§ 18. Мысли Бэкона о некоторых всеобщих предметах природы
Л. Фейербах: История философии. Том
I. Франциск Бэкон Веруламский
В природе не может быть причины первой материи, её свойств и деятельности; она
есть (конечно, исключая бога) самое первое. Поэтому из какого бы вещества,
какой силы и деятельности ни состояла эта первая материя, она являет собой
непосредственный, просто положительный факт, который надо принять, как он есть,
не выводя и не оценивая его из какого-либо предвзятого и поспешного мнения. Ибо,
если возможно знание её, то она не может быть познана из какой-либо причины, так
как после бога она — причина причин, не имея собственной причины. А именно в
природе нельзя переходить от одной причины к другой до бесконечности, ибо
причины в ней не выходят за известную определенную границу. Поэтому, кто
переходит эту границу и, дойдя до последней силы, спрашивает о причине или
просто положительном принципе и законе природы, тот такой же поверхностный
философ, как тот, кто останавливается на производных вещах, не спрашивая о
причине их.
Первая материя или первый принцип должен так же действительно существовать в
природе, как и возникшие из него вещи. Поэтому материя без формы и движения
есть фикция, недействительная абстракция. Более того, первая материя должна
мыслиться в связи с первой формой и первым принципом движения. Материю, форму и
движение, конечно, надо различать, но не разделять или разрывать, мысля при этом
материю (как бы она ни была устроена) настолько определенной, оснащенной и
оформленной, чтобы все свойства, сила, деятельность и движение природы могли
быть её следствием и эманацией. Поэтому философы Древней Греции почти все
соглашались в том, что материя деятельна, имеет какие-либо свойства или форму,
последняя снова делится на особые формы, имея в себе принцип движения.
Впрочем, истинный принцип не только производит из себя вещи, но и растворяет их
в себе. Он имеет также не только известное внутреннее родство и однородность с
самыми крупными, многочисленными, поразительными и явно могущественными
субстанциями, как, например, огонь, воздух, вода, но и с самыми мелкими,
редкими, незаметными и как бы одинокими и покинутыми субстанциями.
Сила сопротивления материи, благодаря которой даже мельчайшая часть её
утверждает себя в своем бытии, ни наибольшему давлению массы, ни сильнейшим
агентам не дает себя разрушить или уничтожить и вытеснить из пространства, а
оказывает им сопротивление непреодолимым протяжением и со своей стороны как бы
прибегает ко всяким окольным путям и уверткам для того, чтобы утвердить себя, —
эта сила не страдание, как ошибочно думали до сих пор, но скорее самая
деятельная, мощная, непреодолимая сила, почти подобная силе судьбы и
необходимости.
Общая сумма вещества всегда остается себе равной, не увеличиваясь и не
уменьшаясь. Но тела, между которыми эта сумма распределена в известных
отношениях, содержат вещества одни больше, другие меньше.
Все тела стремятся к сцеплению, то есть питают страх и отвращение к разделению и
расхождению своих частей. Поэтому понятия жидкого и плотного, или твердого,
лишь популярные и поверхностные понятия. Ибо жидкие тела отличаются от твердых
только тем, что в первых в силу однородности это стремление слабее, а в
последних в силу их разнородности сильнее.
Все тела без исключения имеют стремление к ассимиляции или к размножению и
усилению разнородности, а также стремление к соединению с однородным.
Затем все тела имеют известную способность к восприятию или представлению, а
также известную способность выбора, с помощью которой они притягивают
родственное и удаляются от чуждого и враждебного. Эта способность представления
обнаруживается не только в явлениях, поражающих своей тонкостью представление,
как, например, притяжение магнитом железа, стремление пламени к нефти, но и в
самых обыкновенных явлениях, ибо тело, приближающееся к другому, изменяет его
или само изменяется им, причем этому изменению не предшествует взаимное
восприятие. Так, например, тело замечает пути, на которые оно вторгается,
толчок тела, которому оно уступает, и так далее, — словом, везде присутствует
восприятие. Но воздух воспринимает холод и теплоту гораздо тоньше, чем чувство
человека, которое, однако, считается мерой тепла и холода. Поэтому представление
или восприятие может существовать отдельно от ощущения, ибо последнего не имеют
неодушевленные тела, поэтому то и другое следует строго различать.
Различные тела в природе имеют как бы вытекающее из их недостаточности и
бедности ненасытное стремление принимать в себя другие тела. Так, воздух
поглощает свет, звук, пары и запахи, притом с истинной жадностью, как будто он
недоволен самим собой и собственным содержанием, иначе он не стал бы поглощать
их с такой легкостью и стремительностью. Так, вода поглощает твердые тела, а
твердое тело — жидкости. И это поглощение, по-видимому, происходит не
насильственно, а как бы с обоюдного согласия. Этот предмет заслуживает поэтому
внимательного исследования. Ибо обычное объяснение, что материя — общедоступная
женщина, принимающая все формы тел, есть неопределенное понятие.
Между свойствами тел, обладающих или не обладающих чувствами, имеет место
большое согласие и сходство, единственное различие в том, что к телам,
наделенным ощущением, присоединяется ещё и ум. Например, зрачок подобен зеркалу
или воде, точно так же воспринимая и отражая изображения видимых вещей. Поэтому,
сколько чувств в одушевленных телах, столько же соответствующих им движений и
определений имеют место в неодушевленных телах, которым недостает жизненного
духа, хотя, очевидно, в неодушевленных телах должно быть больше видов движений,
чем чувств в одушевленных, ибо число органов чувств невелико. Очевидный пример
этого являет боль. Различные виды, формы или характеры боли, как боль при
ожоге, боль от холода и так далее, наверное, существуют в форме простого
движения в неодушевленных телах, как, например, в камне или дереве, когда
последнее горит или сжимается от сильного холода и так далее; но, конечно,
здесь нет ощущения.
Среди различных видов движений в природе существует очень своеобразный вид
движения — движение дрожания (motus trepidationis), которое имеет место там, где
существо находится в известном состоянии постоянного заточения и стеснения,
чувствует себя в тесных и неприятных границах и потому испытывает непрерывный
страх и недовольство или бурное и трепетное беспокойство. Это движение
происходит не только в сердце и биении пульса живых существ, но и во всех
телах, которые колеблются между крайностями удовольствия и неудовольствия,
желанием добиться более свободного, неограниченного и широкого существования и
страхом совсем разбить рамки, определяющие внешне их существование и положение.