6.4. Экономическое развитие Советской России в условиях административно-командной хозяйственной системы (1933 – 1940 гг.)

К концу 1930-х годов в Советской России завершился процесс социалистической перестройки социально-экономической системы и сформировалась административно-командная модель «государственного социализма». Ключевую роль в завершении данного процесса сыграла вторая пятилетка – 1933 – 1937 годы.

В плановой модели второй пятилетки предполагалась реализация трех основных народнохозяйственных целей:

Первая – логическое завершение процесса форсированной индустриализации: необходимо было реализовать невыполненный в первой пятилетке план нового капитального строительства и осуществить техническую модернизацию отраслей тяжелой промышленности.

Вторая – повышение экономической эффективности функционирования колхозной системы, которая в первой пятилетке испытывала серьезный социально-экономический и продовольственный (карточная система) кризис.

Третья – развитие отраслей военно-промышленного комплекса, который приобретает особое значение в предвоенный период.

Необходимо отметить, что объективно оценивать реальные хозяйственные результаты второй пятилетки не представляется возможным, т.к. уже в первой пятилетке начались серьезные искажения официальной статистической информации, поэтому логически будет рассмотреть особенности развития советской экономики в период второй пятилетки.

1. Принятие на пятилетку более реальных и сбалансированных плановых заданий, имеющих необходимое ресурсное обеспечение. Конечно, негативный опыт сверхамбициозных планов первой пятилетки привел к разработке достаточно напряженных, но реалистических с точки зрения темпов промышленного развития и объема капитальных вложений планов, поэтому в период 1933 – 1935 годов наблюдался период относительной экономической стабилизации, но затем была сделана попытка нового «скачка» на волне стахановского движения.

2. Принятие на пятилетку повышенных (по объему и темпам прироста) и ресурсно обеспеченных плановых заданий по развитию отраслей легкой промышленности, следствием чего явилась отмена в 1935 – 1936 годах карточной системы на промышленные и продовольственные товары и переход к государственной розничной торговле. Конечно, в годы второй пятилетки произошла относительная стабилизация потребительского рынка, но в целом в предвоенный период в стране была достаточно напряженная социальная ситуация, что подтверждается некоторыми данными: например, если взять уровень зарплаты 1928 года за 1, то в 1940 году он составил 0,78, в то время как общий индекс розничных цен в государственной торговле в 1940 году возрос в 6,4 раза по сравнению с 1928 годом, но это была так называемая скрытая (подавленная) инфляция; в конце 1930-х годов удельный вес товаров потребления и услуг в промышленном производстве составлял 25%, а доля зарплаты в ВВП (внутренний валовый продукт) – 39%; в стране сохранялась ситуация товарного дефицита – например, на душу населения в год производилось 8 - 9 кг мяса и рыбы и одна пара кожаной обуви; не случайно в 1936 – 1937 и в 1939 - 1940 годах были серьезные кризисы снабжения.

3. Усиление роли и значения интенсивных факторов экономического роста, что объясняется тремя обстоятельствами:

во-первых, введение в 1932 году паспортной системы привело к серьезному ограничению возможности перехода крестьянской рабочей силы в промышленный сектор (как это было в первой пятилетке), поэтому сокращение занятости компенсировалось за счет повышения технического уровня производства и роста фондовооруженности труда;

во-вторых, использование в период второй пятилетки для повышения эффективности хозяйственного механизма отдельных методов нэповской организации экономики: ограниченные хозрасчетные отношения в промышленности, финансовый контроль, торговля, повышение роли товарно-денежных отношений и кредита, стимулирующие формы зарплаты и материального поощрения; конечно, это не был возврат большевиков к нэповской системе, хотя историки часто обозначают данный период термином «неонэп»;

в-третьих, стахановское движение, но не как форма социалистического соревнования и «гонка за рекордами», а его первоначальный вариант – использование для повышения производительности труда новейших методов рациональной организации производства, технологического разделения труда, специализации производственных операций.

4. Реализация стабилизационной аграрной программы для вывода сельского хозяйства из кризиса первой пятилетки и отмены карточной системы на продовольственные товары. Можно назвать основные положения данной программы повышения экономической эффективности колхозной системы:

во-первых, разработка «Устава сельскохозяйственной артели» - юридического документа, который определил, хотя во многом и формально, экономические права и обязанности колхозной структуры;

во-вторых, принятие в качестве основной формы учета и оплаты труда колхозников системы трудодней, которые служили условной единицей соизмерения затрат отдельных членов колхоза и определения их доли в конечных результатах деятельности хозяйства. Правда, колхозник получал доход по трудодням после обязательных поставок колхозом продукции и расчетов с государством, поэтому, например, в 1937 году средняя выдача зерна на трудодень составляла 4 кг, что часто не обеспечивало прожиточного минимума;

в-третьих, создание системы государственных машинно-тракторных станций (МТС), которые на условиях натуральной платы обеспечивали машинную обработку посевных площадей колхозов и уборку урожая;

в-четвертых, формирование системы личных подсобных хозяйств колхозников, а также рабочих и служащих города и села и системы городских колхозных рынков, где горожане покупали продовольственные излишки продукции приусадебных участков крестьян. Необходимо отметить достаточно высокую эффективность данного сектора экономики, который обеспечивал 40% национального дохода, создаваемого в сельском хозяйстве и производил 65% общего объема картофеля, 48% овощей, 72% мяса, 77% молока и 94% яиц. Конечно, нельзя идеализировать колхозную политику правительства, но в период второй пятилетки произошла относительная стабилизация аграрного сектора экономики, хотя продовольственная ситуация в стране в предвоенный период, несмотря на урожайные 1935, 1937, 1940 годы, оставалась достаточно напряженной.

5. Изменение территориальной структуры советской экономики: интенсивный процесс хозяйственного освоения восточных районов страны, в которых индустриализация совпадает по времени с формированием основ первичного промышленного комплекса, в структуре которого преобладали отрасли ресурсного блока. Особое значение в региональной стратегии правительства играет Дальний Восток вследствие его военно-стратегического положения, поэтому оборонный фактор оказывает приоритетное влияние на экономическое развитие данного региона.

6. Хозяйственное использование системы сталинских политических репрессий. К концу 1930-х годов в стране формируется своеобразная «лагерная экономика»: для освоения районов Севера, Сибири и Дальнего Востока активно используется принудительный труд спецпереселенцев и заключенных системы ГУЛАГа (Главное управление лагерей) – по различным оценкам, в разное время в этой системе работали от 10 до 15 млн заключенных, или 20-25 % занятых в народном хозяйстве. С другой стороны, репрессиям подверглась профессиональная экономическая номенклатура страны, что привело к резкому снижению эффективности управления и организации советской хозяйственной системы.

В заключение данной темы необходимо дать объективный анализ хозяйственной ситуации в Советской России к концу 1930-х годов. С точки зрения макроэкономической оценки в стране в предвоенный период сложилась ситуация экономической стагнации (или застоя), для которой характерны или нулевые, или низкие темпы экономического развития. Можно назвать основные проявления данной стагнационной ситуации:

1) логическая незавершенность процесса форсированной индустриализации с точки зрения первичной механизации всего народнохозяйственного комплекса. Конечно, по сравнению с аграрно-индустриальной структурой дореволюционной российской экономики в Советской России все-таки сложилась индустриально-аграрная модель народного хозяйства, но машинные технологии в конце 1930-х годов преобладали лишь в базовых отраслях тяжелой промышленности и отчасти в железнодорожном транспорте, а для других секторов экономики был характерен ручной труд. Более того, даже в ведущих отраслях промышленности отсутствовала комплексная механизация всех производственных процессов (частичная индустриализация);

2) структурная несбалансированность советской экономической системы: те серьезные межотраслевые, межрегиональные и воспроизводственные диспропорции, которые возникли еще в первой пятилетке вследствие форсированного приоритета тяжелой промышленность инерционно сохранились и в предвоенный период. Анализ статистики третьей пятилетки позволяет выделить депрессивные отрасли советской экономики, резко снизившие темпы прироста своей продукции по сравнению с плановыми заданиями: отрасли топливно-энергетического комплекса (электроэнергетика, в меньшей степени угле- и нефтедобыча); отрасли металлургического комплекса, особенно черная металлургия; химический комплекс; лесопромышленный комплекс, особенно его конечные отрасли; строительный комплекс. Отметим, что это отрасли, прямо или косвенно связанные с военно-промышленным потенциалом страны;

3) резкое снижение к концу 1930-х годов темпов экономического роста, о чем свидетельствуют данные среднегодовых темпов прироста промышленного производства по пятилеткам: первая пятилетка + 17%, вторая пятилетка + 14%, третья + 4%. Подобная динамика снижения общих темпов развития народного хозяйства (ранее уже приводились аналогичные данные по среднегодовым темпам прироста аграрной продукции) объясняется проведением большевиками политики индустриального «форсажа» (политика «большого скачка») и сложившейся в экономике ситуацией структурного дисбаланса;

4) низкая эффективность качественных (интенсивных) показателей развития экономики. Несмотря на то, что во второй пятилетке повысился уровень интенсификации производства, в структуре экономического роста не произошло сбалансированного, оптимального сочетания экстенсивных и интенсивных факторов, а довоенные пятилетки не выполнили плановых заданий по качественным показателям развития экономики. Конечно, экстенсивная модель советской экономики по темпам развития оказалась эффективнее аналогичной модели дореволюционной России: например, среднегодовой темп прироста ЧНП в период 1928 – 1940 годов составил 5,1% (в дооктябрьской России – 3,4%), а душевой прирост – 4% (в дооктябрьской России – 1,75%). Однако при всех различиях дореволюционной рыночной и советской плановой моделей была генетическая традиция – относительное технологическое отставание от ведущих западных стран: например, в 1940 году средняя производительность труда в советской промышленности была в 2 – 3 раза ниже показателя США, а в сельском хозяйстве – в 5-6 раз. Но зато показатель ресурсоемкости советской промышленной продукции (количество затраченных ресурсов на единицу продукции) был в 2,5 - 3 раза выше, чем в США, что говорит о наличии затратной экономической модели: преобладание трудоемкого и фондоемкого типов расширенного воспроизводства, отсутствие экономии живого и овеществленного труда и, как следствие, высокая себестоимость продукции и низкая фондоотдача.

Таким образом, сложившийся в результате форсированной индустриализации организционно-экономический механизм управления не смог полностью реализовать потенциальные возможности и ресурсы даже экстенсивной экономической модели, и на рубеже 1930 – 40-х годов в социально-экономическом развитии советского общества возникают серьезные трудности и неблагоприятные тенденции. Конечно, можно было прогнозировать возможность логического перерастания стагнационной ситуации конца 1930-х годов в кризисную фазу экономического цикла, но благодаря действию командно-мобилизационной экономической модели периода Великой Отечественной войны удалось преодолеть ситуацию хозяйственной стагнации, повысить с 1943 года темпы развития военной экономики и обеспечить экономическую победу советского народа в данной войне.

< Назад   Вперед >
Содержание