А. Шопенгауэр: О самом себе
А. Шопенгауэр: Новые паралипомены
§ 629
Спиноза умер 21 февраля 1677; я
родился 22 февраля 1788 г., - следовательно, ровно 111 лет спустя после его
смерти, т.е. через 100 лет + 1/10 их + 1/10 этой десятой; или прибавьте единицу
к каждой цифре дня его смерти (поскольку это возможно в данном тысячелетии), и
вы получите день моего рождения. It's very odd [1]. Пифагор сказал бы по этому
поводу...
1 Это поистине необычайно
(англ.).
§ 630
Под моими руками или,
правильнее, в моей душе вырастает некое творение, некая философия, которая этику
и метафизику должна сочетать в одно, между тем как до сих пор их разделяли, как
неправильно разделяют человека на душу и тело. Творение это растет, постепенно и
медленно слагается, как дитя в утробе матери; я не знаю, что возникло раньше и
что позднее - как у дитяти в утробе матери. Я замечаю один член, один сосуд,
один орган за другим, т.е. я записываю свои мысли, не заботясь о том, насколько
они подойдут к целому, ибо я знаю, что все возникло у меня из единой основы. Так
созидается некое органическое целое, а лишь такое может жить. Те, кто полагает,
что надо только каким-нибудь образом натянуть известную нить, как основу, и
затем приплетать к ней другие, одну за другой, в стройном и строгом порядке,
пока в качестве высшего завершения из одной тощей нити, петелька за петелькой,
не свяжется чулок, - как это делал Фихте (сравнение принадлежит Якоби), - те,
кто так полагает, ошибаются.
Я, вот таким, каким я здесь
сижу и каким знают меня друзья мои, я не понимаю, как возникло мое творение -
подобно матери, которая не понимает, как возникло ее дитя в ее утробе. Я смотрю
на него и говорю, как мать: "благословен плод чрева моего". Душа моя берет свое
питание из мира с помощью рассудка и органов чувств; это питание дает моему
творению некое тело, и тем не менее я не знаю, как и почему оно возникло у меня,
а не у других людей, которые получают, однако, то же питание. Случай, повелитель
нашего чувственного мира! Дай мне пожить и иметь покой еще немного лет! Ибо я
люблю мое творение, как мать любит свое дитя; а когда оно созреет и родится в
мире, тогда воспользуйся твоим правом на меня и возьми лихву за отсрочку. Если
же я погибну раньше в это железное время - о, пусть тогда эти незрелые зачатки,
эти мои этюды будут даны миру, как они есть и что они есть: может быть, явится
когда-нибудь родственный дух, который сумеет сложить разрозненные члены и
восстановить античное.
§ 631
Недавно Гёте рассказывал мне,
что при дворе герцогини Амалии он дал придворным сыграть многие из своих тогда
только что написанных вещей, но так, что ни один из участников не знал ничего из
пьесы, кроме собственной роли, и в целом пьеса была неизвестна никому; оттого
при исполнении она была новостью и для исполнителей. - Наша жизнь разве не такая
же комедия? Философ - это тот, кто охотно берет на себя роль статиста, лишь бы
иметь возможность тем лучше наблюдать за общей связью жизненной пьесы.
§ 632
Мое мышление в словах, т.е. в
понятиях, т.е. деятельность моего разума, представляет для моей философии не что
иное, как то, чем для живописца является его техника, живописание в собственном
смысле, эта conditio sine qua поп. Но моментом истинно философского, истинно
художественного творчества являются те мгновения, когда я с помощью рассудка и
органов чувств чисто объективно вглядываюсь в мир. Эти мгновения совсем
непреднамеренны, непроизвольны: они представляют собою то, что дано мне, мое
собственное, то, что делает меня философом; в эти мгновения я постигаю сущность
мира, не зная в то же время, что я ее постигаю; результат их часто лишь
значительно позднее, по воспоминанию, слабо воспроизводится в понятиях и таким
путем закрепляется надолго.
§ 633
Ты, мой друг, не забывай
никогда, что ты - философ, призванный к этому природой и ни к чему иному.
Поэтому не ходи никогда по стопам филистеров; ибо, если бы ты даже захотел стать
им, ты никогда не мог бы этого сделать и остался бы только полуфилистером,
неудавшимся созданием.
Филистер растворяется в жизни;
ему поэтому хорошо в ней, он не хочет выходить за ее пределы, да и не может,
если бы даже хотел.
Философа жизнь далеко не
удовлетворяет, он не хочет чувствовать себя в ней хорошо и не может, если бы
даже хотел: он отказывается от нее, пропускает случай заполучить для себя ее
выгоды, удаляется от нее, чтобы обозреть ее издалека и в целом, чтобы отобразить
ее; так развертывает он свои силы, и это - лучшая часть его жизни. Что касается
его личности, то она протягивает данное отображение, говоря: "Такова вещь,
которой я не хотел".
§ 634
Я почти всегда чувствую себя
среди людей так, как чувствовал себя Иисус из Назарета, когда он взывал к своим
ученикам, которые все спали.
§ 635
Моя жизнь в действительном мире
- это горько-сладкий напиток. А именно, она представляет собою, как мое
существование вообще, постоянное приобретение знаний, возрастание мыслей и моего
отношения к нему. Сущность моих познаний - печального и подавляющего характера;
но форма познания вообще, возрастание мыслей, проникновение в истину -
безусловно отрадного свойства, и так они своеобразно примешивают все время свою
сладость к той горечи.
§ 636
Была попытка уразуметь
последование поступка из соответствующего мотива, как последование действия - из
причины [1]; точно так же хотели понять животную жизнь из электричества и
химизма, а последний, в свою очередь, из механизма, т.е. всегда более близкое -
из более далекого, непосредственное - из косвенного, сильные проявления - из
слабых, внутренняя сущность - из явления. Я избираю противоположный путь: из
того, как мотив движет твою волю, ты должен понять, как причина движет действие,
из движений твоего тела, вызываемых мотивами (vulgo - произвольных), - движения
немотивированные (органические, растительные), из последних - живую природу,
химизм, механизм и из действия мотивов - действие причин, т.е. из
непосредственного - косвенное, из близкого - далекое, из совершенного -
несовершенное, из вещи в себе, воли, - явление.
1 А так как это не удалось, то
его, это первое последование приняли за нечто toto genere отличное, за свободную
волю.
В этом - настоящая
оригинальность моего учения, вследствие чего оно и стоит в решительном
противоречии со всеми прежними попытками и в корне меняет самый метод
исследования. Не вещь в себе надо объяснять из явления - что всегда обречено на
неудачу, а, наоборот, явление - из вещи в себе. Ты из себя должен понять природу
(???), а не себя из природы. Это - мой революционный принцип.
§ 637
Как после каждого важного
открытия умалители находят, что оно имелось уже в прежних сочинениях, так следы
моего учения встречаются почти во всех философских системах всех времен - не
только в Ведах, у Платона и Канта, в живой материи Бруно, Глиссона и Спинозы и в
дремлющих монадах Лейбница, но и решительно во всех философских системах,
древнейших и новейших, - но только всегда в самых разнообразных одеяниях и
сплетениях, с абсурдами [1], которые бросаются в глаза, и в самых причудливых
формах, в которых их можно распознать - стоит лишь их поискать. Мне это кажется
совершенно подобным тому, как во всех животных находят тип человека, но странно
обезображенный, незаконченный, то хилый, то чудовищный, то как грубую попытку,
то как карикатуру. Высокомерность этого сравнения является лишь королларием к
тому высокомерию, которое заключается вообще в том, что предлагаешь новую
философскую систему: ведь этим самым объявляешь все прежние попытки
неудавшимися, а свою - удавшейся; кто же думает иначе и тем не менее хочет
навязать миру новую систему, тот непременно - шарлатан. В философии до сих пор
дело происходило, как на аукционах, где всякий, кто говорит последним, этим
самым уничтожает значение всего сказанного раньше.
1 Абсурд заключается в
следующих положениях:
Материя состоит из монад, т.е.
из познающих субъектов.
Грубая материя живет, а так как
жизнь обозначает органичность, то приписывать жизнь грубой материи
противоречиво.
Мир - протяжение и мышление.
И тем не менее такие положения
выставлялись превосходящими умами, и другие одобряли их, в то время как толпа
смеялась над абсурдностью этих принципов. Это потому, что те великие умы узнали
истину интуитивным путем, но не могли выразить ее чисто и изолированно и оттого
произвели ее на свет вме ;те с шлаком абсурдности.
Я, впрочем, сознаюсь, что я не
думаю, чтобы мое учение могло когда-нибудь возникнуть, прежде чем Упанишады,
Платон и Кант могли одновременно бросить свои лучи в дух одного человека. Но
правда и то, что, как говорит Дидро, здесь стояло много колонн, и солнце озаряло
все, но звучала одна только колонна Мемнона ("Племянник Рамо").
§ 638
Всю мою философию можно
формулировать в одном выражении: мир - это самопознание воли.
§ 639
Близкие знакомые часто
становятся и бывают для меня чужды, а чужие часто - близки, и я говорю с ними со
всеми одним и тем же языком, в то время как другие делают в этом отношении
большие различия, - это, собственно, потому, что я стою от всех так далеко, что
различие между случайно внешне близким и далеким исчезает для меня, подобно тому
как стояние Земли на ее орбите, т.е. ее параллакс, не производит никакого
изменения в кажущемся стоянии неподвижных звезд.
§ 640
Если бы я только мог отделаться
от иллюзии: смотреть на отродье жаб и ехидн как на равных мне! Это мне очень
помогло бы.
§ 641
Мой век - не сфера моей
деятельности, а только почва, на которой стоит моя физическая личность; но
последняя представляет собою лишь очень незначительную часть всей моей личности.
Эту почзу она разделяет со многими, для которых она, почва, служит сферой
деятельности. Поэтому я предоставляю им заботу и борьбу за последнюю.
§ 642
Холодность и невнимание, с
каким меня встретили, могли бы, пожалуй, смутить меня во всем том, к чему я
когда-либо стремился, и в самом себе; но, к счастью, я слышал одновременно, как
труба славы возгласила прекрасным и даже вершиной человеческой мудрости
совершенно ничтожное, явно дурное и бессмысленное, и вот я тотчас же нашелся и
совершенно успокоился, так как на мне оправдалось то, что сказал Байрон (letters
II, 260): As to success, those who succeed will console me for a failure [1].
Иначе говоря:
Ich sah des
Ruhmes heil'ge Kranze
Auf der
gemeinen Stirn entweiht [2].
1 А что касается успеха!.. Те,
кто преуспел, утешают меня в моей неудаче (англ.).
2 Я видел священные венцы славы
оскверненными на пошлом челе (нем.).
§ 643
Статья Хр. Як. Крауза "De
paradoxo edi interdum ab nomine actiones voluntarias, ipso non invito solum,
verum adeo reluctante", 1781, находящаяся в пятом томе его "Разных сочинений",
Кенигсберг, 1812, показывает, особенно в первом отделе, с. 513-520, - что до
меня [3] решительно не умели ясно различать и обособлять друг от друга ощущение
органов чувств, воззрение в рассудке, понятие разума, представителя понятий в
фантазии, аффект и страсть в воле: Крауз намечает все это, но не попадает на
верные различения и приходит к совершенно абсурдным положениям, как на с. 514: "intelligimus
voces, пес tamen ideae iis significatae animo observantur" и с 515: "illud
intelligere absque idea".
3 Пользуясь этим случаем, я
добавлю, что из отсутствия известной истины у какого-нибудь ученого и толкового
писателя-специалиста можно с достаточной уверенностью заключить, что она вообще
еще не высказана; ибо как бы там ни было, а все истинное встречает тотчас же
значительный отголосок, так что стоит истину услышать, как нельзя уже
удержаться, чтобы о ней при подходящем случае не упомянуть хотя бы как о
гипотезе.
Лишь в этом смысле данная
статья и представляет для меня интерес.
В том же томе, с. 253-283, мы
находим очень сухое и плоское изложение этики стоицизма; вот подходящий пример к
уяснению того, какое представление имели об этом еще незадолго до меня и как
мало проникали в суть дела.
§ 644
В "Entwurf der nothwendigen
Vernunftwahrheiten" вольфианца [1] Хр. А. Крузия, 1745, 4 изд., 1766, - очерк,
который представляет собою законченную метафизику, встречаются две истины,
которые не были услышаны и которые я должен был открыть во второй раз [2]:
1 Или, правильнее, - противника
Вольфа. С. A. Crusius, diss. de usu et limitibus rationis sufficientis, 1752;
по-немецки - 1766. - С. A. Crusius "Weg zur Gewissheit und Zuverassigkeit der
menschlichen Erkenntnisz" (Логика), 1747.
2 Pereant,
qui ante nos nostra dixerunt. Donatus.
1) Что есть некое
"экзистенциальное основание", отличное от причины, которая всегда касается
возникновения, наприм., Z треугольника, А, поскольку они определяют стороны;
согласно этому, он делит основания на идеальные и реальные, а последние - на
причины в собственном смысле и экзистенциальные основания.
(Entwurf der
nothwendigen etc. S. 454.)
2) Что самое высокое и самое
существенное в человеке совсем не рассудок, а воля: рассудок, по его мнению,
существует только ради воли - и все это обстоятельно изложено, и приведены
доказательства. В самом деле, очень интересно, что из всех философов всех времен
Крузий - единственный, который до меня в известной степени познал эту великую
истину. Все же другие говорят все время о духе, или о душе, или о я как о чем-то
неделимом, неразложимом; поэтому и кажется всегда странным, что пантеисты из них
приписывают этот дух или душу растениям или даже существам неорганическим, у
которых отсутствие познания очевидно. Иначе будет обстоять дело, если мы выделим
волю. Разложение духа или я на две совершенно различные части: на нечто
первичное, существенное, волю, и нечто вторичное, интеллект, - является основным
принципом и основной заслугой моей философии и основным отличием ее от всех
остальных.
§ 645
Вольфианец Андрей Рюдигер так
проникся мыслью о явном полном различии познания от хотения, что принимает для
обоих в человеке две совершенно различные субстанции, и согласно этому человек,
по его мнению, состоит из трех частей: mens, anima et corpus. Anima он называет
по преимуществу волю, mens - интеллект. Animae, или воле, он приписывает не
только мускульное движение, но и формацию плода (как Сталь), затем - все то, что
в человеке и животных представляет инстинкт, всякий дар предвидения, причем
последний он понимает под именем sensus veritatis in voluntate.
(См.
его lib. IV, de sensu veri et f aisi, dissertatio
prooemi-alis, и phisica divina lib. I, c.4.)
Рюдигер был современником Сталя;
поэтому и трудно решить, у кого первого появилась эта мысль: anima struit corpus.
§ 646
Фихте и Шеллинг заключаются во
мне, но я не в них, т.е. то немногое истинное, что есть в их учениях, находится
в том, что сказал я.
§ 647
По поводу оспариваемой новизны
основных мыслей, на последней странице Principes de philosophie zooloque Жоффруа
Сент-Плера имеется одно верное и превосходное место, которое следует сравнить с
Пролегоменами Канта, р. 32.
§ 648
Что представляет собою
величайшее наслаждение, какое только возможно для человека? - "Интуитивное
познание истины". - Правильность этого ответа не возбуждает ни малейшего
сомнения.
§ 649
My greatest
enjoyments are those of my own mind to wich, for me, no others are comparable,
whatever they might be. Therefore if I possess myself. I have every thing,
having the main-point: but if I do not possess myself, I have nothing, whatever
other things I might possess.
Hor. epist.
1.10.10, p. 243.
It is far
otherwise with ordinary men: they borrow their enjoyments from without, and are
rich or poor according to their share of them. Consequently my main-object in
life must always be the free possession of myself, implying free leisure,
health, tranquillity of mind and those comforts I am accustomed to, and the lack
of which would disturb me. It is clear that all this might be equally impaired
by the possession of too many exterior things, as by having too little of them.
Ilor. ibid. v. 11. 12. A certain instinct rather than distinct notions of all
this, and my good genius, have always led me to pursue and conserve that free
possession of myself, and to care little for all the rest. - But now I must do
with the full consciousness befitting my age, what heretofore I did by mere
instinct [1].
Conf. ???, p. 11.
1 Мои величайшие радости - это
те, которые идут из моей же души, и для меня ничто другое не может с ними
сравниться. Поэтому, коль скоро я обладаю самим собою, я имею все, ибо у меня
есть главное; если же я не обладаю собою, я не имею ничего, сколько бы других
вещей ни было в моем обладании.
Далеко не так обстоит дело с
заурядными людьми: они берут свои радости извне, и они богаты или бедны, смотря
по тому, сколько таких радостей выпадает на их долю. Итак, главное в жизни - это
всегда было для меня свободное обладание самим собою, включая сюда свободный
досуг, здоровье, спокойствие духа и те удобства, к которым я привык и отсутствие
которых меня бы расстроило. Ясно, что все эти блага одинаково могут быть
уничтожены и тогда, когда мы обладаем очень многими внешними вещами, и тогда,
когда у нас их очень мало. Скорее известный инстинкт, чем ясное понимание всего
этого, а также мой добрый гений всегда побуждали меня осуществлять и блюсти это
свободное обладание самим собою и очень мало заботиться обо всем остальном.
Но то, что раньше я делал чисто
инстинктивно, теперь я должен делать с полным сознанием, приличествующим моему
возрасту (англ).
§ 650
Моей величайшей славой было бы,
если бы обо мне когда-нибудь сказали, что я решил ту загадку, которую загадал
Кант.
§ 651
Жизнь идет быстро, а ваше
понимание медлительно; поэтому я не дождусь моей славы и не получу моей награды.
§ 652
Что гарантирует мне
подлинность, а с нею и непроходимость моего философского учения, это - то, что я
вовсе его не сделал, а оно сделалось само. Оно возникло во мне безо всякой
помощи с моей стороны, в моменты, когда всякое хотение во мне как бы погружалось
в глубокий сон и когда интеллект, освобожденный от своего господина и потому
незанятый, отдавался самому себе, воспринимал интуиции реального мира и ставил
их в параллель с мышлением, точно играя соединял их вместе, причем воля моя даже
нисколько не касалась этого дела, и все происходило безо всякого с моей стороны
содействия, совершенно само собой. А вместе с хотением исчезала и уничтожалась
также и всякая индивидуальность; поэтому мой индивидуум совсем не участвовал в
этом процессе, а это была сама интуиция, чистая и сама по себе, т.е. чисто
объективное воззрение или сам объективный мир, который в чистой форме и сам
собой претворялся в понятия. Интуиция и понятие - обе избрали мою голову ареной
для этой операции, потому что голова моя была пригодна для такой цели. Что
исходило не от индивидуума, то и принадлежит не одному индивидууму: оно
принадлежит только познаваемому и только познающему миру, только интеллекту, а
этот последний по своим свойствам (но не по степени) - один и тот же во всех
индивидуумах; следовательно, все это должно встретить когда-нибудь себе
признание у всех индивидуумов.
Только то, что являлось мне в
такие моменты освобожденного от воли познания, я записывал как простой зритель и
свидетель, и только этим пользовался я для своего творения. Это гарантирует
подлинность его и позволяет мне не сбиваться с пути, несмотря на отсутствие
всякого участия и всякого признания.
§ 653
Объекты для духа - только то,
что плектрон для лиры. - В те моменты, когда мой дух достигал своей
кульминационной точки и в силу благоприятных обстоятельств наступал тот час, в
который мозг мой проявлял свое высшее напряжение, тогда, все равно на какой бы
предмет ни падали мои взоры, последний вещал мне свои откровения, и предо мною
развертывалась вереница мыслей, достойная того, чтобы их записать - и я
действительно их записывал.
Теперь, когда я стар, che va
mancando l'entusiasmo celeste, может случиться, что я буду стоять перед Мадонной
Рафаэля и она не скажет мне ничего. Плектрон - это объекты; лира - это дух.
Недавно, находясь в светлой комнате, где было много предметов и несколько людей,
я думал; то, что делает эту комнату такой светлой, это не свет - это головы и
глаза людей; ибо головной мозг - вот что разостлало пространство, фиксировало
его границы, вложило в него предметы, - словом, делает видимым все целое. Свет -
только повод, без которого, правда, ничего подобного не могло бы возникнуть, -
как без искры, которая должна попасть на затравку, даже тяжелым боевым снарядом
заряженная и исправная пушка не произведет никакого опустошения. Свет, объекты -
это только плектрон; дух - это лира.
§ 654
Были жалобы на то, что моя
философия печальна и безотрадна; но ведь нет ничего безотраднее учения о том,
что небо и земля, а следовательно, и человек созданы из ничего, ибо в таком
случае следует, как ночь за днем, то, что он обращается в ничто, когда умирает
на наших глазах. Наоборот, учение о том, что человек не сотворен из ничего,
является началом и основой всяческого утешения.
§ 655
Масштаб для моего духа надо
брать из тех фактов, что я в объяснении совершенно специальных феноменов
соревнуюсь с великими людьми: в теории цветов - с Ньютоном и Гёте, в объяснении
того, почему Лаокоон не кричит, - с Винкельманом, Лессингом, Гёте, между прочим
- с Гиртом, Ферновым, в объяснении смешного - с Кантом и Жан Полем.
§ 656
На 17-м году моей жизни, безо
всякой школьной учености, я был так же охвачен чувством мировой скорби, как
Будда в своей юности, когда он узрел недуги, старость, страдание и смерть.
Истина, которая громко и ясно говорила из мира, скоро преодолела и мне внушенные
еврейские догмы, и в результате у меня получился вывод, что этот мир не мог быть
делом некоего всеблагого существа, а несомненно - дело какого-то дьявола,
который воззвал к бытию твари для того, чтобы насладиться созерцанием их мук; на
это указывали все данные, и вера, что это так, взяла у меня верх. Во всяком
случае, человеческое бытие гласит о предназначенности страдания; это бытие
глубоко погружено в страдание, не может избыть его; самое течение и исход бытия
безусловно трагичны: невозможно отрицать в этом известной преднамеренности. Но
ведь страдание представляет собой ???, суррогат добродетели и святости;
просветленные им, мы достигаем в конце концов отрицания воли к жизни,
возвращаемся с ложного пути, приходим к спасению; именно потому та таинственная
власть, которая правит нашей судьбой, в народной вере мифически олицетворяемая
как провидение, позаботилась бесспорно о том, чтобы причинять нам страдания за
страданиями. Вот отчего моему молодому взору, совершенно одностороннему, но,
насколько он видел, правильному, мир предстал как создание дьявола. Но сама по
себе эта таинственная власть и всемогущество - наша собственная воля, в той
стадии, которая не входит в наше сознание, как я это изложил подробно; а
страдание, конечно, представляет собою прежде всего цель жизни - так, как если
бы оно было дело какого-нибудь дьявола; но эта цель не последняя: она сама -
средство, средство благодати, и как таковое оно, страдание, нами самими
приспособлено к нашему истинному и высшему благу.
§ 657
Уже много лет назад я записал
[1], что в основе деятельности каждого гения лежит врожденный искусственный
прием, можно сказать - известная уловка, которая представляет собою тайную
причину всех его созданий и выражение которой отпечатывается на его лице.
1 (Лист X, Веймар, 1814):
Пользуясь недостойным способом выражения, можно сказать: у всякого человека,
одаренного гениальностью, есть только одна уловка, которая зато уже принадлежит
исключительно ему и которую он пускает в ход в каждом из своих созданий, но
только всякий раз - в ином применении. Так как эта уловка свойственна
исключительно ему, то он совершенно оригинален, и так как эта уловка может быть
преподана другому не непосредственно, а только косвенно, т.е. путем
художественных произведений, далее - не в целом и абстрактном виде, а только в
отдельных образцах, то ему нечего бояться, что кто-нибудь усвоит себе эту уловку
или что он, гений, исчерпает себя (покуда он остается гениальным, т.е. покуда
обладает этой уловкой).
Она представляет собою лишь как
бы прореху в покрывале природы, сверхчеловеческую частичку ь человеке. Она,
решительно, - фокус всех произведений каждого данного гения. Она светится из его
глаз, как гениальная индивидуальность.
Эта уловка, этот прием, для
его, гения, рефлектированного сознания (т.е. для его разума) представляется
такой же загадкой, как и для всех других.
Моя уловка состоит в том, что я
внезапно и в тот же момент обливаю живейшую интуицию или глубочайшее ощущение,
когда благоприятный час порождает их, самой холодной, абстрактной рефлексией и
благодаря этому сохраняю их затем в застывшем состоянии. Иначе говоря - высокая
степень сознательности.
§ 658
Когда у меня нет ничего такого,
что меня бы страшило, то меня страшит именно это; ибо у меня тогда появляется
такое чувство, будто все-таки есть что-то такое, что от меня остается лишь
сокрытым. Misera conditio nostra.
См.
Бэкон. De Deo Pan, in sapientia veterum.
§ 659
Люди чувствуют себя часто
настолько оскорбленными одним-единственным словом, одним выражением лица, одним
противоречием, что никогда не прощают этого и из дружбы делают вражду; мне это
совершенно непонятно. И оттого мне непрерывно приходится прощать такие выражения
лица, такие слова, мнения, противоречия всякого рода, которые возмущают меня до
глубины моей души, - так, как это упомянутым выше людям совершенно неведомо.
§ 660
Я иногда говорю с людьми так,
как ребенок со своей куклой: дитя, правда, знает, что кукла не поймет его речей,
но все-таки создает себе путем приятного сознательного самообмана радость
общения.
§ 661
Пренебрежение, которое я
встретил в обществе, и предпочтение, которое там отдавали предо мной заурядным,
плоским, убогим людям, сбивало меня в юности с толку, и я не знал, как думать о
себе, пока наконец в возрасте 26 лет, я не прочел Гельвеция и не понял тогда,
что их соединяла однородность, а меня от них отделяла разнородность, что плоский
и низменный человек подходит к плоскому и низменному, а всякое превосходство
встречает к себе ненависть. То же самое мне встретилось и в философской
литературе, где по существу это явление объясняется точно таким же образом, как
это я с каждым годом вижу все яснее и яснее. Здесь, как и там, нелепое, дурное,
плоское, абсурдное подходит к обыденным головам и им сродни; а настоящее,
выдающееся, необыкновенное, именно потому, что оно таково, не может встретить у
них одобрения: оно совершенно разнородно с ними; к тому же превосходство
вызывает к себе ненависть и страх. Гельвеций: il n'y a que l'esprit qui sente
l'esprit; mais les gens ordinaires ont un instinct prompt et sur, pour connaitre
et pour fuir les gens d'esprit; Шанфор: la sottise ne serait pas tout-a-fait la
sottise, si elle ne craignait pas l'esprit (t. IV, p. 58); и Лихтенберг:
существуют люди, для которых человек с головой более ненавистен, чем самый
отъявленный негодяй (sic fere); отсюда: "избегать, бояться и ненавидеть". -
Таковы те ощущения, которые вызывает в них всякий талант.
Причина того, что я в обоих
случаях на некоторое время усомнился в самом себе, лежала в том, что у меня не
было понятия о всем страшном убожестве людей; да я и не мог еще иметь его, так
как a priori оно не было мне дано, a posteroiri же оно могло прийти только путем
опыта - а он именно таков, каким я его здесь излагаю.
В обоих случаях я от времени до
времени получал утешение в высокой похвале, более того, - в обожании со стороны
отдельных лиц, и оно тем резче оттенялось общим пренебрежением. Это помогало мне
ориентироваться.
§ 662
Пошлость - это клей, который
цементирует людей. У кого его мало, тот отпадает. Когда в молодые годы мне
пришлось испытать это впервые на себе, я не знал еще, чего же мне, собственно,
недостает.
§ 663
Главным образом то заперло
двери перед моей философией, что я пренебрег воспользоваться тем лозунгом,
который давно потерял свое значение, но, в качестве дани государствующей
религии, должен быть провозглашен всякой философией, притязающей на кафедру.
§ 664
Всякое сочувствие публики легко
действует как помеха: порицание может дать повод слабым характерам к ложной
уступчивости, сильным - к ложному преувеличению своей оппозиционности. Похвала
еще опаснее, так как она соблазняет нас придавать вес суждению хвалящего и мы
уже приноравливаемся к тому, чтобы сохранить достигнутое, часто лживое,
одобрение путем угодничества.
Меня оберегло от обеих
опасностей полное невнимание со стороны моих современников. Я мог без всякой
помехи любить свое дело только ради него самого, бескорыстно продолжать и
совершенствовать его, держась в стороне от всяких внешних влияний, и мои
современники оставались мне чужды, как я им.
§ 665
Вмешиваться в философские споры
моего времени мне так же не приходит в голову, как не приходит в голову
спуститься на улицу к дерущейся черни и принять участие в общей свалке.
§ 666
Познавательная форма
причинности весьма пригодна для того, чтобы понять все вещи в мире, но не самое
существование мира.
Выражаясь объективно: у всякой
вещи в мире есть причина (потому что она в силу известной перемены есть то, что
она есть); но у самого мира ее нет, ибо закон причинности существует и погибает
вместе с ним.
Это - главный результат хорошо
понятой философии Канта - но он еще не пробил себе пути: они все еще говорят о
каком-то основании мира, чтобы не сказать о причине; мой трактат они оставили
без внимания, более того - даже все мое творение они оставили втуне, между тем
как ничтожное и дурное пользовалось у них успехом. И все потому, что им хочется
теизма, теизма [1]. Они хотят, чтобы им рассказывали о Господе Боге. А так как
мне нечего было сообщить о нем, то мне надо ждать потомства: это одно составляет
причину невнимания, honc illae lacrimae! Я держался истины, а не Господа Бога.
Он же помогает своим. - При этом еще у них все дело только в слове; ибо они
мирятся и с пантеизмом.
1 Но здесь истина не может вам
служить; теизма должны вы искать у лжи.
§ 667
Они кричат о меланхолическом и
безотрадном характере моей философии; но это объясняется исключительно тем, что
я вместо того, чтобы выдумывать в качестве эквивалента их грехов некий будущий
ад, показал, что там, где есть грехи, в мире, есть уже и нечто похожее на ад.
§ 668
Полное невнимание, которое
встретило себе мое творение, доказывает, что либо я не достоин был своего века,
либо наоборот. В обоих случаях это значит теперь: the rest is silence.
§ 669
Даже простой теизм заключает
уже от существования мира к его прежнему небытию, т.е. понимает мир как нечто
случайное, т.е. как нечто такое, что одинаково могло бы и не быть, как нечто
такое, что представляется или даже может быть понято как нечто, что, собственно,
не должно было бы быть.
Согласно моей философии,
великое преимущество которой составляет полная имманентность (в
противоположность трансцендентности) и полное отсутствие всего мистического,
всяких ипостасей и всякого исторического понимания мира, - согласно моей
философии, этот мир представляет собою явление утверждения воли к жизни -
явление, которое имеет свою противоположность в отрицании ее - и наступление
этого отрицания положит миру конец.
§ 670
Без сомнения, большинство
заключает от незначительного внимания, которое нашла себе моя философия, к
отсутствию в ней ценности. Но она не могла бы не возбудить при своем появлении
большого интереса и не пользоваться затем все возрастающим одобрением, если бы
были люди, которые искали бы истины; но те, кто в настоящее время занимается
философией, ищут только ее профессур, а к последним моя философия была бы ложным
путем, так как она совсем не рассчитывала на то, чтобы служить опорой любезного
христианства - наоборот, она такой расчет, как нечто чуждое ее целям, оставляет
совершенно в стороне. Ах, до какой степени она отстала в этом пункте
сравнительно с гегелевщиной, которая заявляет, что она прямо-таки тождественна с
христианством и представляет собою лишь несколько иначе разработанное
христианство! А мне это напоминает кандидата в пьесе "Прямая линия - кратчайшее
расстояние", который, недолго думая, готов тут же на месте жениться на вдове
умершего пастора...
Дайте же бедным молодым людям
кусок хлеба, чтобы они не грязнили философии своим поденным трудом ради
заработка. Ведь все идет так, как если бы мы жили в первом, а не в последнем
столетии христианства. Но вы, кафедральные герои, вы, философы преходящего дня и
одураченной толпы, - вы можете обходить меня молчанием! Потомство не обойдет
меня молчанием. Когда вымрут ваши низкие заговоры и умолкнут те гимны, которые
вы попеременно поете друг другу, - тогда будет применяться совершенно иной
масштаб значительного и незначительного, чем в настоящее ничтожное время.
Конечно, главная причина пренебрежения, которое встречает моя философия,
заключается в том, что именно в мое время на месте философии и мышления была
поставлена умопомрачающая протестантско-иезуитская официальная лжемудрость,
приспособленная к тому, чтобы одурачивать умы, - беспримерная низость
гегелевщины.
§ 671
К такому произведению, как мое,
для того чтобы читатель мог не отказать ему в одобрении, должна присоединяться и
авторитетность; ведь наугад он последнего не применяет, а чтобы самому понять,
где оно заслуженно, для этого ему недостает способности суждения.
§ 672
Профессора философии говорят с
большим уважением о таких людях и книгах, которые этого явно не заслуживают,
потому что они очень нуждаются во взаимности такой эвфемии; мне же последняя не
нужна, поэтому я все буду называть своим именем.
§ 673
I stood
among them but not of them [1].
1 Я был среди них, но не с ними
(англ.).
§ 674
Одобрение со стороны
современной философской публики не может иметь для меня никакой цены; ибо эта
публика показала, что у нее нет никакого чутья к настоящему, действительно
хорошему, глубоко продуманному и что, наоборот, ей представляется важным и
нравится дурное, раздутое, показное, более того - совершенно бессмысленное,
пачкотня Гегеля. Как же может радовать меня одобрение такой публики? В моих
глазах оно имеет такую же цену, как, говоря словами Гагедорна, если "мне
поклонится жид и улыбнется продажная женщина".
§ 675
Я решился испортить коммерцию и
кредит жалким горе-философам, которые философствуют по дудке правительств.
§ 676
Министры просвещения не могли
воспользоваться мною, и я благодарю небо, что я не таков, какой им был бы нужен.
Собственно, они могут пользоваться только такими, которые дают собою
пользоваться.
§ 677
Все ученые в Европе, так или
иначе зависящие от государства, составили тайный заговор в пользу теизма, т.е.
они тщательно подавляют всякую истину, которая может быть неблагоприятна для
последнего, и притом - со страхом и тщательностью, которые порождает нечистая
совесть. Так как у меня подобного усердия нет и нет пощады для таких низменных
поступков и уважения перед этими пустыми головами, то государство и не может
воздать мне никакой почести. Ибо
Sie thaten
gern grosse Manner verehren,
Wenn solche
nur auch zugleich Lumpen waren [1].
1 Они охотно почитали бы
великих людей, если бы последние были в то же время и прощелыгами (нем.).
§ 678
Я хотел бы, чтобы философы,
которые придают добрым делам такую большую, более того - исключительную ценность
и считают их высшей целью человека, все-таки спросили себя по совести, не лежит
ли в основе этой столь моральной догмы их какое-нибудь своекорыстное намерение?
Не пугает ли их, например, втихомолку та опасность, которая угрожала бы миру,
если бы добрые дела перестали обладать высшей ценностью, и, следовательно, не
ратуют ли они в своей борьбе за добрые дела не столько ради вечного
благоденствия людей, сколько ради временного? Дело в том, что моя философия -
единственная, которая выходит в этике за рамки добрых дел и знает нечто высшее,
а именно - аскетизм. Добрые дела сводятся к уравнению своего и чужого блага, а
иногда и к предпочтению чужого блага собственному. Они поэтому сплошь
относительны; ибо внимание ко благу других модифицирует наше хотение блага
собственного. А каким образом это должно оказывать глубочайшее влияние на наше
существование и на существование мира - это остается таинственным, не поддается
разгадке.
§ 679
Изо всех прежних философских
этик совершенно невозможно было вывести аскетическую тенденцию христианства
(собственно, потому, что все философы были оптимисты). И вот, если христианство
не заключает в себе ложного воззрения, а, как это очевидно, представляет самую
лучшую этику, то это указывает на некое ложное воззрение во всех прежних
философских этиках, а это ложное воззрение - оптимизм.
§ 680
Если я горжусь полной новизной
моего учения, то это объясняется только тем, что я глубочайшим образом убежден в
его истинности.
§ 681
Мои произведения состоят сплошь
из статей, где меня заполоняла какая-нибудь мысль, которую я хотел, ради нее
самой, зафиксировать путем записи; вот из какого материала создавались они, при
малой затрате извести и цемента. Вот почему они и не пусты и не скучны, как
произведения людей, которые садятся и пишут книгу по принятому плану, страницу
за страницей.
§ 682
Natura nihil agit frustra;
почему же она дала мне так много мыслей, и притом глубоких мыслей, если им не
суждено встретить себе сочувствия среди людей?
§ 683
Публика, состоящая из моих
современников, слишком велика для меня, если я буду обращаться ко всем, и
слишком мала, если я буду обращаться к тем, кто меня понимает.
§ 684
Я хорошо знаю, что всякий
мыслящий человек считает свое время за самое жалкое; но я должен сознаться, что
от этой иллюзии я не свободен.
§ 685
Мой век и я не подходим друг к
другу - это во всяком случае ясно. Но кто из нас выиграет процесс перед судом
потомства?
§ 686
С государями все обращаются с
самого детства и в продолжение всей жизни так, как если бы они действительно
были сверхчеловеческими существами: по необходимости они должны в конце концов
сами этому поверить - отчего у них и возникает известная неизгладимая
самоуверенность властелина, которая никогда не покидает их. Я и родственные мне
натуры встречаем с детства и в продолжение всей жизни такое обращение с собой со
стороны всех, как если бы мы были их ровней - пусть даже в действительности на
нас так не смотрят; оттого мы этому и вынуждаемся поверить, хотя бы в конце
концов и сознавали всю разницу между собою и другими. Но это сознание приходит к
нам так поздно, при таком ежечасном противодействии и в такой тайне, что мы
редко или никогда не достигаем того выдающегося положения, которое нам подобает
и которое Грациан выразил словами: todos sus dichos у hechos van rebestidos de
una singular, transcendental magestad.
§ 687
Все те дни, в ночь на которые я
недостаточно высыпался, надо вычеркнуть из моей жизни; ибо тогда я был не я.
§ 688
Параболическое
Кошечки играют бумажными
шариками, которые им бросают; они катят их, гонятся за ними, двигают их лапками
и т.д., потому что они принимают их за нечто себе подобное, нечто живое. Когда
же кошечка подрастет, иллюзия исчезнет и кошечка уже больше не станет играть
шариками, так как знает, что они не то же, что она, - кошечка оставляет их в
покое. - Кто не понимает этого сравнения, тот пусть обратится за объяснениями к
Тимону Афинскому.
§ 689
У немецкой публики есть
какое-то химическое сродство со всем бездарным; оттого она прилежно читала
господ Фриза, Гегеля, Круга, Гербарта, Залата etc. etc., меня же не тронула.
386
§ 690
Я приподнял покрывало истины
выше, чем кто-либо из смертных до меня. Но хотел бы я видеть того, кто мог бы
похвалиться, что у него были более ничтожные современники, чем у меня.
§ 691
Среди ничтожеств извольте быть
скромным и притворяться, что смотришь и на себя как на ничтожество. Это было бы
им весьма на руку. Но! Quos ego... [1]
§ 692
Мои современники путем Полного
пренебрежения и невнимания к моим трудам и путем одновременного прославления
посредственностей и бездарностей сделали все возможное, чтобы заставить меня
усомниться в самом себе. К счастью, это им не удалось - иначе я перестал бы
работать так, как я должен был бы, если бы мне надо было своими работами
одновременно зарабатывать себе и на жизнь.
§ 693
Немецкое отечество не воспитало
во мне патриота. Хвалить немцев? Для этого потребовалось бы больше любви к
отечеству, чем вправе требовать от меня после того жребия, какой выпал на мою
долю.
§ 694
Судьба моей философии и судьба
гётевского учения о цветах доказывают, какой жалкий и постыдный, дух царит в
немецкой ученой республике.
§ 695
Прошу господ профессоров не
утруждать себя больше: я сам прямо говорю, как бы это ни удивляло их, что я не
вижу своего призвания в том, чтобы под фирмой философии обучать жидовской
мифологии.
И если бы вы еще хоть сто лет
рассказывали те же самые историйки, разве это подвигнуло бы вас хоть на один шаг
вперед?
§ 696
"Но ведь евреи - избранный
народ Божий". - Может быть, но о вкусах не спорят: не мой они избранный народ.
Quid multa? [1] Евреи - избранный народ своего бога, а он - избранный бог своего
народа: ну и никого больше это не касается.
1 Чего же больше? (лат.) -
Примеч. сост.
§ 697
Я должен откровенно сознаться:
вид всякого животного дает мне непосредственную радость, и у меня при этом
становится теплее на сердце; больше же всего радует меня вид собак, а затем и
всех свободных животных, птиц, насекомых - вообще всех тварей. Наоборот, вид
людей возбуждает во мне почти всегда решительное отвращение; ибо он сплошь да
рядом, за редкими исключениями, являет самое отталкивающее безобразие во всех
его отношениях и формах: физическое безобразие, моральный отпечаток низких
страстей и презренных вожделений, признаки глупости, интеллектуальных
извращенностей и ограниченностей всякого рода и всякой величины, наконец, -
грязные следы отвратительных привычек; вот почему я отворачиваюсь ото всего
этого и бегу к растительной природе, радуясь, когда мне встречаются животные.
Говорите что хотите: воля на высшей ступени своей объективации дает совсем не
привлекательное, а отвратительное зрелище. Ведь уже белый цвет лица
противоестествен, а облачение всего тела в одежды - печальная необходимость
севера - обезображение.
§ 698
Часть публики, вероятно,
заметила, как профессора философии и их собратья бросают в меня грязью и камнями
и при этом, в слабости своего рассудка, не предвидят, что и то и другое вернется
на их собственную голову. Я, со своей стороны, смотрю на это как человек,
который, витая высоко над землей в аэростате, смотрит в телескоп на усилия
уличных мальчишек, которые руки себе вывертывают, чтобы забросить в него камнем;
и публика, со своей стороны, уже, конечно, заметила, что цель их - выбить из рук
хорошее и всучить дурное.
§ 699
Этим господам хотелось бы,
чтобы я церемонился с ними - но я не намерен делать этого; ибо у меня нет к ним
большего уважения, чем они заслуживают.
§ 700
Что в скором времени мое тело
станут точить черви, это мысль, которую я могу вынести; но что профессора
философии проделают то же самое с моей философией - вот что приводит меня в
содрогание.
§ 701
Моя философия в пределах
человеческого познания вообще представляет собою действительное решение мировой
загадки. В этом смысле она может назваться откровением. Вдохновлена она духом
истины; в четвертой книге [1] есть даже такие параграфы, на которые можно
смотреть как на внушенные святым духом.
1 Имеется в виду четвертая
книга "О мире как воле" главного труда А. Шопенгауэра "Мир как воля и
представление". - Примеч. сост.
§ 702
Что истина звучит в ваших ушах
чуждо, это, конечно, нехорошо; но это не может служить для меня руководящей
нитью.
§ 703
Во всех явлениях отдельные люди
во все времена чувствовали истину, она находила себе выражение в отдельных
изречениях, пока она не была понята мною в своей общей связи.