Атлантизм

Атлантистская линия в геополитике развивалась практически без всяких разрывов с классической англо-американской традицией (Мэхэн, Маккиндер, Спикмен). По мере становления США мировой державой послевоенные геополитики-атлантисты лишь уточняют и детализируют частные аспекты теории, развивая прикладные сферы. Основополагающая модель «морской силы» и ее геополитических перспектив превращается из научных разработок отдельных военно-георафических школ в официальную международную политику США.

Вместе с тем американские геополитики порывают с учением Маккиндера о «географической инерции» для того, чтобы определить весь земной шар как сферу безопасности США. Если британские и германские геополитики оправдывали стремление Англии и Германии к господству тезисами о «единстве краевой зоны» или «жизненном пространстве», необходимом для германского народа, то американские последователи геополитической доктрины безоговорочно требовали и требуют господства США над всеми стратегическими районами планеты.

Составной частью американской геополитической доктрины становится учение о всеобщности американских стратегических интересов и о «необходимости» для Соединенных Штатов баз, расположенных на достаточно далеком расстоянии от американских морских и сухопутных границ. Специфической чертой американской геополитики стало главным образом не оправдание тех или иных отдельных захватов США, не только борьба за передел мира, но и борьба за мировое господство. Американские геополитики утверждают, что география стала «глобальной», то есть охватывающей весь земной шар.

Среди многих изданий, отражающих эту тенденцию в американской геополитике и, в частности, в прикладной картографии, отметим уже упомянутый сборник «Компас» под редакцией американских геополитиков Вейгерта и Стефансона, посвященный «глобальной» географии, а также такие издания, как «Атлас глобальной географии» Рейсса и «Атлас мировой стратегии» Гаррисона. Во всех этих изданиях наблюдается общая тенденция — доказать, что интересы «безопасности» и сохранения «американского образа жизни» («жизненного уровня», который у американских геополитиков заменил «жизненное пространство» Хаусхофера) требуют мирового господства США.

В американской политической картографии становится принято изображать карту мира в непривычной для всех форме: Америку помещают в центре, а по обеим сторонам от нее — Тихий и Атлантический океаны. При этом «Западное полушарие» произвольно «растягивается» от Ирана до Шанхая и Нанкина, а сферой американских интересов оказывается и Юго-Восточная Азия («западная окраина Тихого океана»), и восточное Средиземноморье («восточная окраина западного мира»). То обстоятельство, что при таком изображении приходится разрывать Старый Свет надвое, открывая Европу от Азии или Дальний Восток от Ближнего Востока, нисколько не смущает американских геополитиков. С целью обоснования претензии североамериканского империализма на мировое господство американские геополитики, как, например, Вейгерт, Тейлор и Спикмен, учат, что в основе историко-географического развития" лежит изменение средств сообщения.

В связи с этим меняется тематика географических штудий: американские геополитики отказываются рассматривать географию отдельных государств, которые, по их мнению, не являются более самостоятельными географическими единицами. Конечно, в справочных целях полезно знать, что представляет собой каждое государство, действующее как обособленная единица в международных отношениях. Но для американских геополитиков это — пережиток предшествующих веков, когда еще не было средств преодолевать расстояние. Вместо географии отдельных государств американские географы преподносят в своих книгах вариант «страноведения», в котором под «странами» понимаются группы государств, занимающие обширную территорию или область. Американский эконом-географ Баш, автор книги «Цена мира», называет это «интегрированием» связанных между собою областей. В этом «интегрировании» нет ничего нового; германские геополитики, выдвигавшие в свое время так называемую «теорию больших хозяйственных целых», шли по той же линии. Германские геополитики в 30-х гг. пытались доказывать, развивая мысли Челлена и Хаусхофера, что малые страны Европы экономически нежизнеспособны и что единственный выход для «малых народов Европы» заключается в добровольном отказе от «экономического суверенитета» и подчинении их «руководству» со стороны Германии, подобно тому как народы Америки или Азии приняли «руководство» США и Англии (мандаты или доктрину Монро).

Общим местом американской геополитики и политической географии сделалось утверждение, что Соединенным Штатам недостает многих важнейших сырьевых материалов, доступ к которым должен быть обеспечен, если США намерены сохранить безопасность в экономическом и политическом отношениях. В атомном веке, рассуждают американские геополитики из Йельского и других университетов и академий Америки — Вейгерт, Питти, Спикмен и др., — безопасность США может быть обеспечена только закреплением за Америкой важнейших «центров силы», под которыми следует понимать центры сосредоточения важнейших видов стратегического сырья. Показательны в этом отношении труды Исайи Боумена, считающего себя основателем американской политической географии. Боумен — автор многих книг по политической и экономической географии, в прошлом либерал, сторонник доктрины президента Вильсона, директор Американского географического общества, затем президент одного из богатейших высших учебных заведений США — Университета им. Джона Гопкинса. В январе 1946 г. на страницах журнала «Форин афферс» Боумен выступил со статьей на тему «Стратегия территориальных решений», в которой выдвинул учение о «географических центрах силы», где расположены важнейшие стратегические ресурсы: нефть, каучук, олово, урановая руда.

Хотя в Англии и были долгое время склонны считать Маккиндера основателем «истинной» геополитики и оспаривать у Хаусхофера и Челлена приоритет в этой области, послевоенные британские авторы выражали сожаление по поводу забвения ее уроков британскими исследователями и политиками. Так, профессор Манчестерского университета Вальтер Фицджеральд писал в предисловии к своей книге «Новая Европа», изданной в 1945 г.: «Британские исследователи политической географии могут убедиться, не без удивления, что в Англии очень мало было сделано для определения предмета политической географии... Этот факт решительно контрастирует с положением вещей в Соединенных Штатах и Германии». Фицджеральд не только цитирует германских геополитиков Маулля, Зигера и их предшественников, не только заимствует у них определение предмета геополитики как «науки об обусловленности отношений между государствами их географической судьбой», но и старается очертить собственную геополитическую традицию Британии и США. Он, в частности, напоминает, что и в Англии были свои геополитики на протяжении более чем четверти века — Фаусетт и Голдич — авторы книг о границах и способах их формирования.

Исходя из ряда положений, выдвинутых Маккиндером, британские геополитики особенно заинтересовались проблемой «географических единств». В противоположность американским геополитикам, утверждающим «взаимосвязь» мировых путей и стратегических ресурсов, их британские коллеги возвращаются к исконной «теории больших хозяйственных целых». Англия, по их мнению, принадлежит одновременно к двум таким географическим единствам. Одним из них британские геополитики считают Западную Европу, Англию и Америку, — это единство они называют «атлантическим единством», говоря в этой связи об «атлантических связях», «атлантической культуре», «атлантических путях», в центре которых находится Англия. Историк Уильямсон, автор работы «Океан в английской истории», развил точку зрения, согласно которой Англия имеет законное право претендовать на руководство атлантическими странами, так как связывает их воедино; по отношению к США Англия является страной — носителем европейской культуры и географических судеб Европы; по отношению к Европе Англия является как бы форпостом США и, таким образом, естественным представителем американо-атлантической культуры.

Развитие чисто атлантистской линии в геополитике после 1945 г. в основном представляло собой развитие тезисов Спикмена. Как и сам он начал разработку своих теорий с коррекций Маккиндера, так и его последователи в основном корректировали его собственные взгляды.

В 1956 г. ученик Спикмена Д. Мейниг опубликовал труд «Хартленд и римленд в евразийской истории». Здесь Мейниг специально подчеркнул, что «геополитические критерии должны особо учитывать функциональную ориентацию населения и государства, а не только чисто географическое отношение территории к Суше и Морю»6. В таком подходе весьма заметно влияние Видаль де ла Блаша. Мейниг говорит о том, что все пространство евразийского римленда делится на три типа по своей функционально-культурной предрасположенности:

1. Китай, Монголия, Северный Вьетнам, Бангладеш, Афганистан, Восточная Европа (включая Пруссию), Прибалтика и Карелия — пространства, органически тяготеющие к хартленду.

2. Южная Корея, Бирма, Индия, Ирак, Сирия, Югославия — геополитически нейтральны.

3. Западная Европа, Греция, Турция, Иран, Пакистан, Таиланд — склонны к талассократическому блоку7.

В 1965 г. другой последователь Спикмена У. Кирк выпустил книгу8 , название которой повторяло название знаменитой статьи Маккиндера «Географическая ось истории». Кирк развил тезис Спикмена относительно центрального значения римленда для геополитического баланса сил. Опираясь на культурно-функциональный анализ Мейнига и его дифференциацию «береговых зон» относительно «теллурократической» или «талассократической» предрасположенности, Кирк выстроил историческую модель, в которой главную роль играют прибрежные цивилизации, от которых культурные импульсы поступают с большей или меньшей степенью интенсивности внутрь континента. При этом «высшие» культурные формы и историческая инициатива признаются за теми секторами «внутреннего полумесяца», которые Мейниг определил как «талассократически ориентированные».

После второй мировой войны, особенно в 70—90-е гг., предпринимались попытки переосмысления методологических основ геополитических трактовок международных отношений. Например, американский исследователь Л. Кристоф утверждал: «Современные геополитики смотрят на карту, чтобы найти здесь не то, что природа навязывает человеку, а то, на что она его ориентирует»9.

Развитие геополитических взглядов применительно к ядерной эпохе мы встречаем у другого представителя той же американской школы Колина С. Грэя, посвятившего этой проблеме несколько работ, выдержанных в ключе обоснования гегемонистских притязаний США на мировой арене. В своей книге «Геополитика ядерной эры» он дает очерк военной стратегии США и НАТО, в котором ставит планетарное месторасположение ядерных объектов в зависимость от географических и геополитических особенностей регионов. В середине 70-х гг. Грэй назвал геополитику наукой о «взаимосвязи между физической средой в том виде, как она воспринимается, изменяется и используется людьми и мировой политикой»10. Как считал Грэй, геополитика касается взаимосвязи международной политической мощи и географического фактора. Под ней подразумевается «высокая политика» безопасности и международного порядка; влияние длительных пространственных отношений на возвышение и упадок силовых центров; то, как технологические, политико-организационные и демографические процессы сказываются на весе и влиянии соответствующих стран11.

При всем сохранившемся влиянии традиционных идей и концепций возникли новые разработки и конструкции, построенные на понимании того, что с появлением авиации и особенно ядерного оружия и средств его доставки традиционные модели, в основе которых лежал географическо-пространственный детерминизм, устарели и нуждаются в серьезной корректировке. Наиболее обоснованные аргументы в пользу этой точки зрения выдвинул А.П. Северски. В его геополитическом построении мир разделен на два огромных круга воздушной мощи, сконцентрированных соответственно на индустриальных центрах США и Советского Союза. Американский круг покрывал большую часть Западного полушария, а советский — большую часть Мирового Острова. Оба они обладали приблизительно равной силой над Северной Америкой и Северной Евразией, которые, по мнению Северски, в совокупности составляют ключ к мировому господству12.

Технологические нововведения в военной области продиктовали необходимость применять глобальный подход к проблемам безопасности. Его использование дало повод ряду ученых по-новому трактовать геополитику. Американский исследователь Д. Дедни, уделяя главное внимание роли технического фактора в отношениях между географической средой и политическими процессами, рассуждает следующим образом: «Геополитическая действительность служит фоном для географии и технологии. Он придает форму, прокладывает русло и предполагает осуществление политической власти во многом тем же самым образом, как горные хребты, мосты и фортификационные сооружения воздействуют на армию во время сражения.

Они не полностью определяют результат, но благоприятствуют различным стратегиям... неодинаково... География планеты, конечно, не изменяется. Но значение естественных особенностей планеты в борьбе за военное превосходство и безопасность изменяется с технологическими изменениями в человеческой возможности разрушать, перевозить и сообщать. Без сильного чувства технологии геополитика вырождается в земной мистицизм»13.

Глобализация геополитики с техницистских позиций характерна для военных стратегов НАТО. Примечательно высказывание одного из них: «В геополитике ядерного сдерживания технология сменила географию по значению, в то время как психологические аспекты основной политики с позиции силы достигли доминирующего влияния в их стратегическом политическом курсе. Технология не может явно заменить географические признаки. При всем этом технология ядерного века оказалась настолько революционной в своем влиянии на географию, что практически сменила ее в качестве основного фактора геополитики»14. Это заявление преследует цель приспособить геополитику к «политике с позиции силы», отдать решительный приоритет роли технологии и, таким образом, допустить, что геополитические отношения возникли «натуралистически», без вмешательства социальных и политических структур и теорий.

Техницистские трактовки геополитики преобладают в работах ученых, стоящих на позициях неолиберализма15. В этих исследованиях антагонистические идеологии «на шахматной доске народов» рассматриваются как экстерриториальные, обладающие способностью свободно преодолевать границы между странами и группами стран, принадлежащими к различным экономическим и военно-политическим группировкам. Причем возводится в абсолют значение технического фактора, в том числе роль средств массовых коммуникаций, в отношениях идеологической борьбы между государствами. «При современных средствах коммуникации трудно избежать борьбы идеологий или изолироваться от нее», — пишет американский географ П. Бакхольтц6.

С именами «либералов» связано становление «бихевиористской» школы геополитики, создающей поведенческие и статистические модели распространения войн и конфликтов17. Среди своих целей «бихевиористская» геополитика называет выявление объективных законов международных отношений с целью вытеснить субъективные модели традиционных реалистов, исходящие из представлений о двухполярности мира, заменить их полицентрическими схемами международных отношений. Эти работы образуют один из главных стержней генеральной тенденции на реанимацию геополитического отражения международной обстановки в западной политической географии после второй мировой войны. Сразу же после второй мировой войны геополитики приняли самое активное участие в конструировании «биполярной» схемы мира18; в ядерно-космическую эру биполярные геополитические схемы типа хартленда Маккиндера утрачивают былую популярность. Одновременно возрастают мультиполярность и взаимозависимость в мировой экономике и политике19. Негибкость геостратегических доктрин типа ядерного сдерживания по отношению к новым региональным проблемам в этих условиях становится явной.

Усложнившаяся «геометрия» сил в мировой политике часто представляется «либералами»20 в виде четырехугольника и описывается по двум диагоналям: «Запад — Восток», «Север — Юг». Первая диагональ трактуется как политический результат раздела мира в Ялте, в результате чего в 1947—1949 гг. в Центральной Европе возник «физический контакт» между «сверхдержавами». Его наличие вкупе с возможностью СССР и США уничтожить друг друга в ядерной войне оценивается как суть первой диагонали. Вторая диагональ — проблема «Север — Юг» — сводится к экономическим противоречиям, к контрастам между «богатым Севером» и «бедным Югом». Такая «геометрия» является по своей сути географической схематизацией (геополитической интерпретацией) державной теории и доктрины неоколониализма.

Для «либералов» характерно отрицание преемственности на уровне политической лексики между скомпрометировавшей себя нацистской геополитикой и современной геополитикой как темой и методом «внешней» политической географии. Если имеют в виду нацистскую геополитику, то пишут по-немецки «Geopolitik»; в любом другом смысле пишут по-английски «Geopolitics» или по-французски «geopolitique».

Нередко «либералы» инкриминировали послевоенному советскому руководству использование одной из разновидностей теории «хартленда», где подчеркивается «исключительность» географического положения Восточной Европы в борьбе держав за мировое господство, которой оно руководствовалось в своей деятельности по организации СЭВ, по укреплению обороноспособности восточноевропейских стран

< Назад   Вперед >

Содержание