4. Политическая модернизация в современной России

Политическое развитие России на протяжении веков отличалось рядом существенных особенностей. Первая из них - этатизм, т.е. решающая роль государства в реформировании всей общественной системы. В России на протяжении многих столетий не государство естественным путем вырастало из гражданского общества, а гражданское общество развивалось под жестким контролем государства. Этим объясняются:

1) огромная политическая роль бюрократии;

2) патернализм и клиентелизм (стремление быть под патронажем государства, отдельного его института или какого-либо лица; преимущественное использование элитами неформальных связей); ориентация гражданина на социальное восхождение не в результате личного трудового вклада, а вследствие занятия более высокой позиции в государственной иерархии и извлечения из этого соответствующих льгот и привилегий;

3) “выключенность” широких народных масс из повседневного политического процесса, ограниченность сферы публичной политики, а следовательно, массовая политическая инертность или иммобилизм;

4) отсутствие цивилизованных (или хотя бы корректных) форм взаимоотношений между “верхами” и “низами”, правовой нигилизм и тех, и других.

Вторая особенность - раскол российской культуры, начало которому положили реформы Петра I, на две основные субкультуры: культуру европеизированных верхов, в значительной степени искусственную и противостоящую национальным традициям, и патриархальную культуру крестьянских низов. Если посмотреть на политическую историю России трех последних столетий, нетрудно заметить постоянный конфликт субкультур - западнической и почвеннической, радикальной и патриархально-консервативной, анархической и этатистской, а в современных условиях - “демократической” и “коммунистической”. Для политической культуры России характерно почти перманентное отсутствие базового консенсуса, национального согласия, “надлом этнического поля” (по Л.Н. Гумилеву), болезненный разлад между различными социальными группами.

Третья особенность - последовательная смена реформ и контрреформ. Чем глубже и серьезнее попытка реформ, тем вероятнее возможность контрреформ. Так, за преобразованиями Петра I следует консервативная политика его преемников, за реформами просвещенного абсолютизма Екатерины II полицейский режим Павла, после конституционных проектов Александра I наступает николаевская реакция. Наконец, реформа 1861 г. наиболее радикальное социальное преобразование за всю историю императорской России - завершилась новым, весьма продолжительным периодом контрреформ, поставившим страну на грань катастрофы.

Переходный период в современной России - это ситуация активной “запаздывающей” модернизации сверху, политическим путем, структурной перестройки экономики, попыток включиться в новую технологическую волну.

Главная особенность посткоммунистической демократии заключается в том, что представительные парламентские органы возникают и начинают действовать при отсутствии современной рыночной экономики и гражданского общества, т.е. при отсутствии сколько-нибудь развитой и расчлененной структуры экономических и социально-политических интересов и соответствующих им организаций. Речь идет об обществе, где отсутствуют, или почти отсутствуют, частные и групповые производительные интересы и господствуют потребительские интересы. Неукорененная в структуре производительных интересов посткоммунистическая демократия, вынужденная осуществлять непопулярные меры, таит в себе опасность порождать недоверие к самой идее демократии, вызывать разочарование в ней и провоцировать поиск иных, альтернативных ей, ценностей.

Следует напомнить, что демократические идеи в России не имеют глубоких корней. Октябрьская революция 1917г. прервала процесс медленного вызревания в нашей стране собственной демократической традиции, опиравшейся на опыт общинного и земского самоуправления, а также на опыт работы Государственной Думы. Пока что демократия в России почти всецело опирается на заимствование западных идей. Таким образом, современная Россия, наряду с послевоенными ФРГ и Японией, оказывается страной с искусственной, “имплантированной” демократией, вследствие чего она не может быть гарантирована от серьезных внутренних потрясений. И велика вероятность того, что попытки пересадить на нашу почву ростки западных форм жизни могут привести не к действительной демократизации общества и государства, а к тому, что демократия в России выродится в фикцию и приобретет поверхностный, чисто номинальный характер.

Практика реформирования современной России ставит следующие вопросы: можно ли добиться в России цивилизованных и органичных отношений между человеком и государством, при которых граждане смогли бы действенно влиять на политику властей и государство было бы не самодовлеющей бюрократической корпорацией или инструментом удовлетворения каких-либо эгоистических интересов, а проводником и защитником общего блага, совокупностью институтов, обеспечивающих обществу благоприятные возможности развития? Сможет ли, наконец, народ преодолеть хроническую ответственность политических лидеров, изжить ситуацию, при которой власти остаются неподконтрольными обществу, добиться от государства квалифицированного выполнения своих функций Смогут ли прижиться и укрепиться на российской почве пока еще очень слабые демократические институты и не является ли установившийся в августе 1991 г. политический режим лишь неким переходным этапом, промежуточной стадией между коммунистической и какой-то новой диктатурой, т.е. не находимся ли мы сейчас в ситуации, аналогичной ситуации, в которой находилась Германии начала 30-х гг.?

На пороге XXI в. мы вновь сталкиваемся с извечной российской проблемой форсированной модернизации, вызывающей “параллельную” архаизацию. Это - феномен такого обновления, которое в ходе своего осуществления пробуждает, казалось, давно изжитые, а на самом деле глубоко укорененные и лишь до поры дремлющие самые архаичные и примитивные пласты как идеологии, так и вообще ментальности, как сознания, так и бессознательного, как общих жизненных укладов, так и, конкретно, социально-политического “быта” (в форме воссоздания локальных авторитарных режимов, воспроизводства и усиления этнических, клановых и кастовых структур, разрушения общих духовных и институциональных основ интеграции населения и т.д.). Притом модернизационное движение общества оказывается внутренне асинхронным, образуя в нем множество структурных разрывов: что-то действительно прорывается вперед, другое же развивается гораздо более инерционно или даже отбрасывается назад; одни слои населения получают преимущества и реализуют новые возможности, тогда как другие, наоборот, лишаются и того, что имели. Архаизация на фоне частичной модернизации накладывает свой отпечаток на формирующиеся социально-политические и духовные структуры.

Следует также обратить внимание, что объектом всех реформ в России становятся прежде всего организационные формы, а не ценности людей. В соответствии с господствующими в стране ценностями решение проблем должно быть обеспечено посредством административного воздействия на сложившиеся отношения, соответствующих реорганизаций и т.д. С позиций архаичных представление достаточно поставить множество людей в новые организационные условия, чтобы они вынужденно или с сознанием необходимости р? шали новые задачи. Однако новые организационные условия не создают новые субкультуры, новые ценности. Этот скрытый параметр и разрушал российские реформы, превращал их в противоположность. Миллионы людей, опираясь на свою личностную культуру, по-прежнему воспринимают новые отношения как чуждые, навязанные извне. Поэтому для успеха реформы вообще, а в условиях раскола в особенности, необходимо постоянно опережающее развитие культуры, ценностей, которое создавало бы все более адекватные предпосылки для возможных организационных изменений, доя реального прогресса реформы.

В этой связи отметим двоякое и противоречивое влияние информационной революции. С одной стороны, высокий образовательный уровень населения способствует быстрому, но в основном поверхностному приобщению к ценностям политической культуры участия. С другой стороны, западная модель социального поведения, выражающаяся в таких ценностях, как частная собственность, правовое государство, для значительной части населения является достаточно абстрактной, не усвоенной в процессе социализации, поскольку отсутствуют деятельностно-активная ориентация личности, психология рационального оптимизма и предпринимательские традиции. Отсюда проблема психологической и нравственной приемлемости политической модернизации, которая воспринимается не как национальное развитие, а как иностранное или космополитическое влияние.

Указанная проблема идентификации решается двумя путями:

1) с помощью харизматических лидеров, способных объединить национальную или территориальную общность; при этом обычно используются радикальные средства политической мобилизации населения, что чревато насилием, несущим внутреннее отрицание целей политической модернизации;

2) путем осуществления государственной политики, нацеленной на создание механизма содействия людям в поисках идентичности, что предполагает отказ от идеологических решений и концентрацию усилий на профессиональном обучении, широком использовании опыта других стран, формирование благоприятных условий для социальной мобильности.

Решающими здесь оказываются два слоя. Первый из них - интеллигенция. Она вносит мутации в культуру, продуцирует инновации, способные открывать путь к новым цивилизационным завоеваниям. Второй слой - бюрократия. Она способна обеспечить сохранность социальной наследственности, тех социальных структур которые исторически сложились и которые составляют основу существующего образа жизни.

Становление новой системы социальной стратификации в условиях переходного общества, как правило, обостряет кризис политического участия. Кризис участия связан с ростом специализированных групп интересов. Ученые, менеджеры, предприниматели, государственные служащие, военные, фермеры, рабочие различных отраслей конкурируют с партийными лидерами за доступ к процессу принятия политических решений. Политическая система переходного периода должна совпадать с этими противоречивыми интересами, интегрировать их и удовлетворять основные требования. Однако поскольку система социального представительства развита слабо, возникают затруднения в координации действий верхов и масс населения, а также в сопоставлении сил многочисленных общественных движений и партий, претендующих на свою долю власти. Корпоративный характер российской социальной структуры и отсутствие влиятельного среднего класса препятствуют созданию массовой базы политических партий на основе рационально выраженных политических интересов.

В реформируемом обществе с расколотой политической культурой выборы расширяют возможности для маргинальных слоев влиять на политику, что может затормозить политические реформы по двум причинам.

Во-первых, в условиях количественного преобладания маргинальных слоев с эгалитарными ценностными ориентациями консерватизм может превалировать над реформизмом в результате демократически принятых решений.

Во-вторых, ценностный раскол и отсутствие общепризнанных политических институтов означают, что голосование из средства разрешения конфликтов может превратиться в их источник, поскольку выборы усиливают поляризацию противоборствующих сил.

Неизбежное следствие модернизации - нарушение баланса интересов различных социальных групп. Ломается усвоенная обществом модель социальной справедливости. Модернизация “вдогонку* всегда происходит за чей-то социальный счет. Размер этого счета определяется:

а) объективными условиями - уровнем экономического развития; степенью технологического отставания; продолжительностью переходного периода;

б) субъективными факторами социальной политикой государства; активностью различных социальных групп.

В этих условиях политическому режиму необходимо:

1) определить, насколько “опасны” проигрывающие группы, ив зависимости от этого стараться компенсировать их проигрыш;

2) по возможности сопротивляться давлению всех групп, но особенно находящихся на правом и левом политическом крыле;

3) попытаться быстро стабилизировать экономические структуры, на основе чего только и возможно формирование таких влиятельных групп давления, которые способны к компромиссу;

4) усиливать демократические институты, формировать плюралистическое общество, где политические процессы являются выражением взаимодействия групп давления, организованных групповых интересов.

Формирование гибкой и динамичной социальной структуры важная предпосылка для успеха реформ. Для этого необходимо создание и расширение среднего класса. В этом процессе обычно наблюдаются два принципиально различных этапа. На первом этапе “догоняющей” модернизации происходит усиление социальной дифференциации. Прежде всего, за счет усиления стихийных процессов в распределении и перераспределении социальных благ. Такие процессы развиваются по “закону Матфея” (“богатые становятся богаче, а бедные - беднее”) в сторону увеличения социального неравенства. На втором этапе, по завершению переходного периода, неравенство снижается за счет структурных изменений в экономике, научно-технического развития, открывающего новые экономические возможности, роста уровня образования населения, что облегчает вертикальную мобильность активной перераспределительной политики (прежде всего налоговой). Если же на исходе переходного периода не пробивает себе дорогу тенденция к расширению среднего класса и снижению дифференциации - возникает “иррационально-модернизированное” общество, экономически неэффективное и (или) социально нестабильное.

В современных условиях в России наметилась тенденция формирования отдельных социальных слоев, относящихся к среднему классу бизнесмены, предприниматели, менеджеры, отдельные категории научно-технической интеллигенции, высококвалифицированные рабочие. Но эта' тенденция противоречива, поскольку общие социально-политические интересы различных социальных слоев, потенциально образующих средний класс, не подкрепляются процессами сближения их по таким важным критериям, как уровень доходов и престиж профессии.

Подводя итоги, можно заключить, что политическое развитие в России на современном этапе имеет амбивалентный характер, одновременно модернизаторский и антимодернизаторский.

Первая тенденция находит свое проявление в расширении включения в политическую жизнь социальных групп и индивидов, в ослаблении традиционной политической элиты и упадке ее легитимности. Вторая тенденция выражается в специфической форме осуществления модернизации. Эта специфика проявляется в авторитарных методах деятельности и менталитете политической элиты, позволяющих только одностороннее - сверху вниз - движение команд при закрытом характере принятия решений. Политический режим представляет из себя особую разновидность гибридизации, основанную на сочетании демократических институтов, норм и ценностей с авторитарными. К характеристике современного политического режима в России вполне приложима теория делегативной демократии, сформулированная аргентинским исследователем Г. О'Доннеллом.

Модернизация практически никогда не сопровождается стабилизацией имеющихся политических структур. Ослабление легитимности, лихорадочные поиски властью дополнительной социальной и международной поддержки - явления, типичные для переходного периода.

Российская модернизация наталкивается на множество помех политического патернализма и клиентелизма на пути не только роста уровня политического участия, но и развития системы в более широком социально-историческом смысле. Слабость инфраструктуры гражданского общества и отсутствие каналов самовыражения отдельных слоев компенсируются в России формированием множества элитных групп. Вместо развитого общественного плюрализма быстрыми темпами оформляется элитный корпоративизм.

Как представляется, перспективы политической модернизации будут определяться способностью режима решить следующие четыре группы проблем, имеющих как общий, так и специфически российский характер:

1) выведение из-под политического контроля преобладающей части экономических ресурсов;

2) создание открытой социальной структуры путем преодоления жесткой территориальной и профессиональной закрепленности людей;

3) формирование политических институтов и культуры, обеспечивающих взаимную безопасность открытого политического соперничества различных сил в борьбе за власть;

4) создание эффективной системы местного самоуправления и федеральной системы управления, способных стать реальной альтернативой традиционному бюрократическому централизму.

Перед Россией стоит историческая задача: сточить грани своего “квадратного колеса” и перейти к органичному развитию. Очевидно, что модель этого развития не будет в полной мере ни западной, либеральной, ни восточной, корпоративно-патерналистской. В то же время она будет отчасти и той, и другой. Иными словами, она будет евроазиатской, синтетической, разносторонней, учитывающей условия и требования постиндустриализации.

< Назад   Вперед >
Содержание