Чтение четвертое
Владимир Соловьёв: Чтения о богочеловечестве
Отрицательная религия —
всемирно-историческое выражение которой представляется буддизмом — понимает
безусловное начало как ничто. И поистине, оно есть ничто, так как оно не
есть что-нибудь, не есть какое-нибудь определенное, ограниченное бытие
или существо наряду с другими существами,— так как оно выше всякого определения,
так как оно свободно ото всего. Но свобода от всякого бытия
(положительное ничто) не есть лишение всякого бытия (отрицательное ничто).
Действительная, положительная свобода существа предполагает власть,
положительную силу, или мощь, над тем, от чего это существо свободно.— Так,
например, нельзя сказать про ребенка, что он свободен от страстей или выше
страстей — он просто лишен их (и в этом смысле ниже их) ; свободным же от
страстей можно назвать только того, кто имеет их, но имеет их в своей власти,
кто обладает, но не обладаем ими.
Таким образом, божественное
начало, свободное от всякого бытия, от всего,— вместе с тем и тем самым есть
положительная сила, или мощь, всякого бытия, обладает всем, все есть его
собственное содержание, и в этом смысле само божественное начало есть все.
На это указывает уже самое общее и необходимое название, которое мы должны дать
божественному началу,— название абсолютного; ибо слово
absolutum значит, во-первых: отрешенное, то есть от всех частных
определении, и, во-вторых — завершенное, законченное, совершенное, то
есть всем обладающее, все в себе содержащее; причем очевидно оба эти значения
тесно между собою связаны, так как отрешиться ото всего можно, только обладая
всем.
Что же такое это все,
составляющее положительное содержание божественного начала? Оно не может быть
только совокупностью природных явлений, так как каждое из этих явлений, а
следовательно, и все они вместе представляют лишь постоянный переход, процесс,
имеющий только видимость бытия, а не подлинное, существенное и пребывающее
бытие. Если, таким образом, наш природный мир по своему чисто относительному
характеру не может быть подлинным содержанием божественного начала, то такое
содержание, то есть положительное все (всецелость или полнота бытия),
может находиться лишь в сверхприродной области, которая, в противоположность
миру вещественных явлений, определяется как мир идеальных сущностей, царство
идей.
Идеальный космос составляет
основное содержание — и основную истину — греческой философии в ее центральной
системе — системе платонизма. Чтобы уяснить истину этой системы, мы должны
пройти (хотя и с величайшею поспешностью) весь мысленный путь, отделяющий ее от
современного научного мировоззрения. Хотя, по-видимому, между ними лежит
непроходимая бездна, но, как я сейчас постараюсь доказать, непрерывная нить
логического мышления должна привести всякий последовательный ум от чувственного
опыта явлений к умозрительной вере в идеи.
Прежде всего я должен еще раз
остановиться на некоторых элементарных истинах.— Нам даны природные явления,
составляющие то, что мы называем внешним, вещественным миром. Этот мир как такой
(то есть как внешний и вещественный) бесспорно есть только видимость, а не
действительность. Возьмем какой-нибудь вещественный предмет — положим, этот
стоя. Из чего, собственно, слагается этот предмет? Мы имеем, во-первых,
определенный пространственный образ, фигуру или форму, далее — определенный
цвет, затем — известную плотность или твердость: все это составляет только наши
собственные ощущения. Цвет этого стола есть только наше зрительное ощущение, то
есть некоторое видоизменение в нашем чувстве зрения; фигура стола слагается из
соединения наших зрительных и мускульных ощущений, наконец, непроницаемость или
телесность его есть ощущение нашего осязания. Мы видим, осязаем этот предмет,—
все это только наши ощущения, только наши состояния, имеющие место в нас самих.
Если бы у нас не было этих определенных внешних чувств, то этот вещественный
предмет, этот стол, не мог бы существовать таким, каким он существует, ибо все
его основные качества прямо зависят от наших чувств. Совершенно очевидно в самом
деле, что если бы не было чувства зрения, то не было бы и цвета, потому что цвет
есть только зрительное ощущение; если бы не было чувства осязания, если бы не
было осязающих существ, то не было бы и того, что мы называем твердостью, так
как это явление твердости есть только осязательное ощущение. Таким образом, этот
внешний предмет, этот стол, в том виде, в каком он реально представляется, то
есть именно как чувственный вещественный предмет, не есть какая-нибудь
самостоятельная, независимая от нас и от наших чувств действительность, а есть
только соединение наших чувственных состояний, наших ощущений.
Обыкновенно думают, что если б
исчезли из мира все чувствующие существа, мир все-таки остался бы тем, чем он
есть, со всем разнообразием своих форм, со всеми красками и звуками. Но это
очевидная ошибка: что значит звук без слуха? свет и цвета без зрения?
Становясь даже на точку зрения
господствующего естественнонаучного мировоззрения, мы должны признать, что если
бы не было чувствующих существ, то мир радикально бы изменил свой характер. В
самом деле, для этого мировоззрения звук, напр<имер>, сам по себе, то есть
независимо от слуха и слуховых органов, есть только волнообразное колебание
воздуха; но очевидно, что колебание воздуха само по себе еще не есть то, что мы
называем звуком: для того, чтобы это колебание воздуха сделалось звуком,
необходимо ухо, на которое бы подействовало это колебание и возбудило бы в
нервном слуховом аппарате определенные видоизменения, являющиеся в чувствующем
существе, которому принадлежит этот аппарат, как ощущение звука.
Точно так же свет для научного
мировоззрения есть только колебательное движение волн эфира. Но движение эфирных
волн само по себе не есть то, что мы называем светом,— это есть только
механическое движение, и ничего более. Для того, чтоб оно стало светом, красками
и цветом, необходимо, чтоб оно воздействовало на зрительный орган и, произведя в
нем соответствующие изменения, возбудило так или иначе в чувствующем существе те
ощущения, которые, собственно, и называются светом.
Если я слеп, то от этого,
конечно, свет не перестанет существовать, но это только потому, что есть другие
зрячие существа, которые имеют световые ощущения. Но если бы никаких зрячих
существ не было, то, очевидно, и света как света не было бы, а были бы
только соответствующие свету механические движения эфира.
Итак, тот мир, который мы
знаем, есть во всяком случае только явление для нас и в нас, наше представление,
и если мы ставим его целиком вне себя как нечто безусловно самостоятельное и от
нас независимое, то это есть натуральная иллюзия.
Мир есть представление; но так
как это представление не есть произвольное, так как мы не можем по желанию
созидать вещественные предметы и уничтожать их, так как вещественный мир со
всеми своими явлениями, так сказать, навязывается нам, и хотя ощутительные его
свойства определяются нашими чувствами и в этом смысле от нас зависят, но самая
его действительность, его существование, напротив, от нас не зависит, а дается
нам, то, будучи в своих чувственных формах нашим представлением, он
должен, однако, иметь некоторую независимую от нас причину, или сущность.
Если то, что мы видим, есть
только наше представление, то из этого не следует, чтобы это представление не
имело независимых от нас причин, которых мы не видим. Обязательный же характер
этого представления делает допущение этих причин необходимым.— Таким образом, в
основе зависимых явлений предполагается самостоятельная сущность или
существенная причина, которая и дает им некоторую относительную реальность. Но
так как относительная реальность этих предметов и явлений, множественных и
разнообразных, предполагает взаимоотношение или взаимодействие многих причин, то
и производящая их сущность должна представлять некоторую множественность, так
как в противном случае она не могла бы заключать достаточного основания, или
причины, данных явлений.
Поэтому общая основа
представляется необходимо как совокупность множества элементарных сущностей или
причин, вечных и неизменных, составляющих последние основания всякой реальности,
из которых всякие предметы, всякие явления, всякое реальное бытие слагается и на
которые это реальное бытие может разлагаться. Сами же эти элементы, будучи
вечными и неизменными, неразложимы и неделимы. Эти основные сущности и
называются атомами, то есть неделимыми.
Итак, в действительности
существуют самостоятельно только неделимые элементарные сущности, которые своими
различными соединениями и своим многообразным взаимодействием составляют то, что
мы называем реальным миром. Этот реальный мир действительно реален только в
своих элементарных основаниях, или причинах,— в атомах, в конкретном же своем
виде он есть только явление, только обусловленное многообразными
взаимодействиями представление, только видимость.
Но как же должны мы мыслить
самые эти основные сущности, самые атомы? Вульгарный материализм разумеет под
атомами бесконечно малые частицы вещества; но это есть очевидно грубая ошибка.
Под веществом мы разумеем нечто протяженное, твердое или солидное, то есть
непроницаемое, одним словом, нечто телесное, но — как мы видели — все телесное
сводится к нашим ощущениям и есть только наше представление. Протяженность есть
соединение зрительных и мускульных ощущений, твердость есть осязательное
ощущение; следовательно, вещество, как нечто протяженное и твердое,
непроницаемое, есть только представление, а потому и атомы, как элементарные
сущности, как основания реальности, то есть как то, что не есть представление,
не могут быть частицами вещества. Когда я трогаю какой-нибудь вещественный
предмет, то его твердость или непроницаемость есть только мое ощущение, и
комбинация этих ощущений, образующих целый Предмет, есть мое представление, это
есть во мне. Но то, что производит это во мне, то есть то, вследствие чего я
получаю это ощущение непроницаемости, то, с чем я сталкиваюсь,— очевидно есть не
во мне, независимо от меня, есть самостоятельная причина моих ощущении.
В ощущении непроницаемости я
встречаю некоторое противодействие, которое и производит это ощущение,
следовательно, я должен предположить некоторую противодействующую силу, и
только этой-то силе принадлежит независимая от меня реальность. Следовательно,
атомы, как основные или последние элементы этой реальности, суть не что иное,
как элементарные силы.
Итак, атомы суть действующие,
или активные, силы, и все существующее есть произведение их взаимодействия.
Но взаимодействие предполагает
не только способность действовать, но и способность воспринимать действия
других. Каждая сила действует на другую и вместе с тем воспринимает действие
этой другой или этих других. Для того, чтоб действовать вне себя на других, сила
должна стремиться от себя, стремиться наружу. Для того, чтоб воспринимать
действие другой силы, данная сила должна, так сказать, давать ей место,
притягивать ее или ставить перед собою. Таким образом, каждая основная сила
необходимо выражается в стремлении и в представлении.
В стремлении она получает
действительность для других, или действует на других, в представлении же другие
имеют для нее действительность, она воспринимает действие других.
Итак, основы реальности суть
стремящиеся и представляющие, или воспринимающие, силы.
Воспринимая действие другой
силы, давая ей место, первая сила ограничивается этою другою, различается от нее
и вместе с тем обращается, так сказать, на себя, углубляется в свою собственную
действительность, получает определение для себя. Так, напр<имер>, когда мы
трогаем или ударяем какой-нибудь вещественный предмет, во-первых, мы ощущаем
этот предмет, это другое, эту внешнюю силу: она получает действительность для
нас; но во-вторых, в этом же самом ощущении мы ощущаем и самих себя, так как это
есть наше ощущение, мы, так сказать, этим ощущением свидетельствуем свою
собственную действительность как ощущающего, становимся чем-нибудь для себя. Мы
имеем, таким образом, силы, которые, во-первых, действуют вне себя, имеют
действительность для другого, которые, во-вторых, получают действие этого
другого или для которых это другое имеет действительность или представляется им,
и которые, наконец, имеют действительность для себя — то, что мы называем
сознанием в широком смысле этого слова. Такие силы суть более чем силы — это
существа.
Таким образом, мы должны
предположить, что атомы, то есть основные элементы всякой действительности, суть
живые элементарные существа, или то, что со времени Лейбница получило название
монад.
Итак, содержание всего
суть живые и деятельные существа, вечные и пребывающие, своим взаимодействием
образующие всю действительность, все существующее.
Взаимодействие основных
существ, или монад, предполагает в них качественное различие; если действие
одной монады на другую определяется ее стремлением к этой другой и в этом
стремлении собственно и состоит, то основание этого стремления заключается в
том, что другие основные существа, другие монады представляют собою нечто
качественно различное от первой, нечто такое, что дает первому существу новое
содержание, которого оно само не имеет, восполняет его бытие; ибо в противном
случае, если б эти два основные существа были безусловно тождественными, если б
второе представляло только то же, что и первое, то не было бы никакого
достаточного основания, никакой причины для того, чтобы первое стремилось к
второму. (Для пояснения можно указать на закон полярности, господствующий в
физическом мире: только противоположные, или разноименные, полюсы притягивают
друг друга, так как они друг друга восполняют, друг для друга необходимы.)
Итак, для взаимодействия
основных существ необходимо, чтобы каждое из них имело свое особенное качество,
вследствие которого оно есть нечто иное, чем все другие, вследствие которого оно
становится предметом стремления и действия всех других и, в свою очередь, может
воздействовать на них определенным образом.
Существа не только воздействуют
друг на друга, но воздействуют так, а не иначе, воздействуют определенным
образом.
Если все внешние качественные
различия, известные нам, принадлежат к миру явлений, если они условны,
непостоянны и преходящи, то качественное различие самих основных существ, вечных
и неизменных, должно быть также вечным и неизменным, то есть безусловным.
Это безусловное качество
основного существа, которое позволяет ему быть содержанием всех других и
вследствие которого также все другие могут быть содержанием каждого,— это
безусловное качество, определяющее все действия существа и все его восприятия,—
потому что существо не только действует так, каково оно есть, но и воспринимает
действия других согласно тому, что оно есть само,— это безусловное качество,
говорю я, составляет собственный внутренний, неизменный характер этого существа,
делающий его тем, что оно есть, или составляющий его идею.
Итак, основные существа,
составляющие содержание безусловного начала, не суть, во-первых, только
неделимые единицы — атомы, они не суть, во-вторых, только живые действующие
силы, или монады, они суть определенные безусловным качеством существа, или
идеи.
Для того, чтоб все могло
быть содержанием безусловного начала, необходимо, чтобы это все само
представляло определенное содержание, то есть необходимо, чтобы каждая единица,
составляющая это все, каждый член этого целого был чем-нибудь особенным, не мог
быть заменен или смешан с чем-нибудь другим, необходимо, чтоб он был
вечной, пребывающей идеей.
Учение об идеях как вечных и
неизменных сущностях, лежащих в основе всех преходящих существовании и явлений и
составляющих подлинное содержание безусловного начала или вечное, неизменное
все,— это учение, как известно, впервые развитое греческой философией в лице
Платона, составляет дальнейший после буддизма шаг в откровении Божественного
начала. Буддизм говорит: “Данный мир, природное бытие, все существующее не есть
истинно сущее, есть призрак; если же так, если то, что есть, не есть истина, то
истина есть то, что не есть, или ничто”. Платонический идеализм говорит,
напротив: “Если то, что для нас непосредственно существует, природное бытие или
мир явлений, не есть истина, подлинно сущее,— и в этом платонизм согласен с
буддизмом,— то это бытие, эта действительность может признаваться неистинной
только потому, что есть другая действительность, которой принадлежит характер
истины и существенности”. Данная действительность неистинна или неподлинна
только по отношению к другой истинной и подлинной действительности, или, другими
словами, эта природная действительность имеет свою истину, свою подлинную
сущность в другом, и это другое есть идея; и притом, так как истинная, подлинная
действительность не может быть беднее, не может заключать в себе меньше, чем
заключает в себе призрачная действительность, то необходимо предположить, что
всему, что находится в этой последней (то есть видимой, или призрачной,
действительности), соответствует нечто в истинной, или подлинной,
действительности, другими словами — что всякое бытие этого природного мира имеет
свою идею или свою истинную подлинную сущность. И, таким образом, эта истинная
действительность, эта подлинная сущность определяется не как идея просто, а как
идеальное все, или как мир идей, царство идей.
Для уяснения того, что есть
идея, может служить указание на внутренний характер человеческой личности.
Каждая человеческая личность
есть прежде всего природное явление, подчиненное внешним условиям я определяемое
ими в своих действиях и восприятиях. Поскольку проявления этой личности
определяются этими внешними условиями, поскольку они подчинены законам внешней
или механической причинности, постольку свойства этих действий или проявлений
этой личности, свойства, составляющие то, что называется эмпирическим характером
этой личности, суть только природные условные свойства.
Но вместе с этим каждая
человеческая личность имеет в себе нечто совершенно особенное, совершенно
неопределимое внешним образом, не поддающееся никакой формуле и несмотря на это
налагающее определенный индивидуальный отпечаток на все действия и на все
восприятия этой личности. Эта особенность есть не только нечто неопределимое, но
вместе с тем нечто неизменное: она совершенно не зависит от внешнего направления
воли и действия этого лица, она останется неизменной во всех обстоятельствах и
во всех условиях, в которые может быть поставлена эта личность. Во всех этих
обстоятельствах и условиях личность проявит эту неопределимую и неуловимую
особенность, этот свой индивидуальный характер, наложит свой отпечаток на всякое
свое действие и на всякое свое восприятие.
Таким образом, этот внутренний
индивидуальный характер личности является чем-то безусловным, и он-то составляет
собственную сущность, особое личное содержание или особенную личную идею данного
существа, которою определяется существенное значение его во всем, роль, которую
он играет и вечно будет играть во всемирной драме.
Качественное различие основных
существ необходимо выражается в различии их отношений: если бы все основные
существа были безусловно тождественны, тогда они и относились бы друг к другу
безусловно одинаким образом; если же они нетождественны, если каждое из них
представляет свой особенный характер или идею, то каждое из них должно и
относиться ко всем другим особенным образом, должно занимать во всем свое
особенное определенное место, и это-то отношение каждого существа ко всему есть
его объективная идея, составляющая полное проявление или осуществление
внутренней его особенности, или субъективной идеи.
Но как возможно вообще
отношение между основными существами при их качественном различии и отдельности?
Очевидно, оно возможно лишь тогда, когда, различаясь между собою
непосредственно, они в то же время сходятся или уравниваются между собою в
чем-нибудь для них общем, причем для существенного отношения между идеями
необходимо, чтобы это общее само было существенным, то есть было бы особенною
идеей или основным существом. Таким образом, существенное отношение между идеями
подобно формально-логическому отношению между различными понятиями — и здесь и
там является отношение большей или меньшей общности или широты. Если идеи
нескольких существ относятся к идее одного существа так, как видовые понятия к
родовому, то это последнее существо покрывает собою эти другие, содержит их в
себе: различаясь между собою, они равны по отношению к нему, оно является их
общим центром, одинаково восполняющим своею идеею все эти другие существа. Так
является сложный организм существ; несколько таких организмов находят свой центр
в другом существе с еще более общею или широкою идеей, являясь таким образом
частями или органами нового организма высшего порядка, отвечающего или
покрывающего собою все низшие, к нему относящиеся. Так постепенно восходя, мы
доходим до самой общей и широкой идеи, которая должна внутренно покрывать собою
все остальные. Это есть идея безусловного блага или, точнее,— безусловной
благости или любви.
В сущности, всякая идея есть
благо — для своего носителя,— его благо и его любовь. Всякое существо есть то,
что оно любит. Но если всякая особенная идея есть некоторое особенное благо и
особенная любовь, то всеобщая универсальная или абсолютная идея есть безусловное
благо и безусловная любовь, то есть такая, которая одинаково содержит в себе
все, отвечает всему. Безусловная любовь есть именно то идеальное все, та
всецелость, которая составляет собственное содержание божественного начала. Ибо
полнота идей не может быть мыслима как механическая их совокупность, а именно
как их внутреннее единство, которое есть любовь.