямую доро­ гу к успеху. Всего 35 центов».

У этих лотков всегда толпятся люди. Но книги покупают редко. Цена успеха — даже тридцать пять центов — слишком высока для бродяги 38 .

Но если в реальной жизни такого девианта осуждают, то в жизни вымышленной он может становиться источником удовольствия. В частности, Кардинер разработал идею о том, что такого рода персо­ нажи в современном фольклоре и популярной культуре поддержива­ют «крепкий моральный дух и самоуважение, предлагая зрелище че­ловека, отвергающего текущие идеалы и выражающего презрение к ним». Прототипом такого героя в кино является, конечно, «никчем­ ный человек» Чарли Чаплина.

Он г-н Никто и прекрасно сознает всю свою незначительность. Он неизменно становится посмешищем для сумасшедшего и приводящего в недоумение мира, в котором ему нет места и из которого он постоянно бежит в умиротворенное ничегонеделание. Он свободен от конфликта, по­ тому что отказался от поиска безопасности и престижа и смирился с от­ сутствием всякой претензии на достоинство или почести. [Точный харак­ терологический портрет четвертого типа приспособления.] Он всегда ока­зывается вовлечен в мир случайно. Там он сталкивается со злом и агресси­ ей против слабых и беспомощных, и у него нет сил с этим бороться. Тем не менее всегда, вопреки самому себе, он становится защитником оби­ женных и угнетенных, однако не в силу каких-то великих организаторс­ких способностей, а благодаря своей простой и дерзкой находчивости, с помощью которой он выискивает слабые стороны обидчика. Он всегда остается скромным, бедным и одиноким, но в то же время презрительно относящимся к этому непостижимому миру и его ценностям. Следователь­ но, он представляет собой типичного героя нашего времени, раздираемого дилеммой: быть раздавленным в борьбе за достижение социально одобренных целей успеха и власти (он достигает их лишь однажды, в «Золотой лихорад­ке») либо покорно отдаться безысходности и уйти от них. Никчемный че­ ловек Чаплина дает великое утешение тем, как он радуется своей способ­ ности перехитрить ополчившиеся против него злые силы, когда ему это понадобится; он доставляет каждому человеку приятное чувство, что окон­ чательный уход от социальных целей в одиночество — акт выбора, а не сим­ птом поражения. Микки-Маус — это продолжение чаплинской саги".

Четвертая форма приспособления свойственна, стало быть, со­циально обделенным людям, которые — несмотря на то что не получили ни одного из вознаграждений, предлагаемых обществом, — в то же время почти лишены фрустраций, сопутствующих продол­ жающимся поискам этих вознаграждений. Более того, это скорее приватизированный, нежели коллективный способ приспособле­ния. Хотя люди, проявляющие девиантное поведение этого типа, могут тяготеть к центрам, где они будут вступать в контакт с други­ ми девиантами, и даже доходить до участия в субкультуре этих де- виантных групп, их адаптации являются преимущественно част­ными и обособленными, а не объединенными под эгидой нового культурного кода. Осталось рассмотреть тип коллективного при­способления.

  • 38 H.W. Zorbaugh, The Gold Coast and the Slum ( Chicago , 1929), p. 108. - Примеч . автора .
  • 39 Abram Kardiner, The Psychological Frontiers of Society (New York, 1945), p. 369— 370. [Курсив мой[. — Примеч. автора.

V . Мятеж

Этот тип приспособления выводит людей за пределы окружаю­ щей их социальной структуры и побуждает их представить и попы­таться воплотить в реальность новую, в значительной степени моди­ фицированную социальную структуру. Это предполагает отчуждение от господствующих целей и стандартов. Их начинают считать чисто произвольными; а произвольное — не то, что может требовать при­ верженности и обладать легитимностью, ибо оно могло бы быть и другим. В нашем обществе организованные бунтарские течения явно нацелены на введение такой социальной структуры, в которой куль­турные стандарты успеха были бы сильно модифицированы и обес­ печивалось большее соответствие между достоинствами, усилиями и возн аграждениями.

Однако прежде чем обратиться к «мятежу» как типу приспособ­ ления, мы должны отграничить его от внешне похожего, но по суще­ ству другого типа — ressentimenfa . Это понятие, введенное в качестве специального термина Ницше, было принято и социологически раз­ работано Максом Шелером 40 . Это сложное чувство содержит три взаимосвязанных элемента: во-первых, смутное чувство ненависти, зави­ сти и враждебности; во-вторых, ощущение собственного бессилия ак­ тивно выразить эти чувства против лица или социального слоя, кото­ рые их возбуждают; и в-третьих, постоянно возвращающееся пережива­ ние этой немощной враждебности 41 . Решающее отличие ressentimenfa от мятежа состоит в том, что первый не предполагает подлинного измене­ ния в ценностях. Ressentiment заключает в себе образец притворного пренебрежения к недоступному, утверждающий единственно то, что желаемые, но недостижимые цели на самом деле не представляют собой сколь-нибудь важных ценностей: в конце концов, лиса в ви­ нограднике не говорит, что она отказывается от всякого пристрастия к сладкому винограду; она только говорит, что вот эти гроздья не­ сладкие. Мятеж, в свою очередь, заключает в себе подлинную пере­ оценку всех ценностей, когда прямое или косвенное переживание фрустрации приводит к полному обличению того, что прежде высоко ценилось: взбунтовавшаяся лиса просто отказывается от всеобщего пристрастия к сладкому винограду. В случае ressentiment 'а человек осуждает то, чего втайне желает; в случае мятежа он осуждает само желание. Однако, несмотря на различие этих двух явлений, органи­ зованный мятеж может находить опору в огромном резервуаре обиды и недовольства, когда до предела обостряются институциональные де­ формации.

  • 40 Max Scheler , L ' homme du ressenlimenl ( Paris , n . d .). Этот очерк впервые увидел свет в 1912 году; его переработанный и дополненный вариант вошел в Abhandlungen und Aufsaetze Шелера, а впоследствии появился в его Vom Umsturz der Werte (1919). Французский перевод был выполнен с последнего текста. Этот очерк оказал значи­ тельное влияние на разные интеллектуальные круги. Превосходное и сбалансирован­ ное обсуждение шелеровского очерка, в котором отмечаются некоторая его ограни­ ченность и предвзятость, ряд его аспектов, предвосхитивших концепции нацизма, его антидемократическая ориентация и вместе с тем его порою блестящая проница­ тельность, см. в статье: V . J . McGill , « Scheler ' s Theory of Sympathy and Love », Philosophy end Phenomenological Research , 1942, Vol . 2, p . 273—291. Еще один критический обзор, в котором справедливо подвергается критике идея Шелера о том, что социальная структура играет только второстепенную роль в детерминации ressentiment ' a , см. в кни­ ге: Svend Ranulf , Moral Indignation and Middle - Class Psychology : A Sociological Study ( Copenhagen , 1938), p . 199—204. — Примеч. автора.

Когда институциональная система расценивается как препятствие для удовлетворения узаконенных целевых устремлений, расчищает­ ся площадка для мятежа как приспособительной реакции. Чтобы эта реакция переросла в организованное политическое действие, привер­ женность должна быть не только отделена от существующей соци­ альной структуры, но и перенесена на новые группы, одержимые но­вым мифом 42 . Миф выполняет двойную функцию: он обнаруживает источник широкомасштабных фрустраций в социальной структуре и изображает альтернативную структуру, которая, предположительно, не будет приносить разочарование достойным. Это хартия действия. В этом контексте становятся еще более ясными функции контрмифа консерваторов, кратко описанные ранее в этой главе: каков бы ни был источник массового разочарования, его не следует искать в базисной структуре общества. Консервативный миф может, таким образом, уверять, что эти разочарования заключены в самой природе вещей и присущи любой социальной системе: «Периодические всплески без­ работицы и спады деловой активности нельзя отменить законодатель­ ным актом; ведь и человек сегодня может быть здоров, а завтра бо­ лен» 43 . Или если уж не применяется доктрина неизбежности, то пус­кается в ход доктрина постепенного улучшения: «Еще немного, и все у нас будет в полном порядке». Или идет в ход доктрина, отводящая враждебные чувства от социальной структуры и переводящая их на индивида, который стал «неудачником», потому что «каждый чело­ век в этой стране реально получает то, что ему причитается».

  • 41 См .: Scheler, op. cit., p. 55—56. В английском языке нет слова, которое бы полно­ стью передавало весь комплекс смысловых элементов, содержащихся в слове ressentiment ; его ближайшим аналогом в немецком языке будет, видимо, слово Groll . — Примеч. автора.
  • 42 См.: George S . Pettee , The Process о/ Revolution ( New York , 1938), p . 8—24, в осо­ бенности его трактовку «монополии воображения». — Примеч. автора.

И миф мятежа, и миф консерватизма стремятся «монополизиро­ вать воображение», пытаясь так определить ситуацию, чтобы либо подтолкнуть недовольных к пятому типу приспособления, либо, на­ оборот, отвадить от него. Из всех мятежников объектом наибольшей ненависти становится прежде всего ренегат, который, достигнув ус­пеха, отвергает господствующие ценности. Ведь он не только ставит под сомнение ценности, как это делает они-группа, но и становится знаком того, что единство группы разрушено 44 . Тем не менее, как уже не раз отмечалось, обычно именно члены восходящего класса (а не наиболее угнетенных слоев) организуют обиженных и мятежных в ре­ волюционную группу.

Предрасположение к аномии

Рассмотренная нами социальная структура предрасполагает к ано­мии и девиантному поведению. Давление такого социального порядка внушает индивиду: превзойди своих конкурентов! Пока чувства, под­ держивающие эту состязательную систему, распределены по всему спектру деятельностей и не ограничиваются одним только конечным достижением «успеха», выбор средств будет в значительной степени оставаться под институциональным контролем. Но когда культурный акцент переносится с удовлетворений, вытекающих из самого про­цесса конкуренции, на едва ли не исключительное внимание к его результатам, возникает напряжение, ведущее к крушению регулирующей структуры. С ослаблением институциональных механизмов контроля возникает ситуация, очень близкая к той, которую филосо­фы-утилитаристы ошибочно считали типичной для общества: ситуа­ция, когда калькуляция личной выгоды и страх наказания становятся единственными регулирующими факторами.

  • 45 R . S . and H . M . Lynd , Middletown in Transition ( New York , 1937), p . 408; в книге можно ознакомиться с рядом культурных стереотипов, используемых в консерватив­ ном мифе. — Примеч. автора.
  • 44 См. тонкие наблюдения Георга Зиммеля: Georg Simmel , Soziologie ( Leipzig , 1908), S . 276—277. — Примеч. автора.

Предрасположение к аномии распределено в обществе неравно­ мерно. В ходе нашего анализа мы уже предположили, что некоторые социальные страты наиболее уязвимы для давлений, подталкиваю­щих к девиантному поведению, и выявили ряд механизмов, ответ­ственных за возникновение этих давлений. Ради упрощения задачи мы взяли в качестве главной культурной цели денежный успех, хотя на складе общих ценностей можно, конечно, найти и альтернатив­ ные цели. Миры интеллектуальных и художественных достижений предоставляют, например, иные образцы карьеры, не связанные с крупными денежными вознаграждениями. В той мере, в какой куль­ турная структура наделяет престижем эти альтернативы, а социальная структура дает к ним доступ, система несколько стабилизируется. У потенциальных девиантов остается возможность подчиниться ей в рамках этих запасных наборов ценностей.

Однако главные предрасположения к аномии сохраняются, и имен­ но на них предложенная здесь аналитическая схема обращает особое внимание.

Роль семьи

В заключение следует собрать воедино разбросанные выше идеи, касающиеся той роли, которую играет в формировании этих образ­ цов девиантного поведения семья.

Семья, безусловно, является главным ремнем передачи культурных стандартов грядущему поколению. Но чего до самого последнего вре­ мени не замечали, так это того, что семья передает детям главным образом ту часть культуры, которая доступна социальной страте или группам, в которых оказались родители. Следовательно, она являет­ ся механизмом воспитания ребенка в рамках культурных целей и нра­ вов, характерных для этого узкого круга групп. Однако социализация не ограничивается непосредственным обучением и воспитанием. Этот процесс, по крайней мере отчасти, протекает непреднамеренно. По­мимо непосредственных наставлений, вознаграждений и наказаний, на ребенка оказывают воздействие социальные прототипы, которые он видит в повседневном поведении и случайных разговорах родителей. Нередко дети замечают и усваивают культурные единообразия даже тогда, когда те остаются неявными и не сведенными к правилам.

Языковые образцы дают наиболее впечатляющее — и прямо-таки бросающееся в глаза в психологических наблюдениях — свидетель­ ство того, что дети в процессе социализации улавливают единообра­ зия, которые не были явно сформулированы для них старшими или сверстниками и в которых они сами не отдают себе отчет. Наиболее показательны устойчивые языковые ошибки у детей. Так, ребенок будет самопроизвольно употреблять такие слова, как « mouses » или « moneys », даже если он никогда их раньше не слышал и никто не учил его «правилу образования множественного числа». Или будет создавать та­ кие слова, как « failed », « runned », « singed », « hitted », хотя в возрасте трех лет никто не учил его «правилам» спряжения глаголов. Или будет гово­ рить, что отобранный им лакомый кусочек «лучшее» [ gooder ], чем дру­гой, или — следуя далее по логике — описывать его как «лучшайший» [ goodest ] из всех. Он явно уловил скрытые парадигмы выражения множественности, спряжения глаголов и образования степеней срав­ нения прилагательных. Об этом свидетельствует сама природа его ошибок и неправильного применения парадигмы 45 .

Из этого можно сделать предварительный вывод, что он не толь­ ко впитывает явную культурную ориентацию своих родителей, выра­ жающуюся в бесконечном потоке приказаний, объяснений и поуче­ ний, но и деятельно вовлекается в поиск и усвоение неявных парадигм культурного оценивания, категоризации людей и вещей и иерархизации достойных уважения целей. По всей видимости, важные исследования процессов социализации, проводимые глубинной психологией, нуж­ но дополнить прямым наблюдением диффузии культуры внутри се­мьи. Вполне может оказаться, что ребенок сохраняет неявную пара­дигму культурных ценностей, выявленную им в повседневном пове­ дении его родителей, даже в том случае, когда она входит в конфликт с их явными советами и наставлениями.

Проекцшродительских амбиций на ребенка тоже имеет самое пря­мое отношение к предмету нашего обсуждения. Как хорошо известно, многие родители, столкнувшись с личной «неудачей» или недостаточ­ ным «успехом», могут утаивать свой изначальный целевой акцент и откладывать дальнейшие попытки добраться до цели, рассчитывая до­стичь ее косвенным образом с помощью своих детей. «Влияние может осуществляться через мать или отца. Часто они надеются, что ребенок достигнет тех высот, которых не смогли достичь они» 46 . В недав­ нем исследовании социальной организации жилых микрорайонов мы обнаружили, что значительная часть представителей низших профес­ сиональных уровней (и среди негров, и среди белых) надеются на то, что их дети сделают профессиональную карьеру 47 . В случае, если это открытие подтвердится дальнейшими исследованиями, оно бу­дет иметь важное значение для рассматриваемой здесь проблемы. Ведь если компенсаторная проекция родительских устремлений на детей вещь широко распространенная, то именно эти родители, наи­ менее способные обеспечить своим детям свободный доступ к воз­ можностям, именно эти «неудачники» и «разочарованные», будут ока­ зывать на своих детей колоссальное давление, зовущее к высоким до­ стижениям. И этот синдром высоких устремлений и ограниченных реальных возможностей, как мы увидели, является тем самым образ­ цом ( pattern ), который открывает дорогу девиантному поведению. Это ясно говорит о необходимости исследований, посвященных форми­ рованию профессиональных целей в разных социальных стратах, без которых мы не сможем понять (в рамках нашей аналитической схе­мы) непреднамеренную роль семейного воспитания в производстве девиантного поведения.

  • 4 S W . Stern , Psychology of Early Childhood ( New York , 1924), p . 166; в книге отмеча­ ется факт таких ошибок (например, употребления « drinked » вместо « drank »), но не делается никаких выводов относительно выявления скрытых парадигм. — Примеч. автора.

Заключительные замечания

Следует ясно понять, что приведенные выше рассуждения нахо­ дятся вовсе не в моралистической плоскости. Какие бы чувства ни возникали у читателя в отношении моральной желательности согла­ сования аспектов социальной структуры, связанных с целями и сред­ ствами, очевидно, что несовершенное их согласование ведет к ано­ мии. Одна из наиболее общих функций социальной структуры состо­ ит в том, чтобы закладывать основу предсказуемости и постоянства социального поведения; и ее эффективность все более и более сни­ жается по мере диссоциации этих элементов социальной структуры. В предельном случае предсказуемость снижается до минимума, и воз­ никает то, что можно с полным правом назвать аномией, или куль­ турным хаосом.

Этот очерк о структурных источниках девиантного поведения ос­ тается не более чем прелюдией. В нем нет подробного рассмотрения структурных элементов, предрасполагающих индивидов, живущих в обществе с плохо уравновешенной социальной структурой, к той или иной из альтернативных реакций; мы оставили без внимания соци­ально-психологические процессы, определяющие конкретные мас­ штабы этих реакций (не отвергая при этом их релевантность); лишь очень коротко были затронуты социальные функции, выполняемые девиантным поведением; объяснительная сила предложенной анали­ тической схемы не была подвергнута полной эмпирической провер­ ке путем определения группы вариаций в отклоняющемся и конфор­мистском поведении; мы лишь походя коснулись мятежного поведе­ ния, направленного на переустройство всего социального каркаса.

  • 46 Н . А . Murray et a/., Explorations in Personality, p. 307. — Примеч . автора . 41 Данные взяты из исследования социальной организации плановых сообществ: R . K . Merton , Patricia S . West , M . Jahoda , Patterns of Social Life . — Примеч. автора.

Надеемся, что предложенная схема окажется полезной в анализе этих и связанных с ними проблем.

СодержаниеДальше