Боэций. Комментарий к Порфирию
Книга вторая
В начале всякого изложения часто возникает вопрос, почему в общем порядке расположения [тем] что-то одно помещается впереди остальных. Так и сейчас можно задуматься, почему Порфирий поставил род впереди вида, отличия, собственного и привходящего признаков? Почему о роде пишет он в первую очередь? Ответим: на наш взгляд, это совершенно справедливо. Ибо все, что универсально, включает в себя все прочее, но само никуда не включается. Значит, оно достойнее и важнее, и по природе первоначально: ведь оно содержит других, а само, по природной своей огромности, не может быть охвачено другими. Так обстоит дело и с родом: в нем находятся и виды, и их отличительные признаки и их собственные, не говоря уже о привходящих. Потому и начинать нужно было именно с рода, который охватывает и содержит все прочее, будучи по природе вместительным и великим.
Кроме того, первичным (priora) всегда следует считать то, при устранении чего погибает и все остальное; вторичным же - при полагании чего возникает как следствие то, что составляет субстанцию всего остального; именно так обстоит дело с родом и прочими.
Ибо стоит нам устранить, допустим, "животное" (animal) - род "человека", тотчас же перестанет существовать и вид его - "человек", и отличительный признак этого вида - "разумный", и собственный его признак - "способный смеяться", и привходящий - "сведущий в грамматике", так что уничтожение рода повлечет за собой исчезновение всего остального.
С другой стороны, если допустить существование человека, или предположить, что есть нечто сведущее в грамматике, или разумное, или смеющееся, то необходимо, чтобы было и животное. Раз есть человек, значит, есть и животное, и точно так же, если есть нечто разумное, или смеющееся, или обученное грамматике, то вместе с ними есть и субстанция животного. Итак, при уничтожении рода уничтожаются и прочие [четыре признака], а из полагания любого из этих прочих следует род; следовательно, род по природе первичен, все же прочие - вторичны. А значит, род по праву занимает первое место в рассуждении.
Однако поскольку слово "род" обозначает многое, вот с чего начинает Порфирий: О РОДЕ Очевидно, что выражения "род" и "вид" не являются простыми.
Там, где выражение не простое, имеется множество значений; и прежде всего Порфирий отделяет и различает значения слова "род", чтобы наглядно показать [читателю], о каком из этих значений пойдет речь. Но ведь не только род и вид, но и отличительный, и собственный, и привходящий признаки не просты по значению; почему же лишь эти два - я имею в виду род и вид - он назвал не простыми выражениями, в то время как собственный, отличительный и привходящий признаки тоже множественны по значению? Ответить следует так: один только вид он назвал потому, что перечислять все было бы слишком долго; а его назвал для того, чтобы не подумал кто, будто лишь род имеет множество значений.
Первое значение рода Порфирий передает таким образом: "Под родом разумеется, с одной стороны, совокупность тех или иных вещей, известным образом относящихся к чему-либо одному и также -друг к другу. В этом смысле говорится о роде римлян - благодаря зависимости от одного - именно, от Ромула; это множество людей, которые имеют друг с другом известную родственную связь через него, причем множество это получило свое название на почве отделения от других родов".
В одном смысле, говорит Порфирий, род обозначает то, что становится множеством, беря начало от чего-то одного, с чем все это множество связано таким образом, что [все его члены] соединены друг с другом через происхождение от этого одного. Так, например, мы говорим о роде римлян: это множество римлян, чье прозвание идет от одного - от Ромула, так что все они связаны с самим Ромулом и друг с другом как бы полученным в наследство именем. Ибо та самая общность, которая происходит от Ромула, связывает всех римлян и собирает воедино [под] одним родовым именем.
Может показаться, что это значение слова "род" распадается на две части, который Порфирий соединил союзом "и": "Родом называется совокупность тех или иных вещей, известным образом относящихся к чему-либо одному и также - друг к другу", словно и то называется родом, что относится известным образом к одному, и, с другой стороны, то, что связано между собой одним родовым значением. Однако это совсем не так: ибо в обществе, основанном кем-либо одним, все множество [членов] восходит к этому родоначальнику, и именно это обстоятельство связывает их между собой и охватывает единым родовым именем. Поэтому не следует думать, будто Порфирий произвел тут деление: просто он подробно указал все, что понимается под первым значением слова "род". Порядок же слов здесь надо понимать как гипербатон: "Родом называется и совокупность тех или иных вещей, относящихся известным образом к чему-либо одному, и друг к другу, подразумевается, известным образом относящихся вещей совокупность". А дальше, когда Порфирий приводит пример этого значения: "В этом смысле говорится о роде римлян - благодаря зависимости от одного, именно от Ромула; это - множество [людей], которые имеют друг с другом известную родственную связь через него, то есть Ромула, и на почве отделения от других родов называется - (имеется в виду это множество) - родом", как например, род римлян отделен от рода афинян и от всех прочих родов. В целом же, если расположить слова в обычном порядке, они будут звучать так: "Родом называется совокупность тех или иных вещей, относящихся известным образом к чему-либо одному, и по отношению друг к другу также составляющих совокупность; в этом смысле говорится о роде римлян благодаря зависимости от одного - от Ромула, [благодаря чему] это множество названо [родом] и отделено от других родов: ведь это - люди, имеющие друг с другом ту родственную связь, которая [идет] от Ромула".
Но довольно об этом; поговорим теперь о втором значении слова "род".
"И в другом смысле еще говорится о роде - как о начале рождения для каждого [существа], считая либо по родившему, либо по месту, в каком кто родился. Так, мы говорим, что Орест по роду идет от Тантала, а Гилл - от Геракла, а с другой стороны - что Пиндар по роду фиванец, а Платон - афинянин: ведь и отчизна есть в известном смысле начало рождения, так же как и отец. И это, по-видимому, самое непосредственное значение рода: ведь римлянами называются те, кто происходит из рода Ромула, а Кекропидами - кто происходит из рода Кекропса и их родственники".
Всего существуют четыре первоначала!, благодаря которым возникает всякая [вещь]: есть ведь некая причина, которая называется производящей, как, например, отец для сына; другая - материальная, как камни для дома; третья причина - форма, как для человека разумность, четвертая - ради чего совершается, как для битвы победа. И есть две [при чины], которые называются началами всякой вещи по привходящему признаку [по совпадению - peraccidens], а именно - место и время. Ибо все, что рождается и существует, существует в месте и во времени. И обо всякой вещи, рожденной или сделанной во времени и в месте, говорится. что данное место и данное время являются ее началом по совпадению.
К этому второму значению рода подходят, видимо, две причины из всех перечисленных, по одной из каждой их разновидности: из главных причин - производящая, из акцидентальных - место; ведь Порфирий говорит, что родом называют и того, от кого кто- либо рожден, а это и есть производящая причина из числа главных, и то место, где кто- либо рожден, - а это привходящая причина возникновения. Таким образом, это второе значение рода - двоякое: во-первых, кем кто рожден, и во-вторых, место, где он родился, что хорошо показывают приведенные Порфирием примеры. Мы говорим, что Орест ведет свой род от Тантала. В самом деле. Тантал родил Пелопса, Пелопс - Атрея, Атрей - Агамемнона, а Агамемнон - Ореста. Таким образом, в данном случае род назван по родившему. Но о Пиндаре мы говорим, что он фиванец; ясно, такое родовое имя он получил оттого, что был произведен на свет в Фивах. Но так как тот, кем кто-нибудь рожден, и место, где он появился на свет, -разные вещи, то значение рода как родителя и рода как места представляются разными. Однако Порфирий объединяет то и другое под вторым значением слова "род", а чтобы оно не распадалось на две части, связывает их, указывая на их подобие: "Ведь и отечество есть в известном смысле начало рождения, так же как и отец".
А так как при обозначениях случается часто, что рядом с понятием обозначенной вещи существует нечто, представляющееся очень близким и похожим на нее; и так как сам Порфирий поставил рядом два значения рода как множества и рода как родоначальника - теперь он рассуждает о том, которому из них больше подобает имя рода, и выносит такое решение: "Это, по-видимому, самое непосредственное значение рода", - то есть то, что выводится из родоначальника. Ведь Кекропидами называются в первую очередь те, кто происходит от Кекропса, а римлянами - кто от Ромула. Однако теперь два значения рода угрожают смешаться и перепутаться. Ибо если римляне - это те, кто ведет свое происхождение от Ромула, и если это - второе значение, по родоначальнику, тогда где же будет первое значение, о котором мы говорили, совокупность многих, известным образом относящихся к одному и друг к другу? Но для внимательного наблюдателя здесь достаточно много различий. Одно дело - род, ведущийся от первого родоначальника, другое - один род для многих. В первом случае он передается по прямой линии кровного родства и не распространяется на многих; как и родовое имущество передается одному или немногим наследникам. Таково первое значение рода, который ведется от прародителя; во втором же значении род не существует иначе, как применительно к множеству.
Кроме того, первое значение не требует, чтобы началом рода непременно было порождение; достаточно, как замечает сам [Порфирий], чтобы [эта совокупность] была связана известными отношениями с тем, откуда такой род берет начало; но род во втором смысле не может получиться никак иначе, кроме как в результате порождения.
Наконец, первое значение, как более широкое, включает в себя второе как частное: так, в роде римлян есть род Сципиадов; они по природе своей римляне, и в то же время - Сципиады. Они римляне потому, что связаны известными отношениями, зависящими от Ромула, и с Ромулом, и с другими римлянами. А Сципиады они согласно второму значению рода оттого, что начало крови их и семье положил Сципион.
"И в первую очередь получило название рода начало рождения для каждого, а затем также и все множество тех, кто происходит от одного начала, например, от Ромула: отграничивая его и отделяя от других, мы стали называть всю эту совокупность родом римлян".
Все очень легко и просто для понимания, нужно только разрешить одно небольшое недоумение: почему раньше Порфирий соотносил с названием рода в первую очередь значение множества, а затем уже - начало рождения, а теперь, наоборот, называет первым значение порождения, множество же - только вторым? Это может показаться противоречием тому, кто обратит внимание на порядок проведенного выше рассуждения.
Дело, однако, в том, что в данном случае речь идет не о самом по себе [предмете], но об установившемся обычае человеческой речи: [в языке], подразумевает Порфирий, первым значением слова "род" было то, которое выводится от родоначальника; по прошествии же некоторого времени имя рода было перенесено речевым употреблением также и на множество, связанное с чем-либо известным отношением. Об этом он говорил и раньше: что это, то есть второе, значение есть, по-видимому, непосредственное и что от этого непосредственного значения было затем названо [родом] и первое, то есть множество.
Прежде родом назывался человеческий род, который каждый вел от своего родителя [или предка]; а позже вошло в речевой обиход обыкновение называть родом множество, стоящее в известных отношениях к кому-либо и противопоставленное другим родам, благодаря чему эти общества отделены друг от друга и носят разные имена.
Вслед за этими объяснениями идет третий род, тот, что используют в своих рассуждениях философы, без которого нельзя овладеть искусством диалектики, первые два относились больше к области истории или поэзии, третий же рассматривается философами, и о нем сказано следующим образом "Кроме того, еще в другом смысле говорится о роде - поскольку ему подчиняется вид, может быть, он называется так по сходству с первыми двумя Ведь такой род есть и некоторое начало для подчиненных ему видов, и, по видимому, он также охватывает все подчиненное ему множество видов.
Два значения рода Порфирии предложил выше теперь он намерен показать третье По его мнению оно названо так по причине своего сходства с первыми Были же эти два значения следующие одно когда родовое имя охватывает посредством некоего первоначала связанное с ним множество, другое - когда род ведется от одного прародителя являющегося началом для всех рождающихся Теперь же Порфирии прибавляет еще и третье значение рода - о котором ведется речь между философа ми и которому подчиняются виды Оно оттого названо родом просится ненадежная догадка, что похоже чем то на два предыдущих [значения слова род"] Ведь подобно тому, как род, о котором говорится применительно ко множеству, одним лишь именем своим ограничивает это множество, так здесь род охватывает и удерживает множество видов И точно так же, как тот род, что говорится по отношению к родоначальнику есть некое начало для тех, кто рождается от него, так же и род как всем известно есть начало для своих видов А раз он схож с обоими значит имя рода заимствовано этим третьим значением у двух предыдущих, что весьма правдоподобно "В то время как о роде можно говорить в трех смыслах у философов идет [о нем] речь в третьем из них в даваемом ими приблизительном описании они признают родом то, что сказывается о многих различающихся по виду [вещах] [при ответе на вопрос] "что это" (in eo quod quid Sit).
По праву избрали философы предметом для своих рассуждении имен но третий род, ибо только он указывает на субстанцию, в то время как другие указывают либо на то, откуда [эта субстанция] происходит либо - каким образом отграничивается от всех прочих людей, будучи заключена в единую своего рода форму - народ В самом деле, тот род что охватывает множество, не показывает субстанции этого множества, но лишь дает свое имя совокупности людей - народу, чтобы он отличался от другого народа Точно так же и род применительно к рождению он не указывает субстанции порождаемого, но лишь начало рождения Но тот род, которому подчиняются виды и в распоряжении которого находятся отличительные признаки, образует субстанцию вида А поскольку главный вопрос для философов - что есть что ведь мы, по видимому, знаем предмет только тогда, когда узнаем, что он есть, - постольку философы и не занимаются первыми двумя родами, а обсуждают главным образом третий, и описывают его, такое описание и привел выше Порфирии Порфирии недаром говорит о том, что философы дают тщательное описание рода, но не определение Ведь определение дается на основании рода, а род не может охватываться, в свою очередь еще одним родом Здесь кроется гораздо более сложная [проблема] чем может показаться на первый взгляд Дело в том, что вещь которая является родом для чего то, может в свою очередь подчиняться чему то другому как роду, однако в этом случае она подчиняется не как род а как вид этого последнего рода Иначе говоря, она не может подчиняться другому постольку, поскольку она есть род как только она оказывается в подчинении она тем самым становится видом А раз так, значит род как таковой, поскольку он является родом, не может иметь рода Следовательно, Порфирий при всем желании не мог бы дать определения рода ведь выше рода нет ничего что можно было бы предпослать ему Поэтому то он и говорит об описании, а не об определении описание же, как мы сказали в первой книге, есть изображение (mformatio) вещи посредством ее собственных признаков, как бы изображение (depictio) ее красками на кар тине Когда многие [признаки] собраны воедино так что все вместе они равны той вещи которой принадлежат, тогда получается то, что мы зовем описанием, при условии, что в эту совокупность не входят ни род вещи, ни ее отличительные признаки Так вот, род описывается следующим образом род есть то, что сказывается о многих и различных по виду вещах в [ответ на вопрос] "что это" (in eo quod quid sit) Значит, род должен удовлетворять трем условиям во первых, он должен сказываться о многих вещах, во вторых о различных по виду и, в-третьих, в [ответ на вопрос] "что это" Поскольку об этом будет ниже пространно рассуждать сам Порфирии мы теперь ограничимся только кратким указанием на то, как следует это понимать и приведем такой пример Пусть служит нам образцом рода животное (animal), нет сомнений, что оно сказывается о некоторых вещах о чело веке, например, о лошади, быке и прочих, - но это уже множество, следовательно, животное сказывается о многих Однако и человек, и лошадь, и бык отличаются друг от друга, причем не в каких нибудь второстепенных вещах, но всем своим видом то есть всей формой своей субстанции (tota forma suae substantiae), и о каждом из них сказывается животное ведь и человек, и лошадь, и бык называются животными Следовательно, животное сказывается о многих различных по виду вещах Но каким образом сказывается. Ведь не на всякий вопрос можно ответить "животное". Так, на вопрос: "Как велик человек?" нельзя ответить: "Животное", ибо здесь речь идет о количестве, а не о субстанции. Не подойдет такой ответ и к вопросу "Каков человек?".
Таким образом, характер и своеобразие (character ас forma) рода заключаются в том, что он может выступать в качестве сказуемого по отношению ко многим различным по виду вещам, причем сказывается [он о них] только при указании их субстанции. Смысл этого определения [рода] Порфирий разъясняет с помощью примеров: "В самом деле, из того, что сказывается [о другом], одно сказывается только об одном, - таковы, например, индивидуальные [предикаты], как Сократ, и этот вот человек или этот вот предмет; другие же сказываются о многих, как например, роды, виды, отличительные и собственные признаки, а также привходящие признаки, но только общие (communiter), а не свойственные чему-то одному. Примером рода может служить животное, вида - человек, отличительного признака - разумное, собственного признака - способное смеяться, привходящего - белое, черное, сидеть".
Для того, чтобы отделить и отчленить сказуемое рода от всех прочих, Порфирий производит деление всего, что может сказываться каким бы то ни было образом, и делает он это так. Все сказуемые, говорит он, сказываются либо о единичном, либо о множестве; о единичном сказываются такие, которые могут сказываться только об одном подлежащем, как например, Сократ и Платон, или вот эта белизна, явленная вот в этом вот снеге, или вот эта скамья, на которой мы сейчас сидим. Однако не всякая скамья - ибо это уже общее, но только вот эта, сейчас данная; и не вообще белизна снега, ведь и снег и белизна - общие, но только та белизна, которую мы видим в данный момент в этом вот снеге: белизна этого снега не может уже сказываться ни о какой другой белизне, ибо здесь она сведена к единичности и ограничена индивидуальной формой поскольку причастна к индивидууму (ad individuam fonnam individui partici-patione constrictum).
Другие же сказываются о многих, как например, роды, виды, отличительные признаки, собственные признаки и общие привходящие признаки. Что касается родов, то они сказываются о множестве своих видов, а виды - о множестве индивидов: так человек - вид животного - имеет под собой [своим подлежащим] множество людей, о которых может сказываться. Точно так же и лошадь, подчиненная животному в качестве вида, имеет много индивидуальных лошадей, применительно к которым может быть названа. Что до отличительного признака, то он также может сказываться о многих видах: так, например, "разумное" - о человеке, и о Боге, и о небесных телах, которые - по мнению Платона - одушевлены и весьма разумны. То же самое и с собственным признаком: он сказывается, правда, только об одном виде, но зато о множестве индивидов, относящихся к соответствующему виду; так, "способный смеяться" говорится и о Платоне, и о Сократе, и о всяком другом индивиде, подчиненном виду человека. Привходящий признак тоже сказывается о многих: так, белое и черное может быть сказано применительно ко многим вещам, вообще независимо от того, к каким родам и видам они принадлежат. Также и о сидении можно говорить применительно ко многому: ведь и человек может сидеть, и обезьяна, и птица, несмотря на то, что все они относятся к совершенно разным видам.
Однако поскольку привходящий признак может быть и общим (communiter), и присущим только одной какой-либо вещи (proprie alicui), постольку Порфирий специально уточняет, что имеет в виду только общие привходящие признаки, а не собственные для чего-то одного (proprie). Ведь те признаки, что привходят собственным образом, становятся индивидуальными, и потому могут сказываться лишь об одной вещи; напротив, общие могут сказываться о многих. В этой связи мы уже приводили пример со снегом: белизна вот этого данного снега не есть общим образом привходящий признак; она составляет привходящую собственность исключительно вот этого снега что лежит у нас перед глазами. Так из акциденции, которая сказывается общим образом - ведь "белое" мы можем сказать о множестве вещей, "белый человек", например, или "белая лошадь", или "белый снег" - получается [собственный привходящий признак], "это вот белое", которое может сказываться только об одном единственном снеге: через участие [в единичном предмете] акциденция тоже становится единичной.
Нужно сказать, что вообще все роды и виды, а также отличительные, собственные и привходящие признаки постольку, поскольку они являются именно родами, а также отличительными, собственными и привходящими признаками, сказываются о многих вещах - это совершенно очевидно. Однако если мы будем рассматривать (speculemur) их [не сами по себе, но] в тех вещах, в которых они находятся, если мы будем судить об их форме и сущности по тому подлежащему, [сказуемым которого они являются], - они на наших глазах превратятся из сказуемого, [общего] для множества, в единичное сказуемое. Так, животное как род сказывается о множестве [вещей]; но если мы рассматриваем животное в лице Сократа, множественное сказуемое сводится к единичному. Ведь Сократ - это животное, а так как Сократ индивидуален и единичен, то и само животное становится [здесь] индивидуальным. Точно так же "человек" сказывается о многих людях, но если мы станем рассматривать "человечность", как она существует в одном индивидуальном Сократе, она станет индивидуальной: ведь сам Сократ индивидуален и единичен. Точно так же и отличительный признак, как, например, "разумное", может сказываться о многих, но в Сократе он - индивидуален. И "способный смеяться", хотя и может сказываться о множестве людей, становится уникальным. Так же и общий привходящий признак, как, например, "белый" может сказываться о многих [вещах]; но если мы наблюдаем его в каком-нибудь единичном теле, он уже индивидуален. Впрочем, можно было бы провести деление и более удобным способом, примерно так: Из всего, что сказывается, одни [сказуемые] сказываются о единичном, другие - о множестве; из тех, что сказываются о многом, одни сказываются сообразно субстанции (secundum substantiam), другие - сообразно акциденции (secundum accidens); из тех, что сказываются сообразно субстанции, одни говорятся [в ответ на вопрос] "что это?", а другие - "каково это?"; а именно [в ответ на вопрос] "что это?" сказываются род и вид, при [указании же того], "каково это?" - отличительный признак. Далее, из тех что сказываются [в ответ на вопрос] "что это?", одни сказываются о многих видах, другие же нет; о многих видах сказываются роды, не сказываются виды.
Из тех же, что сказываются сообразно акциденции, одни сказываются о многих - как акциденции другие только об одном - как собственные признаки.
Можно также провести деление и таким образом: из всех сказуемых одни сказываются о единичных [вещах], другие - о многих; из тех, что сказываются о многих, одни - [при указании того], что это, другие - каково это. Из тех, что сказываются [при указании того], что это, одни говорятся о различных видах - как роды, другие же нет - как виды. Из тех же, что сказываются о многих [в ответ на вопрос], "каково это?", одни сказываются о различных по виду вещах - как отличительный признак и общий привходящий признак, другие же - только об одном виде, как собственный признак. Наконец, из тех, что сказываются о многих различных по виду [вещах при указании того], какова [вещь], одни сказываются применительно к субстанции - как отличительные признаки, другие же - применительно к общим случайным свойствам (in communiter evenen-tibus), как акциденции.
Благодаря такому делению можно получить пять определений [интересующих нас] вещей, а именно: род есть то, что сказывается о многих различных по виду [вещах] в [ответ на вопрос] "что это?" Вид есть то, что сказывается о многих, не различающихся по виду [вещах] в [ответ на вопрос] "что это?". Отличительный признак есть то, что сказывается о многих различных по виду [вещах] в [ответ на вопрос] "каково это?" применительно к субстанции (in substantial Собственный признак есть то, что сказывается только об одном виде в [ответ на вопрос] "каково это?", и не относится к субстанции. Привходящий признак есть то, что сказывается о многих, различных по виду [вещах] в [ответ на вопрос] "каково это?" и не относится к субстанции.
Именно для того, чтобы отделить все пять [рассматриваемых нами предметов] друг от друга, мы провели сейчас такое деление. Порфирий же действует несколько иначе: он пока не торопится отделять их все друг от друга. Сейчас в его намерения входит только отделить род - его форму и свойства - от всех остальных. Для этого он и делит все сказуемые на те, что сказываются о единичных вещах, и те, что сказываются о многих; те, что сказываются о многих, продолжает он, это либо роды, либо виды, либо прочие [три признака]; о них он рассуждает ниже с помощью примеров следующим образом: "Так вот, от тех, что сказываются о чем-нибудь одном, роды отличаются тем, что они сказываются о многих [вещах]. Что же касается тех, которые сказываются о многих, то от видов роды отличаются тем, что виды сказываются хоть и о многих [вещах], но различающихся не по виду, а только по числу: ведь "человек", будучи видом, сказывается о Сократе и Платоне, которые отличаются друг от друга не по виду, но по числу. Между тем "животное", будучи родом, сказывается о человеке, лошади и быке, которые отличаются друг от друга по виду, а не только по числу. От собственного же признака род отличается тем, что этот признак сказывается только об одном виде, для которого он является собственным, и о тех индивидуальных [вещах], которые данному виду подчинены, как, например, "способный смеяться" сказывается лишь о человеке или об отдельных людях; между тем род сказывается не об одном единственном виде, но о многих и притом различных. От отличительных же и от общих привходящих признаков род отличается тем, что они хотя и сказываются о многих и различных по виду [вещах], однако не в [ответ на вопрос] "что это?" - но скорее - "каково это?" или "каким образом это [происходит]?" В самом деле, если кто спросит, что это [за вещь], о которой сказываются все эти [сказуемые] мы укажем в ответ род вещи, а не отличительные признаки и не общие привходящие. Ибо они не говорят о подлежащем, что оно есть, но, главным образом, каково оно. Ведь на вопрос: "каков человек?" - мы отвечаем: "разумный", - и на вопрос: "каков ворон?" - отвечаем: "черный". А ведь "разумный" -это отличительный признак, а "черный" это привходящий признак. Когда же нас спрашивают: "что есть человек?" - мы отвечаем: "животное", а "животное" - это род человека".
Итак, сейчас Порфирий намерен отделить род от всех [сказуемых], которые каким бы то ни было способом сказываются, и делает он это так, поскольку род сказывается о многих, он сразу же отсекается от всех [сказуемых], которые сказываются о чем-нибудь одном, то есть имеют индивидуальное и единичное подлежащее. Однако такое отличие от единичных сказуемых оказывается общим у рода со всеми остальными [четырьмя признаками]: с видом, а также с отличительным, собственным и привходящим признаками, - поскольку все они сказываются о многих.
Так вот, Порфирий перечисляет здесь все их отличия от рода, чтобы один лишь род предстал перед духовным взором [читателя], предстал именно таким, каким его следует понимать. От тех [сказуемых], говорит Порфирий, которые сказываются о многих [вещах], и прежде всего от вида, род отличается тем, что вид сказывается хотя и о многих вещах, но не о различных по виду, а только по числу. В самом деле, вид не может иметь в своем подчинении множества видов, в противном случае он назывался бы не видом, а родом.
Ведь если род есть то, что сказывается о многих и различных по виду [вещах] в [ответ на вопрос] "что это?"; и если вид сказывается о многих [вещах] в [ответ на вопрос] "что это?", значит, стоит добавить "различных по виду", и форма вида сразу же перейдет в род, что можно понять и на примере. Так, человек - а это вид - сказывается о Платоне, Сократе и других, не различающихся по виду, как человек, лошадь и бык, но различных только по числу.
Впрочем, здесь может возникнуть недоумение, что значит "различаться по числу". В самом деле, различие по числу возникает, очевидно, всякий раз, когда одно число отличается от другого, как, например, стадо, которое содержит, допустим, тридцать быков, отличается по числу от другого стада, в котором сто быков. Ведь между ними нет отличия ни в том отношении, в каком каждое из них является стадом, ни в том, что каждое состоит из быков: они не различаются ничем, кроме числа, поскольку одних быков больше, других меньше, но каким же образом тогда могут Сократ и Платон различаться не по виду, а по числу? Ведь и Сократ один, и Платон один, а единица не может отличаться по числу от единицы.
Дело в том, что сказанное выше о Сократе и Платоне "различные по числу" нужно понимать как "различные при перечислении". В самом деле, когда мы говорим: "Вот это - Платон, а вот это - Сократ", - мы получаем две единицы; точно так же, если бы мы коснулись пальцем обоих, говоря: "Один" - о Сократе, "Еще один" - о Платоне, мы перечислили бы две разные единицы; ибо в противном случае, дважды указав пальцем на Сократа, мы обозначили бы также и Платона, а это недопустимо. Если мы не коснемся Сократа (неважно чем, пальцем или мыслью) и если затем мы не коснемся Платона, у нас никоим образом не получится двойки при перечислении.
Следовательно, [вещи], различные по числу, отличны друг от друга. Вид, таким образом, сказывается о [вещах], различных по числу, а не по виду; род - о множестве различных по виду, как, например, о лошади, быке и прочих, отличающихся друг от друга по виду, а не только по числу. Ибо всякая [вещь] может быть названа отличной от другой, или тождественной любой другой [вещи] трояким образом: по роду, по виду, по числу. Те, что тождественны по роду, не обязательно должны принадлежать к одному и тому же виду, так что могут быть одного и того же рода, но разных видов. Но если они тождественны по виду, то и по роду непременно должны быть тождественными. Так, человек и лошадь, принадлежащие к одному и тому же роду - ибо оба называются животными, - отличаются друг от друга видом, поскольку вид человека - это один, а вид лошади - другой. Но Сократ и Платон, будучи одного вида, принадлежат также и к одному роду, ибо оба подходят под сказуемое "животное". Наконец, те, что тождественны по роду или по виду, не обязательно должны быть тождественны по числу, как Сократ и Платон, которые, принадлежа к одному и тому же роду живого существа и к одному и тому же человеческому виду, оказываются в то же время разделенными по числу. С другой стороны, то, что тождественно по числу, непременно тождественно также по роду и по виду. Так, шашка (gladius) и сабля (ensis) тождественны по числу, ибо шашка решительно ничем не отличается от сабли; не отличаются они друг от друга и по виду: и та и другая - сабля; не различаются и по роду: и та и другая - орудие, так как орудие - род сабли. Следовательно, поскольку человек, бык и лошадь, о которых сказывается [род] "животное", относятся к разным видам, постольку они непременно должны различаться по числу.
По сравнению с видом род имеет на одно [свойство] больше: он сказывается о различных по виду [вещах]. Ибо если мы захотим дать полное определение рода, мы сформулируем его так: род есть то, что сказывается о многих различных по виду, а не только по числу [вещах] в [ответ на вопрос] "что это?" А о виде так: вид есть то, что сказывается о многих различных только по числу [вещах] в [ответ на вопрос] "что это?" От собственного же признака род отличается потому, что тот сказывается только об одном виде, признаком которого является, и об индивидуальных [предметах], подчиненных этому виду: ведь собственный признак всегда принадлежит одному-единственному виду и не может ни покинуть его, ни перейти к другому - потому-то он и назван собственным. Так, "способный смеяться" говорится только о человеке, а также [в отдельности] о Сократе, Платоне и обо всех, кто охватывается именем человека. Род же, как мы установили выше, сказывается не об одном виде, но о многих. Следовательно, род отличается от собственного признака тем, что сказывается о многих видах, в то время как собственный признак - только об одном виде и о входящих в него индивидуальных [вещах].
Что же касается отличительного и привходящего признаков, то их можно отличить и отделить от рода сразу: ведь они никоим образом не сказываются о том, что это, и тем самым сразу же отсекаются от рода. В других, впрочем, отношениях они близки к роду, так как сказываются о многих [вещах] и притом о различных по виду; однако они не [отвечают на вопрос] "что это?" В самом деле, на вопрос: "каков человек?" - мы ответим: "разумный", - то есть укажем отличительный признак. И если нас спросят: "каков ворон?" - мы ответим: "черный", - что будет привходящим признаком. Но если будет задан вопрос: "что есть человек?" - ответом на него будет: "животное", - то есть род.
А что касается слов Порфирия: "Они сказываются в [ответ на вопрос] не о том, что это, но скорее о том, каково это", - то это "скорее" оказалось здесь вот почему. По мнению Аристотеля отличительные признаки должны быть отнесены [к разряду тех сказуемых], которые сказываются о субстанции. Но то, что сказывается о субстанции, показывает не какова есть вещь, о которой оно сказывается, но что она есть. Из этого вытекает с очевидностью, что отличительный признак сказывается не в [ответ на вопрос] о том, каково это, а скорее о том, что это. [Это видимое противоречие] разрешается таким образом: отличительному признаку свойственно указывать на субстанцию так, что определяется качество этой субстанции, то есть он обозначает субстанциональное качество. А потому Порфирий и вставляет слово "скорее", которым как бы хочет сказать: "он, конечно, обозначает субстанцию и сказывается, по всей видимости, в [ответ на вопрос] "что это?" - но все же скорее [о том, какова вещь]; это будет ближе к истине, ибо он хотя и показывает субстанцию, однако сказывается о том, какова [она]".
"То обстоятельство, что род сказывается о многих [вещах], отличает его от тех [сказумых], что сказываются только о чем-то одном, как индивидуальные [наименования]; [то, что он сказывается] о различных по виду [вещах], отделяет его от таких сказуемых, как виды или собственные признаки; а то, что он сказывается в [ответ на вопрос] "что это?" - отличает его от отличительных и общих привходящих признаков, ибо и те, и другие сказываются не в [ответ на вопрос] "что это?", но о том, каково это или в каком состоянии находится".
Эти три [свойства], как мы уже выяснили, и составляют третье значение [слова] род, [которым оперирует философия], а именно [свойства] сказываться о многих [вещах], о различных по виду и в [ответ на вопрос] "что это?". Каждое из них определяет место рода и отделяет его от всего прочего, что каким бы то ни было образом сказывается о другом; вот о чем кратко и суммарно говорит сам Порфирий.
То, что род сказывается о многих, отличает его от тех [сказуемых], которые сказываются об одном индивидуальном [предмете]. Однако [слово] "индивидуальный" имеет несколько значений: индивидуальным, то есть неделимым, называется то, что вообще не может быть разделено, как единица или ум; кроме того, так называется то, что не может быть разделено из-за твердости, как адамант; наконец, индивидуальным называется то, чье сказуемое не подходит ко всем другим, ему подобным, как Сократ: ведь несмотря на то, что все прочие люди подобны ему, собственные его свойства (proprietas) и сказуемое Сократ не подходит к ним. Таким образом, род отличается от тех, что сказываются только о чем- либо одном, поскольку он может сказываться о многих.
Итак, остаются четыре: вид, собственный признак, отличительный признак и привходящий; перечислим их отличия от рода. Во-первых, то отличительное [свойство] рода, что он сказывается о различных по виду [вещах], отделяет его от таких сказуемых, как вид и собственный признак. Ибо вид никак не может сказываться о другом виде, а собственный признак сказывается только об одном виде, следовательно ни в коем случае не о различных по виду [вещах]. Во-вторых, то, что род сказывается о том, что это, отделяет его от отличительного и привходящего признаков: они ведь, как было сказано выше, указывают на то, какова [вещь].
Итак, от единичных сказуемых род отличается количеством предикации, поскольку сказывается о многих; от видов и собственного признака он отличается природой подчиненных ему подлежащих (subjectorum), поскольку род сказывается о различных по виду [вещах], а собственный признак и вид - нет. По качеству же предикации род отличается от отличительного и привходящего признаков. Ибо [способность] сказываться в [ответ на вопрос] о том, что это, или о том, каково это, - это некоторым образом качество оказывания.
"Таким образом, данное здесь описание рода не заключает в себе ни чего-либо излишнего, ни какой-либо неполноты".
В самом деле, всякое описание или определение должно быть равно тому, что определяется. Ведь если оно не равно ему, если оно, допустим, сказывается больше, то оно будет содержать еще и что-нибудь другое, причем не всегда будет показывать субстанцию определяемого. Если же оно окажется меньше, то не даст полного определения субстанции. Ибо сказываются всегда большие о меньших, как животное о человеке; меньшие же о больших - никогда: никогда ведь не будет прав тот, кто скажет, будто всякое животное есть человек. Поэтому, чтобы сказуемое было обратимым, оно должно быть равным. А это возможно лишь в том случае, когда в нем нет ни чего-либо лишнего, ни какой-либо неполноты, как в этом как раз описании рода. Оно гласит, что род есть то, что сказывается о многих различных по виду [вещах] в [ответ на вопрос] "что это?". Это описание может меняться местами с родом, так что мы можем сказать: все, что сказывается о многих различных по виду [вещах] в [ответ на вопрос] "что это?" - будет родом. А раз данное описание рода обратимо, значит оно, как и утверждает Порфирий, не содержит ни чего-либо лишнего, ни какой-либо неполноты.