Дрянь «в законе»

Предпосылки для ответа можно обнаружить в известной с детства литературе. М. Твен описал историю пороков европейских стран с точки зрения здравого смысла. Геккльберри Финн рассказывает рабу Джиму, как монархии культивируют всеобщую подлость, грабеж, насилие, разбой. Описание власти — это каталог ее общих недостатков: «Король — он и есть король, что с него возьмешь. А вообще все они дрянь порядочная... Но если они уж сели нам на шею, не надо забывать, кто они такие, и принимать это во внимание»43. Отсюда вытекает представление о политике как о грязном деле.

Впервые эта концепция была сформулирована Макиавелли: князь не должен быть добрым; политика нарушает нормы морали. После изобретения идеи reason d'etat (государственный разум, принципы существования государства, государственные интересы) указанная концепция становилась все более популярной. На протяжении XIX-XX вв. она стала господствующей и до сих пор влияет на политическую мысль и практику. Например, в цитируемом Словаре политика определяется как деятельность по урегулированию внешних (между государствами, нациями, народами и их представителями) и внутренних (между элементами политической системы, институциональной властью и гражданами государства, различными политическими, общественными группами, объединениями и их лидерами, социальными слоями и национальными общностями) отношений; вопросы и события общественной, государственной жизни; совокупность средств и методов, направленных на достижение поставленной цели44. Между тем здравомыслящие люди, многие ученые и философы считают политику грязным делом. Кто же прав: авторы Словаря или большинство здравомыслящих людей? Для ответа конкретизируем вопрос: только ли политика является грязным делом? кто и что превращает политику в грязное дело? существует ли связь норм морали с общим социальным хаосом, воплощенным не только в политике?

Начнем с самоочевидного факта: политика органически переплетена с человеческой подлостью. Это положение лишь частично является эмпирическим, поскольку из него не вытекает нормативная концепция политики (типа теории Макиавелли). Допустим, определенная сфера человеческой практики отличается аморализмом. Тогда естественная реакция людей — осуждение и реформа данной сферы, а не приспособление к ней. Многие люди считают политиков негодяями. Это убеждение возникает на основе индивидуального опыта констатации и нежелания простить политическую ложь. Если это убеждение истинно, возникают нормативные проблемы.

Возьмем уголовные преступления. Хорошо известен этический кодекс вора в законе. Между тем некоторые преступники прилично относятся к своим родителям (особенно матерям), котам и собакам. Но отсюда не вытекает ложность положения Все преступники — негодяи. Наоборот, с точки зрения морали оно истинно. Разумеется, хорошо бы было, если бы люди вообще не нарушали закон. Но неизвестно, как это сделать. Некоторые ученые считают преступность постоянной характеристикой общества. В то же время политика определенного рода есть необходимый элемент достойной жизни. Значит, существует принципиальное различие между политикой и преступностью.

Такая точка зрения восходит к Аристотелю. Он определял человека как политическое животное и подчеркивал: «...в наилучшем государстве добродетель государственного мужа и добродетель гражданина должны быть тождественны»45. Согласно Аристотелю, политика -— главное средство достижения эвдемо-нии. И только государственный муж может достичь высшей добродетели. Если даже Аристотель преувеличил значение государственных мужей, нельзя отрицать, что потребность в такой политике тождественна отсутствию потребности в преступлениях. Это тождество истинно, если признать ложность анархистской концепции. Действительно, современный политический процесс — необходимое средство достижения всеобщего здоровья, комфорта, справедливости, воспитания и образования. А эти ценности входят в состав достойной жизни людей.

Стало быть, идея фатальной порчи всех политиков сомнительна. Если политики здесь и сейчас, повсюду и всегда — негодяи, то сама природа политической деятельности связана с нарушением моральных норм. Но сомнение все же остается, если даже считать преувеличением положение Бее политики — негодяи. Ведь аморальное поведение в политике встречается постоянно. Конвенциональная мораль требует от политиков аморального поведения и сама себе противоречит.

Для анализа данного конфликта введем различие аморального поведения как естественного следствия и как элемента политической деятельности. Второй вид поведения входит в политическую этику, которая противостоит общей морали. Политическая деятельность столь специфична, что для ее оценки нужна особая этика, которая учитывает свойства политики.

Кратко обоснуем данную посылку. Моральная рефлексия обычно приспособлена к среде и контексту. Набор социальных ролей модифицирует необходимые и возможные права, обязанности, ответственность, власть и права индивидов. Например, большинство граждан не имеет права ношения оружия, зато милиционеры его имеют. Причины разрешения не нуждаются в особом разъяснении. Правда, милиционеры тоже злоупотребляют данным правом и совершают преступления. Лесничий имеет право рубить деревья, хотя его лишены остальные граждане. Указанные права и обязанности не нарушают нормы общей морали. Их необходимость вытекает из потребностей повседневной жизни. При особых обстоятельствах граждане без труда выполняют роли милиционеров и лесничих, осуществляя их права и обязанности. Так что между сферами должного и сущего всех разрешений (запретов) всегда существует дистанция — общая характеристика цивилизации.

Является ли профессия политика настолько специфичной, что ее ролевая или профессиональная этика неизбежно порождает аморализм? Вначале отметим, что роль политика намного сложнее роли милиционера, лесничего, врача и юриста. К тому же большинство социальных сфер обладают политическим измерением. Политические роли существуют в науке, церкви, праве, промышленности, торговле и даже в семье. Следовательно, цель политики является менее определенной по сравнению с целями всех перечисленных сфер. Конечно, вслед за либералами можно считать общее благо главной целью политики. Но этот рецепт вызывает больше вопросов, чем дает ответов — независимо от истинности (ложности) конкретного ответа. Из политической жизни трудно вывести конкретные моральные нормы. В этом смысле политика напоминает медицину.

Медицина базируется на посылке: ради сохранения здоровья и излечения болезней врачам предоставляются особые права и обязанности, хотя они остаются предметом постоянного спора46. По крайней мере, и в современной медицине существует тенденция перекладывать ответственность врача на пациента (перед операцией требуется подписка пациента или близких о согласии с любым исходом). А поскольку дискуссия о медицинской этике длится давно, то любая профессиональная этика включает полемику о частностях. То же самое относится к политике.

Но проблема осложняется, если считать политику необходимым грязным делом. Реальна ли такая необходимость? Например: врач рекомендует девушкам-школьницам после достижения половой зрелости применять противозачаточные средства. Он руководствуется при этом нормой медицинской этики и не советуется с родителями. Такой императив медицинской этики не противостоит общей морали, хотя всегда возможны конфликты профессиональной этики и общей морали. Но они мнимы, поскольку обсуждаются бесконечно и не являются случаями патзависимо-сти — моральной дилеммы, не имеющей рационального решения: «Процесс патзависимости в определенных ситуациях может привести к стабильному равновесию, однако характерные черты этого равновесия отчасти являются функцией последовательности действий или побочными результатами, полученными в ходе достижения равновесия... Завершение процесса определяется тем, как он был начат»47.

Указанный способ рассуждения противостоит радикально-ма-киавеллистскому пониманию политики. Его сторонники утверждают: политики имеют право лгать, предавать и убивать людей именно потому, что являются политиками, хотя эти действия нарушают общую мораль. Однако сам Макиавелли не формулировал свою позицию таким образом. Он лишь доказывал, что поведение властителя определяется языческой моралью, которая все еще уживается с христианской моралью48. Например, он пишет: «Пусть даже государи не опасаются обвинений в тех недостатках, без которых тяжело сохранить власть, ведь, вникнув, мы обнаружим много того, что на первый взгляд кажется достоинством, а на самом деле губительно для государя, и наоборот: что кажется недостатком, в действительности приносит государю благополучие и безопасность»49. В данном случае упоминание «того, что кажется» (т. е. человеческих иллюзий), позволяет согласовать позицию Макиавелли с доминированием морали в комплексе оснований действия. Но для этого надо полностью преобразовать христианскую мораль.

Однако эта перспектива остается неопределенной: «С точки зрения человеческой склонности полагать мораль некой целостностью, которая доминирует над другими основаниями действия, существуют две основных формулировки положения о политике как грязном деле: иногда политические соображения выше требований морали; мораль находится в постоянном внутреннем споре сама с собой, поскольку необходимые для политики достоинства противоречат обычным (приватным) добродетелям. Третья позиция не формулирует положение о политике как грязном деле, а пытается обойти неприятные последствия конфронтации данного положения с моралью. Эта позиция выражается в постулате: разрыв повседневной и политической морали мним, поскольку обе сферы руководствуются общим моральным принципом пользы»50. Иначе говоря, проблема соотношения морали и политики допускает три решения.

Независимо от выбора одного из них возникают общие вопросы: является ли только политика грязным делом! может ли она считаться идеальным типом грязного дела7. В любом случае трактовка политики как грязного дела выходит за рамки ее узкого и широкого понимания. Философы при анализе последствий политических решений утверждают: иногда соблюдение моральных норм порождает настолько катастрофичные последствия, что необходимо отбросить моральные нормы51. Но то же самое можно обнаружить в сфере частной жизни. Например, родители, которые живут в районе с высокой преступностью, и узник концлагеря стоят перед тем же выбором. А городские трущобы и концлагерь не способствуют тщательному анализу аргументов. В любом случае существуют (имплицитно или эксплицитно) мотивы нарушения норм морали. Отсюда вытекает то, что, хотя грязное дело не ограничивается политикой, есть причины считать ее идеальным типом грязного дела.

< Назад   Вперед >
Содержание