Основы политической психологии

Что Вы слышали о политической психологии?

Вы слышали, что Наполеон проиграл битву при Ватерлоо потому, что его замучил насморк? А битву при Бородине так и не смог выиграть потому, что в тот день его замучил геморрой?

А слышали ли Вы, что вообще-то добрый французский король Карл устроил резню гугенотов в Варфоломеевскую ночь потому, что его “достали” желудочные колики и, соответственно, он пребывал в самом скверном настроении?

Неужели вы не слышали и о том, что в ходе одного из зарубежных визитов престарелого Л.И. Брежнева вражеские спецслужбы сняли номер в отеле прямо под номером советского лидера, врезались в канализационную трубу, и в течение всех дней визита тщательно изучали его экскременты? На основании этих исследований враги получили полную информацию о состоянии его здоровья, настроении и даже о его психологии. Все это было использовано в ходе тех переговоров, которые шли во время визита.

Но уж, конечно, Вы точно слышали анекдотец о том, что у Ленина был сифилис, который разложил его Мозг, и потому вся октябрьская революция была полным бредом? Рассказывают, что однажды, в начале 90-х гг., директора крупных российских заводов на встрече с Ельциным долго жаловались на тогдашнего госсекретаря России Г. Бурбулиса. Вот тогда, вроде бы, недовольный Ельцин и буркнул: “Говорят, что Ленин умер от сифилиса, а я вот умру от Бурбулиса”.

Если Вы слышали хоть что-нибудь подобное, значит, Вы уже знакомы с политической психологией. Правда, в ее самом худшем, анекдотическом варианте. Мы предлагаем познакомиться с этой наукой всерьез. Но чтобы последующее чтение не показалось сплошным занудством и наукообразием, давайте хотя бы начнем эту книгу короткой серией небольших историй о том, как конкретно иногда проявляет себя политическая психология.

История 1: психологическое моделирование

В один из декабрьских дней 1964 г. Дэвид Брюс, американский посол в Лондоне, был срочно вызван в Вашингтон. Брюс спускался по трапу самолета в глубокой задумчивости — еще бы! Ему предстояло принять участие в игре, правил которой он не знал...

Не знал их до конца и недавно ставший президентом США Линдон Джонсон. Однако перспективы эта игра сулила немалые, и попробовать стоило. Через несколько дней ожидался прилет британского премьера Гарольда Вильсона. Предстояли серьезные переговоры. Причем это должна была быть их первая встреча в президентской практике Л. Джонсона. И вот, готовясь к ней, президент решил воспользоваться советом консультантов-психологов. Он срочно вызвал своего посла в Лондоне для того, что тот “сыграл роль Вильсона” в игре, имитировавшей предстоящие переговоры. Л. Джонсон играл сам себя, а Брюс был именно тем самым нужным человеком, который мог “сыграть” Вильсона. Он досконально знал британский кабинет, его проблемы и трудности и был, вместе с тем, доверенным лицом президента. Больше двух часов они “проигрывали” могущие возникнуть в ходе переговоров ситуации. Играли, “чтобы таким образом можно было лучше ощутить ожидаемые проблемы”.

Д. Брюс должен был не только изложить социально-экономические и политические аспекты ситуации. Он должен был суметь перевоплотиться в Вильсона, учитывая его личную мотивацию, личные отношения и с американцами, и со своими министрами, личную склонность к тому или иному типу принятия решения, и т. д., и т. п. Он должен был учесть всю сложнейшую палитру психологических характеристик и британского премьера, и американского президента, и всей ситуации.

После окончания весьма успешных переговоров, Л. Джонсон публично выразил особую удовлетворенность “той большой подготовительной работой, которая весьма способствовала успешности этой встречи”.

История 2: психология выбора

Вначале — без политики. В начале б0-х гг. психолог Ф.Д. Горбов создавал специальную психологическую службу работы с космонавтами. Дело было новое, многое приходилось придумывать “с нуля”. И вот однажды Ф.Д. Горбову поручили отобрать наиболее вероятного кандидата в космонавты № 1. Он, как и многие другие специалисты, выбрал Ю.А. Гагарина. Спустя годы его много раз спрашивали: почему он сделал именно такой выбор? Ведь никто, никакой психолог еще не мог знать, какие качества понадобятся там, в космосе — отбирали первого в истории космонавта. Горбов признавал: он тоже не знал, по каким качествам надо выбирать. “Так за что же вы выбрали именно Гагарина?” — “За его улыбку. Я понимал, что психология будет важна не в полете, а после него. И задал себе вопрос: каким он должен быть, первый землянин, побывавший в космосе, символ прогресса человечества? Тогда я понял: он должен быть обаятельным и уметь здорово улыбаться”.

А вот теперь — о политике. У нас не хватит бумаги на перечисление всех политических лидеров разных стран, которые были избраны лидерами за свои улыбки. Самый яркий пример — президент США Джимми Картер. Слабый президент, мало профессиональный политик. Число провалов в его деятельности (одна неудача с освобождением американских заложников в Иране чего стоит!) многократно превышало число удач. Но как же он умел улыбаться! Помните анекдот? После встречи с одним иностранным политиком, обсуждая ее итоги, Л.И. Брежнев признался помощникам: “Да, конечно, он большой мерзавец. Но как, мерзавец, целуется!”.

На первой встрече с президентом США Дж. Кеннеди советский лидер Н.С. Хрущев так увлеченно расписывал преимущества социализма, что под конец не выдержал, и прямо-таки заявил, без всякой дипломатии: “Мы вас закопаем!”. И тогда не выдержал Кеннеди: “Мистер Хрущев, вы хотите войну? 0'кей, вы ее получите!”. И тут испугался Н.С. Хрущев. С трудом, ситуацию удалось успокоить. Но она не исчерпала себя. Разрядилась ситуация позднее, когда в ответ на выступление американского делегата в ООН Н.С. Хрущев снял башмак и начал, в знак протеста, стучать им по столу: дескать, мы вам не позволим!

После этого Хрущева... полюбила вся Америка. По данным социологических опросов, он сумел сломать стереотип восприятия прежних советских лидеров — “роботов в кителях”. Он показал себя человеком, способным на живое, непосредственное, спонтанное поведение. Он умел пугать, но умел и бояться. Значит, с ним можно было разговаривать и договариваться. Вот почему удалось предотвратить и Карибский кризис, и многие другие политические сложности того времени. Потому, что психология умеет корректировать политику.

Много можно было бы рассказать историй подобного рода, однако, дело не в отдельных историях. Их собирает, изучает и обобщает наука, имя которой пока звучит привычно далеко не для всех — политическая психология. Однако дело и не в имени, не в названии науки. В порядке самого краткого введения в курс ее изучения, попробуем ответить всего лишь на три простых вопроса.

Первый вопрос: так чего ждать и чего не ждать от политической психологии? Известно: когда людям (классам, партиям, политическим деятелям) хорошо, они ждут от науки заверений, что им будет еще лучше. Когда плохо, они надеются услышать, что им не станет еще хуже. Так вот, от политической психологии прежде всего не надо ждать вранья. Слишком часто наши политики нанимают себе сотрудников, в том числе и психологов, лишь для того, чтобы каждый день слышать про свою гениальность. Политическая психология — это не политическая психотерапия. И те, кто этого не понимают, опасно заблуждаются. Особенно наглядно это видно у российских политиков в ходе предвыборной компаний. Почему-то каждый кандидат на выборный пост просто-таки уверен, что народ его любит.

Разочарование наступает для большинства наутро после голосования, когда выясняется, что до всенародной любви ой как далеко, а огромные деньги потрачены напрасно. И тогда... тогда нужны либо психотерапевты, либо “козлы отпущения”. Так вот, от политической психологии не надо ждать ни того, ни другого. Это — наука. Ее задача — вооружить политика знаниями, дать ему конкретные и реальные рекомендации, А уж как он их реализует, это, в конечном счете, все-таки его, а не наши проблемы. Наука наукой, а политика политикой.

Не надо ждать и, тем более, требовать от политической психологии ответственности за судьбы общества. В конце концов, это всего лишь наука, а не панацея от всех политических бед и неприятностей. Поэтому нет даже смысла говорить о каких-то моральных кодексах, хартиях честности и подобных самоограничениях, которые должна, по мнению некоторых, накладывать на себя политическая психология. “Пояс верности” изжил себя еще в Средневековье. Да и толку от него, говорят, было мало. Наука должна быть честной и объективной — за это ее и называют наукой. И не надо ждать от нее ничего большего.

Второй вопрос тесно связан с первым: чего хотелось бы избежать в политической психологии? Нескольких вещей. Во-первых, откровенного вранья. К сожалению, слишком много вранья идет в последнее время от имени науки под видом так называемого “пи-ара”. Во-вторых, шаманства — неуклюжих попыток ответить на те вопросы, ответа на которые наша наука пока еще просто не знает. И, наконец, в-третьих, хотелось бы избежать всякого рода неумелых, но претенциозных попыток предсказаний. Только не надо путать предсказания с прогнозами. Прогнозы политическая психология давать обязана, и чем больше, тем лучше. Прогностический смысл заложен в любой науке, а политическая психология отличается значительным прогностическим ресурсом.

Однако прогноз — никак не гадание на кофейной гуще. И не безудержное тупое, упрямое следование какой-то одной линии в угоду какому-то заказу или собственным заблуждениям. В последнее время, к сожалению, и в политической психологии возросло число странных сочинений двоякого рода, С одной стороны, слишком много ура-оптимистичных сочинений во славу действующей власти и ее лидера. С другой стороны, много сочинений-страшилок, рисующих политические перспективы в самых мрачных тонах и предвещающих всяческие беды, вплоть до осуществления апокалиптических пророчеств. Это по преимуществу голос тех псевдо-прогнозистов, кто умеет только экстраполировать, то есть прочерчивать вперед линию развития, как она сложилась за определенный период. Если такая линия идет вверх, они без колебания продолжат ее до самого неба. Если она поползла вниз, то те же люди столь же неумолимо дотянут ее до дна самой глубокой пропасти. Такие гадальщики на кофейной гуще — самые опасные люди для любой науки.

На этих экстраполяционных принципах было основано пресловутое советское планирование “от достигнутого”. Сколько сделали + еще процентов 5—10. И это когда-то выродилось в знаменитое шуточное обращение к корове хрущевских времен: “Удвой удой, утрой удой, а то пойдешь ты на убой!”. Вот этого и хотелось бы избежать как в самой политической психологии, так и по отношению к ней.

Наконец, последний, третий вопрос: так кто же такой политический психолог? Прежде всего, это человек, любящий наблюдать за политиками и тем, что они делают. Его девиз — название блестящей книги Ф. Дюрренматта: “Поручение, или О наблюдении наблюдателя за наблюдающими”. В известной мере, хороший политический психолог — это, прежде всего, первоклассный наблюдатель. И, разумеется, это глубоко творческий человек, умеющий точно интерпретировать результаты своих наблюдений. Политический психолог — это, к тому же, еще и человек с открытым, не догматизированным мышлением. Это человек, помнящий, что процесс создания политической психологии как науки еще далеко не закончен. Значит, и он — один из строителей этой новой науки.

Это не только ученый. Это еще и, безусловно, практик. На данном этапе новое политико-психологическое знание получается непосредственно из практики. Более того, современная политическая действительность предоставляет огромную зону для практических экспериментов, дающих новое знание. И этим надо уметь пользоваться.

Однако, политическая психология — не курица, автоматически несущая золотые яйца. Мало получить звание “политического психолога”, чтобы безбедно жить на ренту с профессии. За право заниматься политической психологией приходится бороться, и подчас это жестокая, конкурентная борьба.

Политическая психология — интереснейшая, хотя и тяжелейшая профессия, Политический психолог все время находится в политической игре или где-то рядом с ней. Одновременно, сам он не игрок. Уметь понимать игроков и “читать игру”, при этом сохранять полное хладнокровие и быть абсолютно объективным, холодным аналитиком — нелегкая доля. Трудно сочетать обязательную искренность науки с естественным цинизмом практической политики. Но это и есть удел высококлассного политического психолога. Трудно работать с людьми, которых ты обязан понимать, причем делать это так, чтобы они не чувствовали этого и не раскусили тебя. Тяжело знать все, но не показывать, что ты слишком много знаешь (это может быть опасно). Но тот, кто сможет пройти через это, достигнет больших высот.