«Kogaru» против «One-kei», или почему важна мода токийских подростков

«Kogaru» против «One-kei», или почему важна мода токийских подростков Возможно, японская молодежь поздно познакомилась с последними новациями моды, но по всем показателям она быстро наверстывает упущенное время. С тех пор, как Джеймсу Дину пришла в голову идея о молодежном рок-н-роле, одно модное течение за другим охватывало молодежь Америки и большей части Европы. Одним из самых заметных примеров были панки Лондона конца1970-х годов. Но почти все это время японские подростки, казалось, жили скромной и традиционной жизнью, гораздо больше задумываясь об учебе, чем о разжигании революции.

Теперь все иначе. Количество и разнообразие модных молодежных группировок в японских городах впечатляет. Сейчас, когда я пишу эти строки, одним из модных стилей является симпатичный «kogaru»1, основанный на персонаже «девочка школьница» (девочка в матроске), с девчоночьими короткими юбочками, длинными гольфами и большими ботинками. Другая крайность - «one-kei», или «старшая сестра», - имитация стиля леди. Этот стиль появился из стиля «уатаhа», облика обворожительной женщины, блондинки с яркой помадой. Страсть к моде помогла токийским магазинам бороться и процветать. И действительно, традиционная любовь японских потребителей к очень дорогим вещам западных дизайнеров нисколько не ослабевает, несмотря на десятилетний экономический кризис.

Что же это за кризис, при котором некоторые потребители делают сумасшедшие покупки, а токийские подростки тратят деньги на новую модную одежду через каждые несколько месяцев? Как мы увидим дальше, подобные «девочки-школьницы» могут рассказать о многом. Практически нет сомнений в том, что Япония пережила экономическую катастрофу. Уровень ВВП или национальный продукт страны в реальном выражении в 2000 г. был такой же, как и в 1991 г. По прогнозам МВФ, он должен был сократиться в 2001-2002 п. и, по расчетам, - снова в 2003 г. И это помимо двенадцати лет застоя второй по величине мировой экономики, чей рост мог бы составлять2% в год. Если сложить проценты за все эти годы, то получается, что экономика страны могла бы быть на 25% больше, чем она есть в настоящий момент. Поскольку экономика Японии, несмотря на все проблемы, составляет 3,8 трлн. долл. (в пересчете текущих иен в доллары по долгосрочному официальному курсу), то одна четвертая часть совокупного продукта - это большая потеря. По сути, это экономика Италии.

В то же время уровень безработицы в Японии достиг послевоенных показателей. Хотя, по сравнению с американскими, а тем более с европейскими стандартами, он довольно низок, рост безработицы положил конец надеждам японских рабочих на то, что на первом месте работы после окончания учебы они останутся на всю жизнь (большинство японских женщин до сих пор оставляет работу после вступления в брак). Нет в Японии и системы пособий, которые бы смягчили удар безработицы; в прошлом она была не нужна.

Цены на протяжении нескольких лет - в сочетании с нулевым реальным ростом либо оставались неизменными, либо падали. Дефляция означает, что объем экономики, измеренный в текущих ценах, сокращается. В истории не было ни одного исключения из правила: экономика не растет, если цены хотя бы немного не поднимаются, поэтому экономика Японии вряд ли восстановится, если не остановит понижение цен. Сокращение объемов экономики не происходило ни в одной стране с 1930-х годов. Конечно, трудности, которые испытывает Япония, благодаря полувековому процветанию, не идут в сравнение с положением в США во времена Великой депрессии, но с макроэкономической точки зрения экономический кризис в Японии в 1990-х годах был таким же экстраординарным.

Экономисты осознали всю серьезность ситуации только спустя много лет. После резкого подъема в конце 1980-х годов многие страны в начале 1990-х годов пережили экономический спад, и считалось, что Япония страдает от того же «похмелья», что и все. Но в отличие от США и Великобритании, страна не начала восстанавливаться после спада. Экономический рост наблюдался только в течение 12 лет, но и это весьма скромное восстановление оказалось обманчивым. Более того, потребовалось много времени, чтобы экономисты поняли, что традиционные меры не работают. Повсюду, кроме Японии, в 1990-е годы было достигнуто согласие относительно того, как следует управлять национальной экономикой, чтобы добиться низкой и стабильной инфляции и стабильного роста: сочетание активного сальдо, или не слишком большого дефицита налоговых поступлений превосходит расходы государственного бюджета с установлением центральным банком процентных ставок для сохранения низкой инфляции. Хотя эта методика не везде работала хорошо, согласие между экономистами в понимании работы макроэкономики и правильных мер удивляло.

Еще боле удивительным стало наблюдавшееся в 1980-е годы жестокое интеллектуальное столкновение между монетаристской и кейнсианской теориями. Говоря в нескольких словах, кейнсианцы это последователи знаменитого английского экономиста Джона Майнрада Кейнса, которые верили в возможность правительства управлять экономикой в ходе бизнесцикла либо с помощью кредитно-денежной политики (поднимая и опуская процентные ставки), либо с помощью налогово-бюджетной политики (корректируя уровень налогов и государственных расходов). Эту тактику называли управлением спросом, потому что она могла увеличить или сократить совокупный спрос.

Монетаристы говорили о том, что даже если эти меры и работают в краткосрочной перспективе, они не смогут повлиять на экономический продукт в долгосрочной перспективе, потому что он определяется возможностью экономики производить товары и услуги или - совокупным предложением. Пытаясь ускорить рост с помощью увеличения спроса, правительство добьется только повышения цен.

Детали спора, которые казались важными тогда, теперь не имеют никакого значения. Важно только то, что в вопросе о том, можно ли в течение короткого периода управлять уровнем спроса в экономике, победили монетаристы. Попытки сделать это, которые иногда называют «регулированием», оказывают на ожидания и поведение людей воздействие, совершенно противоположное первоначальным замыслам. Некоторые правительства были настолько в восторге от теории монетаристов, что совершили огромную ошибку, применив ее на практике. (Например, миссис Тэтчер ввергла Великобританию в кризис, поглотивший пятую часть обрабатывающей промышленности всей страны, потому что слепо следовала принципам денежной экспансии. Ее одновременное прекращение регулирования правил банковского кредитования (дерегулирование) служит примером того, насколько жесткой или гибкой бывает политика). Однако после этих первых экспериментов появилась «облегченная» версия монетаризма, принесшая в 1990-е годы гораздо более успешные экономические результаты, чем те, что были достигнуты за предыдущие 25 лет.

Это произошло повсюду, кроме Японии. И эта единственная неудача неизбежно ставит под вопрос правильность современного общего понимания макроэкономики. Каковы причины того, что обычные политические меры здесь не действуют, обусловлено ли это какими-либо особенностями Японии (возможно, культурой или общественным мнением), или это связано с тем, что данные меры работают только в определенных условиях? А если правильно последнее, то значит ли это, что мы не должны так почтительно относиться к согласованной экономической политике за пределами Японии? Может ли, например, экономический спад, который начался в США в марте 2001 г., тоже превратиться в многолетний застой?

В соответствии с теорией Кейнса, больше всего на состояние экономики влияет то, что мы называем «жизнерадостность», общий оптимизм в отношении будущего, что определяется скорее психологическими и политическими факторами, чем экономическими. Экономисты не могут разработать меры по усилению жизнерадостности населения страны. Когда стало понятно, что Япония не восстанавливается после спада, традиционный подход предлагал две возможности стимулировать экономику. Если при спаде экономической активности общий спрос в экономике постоянно меньше потенциальной производительности, то вы можете, во-первых, попробовать ослабить кредитно-денежную политику, или, во-вторых, ослабить налогово-бюджетную политику.

В долгосрочной перспективе постоянная денежная экспансия приводит только к повышению цен, а не объемов производства, но денежная экспансия на короткий период может способствовать ускорению экономического роста и повышению спроса, поскольку она поощряет потребительские расходы и инвестиции в бизнес. На практике, более гибкая кредитно-денежная политика осуществляется с помощью снижения процентной ставки. Центральные банки обычно понижают процентную ставку путем вмешательства в работу денежных рынков, где процентная ставка это стоимость трансакций между центральным и коммерческими банками.

Однако в Японии процентная ставка держалась почти на нулевой отметке, начиная с 1995 г. В марте 2001 г. Банк Японии снова понизил процентные ставки до нуля после сомнительного повышения до 0,25% в августе 2000 г. Совершая подобный маневр, банк обещал обеспечить денежные рынки таким количеством средств, которого будет достаточно для удержания процентных ставок на нулевом уровне.

Однако в течение нескольких дней лета 2001 г. на денежном рынке наблюдалась необычная ситуация: японские банки решили, что им не нужны деньги даже по нулевой цене. Они не могли придумать, что делать со свободными деньгами. В 1967 г. художник Акасегава Геньпей в насмешку над силой денег напечатал фальшивые банкноты в ноль иен. Он предложил широкой публике присылать ему настоящие йены и обменивать на фальшивые банкноты, чтобы вывести из обращения национальную валюту. Реальность и искусство совершенно неожиданно совпали 34 года спустя.

Экономическая теория рассматривает ситуацию, когда кредитно-денежная политика становится бесполезной, потому что нельзя опустить процентные ставки ниже нуля. Такую «ловушку ликвидности» впервые заметили Кейнс и его последователь Джон Хикс во время депрессии 1920-х и 1930-х годов. В этой ловушке реальная процентная ставка (номинальная ставка минус ожидаемый уровень инфляции), необходимая для увеличения инвестиций в экономику до существующего уровня сбережений, будет отрицательной. К сожалению, отрицательная реальная процентная ставка невозможна, если только уровень инфляции не превышает номинальную процентную ставку (например, процентная ставка равна 2%, а уровень инфляция - 3%, тогда реальная процентная ставка может быть -1 %). Если вместо этого существует дефляция, т. е. положительная реальная ставка при нулевой номинальной процентной ставке, то это невозможно вовсе. (При нулевой процентной ставке и понижении цен на 2% в год, реальная процентная ставка будет равна плюс 2%.)

Почему? Если в следующем году цены понизятся, то для потребителей есть смысл откладывать деньги, даже если они не получат процентов, потому что в следующем году они смогут на свои деньги купить больше. Однако компаниям, даже если они занимают под нулевой процент, невыгодно инвестировать, потому что в следующем году им придется отдавать сумму, на которую они купили бы оборудования больше, чем в этом году. Если покупатели продолжают экономить слишком много, а компании откладывают инвестирование, то для остановки падения цен необходимо придумать что-то другое.

Для выхода из ловушки ликвидности Кейнс предлагал использовать налогово-бюджетную политику. Если кредитно-денежная политика не работает, то правительство должно стимулировать экономику с помощью дефицитного финансирования. Необходимо оставить налоги на том же уровне или сократить их, чтобы поощрить потребительские расходы и частные инвестиции. Увеличить государственные расходы на такие проекты, как строительство мостов или школ. Это повысит спрос и выведет экономику из ловушки ликвидности. Кейнс говорил, что даже бесполезные расходы, например, плата людям за то, что они роют ямы, а потом их засыпают, помогут создать спрос в экономике, потому что люди, работающие в таких государственных программах, будут тратить свои зарплаты. Эта философия вдохновила Франклина Д. Рузвельта на идею «Новой сделки» (New Deal), которая принесла положительные результаты. Экономика США начала выходить из долгого кризиса, когда Вторая мировая война еще больше подняла спрос.

Однако существующая ортодоксальная экономика говорит о том, что государственный дефицит не должен быть слишком большим. Для этого есть несколько причин, соответствующих разным направлениям экономической мысли. Во-первых, существует доказательство того, что если правительство хочет взять больше средств из народных сбережений, то оно поднимет процентные ставки для частных заемщиков, и правительственные расходы вытеснят некоторое количество частных инвестиций. Это не так важно, если правительство занимает довольно небольшие суммы из большого количества средств народных сбережений.

Во-вторых, если правительство занимает так много, что долгосрочные процентные ставки становятся выше темпов долгосрочного экономического роста, то его долг может достичь опасного уровня. При некоторых обстоятельствах экономика не будет расти достаточно быстро, чтобы получить доходы, необходимые для выплаты процентов по долгу. Это реальная, а не теоретическая угроза. Правительства некоторых стран накопили такие долги, что весь их бюджетный дефицит состоит из выплаты процентов.

Один из последних аргументов против слишком больших долгов говорит о том, что налогоплательщики не глупы. Иногда говорят о рациональных ожиданиях. За этим термином стоит теория, согласно которой ожидания людей относительно будущего соответствуют реальности, по крайней мере, в том смысле, что их невозможно систематически и постоянно обманывать. Таким образом, налогоплательщики понимают - в той или иной степени, - что государственные займы сегодня означают повышение налогов в будущем. Поэтому они сократят свои расходы, чтобы компенсировать их в дальнейшем. В крайнем случае, текущие высокие финансируемые с дефицитом государственные расходы полностью компенсируются сократившимися частными расходами, так как налогоплательщики откладывают текущие доходы на оплату будущих налогов.

Несмотря на все эти аргументы, экономисты считают, что государственное финансирование может стимулировать спрос, поэтому Япония пошла на это. И не один раз. В конце 1990-х годов дефицитное финансирование составило почти 3-4% ВВП страны. Подобный дефицит из года в год привел к тому, что соотношение государственного долга и ВВП выросло с 60% в начале 1990-х годов до130% и более в 2000 г. Возможно, налогово-бюджетная экспансия объясняет небольшой рост в 1996-1997 ГГ., а также тот факт, что совокупный продукт был больше, чем он мог бы быть.

Однако даже такое повышение финансирования не помогло воскресить экономику. К настоящему моменту общий объем доходов достиг такого угрожающего уровня, что есть серьезные опасения относительно дальнейшего правительственного дефицита. Японские налогоплательщики, конечно, уже поняли, что в будущем налоги повысятся и что правительство, возможно, не сможет выплачивать их будущие пенсии. Поэтому дальнейшие государственные займы будут компенсированы увеличением частных сбережений. На графике кривая государственного расходования сверхдоходов («проедание» сбережений) или заимствования будет практически зеркально отражать кривую частных сбережений. (Иногда возможна и обратная ситуация, например, когда в США в 1990 г. высокое государственное активное сальдо сопровождало ось большим частным дефицитом.) Одни экономисты полагают, что Японии следует изменить направление налогово-бюджетной политики, чтобы сбережения налогоплательщиков уменьшились. Другие боятся, что слишком жесткая налогово-бюджетная политика лишь усилит существующий экономический кризис, и от нее следует отказаться.

Если ни кредитно-денежная, ни налогово-бюджетная политика не приносят результатов, то что еще можно сделать? Возможно, трудности, существующие в Японии, носят микроэкономический, а не макроэкономический характер. В последнее время экономисты отвлеклись от мер, предназначенных для управления спросом, и обратили внимание на так называемую «структурную политику».

К мерам структурной политики относят реформу банковской системы, которая облегчит получение займов компаниями и поощрит работу в сфере венчурного капитала; реформу рынка труда, направленную на упрощение процесса ликвидации старых и создания новых рабочих мест, а также стимулирование служащих к более активному переходу с одной работы на другую; отказ от традиции корпоративных сетей «кейретсу»1 (keiretsu) в пользу живой конкуренции. Другими словами, экономисты рекомендуют Японии принять экономическую модель США 1990-х годов. То, что было эффективно в Японии в предыдущие годы (большие государственные и бюрократичные корпорации), нежизнеспособно в условиях технического прогресса, когда требуется идти на риск и приспосабливаться к обстоятельствам.

Возможно, это и правильно. Многие японские политики и экономисты согласны с тем, что экономическую систему следует изменить. Банковская реформа считается особенно необходимой. Некоторые банки объявили себя банкротами, потому что они дали взаймы корпорациям, с которыми у них сложились традиционные отношения «кейретсу», очень большие суммы, не руководствуясь при этом основным коммерческим критерием, разработанным для ссуд. Используются ли ссуды для финансирования эффективных инвестиций? Вернут ли их? Объемы безнадежных долгов все еще велики, и это не позволяет банкам выдавать ссуды новым клиентам. В то же время кредитование потребителей чрезвычайно не развито по сравнению со стандартами США или Европы. В Японии редко встречаются даже кредитные карты.

Таким образом, предложение провести структурные реформы не так уж и плохо, но оно может оказаться бесполезным. Конечно, это увеличит экономический долгосрочный потенциал Японии. Однако проблема состоит в том, что спрос оказался меньше существующего потенциала. Структурная реформа, возможно, только увеличит разрыв между спросом и предложением. Вполне вероятно, что в стране есть проблемы в микроэкономике, но есть и сложности макроэкономического порядка.

В любом случае, для того, чтобы встряхнуть экономику, необходимо заставить потребителей и компании тратить деньги и остановить падение цен. Подобное размышление привело Пола Кругмана, экономиста Принстонского университета, к публикации в 1998 г. чрезвычайно важной статьи, в которой он возвращается к идее Кейнса о ловушке ликвидности.

Помимо падения цен и неэффективной нулевой процентной ставки есть и другие основания полагать, что Япония попала в ловушку ликвидности. Как вы помните, такая ловушка представляет собой ситуацию, в которой сбережений слишком много, а инвестиций слишком мало (или слишком много предложения, но недостаточный спрос в экономике в целом) несмотря на низкие процентные ставки. В прошлом в Японии была экономика крупных сбережений и крупных инвестиций. Вполне можно предположить, что в годы расцвета японской экономики в 1980-е годы в промышленность было инвестировано слишком много средств, что привело к перепроизводству в некоторых отраслях после понижения спроса. Это классическая модель развития бизнеса, доведенная в Японии до крайности. Некоторые экономисты полагают, что аналогичное явление имело место в США в конце1990-х годов, и поэтому предсказывают мрачное экономическое будущее стране (хотя сейчас, когда я пишу эту книгу, американская экономика вновь начала расти).

Если подходить к проблеме серьезнее, то есть основания полагать, что потенциальные темпы долгосрочного экономического роста в Японии в настоящее время гораздо ниже, чем в 1970-е и 1980-е годы. Основная причина – старение населения. Возможно, токийские подростки и тратят деньги на сапоги на платформах, мобильные телефоны, сумки от Louis Vuitton и красят волосы, но их не так много. В реальности, увеличивается количество людей средних лет, а пожилые граждане берегут сэкономленные средства, потому что беспокоятся, смогут ли они обеспечить свою будущую пенсию, выплата которой, возможно, будет происхо дить дольше, чем когда-либо в истории человечества. Подобное старение населения происходит по всему миру из-за сочетания высокой продолжительности жизни и более низкого уровня рождаемости. Но в Японии сложилась экстремальная ситуация, потому что уровень рождаемости гораздо ниже уровня замещения, а иммиграция в страну чрезвычайно мала. Численность японцев будет уменьшаться, а их средний возраст - расти. Понятно, почему возможность медленного экономического роста, вызванная существующими демографическими условиями, заставляет людей экономить гораздо больше, чем это необходимо для удовлетворения потребности экономики в сбережениях для финансирования текущих инвестиций. Вероятно, правительству следует предложить специальные поощряющие программы иммигрантам моложе 25 лет, чьи расходы будут довольно высоки.

Кругман предложил Банку Японии сократить сбережения, сделав реальные процентные ставки отрицательными. Это гарантирует инфляцию. Он посоветовал установить инфляцию на уровне 4%. В настоящее время инфляция составляет 1 %. Это приведет не только к денежной экспансии сейчас, но и обеспечит денежную экспансию в будущем. В итоге, постоянное ослабление кредитно-денежной политики приведет к повышению цен.

Подобная мера не только обеспечит стабильность политики, но и заставит всех поверить в эту стабильность. Среди других предложений по воскрешению кредитно денежной политики было и создание денег с ограниченным сроком действия, которые обесцениваются после определенной даты. Это приведет к искусственно высокой инфляции. При нормальной инфляции проходит много времени, прежде чем деньги полностью обесцениваются. Таким образом, идея денежных знаков с ограниченным сроком действия, возможно, слишком радикальная. Задание уровней инфляции при других обстоятельствах позволило бы установить кредитно-денежную политику, но нет причин полагать, что в случае Японии оно не принесет результатов только потому, что в стране в настоящее время слишком низкий, а не слишком высокий уровень инфляции.

В любом случае, экономика Японии уже довольно долго находится в этой ловушке, чтобы самостоятельно выбраться из нее. В конце концов, объем производства в экономике сократится до уровня имеющегося спроса, и цены больше не будут снижаться, а когда цены перестанут снижаться, то нулевая номинальная процентная ставка будет соответствовать нулевой процентной ставке, и экономика начнет работать в обычном режиме. Но для страны, которая всего десять лет назад считалась одной из самых влиятельных и быстроразвивающихся в мире, это довольно пессимистичное будущее. Существует ли тогда оптимистичный сценарий?

Если Кругман правильно угадал причину, по которой Япония попала в ловушку ликвидности, то ее потребители экономят слишком много (за исключением сокращающегося числа модных японских подростков среди стареющего населения), а компании слишком мало инвестируют, потому что они считают, что в будущем экономический рост замедлится еще больше. Однако в США в 1990-е годы наблюдался очевидный экономический рост (несмотря на дальнейший спад), благодаря внедрению новых технологий и, возможно, простой жизнерадостности. Если бы подобная «Новая экономика» стала реальностью будущего Японии и залогом долгосрочных перспектив роста, то реальные процентные ставки, которые уравновесили бы сбережения и инвестиции, поднялись бы, и страна вышла бы из ловушки ликвидности. Поскольку в отдаленном будущем структурные реформы могут увеличить экономический потенциал - и заставить людей поверить в это - данный аргумент обращает наше внимание на роль предложения в экономике.

Может быть, необычно неблагоприятные демографические тенденции, сложившиеся в Японии, перевесят положительный эффект технического прогресса, а, может быть, и нет. И население так быстро стареет не только в этой стране. В некоторых европейских странах, например в Италии, уровень рождаемости очень низкий, а средний возраст становится все больше на фоне гораздо менее благоприятных условий (например, для налаживания ситуации у них нет такой основательной научной базы и ведущих высокотехнологичных многонациональных компаний как в Японии). С другой стороны, в Италии гораздо больше поток иммигрантов и совершенно иная финансовая и промышленная структура. Связь между ключевыми экономическими показателями, определяющими экономический рост (демографические и технологические изменения) и реальным экономическим ростом представляет собой самую непонятную сферу экономической теории.

Кроме того, этот спор напоминает нам, что экономистам просто удобно говорить о спросе и предложении в масштабах всей экономики по аналогии с овощным рынком. Идея принятия уровня цен за «единицу» национального продукта - совершенная абстракция. То, насколько эта идея абстрактна, можно понять, взглянув на лексикон макроэкономики. Гораздо проще писать об отдельной отрасли или отдельных экономических решениях, не используя специальную терминологию, но при рассказе о макроэкономике невозможно не употреблять специальные термины. Любой неспециалист с удивлением воспримет фразу, в которой есть слова «отрицательная реальная процентная», или «производственный потенциал», или «ловушка ликвидности».

Хотя мы, экономисты, привыкли думать о спросе и предложении и о цене на совокупном (агрегированном) уровне по аналогии с рынком одного товара, это может быть ошибкой. Может оказаться, что для экономики в целом при определенных объективных обстоятельствах могут преобладать многие уровни производства и цен, в зависимости оттого, чего люди ждут от будущего и насколько уверенно они себя чувствуют. Возможно, это звучит несколько странно, но именно благодаря этой неопределенности, макроэкономика так интересна и, в итоге, всегда так противоречива.

Прагматическое соглашение относительно макроэкономических мер, о котором я говорила ранее, появилось потому, что для большинства богатых стран «ОЭСР» В 1990-егоды оказались весьма успешными. Именно проблемы реальной жизни формируют противоречивость и изменчивость экономической теории. Более ранний спор между монетаристами и кейнсианцами был результатом стагфляции, ситуации, сложившейся в 1970-е годы, когда высокая и растущая инфляция наблюдалась в сочетании со спадом или застоем.

То, что происходило в Японии в предыдущие десять лет, было похоже на экономическую ситуацию времен 1930-х годов. Особенно это касалось ловушки ликвидности. Именно поэтому сначала применили теорию кейнсианцев. Те же проблемы и те же меры? К сожалению, это простое уравнение не сработало. И среди специалистов нет общей уверенности в том, что усовершенствованные профессором Кругманом меры дадут положительные результаты. Один из уроков этого обсуждения таков: мы все еще слишком мало знаем о том, что заставляет экономику работать хорошо или плохо

< Назад   Вперед >
Содержание