Глава 3 Военно-силовое пространство геополитики

Глобализация как процесс организации множества пространств в единое системное целое посредством взаимно проникающих связей стремительно ускоряется. В этой системе понятия “географическое”, “экономическое”, “политическое”, “информационное”, “экологическое”, “культурное”, “конфессиональное” и другое пространство, обозначающие пространство, обладающее собственными законами развития и самореализации, стали все шире применяться в международной практике и геополитике государств.

Время настоятельно требует включить на равных (а может быть, и на одну из первых ролей) в эту многослойную систему пространств и военно-силовое пространство, которое на протяжении всей истории человечества играло и продолжает играть важнейшую роль в геополитике и геостратегии государств.

Военно-силовое пространство охватывает сухопутную, водную (океанскую, морскую, речную, озерную) и воздушную сферы планеты Земля, а также космос, в пределах которого государство или коалиция государств планирует использовать в качестве средств силового давления или применить частично или в полном объеме военную силу в интересах реализации своей геополитической стратегии и военной доктрины на локальном, региональном, глобальном и, возможно, планетарном уровне1. [c. 41]

Эволюция военно-силового пространства была связана с достижениями цивилизации в науке и технике, развитие которых вело к расширению и наполнению этого пространства новыми ресурсными составляющими.

По мере появления новых средств вооруженной борьбы и применения их в сухопутной, водной и воздушной сферах планеты, а затем в космосе шло развитие военного искусства и соответственно расширение военно-силового пространства в сферовом и ресурсном направлениях2. Это было связано с местоположением страны (континентальная или морская) и с условиями географической среды, в которых происходило его становление и развитие, а также с фактором времени. Именно фактор времени при применении систематически обновляющихся от эпохи к эпохе, от сражения к сражению средств вооруженной борьбы проявлял тенденцию к сокращению в обратно пропорциональной геометрической прогрессии, что способствовало развитию и совершенствованию военного искусства.

Военно-силовое пространство всегда было определяющим в геополитике,, так как государства, используя его и применяя накопленные для вооруженной борьбы силы и средства, решали геостратегические задачи, расширяя свои владения путем колонизации завоеванных территорий.

Рубежным в развитии военно-силового пространства стал XVIII век, на протяжении которого в военно-силовое пространство начали включать территорию страны, где на главных геостратегических направлениях накапливались средства для будущего похода на территорию противника. По сути это были подготовка и ведение военных действий в пределах локального военно-силового пространства.

В эту эпоху произошел прорыв и в теории военного искусства. Выдающийся вклад в ее развитие внесли Г. Ллойд и Г. Бюлов, которые, как отметил российский военный историк [c. 42] Г.А. Леер, на основе положений военной стратегии решали на локальном пространстве две главные задачи военного искусства – подготовки сил и средств для ведения войны и рационального их применения в соответствии с меняющимися условиями в интересах всего театра войны3.

Генри Ллойдi (1729–1783) по праву считается отцом теории военного искусства. Он автор первого научного трактата о стратегии. Г. Ллойд одним из первых обратил внимание на тесную связь войны с политикой, на значение морально-политического фактора, национальных особенностей и пространства для ведения войны. “Качество армии, – писал Ллойд, – зависит от духа законов страны и от географических данных: дороги к столицам, городам и границам, цепи гор, течения рек и прочее”4. Поэтому “надобно подробнее знать страну, в которой проводятся военные действия” и в случае надобности иметь возможность “переносить театр войны с одного пункта на другой”5.

Таким образом, военно-силовое пространство представлялось Ллойдом не только как место конкретного сражения, но и как определенная географическая и политическая среда, в пределах которой военная сила функционирует по своему прямому назначению.

Адам Генрих Дитрих Бюловii (1757–1807), как отметил российский теоретик в области военного искусства А.А. Свечин, первым употребил термин “стратегия” в новом значении. Ввиду того что война подготавливается в мирное время, стратегия должна распространяться и на весь период мира; именно в [c. 43] мирный период на территории будущей войны идет подготовка инфраструктуры к ее ведению6.

Бюлов ввел в науку понятие “театр войны”. В своей книге “Дух новейшей военной системы, выведенной из принципа базы операций, изложенной доступно и для несведущих в военном искусстве бывшим прусским офицерам” он представил театр войны в виде треугольника, основанием которого является линия в пространстве (база), связывающая защищенные крепостями пункты (армейские магазины), обеспечивающие армию в ходе операции продовольствием и боеприпасами. Линиями, проведенными из конечных пунктов этого основания (базы) к объекту операции, создается треугольник – “театр войны”7.

Таким образом, согласно теории Бюлова, военные действия должны вестись на относительно небольшой, ограниченной местными условиями территории в пределах локального военно-силового пространства.

XIX столетие стало важной вехой в развитии научной основы военно-силовой пространственной составляющей в геостратегии наиболее развитых в экономическом и военном отношении государств. Наиболее яркие представители в области военной стратегии и тактики этого периода – А.-А. Жомини, К. Клаузевиц, Д.А. Милютин, Г.А. Леер, Х.-К. Мольтке, Н.П. Михневич и др.

В ходе наполеоновских войн решающим фактором на военно-силовом пространстве стало движение крупных военных формирований. Военные теоретики называли стратегию Наполеона “стратегией крупных масс”, “двухполюсной стратегией сражения и маневра”, “стратегией позиции и владения пространством”8.

Военный теоретик и историк швейцарец Антуан Анри (Генрих Вениаминович) Жоминиiii (1779–1869) ввел в военно-научный оборот понятие “театр военных действий”, означающее [c. 44] пространство как “в случае вторжения на неприятельскую территорию, так и в случае защиты своего отечества”9. Важно отметить, что А. Жомини значительно расширил границы военно-силового пространства, в пределах которого может вестись “общая война”. Он подчеркивал, что “театр действий может быть перенесен или в неприятельские владения, или в союзные, или в собственные”10.

В своих научных изысканиях Жомини пытался вывести военно-силовое пространство далеко за рамки локального пространства – в тот или иной регион континента, называя его “театром общей войны”. В него он включал “все страны, в коих воюющие державы могут нападать одна на другую, проходя через собственные земли, или через владения союзников, или второклассных держав, вовлеченных ими в войну, или из страха ими надеждою приобрести выгоды”11 и тем самым вышел, по сути, на такие современные понятия, как “региональное” и (или) “континентальное военно-силовое пространство”. И далее Жомини сделал важное заключение: “Когда же военные действия происходят не только на суше, но и на морях, театр войны не стесняется уже границами одного какого-либо государства, но может объединять оба полушария, как это и было в продолжении войны между Францией и Англиею от Людовика XIV до наших дней”12. Этим он акцентировал внимание на том, что вооруженная борьба распространяется на межконтинентальное или глобальное военно-силовое пространство. Поэтому, отмечал Жомини, “общий театр войны есть название столь неопределенное и много зависящее от случайностей, что его не должно смешивать с театром военных действий, который может обнимать каждая армия сама по себе, независимо от прочих армий”13.

Наряду с этим выдающийся военный теоретик дал определение военной статистики, отметив, что она является наукой “о знании всех элементов могущества и всех средств к войне [c. 45] неприятеля, с которым намерены вести войну”14. Им дано также определение военной географии, истинный смысл которой “состоит в топографическом и стратегическом описании театра войны со всеми препятствиями, противопоставленными искусством и природой нашим предприятиям, исследовании всех постоянных решительных пунктов, предоставляемых границей государства или лежащих по всему протяжению страны”15.

Таким образом, еще задолго до появления геополитики как науки А.-А. Жомини не только сформулировал основные положения базовых ее составляющих (военной статистики и военной географии), но и показал значение военно-силового пространства на региональном и глобальном уровне.

Не менее выдающийся исследователь военной стратегии Карл Клаузевицiv (1780–1831) подчеркивал, что на театре войны, где “масса пространства обширна”, немыслимо полное сосредоточение вооруженных сил, поэтому “разделение сил неизбежно на различные театры войны”16 (т. е. театры военных действий. – С.Ф.). Под “наименованием театра войны, – утверждал он, – подразумевают по-настоящему такую часть всего подчиненного войне пространства (т. е. там, где применяется военная сила. – С.Ф.), которая, имея прикрытые стороны, приобретает этим известную самостоятельность. Рубежи эти могут быть прикрыты крепостями, большими естественными препятствиями, наконец, удаленностью от остального пространства, охваченного войной…”17

Таким образом, введение К. Клаузевицем в военно-научный оборот такой геополитической категории, как “пространство, подчиненное войне”, наглядно подтверждает закономерность научного обоснования нового геополитического понятия – “военно-силовое пространство”. [c. 46]

С середины XIX в. решающее влияние на ведение “большой войны” стали оказывать четыре новых явления, выделенные немецким генерал-лейтенантом Людвигом Кеммерером в изданном в 1904 г. труде “Развитие стратегической науки в XIX столетии” (Die Entwicklung der strategischen Wissenschaft in XIX Jahrhundert). В их число входят: усовершенствованная дорожная сеть, железные дороги, электрический телеграф и дальнобойные скорострельные ружья и орудия18. И если дальнобойное и скорострельное оружие совершенно изменило тактику, то электрический телеграф, усовершенствованная дорожная сеть и железные дороги совершили революцию в области стратегии – возможность воплотить в жизнь категорически отвергнутую Наполеоном “идею операции по нескольким операционным линиям в нескольких отдельных направлениях без сообщений между ними”19. Телеграф не только устранил ранее существовавшую “опасность отсутствия согласованности между отдельными армиями”, но и вошел в число средств управления войсками, а появление железных дорог давало “возможность непосредственного использования их в стратегической операции”, позволяя осуществлять переброску крупных войсковых масс на большие расстояния20.

В ходе франко-прусской войны 1870–1871 гг. германским полководцем Хельмутом Карлом Мольтке (Старшим)v (1800–1891) была максимально использована железнодорожная сеть страны, что сыграло решающую роль в маневрировании силами и средствами и достижении победы. Железные дороги, указывал Мольтке, не только увеличивают подвижность войск и “даже уничтожили расстояния”, но и смогут “направить часть сил сначала на одного, а затем на другого врага… особенно тогда, когда военные действия придется вести на двух отдельных театрах”21.

На важное значение данного принципа в стратегии указывал также известный российский военный теоретик и историк [c. 47] Н.П. Михневич, отметивший, что железнодорожная сеть должна развиваться, сообразуясь со стратегическими целями государства, и включать в себя стратегическую и техническую подготовку железных дорог22.

Таким образом, технические достижения середины XIX в. позволили полководцам при проведении стратегических операций маневрировать большими массами войск и техники и сократить фактор времени. Это способствовало еще большему расширению военно-силового пространства, в пределах которого, как отмечал Кеммерер, вся страна “превращалась в единый магазин с раздельно расположенными складами”23.

Большой вклад в разработку проблемы определения военно-силового пространства как основы и базы военной стратегии внес Дмитрий Алексеевич Милютинvi (1816–1912). Следует подчеркнуть, что если ранее для военных теоретиков военно-силовое пространство было тем пространством, на котором предполагалось вести или велись военные действия, то Д.А. Милютин предложил “исследовать средства и способы к ведению войны, выгоды и невыгоды географического и политического положения”, т. е. он распространял исследования почти на все составляющие государства, что должно было помочь в определении его “силы и могущества в военном отношении” не только в сравнении с другими государствами, но и “сравнительно с несколькими государствами в совокупности”24.

Известный российский военный теоретик и ученый-востоковед А.Е. Снесарев в работе “Введение в военную географию” отмечал, что Милютин при раскрытии содержания военной статистики кроме исследования общих основных элементов, влияющих на военную силу государства, настоятельно требовал исследовать также состояние сухопутных и морских вооруженных сил и “всех способов к их устроению, снабжению и [c. 48] приготовлению к военному времени…”, проводить “частное исследование стратегического положения государства по театрам войны”. Наряду с этим, по мнению А.Е. Снесарева, Д.А. Милютин, по сути, определил роль, которую играет в военно-силовом пространстве народонаселение, его численность, распределение, материальное положение, моральное состояние – все, что определяет не только численность вооруженных сил, но и то, “в какой степени в случае войны правительство может полагаться на свойства народа и на благонадежность самих войск”25.

А.Е. Снесарев подчеркивал, что Д.А. Милютин считал необходимым строго разграничивать число театров войны и после определения стран по географическому их положению и политическим взаимоотношениям (союзные они или нейтральные) обозначить “пределы театра войны и разделение его на частные театры (театры военных действий. – С.Ф.)”. Только после этого, по мнению Милютина, следует “приступить к стратегическому обзору и разбору, определяя выгоды или невыгоды важнейших географических предметов и свойств целого края, которые усиливают или ослабляют или оборону, или наступление”26. Таким образом, Милютин обратил внимание на необходимость расширения границ возможного применения военной силы в пространстве, определил составляющие этого пространства, выведя его за государственные границы.

На характер военных реформ в России в 60–70-х гг. XIX в. большое влияние оказали научные работы Генриха Антоновича Леераvii (1829–1904), рассматривавшего войну как общественно-политическое явление. Для решения задач стратегии как искусства и как науки Г.А. Леер наряду с подготовкой боевых средств Для ведения войны и рациональным их использованием считал необходимым принимать во внимание “интересы экономические (административные), политические, географические, короче, интересы всего театра войны, интересы общие (ресурсы военно-силового пространства. – С.Ф.)”27. [c. 49]

В целом военно-силовое пространство военной наукой XIX в. определялось: 1) как пространство, “ограниченное политическими или естественными рубежами”, на котором располагается армия или состязаются армии с соответствующими операционными зонами входящих в их состав дивизий, – театр военных действий и 2) как пространство, на котором ведется война, охватывающая “все части света с окружающими их морями”, – театр войны28. Таким образом, к концу XIX столетия в военно-силовое пространство начали включать не только континенты, но и то, что находилось за их пределами.

Необходимо подчеркнуть, что во второй половине XVIII – первой половине XIX в., когда на военной службе в России находились передовые представители европейской военной мысли (Г. Ллойд, Г. Бюлов, А. Жомини, К. Клаузевиц и др.), русская армия была хорошо оснащенной и самой мощной в Европе, полностью обеспечивая военной силой достижение геополитических целей Российской империи.

XX век стал переломным в развитии военной стратегии. Русско-японская война 1904–1905 гг., последовавшие за ней две мировые войны привели к глобальным изменениям в военно-силовом пространстве мировой геополитики. Военно-силовое пространство стало выходить за пределы континентов и охватывать воздушную и водную сферы Земли.

Появление на военно-морском флоте кораблей, оснащенных паровыми двигателями и броневой защитой, и комплектование их мощным артиллерийским и минно-торпедным оружием привели к тому, что наряду с наземной сферой военно-силового пространства стали выделять и надводно-подводную сферу – морские (океанские) театры военных действий29. В связи с этим Мировой океан превратился в арену широкомасштабных морских сражений, а мощные военно-транспортные потоки, включающие большой военный контингент и вооружение, придали вооруженной борьбе глобальный размах. Для осуществления единого замысла потребовалось при подготовке и проведении стратегических операций, охватывающих континенты и океанские просторы, тщательно планировать ведение военных действий и согласовывать их в пространстве и времени. [c. 50]

Рождение и развитие воздушного флота, появление в его составе самолетов различного назначения, а позже – стратегической авиации в составе бомбардировщиков большой грузоподъемности и радиуса действия привели к тому, что атмосфера планеты тоже стала военно-силовым пространством. Таким образом, включение в первой половине XX в. новой сферы в военно-силовое пространство, с одной стороны, расширило его до пределов глобального, а с другой – значительно сократило его временную составляющую.

Необходимо подчеркнуть, что включение в военно-силовое пространство геосферы Земли не привело к изменению военно-научных взглядов на него. Хотя после Второй мировой войны советская наука значительно расширила границы понятия “театр военных действий”, однако трактовалось оно только как синоним используемого в иностранной литературе понятия “театр войны”30.

С запуском в СССР 4 октября 1957 г. первого искусственного спутника Земли человечество приступило к освоению новой сферы своей деятельности – планетарного пространства. В настоящее время более 130 государств принимают участие в реализации космических программ, причем 20 из них осуществляют запуск орбитальных средств своими или арендуемыми носителями31.

20 марта 1983 г. президент Соединенных Штатов Америки Р. Рейган заявил о намерении использовать космос в качестве логического продолжения “наземных, морских и воздушных театров военных действий”, а 2 ноября 1989 г. лично одобрил национальную политику США в области космоса как программу завоевания господства в новой сфере военно-силового пространства. Задачи по ее выполнению были изложены министром обороны США в докладе президенту и конгрессу в феврале 1995 г. “Главные задачи, определяемые президентской стратегией национальной безопасности в части перспективных направлений развития космических систем, – заявил он, – включают в себя: свободу доступа в космическое пространство и свободу его использования; утверждение позиций США как основной экономической, политической, военной и технологической силы в [c. 51] космосе; сдерживание угрозы интересам Соединенных Штатов в космосе и нанесение поражения противнику в случае, если политика сдерживания потерпит неудачу”32. В сентябре 1996 г. директивой американского президента PDD-49 была введена в действие программа “Космическая политика США”, а в 1999 г. – директива военного ведомства страны № 3100.10 “Космическая политика Министерства обороны США”. Директивой МО США “Организация и управление космической деятельностью, осуществляемой в интересах национальной безопасности” от 18 октября 2001 г. все военные космические программы с 2002 г. переданы в ведение ВВС США33.

В новой сфере возможной вооруженной борьбы предполагается структуризация космического (планетарного) военно-силового пространства на приземное и лунное34. Приземное военно-силовое пространство, или приземный космический театр военных действий (ПКс ТВД), включает в себя пространство в пределах от 100 до 40 тыс. км от Земли, охватывая все наземные сферы вооруженной борьбы35. Лунное военно-силовое пространство, или лунный космический театр военных действий (ЛКс ТВД), находится в границах высот 300–450 тыс. км и предполагает базирование и развертывание на Луне и космических орбитальных объектах (либроидах) крупных группировок космических сил и средств36.

Таким образом, во второй половине XX в. произошло дальнейшее расширение пространства военного противостояния противоборствующих сторон: оно стало космическим (планетарным) военно-силовым пространством, что приведет к появлению новых форм вооруженной борьбы.

В военно-силовом пространстве наряду с эволюционными изменениями значительно возросла роль основных компонентов его ресурсных составляющих, таких, как военно-экономическая, [c. 52] военная, моральная и другие, повысилось значение их комплексного использования при достижении целей вооруженной борьбы в ходе локальных, региональных, глобальных, а в будущем, возможно, планетарных вооруженных конфликтов и войн. На подготовку этих ресурсов направлен весь комплекс мероприятий, проводимых государством в мирное и военное время. Он включает в себя подготовку вооруженных сил, формирований гражданской обороны, экономики, населения, а также оперативное оборудование территории для подготовки страны к обороне37.

Оперативное оборудование территории является базовой основой военно-силового пространства государства. Оно направлено на развитие и совершенствование различного вида объектов военной инфраструктуры: объектов специального назначения для выполнения боевых задач (пункты управления, аэродромы, военно-морские базы, окружные (фронтовые), армейские и др.); объектов общего назначения для повседневной деятельности войск; важных для военных целей объектов государственного (двойного) назначения (аэропорты, морские порты, пути сообщения и др.)38.

Наряду с этим среди основных компонентов военной инфраструктуры первостепенную роль начинает играть ее информационная составляющая, включающая в себя средства массовой информации, средства для дистанционного зомбирования, а также электронные средства воздействия на электронику, компьютерные программы и т. д.39 Информационно-технический компонент инфраструктуры государства постепенно превратился в информационное оружие – совокупность всех средств, применяемых для нарушения (копирования, искажения или уничтожения) всех компонентов информационного ресурса вероятного или реального противника на стадии их создания, обработки, распространения или хранения40. Именно информационное оружие дало возможность всем средствам вооруженной борьбы проявиться в новом качестве. [c. 53]

Следует отметить, что если раньше оперативное оборудование страны тесно увязывалось с наиболее опасными стратегическими направлениями ее обороны, то в современных условиях глобального и планетарного расширения военно-силового пространства оно практически не только охватывает наземные, морские и воздушные границы стран, но и значительно выходит за их пределы. Так, подготовленная Советом НАТО концепция расширения этого военного блока одним из условий вступления в него называет соответствие военной инфраструктуры страны-претендента стандартам альянса (в пределах территориальных границ). Для выполнения подобного требования может понадобиться не менее 100 млрд долл.41

Наряду с этим новый План объединенных командований, утвержденный президентом США Дж. Бушем в апреле 2002 г. и вступивший в силу 1 октября того же года, не только изменил задачи и географические зоны ответственности объединенных командований вооруженных сил (OK BC США), но и распределил всю территорию земного шара между объединенными командованиями, поставив перед ними задачу контролировать развитие военно-стратегической обстановки и своевременно реагировать на угрозу интересам США, могущую возникнуть в любом регионе мира42.

В связи с этим определено девять объединенных командований вооруженных сил США: OK BC США в зоне Северной Америки; ОК ВС США в зоне Центральной и Южной Америки; ОК ВС США в зоне Тихого океана; OK BC США в Европейской зоне; Объединенное центральное командование ВС США в зоне бывших советских республик Центральной Азии и Ближнего Востока; Объединенное командование специальных операций; Объединенное стратегическое командование; Объединенное командование стратегических перебросок; Объединенное командование единых сил. При этом, если первым пяти объединенным командованиям определены зоны ответственности в конкретных географических районах земного шара, то последние четыре ОК. решают задачи глобального масштаба43. [c. 54]

Глобальную зону ответственности имеет Объединенное стратегическое командование ВС США. На него директивой президента страны в 2003 г. были возложены дополнительные глобальные задачи: планирования и нанесения стратегическими носителями ядерных и неядерных ударов по объектам в любой точке земного шара, координации деятельности по планированию и проведению глобальных информационных операций, а также обеспечения функционирования глобальной системы оперативного управления, связи и компьютерных систем44.

В целях “многократного повышения уровня эффективности ведения любых боевых действий” и “достижения предельно высокой интеграции частей и подразделений различных видов ВС, родов войск, различных ведомств и, вполне возможно, ВС различных стран” Министерство обороны США предполагает создать к 2020 г. Объединенные силы-2020. На первом этапе планируется создание вертикально и горизонтально интегрированной организационной структуры всех видов вооруженных сил США, на втором этапе – завершение строительства объединенных вооруженных сил США и их союзников45.

Таким образом, включением в 1998 и 1999 гг. государств Закавказья и Центральной Азии, а в 2002 г. и территории России в зону ответственности ОК ВС США в Европе, по сути, завершилось поэтапное глобальное расширение американского присутствия.

По сравнению с доктриной США 2002 г. новая Стратегия национальной безопасности от 16 марта 2006 г. свидетельствует о более жестких позициях Белого дома в отношении России. В ней подчеркивается, что укрепление отношений между двумя государствами будет зависеть не только от внешнеполитического курса Российской Федерации, но и от демократического прогресса и внутренней политики внутри страны.

В большинстве стран мира военно-силовое пространство разделено на военные округа (зоны ответственности). В Великобритании их 6, в Германии – 8, в Китае –11. Подобное [c. 55] разделение на зоны ответственности принято и в Российской Федерации. В ее военно-силовом пространстве уязвимыми в плане военной безопасности могут оказаться Западное, Южное, Дальневосточное и Северное направления46.

Произошедшее после распада СССР геополитическое сжатие России привело к сокращению на ее военно-силовом пространстве количества зон ответственности с 19 до 7 (6 военных округов и Калининградский особый район). Их прикрытие осуществляют Балтийский, Северный, Тихоокеанский и Черноморский флоты, ВВС-ПВО и группировки стратегических и космических войск47. По сути, все военные округа России превратились в первый стратегический эшелон вооруженных сил. Поэтому параметры современного мирового военно-силового пространства, место и роль его основных акторов все настоятельнее требуют наряду с созданием единой системы территориальных объединений вооруженных сил восстановить “эшелонированное размещение группировок войск и уточнить их геополитическое положение… в границах существующих экономических районов”, каждый из которых вполне “обеспечивает размещение оперативных и стратегических группировок войск, а если потребуется – организацию, подготовку и проведение крупных (фронтовых) операций”48. На заседании Совета Безопасности России 20 июня 2006 г. министр обороны РФ С.Б. Иванов отметил, что планом строительства Вооруженных сил РФ предусмотрено с 2008 по 2010 г. “формирование на постоянной основе региональных командований "Восток", "Юг" и "Запад" без упразднения военных округов”49.

В согласовании общих усилий по обустройству военно-силового пространства стран СНГ уже делаются первые знаковые шаги. Среди них восстановление единого радиолокационного поля по предупреждению об авиационном, ракетном и космическом нападении; создание единой системы [c. 56] противовоздушной обороны; формирование единых командных пунктов по родам и видам вооруженных сил и их использование при проведении совместных учений

< Назад   Вперед >
Содержание