1.1. К истории и методологии понятия международных отношений
По определению Бентама, международные отношения - это прежде всего стихийно организованные отношения крупных национальных государств. Их сердцевиной выступали международные политические отношения (т. е. отношения, затрагивающие самый высокий уровень государственной власти), которые в этом качестве в истории международных отношений просуществовали примерно до начала 70-х гг. XX в. С этого времени на ведущие позиции начинает выходить та модель международных отношений, в которой государства оставались ведущими, но не господствующими субъектами международной жизни, а мировое пространство предстало не разорванным на многочисленные фрагменты, а тесно связанным.
Наиболее адекватно содержание современных международных отношений раскрывает термин «мировая политика», который отражает глобальный размах, сложность, многовекторность и многосубъектность обозначаемого предмета. «Мировая политика, - отмечал С.А. Ланцов, - включает и международную политику, но не сводится к ней, она шире по своей проблематике и по числу задействованных в ней субъектов» . По мнению М.М. Лебедевой, «мировая политика... в качестве участников международного взаимодействия рассматривает не только государства (которые признает в качестве главных акторов) и межправительственные организации, но и негосударственных акторов (неправительственные организации, ТНК, внутригосударственные регионы и т. п.), ... не делает резкого противопоставления между внутренней и внешней политикой» . Как видно, понятие мировой политики является весьма обширным, что способствует более тесному контакту теории международных отношений с комплексом социальных дисциплин.
Чтобы лучше представить содержание современных международных отношений, рассмотрим основные подходы к их определению. Но сначала немного истории.
Постоянное изучение международных отношений началось в 20-х гг. прошлого века с образованием в 1918 г. в Уэлльсском университете в г. Эйберсвит (Великобритания) кафедры истории и теории международных отношений. В дальнейшем подобные кафедры открылись и в других университетах Европы и США. Мощным стимулом к началу систематического изучения международных отношений стала Первая мировая война.
Развитие европейской науки о международных отношениях поначалу шло вполне успешно, но пришедшие к власти в 20-30-е гг. XX в. в Италии, Германии и других странах фашистские или профашистские режимы затормозили этот процесс; исследования становятся политически ангажированными, сближаются с пропагандой. По мере усиления межгосударственных противоречий в Европе в 30-е гг. XX в. и, особенно, в период Второй мировой войны, эта тенденция задела и демократические страны Старого и Нового Света. Испытав на себе губительное влияние тоталитаризма, многие европейские ученые-международники уехали в США, где существовали наилучшие условия для работы. Эта «утечка умов» из Европы позволила американским школам уже в 40-е гг. XX в. выйти на лидирующие позиции в мире, которые они сохранили за собой и по сей день. Отметим, что успеху американской науки способствовала и ведущая роль США в мировых делах на протяжении почти всего новейшего времени.
Представления о природе, движущих силах и характере международных отношений в наиболее общем плане распадаются на четыре направления - классический реализм/неореализм, либерализм/неолиберализм, марксизм/неомарксизм и постструктурализм (постмодернизм).
Несмотря на различные, порой противоположные подходы к изучению своего предмета, данные направления в конечном итоге решают общую задачу, которая связана с поиском путей выживания или укрепления позиций национального государства в условиях быстроменяю- щейся международной обстановки. Специалисты пытаются выявить те процессы и явления, которые могут нанести наибольший вред государству, одновременно решая вопрос о том, какой тип ресурсов на данный момент является определяющим для укрепления его позиций, на чем политическим лидерам нужно сосредоточиться в своей внутренней и внешней политике, а чем можно пренебречь.
Понятно, что правильное решение этой проблемы является сложным и ответственным делом. Ведь история знает немало примеров того, как политические ошибки в определении характера и источников угроз приводили к необратимым, порой фатальным для судеб государств последствиям. Одним из них является трагическая участь советского государства, распавшегося на исходе XX в. из-за внутренней неспособности адаптироваться к требованиям времени.
Как правило, разработка правящим классом конкретных внешнеполитических решений не обходится без методологического участия одного из первых трех направлений. Но есть и другие факторы (уровень общетеоретической подготовки правящего класса; особенности международной ситуации; степень компетентности общественного мнения в своей стране и др.), которые принимают участие в поиске решений внешнеполитических проблем.
Большое значение общетеоретической подготовки правящего класса обусловлено тем, что планируемый внешнеполитический шаг до его реализации на практике невозможно воспроизвести экспериментально. Уровень же этой подготовки тесно связан с признанием принципа единства законов бытия; когда законы естествознания, общества и международных отношений образуют в сознании лидеров единую картину мира, внешнеполитическое мышление становится дальновидным и последовательным, а проводимый внешняя политика своевременно находит эффективный курс и удерживает его, невзирая на тактические трудности.
Вероятно, главным признаком эффективности внешней политики государства является эквивалентный и справедливый характер его ресурсного обмена с внешним миром; отметим, при этом, что оценка этой эквивалентности всегда очень субъективна, поскольку зависит от интеллектуальных характеристик субъектов международных отношений.
Технология эффективной внешней политики предусматривает следование принципу эквивалентности, или, по крайней мере, создание такой видимости; первый случай обычно характеризует отношения одноуровневых партнеров, второй - разноуровневых. Во внешних связях, поэтому, весьма важную роль играют внутренние стандарты, которые определяют меру доминирования \ подчиненности государства в мировых делах. Умение же правдоподобно имитировать справедливый характер отношений, как правило, основывается на высоких внутренних стандартах и эффективно проявляет себя лишь в условиях явного интеллектуального неравенства субъектов международных отношений.
Международная ситуация представляет собой определенную совокупность действующих лиц, которые связаны между собой отношениями соперничества или партнерства. Эти отношения могут различаться по целям, которые ставят перед собой акторы, остроте противоречий, соотношению элементов известного и неизвестного, объему вовлекаемых ресурсов и пр. Данные характеристики определяют не только значимость международной ситуации, но и влияют на очередность использования тех или иных способов ее разрешения.
Анализ международной ситуации должен выявить объективную картину протекающих процессов в условиях лимита достоверной информации и времени; эта задача поглощает огромные интеллектуальные и материальные ресурсы. Программа исследования обычно включает в себя сбор точных сведений об акторах (их возможностях, стиля внешнеполитического поведения и пр.), конкретизацию национальных интересов, выяснение текущих позиций союзников, оппонентов и нейтральных государств, поиск путей минимизации собственных рисков, усиления политического влияния / экономических дивидендов. Глава государства (правительства) из нескольких вариантов решения проблемы выделяет единственный, который и реализуется на практике.
При всей тщательности работы вероятность ошибки достаточно велика. Каковы причины ошибок? Понятно, что большая сложность этого вопроса не позволяет ответить на него исчерпывающим образом; отметим лишь некоторые моменты. Предварительно скажем, что виновниками ошибок часто становятся не столько субъективные, сколько объективные причины, благодаря чему ошибки приобретают систематический, трудноустранимый характер.
К числу ведущих факторов возникновения ошибок можно отнести механизм адаптации, уровень компетентности общественного мнения, явление избыточной эффективности и иерархическую природу информации.
Механизм адаптации действует как в живой природе, так и в человеческом обществе. Суть его состоит в том, что всякая функционирующая система стремится избавиться от ненужных функций и усовершенствовать необходимые. В сфере политики этот механизм меняет уровень интеллекта правящего класса в сторону его понижения или повышения, при этом изменяя и другие его характеристики. Люди - политические деятели - становятся здесь настоящими «инструментами», каждый из которых пригоден для решения только своей задачи.
Складывается следующая закономерность: если цель внешней политики может быть достигнута преимущественно «данными» ресурсами (высокий уровень лояльности населения и его многочисленность, выгодные характеристики территории и пр.), то уровень интеллекта политической элиты снижается; «система» как бы «экономит» интеллектуальные ресурсы, что проявляется как на политическом, так и на государственном уровне. Политический отбор производится скорее по принципу лояльности нижестоящих уровней власти вышестоящим, нежели в соответствии с профессиональными требованиями. Снижение уровня интеллекта власти часто компенсируется повышением ее внешних волевых признаков - деловой стиль лидеров становится нарочито серьезным и основательным, беднеют их эмоциональные реакции, с возрастом лидеры приобретают некую «окаменелость», которая легко выдает их профессиональную принадлежность. Присущее таким политикам мышление часто видит источник внешней угрозы несвоевременно, ошибается в выборе способов его нейтрализации; принципиальной характеристикой внешней политики становится краткосрочность, которая нередко становится системной характеристикой всего общества в целом.
При сокращении «данных» ресурсов повышается значение «создаваемых», что способствует повышению уровня интеллекта власти; лидерский стиль становится живее и проще, власть приобретает способность к долговременному планированию, ее решения сохраняют функциональность на протяжении многих десятилетий. Примечательно, что длительный жизненный цикл производимых идей, услуг и товаров становится характеристикой всего общества.
Весьма активную роль в определении уровня внешнеполитической эффективности власти играют компетентностные характеристики общественного мнения. Зависят они в свою очередь от целого ряда условий, главные из которых - преобладающая в обществе логика целедостиже- ния - автономная или синкретичная, а также существующие нормы насилия.
Автономная и синкретичная логики целедостижения были присущи всем общественным типам, но в разных пропорциях, которые в ходе истории постоянно менялись. Под их влиянием менялись критерии выбора людьми наилучших способов решения проблем - автономная логика способствовала укреплению, а затем и внедрению в жизнь одних, а синкретичная - совершенно других способов решения схожих задач. Долевое соотношение этих логик во многом формировало тип всего общества в целом. Отметим, что если автономная логика целедостижения характеризует европейскую современность или т.н. период «постмодерна», то синкретичная больше подходит периоду «модерна», относящемуся к первой половине позапрошлого века.
Автономная логика целедостижения находится в прямой связи с такими инструментальными технологиями, которые позволяют человеку идти к практической цели по индивидуальной траектории (в одиночку или в составе небольших групп). Синкретичная же логика, напротив, связана с такими «инструментами», которые вынуждают человека действовать только в составе крупных, сплоченных коллективов. Обе логики очень специфичны, но при этом как та, так и другая по-своему рациональны, правильны, а потому устойчивы. Известная мысль Карла Маркса о том, что «человечество, смеясь, расстается со своим прошлым» по существу прямо указывает на соответствие логики именно «своей» ситуации, историческая смена которой делает эту самую логику неправильной, неэффективной, а значит, глупой и «смешной».
Наиболее заметным отличием данных логик является «противофазный» тип отношений между людьми, который присутствует в автономной и отсутствует в синкретичной логике, использующей только «прямой» тип отношений. Заметим, немного забегая вперед, что слово «присутствие» означает существование на уровне самой реальности; «отсутствие» же означает наличие этого типа только на уровне языкового текста.
Данный тип отношений реализуется тогда, когда одно и то же явление на одного человека оказывает положительное влияние, на другого - отрицательное, а на третьего не действует никак. Результаты: во- первых, происходит «локализация» истины (правильная мысль часто становится таковой только для кого-то одного, а для другого она является заблуждением); снижается роль «чужого» знания и возрастает значение «своего» (человек должен самостоятельно найти правильное решение именно для самого себя); во-вторых, происходит «массовизация» асоциальных поступков (человеку ведь необязательно соотносить свои деяния с благополучия других людей) и, одновременно, развитие социальных механизмов защиты от них.
Автономная, часто «агрессивная» среда повышает уровень компетентности общественного мнения. Общественность начинает проверять на достоверность всю «входящую» информацию, смотрит на несколько шагов вперед, способна четко отличать границы «своего» и «чужого» пространств и, что самое главное, эффективно ограничивать произвол частного эгоизма, в том числе и такого, который существует в форме государственного эгоизма. Играя на противоречиях внутри правящего класса, автономное общественное мнение добивается такого положения вещей, при котором возможности государства начинают использоваться в интересах народа, а не бюрократии. Сам же правящий класс получает в свое распоряжение не слишком лояльное, но сильное и эффективное общество, которое помогает укреплению его международного статуса и снижает уровень давления на режим извне.
Норма насилия - это тот порог физических страданий, который конкретное общество признает естественным и нормальным; этот порог не вызывает у людей негативной реакции, привычен для них. Зависит он прежде всего от того, насколько необходимым для выживания людей является умерщвление ими других живых существ. Высокие нормы насилия обычно характерны для аграрных обществ, в которых люди публично и в явном виде забивают сельскохозяйственных животных. Вид крови живых существ сопровождает жителя аграрного общества с раннего детства, что способствует выработке у него относительно терпимого отношения к насилию.
В городских обществах явления забоя животных публично не происходят, хотя имеется телевизионное и компьютерное насилие, которое, впрочем, не оказывает такого же мощного воздействия на сознание, как «натуральное». Соответственно, в регионах, где аграрный тип хозяйства преобладает над городским, можно отметить более высокие нормы насилия. Процесс урбанизации снижает этот уровень.
Нормы насилия определяют предпочтения способов решения как внутренних, так и международных проблем. Страны с низким уровнем насилия обычно сначала полностью исчерпывают возможности экономики, дипломатии, правовых механизмов, а уже затем используют силу, которой они уделяют весьма большое внимание, но используют ее как последний аргумент. Страны с высоким уровнем насилия либо быстрее проходят дипломатическую и правовую фазу, либо вовсе исключают ее, сразу переходя к силовому сценарию; противоречия здесь приобретают более разрушительные формы, чаще перерастая в открытый конфликт. Отметим, что нормы насилия определяют не только более или менее разрушительный тип внешней политики, но и влияют на развитие общества в целом.
Фактор «избыточной эффективности» можно показать на простом примере популярных сегодня компьютерных игр. Геймер пытается выиграть у компьютера, непрерывно совершенствует свое игровое мастерство. Но начав однажды выигрывать постоянно, он обнаруживает утрату интереса к игре; игра, порой, становится ему невыносимой. На самом деле, игра приносит удовольствие лишь тогда, когда выигрыш дается с достаточным усилием, а его вероятность примерно равна вероятности проигрыша. Для восстановления интереса к игре геймер переходит на более высокий ее уровень, то есть добровольно и сознательно создает себе трудность, которую затем преодолевает. Такая ситуация часто встречается и в жизни, и в политике.
Например, слишком успешная внешнеполитическая программа может ввергнуть ее авторов в состояние уныния, подтолкнув их к созданию трудностей и их преодолению. Внешнеполитическая ошибка становится в этой связи сознательным иррациональным поступком, который восстанавливает интерес лидеров к своему делу, как таковому; но она часто бывает фатальной. История показывает, что наиболее крупные внешнеполитические ошибки государства совершали как раз на пике своего могущества, в условиях, когда международная среда не создавала для них необходимого напряжения.
Еще одним фактором ошибки является иерархическая природа информации о реальности, которая мешает правильному ее пониманию; в сознании людей формируется искаженная картина, в которой одни фрагменты реальности кажутся более, а другие менее значимыми, чем они есть на самом деле.
Как известно, представление об окружающем мире человек получает из шести информационных каналов. Это - зрение, слух, обоняние, ощущение, вкус и, шестой канал, - язык, который в текстовом виде через какой-то один канал информации может передать содержание всех остальных. Поэтому возникают два информационных уровня - физиологический, образуемый прямым восприятием реальности, и текстовый, существующий в виде языковых символов, которые поддерживают контакт сознания с реальностью опосредованным образом.
Принципиальное их различие заключается в том, что физиологический уровень дает хотя и локальную, но очень четкую, чистую «картинку», а текстовый, при более широком охвате, формирует менее четкое изображение. Отсюда - разная сила воздействия уровней на сознание: «физиологическая» информация оказывается более действенной, чем текстовая, даже в том случае, если последняя достоверна, а первая - нет.
Это явление является одной из важнейших причин не только ошибочных выводов, но и трудностей их устранения, так как изменение физиологического уровня практически всегда синхронизируется с процессами в том фрагменте реальности, который касается человека напрямую. Иными словами, локальный контекст как бы «запирает» сознание в границах наработанных стереотипов, способствуя необоснованному применению практического опыта в тех ситуациях, которым он не соответствует.
Известно, например, как легко человек из благополучной среды становится жертвой преступника - физиологический уровень дает ему идиллическую картину мира, а предостережения, представленные в форме языкового текста (например, в форме телевизионных передач о преступности и пр.), на него не действуют. Отметим, что механический перенос практического опыта из одной области в другую в первую очередь особенно часто происходит внутри «синкретичного» общественного мнения.
Специалисты знакомы с данным типом ошибки и, как правило, избегают ее, но полностью исключить негативное влияние иерархии знаков им не удается. В этой связи, весьма серьезной помехой экспертных оценок становится иерархия языка, которая в свою очередь обусловлена наличием точных и вероятностных методов исследования (точно представить или рассчитать можно лишь некоторую часть реальности; значительная ее часть не поддается точному описанию из-за бесчисленного количества переменных и отсутствия необходимой полноты информации об объекте исследования).
Наиболее точным является язык математики (цифра), относительно точным - язык грамматики (слово). По силе воздействия на сознание цифра преобладает над словом, которое люди нередко воспринимают как расплывчатое, «не доказанное», а потому не заслуживающее большого доверия. Используя точный язык, оказывается, проще не только обосновывать определенную точку зрения, но и при необходимости оправдывать ее ошибочность. Поэтому в экспертных обсуждениях, обычно протекающих в форме эмоциональной полемики, чаще доминирует та сторона, которая оперирует точным языком.
Соответственно, обсчитываемую часть, например военного потенциала (количество населения, объем производства продовольствия, стали, танков, самолетов и пр.), аудитория начинает воспринимать преувеличенно, в то время как необсчитываемую - боевой дух войск, готовность мирного населения терпеть страдания военного времени, самопожертвование, природно-климатические условия и др. - недооценивает. Эффективность экспертного обсуждения зависит, следовательно, от умения его участников грамотно взвешивать точную и вероятностную информацию.
Отметим, что в XX в. иерархия языка завела в тупик некоторые крупные внешнеполитические программы. Например, такие региональные конфликты периода «холодной войны», как вьетнамская война США или война СССР в Афганистане, закончились вопреки первоначальным прогнозам потому, что необсчитываемые слагаемые военного потенциала противоположной стороны не получили у лидеров тогдашних сверхдержав адекватной оценки.