§ 2. Несколько сценариев будущего
Власть, основанная на силе или угрозе применения силы, – это власть низшего качества. Она способна лишь на грубое принуждение, физическое воздействие, лишена гибкости, функционально ограничена. Такая власть преобладала в доиндустриальном обществе.
Власть, основанная на богатстве, – это власть среднего качества. В ее распоряжении имеются как негативные, так и позитивные средства регулирования. Насилие, как таковое, не исчезает, но оно принимает видоизмененные, скрытые, законодательно урегулированные формы. Такая власть преобладает в эпоху индустриального общества. “Главная причина, объясняющая, почему корпорации и даже правительства индустриальных обществ значительно реже прибегают к открытому силовому давлению, чем в доиндустриальную эпоху, состоит в том, что найден более совершенный инструмент контроля. Этот инструмент – деньги”3.
Власть, основанная на знаниях, – это власть высшего качества. Она позволяет “достичь искомых целей, минимально расходуя ресурсы власти; убедить людей в их личной заинтересованности в этих целях; превратить противников в союзников”4. Кроме того, новое знание постоянно ускоряет экономические процессы в обществе, делая его более динамичным, позволяя экономить один из главнейших ресурсов – время. В противовес прежней философской формуле “Знание– сила” (Ф. Бэкона), О. Тоффлер выдвигает новую формулу: "Знание – капитала" (Knowledge – capital), причем знания и капитал сливаются у него в одно нерасторжимое целое. [c.458] Американский ученый считает, что на пороге XXI в. власть силы изжила себя, хотя можно привести немало примеров ее существования. Власть богатства изживает себя, хотя ресурсы этой власти далеко не исчерпаны. Господствующие позиции – и не только в отдельных странах, но и в мире в целом – начинает занимать власть высшего качества, основанная на знаниях, информации, новых и новейших технологиях. “В водовороте изменений власти кружится знание, воплощенное в новых технологиях”.
Лицо и характер общества все больше определяют быстро совершенствую-щиеся средства информатики, прежде всего информационные сети, объеди-няющие сотни и тысячи компьютерных терминалов и представляющие собой сложнейшие пространственно распределенные системы хранения, обработки и передачи разнообразных данных. Информационные сети глубоко воздействуют на экономику: “Знание, поскольку оно сокращает потребность в сырье, рабочей силе, времени и капитале, становится важнейшим ресурсом передовой экономики”. По мере развития экономики, основанной на высоких технологиях, происходят качественные изменения в социальной структуре общества. Важнейшее из них состоит в том, что пролетариат превращается в “когнитариат” (от лат. cognitio – знание, познание), т.е. класс, уровень знаний которого позволяет ему работать со все более сложной и разнообразной информацией, приобретать новые квалификации.
Немаловажное значение приобретает процесс “разбюрократизации” обще-ства и его властных структур. Многие компании заменяют многочисленные бюрократические аппараты информационной системой компьютеризированного управления. Меняется и характер отношений между предпринимателями и менеджерами, между менеджерами и служащими. Принятое в индустриальном производстве разделение персонала на работников умственного и физического труда уходит в прошлое. “Ментальное производство”, новые информационные технологии предполагают высокий уровень образования и квалификации каждого работника.
Однако и в “когнитивном обществе”, где знания, подчинив себе силу и бо-гатство, стали определяющим фактором функционирования власти, не все безоблачно и бесконфликтно. Новые информационные технологии не могут автоматически “улучшить” жизнь общества. Социальная неоднородность не только сохранится, но даже возрастет. В условиях высокой образованности работников, занятых в новых информационных технологиях, происходят болезненные сдвиги власти от тех, кто раньше был монопольным распорядителем информации, к тем, кто таковым не был. [c.459]
И на международной арене у общества, где властвует знание, есть свои про-тивники. Главными из них О. Тоффлер считает религиозные движения фанатического, тоталитаристского толка; группы, которые тяготеют к насильственным методам борьбы за свои идеалы; экстремистские националистические силы и некоторые другие, которые “провоцируют смещение власти в прошлое”.
Особое значение имеет распространение знания в экономически отсталых странах, с помощью которого можно содействовать их прогрессу, культур-ному и научному развитию.
Несмотря на возможные отступления от общей линии прогресса общества на основе прогресса знаний, в целом, согласно прогнозам этого американского ученого, человечество может вступать в XXI в. с большой долей уверенности в лучшем будущем. Но О. Тоффлер – один из немногих оптимистов. Большинство современных футурологов настроено весьма пессимистично.
Столкновение цивилизаций по С. Хантингтону. Фундаментальная статья профессора С. Хантингтона “Столкновение цивилизаций?”5 справедливо оценивается как крупное явление в мировой политической науке. Несмотря на вопросительный знак в ее названии, что, видимо, должно означать некоторое сомнение автора, будет ли столкновение цивилизаций в XXI в., все ее содержание говорит о том, что такое столкновение будет.
С. Хантингтон исходит из того, что в нарождающемся новом мире основным источником конфликтов будет уже не идеология и не экономика, а культура, точнее, разность культур, лежащих в основе разных цивилизаций. Нация-государство останется главным действующим лицом в международных делах, но наиболее значимые конфликты глобальной политики будут разворачиваться между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики.
В научной литературе – философской, социологической, исторической – дается много определений цивилизации. Определение, данное Хантингтоном, одно из самых удачных. Определяя цивилизацию как культурную общность наивысшего ранга (следующую ступень составляет уже то, что отличает род человеческий от других видов животных), он предлагает различать в ней две стороны – объективную и субъективную. Объективную сторону цивилизации составляют язык, история, религия, обычаи, институты; субъективную – самоиндентификация людей, т.е. что они сами о себе думают, к какой цивилизации относят. [c.460] В современном мире существуют 7–8 крупных цивилизаций: западная, православно-славянская, исламская, индуистская, конфуцианская, японская, латиноамериканская и, возможно, африканская.
Американский ученый считает, что самые значительные конфликты будуще-го могут развернуться вдоль линии “разлома” между цивилизациями в силу следующих факторов.
1. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и, что самое важное, – религиям. Люди разных цивилизаций поразному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Эти различия складывались столетиями и не исчезнут в обозримом будущем. Вернее всего, не исчезнут вообще. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами.
2. Мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных цивилизаций усиливается. В этом не было бы ничего плохого – даже наобо-рот, если бы это не приводило к такому росту цивилизационного самосознания, которое культивирует враждебное отношение к представителям иных цивилизаций.
3. Одно из доминирующих социальных явлений конца XX в. – происходящая десекуляризация мира, т.е. возрождение религии после “атеистических” XVII – первой половины XX в. Этот своеобразный “реванш Бога” нередко происходит в форме воинствующих фундаменталистских, непримиримых с другими религиями, движений. Религия разделяет людей еще более резко, чем этническая, национальная принадлежность. Человек может быть полуфранцузом и полуарабом и даже гражданином обоих этих государств. Куда сложнее быть полукатоликом и полумусульманином.
4. Хотя сегодня Запад находится на вершине своего могущества, завтра все может измениться, ибо у незападных стран “достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик”. К тому же во многих не-западных странах идет интенсивный процесс девестернизации элит и их возврата к собственным культурным корням.
5. В классовых и идеологических конфликтах ключевым был вопрос: на чьей ты стороне? И человек мог выбирать – на чьей он стороне, а также менять сторону. В конфликте же цивилизаций вопрос ставится иначе: кто ты такой? [c.461] И человек, по общему правилу, не может ни выбирать себе цивилизацию, ни менять ее.
6. Цивилизационный фактор играет все возрастающую роль в процессах ре-гиональной экономической интеграции. Так, Европейское сообщество покоится на общих основаниях европейской культуры и западного христианства. Культурно-религиозная схожесть лежит в основе Организации экономического сотрудничества, объединяющей десять неарабских мусульманских стран: Иран, Пакистан, Турцию, Азербайджан, Казахстан, Кнргизстан, Таджикистан, Туркмению, Узбекистан и Афганистан.
Завершая свой впечатляющий анализ основных факторов, ведущих человечество к конфликту цивилизаций, Хантингтон делает следующий вывод: конфликт цивилизаций разворачивается на двух уровнях: на микроуровне и на макроуровне. На микроуровне группы, обитающие вдоль линий разлома между цивилизациями, ведут борьбу, зачастую кровопролитную, за земли и власть друг над другом. На макроуровне страны, относящиеся к разным цивилизациям, соперничают из-за влияния в военной и экономической сфере, борются за контроль над международными организациями и третьими странами, стараясь утвердить собственные политические и религиозные ценности.
Этот общий прогноз Хантингтон уточняет следующим образом:
1) главными осями международной политики могут стать” отношения между Западом и остальным миром; 2) в ближайшем будущем основным очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран.
Выводы для Запада. С позиций краткосрочной выгоды интересы Запада требуют: укрепления сотрудничества и единства в рамках собственной цивилизации, прежде всего между Европой и Северной Америкой; интеграции в состав Запада стран Восточной Европы и Латинской Америки, чья культура близка к западной; поддержания и расширения сотрудничества с Россией и Японией; предотвращения разрастания локальных межцивилизационных конфликтов в полномасштабные войны между цивилизациями; решения других насущных задач. В долгосрочной перспективе Хантингтон ориентирует Запад на другие критерии. Он предупреждает Запад, что экономическая и военная мощь незападных цивилизаций будет возрастать, а отставание от Запада сокращаться. Западу все больше и больше придется считаться с этими цивилизациями, близкими ему по военной мощи, но весьма отличными по своим ценностям и интересам. Это потребует от Запада не только усилий по поддержанию высокого военного потенциала, но попыток понять фундаментальные религиозные и философские основы незападных цивилизаций. [c.462]
Выводы для России. Ученый считает, что в будущем, когда принадлежность к определенной цивилизации станет основой самоиндентификации людей, страны, в населении которых представлено несколько цивилизационных групп (а Россия в их числе), будут обречены на распад. Единственный для России выход он видит в безоговорочном присоединении к Западу, полном забвении того, что он именует “русским традиционализмом”. Хантингтон прямо предупреждает: “Если русские, перестав быть марксистами, не примут либеральную демократию и начнут вести себя как россияне, а не как западные люди, отношения между Россией и Западом опять могут стать отдаленными и враждебными”.
Что можно сказать по этому поводу? Конечно, России нет никакого смысла – ни в близкой, ни в отдаленной перспективе – возрождать враждебные отношения с Западом. Напротив, надо настойчиво искать и находить пути дальнейшего укрепления хороших отношений с Западом. Но почему для этого русские и россияне вообще должны стать обязательно похожими на западных людей, отказавшись тем самым от своих самобытных цивилизационных корней?
Сторонники евразийства – оригинального историке-культурного и социаль-но-философского направления, существовавшего в 20-е гг. XX столетия в интеллектуальных кругах русского зарубежья – говорили не только о государственном, но и о межцивилизационном единстве России. Известный русский поэт-символист, глубокий знаток западной и русской духовной культуры А. Белый считал, что “Пушкин и Лермонтов гармонически сочетали Запад с Востоком”. И не исключено, что в назревающем конфликте цивилизаций, о котором пишет С. Хантингтон, России предстоит сыграть роль великой миротворческой силы.
Проблема “конца истории” по Ф. Фукуяме. Статья Ф. Фукуямы “Конец ис-тории?” приобрела широкую международную известность, была переведена на многие языки6. Если изложить ее идейное и концептуальное содержание, то оно заключается в следующем. В конце XX в. во всемирной истории про-изошло фундаментальное изменение – Запад, основанный на принципах эко-номического и политического либерализма, одержал неоспоримую победу – сначала над остатками абсолютизма, затем над фашизмом и коммунизмом. Даже коммунистический Китай, представляющий величайшую и старейшую в Азии культуру, не избежал воздействия западной либеральной идеи, о чем свидетельствуют реформы Дэн Сяопина. [c.463] Казалось бы. Запад может, наконец, вздохнуть спокойно: у него не осталось никаких серьезных противников или, как иначе выражается Фукуяма, “никаких жизнеспособных альтернатив”. Но это – “Пиррова победа”, т.е. победа, оборачивающаяся поражением. Оказывается, что победа либерализма означает “конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления”.
Надо отдать должное американскому политологу: он никак не претендует на авторство в отношении самой идеи “конца истории”. Он прямо ссылается на Гегеля, который еще в 1806 г. видел в поражении, нанесенном Наполеоном Прусской монархии, победу идеалов Французской революции и надвигающуюся универсализацию государства, воплощающего принципы свободы и равенства: “все разумное становится действительным, а все действительное разумным”.
Выдвигая свою версию “конца истории”, Фукуяма оговаривается: либера-лизм победил пока только в сфере идей, сознания; в реальном, материальном мире до победы еще далеко. Однако он уверен, что именно этот, идеальный мир и определит в конечном счете мир материальный. Он даже полагает, что для конца истории нет необходимости, чтобы либеральными были все общества. Вполне достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития.
Ф. Фукуяма говорит о важном дефекте общества рыночной экономики – его бездуховности. Он признает, что многие, особенно религиозно настроенные люди, “глубоко несчастны от безличия и духовной пустоты либеральных потребительских обществ”. Но из этого не следует ни то, что религия может стать перспективой постлиберального развития, ни то, что этот дефект либерализма устраним политическими средствами.
Общий вывод автора пессимистичен. “Конец истории печален. Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения и идеализма, – вместо всего этого – экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории. Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще один, новый старт?”
В статье Фукуямы есть спорные мысли. К их числу можно отнести, напри-мер, прогноз о том, что “большая часть третьего мира будет оставаться на задворках истории”, хотя несколькими страницами ранее он иронизирует по поводу того, как “легко забывают, сколь унылым казалось политическое бу-дущее Азии всего десять или пятнадцать лет назад”. [c.464]
Нельзя согласиться и с его утверждением о том, что германский и японский фашизм “был уничтожен силой американского оружия”. Роль СССР в раз-громе фашизма – общепризнанна. Нельзя согласиться и с тем, что “международная жизнь в той части мира, которая достигла конца истории, в гораздо большей степени занята экономикой, а не политикой или военной стратегией”. Это было неверно и тогда, когда писалась статья. Это неверно и сейчас, когда США активно поддерживают процесс расширения НАТО на Восток, вплотную к границам России. Если же последнее утверждение Ф. Фукуямы посчитать политическим прогнозом, то он не оправдался.
Для современной России статья Ф. Фукуямы принципиально важна в следу-ющем отношении: если в западной части мира наступил или наступает “ко-нец истории”, застой во всех сферах общественной жизни, кроме экономической, то спрашивается, так ли уж нужно России вступать в эту застойную жизнь – из своего застоя в чужой? Не лучше ли последовать примеру Японии, Южной Кореи или современного Китая, которые убедительно демонстрируют возможность использования новейших западных технологий при опоре на свои национальные и культурные традиции? Ведь при таком варианте многое получается лучше, чем на Западе.
Значение феномена западнизма по А.А. Зиновьеву. Имя Александра Зиновьева – ученого (философа-логика) и социального писателя широко известно как в России (ранее – в СССР), так и на Западе. Впервые он заявил о себе как острый критик коммунизма в книге “Зияющие высоты” в 1976 г. и вскоре был вынужден выехать из СССР и поселиться в ФРГ. В серии книг, выпущенных на Западе в 80-е гг., он еще более развил критику коммунизма (например, “Коммунизм как реальность”, за которую получил престижную премию Алексиса де Токвиля) и начавшейся “перестройки” (“Горбачевизм”, “Катастройка” и др.).
В книгах 90-х гг. – последние из них, вышедшие на русском языке, – “Запад. Феномен западнизма” (1995) и “Глобальный человейник” (1997) – содержится нелицеприятная критика Запада, в частности, его политических структур и политической практики.