Тоталитарные режимы

Термин «тоталитаризм» происходит от позднелатинского слова «totalitas», означающего «цельность», «полнота». Он возник и получил распространение в 20—30-е годы и использовался для обозначения политических систем в фашистской Италии, нацистской Германии и большевистском СССР. Одним из первых этот термин использовал итальянский автор левой ориентации Дж.Амендола, который в своей речи 20 марта 1924 г. заявил, что фашизм, как и коммунизм, представляет собой «тоталитарную реакцию на либерализм и демократию». А в либеральном журнале «Ринашита либерале» от 5 января 1925 г. выборы, состоявшиеся в Италии в апреле 1924 г., были охарактеризованы как «totalitare e liberticide» (тоталитарные и губительные для свободы). Чуть позже в том же году официальный фашистский теоретик Дж.Джентиле говорил о фашизме как о «тотальной концепции жизни». Часто использовал этот термин Б.Муссолини, который называл свой режим не иначе как «lo stato totalitario» (тоталитарное государство). Что касается А.Гитлера и его приспешников, то они, во всяком случае первоначально, при характеристике своего режима предпочитали использовать термин «авторитарный».
Тем не менее в «Энциклопедии социальных наук» (1933) этого термина нет. Дополнительный том «Оксфордского словаря английского языка» (1933) впервые использует слово «тоталитарный» из апрельского номера журнала «Контемпорари ревью» (1928), где, в частности, говорилось: «фашизм отрицает, что он выполняет свои функции как тоталитарный режим и вступает в избирательную сферу на равных со своими противниками». Постепенно в демократических странах Запада этот термин получает все более широкое применение для обозначения сначала фашистских режимов в Италии и Германии, а затем и большевистского режима в Советском Союзе.
Впервые этот термин был применен в отношении к СССР, по-видимому, в ноябре 1929 г. английской газетой «Тайме», которая в одной из своих передовых статей писала о «реакции против парламентаризма в пользу "тоталитарного" или унитарного государства как фашистского, так и коммунистического». Нападение же гитлеровской Германии на СССР и вступление последнего во Вторую мировую войну заставили западных авторов несколько смягчить свои оценки советского режима и направить острие своей критики главным образом против фашизма и нацизма. Во время войны «тоталитаризм» служил для них в качестве обобщающего понятия для характеристики фашистского и национал-социалистического режимов и их разграничения от советского социализма. После войны, особенно с началом холодной войны на Западе коммунизм снова стали рассматривать как разновидность тотальной идеологии, а советское государство — как тоталитарный режим.
Ныне в серьезной научной литературе большинство авторов придерживается тезиса, согласно которому в политической системе тоталитарного типа выделяются фашистский и национал-социалистический режимы в Италии и Германии на правом фланге идейно-политического спектра и большевистский в СССР — на его левом фланге. При этом необходимо отметить, что тоталитаризм отнюдь не является неким монолитом, между его отдельными режимами имелись существенные различия.
Такие различия прослеживаются как между большевизмом и фашизмом, так и внутри последнего. Так, фашистский режим в Италии руководствовался теорией верховенства государства, а национал-социалистический — теорией верховенства нации или нации-государства. Итальянский режим отличался стремлением сохранить традиционные структуры, показателем чего служат, например, так называемые Латеранские соглашения (1929), заключенные между Б.Муссолини и Ватиканом и регулировавшие отношения между католической церковью и фашистским режимом. Для режима Муссолини были характерны меньшая концентрация и абсолютизация власти. Наряду с фашистской партией значительным влиянием в стране продолжали пользоваться военные, аристократия, церковь, государственная бюрократия. Продолжал функционировать, правда, чисто формально сенат. Парадокс состоит в том, что Италия оставалась монархией. Муссолини время от времени направлял отчеты королю Виктору Эммануилу III. Итальянский фашизм отличался также меньшей, чем в Германии, интенсивностью террора и репрессий.
Учитывая эти факторы, можно утверждать, что сущностные характеристики правой разновидности тоталитаризма в наиболее завершенной форме воплотились в германском национал-социализме. Для нас, россиян, более актуален и в то же время болезнен вопрос о соотношении большевизма и национал-социализма. Но тем не менее этот вопрос существует, и его нельзя игнорировать, ибо историю своей родины со всеми ее достижениями, неудачами и зигзагами нужно знать, чтобы извлечь из нее соответствующие уроки.
Многие авторы уже в 20—30-е годы отмечали определенные черты сходства в методах политической борьбы, захвата и реализации власти фашистов и большевиков. При всей сложности и спорности этой проблемы приходится констатировать, что фашизм и большевизм имеют точки как соприкосновения концептуального и типологического характера, так и расхождения.
При традиционной типологизации фашизм и марксизм-ленинизм располагаются по двум крайним полюсам идейно-политического спектра. Не случайно они вели между собой борьбу не на жизнь, а на смерть. В этом контексте бросается в глаза изначальная несовместимость их идеологий. И здесь достаточно упомянуть такие дихотомические пары, как интернационализм-национализм, теория классовой борьбы — национально-расовая идея, материализм-идеализм, с помощью которых определяется противостояние марксизма-ленинизма и фашизма. Если в марксизме-ленинизме в качестве главного теоретического и аналитического инструмента трактовки мировой истории брался класс, то в фашизме в качестве такового служила нация. Первый отдавал моральный и теоретический приоритет концепции класса, а второй — концепции нации и даже расы. В результате место марксистских понятий «прибавочная стоимость» и «классовая борьба» в национал-социализме заняли понятия «кровь» и «раса». Если марксизм-ленинизм придерживался материалистической (а зачастую экономико-детерминистской) интерпретации истории, то для фашизма с этой точки зрения характерны антиматериализм, иррационализм, мистицизм и убеждение в том, что духовные начала, честь, слава и престиж составляют могущественные цели и мотивы человеческого поведения.
Фашисты и национал-социалисты, как в теории, так и на практике, придавая решающую роль политике и идеологии, сохранили частную собственность на средства производства и рыночные механизмы функционирования экономики. Большевики же, которые в теории определяющую роль отводили базису или экономике, пошли по пути полного обобществления средств производства. Если большевики уничтожили рынок, то национал-социалисты его оседлали, приручили. Если Гитлер считал более важным социализировать прежде всего человека, то большевики пошли по пути социализации сначала экономики, а потом уже человека.
Если национал-социализм начисто отвергал саму идею демократии и либерализма, советский режим декларировал намерение воплотить в жизнь истинно демократические принципы (разумеется, по-своему понимаемые), устранив партийное соперничество. Не случайно, его руководители и приверженцы оперировали понятиями «демократический централизм», «социалистическая демократия», «народная демократия», «демократические принципы» и т.д.
Марксизм-ленинизм в теории руководствовался благороднейшими из устремлений человечества — коммунистическим идеалом построения совершенного и справедливого общественного строя. С этой точки зрения советский режим вдохновлялся возвышенной гуманистической целью, составляющей вековую мечту многих поколений людей. Нельзя забывать и то, что в течение определенного, хотя по историческим меркам краткого периода коммунистический идеал стал руководством к жизни для почти 40% современного человечества. Однако немаловажная проблема состоит в том, что для реализации поставленной цели на вооружение были взяты безжалостные, антигуманные средства. В этом контексте смертный грех большевиков состоит в том, что они дискредитировали великий коммунистический идеал.
При всем том неоспорим факт близости и определенного родства фашизма и большевизма по целому ряду параметров. Прежде всего не может не обратить на себя внимание почти полная синхронность их появления на исторической арене. Своими истоками они восходят к самому началу нынешнего столетия, а в полный голос заявили о себе во втором и начале третьего десятилетия, т.е. в период так называемой великой трансформации капитализма из свободно-предпринимательского в корпоративный (или, как его у нас до недавнего времени именовали, государственно-монополистический) капитализм. Не вдаваясь в подробности, отметим, что большевизм и фашизм выступили в качестве соответственно левой и правой альтернатив центристскому реформаторскому пути развития капитализма в социально-экономической сфере и либеральной демократии в политической сфере. Причем за короткий период из незначительных групп они превратились во влиятельные общественно-политические движения, которые сумели подчинить своему господству сотни миллионов людей многих стран и народов.
Важным объединяющим эти альтернативы началом было то, что они постулировали цель реализации социалистических принципов, разумеется, в собственном понимании: интернационального и националистического. Особенно в начальный период представители фашизма и большевизма склонны были открыто признавать эту близость. Так, Н.Бухарин на XII съезде РКП(б) в 1923 г. отмечал: «...характерным для методов фашистской борьбы является то, что они больше, чем какая бы то ни было другая партия, усвоили и применяют на практике опыт русской революции. Если их рассматривать с формальной точки зрения, то есть с точки зрения техники их политических приемов, то это полное применение большевистской практики и специального русского большевизма: в смысле быстрого собирания сил, энергичного действия определенной системы бросания своих сил, "учраспредов", мобилизации и т.д. и беспощадного уничтожения противника, когда это нужно и когда это вызывается обстоятельствами».
А. Гитлер же в беседах с Г.Раушнингом настойчиво подчеркивал, что он научился методам политической борьбы у марксизма и марксистов. Более того, он утверждал: «национал-социализм — это то, чем мог бы стать марксизм, если бы освободился от своей абсурдной искусственной связи с демократическим устройством».
И действительно, фашизм и большевизм имели ряд близких друг другу или общих по своему функциональному системооб-разующему, методологическому назначению элементов. Это, в частности, единая всеохватывающая цель (хотя у каждого из них она существенно различается по своему содержанию); господство одной единственной революционной партии нового типа; моноидеология, отвергающая другие идеологии; сходные средства и методы достижения идеальных целей; слияние в единое целое партии, государства и общества; политизация всех без исключения сфер жизни; физический и моральный террор и т.д. Именно эти характеристики, которые более или менее подробно будут проанализированы ниже, позволяют оценивать фашизм в разных его вариантах и марксизм-ленинизм в его большевистской интерпретации как два противоположных проявления или два альтернативных (правый и левый) варианта особого общественно-исторического феномена — тоталитаризма.
При этом необходимо подчеркнуть, что выделяемые ниже признаки и характеристики тоталитаризма надо понимать в идеально-типическом смысле, а не как точное отражение реальной ситуации в обществе, поскольку в общем и целом как в гитлеровской Германии, так и в сталинском Советском Союзе даже в самом апогее тоталитаризма вряд ли можно говорить о всеобщей тотализации сознания. В реальной жизни все было значительно сложнее.
Естественно, если люди поставлены перед выбором — свобода или хлеб, что по сути зачастую означает выбор между свободой и голодной смертью, то большинство из них выберут хлеб. Но это при жестком, императивном выборе. Однако все же, как сказано в Святом Писании, «не хлебом единым жив человек». Если бы это было не так, то человек до сих пор не вышел бы из пещер каменного века или же царство самого Великого инквизитора было бы вечным. Спору нет, хлеб нужен человеку как воздух, и он приговорен к тому, чтобы в поте лица зарабатывать свой хлеб насущный. Но тем не менее опыт нашей страны убедительно показывает, что зло само по себе, в каких бы обличиях оно не выступало, неспособно окончательно ликвидировать божественного образа в человеке, возвратить его в тварное состояние, что неистребимо его стремление к свободе и утверждению истинно человеческого начала. Поэтому неудивительно, что в самые мрачные времена тоталитаризма при всех искажениях сознания, приоритетов, миропонимания и т.д. были миллионы и десятки миллионов людей, которые честно и зачастую самоотверженно тянули свою лямку, служили своей родине, людей, значимость которых всегда остается величиной постоянной, инвариантной. Поэтому было бы неправильно и непредусмотрительно вынести огульный приговор всей семидесятилетней истории страны и всем тем, кому выпала незавидная доля быть героями, персонажами и просто участниками этой истории.
К тому же нельзя забывать, что сами тоталитарные режимы были подвержены определенным изменениям. В Советском Союзе о более или менее чисто тоталитарном режиме, по-видимому, корректно говорить применительно к сталинскому периоду, охватывающему конец 20-х—первую половину 50-х годов. В последующие же годы имела место постепенная «либерализация» режима в плане отказа от наиболее одиозных форм контроля над умами людей и террора.
Перейдем теперь к анализу важнейших элементов и характеристик тоталитаризма

< Назад   Вперед >
Содержание