Межцивилизационные войны и культура мира

Самой острой формой политических конфликтов между цивилизациями, государствами, классами, национальными и социальными группами является вооруженное столкновение. Хотя военные столкновения между неолитическим племенами происходили еще в VI тысячелетии до н.э. и вызвали необходимость строительства укрепленных городов (о чем свидетельствуют археологические раскопки в Иерихоне, в Чатал-Хююке в Малой Азии и других древних городах), говорить о войне как регулярном политическом явлении можно лишь с появлением государств, важнейшей функцией которых была военная, которая выполнялась специализированной группой людей – военнона-чальников, военнослужащих, что стало одной из ступеней развития общественного разделения труда. В это же время (примерно в III тысячелетии до н.э.) возникла военная экономика – группы ремесленников, земледельцев, торговцев, специализировавшихся на производстве вооружений и средств защиты от них, строительстве оборонных сооружений, снабжении армии оружием, доспехами, продовольствием и т.п.

Поскольку армия и военная экономика обеспечивали жизненные потребности государства и пользовались приоритетной поддержкой правителей, обычно лично возглавлявших армии, в эту сферу шла наиболее активная, квалифицированная и агрессивная часть общества, здесь постоянно изобретались и применялись все более совершенные орудия и материалы. Эта сфера развивалась обычно опережающими темпами.

Российский историк И.М. Дьяконов считал, что прогресс 9 производстве оружия оказывает непосредственное влияние на смену производственных отношений, играет решающую роль в переходе от одной фазы человеческого общества к другой, если изменения в военной технологии сопровождаются сменой ценностной ориентации [17. С. 13-14]. С этой точки зрения развитие военных технологий можно считать фактором общественного прогресса. Но нужно учитывать и отрицательную, разрушительную роль армий, гонки вооружений и войн в динамике общества:

в эту сферу отвлекается от производства материальных и духовных ценностей самая активная и квалифицированная часть общества, во время военных столкновений гибнут десятки и сотни тысяч, а то и миллионы людей, разрушаются города, гибнут культурные ценности. Войны послужили причиной исчезновения многих процветавших государств и цивилизаций с политической карты мира.

С каждым новым этапом в развитии общества, с каждой новой мировой цивилизацией в армию втягивается все больше людей, растут потери в военных столкновениях. Об этом свидетельствуют данные о длительности войн, численности армий и числе жертв военных столкновений за 2,5 тыс. лет в Древней Греции, Древнем Риме и Европе, приведенные Питиримом Сорокиным (табл. 7.2). Из этих данных можно сделать некоторые выводы о масштабах и последствиях войн.

В период становления древних обществ количество лет, в которых происходили войны, преобладало (в Греции – 91 год из 100 лет в V в. до н.э. и 85 – в IV в. до н.э., в Древнем Риме – 83 года в III в. до н.э., 57 – во II, 66 – в I в. до н.э.). Однако на последующих фазах их жизненного цикла количество военных лет резко сокращалось (в Древней Греции – до 48 лет во II и 11 лет в I в. до н.э., в Древнем Риме – до 26-29 лет в I, Ни IV вв.н.э.). Численность армии и число жертв в Древней Греции достигло пика в IV в. до н.э., а в последующие два столетия многократно упали. Потери составляли от 4 до 6% численности армии, поэтому военная служба не отличалась чрезмерным риском.

Средневековье характеризовалась устойчивой тенденцией роста численности армии (в 4,3 раза за 300 лет) и опережающим увеличением числа потерь (в 9,5 раза), так что для военнослужащих риск оказаться в числе жертв войны возрос с 2,6% в XII в. до 5,7% в XV в., но не намного превысил уровень потерь в Греции и Риме.

Раннеиндустриальная цивилизация, эпоха колониальных войн и первоначального накопления капитала характеризовалась скачком в численности армий (в 5 раз в XVI в. против XV в.), числа потерь (в 12,7 раза за тот же период) и их отношения к численности армии (с 5,7 до 14,6%); война становилась все более рискованным, но тем не менее прибыльным занятием; соответственно росла и военная экономика.

Период зрелости индустриального общества – XIX в. – характеризуется небольшим ослаблением военной напряженности: численность армии уменьшилась на 28% к предыдущему столетию, число жертв – на 20%. Однако уже в начале XX в. – в фазе заката, конвульсионных судорог индустриальной цивилизации – милитаризация фантастически росла. Только за четверть века численность армии увеличилась в 2,4 раза против всего XIX в., число жертв – в 5,5 раза, а их отношение к численности армии – с 16,3 до 38,9%. В соответствующих масштабах выросла и военная экономика, доля военного сектора в ВВП и масштабы разрушений во время боевых действий. Эта тенденция еще более усилилась во время второй мировой войны. По данным Пола Кеннеди, производство вооружений в США выросло с 1,5 млрд. долл. (в ценах 1944 г.) в 1940 г. до 37,5 млрд. долл. в 1943; в Германии – с 6 млрд. до 13,8 млрд. долл.; в Великобритании – с 3,5 млрд. до 11,1 млрд. долл.; в Японии – с 1 млрд. до 4,5 млрд. долл.; СССР – с 5 млрд. до 13,9 млрд. долл. Всего по 5 странам – с 17 млрд. до 80,8 млрд. долл., т.е. в 4,8 раза [19. Р. 355]. Наибольший выигрыш от производства вооружений получили США, увеличившие выпуск оружия в 25 раз и понесшие потери в войне, значительно меньшие, чем другие перечисленные страны.

После второй мировой войны численность армий, число потерь и объем военных расходов существенно сократились, но затем, в обстановке "холодной войны", вновь стали расти военные расходы, в чем были заинтересованы монополии ВПК мировых держав (табл. 7.3).

Во-первых, локальные цивилизации первого поколения возникли за два-три тысячелетия до осевого времени, когда сформировались мировые религии. Можно согласиться с позицией Н.Н. Моисеева по этому вопросу: “В отличие от Тойнби, я полагаю, что не религия формирует цивилизации, а цивилизация усваивает те нравственные принципы и то религиозное миропонимание, которые в наибольшей степени отвечают циви-лизационным традициям народа. То есть цивилизация "выбирает" религию и приспосабливает под свои потребности и идеалы” [7. С. 105]. Это подтверждается примерами освоения православия на Руси, распространения ислама.

Во-вторых, существуют цивилизации многоконфессиональные, в которых нет преобладания той или иной религии. В качестве примера можно привести Африку, где в 2000 г. 15,2% населения принадлежало римской католической церкви, 8,9% – протестантам, 40,4% – мусульманам. Другой пример – Россия, где наряду с православными значительную долю составляют мусульмане, буддисты и неверующие [8].

В-третьих, в XX в. произошли значительные изменения в соотношении неверующих и приверженцев разных религий. За 100 лет доля православных в мире снизилась с 6,7 до 2,5%; протестантов – с 8,6 до 5,1%; буддистов – с 7,8 до 5,9%, приверженцев китайских религиозных учений – с 20,1 до 3,9%, тогда как доля римской католической церкви выросла с 16,6 до 17,3% , мусульман – с 13,2 до 19,5%, а доля неверующих – с 0,3 до 20%, их число составило к концу XX в. 1208 млн. человек [8]. При всей динамичности перемен в религиозной сфере, доля локальных цивилизаций в населении мира изменилась в меньшей степени. Да и ускорившиеся процессы межцивилизационных миграций ведут к смешению языков и конфессий во многих странах, составляющих ядро той или иной цивилизации.

Остается рассмотреть этику как систему ценностей, определяющих поведение человека в семье, в коллективе, в стране, в мире, его менталитет и тип поведения. Пожалуй, именно система ценностей, лежащая в основе менталитета и мотивации, определяет принадлежность к той или иной цивилизации, побуждает к действиям в защиту своей системы ценностей. По системе ценностей разделяют цивилизации Востока и Запада, а также смешанные цивилизации типа евразийской, восточноевропейской или латиноамериканской. Система ценностей определяется преобладающими в данном этносе этическими, идеологическими, религиозными приоритетами и предпочтениями; она передается из поколения в поколение с помощью семейного воспитания и школьного образования, литературы и искусства, средств массовой информации. Система ценностей определяет отношения людей в семье, в быту, на производстве, в социально-политической сфере деятельности, в области научно-технического творчества, взаимодействие между этносами, нациями, государствами, цивилизациями.

Однако при такой высокой оценке системы ценностей следует учитывать ряд существенных факторов их структуры и динамики.

1. Система ценностей не только определяет различия между цивилизациями, но и является общей основой диалога и взаимодействия между ними. Существуют общечеловеческие ценности и требования, присущие любой цивилизации, каждой религии: "не убий", "не укради", "не прелюбодействуй" и т.п. Именно они цементируют единство человечества. Пренебрежение этими ценностями, забвение их может привести к самоуничтожению человечества, исключению вида homo sapiens из биосферы Земли.

2. Система ценностей, образуя наследственный генотип человечества в целом и каждой цивилизации, подвержена цикличной динамике, периодически в ней наблюдаются фазы кризисов и переворотов, особенно при смене мировых цивилизаций. Пока не было частной собственности, не требовалась заповедь "не укради". Основной моральный принцип "не убий", отражающий высшую ценность человеческой жизни, не распространялся на рабов, на представителей враждебных государств и вероисповеданий.

На рубеже ХХ-ХХ1 вв., в период смены индустриальной мировой цивилизации постиндустриальной, наблюдается один из глубочайших в истории человечества кризис системы ценностей, их радикальный пересмотр. Он имеет как положительные, так и отрицательные черты. Угроза глобальной войны, столкновения цивилизаций, экокатастрофы не только поставила под вопрос существование человечества, но и усилила движение от культа войны и насилия к культуре мира и терпимости, к признанию общих ценностей всего человечества и каждой личности, к пониманию приоритетной роли культуры и культурного наследия, необходимости диалога и партнерства стран и цивилизаций, распространению идей ноосферной коэволюции общества и природы. Э. Тоффлер отмечал тенденцию формирования За более чем треть века, прошедших после опубликования этих положений Питирима Сорокина (1964 г.), указанные тенденции проявились еще более ярко. Попытки насильственного вытеснения религий и догма о неизбежном их отмирании потерпели крах; восторжествовала тенденция к религиозному возрождению. Религии стали одним из факторов усиления духовного единства локальных цивилизаций четвертого поколения, восстановления гармоничного единства чувственных и сверхчувственных элементов в социокультурной сфере. Религия восстановит и сохранит присущую ей нишу в социокультурном пространстве постиндустриального общества.

Однако этот положительный в целом процесс сопровождается довольно опасными тенденциями усиления религиозного фанатизма, сектантства, нетерпимости к инаковерующим, что противостоит процессам цивилизационной интеграции и глобализации. Наиболее яркие формы преобладания фанатизма наблюдались во время установления религиозного государства в Афганистане, в агрессивном движении ваххабитов в Чечне и Дагестане. Вновь стали реальностью столкновения цивилизаций (пока на локальном уровне) на религиозной почве. Стремительное распространение получило сектантство, даже в таких наиболее богатых и, казалось бы, продвинутых к постиндустриальному обществу странах, как США и Япония. Секты активно используют современные информационные технологии. Япония была потрясена изуверством секты "Аум Сёнрике", пошедшей на массовые убийства в токийском метро. Секты с Востока и Запада ринулись в открывшееся пространство России и других стран СНГ, вербуя тысячи сторонников и не жалея средств на пропаганду своих идей.

Религиозный фанатизм и сектантство взросли на почве духовного кризиса, разочарования в науке, стремления обрести опору в вере на зыбкой почве стремительно и мучительно трансформирующегося общества, кризисного перехода к новому социокультурному строю. С завершением этого перехода, укреплением основ гуманистического постиндустриального общества и интегрального социокультурного строя почва из-под ног религиозных фанатиков и сектантов будет уходить – до следующего глобального кризиса.

Интересно проанализировать данные о динамике численности приверженцев мировых религий и неверующих по отдельным материкам и в целом по миру за XX в. (табл. 8.3).

Обращает на себя внимание стремительный рост в XX в. числа неверующих – в 242 раза, или с 0,3 до 20% населения Земли.

Решающий вклад в эту тенденцию внесла Азия (прежде всего Китай) и Европа, где доля неверующих достигла соответственно 28 и 19%. Наименьшая доля неверующих в Латинской Америке (0,7%).

Христиане, которые в начале века составляли треть населения мира, в основном сохранили свои позиции, а католики даже сумели укрепить их (с 16,6 до 17,3%) за счет активной миссионерской деятельности в Африке и Азии. Протестанты уменьшили свою долю с 8,6 до 5,1%, сохранив лидирующие позиции в Северной Америке (31,7%) и Океании (29,7%) и значительную долю в Европе (10%), преимущественно в Западной. Значительно упала доля православных (с 6,7 до 2,5% населения мира), причем сконцентрированы они в основном в Европе и СНГ – 96% общего числа православных.

Противоречивые тенденции наблюдаются в динамике восточных религий. Численность мусульман выросла в 5,5 раза, а их доля в населении мира - с 13,2 до 19,5%. Сконцентрированы они преимущественно в Азии (22% населения) и Африке (40,4% населения), но значительна их доля в Европе и СНГ (60 млн. человек - 7,5% населения), Северной Америке (1,4%). Несколько повысилась доля индуистов – с 13,7 до 14,7% населения, достигнув 888 млн. человек, почти полностью сконцентрированных в Азии (882 млн. человек). Значительно уступают им буддисты, доля которых в населении Земли снизилась с 7,8 до 5,9%. В 5,2 раза упала доля и абсолютно сократилось число приверженцев китайских религий, сочетающих элементы конфуцианства, даосизма и буддизма.

Культура является основным носителем и выразителем национальных и цивилизационных особенностей. В эпоху глобализации в ней четко вырисовываются две если не противоположные, то противоречивые тенденции. С одной стороны, национально-цивилизационное возрождение ведет к обособлению и дифференциации культур, усилению их особых черт, преодолению шаблонизирующего, унифицирующего давления индустриальной машинной цивилизации, обезличенной волны массовой антикультуры. Современный кризис культуры, сущность, проявления и последствия которого глубоко исследованы Питиримом Сорокиным, является отражением заката и распада чувственного социокультурного строя. "В поисках пользующегося большим успехом чувственного и социального материала как необходимого условия стимуляции и возбуждения чувственного наслаждения искусство уклоняется от позитивных явлений в сторону негативных, от обычных типов и событий к патологическим, от свежего воздуха нормальной социально-культурной действительности к социальным отстойникам, и, наконец, оно становится музеем патологий и негативных феноменов чувственной реальности... Его чарующее разнообразие побуждает к поиску еще большего многообразия, что приводит к разрушению гармонии, единства, равновесия и превращает искусство в океан хаоса и непоследовательности" [27. С. 450]. Понятно, что разлагающаяся культура не может служить соединительной тканью для народов и цивилизаций.

Богатейшее, разнообразное по национальному колориту, культурное наследие евразийской цивилизации служит другим связующим постсоветские страны узлом. Приоритеты российской культуры общепризнаны, они положили начало многим мировым художественным школам и стилям. Господство тоталитарного строя нанесло немалый ущерб культуре, но не смогло выкорчевать ее глубокие корни. Деятели культуры оправляются от шокового воздействия рыночной стихии, резкого сокращения бюджетной поддержки, начинают противостоять грязной волне массовой антикультуры, хлынувшей на экраны телевизоров, театральные подмостки, книжные прилавки, через Интернет. Появляются первые признаки ренессанса высокой культуры, формирования гармоничного интегрального социокультурного строя. Он не будет обезличенным и универсальным, как позд-неиндустриальная массовая культура, а сохранит и усилит разнообразие и взаимообогащение культур разных наций, этносов, цивилизаций, возродит гуманизм восприятия гармонии и красоты, некогда характерные для культуры античности и эпохи Возрождения. На просторах постсоветского культурного пространства, несмотря на кризисные потери, все еще сохраняются предпосылки для выполнения Россией культурной функции интегратора евразийской цивилизации.

Советская система образования была признана одной из лучших в мире по широте и глубине знаний и навыков, гуманистической направленности, передаваемых подрастающим поколениям. Эта система довольно сильно пострадала за годы кризиса – прежде всего по содержанию из-за потери доверия к прежним парадигмам и идеалам, вследствие сокращения финансирования, кое-где чрезмерного увлечения переходом на национальные языки обучения, ослабления позиции русского языка как главного средства внутрицивилизационного межнационального общения.

Тем не менее, признаки оживления наблюдаются и в этой сфере. Ослаблены бюрократическое регламентирование и идеологическая ангажированность образовательного процесса, активно ведется творческий поиск эффективных форм и методов обучения, закладываются основы креативной педагогики, дифференцируется и индивидуализируется сеть образовательных учреждений, все шире используются современные информационные технологии. Тем самым закладываются основы для формирования поколений XXI в., освоивших главные принципы постиндустриального общества и являющихся его активными созидателями.

Евразийская цивилизация характеризовалась системой этики, которой присущи человеколюбие, толерантность, нравственная чистота. В последние годы моральные устои общества пошатнулись. Рыночная стихия и жесточайший кризис, разгул преступности, проституции, распространение (через СМИ) культа насилия нанесли немалый урон моральным устоям общества, особенно молодому поколению. Весь вопрос в том, насколько эти тенденции проникли в социокультурный генотип общества. Постепенно его здоровые силы начинают осознавать их опасность и гибельность, противоборствовать им. Проявляется, пока еще слабо и тенденция (которую Питирим Сорокин назвал позитивной моральной поляризацией) ориентирования на отказ от культа войны и насилия, на моральные факторы взаимопомощи, сотрудничества, толерантности, бескорыстной творческой любви, исключающей эгоистическое соперничество, ненависть и грубую силу [3. С. 221-226]. Россия и другие страны евразийской цивилизации могут сыграть видную роль в становлении новой (адекватной постиндустриальному обществу) морали, основанной на культуре мира, ненасилия, терпимости, взаимной поддержки и творческого альтруизма. Позитивная моральная поляризация будет способствовать интеграционным тенденциям на началах взаимовыгодного сотрудничества и партнерства в евразийской цивилизации.

Противоречивые тенденции наблюдаются в области идеологии и религии. С одной стороны, крушение коммунистической идеологии, служившей объединяющим стержнем народов СССР и социалистического лагеря, стало одним из решающих факторов дезинтеграции, негативной идеологической и религиозной поляризации, потери идеалов и веры в будущее, массовой тяги ко всевозможным религиям и сектам (в поиске хоть какой-то духовной опоры), усиления религиозного фанатизма и экстремизма. С другой стороны, налицо элементы позитивной идеологической и религиозной поляризации, формирования и утверждения идеалов постиндустриального общества, интегрального социокультурного строя

< Назад
Содержание