6.2. Четвертая мировая война: ее характер и цели

Метафора "горизонтали" применительно к сути Моря, его стратегиям содержательна сразу в нескольких отношениях. "Горизонталь" означает заземленность устремлений, сосредоточенных на материальных интересах, на наживе и утрату духовного горизонта.

Крайний Север, как и крайний Юг нашей планеты, вызывают у Моря значительно меньший интерес, чем горизонталь, ведущая в направлении Евразии. Однако прямая атака на евразийский Континент длительное время была невозможна для Америки в силу географических, технологических, а главное, военно-стратегических ограничений, связанных с наличием мощных держав, держателей хартленда. Поэтому первым направлением американской экспансии явился Тихий океан.

Устремленность американских колонистов с Атлантического побережья на Запад ознаменовалась утратой континентальной культурной памяти, хранящей традиции европейской религиозной реформации и наращиванием черт пиратского типа, олицетворяемых образом "дикого Запада". Путь колонистов на дикий Запад был отмечен ослаблением социальной и культурной идей, потесненных философией социал-дарвинизма, свойственной "джентльменам удачи" (не случайно новейшая неоконсервативная волна, ознаменовавшаяся победой рыночного "либертаризма" над социал-демократическими ценностями "великого общества", сопровождалась смещением культурного и хозяйственного центра Америки с атлантического побережья к тихоокеанскому).

Таким образом, путь к Тихому океану означал укрепление пиратского архетипа в американской культуре. Символично в этой связи и то, что первой захватнической войной Америки за пределами своего континента явилась война с Испанией, призом которой стали тихоокеанские владения от Гавайских до Каролинских островов. Это стало плацдармом для броска на Дальний Восток, осуществленного в период второй мировой войны и завершившегося протекторатом над Японией, Южной Кореей, Тайванем и другими государствами тихоокеанского прибрежья Евразии. Так были созданы предпосылки реализации тактики "анаконды" — геополитического сдавливания евразийского Континента с Запада и Востока и превращение все новых и новых его территорий в подобие океанического прибрежья, контролируемого силами Моря.

Собственно, это и было ставкой "холодной войны". Победа в ней Америки предполагала превращение стран Центральной и Восточной Европы в западный морской ареал. Что касается Дальнего Востока, то здесь предполагается не столько откол новых частей евразийского материка и падение их в Море, сколько достижение полной блокады России, запираемой на Суше. Все эти цели были с лихвой достигнуты к 1991 году, который можно считать сроком окончания третьей ("холодной") мировой войны. Обретения победителей превысили самые смелые мечты. Тем не менее, как это бывает свойственно победителям, испытывающим эйфорическое состояние, они решили этими обретениями не довольствоваться. Задуман был следующий шаг — к овладению властью над всей Евразией и, следовательно, ликвидации Континента как такового. Шаг этот явно выходит за пределы целей, преследуемых в "холодной войне", и по сути означает начало новой, четвертой мировой войны, по поводу которой сохраняется неясность: будет ли она холодной или превратится в горячую.

Мы неоправданно занизили бы и свои оценки масштабов нового замысла Моря, и эвристические возможности геополитической теории, если бы посчитали, что американская "стратегия для Евразии" укладывается в схему завершившейся "холодной войны" и связанных с нею обретений победителя. То, что замыслено океаническими стратегами, сегодня выходит за рамки, очерченные "холодной войной", и требует новой мировой войны. Ситуация камуфлируется тем, что осажденная агрессором Россия пока что практически не сопротивляется, то есть не ведет войны, отступает без боя. Но поскольку теперь на карту поставлено само ее существование, а также существование других крупнейших государств Евразии, не устранив которые нельзя добиться провозглашенной цели — власти над всем Континентом, то мы вправе говорить о начале новой мировой войны. Всякая война характеризуется той или иной направленностью фронтального наступления агрессора, раскрыв которую мы получаем возможность лучше понять смысл и ход войны и прогнозировать ее последствия. Сегодня эта направленность уже не вызывает сомнений: речь идет о том, чтобы замкнуть горизонталь, прежде всего намеченную по линии двух океанов — Атлантического и Тихого, проведя ее теперь через всю континентальную Сушу. Эту линию решено провести по периметру постсоветского пространства, отторгнутого у слабого противника, руководство которого не намерено организовывать сопротивление.

Речь идет о том, чтобы рассечь евразийский Континент на горизонтали, отделив на всем протяжении его южную часть, от Черного моря до Охотского, от северной, и тем самым закрыв возможность стратегического объединения осажденного Континента и становления континентальной идентичности. Линия рассечения выглядит так: Украина — Грузия — Азербайджан — республики Средней Азии (теперь называемой Центральной) — Китай (на этом этапе приглашаемый победителями к участию в разделе) — Тихоокеанское побережье.

Цели, которыми США соблазняют своих недальновидных "содельников", ничего общего не имеют с традициями континентальной морали и культуры, с континентальным домостроительным этосом. Это откровенно пиратские цели, связанные с возможностями легкой наживы. На первом месте здесь стоит нефтяной соблазн Каспия. Каспий из континентального озера, объединяющего братские народы, на глазах превращается в пиратское море, где хищники делят свою добычу — нефть под присмотром тихоокеанского хозяина Евразии.

Мы имеем здесь дело не только с геополитической, но и социокультурной агрессией — с развращающим влиянием морского пиратского архетипа на континентальную культуру. Народы, соприкасающиеся с этой пересекающей Континент агрессивной горизонталью, соблазняют перспективой нелегкого обогащения, не связанного ни с продуктивной индустриальной экономикой, ни с потенциалом постиндустриального прорыва. Им обещают заманчивую, по меркам потребительского сознания, участь мировых спекулянтов нефтью — даровым ресурсом природы. Так трудовую мораль Континента хотят заменить спекулятивной моралью безответственных торговцев, расхищающих невосполняемые кладовые природы. Сама ценность территории превращается в спекулятивно-торгашескую. Это не ценность священной земли предков, не ценность великой культурной традиции, не ценность родного пейзажа.

Население, подобным образом относящееся к родной земле, незаметно, но быстро усваивает идеологию пиратских пришельцев, разворовывающих не ими зарытые клады. Здесь уже не понадобятся ни традиционное мусульманское благочестие, ни потенциал индустриализации, урбанизации и просвещения. Это не жизнь деятельных домостроителей, готовящих прорыв в новую производительную систему постиндустриального типа; это жизнь рантье, бездумно проедающих свою ренту.

Здесь вряд ли будет воспроизведен опыт Арабских Эмиратов, сумевших использовать нефтедоллары для коллективного национального прорыва в будущее.

Во-первых, это связано с социальной разорванностью постсоветских обществ, осуществивших не национально-демократическую, в рамках гражданского общества, а номенклатурную и номенклатурно-криминальную приватизацию.

Во-вторых, это диктует сам дух позднего модерна, характеризующегося возвратом от продуктивного к паразитарному, спекулятивно-ростовщическому капитализму, отвращающему от честного труда и добросовестного гражданского партнерства. На этой основе повторить опыт национально-демократического строительства вряд ли окажется возможным. Раскол на компрадорскую элиту, ориентированную не на собственную нацию, а на "глобальный мир", и туземную массу, спешно загоняемую в гетто,— вот общая парадигма постсоветского "либерального" строительства.

Но раз уж мы заговорили о войне — мировой войне,— то необходимо определить ближайшие и отдаленные цели противника.

Ключевыми плацдармами, которые противник захватил и во что бы то ни стало попытается удержать, являются Украина и Азербайджан. В июле 1996 года министр обороны США заявил: "Я не могу переоценить значение существования Украины как самостоятельного государства..." Как отмечает Бжезинский, "лица, формулирующие политику США... начали называть американо-украинские отношения "стратегическим партнерством"... Без Украины реставрация империи, будь то на основе СНГ или на базе евразийства, стала бы нежизнеспособным делом" Бжезинский З. Великая шахматная доска. // Международные отношения. М.: 1998. С. 137. .

На сегодняшний день Украину даже соблазняют ролью своего рода лидера, закрепляющего раскол постсоветского пространства. "В сущности, для препятствования попыткам России использовать СНГ как инструмент политической интеграции в середине 90-х годов неофициально сформировался скрыто возглавляемый Украиной блок, включающий Узбекистан, Туркменистан, Азербайджан и иногда Казахстан, Грузию и Молдову" Бжезинский З. Великая шахматная доска. // Международные отношения. М.: 1998. С. 138. .

Другим отвоеванным у России плацдармом мирового гегемонизма считается Азербайджан. Как предупреждает Бжезинский свое командование, возможное контрнаступление России в первую очередь должно быть нацелено на Азербайджан. "Азербайджан для России должен стать приоритетной целью. Его подчинение помогло бы отрезать Среднюю Азию от Запада, особенно от Турции, что еще более усилило бы мощь российских рычагов для воздействия на непокорные Узбекистан и Туркменистан. В этом плане тактическое сотрудничество с Ираном в таких противоречивых вопросах, как распределение концессий на бурение скважин на дне Каспийского моря, служит достижению важной цели: вынудить Баку отвечать желаниям Москвы. Подобострастие Азербайджана также способствовало бы упрочению доминирующих позиций России в Грузии и Армении" Там же. С. 172-173. .

Для прорыва противника вдоль рассекающей материк трансконтинентальной горизонтали особое значение приобретает и Казахстан. "Благодаря своим географическим масштабам и местоположению Казахстан защищает другие страны (Средней Азии.— А. П.) от прямого физического давления со стороны России, поскольку только он граничит с Россией... Казахстан является в регионе щитом, а Узбекистан — душой пробуждающихся национальных чувств" Там же. С. 156. .

Итак, назовем вещи своими именами. Само собой разумеется, что о настоящем суверенитете ни для одного из государств постсоветского пространства (в том числе и России) речь не идет. Речь идет о разрушении единого континентального блока, организованного по модели Просвещения (этнически нейтральный проект совместного будущего) и замене его этнической мозаикой, зависимой от заокеанского хозяина и выстраиваемой по его воле. Сегодня Россия, не принятая в "европейский дом", не может не мечтать о реинтеграции постсоветского пространства. При этом, разумеется, встает задача определить, какие именно участки его могут быстрее и естественнее срастись заново, а какие — нет. Критериями того, что здесь "естественно", а что "искусственно", могут быть и этническая близость (идея славянского единства), и общность цивилизационной традиции (православия), и геополитический континентализм (славяно-тюркский синтез евразийства).

Приходится, однако, признать, что все эти критерии не так уж хорошо работают. Этническая и конфессиональная близость не помешала Украине дистанцироваться от России, и русскоязычное население прибалтийских республик отнеслось к их выходу из Союза с позиций "позитивного нейтралитета". Известно также, что почти половину населения Казахстана (в первую очередь Северного) составляют русские, что, однако, не колеблет антироссийский "суверенитет" Казахстана, хотя и заставляет его президента кокетничать с евразийской идеей.

Иными словами, в данном вопросе социология существенно корректирует культурологию и геополитику, указывая на следующую закономерность: чем более урбанизированным, индустриализированным и развитым в квалификационно-образовательном отношении является население, тем меньшее значение для него играет этническая и конфессиональная идентичность, а большее — ценности роста, процветания и индивидуальной свободы. Именно на этом Запад выиграл первую часть своей наступательной кампании. Менее развитые окраины постсоветского пространства он соблазнил этноконфессиональными обретениями и суверенитетом, а более развитые — принятием в "европейский дом" в обмен на отказ от имперского наследия (Россия) или на дистанцирование от России (Украина).

Но кампания еще не окончена. Даже если наши компрадорские элиты "благодушно проигнорируют" беспрецедентные потери, уже понесенные Россией, противник не оставит Россию в покое, ибо в своих мироустроительных целях он выступает не в качестве либерала, склонного искать "консенсус", а в качестве радикала-экстремиста, исповедующего принцип "победитель получает все".

Следовательно, России, чтобы не исчезнуть вовсе, предстоит мобилизоваться для отпора, то есть перестать делать вид, что у нее "нет врагов" и войны против нее не ведется. А это требует стратегического анализа театра военных действий, динамики пространства, ресурсных возможностей — своих и противника. Мы уже знаем, что последнему удалось сделать: о его победах ежедневно трубят наши СМИ, на деле оказывающиеся "не нашими". Зададимся вопросом, что ему не удалось сделать и в чем он проиграл.

Главный проигрыш западного гегемонизма на сегодня состоит в том, что режимы, созданные в постсоветском пространстве по западной указке, принесли подавляющему большинству населения вместо обещанного процветания разорение, нищету, повсеместное отступление цивилизованности и образованности, свертывание программы Просвещения, в разных формах осуществляющейся в России со времен Петра I.

Новейшая либеральная модернизация, которой манили народы бывшего Советского Союза, оказалась гигантским блефом. За 300 лет существования российского западничества оно никогда еще не терпело такого идейно-пропагандистского и политического урона, какой оно понесло сегодня. Это означает, что союзники Запада в постсоветском пространстве — и в России в первую очередь — сегодня составляют меньшинство, причем худшее по своим морально-психологическим качествам, коррумпированное меньшинство. Еще недавно западники выступали в ореоле несправедливо гонимой партии, на знаменах которой гордо сверкали великие лозунги Просвещения. Сегодня они выступают в роли циничных компрадоров, защищающих не свободу и демократию, а только свои морально сомнительные привилегии и не менее сомнительные банковские счета.

Второй проигрыш противника, также имеющий стратегическое значение,— это неслыханная дискредитация его идеологии — американизированного либерализма. Дело не только в злосчастных приключениях либерального социального экспериментаторства, обернувшегося невиданными провалами и разрушениями. Еще большее значение имеет имманентная диалектика данной идеологии, на глазах у всех порывающей с великими гуманистическими традициями.

Сегодня эта идеология проповедует откровенный социал-дарвинизм, стремительно обретающий облик расизма, внешнего и внутреннего. Вместо солидарности со слабыми и потерпевшими (а их оказалось большинство!), либерализм формирует у своих адептов психологию сомнительного суперменства и веру в непогрешимость естественного рыночного отбора. Вместо гуманистического универсализма, открывающего историческую перспективу всем народам независимо от их местонахождения, этнической и конфессиональной принадлежности, новая идеология разработала сомнительную теорию перспективных и неперспективных национальных "менталитетов" и "цивилизационного" конфликта между ними. Вместо игры на повышение и апелляции к лучшим сторонам человеческой души новая идеология ведет настоящую игру на понижение, цинично реабилитируя хищнические инстинкты, не уставая при этом дискредитировать высокие мотивы под предлогом их несвоевременности и неподлинности.

Учитывая, какую роль играют идеологии в современном массовом обществе (известно, что именно идеологическое поражение коммунизма привело СССР к поражению в "холодной войне"), следует по достоинству оценить нынешние потери либеральной идеологии. Поражение либерализма на завоеванных им территориях тем более многозначительно, что он сегодня выступает не просто как одна из идеологий Запада, а как его по сути единственная идеология, очищенная от вредных социал-демократических и прочих "примесей".

Следовательно, противник уже не в состоянии вербовать на свою сторону искренних прозелитов, представляющих яркие характеры и таланты. Ему остается использовать куда более сомнительные и в долгосрочном плане неэффективные средства: подкуп и шантаж. Посредством этих средств вербуются худшие, а не лучшие; податливые, а не стойкие.

Наконец, огромное значение имеет саморазоблачение агрессора, связанное с его двойными стандартами и двойной моралью. К тем, кто еще не покорен и не разоружен, западная цивилизация обращает свой демократический фасад; к тем же, кто уже оценивается как слабый и демобилизованный, оборачивается сторонами безжалостной и циничной "rеаl роliсу".

Таким образом, на огромном континентальном пространстве, подвергшемся натиску вестернизации, уже созрели условия для огромного идейного переворота не в пользу Запада и Америки как агрессивного гегемона. Западу удалось подкупить, дезорганизовать и дезориентировать компрадорские экономические властные элиты, которые теперь, даже опамятовавшись, остаются связанными со своими иностранными "заказчиками" и уязвимыми для прямого шантажа. Но ему не удалось склонить на свою сторону массы, отрезвленные горчайшим опытом псевдореформ и катастроф. Утрата социальной базы западничества и сопутствующий этому социальный раскол несомненно может быть оценен как фактор долговременного стратегического значения, способный сыграть свою роль на начавшемся сегодня втором этапе военной кампании, ведущейся на евразийском континенте.

Какие контрудары способен нанести противник, подталкиваемый и ухудшающейся морально-психологической ситуацией, и своим гегемонистским нетерпением? Нет никакого сомнения в том, что новый удар будет сосредоточен именно против России, все еще остающейся гарантом обратимости военно-стратегической ситуации в Евразии.

Предстоящую в 2000 году президентскую кампанию в России следует оценивать не только с внутренней точки зрения, сегодня являющейся слишком узкой и даже обманчивой, а в общем контексте ведущейся мировой войны. Имеющая прямое отношение к историческим судьбам России политическая глобализация мира произошла не сегодня — она оформилась в ходе первой мировой войны. Тогда уже главный противник — Германия — выступил первооткрывателем, использующим наряду с традиционными технологиями военного поражения и более тонкие идейно-политические технологии, направленные на дезориентацию элит и формирование из них компрадорской "пятой колонны". Германия, отчаявшаяся победить Россию классическими военными средствами, прибегла к услугам компрадорских сил, желающих поражения собственного режима в войне и не постеснявшихся выбросить лозунг "главный враг — в своей собственной стране". Эффективность приема "пятой колонны" была тем выше, чем искреннее и воодушевленнее выступали члены этой колонны — фанатичные прозелиты нового великого учения, пришедшего именно из страны-агрессора — Германии.

Тесно связанные между собой мировая война и мировая социалистическая революция были явлениями глобального мира. Не будь войны, не было бы и победоносной большевистской революции в России. Не будь поражения Германии в ноябре 1918 года, Россия, захваченная красными компрадорами, не смогла бы обрести независимость и вернуть захваченные Германией земли.

Ситуация повторяется и сегодня. На этот раз США, выступающие для наших правых западников в качестве союзника и гегемона мировой либеральной революции, навязали России свой "Брестский мир", по своей тяжести несравненно превышающий тот, что был навязан Германией и подписан красными компрадорами в марте 1918-го. Последние объявили патриотизм проявлением белогвардейщины и объявили о решимости навсегда изгнать из лексикона все слова и понятия так или иначе с ним связанные. Сегодня ситуация повторяется на удивление точно.

Подобно большевикам, ставящим интересы мировой пролетарской революции несравненно выше национальных интересов России, ее целостности и независимости, современные либералы также ставят интересы "мировой демократии" заведомо выше национальных интересов, суверенитета и целостности России. Но дело не ограничивается одной только идеологической стороной. Речь идет о конкретных интересах шайки приватизаторов, собственность которых заведомо не является легитимной и функционирует к тому же по контрпродуктивной спекулятивно-ростовщической и компрадорской модели. По свидетельству бывшего председателя Госкомимущества РФ В. П. Полеванова, приватизация проводилась по модели номенклатурного спецраспределительства и ничего общего не имела с демократическими принципами гласности, открытости и честной соревновательности.

В странах Восточной Европы ваучеры с самого начала были именными, в них закладывалась реальная, а не символическая стоимость имущества. У нас же в стране "вершились как бы две приватизации одновременно: одна — символическая, для большинства; другая — реальная, для узкого круга" Распродажа. // Труд, 14.10.98. . Реальная цена ваучера как одной стопятидесятимиллионной части той половины государственной собственности, которая в конце 1992 года была пущена на распродажу, составляла два миллиона рублей в ценах того времени. Вместо этого массовый ваучер был оценен в 10 тысяч рублей — чуть более двух долларов. К тому же население постарались не допустить до участия в приватизации с помощью еще одного приема: сначала были отпущены цены и тем самым развязана гиперинфляция, мгновенно опустошившая многолетние сбережения населения, и только после этого была объявлена приватизация.

Таким образом, с самого начала она носила классовый характер, превратившись в монополию номенклатурно-мафиозного альянса. Но одновременно она носила и компрадорский характер. Уже на первом ее этапе 500 крупнейших предприятий России суммарной стоимостью не менее двухсот миллиардов долларов были проданы фактически за бесценок (примерно за 7,2 млрд. долларов) и оказались в основном в руках иностранных компаний или подставных структур. 77 таких предприятий были проданы в металлургии, 85 — в машиностроении, 66 — в нефтегазовой отрасли, 65 — в химической промышленности. Все они относятся к объектам стратегического, а в ряде случаев и прямого военного назначения.

Например, около 30% акций Московского электродного завода, куда была передана площадка НИИ "Графит", производящая стратегический графит для военного ракетостроения, принадлежит подставной российской фирме "Гриникс", средства которой предоставил американский гражданин Д. Хейм, связанный со спецслужбами этой страны. В результате НИИ "Графит" под давлением американской стороны отказался принимать заказ Военно-космических сил России и начал производство изделий по американским заказам, связанным с технологией "Стеллс". Бред?

Нет, обычная российская приватизация. Американские фирмы "Боинг" и "Сикорский" с использованием печально знаменитых АО "МММ" и "Садко-аркада" скупили на чековых аукционах 28% акций вертолетного завода Миля... Представляете, что предприняли бы госдепартамент США и ФБР, если бы наши попытались завладеть контрольным пакетом "Сикорского" или "Боинга"? Распродажа. // Труд, 14.10.98.

Словом, мы можем говорить о настоящем антинациональном стратегическом альянсе между компрадорской "элитой" криминально-номенклатурных приватизаторов и штабистами современного мирового гегемонизма, оказывающими ей всемирную поддержку. И чем больше разочарований у российского населения вызывали так называемые реформаторы, тем эже их социальная база и тем принудительное для них оказывается связь с внешними силами, дающими им поддержку и обещающими известные "гарантии" на случай вынужденного бегства из страны.

Для того чтобы подготовить свое сознание к прогностическим озарениям, достаточно следовать уже сложившейся предельно жесткой логике обстоятельств:

1) Проигрывать выборы и очистить место для патриотических сил компрадорам нельзя — их вероятнее всего ожидает не только экспроприация награбленного имущества, но и законное возмездие.

2) Выиграть выборы они не могут — даже с учетом всего арсенала властного и финансового давления, имеющегося в их распоряжении.

Итак, демократические выборы они выиграть не могут, но выиграть гражданскую войну в состоянии. К этому компрадорский режим давно готовился; достаточно сказать, что службы охраны порядка, вместе со службой безопасности и частной военизированной спецохраны, уже сегодня количественно значительно превышают численность российской армии, не говоря уже о преимуществах материально-технического обеспечения и довольствия. Сопоставление состояния армии, призванной защищать отечество от внешнего врага, с состоянием подразделений, призванных защищать номенклатурно-криминальный альянс от гнева народа, показывает, что старый принцип российского "идейного" компрадорства — "главный враг — в своей собственной стране" взят на вооружение и действует.

Парадокс пресловутых "демократов" заключается в том, что по собственным демократическим критериям, связанным с политическим суверенитетом народа и его свободным волеизъявлением, их политический потенциал сегодня совершенно ничтожен. Но по тоталитарному счету, основывающемуся на соотношении физических сил, на потенциале государственного насилия над народом, их возможности нужно признать весьма и весьма внушительными. Это может послужить опасному соблазну: на основе спланированной цепи провокаций развязать гражданскую войну, победить в ней и в итоге этой победы создать новый однопартийный режим. К такому решению компрадоров могут подталкивать их заокеанские покровители, рассчитывающие, что новой гражданской войны Россия не переживет и развалится на отдельные куски, прибрать к рукам которые уже не составит особого труда.

Как не учитывать тот факт, что в современном геополитическом процессе, идущем под знаком необъявленной глобальной войны, задействованы поистине сильные чувства: на одной стороне (мирового гегемона) — неслыханная похоть глобальной власти, на другой стороне (компрадоров) — неслыханная алчность и смертельный страх. Но если потенциал режима компрадорской олигархии в России следует оценивать не только на основе внутриполитических факторов, но и в глобальном контексте логики современной мировой войны, то и перспективу народно-демократического сопротивления этому режиму также следует рассматривать в этом контексте.

Внутренние и внешние контрнаступления органически связаны друг с другом. Это означает, что сопротивление компрадорской олигархии в России является всего лишь частью мирового глобального процесса, связанного с планетарным сопротивлением гегемонизму, с новым политическим подъемом Востока и Юга, с процессами консолидации сил социальной демократии, борющейся с человеконенавистничеством нового социал-дарвинизма. Учитывая, что социальный процесс сегодня развивается под влиянием такого мощного катализатора, каким является необъявленная четвертая мировая война, консолидация сил сопротивления мировому захватчику и гегемонисту будет развертываться вдоль определенной геополитической оси, которую сегодня предстоит определить со стратегической точностью.

Такой осью, по-нашему мнению, является континентальная вертикаль Россия — Индия. Стратегическое назначение данной вертикали — не дать замкнуться "кольцу анаконды", сжимающемуся вдоль вышеочерченной геополитической горизонтали, рассечь горизонталь!

Что, собственно, поставлено на карту? Сегодня произошло многозначительное размежевание Континента, ничего общего не имеющее с теорией "конфликта цивилизации": на одной стороне — этноцентристские силы, ориентированные на образование мелких "самостоятельных" государств, на самом деле предопределенных быть марионетками и пособниками США в их стремлении к полному господству в Евразии. На другой стороне — крупные государства, олицетворяющие не только независимость Континента и его сопротивление гегемонизму США, но и поддерживающие практики Просвещения — массовую демократию равенства, основанную на единых больших экономических, политико-правовых и информационно-образовательных пространствах.

Так называемая демократическая идеология, ратующая за развал "империи", на самом деле игнорирует главное обстоятельство: развал крупных суперэтнических государств в Евразии означает капитуляцию этого континента перед США. Именно здесь, а не в демократических мотивациях посттоталитарных движений кроется все дело. Посттоталитарные этносуверенитеты вовсе не являются демократическими. Их идеологией является агрессивный и узколобый национализм, уводящий далеко назад по сравнению с "советской империей", в сторону от идеалов Просвещения. Если мы не осмеливаемся раскрыть для себя этот парадокс, состоящий в том, что тоталитаризм был по-своему демократичен (созидал демократию равенства с ее высокой социальной мобильностью и открытостью, с ее установками на массовое просвещение как средство модернизации — тогда как посттоталитарный национализм глубоко антидемократичен, селективен, закрыт для массовой мобильности и других практик Просвещения), то мы ничего не поймем в политической драматургии ближайшего будущего.

Сегодня на Континенте существуют не более 6—7 держав, актуально или потенциально враждебных замыслам США прибрать к рукам эту общую родину народов. В первую очередь это Россия, Китай, Индия и Иран; в определенной степени сюда можно отнести Францию, претендующую на роль лидера в самостоятельной Западной Европе. Далее идут две страны, пребывающие в пограничной ситуации — Германия на Западе и Япония на Востоке. Обе они в свое время подписали безоговорочную капитуляцию и в результате согласились на американский протекторат. Сегодня они уже начинают им тяготиться, но еще не ясно, что для них перспективнее: попытаться разделить плоды нынешней победы США в "холодной войне" и их последующей геополитической экспансии в Евразии — или дистанцироваться от них и воскресить свою антиатлантическую идентичность (центральноевропейскую для Германии, азиатскую — для Японии).

Не случайно главным объектом политической опеки Америки выступают эти страны. Поощряя Германию к экспансии на Восток, США превращают ее в заложницу своей тотальной геополитической авантюры в Евразии; в союзника, скованного воинской дисциплиной.

Превратить Европу в плацдарм американского наступления на Евразию — значит "повязать" ее совместным риском и совместной судьбой. Бжезинский говорит об этом с предельной откровенностью. "Реальными альтернативами на ближайшее одно — два десятилетия является либо расширяющаяся (курсив мой.— А. П.) и объединяющаяся Европа... либо Европа в состоянии пата, которая не пойдет много дальше своего нынешнего состояния интеграции и пределов географического пространства, и, как вероятное продолжение пата, постепенно дробящаяся Европа, где возобновится старое соперничество держав" Бжезинский З. Указ. соч. С. 95. .

Итак, продвижение НАТО на Восток — это совершенно новый тип и способ объединения Европы, ничего общего не имеющий ни с демократической идеологией, ни с экономическим утилитаризмом, как это было прежде. Речь идет об объединении Европы по законам войны, которую сегодня ведут США за подчинение Евразии и где им нужны высокодисциплинированные, милитаристски связанные подручные. Ясно, что все это означает формирование качественно нового климата в Европе, ничего общего не имеющего с либерально-демократическими установками и ожиданиями.

Дисциплинировать атлантизм ценой вовлечения его в сверхрискованную мировую авантюру — значит изменить все прежние установки демилитаризированного модерна, которыми в послевоенные десятилетия так гордилась Европа. США планируют при этом поручить Германии роль наиболее заинтересованного и потому решительного союзника в совместном наступлении на Евразию, даже ценой того, что при этом ставится под угрозу вся столь долго и трудно выстраивавшаяся послевоенная идентичность Германии. Если прежде США опирались на европейских союзников с целью демилитаризации и демократизации Германии, то теперь они пытаются опереться на Германию с целью ремилитаризации Европы, превращенной в плацдарм для наступления на евроазиатский Континент. Совместное американо-германское давление будет особенно необходимым для того, чтобы добиться обязательного единодушного согласия всех членов НАТО; и ни один из последних не сможет отказаться, если США и Германия будут этого вместе добиваться.

Итак, нам уже вполне ясны ставки тотального наступления США — полное господство в Евразии, а значит и в мире в целом (еще X. Макиндер подчеркивал: "Тот, кто контролирует Восточную Европу, доминирует над хартлендом; тот, кто доминирует над хартлендом, доминирует над миром"). Но необходимо понять, что цена, которую за это предстоит уплатить человечеству,— это не только "чисто политическое" подчинение господству США, но и полная капитуляция гуманизма и Просвещения, новые сумерки мира.

И дело не только в том, что новый глобальный геополитический подход вольно или невольно означает новую милитаризацию сознания, культуры и всей общественной жизни и перечеркивание либерально-демократических достижений послевоенного атлантизма. Дело и в том, что сами практики европейского модерна под влиянием американского новейшего "великого учения" и неоконсервативной волны претерпели разительную деформацию. Сегодня американский либертаризм, навязывающий в форме "рыночной модели" социал-дарвинистскую модель естественного отбора, означает наступление на социальные достижения мировой цивилизации. Нахлынувшая из англо-американского мира неоконсервативная волна грозит смыть ценнейшие завоевания человечества, связанные с цивилизаторскими практиками социального государства, которому удалось в значительной мере обуздать и социализировать маргинала культуры и морали — алчного буржуа — и заставить его нести издержки по сохранению и развитию человеческого капитала.

Либеральный "секвестр" отмечает контрнаступление социально безответственного буржуазного пиратства, тяготящегося возложенной на него государством социальной ответственностью. Этот секвестр грозит редукцией образования, науки, культуры, социальных гарантий — всего того, с чем был связан социальный проект модерна и его миссия, обращенная к непредпринимательскому большинству населения. Американский либеральный проект для Евразии, навязанный США как победителем в "холодной войне", оказался ликвидаторским в двояком смысле.

Во-первых, миссионеры "великого учения" спровоцировали такие "реформы", в результате которых была демонтирована социоинформационная инфраструктура, связанная с развитием человеческого фактора и поддерживающая просвещенческие практики на Континенте. Направленный против нее тотальный секвестр быстро отбросил народы бывшего "второго мира" в "третий мир".

Во-вторых, злонамеренное поощрение этносуверенитетов в Евразии, осуществляемое США по принципу "дроби, разделяй и властвуй", привело к нарушению одного из ведущих принципов Просвещения — приоритета единых больших пространств над затхлыми малыми, огражденными от универсалий модерна всякого рода архаическими перегородками. Наблюдается недвусмысленная корреляция: чем быстрее идет процесс формирования новых этносуверенитететов — тем быстрее множатся депрессивные регионы, отступают практики Просвещения, демонтируются достижения модерна, связанные с массовым образовательно-квалификационным ростом, социальной мобильностью и социальными гарантиями.

Уход новых этнократических государств из объятий "империи" на самом деле означает не самостоятельность, а подчинение новому хозяину, который в отличие от держателей евразийских "империй" отнюдь не готов разделять с ними общую историческую судьбу и поощрять их развитие. Союз новых компрадорских элит с силами заокеанского гегемонизма фактически заключен против интересов собственных народов, отбрасываемых из Просвещения в варварство, из модерна — в архаику. Но чтобы оценить эти издержки "американизации" по достоинству, надо мыслить в духе вертикали, а не горизонтали. Горизонталь Запад — Восток искушает народы не только соблазнами вестернизации, но и провокационными заигрываниями с племенной архаикой, называемой культурной самобытностью и даже цивилизационной идентичностью.

На самом деле мы здесь имеем дело с манипулятивными технологиями обработки массового сознания, имеющими целью заставить народы примириться с неслыханными экспроприациями и социальными потерями во имя "самостийности". Не заметить этих потерь или примириться с ними современное цивилизованное сознание не может. Поэтому новые псевдоэлиты не останавливаются перед тем, чтобы заменить такой тип сознания агрессивной племенной архаикой, питающейся не вдохновениями Просвещения, а сомнительными чувствами ненависти, зависти, мести, натужного величия и идолопоклонства. Континенту нужен какой-то мощный рычаг, посредством которого можно было бы выровнять наметившийся опаснейший крен нашего бытия и преодолеть инволюционные тенденции.

Встает жесткая дилемма: либо всеобщий континентальный пожар, раздуваемый заинтересованными внешними силами, опирающимися на теорию "конфликта цивилизации"; либо консолидация Континента на основе нового проекта, объединяющего цели освободительной войны с целями новой социальной революции. Континентальная вертикаль означает объединение социальной революции обездоленного Юга с просвещенческой альтернативой индоевропеизма, олицетворяемого осью Россия — Индия и опирающегося на блестящее цивилизационно-культурное наследие мировых регионов к ним примыкающих и тяготеющих.

Заокеанский соискатель мировой гегемонии более всего на свете заинтересован в том, чтобы предотвратить процесс консолидации евразийского Континента на основе общего сопротивления и общей новой исторической идеи. Вот почему он полон решимости раздробить континентальные "империи" одну за другой и на их месте рассыпать мозаику самостийничества, погрязающего в нескончаемых распрях. Не случайно, что именно то пространство, которое отделяет Россию от западной части Индийского океана, от Индии, сегодня в состоянии повышенной нестабильности.

В этом пространстве, вероятнее всего, и столкнется энергетика разрывающей Континент Горизонтали с консолидирующей энергетикой Вертикали. Границы этого пространства "проходят через Крым в Черном море прямо на восток вдоль новых южных границ России, идет по границе с китайской провинцией Синьцзян, затем спускается вниз к Индийскому океану, оттуда идет на запад к Красному морю, затем поднимается на север к восточной части Средиземного моря и вновь возвращается к Крыму; там проживает около 400 млн. человек приблизительно в 25 странах, почти все из них как в этническом плане, так и в религиозном являются разнородными, и практически ни одна из этих стран не являются политически стабильной" Бжезинский З. Указ. соч. С. 69. .

Эти разрывы континентальной ткани, связанные с поощряемыми извне противостояниями и амбициями, невозможно срастить, не противопоставив провокационной доктрине "конфликта цивилизаций" мощный интеграционный проект. Такой проект, с одной стороны, носит стратегический, военно-политический характер, связанный с борьбой за независимость Континента, а с другой — опорой ему будет служить альтернативный проект модернизации, связанный не с разрушительной концепцией естественного рыночного отбора, а с великими принципами социальной солидарности.

Лейтмотив континентальной вертикали — солидарность. Это и патриотическая солидарность защитников Континента от глобального пиратства, и социальная солидарность тех, кому новое американское "великое учение" отказало в исторической перспективе под предлогом рыночной неприспособленности. Альтернативный континентальный проект сочетает богатство культурно-цивилизационной памяти с мощным проективным импульсом, обращенным в совместное будущее. Наиболее перспективное сочетание этих моментов обещает новая индоевропейская идея.

Для того чтобы хотя бы в общих контурах прозреть ее содержание, необходимо определить ту нагрузку, которая на нее выпадает уже сегодня. Мир, контуры которого уже сегодня начинают выступать несомненно, характеризуется новой биполярностью. Беспочвенной ныне выглядит благодушная концепция полицентричного мира; ибо там, где на одной стороне выступает претендент на мировое господство, а на другой — сторонники полицентризма, мы можем констатировать либо непростительную беспечность последних, либо откровенное капитулянтство.

Но и доктрину агрессора — однополярный мир — надо признать иллюзией, вызванной эйфорией нежданной победы. На самом деле мировая гегемония не может не вызвать,— если человечество еще сохранило пассионарную жизнеспособность — консолидацию народов, готовящих отпор гегемонизму. Этот отпор нельзя осуществить, если силы Континента будут разобщены,— что собственно и составляет главную задачу американской доктрины для Евразии. Биполярный мир диктуется самим характером уже оформившегося вызова: по большому историческому счету ни той ни другой стороне отступать уже некуда.

Следовательно, грядущая континентальная идея должна содержать потенциал консолидации Континента и выступить в значении мобилизующей идеи. Ясно, что ни концепция полицентричного мира, ни концепция "конфликта цивилизаций" не могут быть приняты — они работают на руку силам агрессивного гегемонизма и могут быть оценены как формы осуществления принципа "разделяй и властвуй". Если нам ясно, что только объединенный консолидированный Континент может расстроить миропотрясательные замыслы Моря, нам не менее ясно и то, что должны быть выработаны критерии противопоставления двух мировых сил. Это может показаться шокирующим тому типу сознания, для которого сохраняет свою убедительность либеральная критика конфронтационного мышления.

Но нам сегодня, после продвижения НАТО на восток и объявления планов господства США над Евразией, уже вполне ясно, что эта критика строилась на манипулятивной системе "двойных стандартов". Она требовала устранить конфронтационность чужого мышления, оставляя за собой право возродить ее в полном объеме, как только представится возможность. Сегодня, когда силы Континента оказались ослабленными и распыленными, такая возможность представилась.

Ясно и то, что консолидация Континента не может носить чисто внешнеполитический характер. Ведь и американский либерализм пришел в Евразию не как внешнеполитическая доктрина, предназначенная обеспечить "разрядку". Такое видение осталось в прошлом, как характеристика периода "разрядки". Со второй половины 80-х годов либерализм у нас заявляет о себе как тотальная системообразующая доктрина, требующая не просто перемен во внешних отношениях с Западом, но тотальной перестройки нас самих по американскому образцу.

Попытки такой перестройки оказались поистине плачевными: едва ли не все постсоветское пространство лежит в развалинах. Исключения, пожалуй, составляют две страны — Белоруссия и Узбекистан. Именно эти республики отвергли либеральную концепцию социально-экономического строительства, основанного на уходе государства, безудержной приватизации и открытости внешнему миру. Результат: только их экономики уцелели после разгрома, только в их пространстве не имеет место деиндустриализация и скольжение в "третий" и "четвертый мир". В масштабе бывшего "второго мира" аналогичное исключение составляет Китай — на тех же самых основаниях. Это недвусмысленная дифференциация стран Континента на "либерализированную" и "нелиберализированную" части — при том, что именно первая находится в состоянии предельной расстроенности и деградации, а вторая сохраняет жизнеспособность — свидетельствует о дилемме: либо Евразия выработает для себя свою континентальную модель развития альтернативную американизму, либо ее ждут тотальный развал и деморализация.

Не случайно именно Белоруссия сегодня оказалась живым объектом дестабилизирующих технологий. Узбекистан не подвергается пока что аналогичному давлению, потому что его мощь гегемонисты надеются использовать в антироссийских целях. А пророссийски, солидаристски настроенная Белоруссия сегодня не только оценивается как препятствие для продвижения НАТО к стенам Смоленска, но и как возможный альтернативный вариант компрадорским силам на президентских выборах 2000 года в России. Очень возможно, что эта дата сегодня в некоторых враждебных Континенту мозговых "лабораториях" и "трестах" определена как срок, к которому надо осуществить демонтаж нынешнего режима в Белоруссии.

Наряду с задачами внутренней консолидации, связанными с выстраиванием особой континентальной идентичности перед лицом агрессии Моря, необходим и убедительный проект совместного постиндустриального будущего. Если импортированные либеральные практики дали несомненный эффект тотальной деиндустриализации, то альтернативная континентальная идея должна содержать достижительную установку действительной постиндустриализации.

Мы уже говорили о том, что в своем нынешнем "либеральном" варианте концепция постиндустриализма с одной стороны оказалась фальшивой, ибо никакой реальной альтернативы экономически разрушительному индустриализму либерализм не дал, а с другой — чревата откатом от продуктивной экономики к новому господству ростовщичества. Сегодня формационная перспектива Запада оказалась поколебленной в самом главном: ведущие страны-гегемоны, вместо того чтобы указывать человечеству путь вперед, оказались инициаторами неожиданной и обескураживающей инволюции — возврату от капитализма "веберовского" типа к старой спекулятивно-ростовщической модели.

Следовательно, перед Континентом стоит грандиозная задача: не только защитить свое индустриально-просвещенческое наследие и свое право на развитие от расистско-редукционистских "рекомендаций" мирового либерализма, отводящего Континенту роль поставщика сырья и обслуги для "золотого миллиарда", но и преградить дорогу разрушительным инволюционным тенденциям, идущим от "штабной" финансовой экономики. Континенту предстоит свою освободительную борьбу с агрессией Моря превратить в социальную революцию или новый формационный сдвиг, связанный со всемирно-историческим переходом от экономического к постэкономическому обществу

< Назад   Вперед >
Содержание