Неудовлетворенность культурой - Фрейд

II

В моей работе "Будущность одной иллюзии" (1927) меня значительно больше интересовали не источники религиозного чувства, а вопрос о том, что обычный человек понимает под своей религией — системой доктрин и посулов, которые, с одной стороны, объясняют ему загадки этого мира с завидной последовательностью, а с другой — дают ему уверенность в том, что Провидение позаботится о нем, и в мире ином воздаст за страдания, выпавшие на его долю в земной жизни. Человек может представить себе это Провидение только в виде бесконечно возвеличенного отца. Только такое существо может понять нужды его детей, растрогаться их молитвами и умиротвориться их раскаянием. Все это настолько очевидный инфантилизм, далекий от реальности, что любому, доброжелательно настроенному по отношению к человечеству, больно думать о том, что большинство смертных никогда не поднимутся над таким пониманием жизни. Еще более унизительно наблюдать, как велико число живущих сегодня людей, которые не могут не видеть непоследовательности религии, и тем не менее стараются по крупицам защитить ее средствами, достойными сожаления. Кому-то, может быть, захочется вступить в ряды этих верующих, познакомиться с этими философами, которые надеются спасти Бога религии, заменив его безличным, размытым и абстрактным принципом, и обратиться к ним со словами предостережения: "Thou shalt not take the name Lord thy God in vain". И если так и поступали великие люди в прошлом, нет смысла обращаться к их примеру: мы знаем, почему они должны были делать это.

Давайте вернемся к простому человеку и его религии, единственной религии, которая имеет право называться так. Первое, что приходит на ум — это слова одного из величайших поэтов и мыслителей, касающиеся отношения религии к науке и искусству:

"Wer Wissenschaft und Kunst besitzt, hat auch Religion;

Wer jene beide nicht besitzt, der habe Religion!"

С одной стороны, это высказывание выявляет противоположность между религией и двумя величайшими достижениями человека, а с другой — утверждает, что, с точки зрения их значения в жизни человека, эти достижения и религия могут вполне быть взаимозамещаемы и взаимозаменяемы. Если мы попытаемся лишить человека (не знающего ни науки, ни искусства) его религии, поэт нас скорее всего не поддержит. Мы выберем особый способ, чтобы постичь значение его слов. Жизнь, как мы ее себе представляем, слишком трудна для нас, она несет нам слишком много страданий, разочарований и непосильных задач. Мы не может обходиться полумерами лишь для того, чтобы выжить. Мы не обойдемся без вспомогательных конструкций, как утверждает Теодор Фонтейн. Основные из них — следующие: сильные отклонения, которые позволяют не так болезненно воспринимать наше горе; замещающее удовлетворение, которое смягчает его; опьяняющие вещества, которые делают нас невосприимчивыми к нему. Что-то в этом роде совершенно необходимо. Вольтер имел в виду отклонения, заканчивая "Кандид" советом возделывать свой сад; научная деятельность также является отклонением подобного рода. Замещающие удовлетворения, рождаемые искусством, являются иллюзиями по контрасту с реальностью, но они обладают ничуть не меньшим психическим действием благодаря роли, которую приобрела фантазия в психической жизни. Опьяняющие вещества влияют на наш организм и изменяют его химический состав. Не легко определить место религии в этих последовательностях. Мы должны дальше рассматривать этот вопрос.

Вопрос о смысле человеческой жизни поднимался бессчетное количество раз, но еде ни разу не было дано на него удовлетворительного ответа, а возможно его и нет Некоторые из числа тех, кто задавал этот вопрос, добавляли, что если в жизни не окажется цели, она потеряет для них свою ценность. Но это угроза ничего не меняет. Напротив, создается впечатление, что этот вопрос можно оставить без ответа, ведь он возник на почве человеческой самонадеянности, многочисленные проявления которой нам уже знакомы. Никто не говорит о цели в жизни животных, за исключением разве что тех случаев, когда они находятся на службе у человека. Но этот взгляд также не отличается последовательностью, так как существует большое количество животных, с которыми человек не может сделать ничего, кроме описания, классификации и изучения их; и множество видов животных, которые избежали и этой участи, так как они существовали и исчезли с лица земли до того, как человек обратил на них внимание. И опять-таки, только религия может ответить на вопрос о смысле жизни. Вряд ли можно считать ошибочной точку зрения, согласно которой идея о наличии цели в жизни появляется и исчезает в рамках религиозной системы.

Таким образом, мы подошли к более прозаичному вопросу, а именно: "Что сами люди выявляют своим поведением как цель и стремления в жизни?" Что они хотят от жизни и стремятся в ней достичь? Вряд ли можно подвергнуть сомнению ответ на этот вопрос. Они страстно желают счастья; они хотят стать счастливыми и оставаться такими. Это стремление имеет два аспекта, позитивную и негативную цель. С одной стороны, оно направлено на исключение боли и неудовольствия, а с другой — на достижение сильного чувства удовольствия. В своем более узком смысле слово "счастье" имеет отношение только к последнему. В приспособлении к этой дихотомии своих целей деятельность человека развивается в двух направлениях, в зависимости от желаемой степени реализации — в основном или почти исключительно — одной из этих двух целей.

Как мы видим, то, что определяет цель в жизни, является по сути дела программой принципа удовольствия. Этот принцип доминирует в действиях психического аппарата с самого начала. Не вызывает сомнений его действенность, однако программа его находится в противоречии с целым миром, как микрокосмом, так и с макрокосмом. Абсолютно не существует возможности для ее реализации; все правила Вселенной идут вразрез с ней. Так и хочется сказать, что в планы создателя не входило делать людей счастливыми. То, что мы называем счастьем в самом узком смысле, есть не что иное, как (преимущественно неожиданное) удовлетворение потребностей, обостренных до крайней степени, природа которых допускает лишь эпизодическое удовлетворение их. Когда ситуация, которая столь желанна в соответствии с принципом удовольствия, продлевается, это вызывает лишь чувство легкого удовлетворения. Так уж мы устроены, что подлинное наслаждение можем получать лишь на контрасте, и очень редко от стабильного положения вещей. Таким образом, наши возможности для счастья изначально ограничены нашей конституцией. Несчастье испытать гораздо легче. Нам угрожают страдания с трех сторон: наш собственный организм, обреченный на старение и распад, который не может переобойтись без боли и беспокойства в качестве предупредительных сигналов; внешний мир, который может обрушиться на нас безжалостными и непреодолимыми разрушительными силами; и, наконец, наши отношения с другими людьми. Мы часто считаем их бессмысленными и беспочвенными, несмотря на то, что они столь же неизбежны, как и страдания, вызванные другими причинами.

Нет ничего удивительного в том, что под давлением этих источников страдания человек привык снижать свои потребности в счастье, равно как и сам по себе принцип удовольствия под воздействием внешнего мира трансформировался в более скромный принцип реальности, когда человек считает себя счастливым только лишь потому, что ему удалось избежать несчастья или выжить несмотря на страдания, стремление избежать несчастья вытесняет на задний план желание получить удовольствие. Размышления приводят к мысли о том, что выполнение этой задачи может быть осуществлено различными путями, каждый из которых рекомендуется различными школами мирового опыта и используется человеком. Неограниченное удовлетворение всех потребностей представляет собой наиболее соблазнительный образ жизни, но он означает, что удовольствие превалирует над осторожностью и вскоре само становится наказуемо. Другие способы, когда избежание неприятностей является главной целью, различаются в зависимости от источника неприятностей, находящегося в центре внимания. Одни из этих споров радикальны, другие вполне умеренны; некоторые весьма односторонни, иные же подходят к решению проблемы с различных сторон. Самым верным способом избежать страдания на почве человеческих взаимоотношений является добровольная изоляция, отчуждение от людей. Таким путем счастье можно найти только в покое. Защититься от опасностей внешнего мира можно лишь отвернувшись от них, пытаясь решить задачу в одиночку. Но ведь существует иной и лучший способ: стать членом сообщества людей и с помощью техники, создаваемой на научной основе, подчинить природу воле человека. В таком случае каждый работает со всеми на всеобщее благо. Но наиболее интересные способы избежать страдания связаны с воздействием на наш организм. В последнем анализе все страдания расцениваются не иначе как ощущение, оно существует лишь до тех пор, пока мы его чувствуем, а эта чувствительность связана с регулятивными процессами в нашем организме.

Самый грубый, но в то же время самый действенный среди этих методов — химический, то есть опьянение. Я не думаю, чтобы кто-то до конца понимал механизм этого процесса, но является фактом наличие инородных веществ, присутствие которых в крови или тканях непосредственно вызывает приятные ощущения и одновременно настолько изменяют наше сознание, что мы неспособны получать неприятные импульсы. Воздействия эти одновременны и взаимосвязаны. Но в химическом составе нашего организма содержатся вещества, обладающие аналогичным действием, так как нам знакомо по крайней мере одно патологическое состояние, мания, в котором сходное с опьянением состояние достигается без принятия специальных веществ. Помимо этого в нормальной психической жизни имеют место колебания между сравнительно легким и сравнительно трудным восприятием удовольствия, наряду с которым существует сниженная и повышенная чувствительность к неудовольствию. Остается только сожалеть о том, что токсический аспект психической жизни до сих пор не подвергся научному анализу. Польза от опьяняющих веществ в борьбе за счастье и попытке оградить себя от неприятностей получила столь высокую оценку, что отдельные индивиды и целые народы внедрили их в структуру своих либидо. Этим средствам мы обязаны не только непосредственным ощущением удовольствия и столь желанной независимостью от внешнего мира. Ведь каждый знает, что с помощью этих "избавителей от забот" можно в любое время отрешиться от гнета реальности и укрыться в своем внутреннем мире с лучшими условиями для чувствительности. Также хорошо известно и то, что именно эти свойства токсичных веществ делают их опасными и вредными. Это они в некоторых обстоятельствах приводят к бессмысленной растрате энергии, которая могла бы быть использована для совершенствования человечества.

Сложная структура нашего психического аппарата подвержена, однако, и целому ряду других влияний. Так же, как удовлетворение инстинкта дает нам ощущение счастья, страдания, причиненные внешним миром и мешающие удовлетворению потребностей, истощают нас. Таким образом, кто-то питает надежду на то, что можно уменьшить страдания, влияя на инстинктивные импульсы. Этот вид защиты от страданий не приводит в действие сенсорный аппарат, а направлен на овладение внутренними источниками наших потребностей. Предельной формой является уничтожение инстинктов, как и предписывается Восточной мудростью и практикуется йогой. Если это удается, субъект действительно отказывается от всех других видов деятельности, он пожертвует своей жизнью и другим путем, и этим «обретает счастье в покое. Мы поступаем аналогично, имея не столь радикальные цели, пытаемся лишь контролировать нашу инстинктивную жизнь. В этом случае контролирующие элементы являются проводниками высшей нервной деятельности, подчиненными принципу реальности. Здесь отнюдь не происходит отказа от .ели удовлетворения, но сохраняется определенная степень защищенности, которая, благодаря сдерживанию инстинктов, позволяет не столь болезненно реагировать на неудовлетворенность как в случае, когда они необузданны. Как будто вопреки этому существует неоспоримое ослабление потенциальных возможностей ля наслаждения. Чувство счастья, возникшее от удовлетворения необузданных инстинктивных импульсов, выходящих из-под контроля ego, несоразмеримо сильнее, чем то, которое ублажает сдерживаемые инстинкты. Безудержность извращенных инстинктов и, возможно, притягательность запрещенного, получает здесь вое структурное объяснение.

Другой способ отгородиться от страданий — это смещение либидо, которое опускает наша психика и которое делает его столь гибким. Основная задача здесь состоит в изменении инстинктивных целей настолько, чтобы достичь их через сублимацию инстинктов. Значительно выигрывает тот, кто может наслаждаться Физическим и интеллектуальным трудом. Судьба не может причинить вреда этим людям. Удовлетворение такого рода, упоение процессом творчества, материализация фантазий для художника, решение задач и установление истины для ученого имеют также свойства, которые мы непременно рассмотрим когда-нибудь метапсихологической точки зрения. Сейчас мы можем лишь определить эти услаждения как более высокие и утонченные. Но они слабее по сравнению с тем, что дает удовлетворение грубых и примитивных инстинктивных импульсов; они затрагивают нашу физическую сущность. И слабость этого метода заключается том, что он действует весьма избирательно: он доступен лишь немногим. Он предполагает наличие особых дарований и талантов, которые нельзя назвать «общими. И даже для небольшого числа людей, которые обладают ими, этот метод не обеспечивает полной защищенности от страданий. Он не является непроницаемым щитом от ударов судьбы и обычно теряет свою эффективность, когда источником страданий становится организм человека. В то время, как этот процесс уже достаточно наглядно демонстрирует попытку ареста независимость от внешнего мира и найти удовлетворение во внутренних психических процессах, следующий метод еще более рельефно выделяет эти черты. В этом случае связь с реальностью еще более размыта, удовлетворение черпается из иллюзий, которые и признаются как таковые, без разграничения их с реальностью, допускающей вмешательство в процесс наслаждения. Область возникновения иллюзий — жизнь воображения; когда развивалось чувство реальности, эта область освобождалась от потребности в контроле за реальностью и абстрагировалась от задачи выполнения труднодоступных желаний. Основу удовлетворения посредством фантазии составляет наслаждение, которое благодаря творчеству художника, становится доступным даже для тех, кто сам не наделен даром творить. Люди, восприимчивые к искусству, не могут переоценить его как источник удовольствия и утешения в жизни. Однако легкое очарование искусством позволяет лишь ненадолго отрешиться от давления повседневных жизненно важных потребностей, оно не настолько сильно, чтобы затмить подлинное горе.

Другой процесс обладает более энергичным действием. Реальность в нем рассматривается как единственный враг и источник всех страданий, с которыми невозможно жить, поэтому необходимо оборвать все связи с ней, если человек хочет быть счастливым. Отшельник отворачивается от мира и не имеет с ним никаких контактов. Но можно пойти и дальше: попытаться создать другой мир, в основе которого не будет наиболее неприемлемых черт, а их место займут те, которые отвечают его желаниям. Но кто бы не бросал столь дерзкий вызов, пытаясь обрести счастье, как правило, он обречен на неудачу. Реальность слишком сильна для него. Он становится сумасшедшим, и никто не может помочь ему преодолеть его заблуждение. Принято считать, тем не менее, что каждый из нас ведет себя в каких-то ситуациях как параноик, исправляя то, что он считает для себя неприемлемым в этом мире, путем конструирования желаемого и претворения этого заблуждения в жизнь. Особо важны те случаи, в которых попытка обеспечить гарантии счастья и защиту от страданий посредством иллюзорного переустройства реальности делается группами людей. Религии, которые знакомы человечеству, следует классифицировать по типу массовых заблуждений подобного рода. Естественно, что разделяющие это заблуждение не признают его таковым.

Я не думаю, что перечислил все методы, с помощью которых люди стремятся обрести счастье и уберечь себя от страданий, и я знаю также, что этот материал можно трактовать по-разному. Я не упомянул еще об одном процессе, но не потому, что забыл о нем, а потому, что он будет предметом нашего рассмотрения позже, в другой связи. Да и как вообще можно забыть среди всех остальных этот прием в искусстве жить? Задача его, конечно же, состоит в том, чтобы сделать субъекта независимым от Судьбы (как можно наилучшим образом определить это), и для той цели источником удовлетворения становятся внутренние психические процессы, таким образом, что используется замещаемость (способность к перенесению) либидо, о которой мы уже говорили. Но это не отказ от внешнего мира; напротив, крепкая связь с объектами, принадлежащими внешнему миру и достижение счастья через эмоциональное отношение к ним. Не входит в его цели избежание неприятностей — задача, как мы могли бы назвать ее, на уровне скучной покорности; он благополучно минует ее и останавливается на подлинном, страстном желании обрести счастье. И, возможно, этот прием ближе к выполнению поставленной цели, чем какой бы то ни было иной. Я, конечно, говорю об образе жизни, в центре которого удовлетворение состоит в любви и в том, чтобы быть любимым. Психическое отношение подобного рода достаточно хорошо знакомо всем нам; одна из форм проявления любви - сексуальная любовь — дала нам наиболее яркий опыт всепоглощающего чувства удовлетворения и, таким образом, предоставила модель для поиска счастья. Что может быть естественней, чем поиск счастья. Что может быть естественней, чем поиск счастья там же, где мы впервые испытали его? Не трудно выявить слабые стороны такого подхода, иначе любой человек предпочел бы его всем остальным. Дело в том, что никогда мы не бываем столь беззащитными перед лицом страданий, кроме как в состоянии, когда мы любим; столь беспомощно несчастны, когда мы теряем любимый объект или его любовь. Но это не исключает способ жизни, основанный на ценности любви, как путь к счастью. Об этом еще многое следует сказать (см. ниже, стр. 250.)

Далее мы можем перейти к рассмотрению интересного случая, в котором счастье в жизни обретается преимущественно в наслаждении красотой в любых ее проявлениях — красота человеческих форм и движений, природных ландшафтов и пейзажей, художественных и даже научных творений. Такое эстетическое отношение к цели жизни обеспечивает весьма слабую защиту от угрозы страданий, но э может в значительной степени компенсировать их. Наслаждение красотой «дает своеобразное, слегка завораживающее чувство. От красоты нет очевидной пользы, нет и определенной культурной потребности в ней. И все же цивилизации не обойтись без красоты. Эстетика исследует условия восприятия красоты, она не может объяснить природу и истоки красоты, и, как это обычно случается, безуспешность попыток скрывается под потоком пустых и громких слов. Психоанализ, к сожалению, также едва ли может расширить наши знания о красоте. Единственное, что кажется неоспоримым — происхождение ее из области сексуального чувства. Любовь к красоте кажется мне прекрасным примером импульса, заложенного в ее целях. "Красота" и "влечение" — изначально признаки сексуального объекта. Стоит заметить, что сами половые органы, вид которых всегда возбуждает, вряд ли можно назвать красивыми; складывается впечатление, что красота, как таковая, ассоциируется с определенными второстепенными сексуальными свойствами.

Несмотря на незавершенность моего перечня, я позволю себе несколько замечаний в качестве вывода нашего исследования. Программа обретения счастья, навязанная нам принципом удовольствия, не может быть выполнена, однако мы не должны, а вернее не может отказаться от попыток приблизить его так или иначе. «том направлении можно двигаться различными путями, отдавая предпочтение позитивному аспекту цели, т.е. получению удовольствия, или негативному, а именно, избеганию неприятностей. Полностью достичь желаемого невозможно никаким способом. Счастье, в усеченном смысле, так, как мы понимаем его возмож-м, является проблемой структуры индивидуального либидо. Нет золотого прави-пригодного для всех. Каждый должен найти свой путь к спасению. На выбор влияет множество различных факторов. Это зависит от того, какое реальное удовлетворение человек надеется получить от внешнего мира, от степени его зависимости от этого мира в соответствии со своими желаниями. В этом решаю-ю роль будет играть строение его психики, независимо от внешних факторов. Человек, по природе своей эротичный, отдаст предпочтение эмоциональным взаимоотношениям с другими людьми; нарциссист, человек, склонный к замкнутости, будет искать главные источники удовлетворения в своих внутренних психических процессах; человек действия никогда не отступится от внешнего мира, проверяя на нем свою силу. Что касается второго типа, особенности его талантов и сумма сублимации инстинктов, доступной ему, определяют сферу приложения его интересов. Любой выбор, ведущий к крайностям, наказуем тем, что индивид будет подвергнут опасностям, возникающим в том случае, если избранный исключительным способ жизни окажется неадекватным. Аналогично тому, как осторожный бизнесмен избегает вложения всего своего капитала в одно предприятие, и мировой опыт, вероятно, подсказывает нам, что не следует стремиться к полному удовлетворению одного-единственного желания. Никогда нельзя быть уверенным в успexe, так как он зависит от совмещения многих факторов, и, наверное в большей степени от возможностей психического строения. Приспособить свои функции к окружающей среде и затем использовать их для получения удовольствия. Для человека, рожденного с особо неблагоприятным инстинктивным складом, не стерпевшего трансформации и реорганизации своего либидо, что необходимо для дальнейших достижений, будет трудно обрести счастье из внешней ситуации, особенно если задачи, с которыми он сталкивается, хотя сколько-нибудь затруднительны. Единственный способ жизни, который по крайней мере доставит ему заменяющее удовольствие — это переход в состояние невротического заболевания, переход; который обычно происходит еще в молодости. Человек, понимающий, что его попытки обрести счастье ни к чему ни привели, в более зрелом возрасте может все-таки найти утешение в постоянном опьянении или предпринять отчаянную попытку протеста, выраженную в психозе.

Религия ограничивает эту роль выбора и адаптации, так как всем одинаково навязывает свой собственйый путь к обретению счастья и защите от страданий. Суть ее влияния состоит в преуменьшении ценности жизни и искажении картины реального мира путем обмана, который предполагает угнетение разума. Такой ценой, насильно удерживая их в состоянии психического инфантилизма и вводя в массовое заблуждение, религия преуспевает в избавлении от индивидуального невроза большого количества людей. Но не более. Как мы уже сказали, существует много путей, способных привести к счастью, доступному для человека, но ни один из них не делает этого наверняка. Даже верующий, в конце концов, хотя и считает себя обязанным говорить о "таинственных знамениях" Бога, соглашается с тем, что ему остается как последнее возможное утешение и источник удовольствия в его страданиях безоговорочная покорность. И если он к этому готов, он, возможно, и мог бы избавить себя от созданного им detour.