1.3 Петербургский период
Протестантизм геополитически делится строго на два сектора прусское лютеранство и англо-швейцаро-гол ландский кальвинизм. При внешней схожести и синхронности обоих всплесков протеста против Рима лютеранство и кальвинизм имеют почти полярно противопо ложное значение. Лютеранский лагерь, сконцентриро вавшийся в прусском государстве, был основан и догматически и мистически на критике Ватикана с точки зрения радикализации предпосылок "Нового Завета", и в общих чертах это воспроизводило традиционные для Православия претензии к католицизму. Лютеранская Пруссия и географически располагалась между православной Россией и католической Западной Европой. Кальвинизм же, ставший государственной религией Англии (а позже в огромной мере повлиявший на политическое устройст во США), основывался, напротив, на подчеркнуто ветхозаветном подходе и критике Рима с этих позиций. Не случайно, что и географически кальвинизм и вытекаю щие из него секты тяготели к крайнему Западу и в Европе, и по ту сторону Атлантики.
Послепетровская Россия Романовых была ближе к прусской модели, т.е. отходя от собственно православ ной догматики, она останавливалась на полпути к католицизму, который, к тому же, постепенно сдавал позиции государствам-нациям. При этом основное геополитическое напряжение концентрировалось между Россией, с одной стороны, и Австрийской Империей и Британской Империей, с другой. На религиозном уровне это было противостоянием Православия католицизму (Австрия) и кальвинизму (Англия). Абсолютистская, а потом и революционная Франция играла во всем этом особую роль, стремясь распространить республиканские идеи и Просвещение. При этом важно отметить, что, если у России были с Австрией некоторые общие геополитиче ские интересы (в частности, противостояние Турции), то стратегия Англии была практически во всем противопо ложна стратегии России вплоть до поддержки англича нами османской империи.
Как бы то ни было, даже послепетровская Россия наследовала основные черты византийской геополити ки, хотя догматическая полнота концепции "Третьего Рима" была нарушена. Отныне можно было говорить только об инерциальном продолжении того, что некогда было полноценным и теологически обоснованным путем "народа-богоносца" в истории. Параллельно этой трансформации материальные и узко политические интересы начинали играть во внешней политике все большую роль, и сами религиозные факторы зачастую использовались как предлог для того или иного политического хода, ориентированного исключительно на благо государства в его светском аспекте