Три источника геополитики
1. Основоположником цивилизационного подхода к истории по праву считается наш соотечественник Николай Яковлевич Данилевский, автор знаменитой книги “Россия и Европа” (1868 г.). Согласно его теории, главными действующими лицами на арене мировой истории являются не государства или отдельные нации, а огромные культурно-религиозные общности, названные им “культурно-историческими типами”. В современной политологии именно такие общности обозначаются термином “цивилизация”.
Анализируя с этой точки зрения международные отношения середины XIX века. Данилевский первым среди русских исследователей констатировал и научно обосновал фундаментальную отчужденность Европы от России. Причину такого состояния он видел в принципиальном цивилизационном различии этих двух мировых сил. “Европа не признает нас своими, европейцы видят в России и славянах [c.14] не только чуждое, но и “враждебное начало”, утверждал ученый4. События XX столетия столь ярко подтвердили выводы Данилевского, что интерес к его идеям в современных условиях возрастает прямо на глазах.
Конечно, некоторые положения Данилевского устарели. Многие его ожидания не оправдались. Так, некоторые получившие свободу благодаря России страны Юго-Восточной Европы, которые он включал в ареал российской цивилизации, вскоре оказались в числе ее противников. Но гораздо важнее другое. Данилевский первым сформулировал фундаментальное требование приведения внешней политики России в соответствие с объективными задачами развития и укрепления “славянского культурно-исторического типа”. Впоследствии в геополитике зона влияния определенной цивилизации, получила наименование “Большого пространства”.
В дальнейшем цивилизационная теория получила развитие в трудах русского мыслителя К.Н.Леонтьева, немецкого философа О.Шпенглера, видного евразийца П.Н.Савицкого, одного из выдающихся ученых нашего времени Л.Н.Гумилева. Всесторонне ее обосновал крупнейший английский историк Арнольд Тойнби в своем многотомном труде “Постижение истории”. Тойнби предложил подробную классификацию цивилизаций – выделив в особый тип “православно-русскую” – и сформулировал оригинальную теорию их генезиса, как “Вызова-и-Ответа”5.
Среди современных исследователей в этом ряду следует в первую очередь назвать профессора Гарвардского университета Сэмюэля Хантингтона. Его нашумевшая работа “Столкновение цивилизаций?” (1993 г.), бурно обсуждавшаяся международной политической элитой как на [c.15] Западе, так и у нас в России, имеет самое непосредственное отношение к геополитической проблематике. Хантингтон весьма аргументирование доказывает, что в грядущем столетии основным источником конфликтов станут не экономика или идеология, а цивилизационные различия.
“Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором мировой политики. Линии разлома между цивилизациями – это и есть линии будущих фронтов”, – считает он6. Облик мира в XXI столетии представляется ему как результат взаимодействия и соперничества “семи-восьми крупных цивилизаций”, среди которых он, подобно Тойнби, называет “православно-славянскую”7. При этом американский ученый уверенно прогнозирует рост антизападных, антиамериканских настроений и почти повсеместное стремление народов противостоять их насильственной “вестернизации”.
Статья С.Хантингтона вызвала оживленные дискуссии” среде научной и политической элиты разных стран. Было высказано немало критических суждений. Однако происходящие в последние годы изменения в мире свидетельствуют о необходимости глубокою изучения этой проблемы.
Таким образом, историософская цивилизационная парадигма оказала и продолжает оказывать мощное воздействие на современную геополитику. В основе такого влияния лежит представление о мире как о совокупности цивилизаций наднациональных, сверхгосударственных культурно-религиозных общностей, имеющих исторически обусловленные географические границы и принципиально не сводимых одна к другой. При этом именно географические границы цивилизаций определяют пределы “естественного” влияния великих держав, сферы их [c.16] жизненных интересов и зоны уверенного военно-политического контроля. Кроме того, влияние методологии цивилизационного подхода на геополитику приводит к тому, что последняя перестает быть чисто географической дисциплиной, приобретая необходимый ей универсализм.
2. Вторым источником геополитики являются военно-стратегические теории.
Исследование и разработка военной стратегии имеет давнюю историю. Среди ее видных теоретиков можно назвать такие знаменитые имена как Макиавелли, Клаузевиц, Мольтке и др. Большое внимание вопросам военной стратегии уделял, как известное Энгельс. Но самое существенное влияние на становление и развитие геополитической науки оказали два адмирала, Филип Коломб и Альфред Мэхэн.
Коломб – английский вице-адмирал, военно-морской теоретик и историк, автор книги “Ведение боевых действий на море” (1891 г.), которая под названием “Морская война, ее основные принципы и опыт” дважды издавалась на русском языке (в 1894 и 1940 гг.) и оказала влияние на становление советской военно-морской доктрины. В книге “Морская мощь государства”, написанной в 70-е годы адмиралом Горшковым – главнокомандующим советского ВМФ и главным архитектором нашей военно-морской мощи, можно уверенно проследить творческое заимствование и своеобразную разработку некоторых ключевых идей британского исследователя.
Другим военным теоретиком, чье воздействие на развитие геополитики было весьма существенным, является американец Альфред Т. Мэхэн. В 1890-м году он опубликовал свое знаменитое сочинение “Влияние морской мощи на историю”. Эта книга также дважды издавалась на русском [c.17] языке (в 1895 и 1941 гг.). Кроме того, перу американского адмирала принадлежит работа “Проблема Азии и ее воздействие на международную политику” (1900 г.) и ряд статей по военно-политическим вопросам.
Именно Мэхэн ввел в научный оборот понятие “прибрежные нации”, которое затем в том или ином виде встречается практически во всех геополитических теориях. Он утверждал:
“Политика изменялась как с духом века, так и с характером и проницательностью правителей; но история прибрежных наций определялась не столько ловкостью и предусмотрительностью правительств, сколько условиями положения, протяженности и очертания береговой линии, численностью и характером народа, т.е. вообще тем, что называется естественными условиями”8.
В структуре мирового пространства А.Мэхэн выделял особую зону между 30-й н 40-й параллелями – “зону конфликта”, в которой неизбежно, вне зависимости от воли конкретных политиков, сталкиваются интересы “морской империи”, контролирующей океанские просторы, и “сухопутной державы”, опирающейся на континентальное ядро Евразии (то есть Англии и России в соответствии с реальностями того времени).
Для того чтобы победить в таком противостоянии, морская империя, согласно Мэхэну, должна отбросить континентальную державу как можно дальше в глубь Евразии, завоевав контроль над “прибрежными нациями” и окружив своего геополитического противника кольцом военно-морских баз вдоль побережья евразийского континента.
О степени влияния такого рода идей на практическую политику достаточно красноречиво свидетельствует тот факт, что “теория морской силы” на протяжении всею XX [c.18] века неизменно лежала в основе военно-политической стратегии США, вне зависимости от конкретных доктрин, менявшихся в зависимости от исторических условий.
Таким образом, военно-стратегические теории привнесли в геополитику идею ключевых пунктов и зон, позволяющих контролировать значительные участки пространства. Сперва эти понятия применялись преимущественно в военно-морской области, затем распространились в различных сферах человеческой деятельности, вплоть до экономики и культуры, а сейчас, в связи с бурным развитием космических технологий в области обороны, связи, коммуникаций и созданием так называемого “глобального общества”, обретают качественно новое значение.
3. Третьим, наиболее древним и важным источником геополитики являются, конечно, теории географического детерминизма.
Идеи о влиянии географической среды на историю и человека встречаются уже у античных авторов. Их можно обнаружить у Геродота, Гиппократа, Фукидида, Протагора, Полибия и других античных мыслителей. Так, Полибий объяснял суровость нравов жителей Аркадии господством холодного и гуманного климата. “По этой, а не по какой-либо иной причине, – писал он, народы представляют столь резкие отличия в характере, строении тела и в цвете кожи, а также в большинстве занятий”9.
Мысли вполне геополитического характера встречаются у Аристотеля и Страбона. К примеру, великий энциклопедист Аристотель в своей работе “Политика” отметил особенность геополитического положения острова Крит. Он писал: “Остров Крит как бы предназначен к господству над Грецией, и географическое положение его прекрасно: [c.19] он соприкасается с морем, вокруг которого почти все греки имеют свои места поселения; с одной стороны, он находится на небольшом расстоянии от Пелопоннеса, с другой – от Азии...”10
Крупнейший античный географ Страбон объяснял причину могущества древнего Рима географическим положением Италии: наличием хороших гаваней, благоприятным климатом. Ему же принадлежит вполне геополитический тезис о необходимости военного и экономического контроля лишь над тем пространством, которое представляет для государства политический интерес.
Кстати, весьма любопытным с точки зрения геополитики выглядит тот факт, что Аристотель, выросший в Греции, тогдашней главной “морской” державе мира, обращает особое внимание на стратегические выгоды островного положения Крита. Страбон же, отражая точку зрения “континентального” Рима, утверждает, что знакомство “с отдаленными местами и населяющими их людьми” не представляет интереса, “особенно если это острова, чьи обитатели не могут ни помешать нам, ни принести пользы своей торговлей”11.
Очередной этап развития идей географического детерминизма связан с европейской эпохой великих [c.20] географических открытий. Интерес к этой проблематике возбудил французский государствовед XVI века Жан Боден. В своем главном произведении “Шесть книг о государстве” (1577 г.) он объяснял различия и изменения в государственном устройстве тремя причинами: Божественной Волей, человеческим произволом и влиянием природы. Но поскольку Божественная Воля недоступна человеческому познанию, говорил он, а человеческие намерения столь изменчивы, что не поддаются научной систематизации и являются скорее произволом, то различия между государствами нужно объяснять в первую очередь географическими причинами.
Наибольшее значение среди географических факторов он придавал климату. Боден разделил земной шар на три части: жаркую экваториальную, холодную – полярную и среднюю – умеренную и считал, что характер народов в первую очередь зависит от климатических условий среды их обитания. На севере живут более физически сильные и воинственные люди, на юге – более одаренные. При правильном взгляде на историю, утверждал французский мыслитель, видно, что “величайшие полководцы приходят с севера, а искусство, философия и математика рождаются на юге”12.
В ХVIII-ХIХ вв. внимание к географическим факторам при объяснении социально-политических явлений стало довольно распространенным явлением. Во Франции идеи географического детерминизма развивал Шарль Монтескье. В своем основном сочинении “О духе законов” (1748 г.), объясняя различие законодательного устройства государств, он, подобно Бодену, видел главную причину в особенностях климата.
Следуя за Боденом, Монтескье утверждал, что в холодном климате люди нравственны, а двигаясь на юг, “вы [c.21] как бы удаляетесь от самой морали”13. В умеренном же климате люди нравственно неустойчивы, “так как недостаточно определенные свойства этого климата не в состоянии дать им устойчивость”14. Кроме того, жаркий климат ослабляет характер людей, что, по его мнению, и привело к развитию рабства.
В Англии наиболее известным представителем географической школы был историк Генри Бокль. Он намеревался написать многотомную историю цивилизации, развивая тезис, что история любого народа соответствует географическим условиям страны. Ранняя смерть, однако, помешала осуществлению этого замысла, и написана была только “История цивилизации в Англии” в двух томах.
Наибольшее распространение идеи влияния географической среды на историю получили в Германии. Известный немецкий философ и гуманист Иоганн Готфрид Гердер, отвергая крайности географического детерминизма, считал, что на развитие цивилизации оказывают воздействие как внутренние, так и внешние факторы, к которым он относил климат, почву и географическое положение. Другой немецкий мыслитель Александр фон Гумбольдт полагал, что именно география должна дать целостную картину мира.
Самым последовательным представителем географического детерминизма в Германии был известный географ Карл Риттер, попытавшийся представить всестороннюю географическую интерпретацию истории. “Каждый человек, – утверждал он, – является представителем родной природы, которая его произвела на свет и воспитала. В народах отражается их отечество. Местные влияния ландшафта на характерные черты жителей, включая внешний вид и телосложение, форму черепа, темперамент, язык и духовное развитие, несомненны... Существование человека [c.22] целиком связано с землей тысячами цепких корней, которые невозможно вырвать”15.
Конечно, на исходе XX столетия нет нужды подробно обосновывать тезис о несостоятельности абсолютизации географических факторов при объяснении социальных явлений. Об этом уже достаточно написано. Сейчас скорее нужно обеспокоиться недооценкой этих факторов и в теории, и в политической практике. Как справедливо отметил один современный исследователь, “можно, конечно, позволить себе пройти мимо географических оснований политики, но они не пройдут мимо нас: они будут мстить тем политикам, которые то ли по невежеству, то ли по небрежению оказались неспособными постичь их важность”16.
Таким образом, ученые географы привнесли в геополитику идею географической обусловленности политических процессов, которая требовала рассматривать политические институты (прежде всего государства) не только как социальные, но и как пространственные явления. [c.23]
Итак, геополитика как целостная концепция, как систематизированная совокупность знания возникла на рубеже Х1Х-ХХ веков на стыке трех научных подходов. Ее возникновение обусловлено, с одной стороны, логикой развития самой науки. С другой стороны, геополитика явилась одним из путей осмысления изменившейся социальной действительности.
Суть этих изменений подробно проанализировал Ленин в своей работе “Империализм, как высшая стадия капитализма” (1916 г.). Раскрывая содержание новой стадии общественного развития, он писал: “Империализм есть капитализм на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала, приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами”17. Объективный исследователь не может не признать, что именно эти, указанные им факторы в решающей мере определили ход мировой политики на десятилетия вперед.
Таким образом, одним из признаков империализма является территориальный раздел мира на колонии и зоны влияния между ведущими государствами. “Свободных” [c.24] территорий не осталось, мир уплотнился. Все региональные “центры силы” пришли в непосредственное соприкосновение. Это резко усилило напряжение международной обстановки, что в конце концов привело к пожару первой мировой войны.
Особенно остро территориальный вопрос стоял для двух великих держав: Великобритании, которой необходимо было сохранить свою гигантскую колониальную империю, и Германии, “обделенной” при разделе мира. Поэтому не удивительно, что первые геополитические концепции, пытавшиеся научно сформулировать законы политического контроля над географическим пространством, возникли именно в этих странах.