Глава 9 Россия и Африка

В третье тысячелетие Африка вступила как маргинальная часть мирового сообщества, роль которой в ведущих мировых процессах, в том числе в создании валового внутреннего продукта и обрабатывающей промышленности, постоянно снижалась. В связи с этим в международный политический лексикон вошло понятие “афропессимизм”, в обоснованность которого приводится множество серьезных аргументов.

Наиболее значимым среди этих аргументов является бедственное экономическое положение населения подавляющего большинства стран Африканского континента. В 53 африканских государствах в 2000 г. проживало 11% населения Земли (600 млн человек), но на них приходилось лишь 5% мирового производства и 2,2% глобальной торговли. В мире, по критериям ООН, всего 49 стран относятся к группе наименее развитых, имеющих наибольшую (относительно) внешнюю задолженность и наименьший в структуре населения удельный вес лиц с образованием или владеющих квалификацией. Из них 34 – это государства Африки, половина населения которой живет в условиях “абсолютной бедности” (доход менее 1 долл. в день)1. Здесь же располагаются 19 стран, которые вот уже не первое десятилетие пребывают в состоянии глубокой внутренней смуты и практически бесгосударственности. В них ни одна из внутренних сил, [c. 292] ни этическая, ни религиозная, ни тем более социальная, не имеет ни авторитета, ни возможности выступить от лица большинства. Все это происходит на фоне высоких темпов прироста населения, причем начиная с 1980 г. треть его выживает только за счет международной помощи.

Время, когда во всех мыслимых и немыслимых бедах обвиняли международный империализм, уходит в прошлое. Африканским странам начиная с 60-х гг. XX в. оказывалась активная массированная международная помощь, в общем объеме которой доля СССР и его союзников составляла 0,42%. Более того, до 90-х гг. доля Африки в международной экономической помощи неуклонно возрастала. Если в 1970 г. на нее приходилось 17%, то в начале 90-х – 38% средств, выделяемых в помощь развивающимся странам. На рубеже второго и третьего тысячелетий международная помощь жителям Африканского континента колебалась от 15 до 20 млрд долл. в год. В среднем в странах к югу от Сахары в 90-х гг. XX в. внешние заимствования ежегодно составляли примерно 11% их ВВП. Для стран Северной Африки и Ближнего Востока этот показатель в то же время составлял 1,2%, для стран Азии – 0,7 и для стран Латинской Америки – 0,4%.

Специфика ситуации состоит в том, что в подавляющем большинстве расположенных на Африканском континенте стран не нашлось внутренних сил, способных должным образом распорядиться предоставляемой помощью. Это было подтверждено парадоксальной ситуацией: наиболее значительное снижение уровня жизни и падение размера ВВП на душу населения приходились именно на те годы, когда делались самые большие внешние валютные вливания. Аналитики выделяют характерные для последних десятилетий ушедшего века две наиболее существенные составляющие в жизни африканских государств: высокий прирост населения и увеличение доли людей, живущих за чертой бедности. Бедность порождает смуту, смута, блокируя осуществление любых программ, умножает и усугубляет нищету.

Страшным бичом для африканцев стал СПИД. Как отмечалось на последней, XI Международной конференции по СПИДу (1999 г.), Африка находится на грани превращения в “зону смерти”. 80% всех ВИЧ-инфицированных в мире составляют жители Черного континента. Конференция констатировала: масштаб [c. 293] эпидемии таков, что некоторые районы и даже целые африканские государства могут обезлюдеть. В условиях Африки СПИД – это уже не медицинская и даже не социально-экономическая, а политико-государственная проблема.

Еще одна характерная неблагоприятная черта, составляющая неотъемлемую часть жизни Африки, – длящиеся десятилетиями внутренние и межгосударственные вооруженные конфликты. Во многих случаях уже нет в живых инициаторов этих конфликтов, снята причина их возникновения – достижение государственного суверенитета, ослабло или прекратилось военно-политическое вмешательство со стороны противостоящих блоков, а распри продолжаются и по-прежнему подпитываются этническими, конфессиональными и клановыми противоречиями. В вооруженных конфликтах на Африканском континенте погибло более 10 млн человек; подавляющая их часть, как и во всех вооруженных конфликтах, – не участвующее в столкновениях гражданское население. Наиболее длительными и разрушительными на рубеже XX–XXI вв. были вооруженные конфликты в Анголе, Бурунди, Западной Сахаре, Либерии, Мавритании, Мали, Мозамбике, Руанде, Сенегале, Сомали, Судане, Уганде, Чаде, Эфиопии. Список этот можно продолжить. Вероятность рецидивов старых конфликтов и появление новых, по экспертным оценкам, остается весьма высокой.

Давно прошла эйфория, вызванная достижением африканскими странами политического суверенитета, исчерпан мобилизационный потенциал антиколониального, антииностранного национализма, очевидна несостоятельность разного рода “национальных, социалистических и антикапиталистических концепций”. Элита любых ориентации в большинстве африканских стран оказалась не в состоянии осуществить структурную перестройку или быть ее координатором; она не имела ни харизмы, ни авторитета для обеспечения социальной выживаемости масс, развития и поддержки инфраструктуры, обеспечивающей функционирование общества.

В этих условиях наиболее видный в 70–80-х гг. XX в. теоретик африканского социализма и борьбы против империализма Али А. Мазруи перешел на позиции “афропессимизма” и выдвинул идею реколонизации Африки бывшими метрополиями “на гуманитарной основе”, а там, где это невозможно, призывал [c. 294] африканцев к “самоколонизации” для возрождения континента2.

Мазруи, идеи которого получили довольно широкую поддержку в африканских странах, призвал к интеграции вокруг южного субрегиона во главе с ЮАР. Однако широкого консенсуса относительно целей этой интеграции ни в регионе в целом, ни в отдельных странах, в том числе в ЮАР, так и не было достигнуто.

Первыми программными документами по ускорению экономического развития, разработанными африканскими странами, стали Монровийская декларация глав государств и правительств (1979 г.) и Лагосский план действий (ЛПД, 1980 г.), согласно которому с опорой на собственные силы планировалось создание динамичной и взаимозависимой экономики на национальном, субрегиональном и региональном уровне, которая создаст условия для формирования африканского общего рынка, а затем приведет к образованию Африканского экономического сообщества3.

На пути хозяйственной интеграции стран Тропической Африки в определении приоритетов экономической деятельности остается еще много сложностей. Это признано ведущими международными организациями, в том числе Экономической комиссией ООН для стран Африки, Международным валютным фондом и Международным банком реконструкции и развития. Среди них – конкуренция отдельных стран и экономических сообществ, опасения слабых в отношении более сильных, политические амбиции отдельных лидеров, которые готовы к любым видам объединения, но только под их руководством. Это приводит к тому, что многие организации существуют формально, но тем не менее не тормозит определенной внутрирегиональной активизации торгово-экономических связей.

Однако существенных изменений в этом процессе не произошло, и на XXI сессии Ассамблеи глав государств и правительств Организации африканского единства (ОАЕ) в 1985 г. была принята Приоритетная программа экономического восстановления Африки на 1986–1990 гг. (АППЕР). К сожалению, [c. 295] эта оптимистическая программа в жизнь так и не была претворена, и многие африканские государства были вынуждены принять программы стабилизации и структурной адаптации, разработанные Международным валютным фондом (МВФ) и Международным банком реконструкции и развития (МБРР). Последствия выполнения этих программ стали катастрофическими и привели к увеличению безработицы, к голоду и массовым “хлебным бунтам” в Марокко, Тунисе, Судане и ряде других стран4.

В то же время положительный эффект от осознания жизненной необходимости торгово-экономического объединения достигнут на востоке, западе и юге континента. В конце 1993 г. между Кенией, Танзанией и Угандой заключен Договор о восточно-африканском сотрудничестве, который рассматривается как новый этап восстановления экономических связей, существовавших между этими странами еще во времена британского правления. Осенью 1995 г. был придан новый импульс деятельности существовавшего до этого на бумаге 20 лет экономического союза стран Западной Африки (ЭКОВАС), в который входят 16 стран.

В мае 1997 г. в Лусаке состоялась встреча глав государств и правительств 19 стран Общего рынка Восточной и Южной Африки (КОМЭСА). Продолжает действовать Конференция сообщества развития 12 государств Юга Африки (САДК). Эта организация, стержнем которой является африканский индустриально-аграрный гигант ЮАР, уже в течение десятилетия на регулярной основе сотрудничает с Европейским союзом. Сотрудничество ведется по проблемам предотвращения региональных конфликтов, совместной борьбы с организованной преступностью и наркомафией, развития инфраструктуры, подготовки специалистов для различных отраслей экономики, разминирования в бывших зонах боевых действий. Общепризнано, что в рамках САДК интеграционные процессы идут наиболее успешно.

В целом в Африке осознается, что покончить с маргинальностью и экономическим падением можно только путем интеграции с мировым хозяйством, путь к которой лежит через региональные экономические объединения и расширение [c. 296] международного экономического сотрудничества с ведущими державами мира и международными организациями. Главное, что мешает выходу из кризисных процессов, – низкий уровень образования и квалификации преобладающей части африканской рабочей силы. Для решения этой проблемы Генеральным секретарем ООН в 1996 г. была выдвинута специальная программа развития системы народного образования и здравоохранения. Согласно этой программе, на начальное образование и профилактику наиболее распространенных заболеваний запланировано израсходовать в ближайшие 10 лет из внешних источников 25 млрд долл.

Основная коллизия состоит в том, что ни национальные программы, ни взаимодействие с международными организациями объективно не в состоянии удовлетворить в кратчайшие либо обозримые сроки материальные и статусные ожидания населения. Как всегда, коллапс неоправданных ожиданий выдается ими и воспринимается в обществе как коллапс социальности, как конец света.

В действительности для стран Африки, в особенности для наиболее слаборазвитых, мировое сообщество уже сделало немало. Ведущие индустриальные страны на многие десятки миллиардов списали им накопившиеся долги. Но африканские страны настойчиво добиваются полного списания внешних долгов. По международным оценкам, уровень задолженности не считается чрезмерным, если расходы по обслуживанию долгов не превышают 30% соответствующих поступлений от экспорта. Следовательно, большинство африканских стран должны выполнять взятые на себя обязательства. Там же, где доля обслуживания долга превышает установленные стандарты (например, в Республике Кот-д'Ивуар она составляет 40% экспорта, а в Республике Мозамбик внешний долг в 14 раз превышает экспорт страны), проблема рассматривается отдельно.

Кроме того, западные партнеры и международные экономические организации стали строже подходить к отбору проектов и стремятся к установлению контроля за ходом их осуществления, что призвано ограничить нежелательные затраты должников. В условиях, когда не может быть и речи об установлении какой-либо формы внешней опеки над нестабильными государственными структурами африканских стран, многие местные элиты подходят к расходованию получаемых извне субсидий отнюдь не по-государственному. Трудно всерьез говорить о [c. 297] вмешательстве во внутренние дела, когда доноры отказывают в субсидировании строительства грандиозных административных зданий или приобретения кроватей из золота для спален супруг “демократических” президентов.

Самый яркий пример увеличения в странах Африки непроизводительных расходов – быстрый рост отчислений на военные нужды. До середины 90-х гг. XX в. в целом они составляли более 15 млрд долл. в год. И хотя 2/3 этой суммы приходилось на Египет, Ливию и ЮАР, крупные военные бюджеты имели также Алжир, Ангола, Марокко, Нигерия и Эфиопия, т. е. государства, втянутые в этническую либо конфессиональную смуту. Показательно, что 12 стран Африканского континента расходовали на военные нужды более 5% ВВП (среди развитых и богатых стран – членов НАТО таких только 4; в Японии, обладающей самыми большими в мире валютно-финансовыми резервами, военные расходы составляют менее 1%), военные же расходы Ливии, Анголы, Марокко и Кабо-Верди вообще превышали 12% ВВП, т. е. пороговый уровень для государств, ведущих полномасштабную войну.

Военные расходы – основной источник отвлечения и без того скудных средств, идущих на финансирование позитивных программ. Подсчитано, что содержание одного африканского солдата эквивалентно сумме, выделяемой калечение, образование и социальное обеспечение 364 гражданских лиц. К тому же военные расходы явились одной из главных составляющих внешней задолженности. По международным экспертным оценкам, доля военных кредитов в общей структуре долга африканских государств составляет от 15 до 30%.

Легкого одномоментного решения проблемы африканской задолженности не существует. Конструктивное ее решение возможно через дифференцированный подход к положению должников и при учете интересов иностранных кредиторов. Исторический опыт свидетельствует, что в XX в. государства, которые пережили “экономическое чудо”, были вынуждены в краткие сроки качественно менять экономическую и социальную ситуацию и находить свою нишу в системе международного разделения труда. Таким образом, подтверждается несостоятельность стратегии догоняющего развития.

Многие эксперты сходятся во мнении, что африканским “эксклюзивом”, т. е. средством обеспечения стратегического [c. 298] резерва, может стать экологический туризм, который обеспечит Африке природо- и ресурсосбережение. Его перспективность опирается на экологизацию общественного сознания жителей развитых стран и связана с ростом их озабоченности разрушением в Африке природной среды, с тягой населения индустриальных мегаполисов к природе вообще и особенно экзотической, с их не ослабевающим вот уже четвертый век интересом к традиционному и примитивному образу жизни. Пока же на долю всех африканских стран приходится только 2% международных туристов и 1% доходов от мирового туризма. И здесь, как и везде, для того, чтобы что-то получить, надо сначала вложить, т. е. дикая природа должна быть обустроена, а восхищающиеся ею люди должны чувствовать себя в безопасности. Как бы ни были замечательны, скажем, сомалийские пляжи, но их белый коралловый песок и пальмовые рощи останутся не востребованными до тех пор, пока страна находится в состоянии смуты, когда жизни и имуществу человека грозит опасность.

Ряд африканских стран уже провозгласил среди своих стратегических приоритетов развитие экологического туризма. Его вклад в ВВП Ботсваны, Ганы, Лесото, оценивается в 4–5%, Гамбии – в 10% при среднем показателе по континенту в 0,5–1,5% ВВП. Маяками же в развитии туристической индустрии являются Кения, Танзания, Уганда, где, с точки зрения жителей средней полосы, наиболее благоприятные природные условия и давно отлажена работа природных заповедников, а также Замбия и Сенегал. Именно эти пять стран отличаются, по местным меркам, большой политической и социальной стабильностью. Значение экотуризма для Африки определяется также тем, что его развитие будет способствовать сохранению влажных тропических лесов – “легких планеты”, сдерживать миграцию из сел в города и обеспечивать занятость сельского населения (его доля –80%), не разрушая существующих природных ландшафтов, а в перспективе приостановит рост пустынь.

Есть ростки позитивных изменений и в традиционных секторах африканской экономики. С середины 90-х гг. отмечается устойчивая тенденция роста ВВП, которую не сумел полностью затормозить даже жесточайший финансовый кризис 1997–1998 гг. А бывшие французские колонии, входящие ныне в зону франка, по данным Всемирного банка, дали в 1998 г. невиданный для них темп роста – почти 5%. [c. 299]

Согласно статистическим данным МВФ, годовые темпы экономического роста в конце 90-х гг. в 10 странах превысили 6%, в 19 колебались в пределах 3–6%, а в 23 находились на отметке 0–3%. Отрицательные результаты отмечены в трех странах. Примерно 20 государств были охвачены смутой. Но в целом впервые за много лет общая динамика экономического развития проявила положительную тенденцию. Эксперты международных экономических организаций высказывают осторожный оптимизм относительно развития экономики африканских стран на ближайшую перспективу. Предполагается, что в начале третьего тысячелетия африканские страны смогут обеспечить рост ВВП на 5–6% в год.

Наибольших успехов добились малые страны: Ботсвана, Лесото, Маврикий, Свазиленд, Сейшельские Острова и др. Из числа относительно крупных стран можно отметить Гану, где темпы экономического роста приближаются к 5%, Кот-д'Ивуар, Зимбабве. В Африке, как и в других частях развивающегося “третьего мира”, сравнительно небольшие государства оказались более приспособленными к борьбе со структурным кризисом своей экономики и имеют вполне реальные шансы в обозримом будущем перейти к более активному участию в мирохозяйственных связях. Африканская элита начинает осознавать, что ей мало кто и что должен, что левацкая риторика работает только тогда, когда надо возбудить толпу, и что позитивные результаты достигаются только путем сотрудничества с международными партнерами.

Позитивные изменения стали возможны прежде всего благодаря урегулированию крупных вооруженных конфликтов. Достижение консенсуса по проблемам внутриполитического развития в ЮАР благотворно сказалось на обстановке в южной части континента. Прекратилась многолетняя вооруженная борьба в Намибии, Мозамбике и Анголе. Нормализовались отношения между Угандой, Кенией, Танзанией. После предоставления независимости Эритрее завершилась многолетняя гражданская война в Эфиопии. Но, объективности ради, следует сказать, что столкновения между Эфиопией и Эритреей теперь происходят на межгосударственном уровне.

К созданию атмосферы региональной безопасности Африка идет с большим трудом. К середине 90-х гг. обстановка во многих районах, которые перед этим рассматривались лишь как [c. 300] потенциальные зоны локальной безопасности, резко обострилась. Особую драматичность приобрели события в районе Великих озер. Уходящие в глубь истории противоречия между хуту и тутси (колонизаторы виноваты разве лишь в том, что не допускали крупных вооруженных столкновений между ними) выплеснулись за пределы Руанды и Бурунди, где проживают эти народы. В конфликт оказались вовлеченными многие государства субрегиона.

Сложной остается ситуация во втором по величине африканском государстве – Заире (Демократическая Республика Конго), где с осени 1996 г. не затихают внутренние потрясения. Проблема осложняется тем, что в гражданский и военный конфликты в ДРК оказались втянутыми соседние государства.

Межэтнический конфликт уже привел к фактическому распаду государства и государственности в Сомали, и, несмотря на это, противоборствующие кланы продолжают доказывать свое превосходство с помощью вооруженной силы. Время от времени сомалийской элитой выдвигаются лозунги построения великого Сомали, а это означает предъявление претензий на значительную часть территории соседних Эфиопии и Кении. И хотя посреднические усилия соседних государств неоднократно приводили к временному прекращению противостояния, конфронтация сохраняется.

Сохраняется конфликтная ситуация в зоне Африканского Рога. Нплотские племена юга Судана ведут вековую борьбу против центрального правительства – арабского и мусульманского. Суданское правительство считает, что конфликт далек от разрешения. Напряженность в зоне Африканского Рога усугубляется пограничными конфликтами между Эритреей и Эфиопией.

Список противостоящих из-за территориальных споров государств на Африканском континенте довольно длинен. Достаточно беглого взгляда на политическую карту Африки, где границы между государствами проведены по линейке, чтобы понять, что ныне государства не учитывают ни этнической, ни конфессиональной ситуации. Военно-политическая нестабильность питается и повсеместной неурегулированностью положения национальных меньшинств, сепаратистскими тенденциями, проявлениями религиозной и прочей нетерпимости, а также амбициями лидеров ряда государств. [c. 301]

В то же время присутствует и положительная динамика в “горячих точках” Африканского континента. Благодаря действиям ООН, усилиям Организации африканского единства (ОАЕ), отдельных государств проведена масштабная операция по поддержанию мира в Мозамбике. Были найдены мирные решения взаимных территориальных притязаний Чада и Ливии. Удалось не допустить перерастания внутренних конфликтов в неконтролируемую стадию в Лесото, Свазиленде, Центрально-Африканской Республике, на Канарских островах, а также территориальных претензий между Нигерией и Камеруном, Эритреей и Йеменом, Намибией и Ботсваной.

Вехами на пути к улучшению ситуации стало прекращение военных конфликтов в Либерии и Анголе. Совместными усилиями Совета Безопасности и Генерального секретаря ООН, “тройки” стран-наблюдателей (Россия, США, Португалия) в апреле 1997 г. в Анголе было создано правительство национального примирения с участием представителей группировки УНИТА (Национальный союз за полную независимость Анголы), которая с 1962 г. вела непрерывную войну. Одна из богатейших стран Африки получила реальный шанс приступить к мирному строительству. Реализация возможностей мирного урегулирования совпала с глобальными тенденциями преодоления конфронтации.

Трудно переоценить значение подписания в 1996 г. Договора о создании в Африке безъядерной зоны. (Предполагалось, что к 2000 г. обладателями ядерного оружия могут стать Ливия, Алжир и Нигерия.) Среди африканской элиты растет стремление усилить контроль за распространением оружия и добиться запрещения его наиболее смертоносных видов. Ситуацию на Африканском континенте нет основания рассматривать только через призму “афропессимизма”, поскольку сами африканцы начинают все более активно участвовать в процессах урегулирования конфликтных ситуаций и миротворчества. Напомним, что широко известная и горячо дискутируемая резолюция Генеральной Ассамблеи ООН “О вмешательстве по гуманитарным соображениям” была принята осенью 1992 г. и была связана именно с событиями в Африке, когда казалось, что взаимоуничтожение в Сомали уже достигло высшей точки. Тогда резолюция была принята практически единогласно. Спустя 10 лет стало очевидным, что взаимное уничтожение живущих рядом народов имеет [c. 302] место не только в Африке и что силовое подавление противоборства участников дает только временный эффект.

Тенденции к активному участию в решении возникающих на континенте этнических и конфессиональных проблем проявились и в том, что в середине 90-х гг. 12 стран Юга Африки создали Межправительственный консультативный совет по вопросам политики, обороны и безопасности. Государства Центральной Африки подписали Пакт о взаимном ненападении. Экономическое сообщество государств Западной Африки (ЭКОВАС) создало межнациональные миротворческие силы, которые уже несколько лет сдерживают противостояние в Либерии. Конечно, ни подписание соглашений, ни принятие резолюций само по себе не ведет к урегулированию ситуации, но эти соглашения и резолюции свидетельствуют о том, что есть внутренние силы, которые ищут решения проблем не на путях взаимного уничтожения.

Важное значение для международных отношений в Африке имеет формирование специального миротворческого корпуса Организации африканского единства (ОАЕ), призванного обеспечить предупреждение и урегулирование конфликтов. На ежегодных сессиях Совета министров ОАЕ в 90-х гг. неизменно подтверждалась приверженность принципам невмешательства во внутренние дела друг друга, уважения суверенитета и территориальной целостности, урегулирования конфликтов путем переговоров, посредничества и взаимных консультаций. Приоритетное место в деятельности ОАЕ занимает посредничество, в связи с чем стали более активными взаимные консультации. Пример тому – ежегодные отчисления ОАЕ значительных для Африки сумм на нужды специального миротворческого корпуса.

Лидеры африканских государств неизменно подчеркивали и подчеркивают, что главным препятствием на пути создания эффективного механизма урегулирования возникающих конфликтных ситуаций является дефицит материальных ресурсов и отсутствие взаимного доверия во взаимоотношениях соседних государств. В связи с этим содействие со стороны мирового сообщества в создании и облегчении функционирования межафриканских миротворческих сил особенно актуально. Хотя общепризнано, что такое содействие необходимо, но среди ведущих мировых держав нет согласия ни в вопросе о его масштабе, ни в вопросе о его конкретных формах. [c. 303]

Франция выступает за сохранение своего прямого военного присутствия на Африканском континенте. Как отмечалось на Международной конференции в Дакаре осенью 1997 г., Франция выступает за сохранение здесь всех пяти своих военных баз и за активную роль французского воинского контингента в создании из представителей семи франкоязычных стран региона миротворческого корпуса (МАРС). Этот план расценивается как проявление стремления не только сохранить, но и упрочить позиции Франции в Африке, особенно в центральной ее части. США же предложили план, по которому общеафриканские миротворческие силы формируются как франко-, так и англоговорящими странами. По их плану миротворческий корпус (АСРК) должен состоять из уже сформированных батальонов от Сенегала (франкоговорящий) и Уганды (англоговорящая). К ним должны подключиться батальоны Ганы, Малави, Мали, Туниса, Эфиопии. Таким образом, американский план направлен на формирование не субрегионального корпуса, за что выступают французы, а трансконтинентального, что призвано снизить уровень взаимной подозрительности.

Идеи создания африканского корпуса быстрого реагирования в целом находятся в русле глобальной стратегии децентрализации миротворчества. Но при их реализации необходимо обеспечить сохранение за Советом Безопасности ООН роли главного инструмента и одновременно гаранта поддержания мира, четко определяя в каждом конкретном случае порядок и масштаб использования военных контингентов и подконтрольность их действиям ООН. В Африке нормализация внутристрановой и внутрирегиональной ситуации служит условием улучшения экономического и социального положения прежде охваченных смутой стран. Для ряда регионов Африканского континента мировым сообществом уже разработаны планы и даже определены источники их финансирования, но приступить к выполнению этих планов мешает безгосударственность.

При нынешней сложной политической ситуации, низком уровне развития экономики и качества преобладающей части рабочей силы у большинства африканских стран внутреннего источника для инвестирования и развития нет. Поэтому речь должна идти о принятии мировым сообществом новой стратегии в отношении Африки. С инициативой выступило правительство США. В результате была свернута помощь [c. 304] диктаторским режимам (Либерия, Судан, Заир), оказана поддержка процессам национального примирения в Анголе, ЮАР, Мозамбике. В своей стратегии правительство США в 90-х гг. XX в. отдавало приоритет расширению присутствия американского частного капитала в африканской экономике. Главным критерием американской дипломатии при оценке приверженности демократии стала не антикоммунистическая и антидиктаторская риторика, а ориентирование внутренней национальной политики на устойчивое развитие и экономический рост. По сравнению с любым предыдущим периодом политика правительства США в отношении африканских стран в начале XXI в. отличается высокой степенью дифференциации и учетом специфики каждой из них.

Великобритания выражает поддержку африканскому курсу США. Франция в африканском вопросе, так же как и во многих других международных вопросах, пытается играть относительно самостоятельную роль. Великобритания и Франция “в постколониальный период сохранили со своими бывшими колониями особые отношения” в политической, культурной, экономической и финансовой сфере. Ежегодно проводятся встречи глав государств и правительств и Британского Содружества, и зоны франка, на которых обговариваются и согласовываются многие вопросы внешней и внутренней политики. До 1995 г. правительство Франции субсидировало бюджеты западноафриканских стран – прежних французских колоний. По сравнению с другими развитыми государствами Франция и сейчас сохраняет на Африканском континенте самый высокий уровень прямого присутствия. На ежегодные афро-французские саммиты в последнее десятилетие, как правило, приезжали руководители 49 африканских государств, т. е. практически все.

На Черном континенте можно констатировать определенное франко-американское соперничество. Но это соперничество сводится в основном к темпам демократических и рыночных реформ: французы выступают за большую толерантность в отношении африканских партнеров по международному сотрудничеству. Конечно, сталкиваются и интересы монополий, но эти разногласия преувеличивать все же не следует, поскольку они не ведут к подрыву либо ослаблению стратегического единства основных западных партнеров Африки, а свидетельствуют о тактических расхождениях, обусловленных несовпадением части [c. 305] интересов. По ключевым же проблемам западные державы и здесь выступают солидарно.

На рубеже XX и XXI вв. глобализация поставила вопрос о судьбе Африканского континента в XXI в., и ответом на глобальные вызовы времени стала программа “Новое партнерство для Африки” (НЕПАД), инициированная Алжиром, Египтом, Нигерией, Сенегалом и ЮАР. Программа НЕПАД была одобрена всеми странами континента на саммите ОАЕ в Лусаке (июль 2001 г.) и в окончательной редакции принята в Абудже (Нигерия, октябрь 2001 г.)5. Программа НЕПАД предусматривает обеспечение темпов роста ВВП на уровне 7% в течение 15 лет и сокращение в 2 раза по сравнению с 1990 г. доли населения, живущего в условиях крайней нищеты. Наряду с этим планируется снизить за этот период уровень детской смертности на 2/3, а материнской – на 3/4.

В целом национальные стратегии устойчивого развития должны предотвратить к 2015 г. потерю экономических ресурсов. Долгосрочной стратегией НЕПАД предусматривается значительный приток частного капитала, партнерство государственного и частного секторов через Африканский банк развития и создание специального органа по интеграции финансовых рынков6.

Что касается российской политики в Африке, то можно констатировать, что с середины 90-х гг. XX в. у России с Африкой, по сути, никаких отношений нет. В 4 раза сократился взаимный товарооборот, во многих странах закрылись дипломатические представительства. Отказ от советской внешней политики глобального противостояния и поддержки тех, кто клеймил империализм, а также внутренние экономические трудности привели к свертыванию всех видов взаимодействия, в том числе и в тех случаях, когда экономические отношения были взаимовыгодными.

Переход России к политике разумного прагматизма, декларирование и стремление строить дифференцированную политику, направленную на развитие партнерских и взаимовыгодных неконфронтационных отношений со всеми странами мира, привели к осознанию того, что у Африки, как и у России, есть [c. 306] свои национальные, причем широкие и разнообразные, интересы. Это – взаимная заинтересованность в решении глобальных и региональных проблем, в установлении двусторонних отношений.

Потерять позиции было легко. Во многих случаях те экономические ниши, которые занимал СССР, – а с его помощью в Африке было построено 300 промышленных и энергетических объектов и шли переговоры о строительстве еще примерно такого же количества – оказались занятыми. В сложившейся ситуации только совершенно безответственные оптимисты могут утверждать, что нас там ждут.

Политика динамичного прагматизма в международных делах, проводимая Администрацией Президента РФ В.В. Путина, дала свои результаты и на Африканском континенте. В начале XXI в. активизировалось взаимодействие со странами Северной Африки и осуществлен существенный прорыв во взаимоотношениях с Черным Континентом. Впервые в истории глава Российского государства в 2006 г. прибыл с государственным визитом на Африканский Юг. В итоге открылись широкие перспективы сотрудничества в самых разных областях между Российской Федерацией и Южно-Африканской Республикой.

Обеспечение национальных экономических интересов занимает все большее место во внешнеполитической деятельности государств, в том числе и африканских. Проблема расширения рынков сбыта становится актуальной и для Африки. Имеющиеся производственные возможности африканских стран значительно превышают спрос на внутреннем и традиционных внешних рынках. Поэтому новые рынки, в том числе и российский, -актуальная проблема для стабильных африканских государств. Стратегия же России состоит в увеличении экспорта в страны Африканского континента.

Выявление возможностей для развития торгово-экономических отношений с Африкой нельзя рассматривать в отрыве от принятия мер по созданию механизма, стимулирующего российских предпринимателей к развитию связей с африканскими партнерами. Российские предприниматели не воспользовались реальными возможностями для продвижения своей продукции в Африку. Так, только Судан в 90-х гг. дважды предлагал своим российским партнерам выгоднейшие проекты: строительство гидроэнергетического комплекса стоимостью более 3 млрд долл., [c. 307] строительство нефтепровода и ряд не очень больших проектов в сфере энергетики. Уже подписанные контракты из-за бюрократических проволочек со стороны России были расторгнуты, а место российских заняли китайские фирмы.

Указом Президента Российской Федерации от 17 мая 1999 г. были отменены санкции против Ливии, введенные в 1992 г. Снятие санкций означало, что государственные учреждения и частные фирмы имеют полное право устанавливать и развивать торгово-экономические отношения с этой страной. Активизация торгово-экономического сотрудничества с ливийскими партнерами положила начало возвращению 2,5 млрд долл. долга России, кроме того, сулит дополнительные выгоды от налаживания сотрудничества в таких областях, как расширение теплоэлектростанции “Триполи – Запад”, строительство и модернизация предприятий черной и цветной металлургии, реконструкция инженерных сетей центра атомных исследований “Тажура”, сооружение АЭС “Султан”, газопровода Брега – Зуэтин и станции космической связи с последующим запуском искусственных спутников Земли.

Значение для России открывающейся перспективы по налаживанию крупномасштабного сотрудничества с Ливией в области хозяйственного строительства весьма ощутимо, поскольку оно предполагает вовлечение в эту сферу ряда простаивающих или недогруженных производственных мощностей России. Реанимация прежних заделов и реализация новых проектов экономического сотрудничества с Ливией – реальный шанс использовать внешнеэкономический фактор для решения внутренних хозяйственных проблем, причем не на основе углубления узкосырьевой специализации, а на путях использования промышленного потенциала и передовых технологий. Важно, чтобы этот шанс был понят и поддержан Российским государством.

Россия и Африка являются продуцентами и экспортерами многих видов сырья, значительная часть которого поступает в Западную Европу. На европейском рынке Россия и Африка зачастую выступают не союзниками, а конкурентами. В связи с этим естественно задуматься о необходимости координации поведения на рынке сбыта некоторых видов сырья и топлива. Пока этот вопрос положительно решен только относительно добычи и торговли алмазами между российским ЗАО “АЛ РОСА” и [c. 308] горнорудным обществом (ГРО) “Катока” в Анголе. Российской стороне в этой сделке принадлежит 32,8%. К 2010 г. это совместное предприятие рассчитывает увеличить выручку до 450 млрд долл. против 312,4 млн в 2005 г.7

Интересы России требуют поиска путей для координации или согласованных выступлений на сырьевых рынках и непосредственного ее участия в освоении минеральных ресурсов континента. По мере восстановления российской промышленности возникнет необходимость решать проблему ее сырьевой обеспеченности. В России нет достаточного количества марганцевых и хромовых руд, бария, некоторых других полезных ископаемых, слабая база по переработке свинца, цинка, тантала. Скоординировать деятельность тех или иных российских горнодобывающих компаний, нацелить их на решение проблемы ресурсообеспечения путем торгово-экономического сотрудничества с африканскими партнерами может только институт государства.

В прошлом на объектах советско-африканского сотрудничества были заняты десятки тысяч граждан СССР. В постсоветский период экспорт рабочей силы как вид внешнеэкономической деятельности в отношениях с африканскими государствами не получил достаточного развития. В нынешних условиях практически невозможно определить количество российских специалистов, выезжающих на работу в Африку, из-за отсутствия системы учета и контроля, хотя при соответствующих условиях этот вид внешнеэкономического взаимодействия мог бы стать серьезным источником пополнения национального дохода России.

Необходим государственный подход к развитию такого перспективного аспекта сотрудничества, как использование научно-технического потенциала России, ее научной интеллигенции, исследовательских кадров на ниве международного сотрудничества с африканскими странами. Это явилось бы прямым и конкретным ответом России на решение принятой в январе 1999 г. в Камеруне Яундской декларации, призывающей африканские страны уделять особое внимание активизации регионального и международного сотрудничества в области науки и техники, поднимать научно-исследовательскую сферу, овладевать современными технологиями, с тем чтобы заложить прочную основу для развития континента в грядущем столетии. [c. 309]

Россией и африканскими странами накоплен немалый опыт научно-технического сотрудничества. Можно привести примеры, свидетельствующие о том, что это сотрудничество продолжается. В экономике африканских стран все большее значение приобретает использование солнечной энергии. Россия готова поставлять на африканский рынок гелиевые установки. Первой изъявила желание заключить соглашение на их поставку Нигерия.

Помимо перечисленных направлений и форм российско-африканского сотрудничества, использование которых может быть поставлено на службу интересам России, нельзя не коснуться такой перспективной формы сотрудничества, как поставки на африканский рынок высокотехнологичной военной продукции.

В начале XXI в. на новой основе военно-технические связи установлены с 15 государствами Африканского континента. В восьми из них учреждены представительства Министерства обороны России, создаются представительства и в других африканских странах. Налаживается подготовка военных кадров для африканских стран в военно-учебных заведениях Российской Федерации. В практику внедряются современные формы и методы торговли оружием на коммерческой основе.

Федеральный закон “О военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации с иностранными государствами” № 114-ФЗ (1998 г.)8 и последующие законодательные акты позволяют выверить ориентиры международного сотрудничества в военной области, в котором Африке должно быть уделено не меньшее внимание, чем в прошлом. Дальнейшему расширению сотрудничества в военной области, безусловно, способствовало бы увеличение числа межгосударственных соглашений, подводящих нормативно-правовую базу под военно-техническое сотрудничество с рядом платежеспособных африканских стран. Указом Президента Российской Федерации от 30 августа 2000 г. № 1599 эти функции возложены на Комиссию при Президенте РФ, возглавляемую премьер-министром. Новые задачи поставлены перед Комиссией в Указе Президента РФ от 10 сентября 2005 г. № 10629.

Визит Президента РФ В.В. Путина на Африканский континент в сентябре 2006 г. закрепил достигнутые успехи и открыл новые перспективы сотрудничества.

< Назад   Вперед >
Содержание